к... Ой, что-то не то получается. Иван вошел в трактир... Во. Иван вошел в трактир. Богатыри приветствовали его появление дружным звоном кружек. Судя по мирной обстановке, они только-только перешли с медовухи на царскую водку, и еще не успели закручиниться. - Друзья! - воскликнул дурак, присаживаясь. - У меня есть для вас приятный сюрприз! - Наливай! - согласился Илья. - Да нет, не такой, - смутился Иван. - Все равно наливай! Когда было налито и выпито, крякнуто и занюхано, Иван-дурак повторил: - Друзья, сногсшибательное известие! - Ну? - На Кащея идем! - За такие слова по морде бьют! - прорычал Илья Муромец. - Ты чего, Иван, совсем одурел? - Это нужно одной высокопоставленной даме, - несмело начал Иван. Добрыня хихикнул, потому что сплетни среди богатырей распространялись весьма быстро: - Это которой высокопоставленной? Прекрасной да Премудрой? Иван зарделся. - Пусть она сама и идет на Кащея, - заключил Добрыня. - Нам жизнь дорога. Илья и Алеша поддержали его одобрительным кряканьем. - Ну что ж, - грустно сказал Иван-дурак. - Постарайтесь забыть мое предложение. И не поминайте лихом, если что. Надеюсь, все у вас в жизни сложится удачно, не побоюсь даже сказать - былинно. Прощайте. Утирая слезинку, набухающую на правом веке, Иван побрел к двери. Богатыри переглянулись. Добрыня вздохнул, и положил на стол правую ногу. Илья махнул рукой, и положил поверх свою - в могучем кирзовом сапоге. Алеша жеманно пожал плечами и положил поверх свою изящную ногу в сапоге из хромовой кожи. Когда ритуал богатырского совета был выполнен, Добрыня окликнул Ивана: - Эй, дурак! Обернувшись, и обнаружив на столе три богатырских окорока, из-под которых, шипя, капала разлитая царская водка, Иван сразу все понял, и просиял. - Дурак, поход на Кащея нужен только высокопоставленной даме, или и тебе тоже? - И мне! - преисполненный патриотизма воскликнул Иван. - Тогда в чем же дело? - спросил хитрый Алеша Попович. - Рубликов нам отсыпят на дорожку? - Немножко, - признался Иван. - Зато Кащея можем грабить без зазрения совести. - Сегодня и выступим, - решил Илья. - Я зайду к Микуле Селяниновичу, скажу, захворал, дескать. Ты, Добрынюшка, возьмешь отпуск за свой счет для обучения грамоте. А ты, Алешка, скажешь Микуле, что соблазнил невинную девицу, и теперь должен замаливать сей грех в Соловецком монастыре. - А может прямо объявим, мол, на Кащея идем? - робко спросил Иван. - Не положено! Надо следы запутывать... Что, други, постоим за Землю Русскую? - Ой, постоим! - гаркнули богатыри. - Да, кстати, - спохватился Иван. - С нами еще два дурака пойдут. Один - мудрец Кубатай, боян сладкоголосый. Другой - толмач Смолянин, человек простой и трудолюбивый. - Ох, подозрительны мне имена их, - воскликнул Алеша. - Особенно - Смолянин! Сразу видать - то не русский человек. - Кубатай - кавказец, но мирный, спокойный, - принялся успокаивать друзей Иван. - А Смолянин клянется, что русская в нем кровь течет. - Какой же русский станет своим происхождением хвастать? - воскликнул Илья. - Ну да ладно. Боян сладкоголосый, да толмач трудолюбивый в пути пригодятся. Берем. И снова путь-дорожка лежала перед богатырями. Впереди, как и пристало сильнейшим, ехали Добрыня с Ильей, за ними - мудрец Кубатай да толмач Смолянин. За ними, зорко назад оглядываясь, двигались Иван с Алешей. И вот какой между ними шел разговор... - Вот скажи, Иван, любишь ли ты земельку русскую? - вопрошал Алеша. - Люблю. - Вот и я о том. А скажи, Иван, чем Русь наша красна? - Собакой-князем, - пошутил дурак. - Ну, и им тоже, - не понял юмора Алеша. - И нами, богатырями. И смердами вонючими, и боярами толстопузыми, и священниками набожными, и торговцами хитроглазыми, и девками... девками... - вздохнул он. - Что ж получается, всеми? - Ага! То богатство наше немеряное, самовоспроизводящееся. Пока есть на Руси народ русский, Русь Русью останется! - Да, - протянул Иван. - Ну ты и загнул Алешка. Чую, что прав, хоть и непонятно ни фига. - А че ж тут непонятного? - встрял в разговор Кубатай, выплевывая шелуху от семечек. По бокам его конька хлопали два тяжелых мешка с семечками, собранными в дорогу заботливой Марьюшкой. - Народ - самое ценное в любом государстве. Скажу я вам честно, что повсюду уже люди корни свои позабывали, только на Руси и остались настоящие патриоты. - Дело говоришь, кавказец! - одобрил его Алеша. - Видать и вправду - мудрец! А скажи, чем мы, русичи, от неруси поганой отличаемся? - Но-но, - слегка обиделся Кубатай. - По большому счету - ничем. Порой глянешь на какого-нибудь дурака - ну чего в нем русского, кроме имени? А раскроет рот, скажет слово, другое, сразу видно - русский! - Значит, - обрадовался Алеша, - не внешность тут роль играет! А что? Скажи, мудрец? Приосанившись, Кубатай изрек: - Менталитет! - Чего? - Этносознание! - Ты кончай ругаться по-кавказски, а дело говори! - Главное в человеке - душа! - изрек Кубатай. - Коли она большая да загадочная, к чудесам и тайнам тянется, а от дел низменных воротится, то русская она! - Дело, - кивнул Алеша. - Я и сам так считаю, но тебя проверить решил. Эй, Смолянин-толмач! Ты чего об этом думаешь? - О чем? - проснулся Смолянин. - О душе! - Рано мне еще о ней думать, - рассудил Смолянин. - Вот Кащея увижу, сразу в размышления погружусь! - Переиначим вопрос, - не отставал от него Алеша. - О Руси ты чего думаешь? - О Руси? Умом Россию не понять, прибором хитрым не измерить, у ней особенная стать, в Россию можно только верить! - Тебе бы в бояны податься, - отвесил комплимент Алеша. - Да я пробовал, голос плохой оказался, - засмущался Смолянин. - Когда сам, в одиночку пою, в ванне или перед сном, то спиваю гарно. А коли хоть один слушатель объявится - сразу петуха пускаю. - Вот и у меня так бывает, - кивнул Алеша. - Придумаю небылицу - аж сам поверю. А начну рассказывать, концы с концами не сходятся... Толмач, а ты кто будешь, да откуда? - Издалека, - вздохнул Смолянин. - Но по натуре - русский. Давно меня на Русь тянуло, я и язык выучил, и родословную себе выискал. Вот, приехал. - Небось, тебя по малолетству в полон увели, - догадался Алеша. - А душа-то русская проснулась, на родину потянула. Молодец, толмач! У Ильи вот сын был, Соколик, так его Калин-царь вместе с матерью в полон увел. Маманя от обиды померла, а сынка Калин-царь вымуштровал, приемчикам хитрым научил, щуриться заставил, чтоб на него, собаку, был похож. А потом выпустил супротив родного батьки биться! - Кошмар! - воскликнул Смолянин, который страдал некоторой сентиментальностью. - Кончилось-то все хорошо? - А как же! Илюшка сыночка с коня сбил, отхлестал нагайкой, тот сразу папу и признал. Потом Владимир его заслал на самую дальнюю заставу, южные рубежи стеречь. Он Илюше письма писал ласковые, сыновьи. На побывку недавно приезжал, такую попойку закатили! Смолянин расцвел в счастливой улыбке. - А после попойки похмелиться было нечем, настроение у всех упало. Илюша с сынком повздорил, да и отлупил знатно. Теперь он при монастыре Киевской Богоматери звонарем работает. Глаз у него один вытек, скрючило его всего, оглох... Но силенка осталась, с работой справляется. Икнув, Смолянин придержал коня, чтобы оказаться подальше от Муромца. Алеша тем временем продолжал молоть языком. Кубатай, которому страсть как хотелось встрять в разговор, делал судорожные попытки освободить рот от семечек. Но руки его сами собой лезли в мешок и зачерпывали все новые пригоршни. - Вот, - позевывая рассуждал Алеша, - возьмем простую русскую душу. Среднюю, ничем не примечательную. Какие у нее склонности? Ругать собаку-князя, потому что свободолюбива, но слушаться его, потому что другой еще хуже будет. Пить знатно, потому что традиция, но не закусывать после первой, потому что иначе после второй нечем будет. Любить зверюшек да детишек малых, без этого никак нельзя. Бить жену, потому что все равно, сволочь, изменит. Бананы есть в немеряных количествах, так как истинно русский фрукт. Планов иметь громадье, но осуществлять помаленьку, чтоб другим народам не обидно было... Но не это главное! Главное - оптимизм! Именно он нас, русских, от всех других людей отличает! - Оптимизм? - поразился Смолянин. - Он самый! - Да... - протянул Смолянин. - Вот оно что... А скажи, Алеша, русский былинный герой, чтобы ты сделал, едучи с друзьями по чисту полю, коли увидел бы чудо-юдо неслыханное? - Рассмеялся весело, да друзей бы пригласил подивиться! - хорохорился Алеша. - Посмотри направо, - предложил Смолянин, похихикивая. Алеша посмотрел - и зашелся в нервном смехе. По степи широкой бежало к ним чудо-юдо узкое, на сороконожку похожее, только с семью головами и ростом с каланчу пожарную. - Толмач... толмач... - прошептал Алеша, сдерживая истерический хохот. - А тебе не страшно? - Нет, я же русский! - гордо ответил Смолянин. Тем временем и остальные богатыри заметили чудо-юдо и остановились. Невиданное страшилище бежало к ним, посверкивая на солнышке чешуей и помаргивая многочисленными глазками. - Ух, раззудись плечо, размахнись рука! - крикнул Иван-дурак и запустил в чудо-юдо булавой. Та попала чудовищу в глаз, погнулась, и отлетела в сторону. - Фигово, - грустно сказал Илья. Добрыня одевал булатные рукавицы. Алеша молился. Смолянин оптимистически хохотал. Кубатай нервно грыз семечки, не забывая при этом ласкать эфес сабельки острой. Иван дурак готовил к бою меч-кладенец. А чудище, слегка изменив направление бега, стало огибать друзей. - Пронесло, - ахнул Алеша. Чудо-юдо круто повернуло, и стало замыкать друзей в кольцо. - А ты говорил - пронесло! - удивленно воскликнул Смолянин. - Пронесло, - упрямо повторил Алеша. - Со всяким бывает. Чудо-юдо замкнуло друзей в кольцо, всунуло внутрь кольца головы и ехидно спросило: - Ну че, богатыри, кранты пришли? - Посмотрим, - рассудил Иван-дурак и рубанул ближайшую голову мечом-кладенцом. Меч жалобно звякнул, но чешую не прорубил. - Не поможет! - гордо сказало чудище. - Я Кащеем наколдованно, против вас науськано, от всех богатырских приемов защищено. Говорите, чего с вами делать: раздавить телом бронированным, или съесть сырыми, или вначале огнем пожечь, потом съесть? - Может, бросить нас под ракитов куст? - робко предложил Добрыня. - Нет, братец, не выйдет! - захохотало чудо-юдо. - Не такое уж я темное! Между прочим, решайте быстрее, а то мне о жизни поразмышлять хочется. Я по натуре - естествоиспытатель! Богатыри подавленно молчали. Лишь Алеша исподтишка колол саблей ближайшую к нему голову чуда-юда, но эффекта это не давало. - А как же оптимизм? - лепетал смущенный толмач. - Алеша! Че с оптимизмом-то делать? И тут, в самый тягостный момент, мудрец Кубатай дощелкал-таки семечки в первом мешке, и воспользовавшись перерывом спросил: - Чудо-юдо, а вы не подскажите, кто вы - млекопитающее, рептилия, или членистоногое? Слегка покраснев, чудо-юдо жеманно ответило: - Млекопитающее... - Логично, - рассудил Кубатай, разглядывая чудо-юдо. - Тело столь огромных размеров не могло бы существовать при двухкамерном сердце и примитивной нервной системе. Хотя ваша чешуя наводит на определенные догадки... - Какие? - с любопытством спросило чудо-юдо. Но мудрец уже думал о другом: - Но самое удивительное, это замечательная координация движений конечностей вашего тела. Скажите, каждая пара ног имеет собственный, автономный нервный ганглий? - Нет... кажется... - растерялось чудо-юдо. - Нет? А как же вы ухитряетесь передвигаться? - Не знаю... - И еще считаете себя естествоиспытателем! - Кубатай покачал головой. - Давайте внесем ясность в этот вопрос. Какая пара ног движется первой? - Третья левая и семнадцатая правая, - неуверенно заявило чудовище. - Точно? Чудо-юдо разомкнуло кольцо вокруг богатырей, неуверенно прошлось взад-вперед и призналось: - Когда как. - Но должна же быть система! Вот у вашей младшей родственницы, сороконожки, по последним данным... Богатыри, обалдев, слушали Кубатая. Первым не выдержал Илья - схватился за сердце и прошептал: - Лучше пусть нас съедят... Но Добрыня, более стойкий, заткнул ему рот рукавицей. Кубатай тем временем учил чудо-юдо методу передвижения сороконожки: - Так, пошла левая сторона... Седьмая нога! Выше! Теперь правая, через одну ногу, так... Теперь все ноги поднять! Чудо-юдо выполнило приказ и тяжело рухнуло на землю. Растерянно пролепетало: - Мудрец, у меня не получается... Может, лучше, как раньше ходить буду? - Как раньше - это примитивно, - заявил Кубатай. - Должен быть непрерывный прогресс! Во всем! Сегодня улучшим походку, завтра - азбуку выучим, послезавтра - в Думе князя Владимира сиживать будем! Так, в чем же дело с передвижением... Ага! Какая голова у тебя принимает решения? Та, что говорит? - Я принимаю, - хором ответили семь голов. Потом подозрительно уставились друг на друга. - Но-но! Так не пойдет! - Кубатай тревожно потер лоб, достал саблю, и покачивая ей как дирижерской палочкой начал опрос: - Ты мыслишь? - Да, - скромно ответила первая голова. - Значит, существуешь. А ты? - Тоже! - косясь на первую голову заявила вторая. - А ты? - И я! - Он? Она? Вместе? Все семь, что ли? Ну, ребята! Как говорил один мой маленький друг, генло муф-ап, фараон сен крап. Или, по-простому: у семи нянек дитя без глаза. Нельзя же всем семи головам заведовать движением! Давайте решим: кто будет двигать ногами, кто языком, кто будет есть и пить, кто вылизываться, кто следить за приближением неприятеля, кто контролировать процессы пищеварения... - Я вылизываться не буду! - заорала вторая голова, оказавшаяся самой слабонервной. - Пусть первая этим занимается, у нее язык длинный! - Ах ты гадина! - завопила первая голова. - Ты, значит, богатырей будешь есть, а я - вылизываться? - Всегда так было, по жизни, - упрямилась вторая голова. - Кто-то ест, а кто-то вылизывает... - А-а-а! - завопила первая голова и вцепилась во вторую. Пятая, до сих пор меланхолично наблюдавшая за происходящим, встрепенулась и заорала: - Оставь вторую в покое, она анекдоты о богатырях рассказывать умеет! И вцепилась в первую. - Не трожь, у первой язык самый длинный! - проревела четвертая голова, перекусывая шею пятой. - Сосед, ты посмотри, что они творят? - изумилась шестая голова, обращаясь к седьмой. - Разнимем? И две головы дружно дохнули на дерущихся огнем. Третья голова, которой тоже досталось, завопила: - Что вы лезете в наш внутренний конфликт? Что, самые крайние? Вместе с четвертой головой, уже расправившейся со своим противником, они дохнули пламенем на шестую и седьмую головы. И началось. Из багровой огненной тучи слышалось щелканье челюстей, вопли, и, временами, тяжкое падение откушенной головы. На землю лилась черная кровь. - Ребята, ребята, - повторял изумленный Кубатай, отступая. - Я ведь только хотел решить все по-интеллигентному, по-культурному... Алеша Попович схватил мудреца за шкирку, посадил на коня, и стегнул коня нагайкой. - Сваливаем, - поддержал его Добрыня, подстегивая ломовую лошадь Ильи Муромца. Иван подхватил с земли погнутую булаву и поспешил за ними. Когда друзья отъехали на пару верст, Илья разлепил глаза и спросил: - Что, съели мудреца? - Нет... - А чего так тихо? Богатыри глянули на Кубатая, и увидели, что несчастный мудрец вновь принялся есть семечки. Через силу, давясь и отплевываясь, но не останавливаясь. - Это Марьюшка, - догадался Иван. - Когда уезжали, она Кубатаю сказала: пусть мои семечки тебе сами в рот лезут, когда слов мудреных некому будет сказать. Вот они и лезут. Сбылось пожелание. За спиной богатырей гулко ударил взрыв. Запахло свежестью, как при грозе. - Самоистребилось чудище, - заключил Добрыня. - Вовремя отъехали, а то бы ударной волной покалечило. Молодец, Кубатай! Это ж надо - такого зверя до смерти заболтать. У меня-то, если честно, уже попа сыграла... - А чего вы боялись? - удивился Смолянин. - Вот я, как Алеша советовал, сохранял оптимизм. И в результате только чуть-чуть обмочился. Богатыри засмеялись шутке, и дружно похлопали Смолянина по плечу, как бы принимая его в добры молодцы. Доехав до ближайшей речки они простирнули портки, разложили скатерть-самобранку, что дала в дорогу Марьюшка, и перекусили: салом, бананами, парным молочком и солеными огурцами. Завершила пир знатная медовуха. И только Кубатай, обреченный поглощать семечки, ожесточенно лузгал Марьюшкин подарок. На глазах его выступали слезы, лоб вспотел, но он героически добивал второй мешок. 4. ХИТРОУМНЫЙ ИВАН-ДУРАК ПОБЕЖДАЕТ ИСКУШЕНИЕ ВЕЛИКОЕ Гнев, о бояны, воспойте Ивана, Иванова сына... Да и как тут не гневаться - на свою, да спутников недальновидность? Ведь знали же, что дорога не только посуху пролегает, что река Смородина на пути, а не позаботились! - Что ж ты, Кубатай, - укоризненно сказал дурак кавказцу, когда до реки они добрались, - мудрецом слывешь, а ек надоумил хоть лодчонку какую-никакую прихватить! - Не кручинься, Ваня, - бодро ответствовал Кубатай, - глянь, какие вдоль берега деревья знатные растут! Вмиг плот соорудим! Сказано - сделано. За работу они принялись. Илья с Добрыней деревья валили, Алеша с Иваном сучья рубили, Смолянин лианы заготавливал, а Кубатай - командовал. Глазом моргнуть не успели, как дело сделано было: не плот - красавец! А посреди него мачту поставили, на ней парус приспособили - скатерть-самобранку, что Марья в дорогу дала. - Лошадей придется тут оставить, - заметил Илья. - И на плот они не влезут, и отпускать нельзя - для обратного пути надобны... - Ничего, - ответил Иван, - подождут денек, мы ведь завтра уже и воротимся. Привязали они коней к деревьям, столкнули плот во Смородину, да и поплыли ветерком попутным гонимые. Подправляли курс шестами длинными. И трети пути не осилили, как откуда ни возьмись музыка райская раздалась. Льется так, словно разом со всех сторон гусляры на гусельках наигрывают. Да и не бояны наши доморощенные, а виртуозы умелые, заморские. Стали путники кругом оглядываться. Глядь, вкруг судна из волн девы красные, с дивным пением на устах, показались. Словно рыбки резвятся, поигрывают, нашим молодцам лукаво подмигивают. - Жарко что-то, - сказал Кубатай, - искупаюсь я, что ли... - Я тоже! - воскликнул Смолянин. - Я вообще купаться люблю. - Вот, - поднял он вверх руки, - даже перепонки есть. - Не купаться вы любите, а девами морскими прельстились! - догадался Иван. - А хоть бы и прельстились, - сварливо ответил Кубатай, - твое какое дело? Ревнуешь, что ли? - Да это ж русалки, не женщины, они нас в пучину заманивают! - попытался Иван образумить кавказца. - Коль не выдержишь, сложишь голову. - Резонерствуешь! - отмахнулся от него Кубатай, и принялся торопливо раздеваться. - Илья, Добрыня! - крикнул Иван, - хватайте его! Двое богатырей ринулись к Кубатаю, а Иван рванулся за Смолянином, который тем временем мелкими шажками крался на корму. На подмогу Ивану Алеша подоспел. Вдвоем они вмиг скрутили толмача трудолюбивого. - Отпустите, ослы былинные! - блажил Кубатай в руках богатырских, - ну что из того, что русалки они? Зато - блондинки! - Терпи, джигит, а то мертвым будешь, - приговаривал Илья, нежно руки Кубатаю заламывая да кушаком связывая. - Еще спасибо мне скажешь. А девы морские еще слаще запели. - Ребята, отпустите, - взмолился Кубатай жалобно, а Смолянин только молча скрежетал зубами, да все норовил Ивана за руку укусить. - Что нам делать с ними, Ваня? - вскрикнул Добрыня растерянно. - К мачте их привяжем, - принял тот решение, благо на плоту имелся целый рулон запасных лиан, старательным Смолянином заготовленный. Подтащив чужестранцев к мачте и, стараясь не слушать ни их жалобных стенаний, ни соблазнительных песен морских дев, богатыри с усердием принялись за работу. Но уже через минуту Иван почувствовал, как ноги его подкашиваются, и предательские мысли в голову лезут: "К чему все это? Не лучше ль отказаться мне от суеты бессмысленной? Не лучше ль броситься в воды ласковые, чтобы познать объятия прелестные?" Шагнув было в сторону, последним усилием воли стряхнул Иван на миг пленительные чары и вскрикнул не своим голосом: - И меня вяжите! - И меня! - глухо отозвался Илья, безвольно опуская руки. Проникшись ответственностью момента, Добрыня принялся бегать вокруг мачты, накрепко привязывая к ней пятерых своих товарищей. Закончив с этим, он схватил брошенный шест и, ловко им орудуя, направил сбившийся было плот на верный курс. Расслабившись и тут же окончательно ошалев от призывного русалочьего пения, Иван вскричал с поразительной убежденностью в голосе: - Не ври, Иван, - ответил Добрыня укоризненно, продолжая орудовать шестом, - ужель, думаешь, поверю я тебе? Ужель думаешь, сам я каменный? Насилу сдерживаюсь! Очень я Забаву Путятишну люблю. Если бы не это, давно бы в воду прыгнул. Лишь сказал он слова эти, как зашатался листом осиновым, заплакал и, вскрикнув: "Простите, ребята, не выдержал!", - кинулся в бездну смородиновую. Вспенились воды, забурлили, потускнело солнце, заклубились тучи в небе ясном, гром ударил, сверкнула молния! И раздался из пучины смех царя морского, словно гул лавины горной раскатистый. Завертело плот как щепку малую в океане-море безбрежном. То ли в реве волн не слышны стали песни русалочьи, то ли Добрыню заполучив ушли они на дно морское, только очнулись тут наши путешественники от влечения извращенного и осознали свое аховое положение. - Пресвятая Богородица! - вскричал Алеша Попович, - не дай рабам своим в стихии водной без покаяния сгинуть! - Даже с покаянием, все равно не дай! - уточнил его просьбу Иван. Тут гладь речная успокоилась, солнышко из-за тучи выглянуло. - Услышала меня Богородица! - умилился Алеша. - А что толку, - отозвался Илья, - не утонем, так с голоду помрем. Отвязать нас некому. Вдруг поверхность реки всколыхнулась, и прям из воды на плот выскочил молодец златокудрый с гуслями на лямке. Наши путешественники выпучили глаза. - Ты кто такой будешь? - подозрительно спросил Илья. - Садко буду, - ответил тот, вытряхивая из ушей и гуслей воду, - царя морского любимец. "Богатый гость" - мое прозвище. - Пошто так? - поинтересовался Иван. - Купцом я на суше был, - объяснил вновь прибывший. - Царь морской меня приветил, обучил, как об заклад биться, да выигрывать. Много я на том заработал, торговать стал, богатство нажил. Да выяснилось, что не без корысти царь меня одарил: вскорости к себе забрал - песни петь. - Слыхал я такую байку, - вмешался Илья. - Байку! - фыркнул Садко, - тебе б такую байку! Сколько лет света белого не видел! - А теперь чего же тебя царь морской отпустил? - спросил Иван. - Богатырь тут утоп, Добрыней назвался, - объяснил Садко, - приглянулся он царю морскому, тот мне отпуск и оформил кратковременный. - Добрынюшка! - горестно покачал головой Алеша. - Эх, Добрынюшка! - Когда ж его царь морской отпустит? - спросил Иван. - А черт его знает. Я вот седьмой год у него служу, а в отпуске впервые. - Да, - протянул Иван. И тут встрепенулся. - Слушай, Садко, чего ж мы с тобой в неудобности такой беседуем? Отвяжи ты нас? - А чего дадите? - Да ты что? Ужель плату за спасение взымешь? - А как же! Я ж купец по жизни. Задарма и пальцем не шевельну. - Ну ты!.. - начал было Иван, но Илья, смекнувши, что лучше плату платить, чем на дне речном гнить, опередил его. - Меч богатырский возьмешь? - Меч? - заинтересовался Садко. - Покажь? - Подойди да глянь. Садко опасливо приблизился к привязанным и вынул из ножен Ильи меч булатный. - Хорош, - одобрительно покачал он головой. - Камушки на рукояти самоцветные... Да только не цена это. - Почто так? - удивился Илья. - Меч твой я и не отвязывая взять могу. Да вот уж и взял. Что сделаешь? - Ах ты тать бесчестный! - Брось, богатырь. Не серчай. Бизнес такая, брат, штука... И самому стыдно, а что поделаешь... Посуди - отвяжу я вас, только меч получу - да и то, может обратно отнимите. А не отвяжу - вон сколько у вас добра разного. И мечи, и щиты, и луки, и колчаны. Цены им нет! И Садко-богатый гость, осыпаемый проклятиями богатырскими, принялся деловито пленников оббирать, да в кучку добро складывать. До Смолянина добравшись сказал печально: - Что ж ты, добрый молодец, бедный такой? И взять-то с тебя нечего! - Да мне, чувак, и не нужно ничего, - ответил Смолянин искренне. - Я ж приезжий. А там, откуда я прибыл, все, что мне надобно, есть. Остановился Садко, призадумался. Ударил в гусельки, да и пропел задушевно: Ой как прав ты, чужеземец, хоть ты млад - да мудр. Не желай того что есть, или сверх того! Через жадность я на дне морском мыкаюсь, Против волюшки служу в шутах гороховых. А дне морском есть все, что мне надобно: Яства сладкие да девы красные, И от вас, богатырей, выкуп не нужен мне, То инстинкт взыграл частнособственнический... Он остановился и некоторое время в задумчивости молчал. Иван, пытаясь попасть ему в тон, пропел тихонько: Отпусти ж ты нас с Богом, по совести, Не марай своих рук ограблением... Садко встрепенулся, пелена туманная с глаз его спала, и он ответил без аккомпанемента: - Быстрый ты больно. Это я так, для красного словца. Душа у меня поэтическая. А ты этим воспользоваться решил. И не стыдно тебе? - он укоризненно покачал головой. - Эх, чего говорить-то. Все люди одинаковые. Ладно, хватит уж нам лясы точить. И он вернулся к Смолянину: - Может хоть колечко у тебя хоть какое есть? Перстенек золотой, самоцветный... - Не могу я кольца носить, - ответил застенчиво Смолянин, и растопырил перепончатые пальцы. - Что это у тебя? - спросил Садко с дрожью в голосе. - Так плавать удобнее, - ответил Смолянин. - Что ж ты, брат, сразу не сказал, что свой - водяной. Я б и думать не стал, отвязывать ли... Вы простите мне жадность непомерную! - обратился он к остальным. - Не со зла я это, не из корысти. У царя морского, окаянного, характер мой уж больно испортился. Вытирая слезы раскаяния принялся он снимать с потерпевших путы, приговаривая: - Коль простить меня не пожелаете, отрубите постылую голову. Столь резкая в нем перемена показалась Ивану подозрительной. Но тут припомнилось ему, как давеча сошелся он с Емелей на том лишь основании, что тот, как и сам он, левшой оказался. И решил Иван подозрения отбросить. Богатыри, переводчик и кавказец, принялись разминать затекшие руки и ноги. Садко, потупившись, уселся на ворох лиан. - Что с ним делать, казнить, али миловать? - указал на него Илья, обращаясь к спутникам. - Не пристало спасителя наказывать, - ответил за всех Алеша Попович, находя в кучке сложенных Садко трофеев свой меч и вкладывая его в ножны. - Да сдается мне, и сам он раскаялся. На том и порешили. Причалив к острову Буяну, наши герои сняли с мачты скатерть-самобранку и подкрепившись принялись готовиться в дорогу. - А пойдем с нами, Садко-богатый гость, - предложил Иван. - Зла на тебя мы не держим. Кто старое помянет, тому глаз вон. А мужик ты неплохой, видать. - Эх, ребята, - ответил тот. - И рад бы я к богатырским подвигам отправиться, так ведь жить без воды не могу уже. Словно не человек, а амфибия... Что ж делать. Попрощались они трогательно. Особенно долго жал Садко так поразившую его перепончатую руку Смолянина. Присели на дорожку, да и в путь отправились. 5. МОЛОДОЙ БОЯН ПОЕТ ЗАГАДОЧНУЮ БЫЛИНУ, А ИЛЬЯ НАСТУПАЕТ НА ГОРЛО СОБСТВЕННЫМ ЧУВСТВАМ, ЗА ЧТО ТЕ ЖЕСТОКО МСТЯТ Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Шли-шли богатыри по острову Буяну, да и проголодались. - А не пожевать ли нам бананчиков? - весело предложил Иван. - А пожевать! - дружно откликнулись Илья с Аленой. МНЕНИе мудреца с толмачом спрашивать не стали. Хоть и проявил Кубатай нечаянный героизм, а Смолянин неуместный оптимизм, но все же до богатырей они еще не доросли. Раскинули богатыри скатерочку, постучали по ней требовательно, И появились яства. Бананы, ананасы, киви, авокадо, огурцы соленые, сала шмат, да медовухи жбан. Только собрались богатыри голод утолить, как из-за пригорка путник вышел. Насторожился Илья, Алеша за меч взялся, Кубатай сабелькой начал помахивать... Да вдруг Иван-дурак в путника вгляделся, и радостно сообщил: - Богатыри! То свой, я его на сходке боянской видел! Это боян Воха, что на гишпанском инструменте играет! Воха, иди сюда! Молодой боян подошел к ним. Гишпанским инструмент висел у него на груди, а за спиной была объемистая торба. - Откуда ты здесь, Воха?! - приветствовал его Иван. - На острове Буяне, вблизи царства Кащеева? Боян слегка смутился, но ответил с достоинством: - Какой же остров Буян, коль не идет по нему боян... А иду я из царства Кащеева. Ходил я к кикиморам да лешим, носил им из Киева сало да медовые пряники. Они мне за то грибков сушеных да огоньков болотных отсыпали. Продам я их на базаре Киевском с выгодой, буду сидеть на лавочке, да былины сочинять. - С нечистью торгуешь?! - возмутился Кубатай. - Мы, бояны, должны быть выше этого! - Что ж делать, кушать-то хочется, - вежливо ответил Воха, поглядывая на скатерть-самобранку. - Садись, отведай нашего угощения! - гостеприимно предложил Иван. - Не откажусь, - согласился боян. - От самобранки не убудет, а мне накладных расходов меньше. Достав из-за голенища деревянную ложку он принялся черпать медовуху, закусывая то огурчиком соленым, то бананом сладеньким. Илья хмуро уставился на бояна, и вполголоса сказал: - Молодой да прыткий. Салабоны дедов ровняют! - Оставь, Илья, - урезонил его Иван. - Он нам былинок споет свежих! - Это хорошо, это я люблю, - успокоился Илья, и друзья принялись уплетать кушанье. Когда самобранка опустела, Илья икнул и важно спросил: - Ну что, боян, потешишь стариков-защитничков песенкой? - А че не потешить? - откликнулся насытившийся боян. - Про че спеть вам? Про Соловья-разбойника? - Нет! - глухо прорычал Илья. - Может про тварь морскую, медузой называемую, или про корабль пиратский, что к берегу пристать не может? Илья побагровел. - Что, боян, и песен у тебя нет нормальных? - Сымпровизируем, - сообразив, что дело пахнет рукопашной, заявил Воха. - Слушайте. Подергал он струны гитарные, посмотрел вдаль мечтательно, да и запел: Василиса, Василиса, заварила ты дела, Самоцветные сережки вдруг Кащею отдала! А когда тебя прижало, стал Владимир ревновать, То пришлось тебе, Премудрой, дурака себе искать! Богатыри онемели. Алеша помотал головой и прошептал: - Он же тайны государственные разглашает! Откуда узнал? А боян пел дальше: Вот собрались в путь-дорогу, на кровавый лютый бой Илья Муромец, Алеша, и Добрынюшка седой... - Не седой он! - заступился за друга Илья. - Для рифмы, - не прерывая музыки сообщил боян. И продолжил: С ними наш герой любимой, наш заслуженный дурак, Называть имен не будем, ясно, что Иван, и так. А еще два странных типа из заморских дальних стран, Смолянин, толмач известный, и крутой мудрец... - Имен не надо! - крикнул Кубатай, выхватывая саблю. Воха втянул голову в плечи и робко допел: - Пам-пам... - Так-то лучше, - отстояв свое инкогнито заявил Кубатай, садясь на место. - Мог бы, между прочим, "боян" спеть - и в рифму было бы, и по сути верно. Эх, учить вас, молодых, еще, не переучить... Оправившийся Воха продолжал: Много было приключений у героев на пути, И не все из приключений удалось им обойти. Вот, к примеру, чудо-юдо, что Кащей на них наслал. Где он только эту харю семимордую сыскал? Не брала урода сабля, не помог и кладенец, Но по счастью чудо-юдо в разговор втянул мудрец. Накидал вопросов кучу, перессорил семь голов, Вот и стало одним гадом лучше в меньшем из миров! - Че-че?! - оторопел Илья, а Кубатай грозно сдвинул брови. Воха торопливо запел заново: - Вот и стало одним гадом меньше в лучшем из миров! - Пойдет, - вынес вердикт Кубатай, и мир был восстановлен. А потом пришли к речушке, что Смородиной зовут, Быстро плот соорудили и сидят, погоды ждут. Вот подул попутный ветер, вдаль отправился их плот, А русалки той порою затевали хоровод. Стали петь они зазывно, призывать богатырей, Чтобы... - Не надо! - хлопнул кулаком по скатерти Илья. - Не пей про Добрыню! И так на сердце горестно! Тарам-пам-пам, тарам-пам-пам, Пам-пам-пам-пам, пам-пам-пам, - забормотал Воха. И вдруг, изменившимся голосом, заорал: Будь попрочнее старый таз, Длиннее был бы мой рассказ! - Какой таз? - поразился Иван. Смущенный Воха признался: - Да нет, это что-то другое. Я это в былину про пиратов вставлю... Слушайте дальше... - Дальше? - в один голос изумились богатыри. Но бояна уже несло: Встретили в пути бояна, с ним уселись пировать, Пару песенок послушать, удовольствие поймать. Но не в кайф пошли былинки, неугоден стал певец, Был он прочь с позором изгнан. Но и это не конец. Дальше встретили девицу, ту, что силой, аки слон Ту, что поп Гапон коварный увести хотел в полон. Не поверили слезинкам на девических щеках, Пару прутьев из бамбука обломали впопыхах. Больно высекли красотку... Сердце, плачь! А горло - пой! Больно высекли... Илюша с той поры ушел в запой. Дальше в лес пришли дремучий, тут Алеша учудил, Богатырь, а как ребенок, то, чего не надо, пил. А потом судьба коварно пошутила средь болот... И лишь трое из шестерки свой закончили поход. Но на подступах к Кащею приключилось черте-че! Не рискну я рассказать вам, что случилось с толмачом. И мудрец сменил обличье, стал пушистым и с хвостом, Впрочем, песня об Иване, мудрецы здесь не причем. Наш Иван с Кащеем бился, много сил потратил зря, И решил, что фрукт любимый подкрепит богатыря... Зря Иван жевал бананы, не в бананах, видно, суть. Фрукт сей не залечит раны, не поможет отдохнуть. Кожура - другое дело, кожура - всему венец. Шкурку от банана смело примени - врагу конец! Наступила тишина. Нарушил ее Илья Муромец, привстав с места и тихо, но грозно сказав: - Так... Былинки хитроумные сочиняем... Подтексты да идейки в них вкладываем? - Какие идейки? - возмутился Воха, быстро закинул гитару за спину, засунул в карманы парочку авокадо и навьючил торбу. - Меня всегда ругают, что в былинах идей нет! Я первый раз в жизни идею в былину запихал! - И в последний, - задумчиво сказал Илья, извлекая из ножен меч. Воха торопливо зашагал от скатерти-самобранки, а удерживаемый спутниками Муромец орал ему вслед: - Интеллигенция! Вишь, беды нам пророчишь, молокосос! А сам сало за пределы Киева вывозишь! Подрываешь экономическую мощь страны! - Что ты так разъярился? - поинтересовался удивленный Иван, когда боян скрылся из поля зрения, а Илья немного поутих. - Суеверный я, - смущенно признался Муромец. - Не люблю, когда беду накликают... Как там он пел-то? Илюша с той поры ушел в запой... Ох, боюсь... - Так ты не пей - и не сбудутся предсказания черные! - радостно заявил Смолянин. - Делов-то! - Не пить? - изумился Илья и добавил неуверенно: - Что ж, может это и выход... Дальнейший путь протекал в тягостном молчании. Былина Вохина произвела на друзей впечатление неизгладимое. Алеша время от времени чесал затылок. Иван хмурился, а Илья повторял: "Я не пью. Я не пью. Я пью, но мало. Много, но не я." Дорога тем временем вела богатырей по местам живописным, сердцу ласковым. Ох, Русь, Русь! Кто тебя выдумал, раскрасавицу! Дай ответ! Не даешь ответа... Только тянутся вдоль дорог овсы высокие, березки белокурые да рощицы светлые, бамбуковые... И вольно дышится на родной стороне, и сердце покоем наливается, и петь хочется, да нет песни такой, что тебя достойна... - Богатыри! - раздался вдруг девичий голос. - Богатыри! Заступнички! - Начинается, - прошептал Илья, бледнея. - Девица! Сечь не будем, лучше сразу убьем! А к друзьям, на лихом коне, меж тем приблизилась девица-краса, уже знакомая читателю памятливому и ожидаемая читателем догадливым. - Алена! - ахнул Иван. - Предательница! - Не виноватая я! - вскрикнула Алена, гарцуя перед богатырями. - Он сам пришел! - Кто? - Гапон! Пришел, и говорит: давай, Алена, продадим Русь-матушку! Я кочергу схватила, а он, лукавец, тряпку сонным зельем напитанную мне в рот сунул! Я и не устояла... - Врешь! - воскликнул Иван-дурак. - Сам видел, ты с Гнедком вместе на поле брани была, к лошади привязанная! Алена от возмущения на миг потеряла дар речи. - Так ведь привязанная! Пленница я была, а... - Пленница? Не знаю. Может это маскировка хитрая, чтоб глаза нам отвести? - Ты дурак? - обреченно спросила Алена. - Да! - Так значит, обязан быть смекалистым! Иван кивнул и неохотно признался: - Обязан-то обязан, но один раз любой ошибиться должен. Лучше уж я сейчас ошибусь, чем в схватке с Кащеем. Ребята, кто за то, чтобы считать Алену предательницей? Илья и Алеша подняли руки. - Кто воздержался? Мудрец с толмачом, переглянувшись, проголосовали. - Кто против? - Иван со вздохом поднял руку и изрек: - Принято большинством голосов. - Что ж, я не смею спорить. Вяжи ее, мужики! - Ой, дурак! - завопила Алена, вынимая из-под подола кочергу. - Ну, попробуйте, возьмите! И завязался лютый бой. Куда тут печенегам да половцам! Земля дрожала от ударов кочерги и богатырских оплеух. Но вновь смекалка Алеши, находчивость Ивана, силушка Ильи и реплики Кубатая одержали верх. Алена была связана, стащена с коня и уложена на дорогу. Друзья сели рядом и стали грустно считать потери. Из потерь были в наличии: выбитый у Ильи зуб, слегка погнутый меч-кладенец и прикушенный мудрецом язык. Хитрый Попович, как всегда, вышел сухим из воды. - Что делать с ней будем? - вопросил Илья, грустно глядя на Алену. - Юбьем, - кровожадно, но косноязычно предложил Кубатай. - Язик я изя неее куснул. - Не беда, заживет, - похлопал мудреца по плечу Алеша. - Что, Илья, казним Алену? - Люба она мне, - вздохнул Илья. - Люба... Алена, пойдешь за меня? Алена хранила гордое молчание. - Есть в Киев-граде старый пруд, - задумчиво произнес Иван. - Каштаны там цветут. Бамбуки там цветут. И тут. - Предлагаешь чего? - полюбопытствовал Алеша. - Сорвать пару бамбучин, да и высечь девку! - Ты что, предсказание забыл? - возмутился Илья. - А каков у нас выбор? Либо убить, либо высечь. Решай! Илья схватился за голову. Выбор давался ему нелегко. - Плюнь на суеверия! - обретая прежнюю сноровку воскликнул Кубатай. - Я тоже за розги! Сперва погорячился, теперь самому стыдно. Высекем, да и дело с концом! Со вздохом поднявшись, Илья побрел к бамбуковой рощице. Отломил пару кре