н, говорят, вы уже прослушали былины молодых? Но не успел Лапкин ответить, как из тесной кучки безусых боянов, которые трясясь от страха стояли в дверях, вынырнул удивительный человек. Иван-дурак при его появлении поперхнулся медовухой, которую кто-то любезно протянул ему, и стал на всякий случай натягивать боевые рукавицы. Человек был немолод и на бояна ничуть не походил. Да и вообще не походил он на русича, хоть и сабельку имел, какой любой богатырь бы позавидовал. Но самое удивительное - его волосы и борода имели нежно-зеленый, напоминающий о весне и свежей травке, цвет! - Кстати, о былинах, - заорал он. - Услышав слово "былины" я решил рассказать вам удивительный факт! Слово "былины" происходит от древнерусского слова "быль"! Быль же означает - бывалое, бывшее, то есть уже случившееся и запавшее в память народа! Кстати, о народе! Слово "народ"... - Ты кто такой? - осадил его директор. - Я тебя раньше не видел. - Боян я, - раскланиваясь, сообщил зеленоволосый. - Кстати, слово "боян" происходит от... - А ты не тать лихой? - вскинулся Шнобель. - Не печенег ли? Не кавказец ли дикий? - Я русский боян, - обиделся тот. - Автор замечательных застольных былин, исполняющихся напевно, вполголоса. - А почему мы тебя не слышали? - продолжал бдить Шнобель. - Пару лет назад, - помрачнел зеленоволосый, - шел я по лесу и упал в берлогу. Мне медведь на ухо и наступил. С тех пор я пою тихо, для себя. - Кубатайчик! - всплеснул руками боян Верхушкин. - Помню, помню я тебя! Ребята, это наш, боян! Зеленоволосый гордо подбоченился и помахал Верхушкину рукой. - Да, - задумчиво сказал директор ВБО. - Ситуация. А грамотка, что ты боян. у тебя имеется? - Вот она. Директор осмотрел грамотку, понюхал, попробовал на зуб. Кивнул: - Пойдет. Отлично сделана. Даже лучше, чем настоящая. Садись, боян, с этого и начинать надо было. Тот плюхнулся на скамью рядом с Иваном и окинул его пытливым взглядом. Потом уставился на булаву. - Слово "булава"... - начал он... Иван торопливо сунул ему чашку с медовухой. - Я не пью, - обиделся зеленоволосый. - Я пьянею от общения, находясь в окружении пьющих. Это имеет ряд следующих преимуществ... Зажав обращенное к соседу ухо перчаткой, Иван вновь уставился на директора ВБО. Рядом с ним уже стоял боян Лапкин. - Слушали мы сегодня былины северного бояна Куланьяннена, - начал он. Стоящий у дверей толстенький молодой боян глупо улыбнулся и сделал вид, что настраивает гусли. - Боян голосистый, былины хорошие, - продолжал Лапкин, - но петь их нельзя! Боян Куланьяннен уронил гусли и выпучил глаза. - Почему нельзя? - сам себя спросил Лапкин и сам же ответил: - Во-первых, мы таких не поем. Во-вторых, молод еще. В третьих, уж очень у него былины жестокие. Вот, скажем, былина о сорока богатырях и заколдованном острове. В ней богатыри, да даже и не богатыри толком, а добры молодцы, только и делают, что друг друга на кусочки рубят. Такого не бывает! "Бывает!" - хотел было пискнуть Иван, но сообразил, что нарушать напряженный полет мысли старого бояна невежливо, и промолчал. - Вот если былину переделать так, чтобы они друг друга не убивали, а понарошку дрались, - продолжал Лапкин, - чтоб булавы у них были соломенные, а кровь - из сиропа клюквенного, тогда петь можно. Есть у вас на севере клюква? - Есть, - пролепетал Куланьяннен. - Вот и переделайте. У вас большое будущее, боян. Вы вполне сможете петь колыбельные песенки для детишек малых. - А если я для взрослых петь хочу? - обреченно поинтересовался северянин. Все иронически заулыбались. Боян-ткачев сын приподнялся и разъяснил: - Поймите, Куланьяннен, эти экологические ниши у нас давно заняты. Остались места лишь для бояна-колыбельщика, бояна-хитрого мужичка и бояна-гитариста. Гитариста - это чтобы показать нашу прогрессивность. На гишпанском инструменте, гитаре, играешь? Нет? Вот так-то. Что там у него с другими былинами? - Ну, парочку мелких можно вставить в очередной концерт "Версты былинные", - снисходительно сказал Лапкин. - Есть еще одна большая, но какая-то больно запутанная. Можно, правда, ее до ума довести. Надо в начале петь последний куплет, потом второй, затем десятый и сорок третий. Остальные выкинуть, а двадцать шестой петь в виде припева. - Дело говоришь, Лапкин, - поддержал его боян-ткачев сын. - Кого еще прослушали? - Бояна Бурчалкина с юга, - нахмурился Лапкин. - Только сам он не приехал, а прислал на бересте текст былины срамной. "Бабушка и Василек" называется. - Читал, читал, - оживился кто-то из молодых. - Ох, срамная былинка! Там Василек этот бабушку... - Раз сам не приехал, и обсуждать не будем, - поспешил перебить его директор. - Грамотку сию возле печки положите. Мало ли что, вдруг дров не хватит... Кто еще у нас спеть хочет? Тут Ивану-дураку плашмя саданули по затылку саблей. Он гневно обернулся, и, отняв от уха рукавицу, уставился на зеленоволосого соседа. - Извини, - зашептал тот. - Привычка такая, как попаду в народ, так хочется саблей махать. Руки надо чем-то занять... - На, - Иван протянул ему пригоршню семечек, оставшихся в кармане от первой встречи с Марьей-искусницей. Он справедливо решил, что семечки могут занять соседу не только руки, но и язык. И угадал. А возле директора ВБО уже стоял крепенький мужичок с грустным выражением лица. Он со вздохом протянул ему несколько берестяных свитков и произнес: - Написал я тут маленько... Петь не надо, скажите просто, что не так... - Хитрый мужичок! - хором закричали бояны. - Покатит! - Теперь бы еще гитариста найти, - мечтательно сказал директор. А бояны веселились. Крынки с медовухой незаметно уступили место бутылям с зеленым вином. Сильно захмелевший от общего веселья сосед приник к Ивану-дураку и зашептал: - Семечки у тебя - язык проглотишь! Сам жарил? - Любовь моя, Марьюшка, их жарила, - ответил Иван и побрел искать более спокойное место. Он протиснулся между двух боянов, обсуждавших размеры дани за очередной концерт, постоял чуть-чуть возле кучки певцов, решавших, как правильно петь былину об Алеше Поповиче. Оказывается, в самом распространенном тексте былины Алеша бьется со Змеем Тугариным два раза подряд и оба раза его убивает. Верно, древний боян написал два варианта боя, а решить, какой лучше - не успел. Помер, видать, от натуги. Теперь бояны решали, что лучше - выкинуть один поединок или дописать, что у Змея Тугарина был брат-близнец Змий Тугарин. Иван постоял, послушал, но понял, что сегодня бояны к единому мнению не придут, и побрел к выходу. У дверей было куда веселее. Молодые бояны, отпивая по очереди из единственной бутыли с зеленым вином, пели друг другу свои былины. Всеобщим успехом пользовался боян Воха, который, аккомпанируя себе на гишпанском инструменте, пел на непривычный мотив: Выезжает тут Илюха, о, йе-е! Выезжает на лихом коне! Он крутой, он круче Соловья, Он снесет ему башку, ий-я! А Алена Соловьинишна ушла гулять, Соловейкин род продолжить, жениха сыскать. Соловей укороченный под Калиновым мостом, А Илюшенька с Аленой - под ракитовым кустом! Ах, Алена! О, йе-е! Певец затарабанил по струнам, глотнул зелена-вина и, мгновенно осипнув, продолжал: А хотите я спою вам про Ивана-дурака, Про Ивана, чей папанька, ой, да Черная Рука? Как напился он с Емелей, документы потерял, А в бою с четырехглавым богатырским другом стал... Дурак привычно схватился за булаву, но передумал. Приятно, все-таки, когда о тебе поют, пусть даже не очень складно. В руки ему сунули крынку с медовухой, мир стал уютен и бояны симпатичны. Рядом сидел хитрый мужичок, которого все звали Кудряшкиным, и вполголоса подпевал бояну Вохе. Униженный Куланьяннен бродил среди молодежи и напрашивался на комплименты. Его жалостливо хвалили. Временами забегал директор ВБО, делал пару глотков из бутыли, стрелял у кого-нибудь табачку и возвращался к профессиональным боянам. В последнем набеге он взял в полон гитариста Воху и увел его увеселять маститых. Молодежь тут же взялась за гусли, разбилась попарно и принялась петь друг другу. Кое-кто, прежде чем петь, хвалился, дескать, эту былину он уже пустил в народ, и ее поют в деревне Тугоуховке, где народу - целых двадцать душ. Потом заглянул боян Фискалкин, снисходительно посмотрел на молодежь и похвалился недавним приобретением - заморскими гуслями-самогудами. С их помощью Фискалкин добился небывалой плодовитости, сочиняя по две былины в день. Гусли сами ему подыгрывали и даже запоминали текст былины. Молодые бояны после ухода Фискалкина стали уверять друг друга, что мотив на гуслях-самогудах однообразный, а голоса у Фискалкина отродясь не имелось. Но было видно, что они ужасно завидуют. Решив нарушить тягостное настроение молодежи, Иван-дурак крякнул и спросил: - А не сыграете ли вы критику чего-нибудь новенького, свеженького, интересного? Втайне дурак надеялся, что кто-нибудь продолжит былину бояна Вохи о нем. Но вышло по другому. Гусли взял Кудряшкин, откашлялся и запел: Как напилися в трактире нонче три богатыря, Зелено вино хлебали, времени не тратя зря. Как решили они подвиг богатырский совершить, Как пошли к собаке-князю позволения просить... Молодежь захихикала, Иван потер затылок. А у князя гость незванный - старый дядька Черномор, На Илюху, на Алеху, на Добрынюшку попер: Мол, ругали, слышал, князя, повели ты их казнить, Ясны головы хмельные с плеч широких отрубить. А Илюшка был поддатый, а Добрыня пьяный был, А Алешка улыбался, ни хрена не говорил. Нету силы богатырской, всю пропили в этот день, И Гапон, коварный попик, на плетень набросил тень. Посадили их в подвалы, заковали в кандалы, Может, головы отрубят, пока силы их малы. Не видать им больше света и хмельна вина не пить, Вы не ссорьтесь лучше с князем, все равно не победить!.. Кудряшкин откашлялся еще раз и смущенно объяснил: - В последней строчке - это мораль. А когда богатырям головы отрубят, я еще немножко напишу. Опрометью выбежал Иван-дурак из избы-читальни. Оттолкнул зеленоволосого, объясняющего Гнедку различия между галопом и рысью, и вскочил на коня. Выручать надо братьев-богатырей! 6. ИВАН ТОРГУЕТСЯ ЗА ПОЛЦАРСТВА Догадлив был поп Гапон. Действительно, не прошло и часа после тайного визита Черномора к Владимиру, как в палаты княжеские ввалились три богатыря. Покачиваясь и помогая друг другу не упасть, встали они пред ясны очи переодевшегося в полосатую пижаму Красна Солнышка. Добрыня Никитич сделал шаг вперед и, галантно поклонившись, обратился ко владыке земли русской: - Дело в следующем, княже. Хотим в твою честь подвиг совершить. - Однако поклон не прошел ему даром: произнеся эту фразу, он оступился и рухнул на пол. - Да ты, брат, пьян! - вскричал князь, якобы удивленно. - Князь! - вопреки очевидности оскорбился за друга Илья, - как ты мог подумать?! Добрыня ранен! То есть, тьфу! Добрыня ранен. В бою с гвардейцами Гапона. - С какими гвардейцами?! - изумился Гапон. - Нет у меня никаких гвардейцев! - Нет, так будут, - уверенно заявил Алеша, - ты давно о своей гвардии тайно мечтаешь. - Откуда знаешь? - удивился Гапон. - Телепатия, - объяснил Алеша. - Телепатия! - взъярился князь, - телепатия, говоришь?! У нас, между прочим, тоже телепатия! Вот она-то мне и подсказывает, что только что вы меня в кабаке собакой кликали! - У тебя, князь, телепатия неправильная, - предположил Алеша. - Да хрен с ней, с телепатией, - махнул рукой Владимир, - у меня тридцать три богатыря в свидетелях. - И как же мы теперь, княже? - не очень вразумительно, но до крайности горестно спросил Добрыня, пытаясь подняться на четвереньки. - Как, как, - столь же горестно ответил Владимир, - головы будем рубить, вот как. - Головы рубить, эт хорошо, эт по-нашему, - встрепенулся уснувший было стоя Илья Муромец, - кому рубить? - А вам, кому же еще, - радостно сообщил Гапон. - Тебе первому. Илья нахмурился, напряженно соображая. Наконец сказал: - Не, мне не смогу. Размахиваться несподручно. - А если кого другого попросить? - все с той же радостью в голосе осведомился Гапон. - Другому не позволю, - подумав, ответил Илья, - а сам не могу. Несподручно. - Не позволишь?! - с внезапной свирепостью взвизгнул Гапон. - А вот сейчас проверим! Эй, стража, взять их! Стражники двинулись было опасливо к богатырям, но остановились, услышав обращенные к попу слова князя: - А ты че это тут раскомандовался?! Мантию, жулик, выиграл, и все уже?! Вот заведешь свою гвардию, тогда и командуй! Понял? - И, повернувшись к стражникам, скомандовал сам: - Эй, стража, взять их! Стражники искательно посмотрели на Гапона. Тот незаметно махнул им рукой, мол, делайте. Стражники придвинулись вплотную к богатырям. - Только тронь! - рявкнул Илья, выставляя перед собой меч булатный. Но меч перевесил, и Илья упал лицом в направлении вытянутой руки. И упал он прямо на все пытавшегося подняться Добрыню. Тот жалобно пискнул и затих. Затих и Илья. А еще через мгновение, обнявшись, они сладко посапывали на полу. - Эх, ребята, - укоризненно протянул Алеша Попович и сел на пол рядом с ними. Без сопротивления, как дрова, стража поволокла троицу прочь из тронного зала. Гапон хотел что-то крикнуть вслед, но удержался и шепнул несколько слов князю. Князь согласно кивнул и крикнул вдогонку стражникам: - В погреб их! И свяжите хорошенько! - А затем добавил, обращаясь к Гапону: - Казним на рассвете. Пусть проспятся. Негоже русских богатырей во хмелю казнить. - Я всегда поражался твоей справедливости, Володя, - преданно глядя князю в глаза, сказал Гапон. - Спасибо, Гопа, - жеманно поправил воротник пижамы князь. - Вовка, - проникновенно продолжил поп, дружески положив руку князю на плечо, - а давай их все-таки прям сейчас казним. Куй, как говориться, пока горячо. - Не, княжеское слово менять не могу. - Даже для меня? - Даже для тебя. - Жаль, жаль, - сказал Гапон задумчиво. Но тут же повеселел: - Знаешь, - сказал он, - не люблю я эти зрелища, честное слово. Можно, вы их без меня казните, а? - А чего ж, конечно. Отдыхай. - А точно казните? - Ну я ж сказал! - На рассвете? - Обязательно. Гапон благодарно пожал князю руку: - Вот это я понимаю! Сказано, сделано! А я тогда пойду, посплю, устал я чего-то от трудов государственных. Потом в баньку схожу. Потом, сам понимаешь, Алена у меня... К обеду только появлюсь, ладно? - А чего ж, ступай, - разрешил князь, - Алена у тебя - ух! - князь сжал кулак, демонстрируя хилый бицепс. - Славная! Привет передавай от свата. - Непременно, Вова, непременно, - заверил поп, - адью! - И, весело посвистывая, вышел вон. ...Влетев в свою поповскую избу, Гапон еще в сенях закричал призывно: - Аленушка! Светик мой! Твой Гапончик пришел! Огромная, на две головы выше его, мрачная бабища подбоченясь возникла в дверном проеме. Есть женщины в русских селеньях... - Ну? - спросила она грозно. - Аленушка, - с виноватой улыбкой сказал Гапон просительно, - собираться надо. Уезжаем мы. - Куда это вдруг? - от презрительного прищура глаза Алены превратились в две синие щелки. - Слушай меня, Аленушка, - зашептал Гапон, - наконец-то пришло за батюшку твоего Соловушку отмщение. На рассвете Илюху, обидчика твоего, со двумя его сотоварищами лютой казнью Владимир казнит. А мы с тобой сейчас двинем к печенегам, обо всем об этом сообщим и к полудню с войском ихним уже и в Киев вступим. И стану я ханским на Руси наместником. Тогда и свадьбу сыграем. А?! Ловко я закрутил?! Алена, онемев от возмущения, уставилась на Гапона. Наконец, взорвалась: - Ах ты змей подколодный! Ах ты тать окаянная! Россию-матушку продавать?! Да я тебя, гада!.. - И она выдернула из под полы свою девяностопудовую кочергу, с коей не расставалась даже в постели. - Ты ж моя упрямица, ты ж моя непослушница, - принялся ласково приговаривать Гапон, отступая вглубь сеней. А там, в сенях, на тот случай все уж приготовлено было. В одну руку схватив с вешалки рушник, в другую - с полки бутыль с наклейкой "Хлороформ", он плеснул зелья на ткань и, подскочив вплотную к Алене, сунул ей рушник в лицо. Бабища с грохотом рухнула на пол и захрапела, сотрясая звуком избу. - Ничего, ничего, Аленушка, - приговаривал Гапон, корабельным канатом скручивая ей руки и ноги, - баба ты норовистая, что кобылка необъезженная... Вот стану наместником, свадьбу справим, тогда и полюбишь, тогда и послушной станешь. - Сказав это, он прощальным поцелуем осенил пухлые девичьи уста, а затем вогнал в них толстенный кляп из скомканной скатерти. - Ты тут полежи, отдохни, - сказал он на прощание безответному телу, - а я пока сбегаю с Черномором разберусь. С этими словами поп поспешно выскочил из избы. ...А во княжеских палатах тем временем происходило вот что. Только было собрался Владимир от волнений отдохнуть, как отворилась дверь и вошла Несмеяна. - Обидчика моего не нашли, папенька? - кокетливо спросила она, поправляя рукава шитого бисером кафтана. - Обидчика, обидчика... Ищут, - рассеянно сказал Владимир, озираясь по сторонам. Где ж корона? Неужели Гапончик уволок? Казню... А! Вот она! Владимир подобрал невесть как закатившуюся под трон корону, обдул с нее пыль и искоса посмотрел на дочку. - Чего вырядилась в праздничное? Сарафан, небось, из китайского сукна шит, а ты его в будни носишь. Отец-то у тебя - князь, и то по-простому одевается! - Он похлопал себя по бокам, демонстрируя полосатую пижаму. Несмеяна лишь вздохнула и промокнула глаза платочком. - Грустно, папенька. Посмеяться хочется. - Так ты посмейся, - оживился Владимир. - Народу объявим, что я тебя сам развеселил, полцарства сэкономим. Ну?! Царевна покривила губы, старательно развела их пальцами вверх и застыла. - Ну, - подбадривал Владимир. - Давай, хохочи, золотко! - Чего с Емелей будет, как сыщут? - продолжая кривить лицо, спросила Несмеяна. - Казним. Голову с плеч скинем, как положено. Несмеяна тихо, уютно заревела. - Ты чего, дочка? - Люб он мне! - не прекращая реветь сказала Несмеяна. - Все женихи - придурки какие-то, клоуны, шуты гороховые. А он - серьезны-ы-ы-ый! Богаты-ы-рь! - Липовый, - не терял духа Владимир. - Какая разница, - огрызнулась Несмеяна. - Про то никто не ведал! - Так чего ж шум подняла? - не выдержал Владимир. - Дура, - самокритично призналась Несмеяна. - Все равно никому меня не развеселить. Соврала бы, мол, заставил он меня посмеяться маленько, стала б женой богатырской. Внука бы тебе родила, наследничка! Владимир потер лоб. Последний довод, похоже, попал в больное место. - Значит так, дочурка. На Емеле свет клином не сошелся. Есть и другие на Руси богатыри. Кто нам первым на глаза попадется, того и окрутим. Несмеяна, похоже, ждала не этого. Но возразить не успела. В дверь заглянул стражник и виновато произнес: - Аудиенции просят, пресветлый княже! - Занят я! - гаркнул Владимир. - Убедительно просят, - не унимался стражник, потирая шишку на лбу. - Не кто-нибудь, а добрый-молодец Иван-дурак. С булавой. Может, пустим? - Ох и распустились вы... - начал Владимир и вдруг оживился: - Добрый молодец, говоришь? - он заговорщицки глянул на Несмеяну. - Отлично. Даже лучше, чем богатырь, а то они больно наглые да своенравные. Пускай! Стражник исчез, а в палаты вбежал Иван-дурак. Со сладостным для княжеского уха криком - "Не вели казнить, вели миловать!" - он бухнулся на колени. Пол в комнате захрустел. - А, ты значит и есть Иван-дурак, - приглядевшись, разочарованно сказал князь. - Казнить не буду, но и награду отложим. Верно, Несмеянушка? Та согласно кивнула. - Не за себя прошу, за друзей моих, - вставая сказал Иван. - Не виноваты они, княже! - Это кто ж не виноват? Илюшка, Алешка да Никитич Добрынька? Ну ты загнул! Несмеянушка, ты только послушай: над ним самим подозрение висит, а он за изменщиков просит! Владимир поправил корону, прошелся взад-вперед, заложив руки за спину, и задумчиво произнес: - Мы не французишки галантные, не британцы учтивые. У нас, у русичей, свой исторический путь. Мы пойдем другим путем! Иван почесал затылок и виновато сказал: - Не пойму я слов твоих мудреных, княже. Дурак. Так как насчет друзей моих? - Чем докажешь, что не ругали они меня? Иван задумался. Процесс протекал туго, с заминками. Наконец он произнес: - Пресветлый князь, дело было так... ...Три богатыря да Иван-дурак сидели в трактире и пили ядреный русский квас. Илья Муромец рассказывал о своей любви к Алене. - Как мне жить без нее, не ведаю! - воскликнул он в заключение. - А все ж верю: Владимир ей прикажет, и пойдет она за меня! - Ох как прав ты, - воскликнул Алеша с восторгом, - справедлив наш князь! Третий месяц нам жалование не повышает, а все равно люб нам Красно Солнышко! - Сказал и квасу выпил. - Потому не повышает, что абы как мы ему служим, - разрыдавшись поддержал друзей Добрыня. - А надо б получше! Как земле русской! ...Владимир ошалело смотрел на дурака. Потом спросил: - И ты надеешься, что я поверю в сей бред? - Надеюсь, - признался Иван. - Черномор на ухо туг, недослышал, сам додумал и наябедничал. - Слово дурака против слова Черномора, - усмехнулся князь. - Кому поверю, как сам разумеешь? - Черномору, разумею, - обреченно вздохнул дурак. - Так-то, - сказал Владимир назидательно. - А чего припозднился с оправданиями-то? После кваса отходил? - На сходке ВБО я был. - Не матерись при дамах! - сурово оборвал его князь. - Где был, что делал? Объясняй! - Былины слушал, медовуху кушал, - начал перепуганный Иван. - Сидели бояны, не трезвы не пьяны, друг другу улыбались, в любви признавались. Самый главный был боян... Со страху и под влиянием воспоминаний дурак заговорил стихами. Князь и Несмеяна обалдело слушали рассказ о боянских спорах, о новых былинах и о появлении зеленоголового бояна. - Волосы - как травка, на шее - бородавка, грамотка подделана, да отлично сделана... - Рифма слабая, - вставил князь. - Я же там стоял на страже, думал, вдруг прорвется враже? Как услышал про наветы, прибежал едва одетый. Вот стою перед тобой и рискую головой... - Во! - оживился Владимир. - В конце ты малость раздухарился. Стоишь и рискуешь, точно. Все остальное - чушь собачья. Бояны - интеллигенты, медовуху не пьют. Людей с зелеными волосами не бывает. У китайцев волосы синие, то всем известно, а вот зеленых в природе нет. Что с тобой делать дурак? И тут княжеские палаты сотряслись от хохота. Задрожали стекла, посыпалась штукатурка, испуганно поникла ветками березка в кадке. Смеялась Несмеяна. Заливисто, радостно, тыча пальцем в Ивана и хватаясь за грудь. Владимир неумело перекрестился и запричитал: - Доченька, доченька, что с тобой? Поперхнулась что ли? Успокойся! Ничего смешного нет! Это просто дурак! - У... у него... у него на штанах... - Несмеяна зашлась в хохоте, потом зарделась и скромно закончила: - ширинка расстегнута. Вот как торопился. Иван-дурак, заслонясь булавой, торопливо приводил штаны в порядок. Князь Владимир чесал затылок. Потом задумчиво сказал: - Интересно, почему тебя такая малость насмешила? Видать, и вправду замуж пора... Иван, ты понял? Несмеяна - невеста твоя отныне! Иван поднял на князя глаза и неуверенно улыбнулся. Потом перевел взгляд на царевну, и улыбка погасла. С минуту в душе дурака продолжалась тяжелая борьба. Затем он спросил: - А полцарства? Можно получить ту половину, где подвалы с дружками моими? - Какие полцарства? - засуетился Владимир. - Комнатку во флигеле выделю, земли надел - пожалуйста! Мы ж ее, фактически, вместе рассмешили! Значит, и награду делим. Родную дочь в жены брать уже немодно, так что поделим все культурно. Тебе - царевну, мне - приданное. - Тогда не получится, - отрезал Иван. - У меня уже есть милая. Владимир обомлел. - От царской дочки, собака, отказываешься?! Позоришь?! - Сам собака! - взорвался вдруг Иван. - Правы были дружки, собака ты, князь! Ох, зря он это сказал. Но было поздно. Владимир махнул рукой, и отовсюду повалила стража, прятавшаяся до того под лавками, столами и в кадках с березками. Дурак попробовал сопротивляться, но силы были не равны. Вскоре его повязали, и остатки стражи уволокли дурака в подвал. Князь Владимир утешал вновь плачущую Несмеяну: - Ничего, ничего, жили без мужа и дальше поживем. Не плачь, девчонка. Пройдут дожди. Дурак найдется. Ты только жди. Несмеяна ревела. Князь сказал жалостливо: - Ну, хочешь, я ширинку расстегну? Посмеешься. - Не-е-т, - замотала головой Несмеяна, - мне у тебя не смешно-о-о. Владимир вздохнул, посмотрел вслед полоненому Ивану и печально сказал: - Однако, каких людей теряем! Лучших людей... Сидел за решеткой в темнице сырой, страдая с похмелья, дурак молодой. Ох и муторно же ему было! Друзей не спас, а еще хуже подставил. Сам в немилость попал. Царевну обидел, князя оскорбил. Опохмелиться нечем. - Эй, дурак, передача тебе, - маленькое окошечко в железной двери камеры открылось, и разукрашенный синяками стражник протянул Ивану бутыль и огромный каравай. - Девка твоя, Марья-искусница, передала. Я отпил пару глоточков, ты уж не серчай. Иван посмотрел на бутыль. - Глоточки-то у тебя богатырские. Как глотнешь - четвертушечка, присосешься - поллитровочка... Что, у меня и прав никаких нет? - Как нет? Есть. Чай, у нас Русь, а не дикая страна половецкая. Есть у тебя право сохранять постное лицо, есть право кричать благим матом, есть право на один звонок. - Насчет лица и насчет мата я понял. А вот насчет звонка... Стражник молча просунул в окошечко коровий колокольчик. Иван в сердцах плюнул, но правом воспользовался. Полегчало. Сел в углу темницы на чугунную богатырскую парашу и откупорил бутыль. После нескольких глотков почувствовал, что сил прибавилось, а в голове просветлело. - Ох, Марьюшка, ох, уважила, - нежно прошептал он, лаская бутыль. - И закусочку не забыла... Он разломил каравай и с удивлением уставился на выпавшую оттуда грамотку. - Неспроста, - прошептал дурак. - Или спроста? Хорошо, что я азбуке обучен. Развернув бересту, Иван прочел: "Миленочек! Сразу два горя у меня. Дядька Черномор в ванне утонул, а тебя пес В. в тюрьму засадил. Первому горю не помочь, а со вторым справимся. В караване спрятаны вещи хитромудрые, что бежать тебе помогут. Во-первах - пилка-самопилка, во-вторых - лесенка-чудесенка, а в третьих - лом-самолом. И еще - кепка-невидимка. Дружок твой, Емеля, с ейной помощью гнева княжеского избег, у меня под кроватью спрятался. Друг твой - такой затейник, за тебя горой стоит. Да учти, милый, вещам мудреным надо в стихах приказывать, иначе не понимают. Ты уж постарайся. Как убежишь, приходи ко мне. Твоя М." Заинтригованный Иван растребушил каравай и нашел: маленькую пилку, вроде тех, какими модницы ноготки полируют, изящный медный ломик в кожаном чехле и маленькую бамбуковую лесенку. Кепку-невидимку, как не искал, найти не смог. Видать уж больно невидима была. Бережно подобрав и съев все хлебные крошки, не от голода, а от высоких моральных устоев, Иван задумался. Как же пустить в дело хитрую снасть. И как ей приказывать? Но не зря Иван-дурак с боянами общался. Смекнул, что любой дурак может сладко петь, коль нужда заставит. Откашлявшись, Иван приказал: Ну-ка, пилка-самопилка, Что моя прислала милка! Пилка встрепенулась. Из неволи выручай, Дырку быстро проточай! Презрительно фыркнув, пилка улеглась на место. Видать, не те слова дурак сказал. Но Иван не сдавался: Пилка, встань передо мной Словно лист перед травой! Встала. Проточи-ка стену, пилка, Чтоб остались лишь опилки! Пилка метнулась к стене темницы и с визгом принялась ее распиливать. Летело каменное крошево, дурак на радостях бил в ладоши. Наконец, в стене образовалась порядочная дыра, в которую Иван и протиснулся. - Ну, хорошо, - озадаченно сказал он, оглядевшись. - И что же я буду делать в соседней камере? Иван действительно попал в соседнюю камеру. Темно в ней было, хоть глаз выколи. Ох, точнее надо было указывать пилке задание! А она, тем временем, не унималась, а все точила и точила камень. Видать, пока все не разгрызет, как приказано, в опилки, не остановится. - Дурак я, дурак... - простонал Иван. - Иванушка! - прогремел троекратный вопль, и из темных углов бросились к нему друзья - Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович! Они-то и сидели в соседней камере! С ног до головы в цепях тяжелых, богатыри радостно били Ивана оковами по голове, а Добрыня приговаривал: - Не чаяли и увидеть снова! Уважил стариков, уважил!.. Ослобонил! Ах ты ж соколик наш! Спаситель! Когда первая радость утихла, вновь встретившиеся друзья отхлебнули из марьиной бутыли, и Илья грустно сказал: - Эх, коли б не цепи чугунные, не удержали б нас стены каменные! Разнес бы я тюрьму по кирпичику, раскидал бы стражничков по Киеву! А собаке князю - морду набил! - Морды будем позже бить, - успокоил его Иван. Достал лом и повелел: Эх, лом-самолом, Сотвори крутой облом! Сбей с дружков оковы на пол, Так, чтоб пот с них не закапал! - А при чем тут пот? - удивился Попович, пока лом-самолом освобождал их от цепей. - Для рифмы, - туманно объяснил Иван. Лом-самолом тем временем выполнил работу и с мягким звоном переломился пополам. - Одноразовый, - догадался Алеша. - Ничего, все равно неплохо. Илья Муромец подошел к двери и заорал: - Охохонюшки! Одним могучим пинком он вышиб дверь с петель. По коридору забегали испуганные стражники. Друзья гордо вышли из темницы и в замешательстве остановились. Темницу-то, оказывается, опоясывала стена чугунная, во сто сажень вышиной, колючкою железной окутанная, - Ломать не буду, - заупрямился Илья. - все пальцы заножу. - Друзья! Я знаю тайный ход! - воскликнул Добрыня и откинул чугунную крышку, закрывающую глубокую яму. - Ну и амбре, - брезгливо заметил чистоплюй Попович. - Естественно. Заморское изобретение, канализация. Сюда параши выливают, и отсюда по подземному ходу все течет в Днепр. Спускаемся! - Как? - дельно заметил Илья. - Прыгать-то высоко, расшибемся, Гордый дурак достал из-за пазухи лесенку-чудесенку и скомандовал: Эй, волшебное творенье, Гордость стольных городов, Ну-ка, всем на удивленье Нас спусти до дна иль днов! Лесенка мгновенно вытянулась вниз и приятным девичьим голосом произнесла: Заплати-ка пятачок, Вмиг поедешь, дурачок! - Чего?! - завопили богатыри, хватаясь за булавы. - Хочу - шучу, - отбрехалась лесенка. - Не боись - становись! Друзья встали на перекладины, и те быстро поехали вниз. Добрыня напряженно поморщил лоб, а потом спросил: - Слушай, а не могли бы мы с этой лесенкой просто на стену взобраться? Покрасневший дурак соврал: - Не могли... Я высоты боюсь. Речь его прервало погружение. Когда богатыри вынырнули и отплевались, Илья укоризненно сказал: - Что ж ты про дно-то упомянул?! Нам бы и на поверхности дерьма хватило! - Ничего, - храбрился Иван. - Нам бы только канал, что к Днепру ведет, найти... - Ищем! - приказал всем Добрыня. И работа закипела ...У днепровского берега, на окраине Киева, там, где бабы белье полощут, а девки по весне голыми купаются, вода забурлила, и на поверхности показались четыре изрядно перемазанных головушки. - Халтурщики! - ругался Иван-дурак. - Это ж надо - полдороги до Днепра самим прокапывать пришлось! Ох, пожалуюсь князю... Однако, вспомнив, что князь им теперь - не защита, Иван замолчал, закручинившись. Добрыня, оттираясь, ласково похлопал его по плечу: - Ничего, Иван! Русь велика! Схоронимся от пса смердячего. Вот отмоемся маленько и... - К Марье-искуснице, - докончил Иван. - Точно! - оживился Алеша. - Дело говоришь. Потри-ка спинку. 7. О ПОЛЧИЩАХ НЕСМЕТНЫХ И СВАДЬБЕ СКОРОЙ Попарившись в марьюшкиной баньке, похлебав кваску и зажевав на скорую руку лебедь белую, три богатыря да Иван-дурак отдыхали на лавках дубовых. Вокруг них суетился Емеля. Стряхивал пыль с булав, отирал пот со лба Ильи и поминутно спрашивал: - Так ты говоришь, тут она и рассмеялась? Дурак кивал. - Эх, знать бы раньше, штаны бы скинул. Пусть ухохочется, - сокрушался Емеля. - Эх... Что делать-то будем, братья-богатыри? Бунтовать? Богатыри презрительно посмотрели на Емелю, но все же снизошли до ответа. - Негоже русским богатырям Киев-град разорять, - степенно молвил Илья. - Лучше схоронимся, - обронил Добрыня. - Тем более, что и по шеям надавать могут, - добавил Алеша. - Вставай, Иван! Пора. Прощайся с Марьюшкой. - И добавил, ухмыльнувшись: - Я-то теперича вроде как и не знаком с ней вовсе... Пропустив последнее мимо ушей, Иван прошел в Марьюшкину горницу. Искусница сидела у окна и, близоруко щурясь, вставляла нитку в иголку. Рядом лежал прохудившийся сарафан. - Марья, давай попрощаемся трогательно, - застенчиво сказал дурак. - Трогательно нельзя, неприлично, - вздохнула Марья. - Черномор еще и обсохнуть-то не успел после утопления, а ты уже руки распускаешь... Иди, я тебя без троганий приголублю... Через несколько часов степь русская гудела под копытами богатырских коней. Впереди мчались Илья Муромец и Иван-дурак, за ними ехали Добрыня с Алешей. Замыкал отряд Емеля на саврасой кобыле. Он поминутно вздыхал, вспоминая то ли печь теплую, то ли - Несмеяну бесстыжую. Долго ли, коротко ли они ехали, то никому не ведомо. Но вот Илья Муромец насторожился и, приставив к глазам ладонь, всмотрелся вдаль. Все повторили его жест и увидели на горизонте сплошную стену пыли. "Полчища несметные!" - догадались богатыри. "Богатыри!" - догадались полчища и повыхватывали сабельки острые да мечи тяжелые. - Что делать будем? - нарушил напряженное молчание Илья Муромец. - Отступать, - с готовностью предложил Попович. - К собаке-князю в зубы, - иронично спросил Добрыня. - К тому же полчища в Киев и направляются. Догонят. - Так постоим за землю русскую! - вскричал Иван, доставая булаву. - Не пройдет тута враг половецкий! Друзья с сочувствием посмотрели на булаву, но спорить не стали. Выхода все равно не было. Полчища надвигались. Алеша торопливо слез с коня, упал на колени и стал молиться: Создай, Боже, тучу грозную, А из тучи-то - с градом дождя! Али еще каких осадков! Землетрясений и торнадо! Разметай полчища несметные, Помоги нам, защитничкам... - Долго надо молиться? - поинтересовался Добрыня, с любопытством глядя на безоблачное небо. - До перемены погоды, - прекращая молиться, сказал Алеша. - Не пойдет. Хороший метод, но больно медленный. Полчища уже близенько. - По щучьему велению, по моему хотению, поверните назад, полчища несметные! - робко попросил Емеля. Эффект был не больший, чем при попытке насмешить царевну. Иван, вспомнив знаменитую попойку, вздохнул. Полчища приближались. Вперед выступил Добрыня. Он помахал булавой и предложил: - Выходите-ка со мной во честной бой! Не все сразу, а по одному, паскудники! Цепочкой. Буду я вас в сырую землю всаживать, хорошо здесь рожь уродится наперед год! Иронически расхохотавшись, полчища прибавили ходу. - Ничего не выйдет, - грустно заметил Илья. - Вижу уже я врага своего заветного, Змея Тугарина. Не пойдет он с нами на мировую. - Э! Это мой враг! - возмутился Алеша. - Я его раз двадцать убивал! Добрыня согласно покивал. - Это наш общий враг, - сурово сказал Илья. - Значит так. Я бьюсь со змеем, а вы, подельщики, с полчищами несметными. Ты же, Емелюшка, езжай следом и подбирай трофеи, что у печенегов из карманов будут вываливаться. Особенно аккуратно бутылки подбирай, разобьются - накажу. Если у кого из печенегов зубы золотые будут выбиты, ты их собирай и складывай пока в котомочку. После боя рассортируем. И закипела кровавая сеча! С первого же удара о голову Змея у Ильи сломалась булава. Тогда он ловко выхватил кого-то из полчищ несметных и привычно стал молотить супротивничков им, приговаривая: - Ах и крепкий татарин, не ломается! Не ломается, да не сгинается! - Я не татарин, я печенег! - орал несчастный. - А то не твое собачье дело. Повелю - так и китайцем будешь! - между делом ответил Илья. Добрыня сражался мечем булатным. Как махнет - так улочка, размахнется - микрорайон. Следом ехал Алеша и ловко топтал конем упавших. Временами он стрелял вперед из лука каленой стрелой, приговаривая: - На кого упадет, тому водить. А Иван-дурак носился по всему полю, мотая булавой. Вспомнив наказы отцовские, он бил с размаху и был приятно удивлен эффектом. В пылу боя он с упоением наблюдал за отдельными его моментами. Вон Емеля, ужом крутится меж печенегами, обчищая их карманы. Вон Илья, колотит Змея по голове шапкой, наполненной землей греческой. И где достал, непонятно. Вон Добрынюшка следующий квартал расчищает. Вон Алешенька молодецким посвистом супостатов пугает. Вон на лихом коне поп Гапон удирает, а в поводу у него - ломовая лошадь, к которой Алена Соловьинишна привязана... Гапон?! Иван бросился было за ним, но жаркая сеча помешала ему поймать предателя. Зато он успел заметить отрытый в сторонке окоп полного профиля, из которого глазели на происходящее несколько боянов во главе с директором. Один записывал что-то на грамотку, другой меланхолично мурлыкал веселый мотивчик. За их спинами подпрыгивал зеленоволосый боян, размахивая саблей, но в бой не вступая. В скором времени полчища стали сметными. Потом весьма умеренными. А затем и последние остатки печенегов бросились удирать. Друзья съехались и утерли со лбов трудовой пот. - Убил Змея-то? - ревниво поинтересовался у Ильи Алеша. - Как всегда, - важно ответил Муромец, отбрасывая печенега, которым дрался сегодня. Добрыня на лету поймал печенега и привязал его к седлу, приговаривая: А не думай, тать, что легко отделался, Ты пойдешь к нам в полон, пойдешь пленничком! - На фига он нам нужен, печенежина? Али выкуп за него дадут богатенький? - поинтересовался Алеша. Добрыня задумался и смущенно ответил: - Да нет, вряд ли. Но положено ведь кого-нибудь в полон взять. И продолжил упаковку пленного. - А где Емеля? - встрепенулся Алеша. - Он же трофеи собирал, я точно видел! Действительно, Емели нигде не было. Друзья поискали его немного, после чего скорбно переглянулись. - Погиб, - изрек общее мнение Илья. - Затоптали его, и косточек не осталось. Друзья скорбно стянули с голов шлемы железные. Подытожил Илья Муромец: - Жалко Емелю, хоть и слабоват был. А еще жальче трофеи несметные... Что ж, друзья, поехали дальше. И они поехали. ...А безвременно похороненный друзьями Емеля в это время уже подъезжал к Киеву. В глазах его блестели крупные