ь он был жесткий, жестяной. Но в то же время не вызвал особого раздражения. "Что поделать, -- добродушно, наверно, подумала Пальма. -- Бывают и такие запахи. Беда не велика. Главное -- сердце, душа". Потряхивая своими тропическими ушами, подошла Пальма к недопеску. Он тут же упал на спину, выставив отросшие в клетке когти. Но Пальма не обратила на них внимания. Она высунула огромнейший язык, который был ей явно не по росту, и лизнула Наполеона. Теплым, ласковым и приятным был этот язык. Сравнить его можно было только лишь с корытом, в котором мамаши купают своих младенцев. Вцепиться в такой язык недопесок никак не мог. Он заскулил, подставляя Пальме живот и платиновые бока, и в один миг превратился из Наполеона Третьего в обычного щенка. Пальма облизала как следует Наполеона и решила, что запах стал поприличнее. Она подтолкнула недопеска к конуре. Пальма Меринова была вообще-то добродушная хозяюшка, из тех, которые, зазвавши гостя, сразу же выставляют на стол всякие коврижки и шанежки. Под конурою у нее припрятаны были разные кусочки и огрызочки, и, раскопавши кое-что из своих запасов, Пальма принялась угощать Наполеона. Урча, накинулся он на хлебные корки и петушиные головы, а Пальма похаживала вокруг него, ласково ворчала, потчевала. Да, Пальма Меринова была радушная хозяюшка, и если б у нее в конуре был самоварчик, она, конечно, раскочегарила бы его. НОЧЬ В КОНУРЕ Сгустились сумерки, превратились в темноту, и сразу со всех сторон навалилась ночь на ковылкинскую землю. Не поймешь, откуда она взялась: опустилась ли с неба или поднялась из глухих оврагов, заросших дудником, из барсучьих пещер. К полуночи ударил мороз, и вокруг луны, которая вышла из сизых облаков, засияла голубая радуга. Эта ночная холодная радуга нагнала на деревенских псов волчью тоску, и дружно залаяли они и завыли, глядя на луну. Свет луны опечалил и Пальму, она тоже завыла, поддерживая своих односельчан. Голос ее, теплый вначале и бархатный, подымался все выше, выше, растерял по дороге теплоту и бархат и уже тянулся к луне тонкой шелковой нитью. Добравшись до самой луны, стала Пальма медленно опускать голову и увидела окна мериновского дома, освещенные электричеством. Электрический свет взбудоражил ее, и Пальма залаяла, будто вызывала хозяев на улицу разделить с нею ночную тоску. Голос Пальмы растревожил Наполеона; вспомнились хриплые крики песцов, голоса работниц, алюминиевый звон. Глядя исподлобья на луну, он хотел подхватить, подвыть деревенским дворняжкам, но ничего не получилось -- из горла его вырвалось лишь тявканье, похожее на старческий хриплый кашель. Никак не вязался этот простуженный звук с домашним собачьим воем, и не нужен был он в ночном деревенском хоре, как не нужен был здесь, в деревне, и сам Наполеон, чудный зверь, ни дикий, ни домашний -- искусственный, выведенный человеком. Под вой собак заполз Наполеон к Пальме в конуру, забился в самый дальний угол, зарылся в какие-то жаркие тряпки и задремал. Перчатку мотоциклетную он взял с собою, потому что стала она совсем ручной. Ветер, который гулял высоко в небе, рассеял облака, и стало видно, как из ковылкинского оврага выливается на небо Млечный Путь -- молочная дорога. И по дороге этой вдогонку за Тельцом, отмеряя ночные часы, медленно помчался Орион. Грозно сверкнул кинжал на его поясе, изогнулся тугой лук, и вот стремительная стрела прочертила небесный свод, ударила в лоб небесному буйволу. От грозного удара по всему небу посыпались искры -- шальные кометы -- и сгорели где-то над водокачкой, маленьким кирпичным грибом, отмечающим над черными лесами звероферму "Мшага". Нет, не догнал Орион Тельца, не догнал вчера, не догонит сегодня и завтра. Куда проще директору Некрасову найти недопеска, вернуть на звероферму Наполеона Третьего. "Надо было дать Прасковьюшке премию, -- думал в этот миг директор Некрасов. -- Все же она старается... а теперь -- одни неприятности". "Ладно, проживу и без премии, -- думала тем временем Прасковьюшка, -- не в деньгах счастье..." Засыпая, она беспокойно ворочалась на высокой кровати с серебряными тарами в изголовье, вздыхала, жалела себя и Наполеона, который бродит сейчас неизвестно где, голодный и одинокий. Шофер Шамов, укладываясь спать, думал только об одном: что делать с премией -- отдать жене или затаить на личные нужды? "Затаю пятерочку", -- решил в конце концов он и на этом заснул, и снилась ему ровная дорога без луж и без колдобин. На небо набежала глубокая снежная туча, закрыла луну, плащом окутала плечи небесного охотника. И разом смолкли деревенские псы, загремели цепями, укладываясь спать. Только Пальма лаяла долго, пока не погас свет в окнах мериновского дома. Пальма забралась в конуру, притиснула Наполеона к стенке. От нее исходил такой мощный жар, что Наполеон задохнулся, задергался, не просыпаясь, установил нос свой точно на север и обнаружил щель в стенке конуры. Он приник к ней носом и успокоился. Из щели тянуло холодом, пахло снегом, падающим с неба. Заснул недопесок Наполеон Третий, и, пожалуй, никогда раньше не спалось ему так спокойно, как в эту ночь во дворе плотника Меринова, под защитой горячей и добродушной Пальмы. Снились ему длинные ряды клеток, Маркиз, крутящий миску, и Сто шестнадцатый, который ничком лежит на дороге. Пальма спала уютно, похрапывала и посапывала. Ей снилась большая кулебяка, которую испекут, наверно, к празднику. БОЛЬШАЯ ВЕРА МЕРИНОВА К утру повалил снег, да такой густой, что плотник встал пораньше -- расчищать дорожки деревянной лопатой. Пальма вылезла из конуры и сладко зевнула. За Пальмой появился недопесок и тоже принялся зевать и потягиваться. -- Вишь ты, -- засмеялся плотник, -- зеваешь! Пригрела Пальма-то? Верунь, выдь на крыльцо, глянь, кого я тебе принес! На крыльцо вышла дочка плотника Вера, большая девочка, которая училась во втором классе. По росту Вера догоняла своего папашу, а на плечах у нее лежала туго сплетенная коса, потолще корабельного каната. -- Это что за типчик? -- спросила Вера, глянув на недопеска. -- Папань, ты зачем шутки шутишь? -- Это, Верунь, английский шпицок, -- ответил плотник, который, кстати, и дочку свою слегка побаивался, потому что она была строга. -- Его дачники бросили, а я пожалел. -- Разве это собака? Смотри, какой хвост, и морда лисья. -- Может быть, это помесь собаки с лисой? -- неуверенно рассудил плотник. -- Папань, ты думай, что говоришь. Ну откуда возьмется такая помесь? Лиса эвон где, а собаки -- в деревне. Это зверь, а не собака. Мамаша Меринова Клавдия Ефимовна, обширная, как копна сена, вышла на крыльцо с полотенцем в руках. Как и у Веры, на плечах мамаши лежала коса, куда, правда, тоньше, чем у дочери. Клавдия Ефимовна работала в колхозе счетоводом, а два года назад была с председателем на звероферме, видала и песцов, и черно-бурых лис. Она сразу поняла, кто такой сидит на снегу у конуры. -- Песец, -- сказала она. -- Он с фермы сбежал. -- Я его вчера у магазина от собак отбил, -- хвастливо сказал плотник. -- А что это, интересно, ты делал у магазина? -- спросила Клавдия Ефимовна. -- Так, Клав... -- замялся плотник. -- Сама знаешь, махорки-то надо купить. А где ж ее взять, как если не в магазине? -- Весь двор провонял своим табачищем, -- недовольно заметила мамаша Меринова и, присевши на корточки, стала разглядывать недопеска. -- Какой мех красивый, -- говорила Вера. -- Мам, налей ему щец. -- Нечего зверей прикармливать. Пускай отец сядет на велосипед да отвезет его на ферму. -- Не надо его на ферму, мам, -- сказала Вера. -- Пускай он у нас поживет. Будет как собачка. Давай мы его пригреем. -- Куда я, Клав, теперь поеду, -- поддержал Веру плотник. -- Разве я проеду по такому снегу? К тому же задняя ось, похоже, треснула. -- У тебя я знаю, где треснуло, -- сказала мамаша Меринова, недовольно поглядевши плотнику в глаза. -- Ты скажи-ка лучше, что это ты у магазина делал? Плотник Меринов смешался, закашлялся, вытащил из-под крыльца какую-то веревку и пошел за калитку, сказавши загадочно: -- Схожу за жердями. ВЧЕРАШНИЕ ЩИ Осторожно по шерсти попробовала Вера погладить недопеска. Он сжался и, насупившись, поглядел куда-то за забор. Легкие прикосновения человеческой руки удивили Наполеона, но ничего страшного в этом не было, и вдруг теплая приятная дрожь пробежала по спине. А Веру удивляло, какой у него чуткий мех. Он струился, шевелился под пальцами, был живым и даже на ощупь серебристым. Вере очень хотелось провести пальцем вдоль белой полоски, рассекающей нос недопеска, но она не решилась. -- Мам, принеси щей. Давай мы его прикормим. Мамаша Меринова погладила Веру по голове и сказала: -- Ты у меня молодец. Животных любишь. Ладно, все равно сегодня новые ставить. Она сходила в дом и вынесла чугунок тех самых щей, что так вкусно пахли вчера. Эх, были в запасе у мамаши Мериновой бараньи вареные мослы, но не сумела она их оторвать от сердца! Пальме налили в миску, а недопеску разыскала Вера бывшую сковородку с обломанной ручкой, накрошила в щи хлеба. Пальма завиляла хвостом, подошла к своей миске и весело ударила по щам языком. -- Хлебай, хлебай, не робей, -- подталкивала Вера Наполеона. Он упирался, хотел для начала крутануть сковородку и лапой неожиданно зачерпнул щей. Облизнул и сразу понял, что никогда не пробовал ничего столь острого и соленого. Снова обмакнул лапу и зацепил какой-то лохматый узел. -- Это капуста, -- пояснила Вера. -- Хлебай, хлебай... Тут и луковки попадаются, кругленькие, да, наверно, уж разварились, упрели. И картошка. Наполеон слизнул капусту. Так и стал он есть: обмакивал в щи лапы и облизывал. Вчера щи пахли, может быть, и вкуснее, но и сейчас были они хороши. Кислый и жирный валил от них пар. Пока налегал недопесок на вчерашние щи, Вера Меринова принесла веревку, ласково, легким бантиком обхватила его за шею, а другой конец привязала к кольцу, вколоченному в стенку конуры. -- Посидишь так до обеда, -- сказала она. Только облизавши дочиста свою сковородку, заметил Наполеон, что на шее у него что-то мешается. Вывернул голову и лапой попытался сковырнуть веревку, но плотно уже сомкнулась она на шее, зарылась в мех. Тогда ему показалось, что от этой штуки можно убежать. Он прыгнул в сторону -- веревка схватила за горло, и Наполеон упал в снег. Нет, Наполеон, не убежать вам от плотницкой веревки. Простейший предмет, а легко превращает в собачку свободного зверя. И Пальма, я теплая конура, и вчерашние сытные щи -- это только обман, пригодный дворовым собачкам. На север, на север надо было, Наполеон, как раз ведь туда показывает верный компас, рассеченный белою полосой. Пропал, поник Наполеон, попался в петлю, сложенную бантиком из плотницкой веревки. -- Не волнуйся, не волнуйся, -- успокаивала его Вера. -- Посидишь так только до обеда. Чтоб не убежал. А приду из школы, я тебе устрою домик. Вера ласково гладила недопеска, уговаривала его, как мамаши уговаривают детей. "Назову его Тишей", -- думала она. Вера Меринова была добрая девочка. Она любила животных, всех животных, все равно каких. Но желательно -- млекопитающих. ПОЛТАБУРЕТКА Мамаша Меринова ушла на работу, Вера -- в школу. Дома никого не осталось. А Пальма по характеру была домоседка. Она не слишком-то любила болтаться по улицам, ей нравилось, когда гости сами приходили. Наевшись, Пальма вспрыгнула на конуру и улеглась на ее плоскую крышу ждать гостей. Наполеон, пришибленный веревкой, заполз в конуру. Ему казалось, что какой-то страшный, сильный и невидимый зверь схватил за шею и держит. Вот нажмет посильней -- разорвет горло. Мотоциклетная перчатка, которая дремала в куче тряпья, зашевелилась, ласково провела указательным пальцем по черному его носу, рассеченному белой полосой. Наполеон заскулил, но не смогла перчатка развязать веревку на его шее. Скоро во дворе появилась гостья. Это была старая приятельница Пальмы собачонка Полтабуретка. Маленькая и зловредная Полтабуретка имела скверный характер. Она воровала все, что попадалось на глаза, любила укусить сзади. Деревенские псы терпеть не могли Полтабуретку. Только Пальма жалела ее. "Маленькие собаки -- злые, -- рассуждала Пальма. -- Их надо жалеть. У них жизнь не удалась ". Пальма всегда делилась с голодной Полтабуреткой костями, которые перепадали от мериновского стола, и Полтабуретка заходила каждое утро перекусить и вообще покалякать. Увидевши гостью, Пальма приветливо махнула хвостом. Полтабуретка издалека оскалилась, захихикала, подскакала к конуре. Вдруг она замерла на месте, наморщила нос: чем это у вас тут противным пахнет? Пальма фыркнула добродушно: мол, не беспокойся, затесался тут один знакомый или родственник, что-то вроде племянника. Из конуры вылез недопесок с мотоциклетной перчаткой в зубах. Полтабуретка зарычала, глазки ее загорелись скандальным огнем. Она сразу вспомнила, кто ей вчера всю морду расцарапал. Не рассуждая, кинулась она к недопеску, клацнула зубами и выдрала клок платиновой шерсти. Наполеон вцепился ей в нос, и снова раздался неприятный визг. Пальма соскочила с конуры, оттерла Полтабуретку плечом и встала между нею и недопеском. "Погодите, погодите, ребята, -- как бы говорила она. -- Давайте вначале разберемся, в чем тут дело". Но Полтабуретка вовсе не хотела ни в чем разбираться. Из носу у нее текла кровь, а пасть была забита шерстью. Она не просто лаяла, она орала во все горло. На голос Полтабуретки прибежали рыжая Дамка, маленькая собачонка Мошка и бродячий пес Шакалок. Кольцом обложили они Пальму и Наполеона и грозно ворчали, а Полтабуретка шмыгала вокруг и разжигала. Вся эта комедия Пальме не понравилась. Она загнала Наполеона в конуру и сама влезла в нее, выставив наружу только лишь свою добродушную морду. Пальма миролюбиво ворчала, объясняя, что нечего разжигать сыр-бор, что это ее знакомый или даже родственник и что, в конце концов, это ее личное дело, кто живет у нее в конуре. Но уговоры Пальмы не помогали. Свора вплотную приблизилась к конуре, а коварная Полтабуретка вскочила на крышу и стала скрести ее когтями. Собачонка Мошка, двоюродная сестра Полтабуретки, совсем обнаглела. Задними лапами она корябала землю -- комья земли и снега полетели в морду добродушной хозяюшке. Терпение Пальмы лопнуло. В ярости выскочила она из конуры и ужасно укусила двоюродную сестру. И тут же сцепились в одно лохматое колесо и Мошка, и Пальма, и Дамка, и Полтабуретка, и бродячий пес Шакалок. А Наполеон взволнованно выглядывал из конуры и чем-то напоминал, в конце концов, своего знаменитого тезку, который наблюдает из маршальского шатра за ходом сражения. Псы свились в клубок, связались двойным морским узлом. Их морды были в средине узла, а хвосты трепетали снаружи. Узел прокатился по двору, перевернул козлы, но тут прилетела вдруг откуда-то консервная банка и врезалась в самую середину свары. И страшный послышался, грозный крик: -- Артиллерия! Огонь! Левое орудие разрывными снарядами -- пли! Градом посыпались на собак разрывные снаряды -- осколки горшков и гремящие консервные банки. Первым рванул в сторону Шакалок, за ним -- двоюродная сестра. Через четыре секунды двор опустел. Из-за забора заглядывал на мериновский двор какой-то человек в офицерской фуражке. Это был дошкольник Серпокрылов.  * ЧАСТЬ ВТОРАЯ *  ДОШКОЛЬНИК СЕРПОКРЫЛОВ После завтрака дошкольник Серпокрылов имел обыкновение прогуливаться по деревне. Проводив на работу своего папашу, уважаемого слесаря Серпокрылова, дошкольник надевал офицерскую фуражку, закидывал на плечо винтовку, сделанную из водопроводного железа, и выходил в дозор. Все друзья дошкольника учились в школе, поэтому до часу дня Серпокрылов был свободен и одинок. Но одиночество не мучило его, потому что он был занят военным делом. Взявши винтовку наперевес, солдат Серпокрылов крался вдоль забора, стараясь подстрелить какого-нибудь вражеского разведчика или адъютанта. Около клуба ему попался почтальон дядя Илюша, который мгновенно был ранен в ногу. -- Смотри, Лешка, -- крикнул дядя Илюша, -- сколько снегу навалило! Надо тебе надевать маскировочный халат! Сержант Серпокрылов стрельнул еще разок, но, как видно, не попал. Прихрамывая, дядя Илюша двинулся по деревне. Он кидал газеты и письма в почтовые ящики, приколоченные к калиткам. Из проулочка появился тем временем неприятельский батальон, обутый в красные сапоги. -- Солдаты! За мной! -- шепнул своим разведчикам старшина Серпокрылов. -- Возьмем их в клещи! Будто лавина, обрушились разведчики на врага. Хлопая от ужаса белыми маскировочными рукавами, вытягивая в страхе белые маскировочные шеи и даже маскировочно гогоча, враги рассыпались по огородам и замаскировались. Неожиданно послышалось ворчание танка. Лязгая гусеницами, из-за ближайшего блиндажа вываливался тяжелый бронированный механизм. -- Погибать -- так с музыкой! -- крикнул лейтенант Серпокрылов, держа в руке противо-тракторную гранату. Раздался чудовищный взрыв -- механизм выпустил облако дыма и отправился умирать в сторону силосной ямы. После боя установилась над землей тишина. Такая тишина, какой не услышишь в мирное время. Но это была обманчивая тишина. Со двора плотника Меринова вдруг послышался визг и лай. -- Вперед! По-пластунски! -- скомандовал капитан Серпокрылов, упал в снег и стремительно пополз к забору, за которым разгорелся невиданный бой. Заглянувши в дырку между штакетин, майор Серпокрылов сразу оценил обстановку. -- В штыки! -- послышалась команда. -- Ребята, рубай их! Не подведите своего подполковника! Град огня и снарядов обрушился на врага. -- Спасибо вам, товарищ Серпокрылов, -- сказала Пальма. -- Ваши активные боевые действия привели к полной победе. -- Я -- солдат! -- скромно ответил полковник Серпокрылов. Дошкольник хотел продолжать путь боевых подвигов, как вдруг заметил пушистого, с огромным хвостом солдатика, привязанного за веревку к конуре. "Вон какую штуку завела себе Верка Меринова!" -- изумленно подумал он, раскрыл глаза пошире, и в голову его хлынули сугубо штатские мысли: кто это такой, чего он сидит у конуры и при чем здесь огромная перчатка, валяющаяся на снегу? Дошкольник перелез через забор, поднял перчатку и примерил. Рука влезла аж до плеча, и дошкольник засмеялся от удовольствия. -- А ты кто такой? -- спросил он Наполеона, присел на корточки и перчаточным пальцем провел ему по носу. Наполеон зажмурился. Новые стремительные мысли пронеслись в голове дошкольника, и главная насчет Верки Мериновой: мол, надо бы ее немного подразнить, а то чего-то загордилась, давно недразненная ходит. -- Ты мой трофей, -- сказал он Наполеону и отвязал веревку. Потягивая за собой недопеска, дошкольник вышел через калитку на улицу. Победные флаги трепетали над головой генерала Серпокрылова. НА ПОЛЮС! "Это, наверно, росомаха, -- думал дошкольник, выходя из калитки на дорогу, вдрызг перепаханную тракторами. -- А может, барсук? Как раз полосочка на носу. Нет, он похож на лису. Но не очень. Какой-то недолисок!" Тут мысли дошкольника побежали по дороге, проторенной уже плотником Мериновым: "Может, это помесь собаки с лисой? Лисья собачка? Лисопес... Лисица-псица!.. Лисец..." -- Песец! -- закричал вдруг дошкольник, подпрыгнул на месте и выпалил из водопроводной винтовки. -- Песец! Песец! Чтоб мне треснуть! Это песец! Восхищенный своей догадливостью, он палил безостановочно в воздух. Бах-тарарах-ба-бах! Наполеон поник, пришибленный неслыханным салютом. Никогда в жизни не приходилось слышать ему ничего подобного. Дошкольник быстро израсходовал все боеприпасы и дернул за веревку. Ему хотелось немедленно куда-то бежать. Песец неожиданно заупрямился, уперся лапами в землю и затряс головой. -- Пойдем, пойдем, -- торопил дошкольник. Наполеон завертел головой, упал на бок, перевернулся на спину, стараясь задними и передними лапами сорвать с шеи веревку. Дошкольник Серпокрылов, надо сказать, был человек сообразительный. Он подождал, пока Наполеон успокоится, а потом заманчиво помахал мотоциклетной перчаткой. -- Пойдем со мной, -- сказал он. -- Перчатку получишь. Хорошая перчаточка! Однако перчатка не помогла. Песец вовсе ее не заметил. -- Ну ладно, -- сказал дошкольник. -- Ты не идешь за мной, тогда я пойду за тобой. Беги куда хочешь. Разных людей повидал за свою жизнь Наполеон Третий, но никогда не встречал он таких маленьких, чуть выше елового пня. Это Наполеону неожиданно понравилось, и еще понравилось, что дошкольник перестал дергать веревку и палить. Недопесок обнюхал снег и валенки дошкольника Серпокрылова. От валенок пахло мышами. Наполеон оглянулся на мериновский двор. Пальма стояла у калитки, печально помахивая тропическими ушами. Наполеон кивнул ей и установил нос точно на север. -- Валяй! -- шепнул дошкольник, и на север, точно на север побежал недопесок через деревню Ковылкино, а за ним -- дошкольник Серпокрылов. Ему хотелось свистнуть, как свистят кавалеристы, скачущие в степи, или взреветь мотоциклом "Ява", на котором ездит агроном, но он боялся напугать зверя, бегущего перед ним. "Куда же он бежит? -- думал Серпокрылов. -- Наверно, на север. Северный зверь должен бежать на север. На полюс!" Серпокрылов смеялся, ему казалось, что он все знает, все понимает, и действительно, он все больше понимал, что это за зверь бежит перед ним, куда бежит и зачем. "Назову его Филькой", -- думал он. Кто из нас, людей деревенских или городских, поймет сердце песца, душу недопеска? Даже и в собачьей душе мы только чуть научились читать, а о песцах и ведать не ведаем. Есть, конечно, десяток на земле знатоков, которые расскажут о песцах. Но что скажут они о душе песца, не того, что бродит по белым пустыням тундры, а вот этого -- искусственного, платинового, выведенного в клетке! Что там бьется у него в груди -- сердце или моторчик, заведенный на время человеком? Не видно в платиновом Наполеоне сходства с его свободными родственниками, и не слишком похож он на придуманного плотником английского шпица. Более всего схож Наполеон с тюфячком на коротких ножках. И вся душа его ушла, наверно, в этот густой теплейший мех, в этот красивый волос. А сердце бьется лишь для того, чтобы волос становился все длиннее и краше. Наполеон спешил. Ему казалось, еще немного -- и он убежит от веревки. А дошкольник старался так поспевать, чтоб веревка не резала песцу шею. "Мы бежим на полюс! -- думал дошкольник Серпокрылов. -- А куда же иначе нам бежать? Вперед! Я там давно хотел побывать!" Позвякивая боевыми наградами, бежал дошкольник Алексей Серпокрылов через деревню Ковылкино вслед за недопеском Наполеоном Третьим. С каждым шагом увеличивалось на его груди количество орденов и все ближе был Северный полюс. КОЛЁСА, КОТОРЫЕ ВИДИТ СТАРИК КАРАСЁВ Настало наконец-таки время поговорить о старике Карасеве, о ковылкинском человеке с небритою бородой и носом кисельного цвета. Старики такие есть во всех деревнях. Они сторожат колхозные сады, подшивают валенки. Этими делами занимался и старик Карасев -- и сад стерег, и валенки подшивал. Короче, это был обычный старик, и только одна черта отличала его от всех других стариков. Старик Карасев был колдун. Впрочем, разобраться в этом деле -- умеет Карасев колдовать или нет -- никто толком не мог. Печник Волопасов спросил как-то: -- Ну что, дедок, ты вправду, что ль, колдовать умеешь? -- Колдуем помаленьку, -- ответил на это старик Карасев. -- Да ладно врать-то, -- сказал печник. Карасев равнодушно улыбнулся и вдруг глянул на печника через левое плечо. Волопасов вздрогнул и отошел в сторону сельсовета. А на другой день на шее у него выросла болячка. С каждым днем болячка разрасталась, и жена Волопасова уговаривала его пойти к старику повиниться. -- Против колдовства имеется наука! -- возражал Волопасов. Он купил йоду и стал смазывать им болячку. Научное лекарство вступило в борьбу с колдовской болячкой и в конце концов, конечно, победило. Но не болячками удивлял старик Карасев белый свет. Главная сила его заключалась в другом: старик Карасев видел колеса! Что это за колеса, Карасев и сам толком объяснить не мог. Но, по словам его, получалось, что возле каждого человека имеется в воздухе какое-то цветное колесо. Вроде радуги. Да только колесо это не всякому дано увидеть. Например: плотник Меринов никаких колес не видит, и слесарь Серпокрылов не видит, да и вообще никто не видит. А вот старик Карасев видит. В тот день, когда появился в Ковылкине Наполеон, Карасев сидел на лавочке у калитки, а соседка Нефедова шла из магазина и присела передохнуть. -- Куда ты столько хлеба набрала? -- сказал Карасев. -- Десять кирпичей. -- Как это куда! -- закричала в ответ Нефедова и принялась считать, сколько у нее в доме народу, да куры, да корова, да поросята, да праздники впереди. Своими крикливыми подсчетами она оглушила старика на оба уха, дотом перевела дух и решила поболтать о колесах. -- Не уж все-таки вправду бывают колеса вокруг людей? -- А как же, -- ответил Карасев. -- Обязательно бывают. -- И ты видишь это? -- А как же мне не видеть-то их, если они видны, -- возразил старик. -- Ну а вокруг меня есть такое колесо? -- Виднеется, -- подтвердил Карасев. -- Да только не слишком уж большое. -- Что уж, совсем, что ли, маленькое? -- спросила Нефедова чуть огорченно. -- Ну как тебе сказать, -- ответил Карасев, закуривая цигарку, -- сантиметра на четыре. -- И какого ж оно цвета? Тут старик Карасев поглядел на соседку внимательно, выпустил в воздух дыму и сказал: -- Коричневое. Такой цвет Нефедову почему-то обидел. -- Старый ты пес, -- сказала она. -- Напустил дыму, вот и натемнил в колесе. -- Табачный дым колесам не помеха, -- ответил старик Карасев, равнодушно еще раз взглянувши на соседкино колесо. -- Тьфу! -- плюнула Нефедова. -- У тебя небось и вовсе никакого колеса нету. -- Мне свое колесо видеть не дано. Старик покуривал цигарку, а Нефедова искоса взглядывала на него, прищуривалась, словно хотела разглядеть, не видно ли какого колеса. Но, кроме шапки солдатской, носа да цигарки, она не видела ничего. И на улице не видно было никаких колес, только у дороги валялась, как обычно автомобильная покрышка. На дорогу выскочила из-за угла собачка на веревке, а за нею бежал дошкольник Серпокрылов. -- Смотри-ка, дед, вон мальчишка слесарев бежит. Неуж и вокруг него есть чего-то? -- А... это Лешка Серпокрылов. Вокруг него радуга васильковая с розовым разводом. -- И вокруг собаки есть? -- Ну нет, -- сказал Карасев. -- Вокруг собак не бывает... Они их видят, а сами не имеют. Постой, постой... Что за оказия? Вроде что-то намечается синеватое! Да это не собака! Старик Карасев разволновался, достал из кармана очки. -- Эй, Лешка, подь-ка сюда! -- Некогда, дедушка Карасев! -- крикнул в ответ Серпокрылов. -- На полюс бегу! -- И скрылся за углом. -- Странное дело, -- взволнованно рассуждал старик Карасев. -- Вокруг собак никогда не бывает, а тут что-то синеватое. Пока старик рассуждал, на улице появился новый человек. В шапке "пирожок", в овчинном полушубке романовской дубки, он быстро шагал, почти бежал по улице. В руках он держал толстую палку, окованную полосовой сталью, а на спине его подпрыгивал зеленый, через плечо на ремне, сундучок. -- Это что за человек? -- спросила Нефедова. -- Какое вокруг него будет колесо? -- Тьфу! -- плюнул старик Карасев. -- Салатовое! НА СЕВЕРЕ ДИКОМ... Последним уроком во втором классе был урок рисования. Кончилась переменка. Техничка Амбарова пробежала по коридорам. -- Звонок не работает! -- кричала она. -- Движок барахлит. Току нету! Расходись по классам! -- Без звонка не пойдем! -- кричали Белов и Быкодоров из четвертого класса. -- Дззззззз... -- зазвенела Вера Меринова. -- Дзынь-трынь! Трам-блям-блям! -- подхватил весь второй класс, и скоро в школе раздался такой звон, какого никогда в жизни не устроить электрическому току. -- Кончай звонить! -- закричал учитель рисования Павел Сергеевич. -- Готовь карандаши да альбомы! Во втором классе очень любили рисование, и рисовали здесь отлично. "Таланты! -- говорил о них Павел Сергеевич. -- Петровы-Водкины!" Уроки свои Павел Сергеевич начинал обычно с какого-нибудь фокуса. Вдруг доставал из кармана огромный гипсовый нос или приносил в рюкзаке лошадиный череп. Сегодня он пришел с пустыми руками, и напрасно таланты глядели с надеждой на учительские карманы. Карманы не оттопыривались, гипсовый нос оттуда не высовывался. Павел Сергеевич прошелся по классу, остановился у окна. -- Сколько снегу навалило, -- сказал он. -- Скоро настоящая зима. Ребята поглядели в окно на старые березы, присыпанные снегом. Черные грачиные гнезда на березах накрылись белыми колпаками. -- Видите за фермой сосну? -- спросил Павел Сергеевич. -- Видим, видим! -- закричал хорошист Миша Чашин. -- Посмотрите на нее хорошенько, -- попросил Павел Сергеевич. Ребята с любопытством принялись рассматривать сосну, как будто ожидали, что Павел Сергеевич сейчас устроит с нею какой-нибудь фокус. Но Павел Сергеевич ничего не устраивал, а сосна стояла не шевелясь, подпирала мудрой головой серое ковылкинское небо. Эта сосна была знаменита. Ни в деревнях, ни в окрестных лесах не было дерева выше ковылкинской сосны, а медовый ее ствол был толще самой огромной бочки. Старики говорили, что сосна заколдована. В нее ни разу не попала молния. Другие, мелкие деревья июльские грозы крошили каждый год, а сосну обходили стороной. -- Это очень старая сосна, -- сказал Павел Сергеевич. -- И вот каждое утро, по дороге в школу, я думаю, что это про нее написал Лермонтов стихотворение... Послушайте. На севере диком стоит одиноко На голой вершине сосна. И дремлет, качаясь, и снегом сыпучим, Как ризой, одета она. И снится ей все, что в пустыне далекой, В том крае, где солнца восход, Одна и грустна на утесе горючем Прекрасная пальма растет. Ребята помолчали, обдумывая стихотворение, а потом сразу стали спорить, про какую это сосну написано. -- Да не про нашу это! -- Про нашу! Про нашу! -- Погодите, -- сказал Павел Сергеевич. -- Давайте по порядку. Миша Чашин! Второклассники замолчали. Хорошист Миша Чашин пользовался в классе авторитетом. Его уважали. -- Это не про нашу, -- сказал Миша Чашин. -- Нету горной вершины. Почему ничего не сказано про ферму, а ведь она под сосной? Миша Чашин сел на место, и слово взял Коля Калинин. -- Горной вершины нет, зато есть бугорок, -- сказал он. -- Но дело не в этом. Стихотворение про сосну, которая стоит одиноко. Значит, и про нашу. Значит, это наша сосна спит и видит пальму. -- Пальму Меринову, -- сказал Миша Чашин и засмеялся. -- Кокосовую! -- закричал Коля Калинин. -- Не тебя же во сне видеть! -- Спокойно! -- сказал Павел Сергеевич. -- Калинин, сядь. Говори, Вера. -- Это написано не про сосну, -- сказала неожиданно Вера, -- а про одинокого человека. Он стоит, и ему печально. -- Ну сказанула! -- Тогда б так и было написано: на голой вершине стоит человек! -- Ну ладно, -- сказал Павел Сергеевич. -- Хватит кричать. Я согласен с Верой. Поэт пишет стихотворение о сосне, а сам думает, конечно, о своей судьбе, о других людях. Мы читаем и тоже задумываемся о себе и о других. Вот так. Ну, начали рисовать. -- Чего рисовать? -- Как чего? Сосну, пальму, все, о чем написал Лермонтов. -- Вот это задание! -- Давайте лучше гипсовый нос! Ребята задумались, стали вспоминать, как выглядит пальма. Только лишь Коля Калинин немедленно кинулся в бой. -- Во -- сосна! -- шептал он. -- А во -- пальма! Во -- песок! Во -- скала! -- Не спеши, -- сказал ему Павел Сергеевич. -- Продумай композицию. Коля остановился на минутку и тут же снова зашептал: -- Во -- снег идет! Прям на ветки! Прям на ветки! Во -- гора! Во -- ферма под горой, коровы, куры! Во -- школа! -- Вера Меринова пойдет к доске рисовать цветными мелками. -- Повезло, повезло Верке, -- бормотал Коля. -- Во -- лошадка везет сено. На возу мой папаня. Тихо стало в классе. Слышался только приятный шорох карандашей да стук мела по грифельной доске. Синяя северная гора, изрезанная скалами, изрытая пещерами, охватила полдоски, красным мелом наметила Вера сосновый ствол. Горел огненный ствол, оранжевые ветки уползали вверх и добирались чуть ли не до портрета знаменитого химика Менделеева, который висел над доскою. На верхушке, там, где у сосны голова, нарисовала Вера кружок, а в нем -- песок, песок, горючий утес, одинокую - пальму. И так уж получилось, что листья ее были похожи на уши Пальмы Мериновой. -- Хорошо, -- похвалил Павел Сергеевич. -- А это кто такой под сосною? -- Песец, -- ответила Вера. -- Северный зверь. -- Очень хорошо, -- подтвердил Павел Сергеевич. Вера почти закончила рисунок и решила еще разок глянуть на ковылкинскую сосну. Она подошла к окну, и тут же все смешалось у нее в глазах. За школьным забором бежал по улице Лешка Серпокрылов, а перед ним на веревке --Тишка, песец, северный зверь. Заприметив в окошке Веру, дошкольник остановился, поднял водопроводную винтовку, прицелился и, конечно, попал в самое сердце. Песец дернул веревку -- дошкольник состроил нехорошую рожу и скрылся из глаз. Из-за поворота тем временем появился новый человек -- в овчинном полушубке, с зеленым сундучком на плече. Вера не видела его. Она так разволновалась, что еле дотянула рисунок до конца. Павел Сергеевич поставил ей пятерку, посадил на место. Тысячи мыслей проносились в голове Веры Мериновой, и из всех мыслей она выбрала одну, самую верную. Вера написала записку и перекинула ее Коле Калинину: "Готовься! Будет дело!" К чему надо готовиться, Коля не понял и, какое будет дело, не знал, но все последние пять минут сидел как на иголках и готовился к делу. "Будь спокойна, Вера, -- думал он. -- Я готовлюсь! " ПРИКЛЮЧЕНИЯ НА СЕВЕРНОМ ПОЛЮСЕ К этому моменту погоны на плечах дошкольника Серпокрылова выросли уже до каких-то ненормальных размеров. Куда больше на них сверкало звезд, чем в созвездии Ориона, и установить армейский чин дошкольника было трудновато. Получалось что-то вроде супергенералиссимуса. Вслед за песцом дошкольник пробежал через всю деревню. Веревку он старался не натягивать, и Наполеону почудилось даже, что он вновь свободен, а маленький человечек просто бежит за ним на правах Сто шестнадцатого. На бугре под ковылкинской сосной Наполеон остановился, оглянулся на дошкольника. Нет, не был похож дошкольник на Сто шестнадцатого, но хоть вперед не забегал и веревку не дергал. Запыхавшись немного, Лепта сопел и ласково глядел на недопеска. С бугра от края до края видна была деревня Ковылкино. Что ж, настало время прощаться с нею. Много здесь прожито -- шесть с половиной лет, -- много пережито. Все теперь позади, а впереди долгий путь на полюс, бураны, метели, вьюги. Впереди морозы в сто градусов и отряд полярников, во главе которых начальник Серпокрылов. В меховых унтах, с пистолетом в руке. А Верка Меринова -- фельдшерица. "Товарищ начальник, -- скажет она, -- разрешите залезть на айсберг". "Ладно, лезь да смотри не задерживайся на макушке, а то скоро задует пурга. Сама знаешь, что такое Север". "Я мигом. Только слазию -- и обратно". И вот Верка полезла на айсберг, и тут же задула пурга. "Сидите в красной палатке! -- приказал Серпокрылов полярникам. -- А я пойду спасу ее". И он быстро-быстро стал карабкаться на айсберг. Пурга дула с нестерпимой силой, и не было ничего видно на земле, но все же начальник заметил Верку. Полумертвая от холода, она лежала в снегу. А над нею стоял белый медведь. Тут начальник хлоп из пистолета -- медведь шмякнулся... Тогда Серпокрылов взвалил Верку на плечи и потащил ее вниз. "Оставь меня, Лепта, -- слабым голосом просила Верка. -- Дай мне умереть в снегу!" "Ни за что, -- отвечал Серпокрылов. -- Я спасу тебя ". "Спасайся сам, ты еще нужен людям, а я уже не нужна". "Мы оба нужны", -- отвечал начальник и брел в пурге, шатаясь, брел и брел, брел и брел и нес на плечах Верку Меринову. -- Эй, малый, погоди! -- услыхал вдруг он. Дошкольник оглянулся. -- Погоди, погоди, -- говорил человек в овчинном полушубке, взбегая на бугор. -- Тебе чего, дядь? -- Хочешь крючочек? -- Какой? -- не понял Леша. -- Рыболовный, номер пять. На окунька, подлещика. Хочешь? -- А то, -- ответил дошкольник. -- Вот и хорошо. Все путем. Насодишь кашки, а подлещик -- хлям! -- и болтается на крючке. Грамм на двести! Человек в полушубке скинул с плеча сундучок и, бормоча: "Окуньки, подлещики", щелкнул замком. Леша заглянул в сундучок, и сердце его восхищенно стукнуло. Золотом, серебром сияли-переливались в сундучке рыболовные драгоценности: блесны-плотвички, перья-поплавки. "Подлещик" же тем временем вытащил из сундучка коробку из-под монпансье, поддел крышку ногтем. Сотня самых разных крючков -- стальных и латунных, гнутых и кованых -- оказалась в коробке. -- Выбирай. -- А можно два? -- Бери, уж больно ты малый хороший. Дошкольник Серпокрылов не считал себя таким уж бесконечно хорошим малым, но все-таки выбрал крючки, снял с головы фуражку и зацепил крючки за подкладку. -- А на акулу есть? -- спросил он. -- Чего на акулу? -- Крючок. -- Нету. -- Ну ладно, я побежал. -- Постой-постой! Я тебе крючки, а ты мне чего? Дай и ты мне чего-нибудь. -- Идет, -- согласился дошкольник и вынул из кармана медный предмет неясного назначения. Это был носик от чайника. -- Зачем он мне? -- удивился человек в полушубке. -- А вот так, -- сказал дошкольник и вдруг приляпал этот носик на свой собственный нос. Полушубок вздрогнул. Самый настоящий чайник в офицерской фуражке глядел на него и вращал глазами, как будто собираясь закипать. -- Нет-нет, малый. Это не годится. Ты лучше дай мне собачку. -- Не могу. -- Да ведь я же совсем одинок, а собачка мне будет вечным спутником. Отдай. -- Никак не могу, -- сказал дошкольник. -- Крючочки взял, а собачку жалеешь. Не ожидал от тебя такого. Человек в полушубке оглянулся и вдруг подпрыгнул на месте и схватил веревку, за которую привязан был Наполеон. -- Отдай собачку, -- неприятно зашептал он. -- Это моя собачка, а не твоя! Он рванул веревку, изо всех сил толкнул дошкольника в грудь. Дошкольник Серпокрылов упал в снег, теряя ордена и медали. БОЙ У КОВЫЛКИНСКОЙ СОСНЫ Техничка Амбарова всунулась в дверь, оглядела класс равнодушным взглядом и сказала: -- Свету нету, Павел Сергеевич... Дзынь... Конец уроков... Как ни любили ребята рисование, конец уроков они любили еще больше. Все вскочили из-за парт, зазвонили на сто ладов. -- Беги за мной! -- крикнула Вера Коле Калинину и выскочила из класса. Коля в таких случаях долго не рассуждал. Когда ему говорили "беги за мной", его всегда охватывало волнение, он срывался с места и летел сам не зная куда. Выбежав на улицу, он с ходу обошел на повороте Веру Меринову и ударил по снежной дороге подшитыми