л он. - Это моя мать. Она не в себе, и я пытаюсь проводить с ней как можно больше времени дома." Главное, его терзали мучения, и он отчаяно хотел разделить их с Эмми, как и всю свою жизнь - но отец по секрету сказал ему: "Жизнь или смерть, Адам." Жизнь или смерть... Т: В твоих глазах снова паника. Эти слова - жизнь или смерть - тревожат тебя? А: Я не знаю. Всe время одна и та же тeмная туча или что-то похожее на неe, накрывает меня. Т: Какое-то слово или какая-то мысль пригоняет эту тучу? А: Иногда... Пустота - причина этой тучи. Не всегда, конечно. Я могу терпеть пустоту какое-то время. Но иногда, этот ужас в пустоте. Т: На короткий момент, на мнгновенье? А: Да. Я догадываюсь, что ещe может случиться. Или, вернее случилось кроме всего. И я не знаю... Не знаю... В этом весь ужас. Да... и этот ужас возращается. (пауза 10 секунд) Т: Ты должен расслабиться. Волноваться не нужно. Пожалуй стоит принять пилюли. Успокоиться. Это просто тревожная атака. Учащeнное дыхание - это всего лишь волнение. Попытайся расслабиться. (пауза 5 секунд) А: Что случилось ещe? Что случилось? (пауза 10 секунд) А: Где мой отец? Где мать? Т: Ты должен успокоиться. А: Что с ними? Где они? Т: Пожалуйста, контролируй себя. А: Что случилось? Что со мной теперь? Что будет? Я чувствую... Т: Я думаю, что необходимо медикаментозное вмешательство. Я дам команду, и они придут. Лекарства успокоят тебя. Прогони ужас. А: Что произошло? Что случилось? Т: Нам надо остановиться, это лучшее. Он идут... А: Пожалуйста... Т: Хватит. END TAPE OZK013 ---------------------------------------------- Я наблюдаю. От дома Варней меня отделяет Аупер-Майн-Стрит. Стемнело. Холодает. Шапка натянута на уши. Руки окаченели. Я сжимаю отцовский портфель. На меня снова давит каменная стена, что отделяет здание Армии Спасения от брошенного супермаркета. Аупер-Майн-Стрит немноголюдна даже в час пик. Время от времени, по тротуару кто-нибудь проходит, и я даже могу коснуться его локтя - меня трудно заметить. Я смотрю через улицу и вижу свой байк. Или, точнее, рукоятки его руля. Они торчат из-за перил веранды фасада. Он так близко и, вместе с тем, так далеко. Наверное нетрудно забежать по ступенькам веранды, схватить байк и затем умчаться прочь. Но постоянно кто-нибудь появляется перед этим домом. У Варней, наверное, большая семья. Люди разного возроста всe время входят и выходят, словно это не дом, а какой-нибудь пансион. Я не могу дождаться, когда эти хождения прекратятся. В конце концов головная боль возвращается. Я купил в aптеке небольшую упаковку аспирина и попросил у aптекаря стакан содовой, чтобы успокоить желудок. Я проглотил три таблетки, а остальные выкинул в мусорный контейнер. Я не хотел иметь при себе таблетки аспирина, чтобы не перепутать их c какими-нибудь другими. Я снова вспоминаю о капсулах. И теперь я рад, что не взял их утром. Многое пришлось пережить без них. Но голова чиста, чувства меня не подводят, и всe, в чeм я так остро нуждаюсь - это собраться с силами и вернуть себе байк. Пора действовать, но без лишних движений, без запинок и колебаний. Можно было бы обратиться в полицию. Но это неоправданный риск. Я уже так близко подобрался к Ротербургу. Белтон-Фолс и мотель только в миле или в двух отсюда. Я легко доберусь до Ротербурга утром, и мне не нужны лишние вопросы в полиции. Они будут разбираться, что в столь поздний час делает в Вермонте этот ненормальный - из Массачутеса. Всe, что я хочу - это вернуть себе байк, найти мотель и выспаться, дать отдохнуть своим потeртым ногам и ноющим костям, и только завтра утром в сиянии солнца прибыть в Ротербург-Вермонт. Входная дверь дома Варней хлопает, и я снова на чеку, задерживаю дыхание, подтягиваю тело. Парень примерно моего возроста выходит из дома и на мнгновение останавливается, смотрит вокруг - сперва в один, а затем в другой конец улицы. Он словно чувствует, что за ним наблюдают. Я снова вжимаюсь в каменную стену. Он идет к байку и пробегает руками по рулю, словно ласкает его, затем осматривает его со стороны. Из дома выходит женщина и касается его рукой. Они о чeм-то говорят. Я не могу услышать, о чeм. Женщина кладeт свои руки ему плечи, а он одeргивается. Внезапно, вспоминаю свою мать. Мне хочется кричать. Мне нужно ощутить еe руки на своих плечах. Я вижу, как близко эта женщина стоит к нему. Она начинает говорить, а он не смотрит на неe, поворачивается к ней боком. Я ненавижу его - не столько за кражу байка, сколько за то, что у него есть мать, а он стоит к ней боком! Меня наполняет агрессия, я готов перейти через улицу и избить его. Но я стою здесь, тяжело дышу и жду подходящий момент. Я не хочу думать о матери и мучиться в одиночестве. Женщина заходит в дом, а парень несколько секунд стоит неподвижно, затем берeт байк и катит его к ступенькам, спускается по ним и катит байк через газон. Он огибает угол и направляется куда-то за дом. Пора действовать. Я не могу потерять его из виду и дать ему исчезнуть за домом. Мне не известны размеры и планировка двора. Я кричу: "Эй, Джуниор Варней!" - собрав всю силу в голосе, и тем временем перебегаю через улицу. Проходящая машина легко задевает меня. Я падаю на шоссе и встаю. Джуниор Варней останавливается и ошарашенно оглядывается. Он закрывает собой байк словно щитом. Я приближаюсь к нему, и сердце молотит в груди. В смятении вижу, что он выше и массивней меня. Я огорчeнно вздыхаю. Мне не везeт - никогда. - Это мой байк. - говорю я. - О чeм ты? - спрашивает он, со злобой. Он собирается драться, и я чувствую, что снова кричу: - Этот байк. Он мой. Ты утащил его на Майн Стрит. - Ты сумосшедший. - говорит он. - Я купил его сегодня у подсана. Я заплатил за него пятнадцать баксов. - Врeшь. - Это ты врeшь. Ты нагло врeшь. Вали-ка лучше отсюда или получишь. Я в ужасе, но хватаюсь за руль, отбрасываю портфель и дeргаю байк. Это мой байк, и я приеду на нeм в Ротербург-Вермонт завтра утром, и ничего не сможет остановить меня. Ничего. Я отталкиваю его вместе с байком, мы падаем и нелепо возимся на земле, затем поднимаемся и продолжаем. И только слышно, как мы сопим и хватаем воздух - поочереди. В этот момент на планете только мы вдвоeм. И теперь он толкает меня, я теряю равновесие и падаю. Ударяюсь о землю и качусь. Он пытается бежать, держась за руль. Я подставляю ногу. Он спотыкается и падает на бетонный порeбрик. Слышен хруст костей. Надо уходить, пока он не встал. Он шевелится и медленно встаeт. Я забираю байк - он мой. Оглядываюсь вокруг, наклоняюсь и поднимаю портфель. Ему удаeтся достать нож, но я уже бегу с байком в направлении улицы. Оборачиваюсь, он стоит шатаясь на ногах и держится за челюсть. Но я уже верхом на байке, лечу. Лечу вниз по улице, не в ту сторону, куда мне нужно, без фонаря, во мраке. Но я еду. Подо мной снова мой байк. Педали крутятся легко, и я снова на пути в Ротербург. ------------------------------------ TAPE OZK014 2155 date deleted T-A Т: Ты звал меня? Желаешь говорить? А: Да... Я не знаю. Я понимаю, что уже поздно, но я не могу спать. Я спал раньше. Мне сделали укол. Но я встал. Я не могу больше спать, и больше не хочу уколов. Т: Мне нравится, что ты хочешь говорить со мной. А: Я не знаю, хочу или нет. Т: Снова вопрос доверия? А: Да... кажется, да. Т: В чeм причина недоверия с твоей стороны? А: В том, что я не знаю ничего о вас. Вы говорите, что ваше имя Брайнт, но это всe, что я про вас знаю. Мне неизвестно, доктор вы или нет. Доктор - тот, кто делает мне уколы, даeт пилюли - что-то вроде того. Т: И что же объясняет тебе то, что он доктор, а я нет? Просто, потому что он одет в белое, а я предпочитаю деловой костюм? Потому что он распоряжается лекарствами, а я нет? Потому что он делает тебе уколы, а я, очевидно, бездельничаю? А: Более чем... Т: Чем что? А: Я думал, что в первую очередь вы психиатор, ведущий меня в прошлое, чтобы найти и узнать обо мне всe. Т: Разве не так? (пауза 10 секунд) А: Да. Т: Так в чeм же сомнения, к чему это бесконечное недоверие? А: Потому что вы всегда толкаете меня туда, где уже всe известно. Т: Не одна ли это из моих функций? Сколько раз я должен повторять, что я всего лишь твой гид в этой части. Я не направляю тебя. Факт, что я часто следую туда, куда ты ведeшь. А: Вы словно ищите достоверную информацию. Настораживает то, что вы говорите о ней всегда, и она выглядит для вас важнее чего-либо ещe, что есть во мне. Т: Бедный мальчик. Посмотри, как далеко мы зашли. От того первого маленького ключика, коим был автобус, затем собака, к тому огромному количеству познаний, что мы раскрыли в тебе. А: Я знаю. И я благодарен вам за то, что я так раскрылся, но... Т: Но что? А: Всe это не до конца. Пустоты остались. Факт, что иногда я в пустоте. Иногда я говорю с вами, и не помню откуда я, где моя комнота в этом помещении, или же где мы вообще. И иногда мне это кажется странным, я отвечаю на вопросы, на которые уже много раз отвечал. Т: Нам необходимо много раз возвращаться к одним и тем же вопросам. Иногда ты можешь на них ответить, а иногда - нет. (пауза 15 секунд) А: Я устал. Мой разум устал. Т: Ты хочешь вернуться в комноту? А: Нет. Это странная мысль. Как минимум здесь, я понимаю, что существую. Т: Нам стоит поговорить немного - о том, что не расстраивает тебя. О чeм-нибудь приятном. А: Без поиска информации? Т: Без поиска информации. А: Эмми. Я много думаю о ней. Т: Мысли об Эмми - счастливые мысли? А: По большей части. Все эти "Номера" с ней... иногда они так просветляли меня, и она дарила мне свет. Когда эти мысли были потеряны... Т: Твои мысли должны течь к Эмми. Те "Номера". Хорошие времена. Говоришь, что любишь еe. И ты не хочешь вернуть хотя бы часть того, что ты знал о вашей с ней жизни? А: Нет, но... Но он хотел. Ешe в тот вихрь дней, когда он открывал для себя прошлое своих родителей и их реальную ситуацию, он понял, в глубине души обвиняя и себя тоже, что ход событий затягивает в свой водоворот и его жизнь. Он ощущал дистанцию от других детей в школе, которая не была тем изолированным отшельничеством, как-то беспокоившим его - скорее одиночеством, которое можно было объяснить поразному, как что-то исключительное - даже сладостное. Его мучило то, что он должен был скрывать от Эмми и от других всe, что обрушилось на него в те дни. Он не смел поделиться с нею ничем. Она ничего не должна была знать, а ему хотелось сказать ей однажды: "Наша жизнь - моя и моих родителей, это бесконечный "Номер" - для всех нас." Он был вынужден избегать еe, и это угнетало его. Он боялся своей неспособности сопротивляться той драме, что розыгрывалась в нeм в отношении к ней: "Смотри, Эмми, я не просто стеснительный и неуклюжий Адам Фермер. Я беглец, гонимый жизненными сомнениями. Я - Пол Делмонт." И он избегал еe, не звонил, ссылаясь на то, что он занят, или на то, что мать больна. Вместе с тем его всe глубже поглощала пучина тоски, потому что он не мог дать всему этому выйти на поверхность. "Я сожалею обо всeм." - сказал однажды отец, очевидно, скрывая тоску. И Адам не говорил с ним об Эмми, о его желании быть с ней всегда, о боязни того, что не удержавшись он выложит ей всe, что он узнал в последнее время. Он не рассказывал отцу о своeм залихватском поведении при ней, чтобы выглядеть в еe глазах ещe привлекательней. Т: И ты ничего не говорил Эмми Херц? А: Ничего. Никогда. До того дня... Т: И что это за день? В тот день зазвонил телефон, и мать сказала, что произошло то, чего она так боялась - звонок, что снова должен был перевернуть всю их жизнь. Адам узнал о нeм, когда пришeл домой поздним субботним утром после "Номера", который они с Эмми наконец выкинули на стоянке около церкви. Но из того "Номера" вышел пшик. "Извини, Асс," - сказала Эмми. - "Это не лучший момент в моей жизни." Идея была хороша, но исполнение дало осечку. Что-то было за пределами еe контроля. Они долго не могли начать. В течении получаса перед началом ритуала венчания машины непрерывно заполняли стоянку на огромной площади перед церковью. Венчание начиналось в десять утра. Адам наблюдал за всеми входящими внутрь. Каждый был подобающе одет. Целые семьи: держась за руки - отцы, матери и маленькие дети проходили мимо Адама, пробуждая в нeм сентиментальные чувства. Словно читая его душу, Эмми сказала: "Не уже ли это неприятно, Адам? Ведь это так здорово однажды пожениться и иметь детей, бегающих по всему дому." Она называла его по имени, только в самые трепетные моменты. Он нежно коснулся еe руки, вместе с тем пытаясь глубоко скрыть порывы своей души. Она улыбнулась ему. Ему хотелось сказать: "Я люблю тебя, Эмми." Но он промолчал, а она, наверное, смеялась над ним в душе, острила и называла его "Ассом". Он внезапно погрузился в депрессию. Сколько ещe ему придeтся держать в заперти все свои секреты от Эмми и от всех, отделяясь бездной молчания от всего мира? И сможет ли он быть с кем-либо ещe так же близок, как и с ней? - Так в чeм же "Номер", Эмми? - спросил он, слова вышли словно из тумана смущения и тоски. - О-Кей. - сказала она неохотно. Она всегда удерживала идею каждого предстоящего "Номера" до последнего момента, нагнетая драму. - Я обсасываю предстоящее действо. - снова сказала она. - Смотри, Асс, в нашем распоряжении около сотни машин на этой площади, с того момента, как в церкви начнeтся венчание. И ты убедишься в том, что многие из них не просматриваются. Я не знаю, сколько из них не будут закрыты. - И в чем же наша задача? - спросил Адам. Было прекрасное утро, ветер ласково шевелил травинки, солнце плясало на капотах и стeклах машин, выстроенных на площади. - Просто. Каждый из нас берeт половину машин, что на площади, подкрадывается к одной из них, открывает дверь и залезает внутрь. При этом нужно убедиться, что тебя не видят. Каждый прибывший находится внутри и наблюдает за церемонией. Мы не очень рискуем. А затем необходимо сделать две вещи. Первое, надо включить приeмник и вывернуть регулятор громкости до отказа. Второе, рычажок дворников надо поставить на позицию "On". Затем нужно выйти из машины и приступить к следующей. - Не понимаю. - сказал Адам. - Моторы заглушены, приeмники и дворники работать не могут. - Конечно же, верно. - сказала она важным голосом. - Ничего не должно работать в машине, пока еe владелец не сел в неe и не повернул ключ зажигания - в каждой из ста. И тогда бешено начнут взрываться приeмники, а дворники начнут скрести по стeклам. Ты можешь представить себе все их очумелые физиономии? - Да, - сказал Адам. Он смог себе это представить, но кое-что мешало его воображению. Во-первых, он не настолько сошeл с ума, чтобы лезть в чужие машины. Для него всe это звучало как ножeм по стеклу. Во вторых, он не знал, сколько приeмников и дворников могли быть оставлены включeнными в машинах их хозяевами. Он смотрел на Эмми, на огоньки в еe глазах, и не хотел еe разочаровывать. Но в себе он разочаровался окончательно. Он думал: "Может отделаться от этого "Номера"? Что случится, если я покину эту стоянку где-нибудь сзади?" - Что случилось, Асс? - спросила Эмми встревоженно. В один отчаянный момент, он хотел слиться с ней воедино, но знал, что это невозможно. - Ничего. - сказал он. И Эмми, до чего уж привычная к смене его настроений, не уточняла деталей его замешательства. Немного погодя она сказала: "Надо идти." И они, украдкой и не спеша, как в фильме про индейцев, пробирались через площадь, осматриваясь и залезая в машины. Адам, забравшись в старый "Бьюик" с откидывающимся верхом, рассеяно искал рычажок дворников, когда вместо него там была кнопка. Наверное, он выглядел нелепо, сидя внутри. Он осмотрелся и увидел человека, выбегающего из церкви на стоянку, одетого в старую вельветовую куртку - уж точно не участвовавшего в церемонии венчания. Очевидно, церковный дворник. Адам оцепенел, подумав, что он не может рисковать, если его разоблачат. Голос Эмми застал его где-то рядом: "Беги, Асс, беги! Нас видели!". Адам держался за дверную ручку очередной машины и уже поворачивал еe. К нему приближался топот бегущих ног, и он быстро ускользнул. Человек в куртке заглядывал в машины и осматривал их снаружи. Он выглядел, как пьяный баскетболист с мячeм, и ещe призывал Эмми остановиться и подойти к нему в сею же минуту... Эмми шустро, смазанным пятном пронеслась через стоянку к посадке деревьев. Никто не смог бы еe схватить. Человек в куртке не смотрел на Адама вообще. Он прошeл мимо него. Адам, как ни в чeм не бывало, шeл через стоянку к улице. Он уже спустился вниз по этой улице и вспомнил реплику Эмми: "Act nonchalant, always act as thought belong wherever yоu are." Они встретились, где договорились. После каждого "Номера" они встречались на Беккерс-Дрегстор, на одном и том же месте. Эмми долго смеялась над всей неудачной стратегией прошедшего "Номера". - Извини, Асс. - сказала она. Она пришла раньше его и уже почти давилась мороженым - "Шоколад с ванилью", как всегда. - Как много машин, в которых ты успел побывать? - спросила она. - Я только в пяти, прежде чем этот парень заметил меня. Он закричал: "Держите их!" - просто как в кино. Всe-таки было забавно... И тогда безо всякой причины они стали хохотать с трудом держась за животы, разозлив Хенри Саннета - продовца, ему было около шестидесяти, вряд ли кто-либо младше сорока стал бы торговать мороженым. Адам взял у него два ванильных молочных коктейля, и они с Эмми долго говорили о других "Номерах" в "A&P", и было приятно находиться в этом магазинчике, в солнечный день. Эмми сидела напротив него в маленькой кабинке, краснея от любви. В его душе играло: "Она моя, разве нет? Моя!" Затем они расстались, Адам ушeл домой пообедать, хотя в его желудке всe ещe плескался молочный коктейль, а Эмми пошла навестить отца в редакцию. "Позвони." - крикнула она через плечо, когда уходила. Адам шeл домой пиная по сторонам всякий мусор. Он думал об Эмми, об автомобильных приeмниках и о стеклоочистителях. И всe это ради того, чтобы успеть к кошмару, который начался, пока его не было. Он вошeл. Мать оказалась у двери. Еe лицо было белее тумана, а глаза потрясали мраморной окраской. - Что случилось? - спросил он. - Грей звонил, - сказала мать. - Тревога. Т: О, ты видишь - ты нуждаешься во мне? Беседовать так важно. А: Почему? Т: Открытия, даже когда не ищешь. Ты пришeл сюда ночью, не находя себе места, никому не веря, и вдруг ты начал говорить свободно - об Эмми, и в процессе мы очень многое открываем - тревога... (пауза 5 секунд) А: Возможно, я не хотел бы это открывать. Меня тошнит. Я устал. Т: Я не думаю, что у тебя есть другой выбор в главном. А: О чeм вы? Т: Я думаю, что ты прибыл в ту точку, на которой ты уже не можешь задушить воспоминания, и ты даже хочешь вызвать их, ты желаешь их больше чего-либо. Факт, что имено это привело тебя сюда в эту комноту, ночью. Это значит, что нужно вспоминать. Воспоминания - они должны выйти наружу, они сами проявляются. Они больше не могут гноиться в подсознании. (пауза 8 секунд) Т: И нет смысла в доверии чему-либо ещe, важна сама неизбежность. Познания должны выйти, ты не можешь их больше держать в заперти. А: Знаю, знаю. И он знал. Он знал, что познания ждали своего выхода. Они сидели внутри и ждали, когда он выразит их, выразит их словами, и это уже было реально. Но в то же время, он колебался. Какая-то часть его всe ещe сопротивлялась. Т: Что произошло? А: Мне надо выждать момент. Т: Время ожидания проходит. Он знал это, но он также знал, что Брайнт, или кто ещe он там был, сидел напротив него, выжидая, как предатель, как враг - а он теперь им и был. Адам также знал, что Брайнт мог проявить в нeм то, что ему самому было недоступно. Всe, чем он мог помочь, это тем, что он мог найти знания о нeм без искажений - без искажений чего? Т: Расскажи мне - расскажи мне о той тревоге, что принeс вам Грей. А: Да, я расскажу... Он мог рассказать о том, что мать была расстроена. Еe руки незаметно дрожали, когда она вела его в гостиную. И ещe его поразило спокойствие в еe голосе, свежесть еe слов. Всe правильно - она была расстроена, но она могла всe вокруг держать под контролем. - Всe будет хорошо. - сказала она, еe голос был твeрд, словно она командовала ему быть твeрдым. Адам подумал, что во все времена родители убеждают своих детей в том, что всe замечательно, когда оно, в общем-то, не так. Но ради детей они готовы и на ложь. - Где отец? - спросил Адам. - У себя в офисе, заботится о мелких деталях. В ближайшие дни мы уезжаем, Адам. - Куда мы уезжаем? Почему? Что всe это? - спрашивал он повышая тон, желая разобраться во всeм, что происходит с его матерью. Она взяла его за руку и повела в гостиную. - Однажды, когда-то это уже случилось, Адам. Это было похоже на пожар в школе или на муляж бомбы. В любом случае, Грей звонил около часа тому назад. Он думает, что, возможно, наши данные обнаружены. Он не уверен и может ошибаться, но он требует от нас бдительности. - И что он знает? Она раздражeнно, через рот выпустила воздух. - И это самое смешное, Адам. Вспомни, я говорила тебе, что никогда не знаешь, где твоя игра переходит опасный предел. Конечно, Грей тоже этого не знает. Он сказал, что один из его людей подслушал телефонный разговор, в котором упоминался Монумент... - Подслушивание. - "Это обсурд, - подумал Адам. - что им делать со мной, с Эмми Херц, с "Номером" и школой, а также с моими родителями." - Да. Управление держит под контролем определeнных людей. И Монумент был указан в разговоре. Дата была также указана - завтра. Может быть это ничего и не значит. Возможно, Монумент, упомянутый в подслушанном разговоре, не обязательно наш город и в нашем штате, но прозвучал именно Монумент. Грей думает, что нет шансов быть обнаруженными. Но он считает, что мы на несколько дней должны уехать - прогуляться, попутешествовать. Между тем, его человек будет в городе, наблюдать за домом, проверяя некоторые подозрительные конверты. - Ты говорила, что нечто подобное случалось и раньше? - Да. Дважды. Первый раз было одно из случайных совпадений. Несколько лет тому назад наш город встречал двухсотлетие - он одним из первых был заселeн на этой территории. Был празднечный парад, большое количество участников. Ото всюду прибыли телевизионные группы - из Бостона, из Уорчестера, и даже из Нью-Йорка - для съeмки всего этого события. Одна телевизионная сеть планировала специальную программу о том, как маленький городок празднует своe двухсотлетие. Сюда на неделю или на две прибыли репортeры, операторы и постановщики. Грей думал, что нам было бы логично уехать отсюда на две недели - государство оплачивает наше пребывание в Майне. Две недели на берегу моря, на пляже. Но кое-что делало этот отдых нелeгким - осознание причины нашего отъезда. - Кажется, я помню этот марш. - сказал Адам. - Я помню, что меня что-то разочаровало. Я маршировал в большой колоне Бой-Скаутов, и вдруг мы свернули на Майн-Стрит, а потом вы с Па говорили, что в лучшие времена ходили чеканя шаг, и это звучало, словно хлопки в ладоши. Мать добавила: - Всe вина твоего отца, и я таила это, Адам. - в словах матери снова слышалась печаль. - Что было в другой раз? - Такой же переполох. Свидетель перед Комитетом Конгресса в Вашингтоне сказал, что он имел секретные материалы, составленные журналистом, который давал первые показания. Он сказал, что этот журналист исчез при загадочных обстоятельствах, и при этом на севере появился какой-то новый страховой агент. Всe это было очень неопределeнно, конечно же, но Грей почувствовал, что у нас может и не быть другого шанса. И снова, мы поехали в какое-то путешествие. На этот раз в Калифорнию, в Сан-Франциско. На неделю. И каждый день там были дождь, жара и холод. Тебе было только семь. Так получилось, что те показания ничего не изменили в жизни твоего отца, но для некоторых журналистов такая ситуация обернулась тем, что им пришлось превратиться в агентов ЦРУ. В дверь позвонили. Напряжeнная пауза; его мать внезапно вздрогнула, словно оживший труп в фильме ужасов. Ключ повернулся в двери, и отец вошeл в прихожую. - Хорошо, Адам. - сказал он. - Ты дома. - он посмотрел на мать. - Ты сказала ему? В первый же момент, Адама начало тошнить от морщин на отцовском лице - маленькие бездны, углубляющиеся в кожу. Отец быстро прошeл в гостиную. - Смотри, - сказал он. - Мне кажется, мы можем на выходные куда-нибудь смотаться, например, на север - сейчас самое подходящее время года побывать там. Мы остановимся в чудесном мотеле, и может быть Старый Инн посетит нас во время традиционного Ново-Английского обеда. - он хлопнул в ладоши сцепив их, словно в ожидании дальнего путешествия, которое будет приятным. - Я думаю, что можно. И, Адам, в понедельник, где-нибудь по дороге мы можем позвонить в школу и договориться о твоeм отсутствии в тот день. И у нас будет возможность отдохнуть сегодня, в воскресенье и в понедельник. И, кто знает, может мы задержимся и на вторник. Отцовский голос был жизнерадостным и жаждущим. И почувствовав холодок Адам внезапно осознал, что это правда: отец играл в игру, не веря стенам, действуя, словно не было того телефонного звонка, принятого от мр.Грея. Его лицо стало измождeнным, а глаза осторожными и подозрительными, и блеск энтузиазма в голосе остро контрастировал с тем, как он реально выглядел. - Ладно, надо укладываться. - сказал он, повернувшись к матери. Она улыбнулась, угасая. - Я готова. Мой чемодан всегда уложен. Отец кружился около Адама, водя руками над его плечами. - Всe будет хорошо, Адам. - шептал он. Шептал членораздельно - здесь, в гостиной. "Что значит их разворот друг к другу?" - подумал Адам. - "Что за шанс даeт нам мр.Грей?" В первый же момент, ужас ситуации родителей стал реальным и для него. - Надо идти, - сказал отец. Его руки теребили плечи Адама. Пучина тоски кипела в его глазах. - О-Кей, Па. Мать уже спускалась в подвал за чемоданами. (пауза 20 секунд) Т: Тебе нужно немного передохнуть? А: Нет. Я хочу дойти до полного конца. Моя голова трещит, но я не хочу пилюли. Я хочу закончить, поставить точку... Т: Нам надо продолжить... TAPE CHANGE: END OZK014 ------------------------------------ Мотель находится на окраине Белтон-Фолса, и я жму к этому месту. Уже темно, и я знаю, как опасно находиться на дороге без фонаря и световозвращателей. К тому же, я в комуфляжной куртке. Всe это делает меня невидимым. Но я весь в побоях и не хочу идти пешком. Кости бурлят от боли, я утомлeн, лeгкие горят, руки и ноги зябнут, но я продолжаю крутить педали. Машины пролетают мимо, ослепляя меня, и одна из них сигналит - звук клаксона вопит во мраке, но я еду. Я всего лишь в полумиле или чуть дальше от бензозаправки, чтобы свернуть в этот мотель. И уже вспоминаю его название: "Rest A-While Motel", и это небольшая площадь с отдельными кабинками. Мать говорила: "Разве это не романтика?". И мы останавливались здесь. Большенство кабинок были двухместными, но их можно было сдвинуть в домик, так что мы могли быть вместе всю ночь. Я ложился в таком сдвинутом домике и чувствовал себя в комфорте и безопасности, слушая отцовский храп и дыхание матери - ритмичное, вибрирующее и напоминающее танец бабочки на еe губах. Я вспоминаю и еду. Позади магазины и дома, и длинный торговый склад, что проплыл мимо, словно огромный бесшумный корабль. У меня за спиной ревeт мотоцикл, проносится мимо и почти сносит меня с дороги. И, наконец, я вижу огни заправочной станции напротив мотеля. Мои засохшие губы и я кричим: "Ура!". Мотель близко. Я ехал так далеко, ничего не остановило меня, и теперь уже ничего не остановит. Ночью я буду спать в кабинке, в которой в прошлый год я останавливался с матерью и отцом, и снова буду в тепле и безопасности, думая о них. А завтра я встану, и приеду в Ротербург-Вермонт. Он через реку отсюда. Мотель не освещeн. Вывеска не горит. Она качается на ветру. Кабинки имеют запущенный вид. Мотель закрыт на зиму, словно мороженое в морозильной камере. Я осматриваю кабинку, отведeнную под офис - она также заброшена. Я оставляю байк и захожу в неe. Дверь легко поддаeтся. Она не закрыта на ключ. Я толкаю еe, открываю, и запах спeртого пространства бьeт в ноздри, вонь какого-то старья висит в воздухе. Свет уличных фонарей проецируется окнами на стены и на пол. Два кресла - одно на другом в неприличной позе. Стол завален бумагами, книгами и всяким хламом, словно кто-то злобно всe расшвырял. Меня интересует, который час, и где ещe я смогу остановиться на ночь. Голова пульсирует, и тело жаждет отдыха. Не помешали бы и лекарства, чтобы побыстрее уснуть. Я ставлю оба кресла на пол, сажусь в одно из них, а на другое кладу ноги и какое-то время отдыхаю - прямо в одежде. Поразительно, как много здесь изменилось за один лишь год - кабина выглядит или скорее кажется заброшенной уже много лет. Я думаю о том, как быстро проходит процесс разложения, и содрогаюсь. Вспоминаю о пилюлях и тысячу раз жалею о том, что не взял их с собой. В голову приходят истории про токсикоманов, пристрастившихся к лекарствам. Они крушат витрины магазинов и кого-нибудь убивают не справляясь со своими внутренними проблемами. И я начинаю понимать их. Именно в эту минуту я многое могу отдать за то, чтобы лечь в постель. Пилюли действуют магически и успокаивают. Шорох ломает тишину. Кто-то снаружи, около байка. Я спускаю ноги и выхожу наружу, ноги не слушаются - они затекли. Маленькая собачка - коккер-спаниэль, резвая и подвижная. Она обнюхивает переднее колесо байка. Я не боюсь кокер-спаниэлей и выхожу наружу. "Ну, давай, вали отсюда." - говорю я. Собака какое-то время обнюхивает меня и уходит прочь, виляя обрубком хвоста. Через дорогу от меня работник заправки - подросток с длинными чeрными волосами, лежащими на плечах. Он заправляет машину. Я хочу быть похожим на него: иметь такую же работу, хорошо выполнять еe, копить деньги к концу каждой недели и ухаживать за девочкой, похожей на Эмми. Я завидую ему, хотя с ним и не знаком. Представляю себе его друзей, семью, и меня снова мучает чувство одиночества. "О-Кей," - говорю я себе, - "Не жалей рваного дерьма. Да будет тебе." Поднимается ветер, и я снова мeрзну. Отворачивась от заправочной станции, что через улицу. Ветер метeт дорожку к офису, и я знаю, что мне нужно: немного перекусить, вернуться и спать. Я могу улечься в комноте и подпереть креслом дверную ручку, чтобы никто не вошeл, и спать всю ночь. И тогда завтра я, свежий и отдохнувший, проделаю последние несколько миль до Ротербурга и приеду с победой, в быстром полeте верхом на байке. А теперь я что-нибудь поем, позвоню Эмми Херц и расскажу ей о своeм уже завершившемся путешествии, и тогда вернувшись буду крепко и сладко спать. И ко мне приходит хорошая идея: почему обязательно надо спать в офисной кабинке? Почему бы не обследовать другую? Может быть там остались забытые кровать, матрац и бельe. Я качу байк к ближайшей кабинке и заглядываю в окно. Стекло грязное и запятнанное, в налипших и засохших насекомых. Я заглядываю и вижу кровать, матрацы - голые и кривые. "Что за ад?" - могла бы сказать Эмми, матрацы лучше, чем кресла в офисе. Перехожу через улицу. Работник проверяет масло в моторе, вытягивая длинный щуп. - У вас тут есть телефон? - спрашиваю я. Его длинные волосы взвиваются, когда он поднимает голову и смотрит на меня. - Будки у нас нет. - говорит он. - Только на стене. Он не проявляет какого-либо интереса ко мне или к байку. Я не представляю для него ничего особенного. Прохожу через смазочную площадку и вхожу в офис. Масляная взвесь висит в воздухе. На полу старые покрышки. У стены автомат с печеньем и булочками. Его содержимое подходит для того, чтобы подкрепиться. Что-нибудь шоколадное быстро восстановит мои силы. Телефон висит на стене рядом с дверью, ведущей внутрь гаража. Я выгребаю мелочь - несколько монет, одну из них вставляю в монетоприeмник и жду голоса оператора. Мужской голос отвечает: "Оператор..." Я старательно произношу номер, растягивая его, почти породируя. Мне не нужно ошибочное попадание куда-нибудь не туда. Огни пролетающей мимо машины ослепляют помещение, и мне ясно, что среди ночи на байке я далеко не уеду. Я теряю счeт гудкам в трубке. И вдруг: "Алло, алло..." - тот же грубый и безразличный голос, это не отец Эмми и не кто-либо ещe - я знаю. - Алло, - говорю я. - Мне нужна Эмми. - смех начинает брать меня за горло, потому что я знаю, что всe напрасно. Пауза, а затем всe тот же голос заявляет важным тоном: - Здесь нет того, кого бы звали Эмми. Ты звонил раньше? Я сказал тебе, что Эмми здесь не живeт. В офисе внезапно похолодало. - Смотрите, мистер, Здесь не может быть никакой ошибки. Это Монумент-Массачутес, 537-3331. И я снова старательно произношу номер, со сценическим выражением. - Да. Монумент-Массачутес, 537-3331. - он говорит с сарказмом, породируя мой голос. Трубка дрожит в руке. В офисе холодно, словно кто-то попросту раскрыл дверь и впустил холодный воздух в помещение. - Значит какая-то ошибка. - говорю я. - Возможно разгельдяйство со стороны телефонной компании. Они могли выдать один и тот же номер двум разным абонентам. - Эх. Догадываюсь. - говорит человек. - Смотри, парень, я поднялся из постели с гриппом, и для меня не слишком полезны такие длинные разговоры по телефону... - Мистер, я извиняюсь за беспокойство. Но 537-3331 это верный номер. Номер семьи Херц. И пол года назад я звонил по этому номеру. И ещe я звонил вчера и не дозвонился. Холод пронизывает всe тело, проникая до костей. Я чувствую, как оно буквально оледеневает. Стихия безжалостна. - Смотри, парень, телефонные компании не делают таких ошибок. Это Монумент-Массачутес, и это номер 537-3331 - я получил его три года назад, и я не знаю никакую семью Херц. Я дрожу ещe сильнее. Утром нужно было взять лекарства, а я их выкинул. Мне удаeтся сказать: "Спасибо." Прежде чем положить трубку он говорит: "Попробуй через Управление связи, и не звони больше по этому номеру." Я вижу телефонную книгу, болтающуюся на цепи. Открываю еe. Нахожу номер Управления Связи. Руки трясутся, но я вкладываю другую монету и набираю номер. В жизни мне ещe не было так холодно. Набираю номер: первый; и это код города - 617; и после паузы - 555-1212. "Управление Связи - какой город?"- похоже на голос машины. "Монумент." - говорю я. Я произношу фамилию - Херц - и адрес, жду и полагаю, что руки так прочно держат трубку, что дрожь тела не мешает. "Херц," - говорит женский голос. - "Контора по прокату автомобилей на Майн-Стрит 12 - другого абонента с таким именем или фамилией в Монументе нет. По буквам: Х-Е-Р-Ц." "Спасибо." - говорю я, и руки опускаются. И я вижу, как мои руки кладут тубку на аппарат, и всe это происходит, словно в замедленном кино. Тот человек сказал, что номер 537-3331 он получил три года назад. Три года! Я отворачиваюсь от телефона и начинаю двигаться и нахожу, что ноги переставляются с большим трудом. Работник поворачивает голову, когда я выхожу наружу. Он моет лобовое стекло. В машине женщина. Его лицо кривится, когда он спрыскивает пену. - Эй? - спрашивает служащий, но без интереса. Он жуeт резинку, и его челюсть шевелится вяло. Кто-то замедлил всe. Весь этот мир в замедленном движении. - Как давно закрыт мотель, что через дорогу отсюда? - спрашиваю я, пытаясь быстрее выговаривать слова, но тяжело говорить в замедленном движении. Он смотрит на меня умиляясь - странным образом. Лицо женщины за лобовым стеклом тоже искривляется, когда она поворачивает голову ко мне. Я смотрю через улицу на кабинки, и служащий также направляет туда взгляд. - О, чeрт, два или три года, наверное. Не меньше. Он продолжает скрести по стеклу. Силюсь попасть рукой в его плечо, но я делаю это, как-то, медлено и аккуратно. - Разве последним летом кабинки не были открыты? - спрашиваю я, проговаривая слова старательно, не желая говорить что-либо неверное. Он прекращает мыть стекло и глядит на меня. Мне не нравится этот взгляд. В нeм что-то непонятное, словно я инопланетянин, пришелец с другой планеты, галактики. Женщина тычется лицом в стекло. У неe коричневые волосы и глаза Сиротки Энни, широкие и без ресниц. Она смотрит, словно она в жизни не видела ничего подобного. - Ты в порядке? - спрашивает работник, его глаза также заметно увеличиваются. Его слова не синхронизируются с движением губ, словно звуковое сопровождение задержано. Почему я не взял пилюли этим утром? Сжимая ручку портфеля одной рукой и толкая байк другой, я начинаю пересекать улицу. Спиной ощущаю взгляды работника станции техобслуживания и женщины. Их взгляды впиваются мне в затылок, но я не оборачиваюсь. Ужасный звук наполняет мои уши - похоже на крик смерти. Мои зубы внезапно начинают стучать друг о друга, рот открыт и холодный воздух сушит зубы. Я пытаюсь закрыть рот, но не могу. Челюсти словно застопорены на замок и никогда не закрывались раньше. И тогда я начинаю понимать, что этот звук я слышу в себе. Я воплю и не могу остановиться. Жудкий звук. Машина резко тормозит где-то позади меня, вспышка света и сигнал клаксона. "Эй, смотри куда идeшь." - кричит чей-то голос. Наконец байк, портфель и я на другом конце улицы. Стекло мягко хрустит внизу под ногой, и, кажется, я уже перестал вопить, потому что стало тихо. Я проверяю рот - он остаeтся открытым, но я уже не воплю. Я подхожу к кабинке - к той, в которой мы с родителями останавливались, все вместе, той приятной ночью - втроeм. Аккуратно ставлю байк напротив двери. Я смотрю через улицу на заправочную станцию. Еe работник продолжает наблюдать за мной. Сиротка Энни стоит около своей машины и тоже смотрит. Мой рот остаeтся открытым. Наверное, я всe ещe кричу. Поворачиваюсь. Удар двери кабинки спрашивает их разрешения пройти мне внутрь, приглашает войти... Пустота со всех сторон окутывает меня. ---------------------------------------------- ТAPE CHANGE: START: TAPE OZK015 2218 date deleted T-A А: Сначала всe было похоже на приключение. Мы втроeм выходим к машине... Несмотря на то, что тот день был хмурый и облачный - один из тех безмолвных октябрьских дней, когда бриллианты пeстрых красок внезапно замирали, Адама наполняло приятное возбуждение, когда отец вeл машину на север, от Монумента через Файрфелд, Нью-Хемпшир до Карвера. Они все сидели на переднем седеньи, тесно прижавшись друг к другу, мать была посерeдке между Адамом и его отцом. Было неудобно. "Думаю, будет лучше, если мы сядем вместе." - сказал отец, когда они садились в машину. Адама на мнгновенье пробрала лeгкая дрожь. В чeм была опасность для того, кто сядет отдельно сзади? В какой-то момент начался дождь, но это не повлияло на их дух. Дворники закачались за стеклом, словно маятники метрономов, и Адам сказал: "Помните ту нашу песню: "Отец навеселе." Па, когда я был совсем маленьким?" И отец начал петь своим старческим хриплым голосом, Адам поддержал, а затем и мать. Она трясла головой, заставляя вибрировать протяжные ноты. "Никто в этой маш