Терри Пратчетт, Нил Гейман. Добрые предзнаменования
---------------------------------------------------------------
© Terry Pratchett. Good omens; american edition, 1992
Добрые предзнаменования; американское издание
© Переводчик: Виктор Вербицкий, 1999
---------------------------------------------------------------
Мистический черно-юмористический роман.
Перевод с английского В. Вербицкого, 1999 г.
Авторы присоединяются к демону Кроули и посвящают эту книгу памяти Г.
К. Честертона -- человека, который знал, что происходит.
Был славный денек. Собственно, пока все деньки такими были... Их было
уже гораздо больше, чем семь, а дождь пока не был изобретен. Но собирающиеся
к востоку от Эдема тучи ясно показывали, что собиралась первая серьезная
гроза...
Ангел Восточных Врат прикрыл голову крыльями, защищаясь от первых
капель.
-- Прости, -- сказал он вежливо. -- Что ты говорил?
-- Я сказал, ну прям как свинцовый шарик, -- отозвался змей.
-- А. Точно, -- кивнул ангел, которого звали Азирафаил.
-- По-моему, это уж слишком! -- заметил змей. -- Ну да, да, первое
оскорбление и все такое -- но что плохого в знании разницы между добром и
злом?
-- Должно быть плохо, -- ответил Азирафаил, причем по тону его было
заметно, что он и сам не понимает, в чем дело, и это его волнует, -- иначе
ты бы не участвовал.
-- Да мне просто сказали, ступай туда, устрой заварушку, -- вздохнул
змей, которого звали Краули [От англ. crawl -- ползать, Кроули, но я решил
так перевести, чтобы была разница с Кроули/Crowley, образованным от этого
слова. Прим. перев.], но он подумывал о том, чтобы имя изменить -- Краули,
казалось ему, вовсе не его имя.
-- Да, но ты же демон, -- заметил Азирафаил. -- Не знаю, возможно ли
вообще для тебя добро делать... Природа твоя, понимаешь ли -- ничего
личного, конечно.
-- Признай, как-то это странно было, -- заметил Краули. -- То бишь
показывание дерева, громкие слова "Это Не Трогайте" -- каждое с большой
буквы... Не слишком скрытно, а? Я имею в виду, почему бы его не поместить на
высокую гору или далеко-далеко? Заставляет задуматься, что Он на самом деле
запланировал.
-- Лучше не задумываться, я так всегда говорил, -- ответил Азирафаил.
-- С основами мира лучше не разбираться, я так считаю... Просто надо знать,
что есть Хорошее, есть Плохое, и если надо было Хорошее делать, а сделал
Плохое -- должен быть наказан. Н-да...
Они сидели, смущенно молча, и наблюдали, как дождь мочит первые цветы.
В конце концов Краули нарушил молчание...
-- Разве у тебя не было пламенного меча? -- спросил он.
-- Ну-у, -- протянул ангел, выражение вины пробежало по его лицу, потом
решилось и раскинуло там лагерь.
-- Точно-точно! -- кивнул Краули. -- Прямо как огонь был...
-- Ну, да...
-- Такой роскошный был!
-- Ну, в общем, да...
-- Потерял его, верно?
-- О нет! Не потерял, скорее...
-- Ну?
Азирафаил выглядел совершенно разбито.
-- Ну, если тебе так хочется знать, ладно... -- сказал он немного
раздраженно. -- Я его отдал.
Краули на него уставился.
-- Ну, надо было, -- сказал ангел, смущенно потирая руки. -- Им,
бедняжкам, так холодно было, она уже беременна, а там такие злобные звери,
да еще и гроза -- ну, я и подумал, и что тут можно обозвать злым делом, и я
сказал, если вернетесь, все выстроятся, вас пускать не будут, а меч вам этот
пригодится, это точно, держите, только не благодарите, просто будет всем
лучше, и поосторожней с пребыванием на солнце.
Он смущенно улыбнулся Краули.
-- Ведь так всем будет лучше, верно?
-- Что-то я сомневаюсь, что ты можешь делать злые дела, -- сказал
Краули саркастично. Азирафаил не заметил тона.
-- Надеюсь, -- пробормотал он. -- Ох, надеюсь... Весь вечер меня это
волновало!
Какое-то время они понаблюдали за дождем.
-- Знаешь, что смешно? -- бросил затем Краули. -- Меня волнует, а не
было ли добром это дело с яблоком... Если демон сделал добро, это для него
серьезная проблема... -- Он пихнул ангела в бок. -- Что, если мы оба
ошиблись, а? Я добро сделал, ты -- зло? Смешно-то как было бы!
-- Не думаю, -- покачал головой Азирафаил.
-- Да, наверное, ты прав, -- кивнул Краули, взглянув на дождь и придя в
себя.
Черные тучи закрывали небо над Эдемом. Меж холмами гремел гром. Совсем
недавно названные животные ежились под дождем. Далеко-далеко, в сыром и
мрачном лесу, что-то яркое, огненное сверкало между деревьями.
Впереди была темная ночь, ночь грозовая...
Рассказ об определенных происшествиях, произошедших за последние
одиннадцать лет жизни человечества -- как и было предсказано в "Прелестных и
аккуратных пророчествах Агнес Безумцер".
Записали, подредактировали, добавили обучающие сноски и указания
мудрецам Нил Гейман и Терри Пратчетт.
Действующие лица.
Сверхъестественные создания.
Бог (Бог).
Метатрон (Глас Божий).
Азирафаил (ангел, также торгует редкими книгами).
Сатана (Падший Ангел; Мятежник).
Вельзевул (Тоже Падший Ангел, Адский Князь).
Хастур (Падший Ангел, Адский Герцог).
Лигур (Тоже Падший Ангел, Адский Герцог).
Кроули (Ангел, который не Падал, скорее Тихо Скатывался Вниз).
Всадники Апокалипсиса
СМЕРТЬ (Смерть).
Война (Война).
Глад (Глад).
Загрязнение (Загрязнение).
Люди
Не-Возжелай-Жену-Ближнего-Своего Пульцифер (Охотник на Ведьм).
Агнес Безумцер (Ведьма).
Ньютон Пульцифер (Клерк, распределяющий зарплаты, солдат -- Охотник на
Ведьм).
Анафема Приббор (Оккультист-практик, потомок профессионалов).
Шедвелл (Сержант Охотников на Ведьм).
Мадам Трейси (Бесстыдница [Любопытно, что в английском одно из слов,
это значащее -- здесь использовано именно оно -- имя жены Ахава, царя
Израиля. Прим. перев.] В Картинках (Только утром, в четверг по
предварительной договоренности), медиум).
Сестра Мэри Болтливая (Монашка-сатанистка из Чирикающего Ордена Св.
Берил).
Мистер Янг (Отец).
Мистер Тайлер (Председатель Ассоциации Резидентов).
Разносчик.
Они
АДАМ (Антихрист).
Пеппер (Девочка).
Венслидэйл (Мальчик).
Брайан (Мальчик).
Большая куча Тибетцев, Пришельцев, Американцев, Жителей Атлантиды и
других странных, редких Созданий Последних Дней.
Пес (Адская гончая, гроза котов).
Нынешние теории о создании Вселенной утверждают, что, если ее вообще
создали, она не родилась сама, неофициально, создание произошло
десять-двадцать миллиардов лет назад. Эти же теории говорят, что Земле
что-то типа четырех с половиной миллиардов лет.
Ошибаются
Средневековые еврейские исследователи заявляли, что дата Создания --
3760 год до н.э, греческие теологи-ортодоксы отодвинули его аж на 5508 год
до н.э.
И эти предположения ошибочны
Епископ Джеймс Ашер (1580-1656) опубликовал "Annalis Veteris et Novi
Testamenti" в 1654, в этой книге он предположил, что Небо и Земля были
созданы в 4004 году до н.э. Один из его помощников продолжил расчеты и смог
триумфально объявить, что Земля была создана в воскресенье, 21-ого октября
4004 года до н.э., ровно в 9:00, потому что Господь любил работать рано
утром, когда Он чувствовал себя свежим.
Ошибка есть и здесь. Почти на четверть часа.
Все эти окаменевшие скелеты динозавров -- шутка, которой пока не поняли
палеонтологи.
Это доказывает две вещи...
Во-первых, Бог думает совершенно непонятно для человечества, можно
сказать, что его мысли бегают по кругу... Он играет в необъяснимую игру
собственного изобретения, которую остальные игроки [Т.е. все остальные.
Прим. авт.] могут сравнить лишь с усложненной версией покера -- в темной
комнате, с пустыми картами, со ставками, взмывающими до бесконечности, с
раздающим карты, который вам не говорит правил и все время улыбается.
Во-вторых, Земля -- Весы.
Астрологический прогноз для Весов в колонке "Ваши звезды на сегодня"
Тадфилдского "Рекламирующего" на день начала истории гласит следующее:
Весы. 24 сентября-23 октября.
Вам может казаться, что постоянно делаете одну и ту же дурацкую работу.
Дома и в семье проблемы давно тлеют -- вот-вот вспыхнут ярким пламенем.
Избегайте ненужных рисков. Важно найти друга. Не принимайте важных решений,
пока не ясно, что впереди. Могут быть сегодня проблемы с животом, так что
избегайте салатов. Помощь может придти из неожиданного источника.
Все, кроме кусочка про салаты, совершенно верно.
Это не была темная, грозовая ночь.
Должна была быть, но с погодой не поспоришь. На каждого сумасшедшего
ученого, в ночь завершения Великой Работы которого была гроза, приходятся
дюжины сидевших в ожидании под мирными звездами, пока служка высчитывает,
сколько придется бессмысленно торчать.
Но да не покажется никому, что все спокойно, из-за тумана (позже будет
дождь, температура упадет примерно до 45 градусов по Фаренгейту). То, что
ночь тиха, вовсе не значит, что силы тьмы спят...Они никогда не спят. Они
везде.
Так было, есть и будет. В этом-то все и дело.
Двое из них скрывались на разрушенном кладбище. Две темные фигуры --
одна согнутая, небольшая, другая прямая и пугающая, обе могли бы завоевать
приз на Олимпийских играх -- если бы так было соревнование, в котором
побеждает скрывающийся лучше других... Если бы Брюс Спрингстин записал
"Рожден , Чтобы Скрываться", эта парочка красовалась бы на обложке. Уже час
скрывались они в тумане, но они привыкли, могли -- если понадобится -- всю
ночь скрываться, и все равно осталось бы достаточно ярости для последних
моментов -- скрывания незадолго до зари.
Наконец, после еще двадцати минут, один из них сказал:
-- Вот гадина! Часы назад должен был быть.
Говорившего звали Хастур. Он был Адский Герцог.
Многие феномены -- войны, чума, неожиданные ревизии -- были объявлены
уликами вмешательства Сатаны в дела человечества, но на каждом собрании
занимающихся демонологией лондонское шоссе М-25 считается одним из главных
кандидатов на Экспонат А.
Где они ошибаются, конечно, это в предположении, что проклятая дорога
зла только из-за невероятного количества схваток и раздражения, что на ней
каждый день происходят.
Лишь немногие жители Земли знают, что М-25 образует знак "огедра" в
языке Черных Жрецов Древнего Му, который значит "Слава Великому Зверю,
Пожирателю Миров". Тысячи автомобилистов, что ежедневно проносятся по
похожему на змея шоссе, имеют такой же эффект, как выливаемая на молитвенное
колесо вода -- создают бесконечный туман зла низкого качества, который
загрязняет атмосферу на мили и мили вокруг.
Это было одно из лучших достижений Кроули. Пришлось годы повозиться,
чтобы добиться успеха, три раза позаниматься хакерством, дважды вламываться
в здание, дать одну маленькую взятку и -- в одну мокрую ночь после того, как
все другое провалилось -- два часа провести на размокшем поле, переставляя
маркеры на небольшое, но оккультистски важное количество метров. Когда
Кроули случалось увидеть первый кусок в тридцать миль длиной, он испытывал
замечательное ощущение отлично проделанной плохой работы.
Его за нее похвалили.
В настоящий момент Кроули ехал со скоростью 110 миль в час где-то
восточнее Слау. Ничего в нем не было демонического, во всяком случае по
классическим стандартам. Ни рогов, ни крыльев... Слушал кассету "Лучшие
песни Queen", но из этого никаких выводов делать не следует -- ведь любая
кассета, оставленная в машине больше, чем на две недели, превращается в
такую. Никаких особо демонических мыслей не было и у него в сознании. Если
быть точным, он пытался понять, кто такие Мо и Чендон.
У Кроули были темные волосы, хорошие лицевые мускулы, он носил туфли из
змеиной кожи -- то есть по-видимому, он мог совершенно удивительные вещи
проделывать с языком. И, когда забывался, шипел.
Еще он мало мигал.
Ехал он в черном "Бентли" 1926-ого года, который знал лишь одного
владельца со времени выпуска (этим владельцем был Кроули). Он заботился о
машине.
Опаздывал Кроули потому, что ему очень нравился двадцатый век. Он был
лучше семнадцатого, гораздо лучше четырнадцатого. О Времени, говорил всегда
Кроули, можно сказать кое-что приятное, например, оно дальше и дальше
уносило его от четырнадцатого века, самого скучного столетия на Божьей,
извините, пожалуйста [В оригинале excuse his French, такое говорят, когда
что-то сделали неприличное -- рыгнули за столом, скажем, или... Ну, в общем,
вы поняли. Прим. перев.], Земле. О двадцатом веке можно многое сказать, но
он уж точно не скучен. Мигающий голубой огонек в заднем стекле говорил
Кроули, что последние пятьдесят секунд его преследовали двое, которые хотели
сделать этот век еще более интересным
Он взглянул на часы, которые были сделаны для такого богатого
ныряльщика, который не прочь узнать, какое время в двадцать одной столице
мира, пока он исследует рельеф дна [Их сделали специально для Кроули.
Специально изготовить один чип стоило кучу денег, но он мог себе это
позволить. Эти часыпоказывали время в двадцати столицах и столице в Другом
Месте, где всегда одно время -- Слишком Поздно. Прим. авт.].
"Бентли" съехал с бордюра, немного проехал на двух колесах, затем
покатился по листьям. Голубой огонь последовал за ним.
Кроули вздохнул, поднял одну руку от руля, повернулся вполоборота и
нарисовал за плечом сложный знак.
Голубой огонь остался далеко позади, ибо полицейская машина
остановилась, удивив своих пассажиров. Но это удивление -- ничто по
сравнению с тем, что они испытали, когда открыли капот и узнали, чем стал
мотор.
На кладбище Хастур, высокий демон, протянул самокрутку Лигуру, более
низкому и более незаметному.
-- Вижу свет, -- сказал он. -- Сволочь приближается.
-- На чем это он едет? -- спросил Лигур.
-- Это машина. Экипаж без лошадей, -- пояснил Хастур. -- Думаю, их еще
не было, когда ты здесь в прошлый раз был. Во всяком случае, в свободном
пользовании.
-- Человек спереди был с красным флагом, -- вспомнил Лигур.
-- С тех пор они несколько продвинулись.
-- А что за тип этот Кроули? -- спросил Лигур.
-- Он здесь слишком долго был, -- сказал Хастур и сплюнул. -- Аж с
начала. Слишком на людей похож стал, кажется мне. Ездит в машине с телефоном
внутри...
Лигур задумался об этом. Как и многие другие демоны, он очень плохо
разбирался в технологии, а когда он собрался наконец сказать что-то вроде
"Должно быть, нужна этому телефону куча проводов", "Бентли" как раз
затормозил у кладбищенских ворот.
-- Еще в темных очках ходит, -- фыркнул Хастур, -- даже когда не нужны.
Слава Сатане! -- повысил он голос.
-- Слава Сатане! -- эхом откликнулся Лигур.
-- Привет, -- отозвался Кроули, легонько махнув рукой. -- Простите за
опоздание -- я по А-40 ехал, знаете, какое движение у Дэнхема, потом я
попытался срезать в сторону Леса Чорли, и тогда...
-- Теперь, когда мы все собрались, давайте вспомним Дела Дня, -- сказал
Хастур грозно.
-- Ага. Дела, -- отозвался Кроули, выглядя несколько виновато, как
некто, кто впервые после долгого перерыва пришел в церковь и забыл, когда
надо вставать.
Хастур прочистил горло.
-- Я соблазнил священника, -- продекламировал он. -- Шел он по улице,
прелестных девушек увидел -- я поместил в его сознание Сомнение... Он был бы
святым, а теперь будет нашим -- через десять лет.
-- Неплохо, -- заметил Кроули.
-- Я развратил политика, -- проговорил Лигур. -- Заставил подумать, что
маленькая взятка -- не страшно. Через год он будет нашим.
Двое выжидательно посмотрели на Кроули, который широко им улыбнулся.
-- Вам это понравится, -- бросил он.
Его улыбка стала еще шире, да еще и заговорщицкой.
-- Я все переносные телефонные системы Центрального Лондона сломал на
сорок пять минут ланча, -- с усмешкой произнес он.
Последовало молчание, лишь машины ревели вдали.
-- Да? -- произнес Хастур. -- И что потом?
-- Слушайте, это было трудно было, -- бросил Кроули.
-- Это все? -- спросил Лигур.
-- Слушайте...
-- И как это связано со сбором душ для нашего повелителя? -- спросил
Хастур.
Кроули собрался.
Что он мог им сказать? Что двадцать тысяч человек сильно разозлились?
Что по всему городу застопорилось движение транспорта по его артериям? А
потом пришли все назад, выместили все на секретаршах, или на следящих за
движением, или на ком-то еще, а те -- на других? Использовав тысячи хитрых
методов, которые -- и это лучше всего -- сами выдумали. И так до конца дня.
Эффекты рассчитать было невозможно. На тысячах и тысячах душ появились
пятнышки грязи, и нужно было лишь небольшое усилие.
Но демонам типа Лигура и Хастура такое не скажешь. Оба с сознаниями,
идеальными для четырнадцатого века. Годы проводят, черня одну душу. Да, да,
это было мастерство, но теперь пришло время думать по-другому. Масштабно,
широко... В мире пять миллиардов жителей, больше нельзя работать с
одиночками, надо распределять усилия. Вот только демоны типа Хастура и
Лигура не поймут. Они бы никогда не придумали телевидение на диалекте
Уэльса, к примеру. Или налог, зависящий от объема. Или Манчестер.
Манчестером он особенно гордился.
-- Известные Силы, похоже, довольны, -- буркнул он. -- Времена
меняются. Так из-за чего мы все здесь?
Хастур что-то поднял из-за могилы.
-- Из-за этого, -- выплюнул он.
Кроули уставился на корзинку.
-- О, -- выдавил он. -- Нет.
-- Да, -- откликнулся Хастур, усмехаясь.
-- Уже?
-- Да.
-- И я, э, должен...?
-- Да, -- ответил Хастур, наслаждаясь моментом.
-- Но почему я? -- спросил Кроули отчаянно. -- Вы же меня знаете! Это
не для меня работа, Хастур...
-- Для тебя, для тебя, -- усмехнулся Хастур. -- Твоя главная роль.
Бери... Сам сказал, времена меняются.
-- Ага, -- хихикнул Лигур. -- К концу подходят.
-- Почему я?
-- Ясно же, ты главным нравишься, -- сказал Хастур грозно. -- Думаю,
Лигур правую руку отдал бы за такой шанс.
-- Точно, -- кивнул Лигур. "Чью-то, конечно, -- добавил он про себя. --
Такая куча вокруг, бессмысленно хорошей жертвовать".
Хастур достал доску из глубин своего одеяния.
-- Подпишись. Здесь, -- произнес он, сделав ужасно долгую паузу между
словами.
Кроули пошарил во внутреннем кармане и достал ручку. Она была тонкая и
абсолютно темная. Выглядела, как будто все рекорды скорости побить может.
-- Славная ручка, -- восхитился Лигур.
-- Под водой писать может, -- пробормотал Кроули.
-- Интересно, что они еще придумают? -- подумал вслух Лигур.
-- Что бы это ни было, лучше им его поскорей придумать, -- бросил
Хастур. -- Нет. Не А. Дж. Кроули. Твое истинное имя.
Кроули мрачно кивнул и нарисовал сложный, извивающийся знак на бумаге,
прикрепленной к доске. Он недолго горел в темноте, всего секунду, потом
потух.
-- И что теперь делать? -- спросил он.
-- Получишь инструкции, -- нахмурился Хастур. -- Чего волнуешься,
Кроули? Века работали ради момента, который теперь так близко!
-- Да, точно, -- ответил Кроули. Теперь он не выглядел как тот крепкий
парень, что так крепко сжимал руль "Бентли" несколько минут назад. Он
выглядел как жертва...
-- Близко уж вечного триумфа время!
-- Ага... Вечного, -- буркнул Кроули.
-- Ты судьбы сией славной орудием будешь!
-- Ага... Орудием, -- пробормотал Кроули. Он аккуратно подхватил
корзинку -- так, словно боялся, что она взорвется. Что, образно говоря,
скоро и произойдет.
-- Э, ладно, -- сказал он. -- Я, э, пойду тогда. Верно? Покончу с этим.
Не то чтобы я хотел с этим покончить, -- добавил он быстро, зная, что
последует за докладом Хастура не в его пользу. -- Вы меня знаете...
Старателен.
Старшие демоны промолчали.
-- Ну, я пошел, -- закончил Кроули. -- Заходите, если что... а-а, да,
куда заходите-то...? Э... Здорово. Отлично. Чао.
Глядя на "Бентли", уезжающий все дальше и дальше во тьму, Лигур спросил
у Хастура:
-- Чего это он сказал в конце?
-- Итальянское слово, -- откликнулся Хастур. -- Значит, кажется, "есть
хочу".
-- Да? Необычное тогда прощанье! -- Лигур уставился на удаляющиеся
огни. -- Ты ему доверяешь? -- спросил он.
-- Нет, -- ответил Хастур.
-- Точно, -- кивнул Лигур. Если бы демоны друг другу доверяли, добавил
он про себя, был бы мир совсем другим.
Где-то к западу от Эмершема несся сквозь ночь Кроули... Схватил не
глядя кассету, попытался, не отрываясь от руля, вытащить ее из пластмассовой
обложки. "Времена года" Вивальди, прочел он в свете лампы -- отлично, как
раз такая спокойная музыка ему теперь нужна...
Он вставил ее в "Блаупункт".
-- Обожеобожеобожеобоже. Почему сейчас? Почему я? -- бормотал он,
обмываемый знакомой музыкой "Queen".
-- ПОТОМУ ЧТО ТЫ ЭТО ЗАСЛУЖИЛ, КРОУЛИ, -- неожиданно заговорил с ним
Фредди Меркьюри.
Кроули тихо-тихо благословил ситуацию. Это была его идея --
использовать электронику для связи, Низу она понравилась, и, как обычно, все
по-своему там сделали... Он надеялся их уговорить на "Cellnet" подписаться,
а они вместо этого просто вклинивались в то, что он в это время слушал,
меняли это и говорили...
Кроули сглотнул.
-- Премного благодарен, повелитель, -- выдавил он.
-- В ТЕБЯ Я ВЕРЮ, КРОУЛИ.
-- Спасибо, повелитель.
-- ВАЖНА СИЯ РАБОТА, КРОУЛИ.
-- Знаю, знаю...
-- ОНА -- САМАЯ ВАЖНАЯ, КРОУЛИ.
-- Не волнуйтесь, повелитель, оставьте мне проблемы...
-- ТАК, КРОУЛИ, МЫ И СДЕЛАЛИ. ЕСЛИ ПРОВАЛИШЬСЯ, ВСЕ СВЯЗАННЫЕ С НЕЮ
ПОСТРАДАЮТ... И ТЫ, КРОУЛИ. ОСОБЕННО ТЫ.
-- Понятно, повелитель.
-- ВОТ ТВОИ ИНСТРУКЦИИ, КРОУЛИ.
И моментально знания очутились в его голове... Как он это ненавидел!
Могли ему также легко сказать, не обязательно было холодное знание вживлять
в его мозг. Надо было приехать в определенный госпиталь.
-- Буду там через пять минут, повелитель, нет проблем.
-- ХОРОШО. Я вижу маленький силуэт человека скарамуч скарамуч потанцуй
фанданго...
Кроули пнул руль. Все так здорово шло, за эти века он столько всего
сумел захватить... Да, вот так всегда, думаешь, ты на вершине мира, и тут
вдруг Армагеддон на тебя валят. Великая Война, Последняя Битва. Небеса
против Ада, три раунда, один падет -- без права на обжалование. И все...
Никакого тебе мира -- это же и значит гибель мира. Никакого мира. Только
Небеса без конца или -- смотря за кем будет победа -- Ад без конца. Кроули
не знал, что хуже.
Нет, по определению, понятно, Ад хуже. Но Кроули Небеса помнил, немного
на них было с Адом совпадений, но были. К примеру, нигде нет нормальных
напитков... И скука Небес почти настолько же плоха, как возбужденье Ада.
Но сбежать было нельзя. Нельзя быть демоном и иметь право выбора.
...Я тебя не отпущу (Отпусти его)...
Что ж, по крайней мере не в этом году все случится... Будет время,
чтобы с делами разобраться. С фьючерсными контрактами, к примеру.
Интересно, гадал он, а что произойдет, если он просто остановит машину
на этой темной, сырой и пустой дороге, возьмет корзинку в руки, раскрутит
хорошенько и отпустит...
Что-то страшное, вот что.
Он был когда-то ангелом. Не собирался Падать, просто приятелями не те
были.
"Бентли" продирался сквозь тьму с указателем количества топлива на
нуле. Уже больше шестидесяти лет он был на нуле... Есть и хорошее в жизни
демона. К примеру, бензин не нужно было покупать. Единственный раз купил
Кроули бензин в 1967-ом -- чтобы бесплатно получить в придачу дырки от пуль
в стекле кабины, как у Джеймса Бонда -- очень тогда хотелось.
На заднем сидении созданье в корзине начало плакать криком
только-только родившегося, так похожим на сирену -- предупрежденье об атаке
с воздуха. Высок. Бессловесен. И стар.
"Неплохая больница, -- думал мистер Янг. -- Была бы и тихой, если бы не
монашки".
Монашек он любил. Не то чтобы были в голове, понимаете ли, не те мысли.
Нет, если уж избегать хождения в церковь, он четко избегал хождения в
церковь Св. Сэсила и Всех Ангелов, самая настоящая Х. и Е., даже и подумать
не мог об избегании какой еще. У всех остальных запах был не тот -- лак у
Низких, несколько подозрительный у Высоких. Глубоко в кожаном кресле своего
духа мистер Янг знал, что Богу неудобно из-за таких вещей...
Но видеть монашек вокруг он любил, так же, как любил видеть вокруг
Армию Спасения. Испытывал ощущение, что все было нормально, что где-то
поддерживали люди мир на его оси.
С Чирикающим Орденом Св. Берил, однако, это было его первое знакомство
[Святая Берил Артикулатус из Кракова была замучена в пятом веке. По легенде,
Берил была молодой женщиной, против своей воли замуж выданной за варвара,
принца Казимира. В свадебную ночь молила она Господа о вмешательстве, ожидая
смутно появления чудесной бороды, и для этого случая уж приготовила
маленькую бритву с ручкой из слоновой кости, подходящую для дам. Вместо
этого Господь даровал Берил чудесную возможность без умолка трещать о том,
что было на душе, перескакивая частенько бессвязно, не останавливаясь на еду
или дыханье.
По одной версии легенды, Берил задушил принц Казимир через три недели
после свадьбы, так и не испробовав женатой жизни. Умерла она девственницей и
мученицей, чирикая до конца.
По другой версии, Казимир купил затычки для ушей и она умерла в кровати
с ним, в возрасте шестидесяти двух лет.
Чирикающий орден Святой Берил связан клятвой подражать ей все время,
кроме второй половины дня четверга, когда разрешается монашкам заткнуться и,
если хотят, поиграть в настольный теннис. Прим. авт.]. Дейдра с ними
познакомилась, когда с какой-то из своих проблем разбиралась -- небось о
неприятных южноамериканцах, дерущихся с другими неприятными
южноамериканцами, и о священниках, подзуживающих их вместо того, чтобы
заниматься должными делами -- организовывать кампанию очистки церквей,
скажем.
Дело было в том, что монашки должны молчать. У них для этого была
подходящая форма, как у тех штук в комнатах где, как смутно припоминал
мистер Янг, тестируют звуковую аппаратуру. Не должны они были... ну...
чирикать все время.
Он набил трубку табаком -- так называемым табаком, вернее, не то что
тот, что когда-то был, -- и задумался, что будет, если спросить у монашек, а
где мужская комната. Папа, небось, пошлет суровую буллу.. Он с трудом
переменил положение и бросил взгляд на часы.
Что ж, по крайней мере монашки отказались от его присутствия при
рождении. Дейдра так этого хотела... Опять читала! Один ребенок ведь был
уже, и вдруг говорит, что рождение -- самое радостное ощущение из тех,
которыми двое могут поделиться... Да, разрешил самой газеты выписывать, и
вот что вышло. Не доверял мистер Янг газетам, у которых страницы назывались
"Стиль жизни" или "Варианты".
Нет, он был не против, чтобы двое делились радостью. Это как раз
нормально... Миру этого нужно больше. Но он совершенно ясно заявил, что этой
радостью Дейдре придется делиться с самой собой.
И монашки согласились. Не видели причин, по которым нужно впутывать
отца в рождение ребенка. "А ведь, -- добавил мистер Янг, -- они небось не
видели причин, по которым отца надо впутывать куда-нибудь еще".
Он закончил вбивать в трубку так называемый табак и взглянул на
маленькое объявление на стене комнаты ожидания, которое говорило, что -- для
собственного удобства -- он не должен курить. Для собственного удобства,
решил он, пойдет постоит на крыльце. Если там был для его удобства удобный
куст, еще лучше.
Пройдя по пустым коридорам, он нашел дверь, ведущую в залитый дождем
двор, полный священных мусорных баков.
Он поежился и сделал домик из рук -- чтобы можно было зажечь трубку.
С ними , с женами, это происходило в определенном возрасте. Двадцать
пять тихих лет, и вдруг они начинают делать эти.. как их... аэроботические,
кажется... упражнения в розовых носках с отрезанным передом и упрекать тебя
за то, что никогда не приходилось зарабатывать на жизнь. Это гормоны, или
что-то вроде.
Большая черная машина затормозила у баков. Молодой человек в темных
очках выпрыгнул в морось, держа что-то типа люльки, и пополз ко входу.
Мистер Янг вытащил трубку изо рта.
-- Забыли выключить свет, -- напомнил он.
Человек, бросив на него непонимающий взгляд кого-то, кого свет волновал
меньше всего, махнул рукой куда-то в сторону "Бентли". Свет потух.
-- Удобно, -- сказал мистер Янг. -- Автоматика, да?
Его несколько удивило, что человек не мок. И что в люльке то-то было.
-- Началось уже? -- спросил человек.
Мистер Янг почувствовал смутную гордость по поводу того, что его как
родителя так легко распознать.
-- Да, -- сказал он. -- Заставили меня выйти, -- добавил он благодарно.
-- Уже? И сколько, по вашему, у нас времени осталось?
У нас, заметил мистер Янг. Явно доктор из тех, кто теории
со-родительства придерживается.
-- Мне кажется, мы, э, продвигались, -- сказал он.
-- И в какой она комнате? -- спросил человек быстро.
-- Мы в Комнате Три, -- ответил мистер Янг. Он похлопал себя по
карманам и нашел драный мешочек, который он -- в соответствии с традицией --
захватил с собой.
-- Мы не хотим принять участие в делении радостью сигаретного курения?
-- спросил он.
Но человек уже исчез.
Мистер Янг аккуратно вернул мешочек на место и взглянул на свою трубку.
Всегда эти доктора спешат... Все Богом посланные часы работают.
Есть такой трюк, проделываемый с одной горошиной и тремя чашками, за
ним очень трудно уследить, нечто похожее -- только ставки гораздо выше
горсти мелочи -- сейчас произойдет.
Текст специально будет замедлен, чтобы можно было уследить за ловкостью
рук.
Миссис Дейдра Янг рожает в Комнате Доставки Три. Родит она златовласого
младенца мужского пола -- назовем его Младенец А.
Жена американского культатташе, миссис Харриет Даулинг, рожает в
Комнате Доставки Четыре. Родит она златовласого младенца мужского пола --
назовем его Младенец Б.
Сестра Мэри Болтливая была преданной сатанисткой с самого детства.
Ребенком ходила в Школу Саббат, черные звезды получала за почерк и печень...
Когда ей сказали идти в Чирикающий Орден, послушно пошла, ведь у нее был в
этой области талант и, к тому же, она знала, что она будет среди друзей. Она
была бы вполне умной, если бы когда-нибудь оказалась в подходящей ситуации,
но давно уяснила, что глупенькие, как она говорила, легче двигались через
жизнь. В настоящий момент ей вручали златовласого младенца мужского пола,
которого мы назовем Мятежник, Разрушитель Царств, Ангел Бездонной Ямы,
Великий Зверь по имени Дракон, Принц Сего Мира, Отец Лжи, Сатанинский
Отпрыск и Повелитель Тьмы.
Смотрите внимательно. Крутятся, вертятся...
-- Это он? -- спросила сестра Мэри, вглядываясь в ребенка. -- Просто я
ожидала странных глаз. Красных или зеленых. Или малюсеньких копытцев... Или
маленького хвоста.
Она его переворачивала, пока говорила. Нет и рожек. Совершенно
нормально выглядел сын Дьявола.
-- Да, это он, -- отозвался Кроули.
-- Да, держать я буду Антихриста, -- сказала сестра Мэри. -- И мыть
Антихриста. И считать красивенькие пальцы-малютки...
Она уже теперь напрямую к ребенку обращалась, затерявшись в каком-то
своем мирке. Кроули помахал рукой перед ее лицом...
-- Эй? Эй? Сестра Мэри?
-- Простите, сэр. Он просто такой красавец... На папочку похож?
Наверняка! Похож ли он на своего папуську...
-- Нет, -- отозвался Кроули твердо. -- А теперь я бы на вашем месте
пошел к комнатам доставки.
-- Он меня будет помнить, когда вырастет, как вы считаете? --
глубокомысленно спросила сестра Мэри, медленно спускаясь по коридору.
-- Молитесь, чтоб не помнил, -- бросил Кроули и смылся.
Сестра Мэри продвигалась сквозь ночную больницу, держа аккуратно в
руках Мятежника, Разрушителя Царств, Ангела Бездонной Ямы, Великого Зверя по
имени Дракон, Принца Сего Мира, Отца Лжи, Сатанинского Отпрыска и Повелителя
Тьмы. Она нашла колыбельку и положила его туда.
Он буркнул. Она его пощекотала.
Голова матроны появилась в двери.
-- Что ты здесь делаешь, сестра Мэри? -- спросила она. -- Разве ты не
должна дежурить в Комнате Четыре?
-- Мне Господин Кроули велел...
-- Спеши, будь умницей! Ты не видела мужа? Он не в комнате ожидания...
-- Я только что видела Господина Кроули, и он мне велел...
-- Да-да, конечно, -- ответила твердо сестра Грэйс Красноречивая. -- Я
пойду, поищу мужчину проклятого... Иди туда, за ней последи, ладно? Она
немного сонная, а с малышом все хорошо. -- Сестра Грэйс сделала паузу. -- Ты
чего мигаешь? В глаз что-то попало?
-- Малыши! Обмен! -- прошипела сестра Мэри хитро. -- Помните?
-- Конечно, конечно. В свое время... Но мы же не можем позволить отцу
здесь шляться, верно? -- сказала сестра Грэйс. -- Кто знает, что он
увидит... Так что побудь здесь, последи за малышом, будь умницей!
Она уплыла вниз по блестяще-чистому коридору. Сестра Мэри, вращая
колыбельку, вошла в комнату доставки...
Миссис Янг не просто сонной была, она уснула, выглядя довольной, что
хоть раз другие будут бегать... Ребенок А лежал сзади нее, взвешенный и
помеченный. Сестра Мэри, в которой годами взращивали услужливость, сняла
табличку с именем, скопировала и копию приделала к своему младенцу.
Малыши выглядели одинаково -- маленькие, сморщенные, похожие немного --
не слишком -- на Уинстона Черчилля.
"Теперь, -- подумала сестра Мэри, -- мне бы чашечку чая".
Большинство членов ордена были старомодными сатанистами, как и их
родители до них, а еще раньше родители родителей. Их для этого дела
воспитали, и не были они, если вглядеться, особо злыми. Как и большинство
людей. Просто привлекали их новые идеи, типа надевания кожаных сапог и
расстреливания людей, или надеванья белых простынь и линчевания людей, или
одеванья в узкие и яркие джинсы и игры для людей на гитарах... Предложи
человеку новое учение с новым костюмом, его сознание последует... А
выращиванье сатанистом это сглаживало. Эта была обычная работа для субботних
вечеров, а остальное время они просто жизнь проживали так хорошо, как могли,
-- как и все. К тому же, сестра Мэри была медсестрой, а медсестры -- прежде
всего медсестры, кем бы они ни были, то бишь приходилось одевать часы задом
наперед, в случае экстренных ситуаций сохранять спокойствие и смертельно
хотеть чашку чая... Она надеялась, что кто-нибудь скоро подойдет -- свою
часть работы она сделала, теперь бы чая.
Прояснить судьбу человечества может тот факт, что большинство великих
триумфов и трагедий человеческой истории происходят не из-за особо хороших
или особенно плохих людей, из-за самых обычных.
В дверь постучали. Она ее открыла.
-- Ну что, случилось? -- спросил мистер Янг. -- Я муж. Отец. Оба.
Сестра Мэри ожидала, что американский культатташе похож будет на Блейка
Каррингтона или Дж. Р. Эвинга... Мистер Янг не был похож ни на одного
экранного американца, кроме того дядюшки-шерифа в наиприятнейшем виденном ей
детективе [С маленькой старушкой-американкой в роли детектива, и без погонь
-- кроме специально замедленных. Прим. авт.]. Он ее здорово разочаровал --
как и его свитер.
Мэри проглотила свое разочарование.
-- О-о-о, да, -- сказала она. -- Поздравляю! Жена ваша заснула,
бедняжка...
Мистер Янг кинул быстрый взгляд через плечо.
-- Двойня? -- вопросил он, потянулся к трубке, прекратил и вновь
потянулся. -- Двойня? Никто не говорил, что будет двойня!
-- О нет! -- ответила быстро сестра Мэри. -- Этот ваш. Второй... э...
чей-то еще. Я за ним просто приглядываю, пока сестра Грэйс не вернется. Нет,
-- повторила она, указывая на Мятежника, Разрушителя Царств, Ангела
Бездонной Ямы, Великого Зверя по имени Дракон, Принца Сего Мира, Отца Лжи,
Сатанинского Отпрыска и Повелителя Тьмы, -- этот точно ваш. Стоит только
оглядеть его с головы до его маленьких копытцев, и это сразу становится
понятно... То бишь копытцев у него, конечно, нет! -- поправилась она спешно.
Мистер Янг взглянул вниз.
-- Да... -- сказал он с сомнением в голосе. -- На моих предков похож.
Все, э, нормально с ним, да?
-- Да, -- ответила сестра Мэри. -- Он совершенно обычный ребенок, --
добавила она. -- Совершенно-совершенно...
Последовала пауза, во время которой двое глядели на спящего ребенка.
-- У вас нет особого акцента, -- прервала наконец молчание сестра Мэри.
-- Вы здесь давно?
-- Десять лет уже, -- ответил слегка удивленно мистер Янг. -- Работа
переместилась, видите ли, пришлось и мне переехать вместе с ней.
-- Я всегда считала, что эта работа очень увлекательна, -- сказала
сестра Мэри. Мистер Янг благодарно ей улыбнулся. Мало кто мог увидеть, а еще
меньше -- полюбить привлекательные, по его мнению, стороны бухгалтерской
работы...
-- Должно быть, там, где вы были раньше, все было совершенно
по-другому, -- продолжала сестра Мэри.
-- Наверное, -- ответил мистер Янг, который никогда об этом не
задумывался. Латтон, насколько он помнил, был очень похож на Тадфилд. Те же
изгороди между домом и железнодорожной станцией. Те же люди.
-- Здания, например, были повыше, -- сказала сестра Мэри отчаянно.
Мистер Янг на нее уставился. Он мог разве что одно вспомнить -- с
офисами "Эйлайенс энд Лейчестер".
-- Наверное, ходите на кучу вечеринок в садах, -- сказала монашка.
А. Наконец-то хорошая тема... Дейдре такие очень нравились.
-- Точно, -- сказал он с чувством. -- Дейдра для них джем делает. А мне
приходится с Белым Слоном помогать.
Это была часть жизни общества, собирающегося в Букингемском дворце, о
которой сестра Мэри и не догадывалась, хотя пакидерма вполне подходила.
-- Должно быть, подарки, -- кивнула она. -- Я читала о том, как
иностранные послы дарили ей всякие разные штуки.
-- Простите?
-- Я большой фанат Королевской Семьи, знаете ли.
-- О, я тоже, -- отозвался мистер Янг, впрыгивая благодарно на новую
ледяную дорожку в путаной реке сознания. Да, с Королевской Семьей проблем не
было. С ее лучшими, понятно, членами, которые своим весом помогали маханию
рук и открытию мостов. Не теми, кто ночи напролет на дискотеках торчал и
которых прямо на папарацци тошнило [Здесь стоит отметить, что мистер Янг
полагал, что папарацци -- вид итальянского линолеума. Прим. авт.].
-- Это славно, -- сказала сестра Мэри. -- Я-то думала, вы их не любите,
раз раскручиваете и кидаете в воду чайную посуду.
Она продолжала чирикать, помня инструкцию, что члены Ордена всегда
должны все говорить, что у них на душе... Мистер Янг больше не мог слушать,
и слишком устал, чтобы об этом волноваться. Должно быть, религиозная жизнь
делала людей слегка странными. Хотелось ему, чтобы миссис Янг проснулась.
Потом одно из слов в потоке, исходящем из уст сестры Мэри, задело струну
надежды в его сознании.
-- Нет ли, возможно, возможности достать для меня чая? Может быть? --
попробовал он.
-- О господи, о чем же я думаю? -- вскричала сестра Мэри, и ее рука
взмыла ко рту.
Мистер Янг ничего не сказал.
-- Сейчас же займусь, -- сказала она. -- Только вы уверены, что не
хотите кофе? На следующем этаже есть одна из этих новомодных машин.
-- Чая, пожалуйста, -- ответил мистер Янг.
-- О, да вы действительно стали прям как мы! -- весело бросила сестра
Мэри, выбегая.
Мистер Янг, оставленный наедине со спящей женой и двумя младенцами,
уселся в кресло. Да, все, должно быть, от вставания рано, преклонения колен
и всего такого. Хорошие люди, конечно, но явно слегка сдвинутые. Видел он
как-то фильм Кена Рассела с монашками. Там, вроде бы, таких вещей не
происходило, но дыма без огня не бывает и все такое...
Он вздохнул.
Тогда-то Ребенок А и проснулся -- и сразу по-настоящему громко заорал.
Мистер Янг так и не научился за годы успокаивать ребенка. Собственно, у
него никогда не хватало духа начать... Он всегда уважал сэра Уинстона
Черчилля, похлопывать его маленькие копии по заднице было неудобно.
-- Добро пожаловать в мир, -- сказал он. -- Скоро к нему привыкнешь.
Малыш закрыл рот и злобно на него взглянул -- словно был он непокорным
генералом.
Как раз в этот момент вернулась сестра Мэри с чаем. Сатанист она там
или нет, но она нашла тарелку и поместила на нее кучку мороженых бисквитов.
Таких, какие можно получить только в придачу к чаепитию. Бисквит мистера
Янга был настолько же розов, насколько розов хирургический инструмент, а к
белому льду кто-то добавил снеговика.
-- Не думаю, что вы такие едите обычно, -- сказала монашка. -- Это то,
что вы зовете печеньем -- а мы бисквитами.
Мистер Янг открыл рот, чтобы объяснить, что и он бисквитами зовет, и
даже обитатели Латтона так звали, но тут в комнату, задыхаясь, влетела еще
одна монашка.
Она взглянула на сестру Мэри, поняла, что мистер Янг понятия не имеет о
пентаграммах, и ограничилась указыванием на Ребенка А и подмигиванием.
Сестра Мэри кивнула и мигнула в ответ.
Монашка укатила ребенка.
Подмигивание -- один из самых многосторонних способов человеческого
общения. Можно кучу всего сказать подмигиванием. К примеру, подмигивание
новой монашки значило:
Где ты была?! Ребенок Б родился, мы готовы обмен произвести, а ты вдруг
оказалась не в той комнате с Мятежником, Разрушителем Царств, Ангелом
Бездонной Ямы, Великим Зверем по имени Дракон, Принцем Сего Мира, Отцом Лжи,
Сатанинским Отпрыском и Повелителем Тьмы, чай пьешь. Меня чуть не
застрелили, понимаешь ты это?
И, по ее мнению, ответное подмигивание сестры Мэри значило:
Вот Мятежник, Разрушитель Царств, Ангел Бездонной Ямы, Великий Зверь по
имени Дракон, Принц Сего Мира, Отец Лжи, Сатанинский Отпрыск и Повелитель
Тьмы, и не могу я говорить, пока здесь этот пришелец.
А сестра Мэри считала, что подмигивание пришедшей значило:
Молодчина, сестра Мэри -- сама детей поменяла! Теперь укажи мне лишнего
ребенка, и я тебе позволю спокойно чай попить с Его
Высокопревосходительством, американским культатташе.
А ее собственное подмигивание значило:
Вот, дорогуша, вот Ребенок Б, убери его и дай мне поболтать с Его
Превосходительством. Я давно его хотела спросить, почему у них куча высоких
зданий с зеркалами.
Все эти тонкости не были поняты мистером Янгом, который был здорово
смущен во время этого обмена, думал: "Да, этот мистер Рассел знал, о чем
говорил, это точно!".
Ошибка сестры Мэри могла быть замечена второй монашкой, если бы ее не
отвлекали все время люди из спецслужб в комнате миссис Даулинг, которые
смотрели на нее с постоянно растущей тревогой. Это происходило из-за того,
что их натренировали определенным образом реагировать на людей в широких
робах и широких головных уборах, и бедняги теперь мучались из-за конфликта
сигналов. А люди, мучающиеся из-за конфликта сигналов -- вовсе не лучшие
люди для держания оружия, особенно если они только что видели деторождение
-- точно неамериканский способ прибавления мирового народонаселения. К тому
же, они слышали, что в здании полно религиозных фанатиков.
Миссис Янг перевернулась.
-- Вы уже выбрали для него имя? -- спросила сестра Мэри лукаво.
-- Хмм? -- отозвался мистер Янг. -- А. Еще нет, вообще-то... Была бы
девочка, назвали бы Люсиндой в честь матери. Или Жермен -- Дейдрин вариант.
-- Баламут -- неплохое имя, -- бросила монашка, вспомнив классику. --
Или Дамиэн... Дамиэн -- очень популярное сейчас имя.
Анафеме Приббор -- ее мать, которая плохо разбиралась в церковных
делах, прочла в один прекрасный день это слово и подумало, что вполне
подходит в качестве женского имени -- было восемь с половиной лет, она
читала Книгу -- под одеялом, с факелом.
Другие дети учились читать по классическим букварям с красочными
картинками яблок, мячей, тараканов и тому подобного. Не так было в семье
Приббор -- Анафема училась читать по Книге.
Не было в ней ни яблок, ни мячей. Была неплохая гравюра восемнадцатого
века с изображением горящей на костре -- и весьма радостной по этому поводу
-- Агнес Безумцер.
Первое слово, которое девочка могла разобрать, было "прелестные". Очень
мало детей в возрасте восьми с половиной лет знало, что оно значит, кроме
всего прочего, "совершенно точные", одной из знающих это была Анафема.
Следующее слово было "аккуратные".
Первым прочитанным ей вслух предложением было:
"Говорю вам сие, и запомните вы слова мои. Поедут Четверо, и Четверо
также, и еще Трое покатятся по небу, и Один помчится, огнем окруженный, и
ничто остановить не сможет их: ни рыба, ни ливень, ни дороги, ни демон, ни
ангел. И тебя также возьмут они, Анафема".
Анафеме нравилось про себя читать.
(Были книги, которые внимательные родители, читавшие определенные
воскресные газеты, могли приобрести -- с именем ребенка как главного героя
или героини. Это делалось для повышения интереса к книге. В случае Анафемы,
в книге была не только она -- на настоящий момент лишь в одном месте --
также ее родители, и их родители, и все -- аж до семнадцатого века. На тот
момент она была слишком молода и эгоцентрична, чтобы должную важность
придать тому, что ни словом не упоминались ее дети, да и что-либо, более чем
на одиннадцать лет отстоящее. Когда тебе восемь с половиной, одиннадцать лет
-- целая жизнь, собственно, если верить Книге, так и будет....)
Она была умным ребенком с бледным лицом, черными глазами и волосами.
Как правило, она людей заставляла себя неудобно чувствовать -- семейная
способность, унаследованная -- вместе с большими, чем ей было нужно,
экстрасенсорными способностями -- от своей пра-пра-пра-пра-прабабушки.
Она была рано повзрослевший и всегда держала себя в руках. Единственная
вещь, за которую Анафему осмеливались поругивать учителя, это ее
произношение -- не ужасное, опоздавшее на 300 лет.
Монашки взяли Ребенка А и заменили им Ребенка Б под носом жены атташе и
людей из Секретной Службы, воспользовавшись следующим хитрым способом:
одного ребенка укатили ("взвесить надо, милая, таков закон"), а чуть позже
вкатили уже другого.
Самого культатташе, Фаддеуса Дж. Даулинга, за несколько дней за того
спешно вызвали в Вашингтон, но он все время, пока жена рождала, связан был с
ней по телефону и помогал дышать.
Не помогло то, что по другой линии он говорил с советником по вложению
денег. Один раз вынужден был от жены на целых двадцать минут отвлечься.
Но это было нормально.
Деторождение -- самое радостное ощущение из тех, которыми двое могут
поделиться, и он ни секунды упускать не собирался.
Один из ребят из спецслужб все для него на видео заснял.
Зло в целом не спит -- и потому не понимает, зачем сон нужен всем
остальным. Но Кроули сон нравился -- это один из тех приятных процессов,
которые только на Земле возможно испробовать. Особенно он приятен, когда
плотно наешься. Он, к примеру, весь девятнадцатый век проспал... Не потому,
что надо было, -- потому, что так хотелось [Правда, в 1832-ом пришлось
встать, чтобы сбегать в туалет. Прим. авт.].
Один из процессов, доступных только жителям Земли. Что ж, пора начать
ими по-настоящему наслаждаться, пока еще есть время.
"Бентли" ревел в ночи, стремясь на восток.
В принципе, он был совсем не против Армагеддона. Если бы его спросили,
почему он провел века, играясь с человечеством, он бы ответил: "Естественно,
чтобы случился Армагеддон, в котором победит Ад". Но работа ради него --
одно, совсем другое -- видеть, как он неумолимо близится.
Кроули знал, что после конца света он останется в живых -- он же
бессмертный, у него выбора нет. Но он всегда надеялся, что конец света будет
нескоро...
Потому что он любил людей. Очень крупный недостаток для демона.
Нет, конечно же, он все делал, чтобы их короткие жизни сделать
несчастными, такая уж у него была работа, но ни одно его изобретение не было
настолько же ужасным, насколько были их собственные. Видно, талант у них
был... Как-то это было в них встроено. Они рождались в мире, который был
против них -- в тысячах мелочей, -- и большинство своей энергии тратили на
то, чтобы сделать его еще хуже. С течением времени Кроули все труднее и
труднее становилось сделать что-то демоническое и при этом выделяющееся на
фоне человеческих гадостей. За прошедшее тысячелетие он не раз подумывал о
том, чтобы послать Вниз письмо со словами типа: "Слушайте, мы прямо сейчас
можем сдаться, закрыть Дис и Пандемонеум и все прочие места и сюда придти,
мы ничего не сможем с ними сделать такого, чего они сами с собой сделать не
могут". А они частенько такое делают, о чем мы и подумать не могли -- в
основном с помощью электродов. У них есть изобретательность. И, само собой,
электричество.
Один из них это написал, верно?... "Ад пуст, и здесь все черти"
[Шекспир, "Буря", акт I, сцена II. Перевод мой. Прим. перев.].
Кроули хвалили за Испанскую Инквизицию. Он был тогда в Испании, в
основном шлялся вокруг кантин в приятных местах, и ничего о ней даже не
знал, пока похвала не прибыла. Он сходил посмотреть, вернулся и целую неделю
не выходил из запоя...
Иеронимус Босх этот -- просто сумасшедший!
И когда ты начинал думать, что они злобнее, чем Ад, они вдруг такие
благородные вещи совершали -- Небесам такие и не снились... Частенько и зло,
и добро один человек делал. Это все из-за свободы воли, понятно. В ней все
дело было.
Азирафаил попытался как-то это ему объяснить.
-- Все дело в том, -- сказал он -- это было где-то в районе 1020-ого,
когда они заключили свое маленькое Соглашение, -- все дело в том, что
человек хорош или плох, когда он этого хочет. А существа типа Кроули и,
конечно, него, с самого начала выбирают свой путь и с него не сворачивают.
Люди не могут стать истинно святыми, -- добавил он, -- пока не было у них
возможности побыть истинно плохими.
Кроули об этом подумал и (где-то в районе 1023-ого) сказал:
-- Погоди, это же работает, только если в начале все равны, точно?
Нельзя ожидать от кого-то, рожденного в грязной хижине, что он так же хорошо
будет себя вести, как рожденный в замке.
-- А-а, -- ответил Азирафаил, -- это-то и интересно. Чем ниже ты
начинаешь, чем больше у тебя возможностей.
-- Это безумие, -- сказал Кроули.
-- Нет, -- покачал головой Азирафаил, -- это основы мира.
Азирафаил. Конечно же, Враг. Но враг уже шесть тысяч лет -- скорее
друг.
Кроули нагнулся и поднял телефонную трубку.
Конечно, у демонов не должно было быть свободы воли. Но нельзя было так
долго пробыть среди людей и ничему не научиться.
Мистер Янг отказался и от Дамиэна, и от Баламута, да и от всех других
предложений сестры Мэри Болтливой, включавших в себя половину Ада и половину
Золотого Века Голливуда.
-- Ну, -- наконец слегка обиженно сказала она, -- не думаю, что с
именем Эррол что-то не так... Или Кэри. Оба имени -- хорошие, американские.
-- Я думал о чем-то более традиционном, -- объяснил мистер Янг. -- У
нас в семье всегда использовали старые добрые имена...
Сестра Мэри просияла.
-- Это правильно. По мне, лучше старых имен ничего нет.
-- Нормальное английское имя, как у людей из Библии, -- сказал мистер
Янг. -- Мэтью [В англоязычной версии Библии так зовут Матвея. Прим. перев.],
Марк, Люк [Т. е. Лука. Прим. перев.] или Джон [Т. е. Иоанн. Прим. перев.],
-- продолжил он задумчиво. Сестра Мэри моргнула. -- Только мне они вовсе не
хорошими классическими именами всегда казались, -- добавил мистер Янг, --
скорее именами ковбоев и футболистов.
-- Саул -- хорошее имя, -- помогла ему сестра Мэри.
-- Это уж слишком старомодно, -- ответил мистер Янг.
-- Тогда что насчет Каина [Англ. Cain -- Кэйн -- действительно звучит
неплохо, если не знать, как пишется. Прим. перев.]? Очень ведь современно
звучит, -- попыталась сестра Мэри.
-- Хмм, -- мистер Янг покачал головой.
-- Что ж, есть еще... ну, есть еще Адам, -- сказала сестра Мэри.
"Достаточно безопасно", -- подумала она.
-- Адам? -- переспросил мистер Янг.
Хотелось бы, чтобы монашки-сатанистки лишнего младенца -- ребенка Б --
тайно кому-нибудь отдали на воспитание. Чтобы он вырос нормальным,
счастливым, хохочущим ребенком, активным, а еще чуть позже превратился в
нормального, жизнью довольного подростка.
Может, так и произошло.
Помечтайте о его школьной награде за произношение, его ничем не
выделяющейся, но приятной жизни в университетские годы, его работе в
департаменте распределения зарплат Строительного Общества Тадфилда и
Нортона, его красавице-жене. Может, захотите представить детей и хобби --
скажем, починку старых мотоциклов , или разведение тропических рыб...
Вы не хотите узнать, что могло случиться с Ребенком Б.
Нам, к тому же, ваша версия больше нравится.
Должно быть, призы за своих тропических рыб получает.
В маленьком домике в Доркинге, что в Саррее, в огне спальни горел свет.
Ньютону Пульциферу было двенадцать, он был тощ, носил очки и несколько
часов назад должен был пойти спать.
Его мать, однако, верила в гениальность ребенка и разрешала ему
ложиться позже, чтобы он успевал делать свои "эксперименты".
Сейчас он проводил следующий -- менял розетку на древнем радиоприемнике
"Bakelite", который ему дала мать, чтобы поигрался. Он сидел за тем, что
гордо называл "рабочее место" -- старый разбитый стол, покрытый обрывками
проволоки, батарейками, маленькими лампочками и домашним набором кристаллов,
который никогда не работал. Если уж быть честным, радио он тоже не смог
заставить работать, хотя с другой стороны, он никогда не мог до конечной
стадии добраться.
Три несколько кривых модели самолетов свисали с потолка на шелковых
шнурах. Даже случайный наблюдатель увидел бы, что они сделаны кем-то, кто
был сразу и старателен, и очень осторожен, а также совершенно не умел делать
модели самолетов. Сам Ньютон был ими невероятно горд, даже "Spitfire", у
которого он так и не сумел правильно собрать крылья.
Он загнал очки обратно на переносицу, взглянул на розетку и положил на
стол отвертку.
В этот раз он очень надеялся на успех, все инструкции прочел по
перемене розеток в "Собственной книге мальчика про практическую электронику,
включающей Сто и Одну Безопасную и Поучительную Вещь, которую можно
проделать с электричеством", и им последовал. Правильные закодированные
цветом проволочки к правильным иголочкам прикрепил, проверил, на месте ли
амперный предохранитель, все обратно завернул. Пока никаких проблем.
Он включил радио в патрон. Потом врубил последний...
Все огни в дому отключились.
Ньютон просиял от гордости. Уже лучше. В прошлый раз он отключил все
огни в Доркинге, приходил электрик и серьезно с мамой поговорил.
У него была сильнейшая и совершенно не взаимная страсть к вещам,
связанным с электричеством. В школе у них был компьютер, и полдюжины детей
оставались после уроков и работали с продырявленными карточками. Когда
ответственный учитель наконец уступил мольбам Ньютона его в их число
включить, тот только одну карточку смог в компьютер всунуть. Машина ее
зажевала, подавилась и померла.
Ньютон был уверен, что будущее было за компьютерами, и когда оно
прибудет, он будет готов -- будет первым в новых технологиях.
У будущего были свои мысли по этому поводу. Достаточно заглянуть в
Книгу, чтобы их узнать.
"Адам", -- подумал мистер Янг. Он это произнес, чтобы прислушаться к
звучанию. "Адам". Хмм... Он взглянул вниз, на золотые кудри Мятежника,
Разрушителя Царств, Ангела Бездонной Ямы, Великого Зверя по имени Дракон,
Принца Сего Мира, Отца Лжи, Сатанинского Отпрыска и Повелителя Тьмы.
-- Знаете, -- заключил он немного спустя, -- ему, по-моему, и правда
подходит имя Адам.
Это не была темная, грозовая ночь.
Такая случилась через два дня, когда и миссис Даулинг, и миссис Янг, и
оба ребенка покинули здание. Она была очень темной, гроза была очень
сильной, и когда последняя достигла апогея -- в районе полуночи -- молния
ударила в Монастырь Чирикающего Ордена и подожгла крышу ризницы.
Никто от огня серьезно не пострадал, хотя он продолжался несколько
часов, нанеся зданию серьезный ущерб.
Поджигатель скрывался на близкой крыше и наблюдал за пожаром. Он был
высок, тощ -- и Адский Герцог. Это была последняя вещь из тех, что нужно
было сделать перед возвращением под землю -- что ж, сделал...
С остальным Кроули спокойно справится.
Хастур отправился домой.
В принципе, Азирафаил был из ангелов Начал, вот только теперь люди
подшучивали над начальниками.
В другой ситуации ни он, ни Кроули ни выбрали бы компанию другого, а
так... Два человека (вернее, человекоподобных создания) в мире, и Соглашение
за время действия много пользы обеим принесло. К тому же, привыкаешь к лицу,
которое более-менее постоянно видишь в течении шести тысяч лет.
Соглашение было так просто, что, в общем-то, заглавной буквы не
заслуживало (получило, так долго продержавшись). Это было разумное
соглашение -- многие работающие в отвратительных условиях далеко-далеко от
своих руководителей агенты заключают подобные с агентом противника, поняв,
что у них с близким врагом больше общего, чем с далекими союзниками.
Означало оно безмолвное невмешательство в дела друг друга. Оно позволят
создать такой баланс, что при том, что ни один не победит, ни один и не
проиграет, к тому же оба могли повелителям регулярно показывать, какие
замечательные шаги они предпринимают, чтобы победить хитрого и хорошо
информированного противника.
В данном случае оно означало, что Кроули было разрешено продолжать
работу с Манчестером, а Азирафаилу никто мешать не станет во всем Шропшире.
Кроули получил Глазго, Азирафаил -- Эдинбург (никто под ответственность не
взял Милтон Кейнс, но оба представили его как свой успех [Замечание для
американцев и прочих Чужих: Милтон Кейнс -- новый город примерно посередине
между Лондоном и Бирмингемом. Его рекламируют как современный, действенный,
здоровый и, главное, приятный для жизни. Большинство британцев находят это
смешным. Прим. авт. для американского издания].
К тому же, конечно, казалось правильным помогать друг другу, когда
подсказывал здравый смысл. Оба ведь были из ангелов. Если некто в Ад шел,
чтобы быстренько соблазнитьсч, было разумным прошвырнуться по городу,
создать короткий момент священного экстаза. Это ведь все равно сделают, если
к этому разумно подойти, кучу времени и денег можно спасти...
Азирафаил вину время от времени чувствовал по этому поводу, но века
среди людей имели на него тот же эффект, что и на Кроули (только менялся он
в обратном направлении).
К тому же, Властям наплевать на то, кто что делал, лишь бы делалось.
В настоящий момент, Азирафаил стоял с Кроули у пруда в парке
Сент-Джеймс. Они кормили уток.
Утки из парка Сент-Джеймс так привыкли, что их кормят тайно
встречающиеся секретные агенты, что выработался целый условный рефлекс. Если
такую утку посадить в лабораторную клетку и показать ей фотографию двух
мужчин -- один обычно носит куртку с меховым воротником, другой что-то
темное и шарф -- она обязательно взглянет вверх с ожиданием во взоре. Ржаной
хлеб русского культатташе хватают простые утки, а мокрый "Ховис с Мэрмайтом"
главы МИ9 любят снобы.
Азирафаил кинул корку плохо выглядящему селезню, тот ее схватил и
мгновенно потонул.
Ангел повернулся к Кроули.
-- Что это ты, мой дорогой, -- пробормотал он.
-- Прости, -- извинился Кроули. -- Забылся.
Утка сердито всплыла на поверхность.
-- Конечно, мы знали, что что-то происходит, -- сказал Азирафаил. -- Но
я как-то думал, что в Америке все случится. Там такое любят...
-- Может, там и случится, -- грустно откликнулся Кроули. Он бросил
взгляд сквозь парк на "Бентли", заднее колесо которого было аккуратно
зажато.
-- А, да. Американский дипломат, -- вспомнил ангел. -- Несколько
театрально, по-моему. Как будто Армагеддон -- какое-то киношоу, которое в
как можно больше стран надо продать.
-- Во все страны, -- поправил его Кроули. -- Земля и все ее царства.
Азирафаил кинул уткам последний кусок хлеба, они отправилась к
Болгарскому Морскому Атташе и подозрительному человеку в кембриджском
галстуке, а он выкинул пакет в мусорную корзину.
Он повернулся, чтобы сидеть с Кроули лицом к лицу.
-- Мы победим, конечно, -- сказал он.
-- Ты этого не хочешь, -- ответил демон.
-- Почему, скажи, молю...
-- Слушай, -- отчаянно сказал Кроули, -- сколько, по твоему, у твоей
стороны музыкантов, а? Я имею в виду, первоклассных.
Азирафаил вдруг смутился.
-- Ну, думаю... -- начал он.
-- Двое, -- подсказал Кроули. -- Эльгар и Лист. И все. Остальные все у
нас. Бетховен, Брамс, все Бахи, Моцарт... Можешь себе представить вечность с
Эльгаром?
Азирафаил зажмурился.
-- Легко, -- простонал он.
-- Ну вот, -- сказал Кроули тоном триумфатора. Он отлично знал
ахиллесову пяту Азирафаила... -- Никаких компакт-дисков. Никакого Альберт
Холла. Никаких танцев. Никакого Глиндборна. Только небесная гармония круглые
сутки...
-- Основы мира не меняются, -- пробормотал Азирафаил.
-- Как яйца без соли, ты бы сказал. Кстати -- ни соли, ни яиц ведь тоже
не будет. Не будет и Гравлакса с соусом из петрушки. Никаких замечательных
маленьких ресторанчиков, где тебя все знают. Никаких кроссвордов из "Дейли
Телеграф". Никаких антикварных магазинов. Кстати, и никаких книжных. Никаких
старых редакций. Никаких, -- Кроули наскреб дно бочки интересов Азирафаила,
-- серебряных ящичков с нюхательным табаком эпохи Регенства во Франции.
-- Но жизнь станет лучше после нашей победы! -- прохрипел ангел.
-- Но совершенно неинтересной. Слушай, ты знаешь, что я прав. Тебе
будет так же неудобно с арфой, как мне с вилами.
-- Мы на арфах не играем, ты же знаешь.
-- А мы вилами не пользуемся. Это просто оборот речи был.
Они поглядели друг на друга.
Азирафаил развел своими наманикюренными руками.
-- Мои люди весьма счастливы, что это наконец-то близится, знаешь ли.
Для этого работали. Последний, важнейший тест. Огненные мечи, Четыре
Всадника, кровавые моря, все эти дурацкие дела, -- он пожал плечами.
-- А потом "Игра Окончена, Вставьте Монету"? -- грустно усмехнулся
Кроули.
-- Иногда мне трудновато понять твою речь.
-- Мне нравятся моря -- какие они есть. Армагеддона не должно быть. Не
надо проверку всему устраивать, его разрушая, только чтобы проверить,
правильно ли сделал.
Азирафаил опять пожал плечами.
-- Такова уж высшая мудрость...
Ангел поежился и запахнулся в куртку. Над городом собирались серые
облака...
-- Пошли куда-нибудь, где тепло, -- предложил он.
-- Ты мне предлагаешь? -- отозвался Кроули угрюмо.
Какое-то время они шагали, мрачно молча.
-- Не то чтобы я был с тобой несогласен, -- сказал ангел, когда они
тащились по траве. -- Просто нельзя ослушаться. Ты же знаешь...
-- И мне нельзя, -- откликнулся Кроули.
Азирафаил кинул на него косой взгляд.
-- Ой, ну не надо, -- сказал он, -- ты же демон!
-- Да. Но моим нравится только ослушание как принцип. А какое-то
определенное их серьезно раздражает.
-- Типа неподчинения их приказам?
-- Вот именно. Поражен, а? Хотя, наверное, нет. Сколько у нас времени,
как думаешь?
Кроули махнул рукой в сторону "Бентли", и его двери отперлись.
Предсказания разное говорят, -- ответил Азирафаил, садясь на заднее
сиденье. -- Точно ничего не произойдет до конца века, хотя какие-то феномены
могут и раньше произойти. Большинство пророков прошедшего тысячелетия больше
волновали рифмы, чем точность.
Кроули указал на ключ зажигания. Тот повернулся.
-- Как это? -- спросил он.
-- Ну, -- объяснил ангел, "И Окончится Жизнь Мира, в Трам-тарам-тарам
Два поглотят вас дыры". Или Один, или Три, или еще какая-то цифра. Шесть в
стих не ложится -- хороший, видно, год.
-- И что за феномены?
-- Двухголовые телята, знаки в небесах, гуси, летящие задом наперед,
дожди из рыбы. Присутствие Антихриста увеличивает количество случайностей.
-- Хмм.
Кроули завел "Бентли". Потом он что-то вспомнил и щелкнул пальцами.
С колеса исчезли зажимы.
-- Давай поедим, -- предложил он. -- У меня должок с... когда же это
было?
-- Париж, 1793-ий, -- напомнил Азирафаил.
-- А, точно. Царство Ужаса. Один из наших был или из ваших?
-- Не ваш разве?
-- Не помню. Но ресторан был хороший.
Когда они проезжали мимо пораженного офицера, следящего за движением,
его записная книжка внезапно загорелась, поразив Кроули.
-- Я абсолютно уверен, что не собирался такого делать, -- заметил он.
Азирафаил покраснел.
-- Это я сделал, -- пояснил он. -- Всегда думал, что твои их изобрели.
-- Да? А мы думали, они -- ваше изобретение.
Кроули взглянул на дым в заднее зеркало.
-- Вперед, -- бросил он, -- в "Ритц"!
Кроули не собирался заказывать столик. Пусть другие этим занимаются,
всегда считал он, он обойдется.
Азирафаил собирал книги. Если бы он был до конца с собой честен, давно
бы признал, что магазин свой завел, просто чтобы их хранить. Это не было
необычно... Чтобы поддерживать свою легенду (обычный продавец-букинист), он
всеми способами, кроме насилия, препятствовал покупке. Неприятные запахи
сырости, яростные взгляды, неудобные часы работы -- все это им давно было
отработано.
Он давно собирал книги и, как и большинство, специализировался.
У него было более шестидесяти книг предсказаний, говорящих о последних
двух веках второго тысячелетия. Очень он любил первые издания Уайльда. И был
у него полный набор Знаменитых Библий, так названных из-за ошибок печати.
Среди них была Неправедная Библия, которую ошибка заставила говорить (в
"Первом послании Коринфянам") "Разве не знаете, что неправедные войдут в
Царство Божие?", и Порочная, напечатанная Баркером и Лукасом в 1632, в
которой из седьмой заповеди исчезло слово не, и она в результате
провозглашала "Возжелай жену ближнего своего". А также Освобождающая Библия,
Паточная Библия, Библия Стоящих Рыб, Черинг Кросская Библия и множество
других... У Азирафаила они все были. Даже редчайшая, Библия, опубликованная
в 1651 лондонской фирмой Билтона и Скаггза.
Она была первой из их трех чудовищных неудач.
Книга была широко известна как Библия "Будь-Это-Все-Проклято". Длинная
ошибка наборщика (если ее можно так назвать) случилась в 48 главе, стихе 5
Книги Иезикииля.
Подле границы Дана, от восточного края до западного, это один удел
Асиру.
Подле границы Асира, от восточного края до западного, это один удел
Неффалиму.
Подле границы Неффалима, от восточного края до западного, это один удел
Менассии..
Будь это все проклято! Я по горло сыт сиим набиранием... Господин
Билтон -- вовсе не благороден, господин же Скаггз -- мошенник и лишь кулаки
крепко умеет сжимать. Говорю я вам, в день такой всякий, в ком пол-литра
хоть смысла есть, должен на солнышке греться, а не мучиться на этой старой и
заплесневелой Фабрике имени Матери Божией!
Подле границы Ефрема, от восточного края до западного, это один удел
Рувиму. [Также эта Библия знаменита была тем, что вместо 24 стихов в третьей
главе Бытия в ней было 27. Они следовали за двадцать четвертым, который в
версии короля Иоанна звучал: "И изгнал Адама, и поставил на востоке у сада
Эдемского херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь к
дереву жизни", и звучали они так: "25. И спросил господь у ангела, что
охранял Восточные Врата: "Где пламенный меч, что дал я тебе?"
26. И сказал ангел: "Только что здесь был... Какой же я забывчивый!
И боле не спрашивал его Господь".
Похоже, что эти стихи были включены во время стадии корректуры. В то
время издатели непременно вывешивали корректируемых листов на деревянных
столбах перед магазинами для просвещения населения и бесплатного
исправления, а так как вся стопка печатаемых листов была после сожжена,
никто не побеспокоился указать на ошибку мистеру А. Зирафаилу, у которого
был книжный магазин через две двери, который всегда помогал с переводами и
имел разборчивый почерк. Прим. авт.]
Вторая неудача имела место в 1653. Благодаря редкой удаче они достали
одну из знаменитых "Потерянных Кварт" -- три шекспировских пьесы, никогда не
изданные в виде фолиантов, теперь полностью потерянные для искусствоведов и
театров. Только их имена до нас дошли... Вот самая ранняя пьеса Шекспира:
"Комедия о Робин Гуде, или О лесе Шервуде" [А две другие -- "Поимка мыши" и
"Златоискатели 1589". Прим. авт].
Господин Билтон за кварту заплатил аж шесть гиней и верил, что только
на фолианте в твердой обложке вдвое больше заработает.
Потом он ее потерял.
Третья неудача Билтона и Скаггза ими обоими никогда не была понята до
конца. Всюду книги пророчеств продавались в огромных количествах.
Только-только трижды перепечатали в третий раз "Центурии" Нострадамуса, и
пять Нострадамусов (каждый объявлял, что остальные -- самозванцы),
разъезжали по стране и раздавали направо и налево автографы. Как раз
исчезало из магазинов "Собрание пророчеств" Матери Шиптон...
Каждый крупный лондонский издатель -- их было восемь -- имел на руках
хотя бы одну Книгу Пророчеств. Каждая из них была очень неаккуратна, но
исходящий от них смутный дух вмешательства Небес их делал очень популярными.
Продавались тысячи, даже десятки тысяч экземпляров.
-- Чтоб деньги печатать, лицензия нужна! -- сказал господин Билтон
господину Скаггзу [У которого были свои идеи по этому поводу и который
последние годы жизни провел в тюрьме Ньюгейт, когда претворил их в жизнь.
Прим. авт.]. -- Народу больше мусора этого надо! Срочно должны напечатать мы
книгу пророчеств, старухой какой-то сочиненную!"
Манускрипт прибыл к их дверям на следующее утро, как всегда, внутренние
часы автора не подвели.
Ни господин Билтон, ни господин Скаггз и не подозревали, что посланный
им манускрипт -- единственная пророческая книга за всю человеческую историю,
содержащая исключительно абсолютно точные предсказания на следующие триста
сорок с чем-то лет, точное и аккуратное описание событий, кульминацией
которых будет Армагеддон. Она не ошибалась ни в одной малюсенькой детали.
Билтон и Скаггз опубликовали ее в Сентябре 1655-ого, как раз к
рождественской распродаже [Еще черта их издательского гения -- в 1654-ом
Пуританский Парламент Оливера Кромвеля запретил Рождество. Прим. авт.], и
это была первая опубликованная в Англии книга, оставшаяся на складах.
Она не продавалась.
Даже копия в малюсеньком магазине в Ланкашире, на доске рядом с которой
было написано "Местный Автор".
Автор книги, некая Агнес Безумцер, не была этим удивлена -- впрочем,
удивить Агнес Безумцер могло лишь что-то совсем уж невероятное.
Да и потом, она ее не на продажу писала, не для королевских семей, даже
не для славы. Она ее написала, только чтобы получить бесплатную авторскую
копию.
Никто не знает, что произошло с армиями непроданных копий ее книги.
Точно ни одной нет ни в музеях, ни в частных коллекциях. Даже у Азирафаила
не было копии, коленки у него дрожали, когда мечтал о том, что получит-таки
ее в свои наманикюренные руки.
На самом деле, во всем мире осталась лишь одна копия пророчеств Агнес
Безумцер.
Она была на книжном шкафу примерно за сорок миль от места, где Кроули и
Азирафаил ели замечательный ленч и, говоря образно, только что затикала.
И вот уже было три часа... Три часа находился на Земле Антихрист, и
один ангел и один демон за них троих старательно напивались.
Они сидели напротив друг друга в задней комнате азирафаилова грязного
старого книжного магазина в Сохо.
У большинства книжных в Сохо есть такие комнаты, и большинство из них
наполнено редкими, или, по крайней мере, очень дорогими, книгами. В книгах
же Азирафаила не было картинок -- только старые коричневые обложки да
хрустящие страницы. Изредка, если вынуждали обстоятельства, он одну из них
продавал.
И, так же изредка, серьезные мужчины в темных костюмах к нему приходили
и очень вежливо ему предлагали продать магазин, после чего его превратят в
место, подходящее к обстановке. Время от времени они предлагали деньги --
пачки старых, мятых пятидесятифунтовых банкнот. А еще бывало, что во время
разговора прошвыривались вокруг магазина другие мужчины в темных костюмах,
качали головами, говорили, как легко загорается бумага, а уж если загорится,
все здание сгорит.
Азирафаил улыбался, кивал и говорил, что он о предложении подумает. Они
уходили. И никогда не возвращались.
То, что ты ангел, не означает, что ты дурак.
Стол перед парой был заставлен бутылками.
-- Дело в, -- произнес Кроули, -- дело в. Дело в.
Он попытался сфокусировать взгляд на Азирафаиле.
-- Дело в, -- сказал он и попытался придумать, в чем дело.
-- Дело в дельфинах, -- наконец просветлел он, -- вот в чем дело.
-- Рыбы такие, -- кивнул Азирафаил.
-- Не-не-не! -- ответил Кроули, тряся пальцем. -- Эт' млекопитающее.
Самое настоящее млекопитающее. Разница в, -- Кроули, продираясь сквозь
болото своего сознания, попытался вспомнить разницу. -- Разница в том, что
они...
-- Спариваются вне воды? -- предположил Азирафаил.
Брови Кроули насупились.
-- Не думаю. Не, точно не то. Что-то про их молодежь. -- Он собрался.
-- Дело в. Дело в. Их мозгах.
Он потянулся за бутылкой.
-- Что с их мозгами? -- спросил ангел.
-- Большие мозги. Вот дело в чем. Размером с. Размером с. Размером с
ужасно большие мозги. Да еще и киты. Мозги мозгами погоняют, говорю тебе.
Проклятое море кишит просто мозгами.
-- Кракен, -- кивнул Азирафаил, мрачно уставившись в стакан.
Кроули уставился на него долгим смущенным взглядом кого-то, перед
поездом мыслей которого вдруг провалились рельсы.
-- А?
-- Большая такая сволочь, -- пояснил Азирафаил. -- Спит в мрачных
глубинах, на самом дне. Под кучей огромных, несчитаных полипол... полипо...
огромных таких водорослей, вот... Должен на поверхность подняться в самом
конце, когда море кипит.
-- Да?
-- Факт.
-- Ну вот, -- продолжил Кроули, откидываясь на спинку кресла. -- Море
все кипит, бедняги дельфины сварились все, остальным наплевать... С
гориллами то же. Говорят: "Ой, небо все красное, звезды на землю падают, что
в бананах-то в наши дни?". А потом...
-- Они гнезда делают, знаешь ли, гориллы, -- вспомнил ангел, в
очередной раз наливая себе из бутылки -- в третий раз ухитрился не
промахнуться мимо стакана.
-- Не-е...
-- Клянусь Богом! Кино видел. Гнезда.
-- Гнезда птицы делают, -- поправил Кроули.
-- Гнезда, -- настаивал Азирафаил.
Кроули решил не спорить.
-- Ладно, -- сказал он. -- Все звери, большие и салые. В смысле малые.
Большие и малые. Многие с мозгами. А потом "бабах"...
-- Но ты же часть этого, -- указал Азирафаил. -- Ты соблазняешь людей.
И хорошо этого умеешь.
Кроули стукнул стаканом по столу.
-- Это не то. Они не должны соглашаться. Это ж и есть основы мира,
верно? Твоя сторона выдумала. Людей надо проверять... Только не на
устойчивость к разрушению.
-- Ладно, ладно. Мне это не нравится, как и тебе, но я тебе сказал. Не
могу ошлу... ошву... не делать то, что велено. Аннгел, п'нимаешь.
-- На Небесах нет театров, -- заметил Кроули. -- И почти нет фильмов.
-- И не пытайся соблазнить меня, -- ответил Азирафаил несчастно. -- Я
тебя знаю, старый ты змей.
-- Ты подумай только, -- продолжал Кроули безжалостно. -- Знаешь, что
такое вечность? Знаешь, что такое вечность? В смысле, ты знаешь, что такое
вечность? Такая гора, понимаешь ли, в милю высотой, на краю Вселенной, и раз
в тысячу лет такая маленькая птичка...
-- Какая еще птичка? -- подозрительно спросил Азирафаил.
-- Маленькая птичка, про которую я говорю. И каждую тысячу лет...
-- Что, все время одна птичка?
Кроули поколебался.
-- Да, -- кивнул он наконец.
-- Жутко старая тогда птичка.
-- Наверное. Каждую тысячу лет птичка взлетает...
-- Хромает...
-- Взлетает на вершину горы и точит свой клюв.
-- Постой. Этого быть не может! Между Землей и краем Вселенной куча...
-- Ангел широко развел трясущимися руками. -- Куча мусора, мой милый
мальчик.
-- Но она туда все равно добирается, -- настаивал Кроули.
-- Как? -- спросил ангел.
-- Не это важно!
-- Может в звездолете лететь, -- предположил ангел.
Кроули сделал паузу.
-- Да, -- наконец заговорил он. -- Если тебе так удобнее. И эта
птица...
-- Только ведь мы говорим про край Вселенной, -- заметил Азирафаил. --
Так что это должен быть один из таких звездолетов, где конец пути только
потомки увидят. Надо будет тогда сказать потомкам -- мол, как долетите до
Горы, надо... -- он задумался. -- Что же им сделать надо?
-- Клюв о гору поточить, -- подсказал Кроули. -- А потом летит она
обратно...
-- В звездолете...
-- А через тысячу лет опять возвращается, -- быстро закончил Кроули.
Последовала секунда пьяного молчания.
-- Зачем так напрягаться, просто чтобы клюв наточить? -- подумал вслух
Азирафаил.
-- Слушай, -- заговорил Кроули серьезно, -- дело в том, что когда
птичка до конца сточит гору, так, тогда...
Азирафаил открыл рот. Кроули знал, что сейчас он что-нибудь умное
скажет насчет твердости птичьих клювов в сравнении с гранитными горами, и
поспешил нанести удар.
-- Тогда ты все еще не досмотришь "Звуки музыки".
Азирафаил застыл.
-- А ведь он тебе понравится, -- продолжал безжалостно Кроули. -- Это
точно.
-- Мой милый мальчик...
-- Выбора не будет.
-- Слушай...
-- У Небес никакого вкуса.
-- Ну...
-- И не единого ресторана, подающего суши.
Боль появилась на неожиданно серьезном лице ангела.
-- Не могу с этим справиться, п'ка пьян, -- бросил он. -- Надо
протрезветь.
Они оба мигнули, когда алкоголь покинул их системы кровообращения, и
сели несколько более прилично. Азирафаил поправил свой галстук.
-- Я не могу мешать священным планам, -- прохрипел он.
Кроули задумчиво взглянул в свой стакан, а затем вновь его наполнил.
-- А что насчет дьявольских? -- спросил он.
-- Прости?
-- Ну, это же дьявольский план, разве нет? Мы им занимаемся. Моя
сторона.
-- А, но это часть большого священного плана, -- указал Азирафаил. --
Твоя сторона ничего не может сделать, что не является частью большого
священного плана -- опять основы мира, -- добавил он с намеком на
самодовольство.
-- Как это?
-- Эта... -- Азирафаил раздраженно щелкнул пальцами. -- Штука. Как же
ты ее зовешь? Такая славная фраза. Что-то про расчеты, основанные на знании
души...
-- Предварительное психологическое планирование.
-- Да, точно.
-- Ну... если ты уверен.. -- протянул Кроули.
-- Даже и не сомневайся.
Кроули лукаво взглянул на него.
-- Тогда ты не можешь быть уверен -- поправь меня, если я неправ, что
противостояние этому -- не еще одна часть священного плана. В смысле, ты же
должен постоянно расстраивать проделки Зла, да?
Азирафаил помолчал.
-- Да, точно.
-- Видишь проделку, расстраиваешь. Я прав?
-- Приблизительно, приблизительно. Вообще-то я людям предоставляю
собственно расстраивание. Основы мира, понимаешь ли.
-- Да. Да. Все, что ты должен сделать, это расстроить. Потому что я
абсолютно уверен, -- говорил Кроули важно, -- что рождение -- лишь начало.
Важно выращивание. И Влияния. Иначе ребенок никогда не узнает, как
пользоваться своей силой. -- Он помолчал. -- Так, как требуется, во всяком
случае.
-- Наша сторона будет, конечно, не против расстраивания твоих планов,
-- задумчиво кивнул Азирафаил. -- Совсем не против...
-- Да. Тебе на крыло медаль повесят! -- подбадривающе усмехнулся ангелу
Кроули.
-- Что, интересно, произойдет с ребенком, если его не слуги Сатаны
воспитают? -- спросил Азирафаил.
-- Ничего, скорее всего. Никогда ничего не узнает.
-- Но генетика...
-- Не говори мне про генетику! Она-то тут при чем? -- хмыкнул Кроули.
-- Взгляни на Сатану. Создали, чтобы ангелом был, а вырос -- стал Великим
Мятежником. Эх, если уж про генетику говорить, тогда ребенок вообще может
ангелом стать... Ведь давным-давно его отец был важной персоной на Небесах.
Говорить, что он вырастет демоном, поскольку его папа демоном стал, все
равно, что сказать, что мышь, которой отрезали хвост, родит бесхвостую мышь.
Поверь мне.
-- И без сатанистского влияния, которому не противостоят...
-- В худшем случае Аду придется все начать сначала. А Земля получит еще
хотя бы одиннадцать лет. Это хоть чего-то стоит, верно?
Теперь Азирафаил опять выглядел задумчивым.
-- Ты хочешь сказать, что сам по себе ребенок не зол? -- спросил он
медленно.
-- Потенциально зол. И потенциально добр, думаю. Он -- просто огромный,
мощный потенциал, ждущий оформления, -- пояснил Кроули и пожал плечами. --
Да и потом, что мы говорим про какие-то добро и зло. Они -- всего лишь
названия сторон. Мы это знаем.
-- Да, думаю, стоит попробовать, -- сказал ангел. Кроули подбадривающе
кивнул.
-- Согласились? -- бросил демон и выставил вперед руку.
Ангел осторожно ее пожал.
-- Точно будет поинтереснее святых, -- улыбнулся он.
-- И, если в будущее глянуть, делается для пользы ребенка, -- добавил
Кроули. -- Мы будем кем-то вроде крестных отцов. Можно сказать, будем
следить за его религиозным взрослением.
Азирафаил просветлел.
-- Знаешь, я как-то об этом не подумал, -- бросил он. -- Крестные отцы.
Будь я проклят!
-- Это не так и плохо, -- ответил Кроули, -- когда привыкнешь.
Она была известна под именем Рыжая Скарлетт. В то время она торговала
оружием -- и торговля уже начала ей надоедать. Она никогда не задерживалась
на работе надолго. Триста, максимум четыреста лет... А то еще растопчут!
Волосы ее были каштанового цвета -- не рыжие, не коричневые, а именно
глубокого цвета вороненой меди, и падали они на ее талию косами, из-за
которых мужчины могут начать драку -- да, собственно, часто и начинали. Ее
глаза были неприятного оранжевого цвета. На вид ей было двадцать пять, и так
было всегда.
У нее был пыльный, кирпичного цвета грузовик, и она (совершенно
невероятное умение) могла его перегнать через любую границу мира. Она ехала
в маленькую восточноафриканскую страну, где теплилась гражданская война, ее
товар -- если повезет -- разожжет ее пожар. К сожалению, грузовик сломался,
и даже она не могла его починить.
А она очень неплохо разбиралась в машинах к тому времени.
И вот она находилась в центре города [Официально города. Он был
размером с английский захолустный городок. Прим. авт.]. Город этот был
столицей Кумболо, африканской страны, которая уже три тысячи лет обходилась
без войн. Лет примерно тридцать она была Страной-Сэра-Хамфри-Кларка, но так
как в стране вообще не было минералов, и она была не более важна
стратегически, чем банан, в ней ввели самоуправление сумасшедше быстро.
Кумбололенд, возможно, был страной бедной, и несомненно скучной -- зато
мирной. Его многочисленные племена, у который нормальные были между собой
отношения, давно перековали мечи на орала; в 1952-ом на городской площади
случилась драка между пьяным возницей, правившим повозкой, запряженной
быками, и настолько же пьяным вором, желавшим быков украсть -- о ней до сих
пор говорили.
Скарлетт зевнула, обмахнула голову широкой шляпой, чтобы было не так
душно, оставила поломанный грузовик на улице и забрела в бар.
Она купила банку пива, осушила ее и усмехнулась бармену.
-- У меня есть грузовик, который надо починить, -- бросила она. --
Кто-нибудь здесь есть, кто может помочь?
Бармен широко усмехнулся, обнажив белые зубы. Его впечатлил ее способ
пить пиво.
-- Только Натан, мисс. Но Натан уехал в Каонду, посмотреть на ферму
зятя.
Скарлетт купила еще пива.
-- Так, и когда этот Натан вернется, по-вашему?
-- Может, через неделю, а то и через две, дорогая дама. Ха, этот Натан,
он бездельник, да...
Сказав это, бармен нагнулся вперед.
-- Вы одна путешествуете, мисс? -- спросил он.
-- Да.
-- Опасно, между прочим. Скверные парни на дорогах временами
попадаются... Плохие. Не местные, -- добавил он быстро.
Скарлетт подняла безупречную бровь.
Несмотря на жару, бармен задрожал.
-- Спасибо, что предупредили, -- промурлыкала Скарлетт. Ее голос звучал
так, как звучит то, что скрывается в высокой траве, видное, только если
дергает ушами -- пока мимо не идет что-то молоденькое и нежненькое.
Она кинула бармену свою шляпу и вышла на улицу.
Африканское жаркое солнце нагревало ее тело; ее грузовик стоял на
улице, набитый оружием, пулями и минами. Он никуда не собирался.
Скарлетт кинула быстрый взгляд на грузовик.
На его крыше сидел гриф. Он уже триста миль проехал со Скарлетт. Сейчас
он тихо рыгал.
Она обежала взглядом улицу: пара женщин болтала на углу, скучающий
продавец сидел напротив кучи разноцветных дынь, отгоняя мух, да в пыли
играла кучка детей.
-- Какого черта! -- тихо пробормотала она. -- Давно пора отпуск
устроить.
Это было в среду.
А в пятницу город уже бушевал.
К следующему вторнику экономика Кумболо была разрушена, двадцать тысяч
людей убито (в том числе и бармен -- убили мятежники во время атаки на
баррикады на рынке), примерно сто тысяч было ранено, все оружия Скарлетт
были использованы по назначению, а гриф помер от переедания.
Скарлетт уже покинула страну -- на последнем поиске. Пора меняться,
чувствовала она. Слишком долго она торговала оружием. Пришла пора перемен.
Чем-нибудь хотелось ей заняться поинтереснее... Вот, скажем, журналистом
неплохо бы побыть. Возможность. Она обмахнулась своей шляпой и скрестила
перед собой свои длинные ноги.
Недалеко началась драка. Скарлетт усмехнулась. Люди всегда вокруг нее
(и за нее) дрались. Очень было приятно, конечно.
У Соболля были черные волосы, подровненная черная борода, и он только
что решил создать корпорацию.
Он занимался напитками на пару со своим бухгалтером.
-- Как дела, Фрэнни? -- спросил он ее.
-- Двадцать миллионов копий уже продали! Можете поверить?
Занимались они напитками в рестораны "Верх Шестерок", на вершине дома
666 по Пятой авеню в Нью-Йорке. Это чуть-чуть поражало Соболля. Ночью из
окон ресторана был виден весь Нью-Йорк, а весь Нью-Йорк видел огромные 666
на каждой из четырех сторон здания. Да-да, конечно, это всего лишь номер, до
него должно было дойти при такой длине улицы -- но все равно смешно.
Соболль и бухгалтер только что вернулись из маленького, дорогого, а
главное, одного из лучших ресторанов в Гринвич-Вилледже, где еда была
полностью nouvelle [Следует отметить, что слово это означает готовку, где
используется мало соуса, зато пищи дается много... Прим. перев.]: маленькое
бобовое зернышко, горошинка и шкурка от куриной грудки, аккуратно
разложенные на маленькой квадратной тарелочке.
Соболль это блюдо выдумал в прошлый визит в Париж.
Его бухгалтер съела свое мясо и пару овощей менее, чем за пятьдесят
секунд, а все остальное время бросала взгляды на тарелку, на ножи и -- время
от времени -- на других обедающих, взгляды такие, словно ее интересовало,
какой у них вкус (да так и было, собственно). Это Соболля здорово поражало.
Он поигрался со своим "Перриером".
-- Двадцать миллионов, а? Это вполне неплохо.
-- Это чудесно!
-- Значит, правда вот-вот корпорацией станем... Пора серьезным делом
заняться, не правда ли? Калифорнией, думаю. Мне нужны фабрики, рестораны,
все куча. Пока не будем брать издательские компании, но их службы
безопасности пора уже купить. Да?
Фрэнни кивнула.
-- Звучит отлично, Соболль. Надо будет...
Ее прервал скелет. Скелет в платье от "Диор", с загорелой кожей,
натянутой -- кажется, вот-вот сорвется -- на изящные кости черепа. У скелета
были длинные светлые волосы и красивые накрашенные губы: именно на него
показывали бы матери со всего мира, поучая детей "Вот что произойдет с
тобой, если не будешь есть зелень". Он выглядел как стильная реклама
голодания...
Это была знаменитая нью-йоркская топ-модель, и в руках у нее была
книга. Она спросила:
-- Послушайте, мистер Соболль, вы не раздражены моим вмешательством, я
вас от важных дел не отвлекла? Просто эта ваша книга изменила мою жизнь --
не могли бы вы ее для меня подписать?
Она умоляюще уставилась на него глазами, скрытых глубоко в замечательно
оттененных глазами впадинах.
Соболль снисходительно кивнул и взял у нее книгу.
Понятно было, как она его узнала -- его темные серые глаза взирали на
мир с фотографии на обитой фольгой обложке. "Диета без пищи: сделайся тощим
и изящным", звалась книга; "Лучшая книга о диете века".
-- Как пишется ваше имя? -- спросил он.
-- Шеррил -- два "р", одно "и", одно "л".
-- Вы мне напоминаете старого, старого друга, -- сказал он ей, быстро и
аккуратно выводя слова внутри обложки. -- Прошу. Рад, что она вам
понравилась. Фаната встретить всегда приятно.
Написал он вот что:
Шеррил,
Хиникс пшеницы за динарий, и три хиникса ячменя за динарий; елея же и
вина не повреждай. Откр. 6:6.
Доктор Вран Соболль.
-- Из Библии, -- пояснил он.
Она, благоговейно глядя на Соболля, закрыла книгу и отошла от стола,
постоянно его благодаря, он не знает, сколько это для нее значит, он изменил
ее жизнь, честное слово...
На самом деле, у него не было никакого медицинского звания, потому что
в дни его молодости не было университетов, но Соболль видел, что она скоро
умрет. Может, пару месяцев протянет, не больше. Без пищи. Покончи с
проблемой веса -- а заодно и с собой.
Фрэнни голодно стучала по клавиатуре своего ноутбука, планируя
следующую фазу трансформации пищевых привычек Запада. Соболль ей купил эту
машину в подарок. Она была очень, очень дорогая, очень могучая и
сверхтонкая. Он обожал тонкие вещи.
-- Есть европейская компания, над которой мы можем получить полный
контроль -- Холдингз (Холдингз) Инкорпорейтед. Получим контроль над
налоговой базой Люксембурга. Если будем гнать деньги через Кайманы в
Люксембург, а оттуда в Швейцарию, мы сможем заплатить за фабрики в...
Но Соболль больше не слушал. Он вспоминал тот маленький ресторанчик. Он
понял, что впервые видел столько голодных богачей.
Соболль улыбнулся широкой улыбкой, показывающей наслаждение от успеха
работы, глубокое наслаждение. До основного события он просто убивал время,
но убивал он его такими изысканными способами. Время, и иногда людей.
Иногда его звали Белли, или Бланк, или Альбус, или Мел, или Вайс, или
Снегги, или еще каким-то из сотни имен. Его кожа была белой, волосы --
блекло-светлые, глаза -- ярко-серые. Бегло смотревшие считали, что ему около
двадцати -- а на него все смотрели бегло.
Он был почти совершенно незапоминаем.
В отличие от двух своих коллег, он никогда не задерживался на одной
работе надолго.
В разные времена у него были интереснейшие работы в разных
интереснейших местах.
(Он работал на Чернобыльской АЭС, и на Виндскейле, и на Фри Майл
Айленде, всюду на мелких и не особенно важных работах.)
Он был неважным, но ценным членом многих изобретательских команд.
(Он помог изобрести газолиновый мотор, пластики и баночки с
вытягиваемым за кольцо верхом.)
Он мог заниматься чем угодно.
Его никто не замечал. Он был ненавязчив, но его присутствие создавало
кумулятивный эффект. Если задуматься, можно было понять, что он должен был
где-то быть, что-то делать. Может, даже говорил с вами. Но его легко забыть,
этого мистера Уайта.
В настоящий момент он работал на палубе нефтяного танкера, плывущего в
Токио.
Капитан напился и сидел в каюте. Первый помощник был где-то спереди
судна. Второй -- на камбузе. Вот, собственно, и вся команда -- судно было
почти полностью автоматизировано. Человек мало чего мог сделать.
Впрочем, если бы человек совершенно случайно нажал на кнопку с надписью
"АВАРИЙНЫЙ СБРОС ГРУЗА" на мостике, автоматические системы позаботились бы о
том, чтобы куча черной жижи отправилась в море, миллионы тонн нефти, что
очень плохо повлияет на живущих рядом птиц, рыб, растительность, животных и
людей. Естественно, была куча специальных хитрых замков и спецблоков с
защитой от дураков, но так же было всегда.
Потом был продолжительный спор насчет того, чья это все-таки была вина.
В конце концов все так и осталось нерешенным, а вину распределили поровну.
Ни капитан, ни первый помощник, ни второй никогда больше не работали.
Почему-то все забыли про матроса Белли, который уже преодолел полпути
до Индонезии на пароходе-страннике, доверху заваленном ржавеющими
металлическими бочками с особенно ядовитым уничтожителем сорняков.
И был Еще Один. Он был на площади в Кумболо. И в ресторанах. И в рыбах,
и в воздухе, и в бочках с уничтожителем сорняков. И на дорогах, и в домах, и
в дворцах, и в хижинах.
Нигде он не был чужаком, и уйти от него было нельзя. Он делал то, что у
него получалось лучше всего, и то, что он делал, было то, что он есть.
Он не ждал. Он работал.
Харриет Даулинг вернулась домой со своим малышом, которого -- по совету
сестры Веры Говорливой -- более настойчивой, чем сестра Мэри -- она назвала
Колдуном.
Культатташе вернулся домой через неделю и объявил, что ребенок явно
унаследовал лучшее от его предков. Он также поручил секретарше дать
объявление в "Леди" насчет няни.
В одно рождество Кроули видел "Мэри Поппинс" по телевизору (за кулисами
Кроули был влиятельной персоной в большинстве телекомпаний; больше всего он
гордился изобретением игровых шоу). Он шутливо подумал, что эффективным и
очень стильным путем избавления от очереди нянь, что сформируют очередь (или
будут ожидать в какой-то другой форме) у дома культатташе, будет ураган.
Он занялся хитрыми манипуляциями, и в результате в назначенный день
появилась лишь одна няня.
На ней был вязаный твидовый костюм и небольшие жемчужные сережки.
Пожалуй, что-то в ней и говорило "няня" -- говорило так же, как в тех, что
нанимают британские дворецкие в определенных американских фильмах. Также оно
тихо покашливало и бормотало, что это очень может быть такая няня, какие
рекламируют не специфицированные, но странно определенные услуги в
определенных журналах.
Ее плоские туфли похрустывали по гравиевой дорожке, а сбоку от нее
бежал серый пес, с клыков которого капала белая слюна. Его глаза горели алым
цветом, и он голодно поглядывал в разные стороны.
Она пришла к тяжелой железной двери, улыбнулась -- короткой
удовлетворенной улыбкой -- и позвонила в колокольчик. Он мрачно "динькнул".
Дверь была открыта, как говорится, дворецким старой школы [В данном
случае имеется в виду вечерняя школа совсем рядом с Тоттенхем Корт Роуд,
которой управлял старый джентльмен, игравший дворецких и помощников
джентльменов в кинофильмах, телефильмах и на сцене с 1920-ых. Прим. авт.].
-- Я Няня Асторет, -- сказала она ему. -- А это, -- продолжила она
(серый пес в это время осторожно посматривал на дворецкого, видно, думая,
где будет хранить кости), -- Шарик.
Она оставила пса в саду, с блеском прошла интервью, и миссис Даулинг
повела няню на встречу с предметом ее забот.
Она неприятно улыбнулась.
-- Какой славный мальчуган, -- бросила она. -- Скоро нужен будет ему
трехколесный велосипед.
По одной из странных случайностей, еще один член обслуживающего
персонала появился в тот же день. Это был садовник -- и отличный, как
выяснилось. Никто не понял, как у него все получалось -- ведь он никогда не
брал в руки лопаты, даже и не пытался очистить сад от стай птиц, что его
заполняли и садились на него при любой возможности. Он просто тихонько сидел
в тени, а вокруг него сады цвели и цвели.
Колдун приходил с ним повидаться, когда вырос достаточно, чтобы ходить,
а Няня делала то, что она делала в выходные.
-- Вот Брат Слизняк, -- говорил ему садовник, -- а эта малюсенькая
зверюшка -- Сестра Помидорная Гусеница. Помни, Колдун, идя по прямым и
кривым дорожкам жизни, люби и чти все живое.
-- Няня говорит, что вивые веши достойны быть лищь землей под моими
ногами, мистер Фванциск, -- отвечал Колдун, гладя Брата Слизняка и рассеянно
вытирая руку о свой костюм Кермита Лягушки.
-- Ты эту женщину не слушай, -- отзывался садовник, -- ты меня слушай.
Вечером Няня Асторет пела Колдуну колыбельные.
О, славный старый Герцог Йорка,
Что Десять Тысяч Человек Имел,
Он их Возвел на Вершину Холма,
И Сломил все земные народы и привел их
под власть нашего господина Сатаны.
и
Маленькая хрюшка в Ад пошла,
Маленькая хрюшка осталась дома,
Маленькая хрюшка ела теплую, сырую человеческую плоть,
Маленькая хрюшка насиловала девственниц,
И вскарабкалась маленькая хрюшка на гору мертвых тел,
Чтобы взобраться наверх.
-- Бват Фванциск, садовник, говорит, что я должен ставательно
пвактивовать добводетель и вубовь к всем вивым вешам, -- говорил ей Колдун.
-- Не слушай этого мужчину, -- отзывалась няня, укладывая его в его
маленькую кровать. -- Слушай меня.
Так и шло...
Соглашение отлично работало. Никто не выигрывал. Няня Асторет купила
ребенку маленький трехколесный велосипед, но не могла его уговорить
покататься на нем в доме. И он боялся Шарика.
Между тем Кроули и Азирафаил встречались на крышах омнибусов, и в
галереях, и на концертах, обменивались наблюдениями и улыбались.
Когда Колдуну было шесть, няня покинула дом, в тот же день ушел и
садовник. Шаги обоих были гораздо тяжелее, чем в момент прихода.
Теперь Колдуна учили два учителя.
Мистер Гаррисон рассказывал ему про Аттилу Гунна, Влада Дракулу, и
Тьму, Что в Человеческой Душе [Не говоря, что Аттила очень любил свою мать,
а Дракула старательно читал молитвы каждый день. Прим. авт.]. Также он
пытался научить Колдуна произносить горячащие толпу политические речи, что
ему позволит властвовать над множеством сердец.
Мистер Кортес рассказывал про Флоренс Найтингейл [Умалчивая про
сифилис. Прим. авт.], Авраама Линкольна и уважение искусства. Он попытался
научить его, что такое свобода воли, самоотрицание и Такое Отношение к
Другим, Какого Вы Хотите от Них к Себе.
Оба они читали ребенку большие куски из "Откровений".
Несмотря на все их старания, Колдун очень хотел -- жаль -- научиться
математике. Ни один из учителей не был полностью удовлетворен его
прогрессом.
Когда Колдуну было десять, ему нравился бейсбол, нравились пластиковые
игрушки, перевоплощающиеся в другие пластиковые игрушки, нравилась жвачка с
банановым вкусом, а также комиксы, мультики и велосипед.
Кроули волновался.
Они были в кафетерии Британского музея, еще одном убежище для усталых
солдат Холодной Войны. За столиком слева от них два прямых, как чистящие
стволы палки, американца тихонько передавали чемодан (полный идущих на дело
революции долларов) маленькой темнокожей даме в очках, а за столиком справа
заместитель главы МИ7 и резидент КГБ спорили, кто будет платить за чай и
булочки.
Кроули наконец произнес то, о чем и думать себе запрещал всю последнюю
декаду.
-- По-моему, -- сказал он своему противнику, -- он уж слишком обычен.
Азирафаил сунул в рот еще одно порезанное яйцо и запил его кофе. Он
вытер губы бумажной салфеткой.
-- Это мое хорошее влияние, -- улыбнулся он. -- Или, вернее -- похвалу
заслужившие ее получат -- моей маленькой команды.
Кроули покачал головой.
-- Я не сбрасываю это со счета. Слушай, сейчас он должен пытаться
подстраивать мир вокруг себя к своим желаниям, делать таким, каким его
видит, и все такое. Нет, не пытаться. Он это должен делать, сам этого не
понимая. И что, хоть что-нибудь такое ты видел?
-- Ну, нет, но...
-- У него сейчас должна быть куча сырой энергии. У него она есть?
-- Ну, мне так не кажется, но...
-- Он слишком обычен. -- Кроули побарабанил пальцами по столу. -- Мне
это не нравится. Что-то здесь не так -- не могу только понять, что.
Азирафаил взял кусочек ангельского торта Кроули [Определенный вид
сладкого торта. Прим. перев.].
-- Ну, он ведь растет. И, конечно, Небеса вмешивались в его жизнь.
Кроули вздохнул.
-- Я просто боюсь, что он не сможет справиться с адской гончей, вот и
все.
Азирафаил приподнял бровь.
-- Гончей?
-- Подарок на одиннадцатый день рождения. Прошлой ночью получил
сообщение из Ада...
Сообщение пришло во время "Золотых девушек", одной из любимых
телепрограмм Кроули. Роза потратила десять минут, чтобы сообщить то, что
можно было коротко сказать, и когда наконец вновь начался нормальный сериал,
Кроули понял, что не сможет разобраться с сюжетом.
-- Они ему шлют гончую, идти рядом, охранять его от зла. Самую большую
из имеющихся.
-- А люди не удивятся -- откуда, мол, возник вдруг огромный черный пес?
Родители его, скажем...
Кроули неожиданно встал, наступив на ногу болгарского культатташе,
который оживленно беседовал с Хранителем Древностей Ее Величества.
-- Никто ничего не заметит необычного. Это реальность, ангел мой. А с
этим молодой Колдун может что угодно сделать, знает он это или нет.
-- А когда он появится, этот пес? Имя-то у него есть?
-- Я же сказал -- на одиннадцатый день рождения, в три дня. Как бы
настроится на хозяина. Он должен сам дать псу имя -- это очень важно, даст
тому цель. Думаю, будет Убийца, или Страх, или Крадущийся Ночью.
-- И ты там будешь? -- спросил ангел беззаботно.
-- Ни за что не пропущу, -- ответил Кроули. -- Очень надеюсь, что
ребенок несильно неправилен. Ладно, посмотрим реакцию на пса. Что-то это нам
скажет... Надеюсь, он пошлет его обратно, или его испугается. Если назовет,
все пропало. У него будут все его силы, и Армагеддон будет за углом.
-- Думаю, -- бросил Азирафаил, потягивая свое вино (которое только что
перестало быть "Бужоле" с небольшим привкусом уксуса и стало приятным на
вкус, но очень удивленным, "Шато Лафит" 1875 года), -- думаю, мы там
встретимся.
В Центральном Лондоне было жарко и дымно.
На одиннадцатый день рождения Колдуна собралась куча народа.
Было двадцать маленьких мальчиков и семнадцать маленьких девочек. Была
куча светловолосых мужчин с одинаковой короткой стрижкой, темными голубыми
костюмами и кобурами на плечах. Была команда поставщиков, привезших желе,
торты и пакетики чипсов. Во главе их колонны автомобилей был старый
"Бентли".
Великолепных Харви и Ванду, Специальность -- Детские Вечеринки, обеих
свалила с ног неожиданная желудочная инфекция, но, к счастью (и по плану
кое-кого), буквально из ниоткуда появилась замена. Иллюзионист.
У каждого свое хобби. Несмотря на все предупреждения Кроули, Азирафаил
решил использовать свое.
Азирафаил гордился своими магическими способностями. В 1870-ых он
посещал класс Джона Маскелайна, провел почти год, изучая ловкость рук, игры
с монетами и вынимание из шляп кроликов. Причем, хотя Азирафаил мог делать
вещи, которые заставят весь Круг Магов бросить их жезлы, он никогда не
применял называемых им прирожденными способности во время вытворения
фокусов. Что было серьезным недостатком. Теперь ему казалось, что он слишком
мало практиковался.
"Хотя, -- думал он, -- это похоже на езду на велосипеде. Навыки никогда
не забываешь". Его иллюзионистская куртка была несколько пыльной, но как
только он ее надел, стало хорошо. И скороговорка у нему возвращалась...
Дети смотрели на него с откровенно презрительным непониманием. За
буфетом Кроули, в его белом костюме официанта, съежился от смущения.
-- А теперь, молодые господа и дамы, видите мою старую, драную шляпу?
Какая шокирующе плохая шляпа, как вы -- молодежь -- говорите. Видите, в ней
ничего нет. Но, взгляните-ка, кто это в гости заглянул? Ой, старый знакомый,
кролик Гарри!
-- Он у вас в кармане был, -- буркнул Колдун. Остальные дети согласно
закивали. Они что, малышня, по его мнению?
Азирафаил вспомнил, что ему Маскелайн говорил насчет того, как
насмешников ублажить.
-- Обратите все в шутку, пудингоголовые, -- я вас имею в виду, мистер
Фелл, -- так тогда назвался Азирафаил. -- Рассмешите их, и они вам все
простят!
-- Хо, раскусили мой шляпный фокус, -- хихикнул он. Судя по взглядам,
детям вовсе не было смешно.
-- Да, ерунда, -- вздохнул Колдун. -- К тому же, я ничего такого не
хотел -- хотел мультики смотреть...
-- Он прав, знаете ли, -- согласилась маленькая девочка с косичкой. --
Ерунда это все, точно. Вы, небось, еще и неряха.
Азирафаил отчаянно глянул на Кроули. Ему было совершенно ясно, что
молодой Колдун был адом запятнан, и чем скорее появится Черный Пес и можно
будет отсюда убраться, тем лучше.
-- Теперь, у вас -- молодежи -- ни у кого нет трехпенсовика? Нет,
молодой господин? А что это у вас за ухом...?
-- У меня на дне рождения мультики были, -- объявила маленькая девочка.
-- И я получил трансформера, ищо моюмалпонни, ищо большойстрэбитель, ищо
громотанк, ищо...
Кроули застонал. Детские вечеринки -- явно место, куда любой ангел, у
которого хоть унция есть здравого смысла, должен бояться ступать. Гудящие
детские голоса громко выражали циничное веселье, когда Азирафаил уронил три
связанных металлических кольца.
Кроули отвернулся, и взгляд его упал на заваленный подарками стол. Из
высокой пластиковой штуки на него бросили ответный взгляд два маленьких
круглых глаза.
Кроули внимательно проверил их -- не блестят ли красным огнем? Когда
имеешь дело с адскими бюрократами, ни в чем нельзя быть уверенным. Очень
даже могли вместо пса послать песчанку. Нет, совершенно нормальная была
песчанка. Похоже, жила она в замечательной конструкции из цилиндров, сфер и
моторчиков (с ней в качестве энергии) -- Испанская Инквизиция такую бы
изобрела, если бы имела доступ к прессу.
Кроули взглянул на часы. Он ни разу не подумал о том, что надо бы
сменить их батарейку -- три года назад перестала работать, и все равно
показывали точное время. Было без двух три.
Азирафаил все больше и больше волновался.
-- У кого-нибудь из собравшихся здесь господ при себе есть носовой
платок? Нет? -- В викторианскую эпоху невозможно было встретить человека без
платка, и фокус, который состоял в магическом возникновении голубя, что
сейчас раздраженно клевал запястье Азирафаила, не мог быть без платка
произведен. Ангел попытался привлечь внимание Кроули, не смог и в отчаянии
махнул рукой одному из охранников, который встревоженно повернулся.
-- Ты, славный человек, поди-ка сюда. Теперь взгляни-ка в нагрудный
карман, думаю, там ты найдешь отличный шелковый носовой платок.
-- Нет, сэр. Боюсь, чт' нет, сэр, -- отозвался охранник, смотря прямо
перед собой.
Азирафаил отчаянно мигнул.
-- Нет, милый мальчик, все же посмотри, прошу тебя.
Охранник засунул руку во внутренний карман, удивленно раскрыл глаза и
вытащил платок (голубой -- цвета утиного яйца, с кружевами по краям.
Азирафаил почти сразу понял, что кружева были ошибкой -- задели за пистолет
охранника, он пролетел, медленно кружась, через лужайку и тяжело упал в
миску с желе.
Дети спазматически зааплодировали.
-- Эй, неплохо! -- выкрикнула девочка с косичками.
Колдун уже успел покрыть разделяющее компанию и оружие расстояние и
подхватить пистолет.
-- Руки вверх, смердящие псы! -- весело проорал он.
Охранники встретились с затруднением.
Некоторые из них потянулись за своими пистолетами, другие стали
пробираться к -- или от -- мальчика. Другие дети стали ворчать, что тоже
пистолеты хотят, некоторые из более развязных стали пытаться отнять их у
охранников, которые были настолько безрассудны, что их достали.
Потом кто-то бросил в Колдуна кусок желе.
Мальчик взвизгнул и нажал на курок своего пистолета. Это был "Магнум"
32 калибра, стандартное оружие агента ЦРУ, серое, подлое, тяжелое, способное
с тридцати шагов разнести человека на куски, оставив красный туман, ужасную
кучу мусора и некоторое количество бумажной работы.
Азирафаил моргнул.
Тонкая струйка воды вылетела из дула и намочила Кроули, который
выглядывал из окна, оглядывая сад -- вдруг там большой черный пес.
Азирафаил выглядел смущенным.
Потом его в лицо ударил кремовый торт.
Было почти пять минут четвертого.
Махнув рукой, Азирафаил превратил остальные пистолеты в игрушечные и
пошел прочь.
Кроули нашел его снаружи, на мостовой -- пытался выпутать сильно
помятого голубя из рукава своего сюртука.
-- Да что...-- , -- вздохнул Азирафаил.
-- Вижу, -- ответил Кроули. -- Зря в рукаве спрятал!
Он протянул руку, вытащил из куртки Азирафаила безжизненную птицу и
вдохнул в нее жизнь. Голубь благодарно курлыкнул и улетел, осторожно
помахивая крыльями.
-- Ты не понял, -- продолжил ангел, как только демон был вновь способен
слушать. -- Я не про голубя, а про пса -- где он, а?
Кроули задумчиво покачал головой.
-- Разберемся.
Он открыл дверь машины и включил радио.
-- Я-буду-так-счастлив-счастлив-счастлив-счастлив-счастлив,
я-буду-так-счастлив-в-ЗДРАВСТВУЙ-КРОУЛИ.
-- Здравствуйте. А, э, кто это?
-- ДАГОН, ПОВЕЛИТЕЛЬ ПАПОК, ХОЗЯИН СУМАСШЕСТВИЯ, ПОДГЕРЦОГ СЕДЬМОГО
МУЧЕНИЯ. ЧТО МОГУ ДЛЯ ТЕБЯ СДЕЛАТЬ?
-- Гончая. Я, э, проверяю просто, нормально ли отбыла...
-- ДЕСЯТЬ МИНУТ НАЗАД ОТПРАВИЛИ. А ЧТО? ОНА ЕЩЕ НЕ ПРИБЫЛА? ЧТО-ТО НЕ
ТАК?
-- О, нет. Все отлично. Замечательно... О, вижу теперь ее. Хороший пес.
Чудесный пес. Все грандиозно. Отлично работаете внизу, ребята. Ну, хорошо
поговорили, Дагон. Скоро увидимся, да?
Он выключил радио.
Они поглядели друг на друга. Из дома донесся громкий звук, и одно из
окон разбилось.
-- Ой, -- пробормотал Азирафаил, легко не ругаясь -- как-никак, шесть
тысяч лет провел, тренируясь не ругаться, с чего бы теперь начинать. -- Один
пропустил, видно.
-- Никакого пса, -- бросил Кроули.
-- Никакого пса, -- эхом откликнулся Азирафаил.
Демон вздохнул.
-- Залезай в машину, -- велел он. -- Нам надо об этом переговорить. Да,
Азирафаил...?
-- Что?
-- Перед тем, как залезать, счисти этот проклятый кремовый торт.
Далеко от Центрального Лондона стояла жаркая, солнечная погода --
август... По бокам дороги в Тадфилд пыль пригибала к земле кусты амброзии. В
кустах жужжали пчелы. Воздух казался перегретым, застоявшимся.
Раздался звук -- словно тысяча голосов закричала "Славься, господин!",
и крик неожиданно оборвался.
А потом на дороге появился пес.
Это должен был быть пес. Форма была правильная.
Некоторые псы, если вы их встречаете, напоминают вам, что, несмотря на
тысячи леи эволюции, творимой человеком, каждый пес всего на расстоянии двух
обедов от возвращения к волку. Эти псы шагают обдуманно, их форма подходит
для жизни в глуши, зубы желтые, дыхание смердит, а вдали их хозяева бормочут
"Он ведь на самом деле добродушен, если он пристает, просто его толкните", в
глубине глаз псов между тем горят и мерцают костры Плейстоцена...
Этот пес даже такого пса заставит беззаботно забежать за диван и
притвориться, что он занят -- грызет резиновую кость.
Он уже рычал, и рык этот был тихим, громыхающим рыком ярости,
свернувшейся пружиной, рык, что начинается в одном горле, а заканчивается в
чьем-то другом.
Слюна капала с его клыков и шипела, падая на дорогу.
Он сделал пару шагов и понюхал застоявшийся воздух.
Его уши приподнялись.
Слышны были голоса -- далеко-далеко... Голос. Мальчишеский голос, но
пес был создан, чтобы ему повиноваться, безоговорочно повиноваться. Когда
голос скажет "За мной", пойдет, скажет "Убей", убьет. Голос его хозяина.
Пес перепрыгнул через изгородь и побежал по лежащему за ней полю.
Пасущийся бык секунду на него поглядел, взвесил свои шансы и быстро ушел к
противоположной изгороди.
Голоса доносились из редкой рощицы деревьев. Черная гончая стала к ней
приближаться, выставив вперед клыки.
Один из других голосов сказал:
-- Никогда он этого не сделает. Всегда говоришь так, и ни разу прав не
оказался. Подарит тебе папочка зверя, как же! Если и даст когда, так
неинтересного... По его мнению, всего интереснее жуки.
Последовал собачий эквивалент пожатия плечами, но гончая мгновенно
забыла о голосе -- ибо теперь говорил ее Господин, Центр Вселенной.
-- Он мне подарит пса, -- проговорил его голос.
-- Ну-ну... Ты не знаешь, будет ли это пес. Никто не сказал, что это
будет пес. Откуда знаешь, что будет пес, если никто не сказал? Твой папа
будет жаловаться -- мол, чего он все время ест?
-- Бирючину.
Этот голос был намного чопорнее двух предыдущих. Хозяин такого голоса
-- наверняка человек, который перед сборкой модели не только разделит и
пересчитает все куски, прежде чем начать, как велят инструкции, еще и
покрасит те части, что нужно, и оставит их подсохнуть до сборки. Этот голос
лишь время отделяло от бухгалтерской работы.
-- Не едят псы травы, Венсли... Никогда ты такого не видел.
-- Я жуков в виду имел. Они такие интересные, вообще. Когда
спариваются, друг друга едят.
Последовала задумчивая пауза. Гончая подобралась поближе и поняла, что
звуки доносятся из дыры в земле.
На самом деле деревья скрывали древний карьер, добывавший мел, теперь
наполовину заросший колючками и лианами. Древний, но явно не заброшенный.
Все вокруг было истоптано; гладкие части склона показывали, что его
регулярно используют, чтобы покататься на роликах и поиграть в Стену Смерти
(или, по крайней мере, Стену Сильно Драной Коленки). Старые куски опасно
обтрепанной веревки свисали кое-где с более доступной зелени. Там и тут
листы волнистого железа и старые деревянные доски висели меж веток.
Полуобгорелый, ржавеющий знак "Владения Триумф Герольд" виднелся (наполовину
был скрыт в куче крапивы).
В одном углу путаница колес и разъеденной проволоки ясно обозначали
место знаменитого Потерянного Кладбища -- места смерти тележек из
супермаркетов.
Для детей это был рай. Местные подростки обозвали это место Ямой.
Гончая продралась через крапиву и увидела четыре фигуры, сидящие в
центре карьеры на том, на чем всегда сидят члены приличных секретных
компаний -- на обычном ящике из-под молока.
-- Врешь!
-- Нет.
-- Спорим, что врешь, -- проговорил первым заговоривший голос. Его звук
ясно обозначал, что хозяин его -- некто молодой женского пола; сейчас тон
его был тоном потрясенного интереса.
-- Делают, точно. У меня их шесть было, а потом мы уехали, я траву
поменять забыл, по возвращении увидел одного -- такого толстого...
-- Не-е. Это не жуки, это богомолы. Я по телику видел -- эта большая
женщина другого съела и даже не заметила.
Последовала еще одна заполненная мыслями пауза.
-- О чем молятся-то? -- спросил голос Хозяина пса.
-- Не знаю... Наверное, просят бога, чтобы жениться никогда не
пришлось.
Гончая ухитрилась поместить один огромный глаз напротив амбразуры в
сломанной ограде карьера и взглянула вниз.
-- Вообще, это как с великами, -- бросил важно говоривший первым. --
Думал, подарят мне велик с семью колесами, одним из этих сидений-бритв,
пурпурной краской и всем таким, а мне легкий голубой дали. С корзинкой. Для
девочек.
-- Ну. Ты ж и есть девочка, -- ответил какой-то из других голосов.
-- Это половая дискриминация, вот что это такое. Давать подарки
девочкам девочкины только из-за того, что они девочки.
-- Мне подарят пса, -- бросил его Хозяин твердо. Хозяин стоял к псу
спиной, и тот не мог его хорошенько разглядеть.
-- Ага, один из этих огромных ротвейлеров, да? -- отозвалась девочка, и
голос ее был полон вялого сарказма.
-- Нет, это будет пес, с которым повеселиться можно, -- сказал голос
Хозяина. -- Не большой...
Глаз в крапиве внезапно исчез -- вниз.
-- ...а один из этих умненьких псов, что могут залезать в кроличьи
норы, а еще одно ухо у них смешное, наружу все время смотрит. Настоящая
дворняга. Чистокровная.
Неслышимый для находящихся внутри, на краю карьера тихонько громыхнул
гром. Он мог быть вызван неожиданным убеганием воздуха в вакуум, а этому
причиной могло быть, к примеру, превращение большого пса в маленького.
Тихий хлопающий звук, что последовал, мог быть вызван выворачиванием
одного из ушей наизнанку.
-- И назову я его... -- продолжал Хозяин. -- Назову...
-- Да? Как? -- поинтересовалась девочка.
Гончая ждала. Вот он, ожидаемый момент. Называние. То, что даст ей
цель, функцию, "я". Ее глаза засветились тусклым красным светом (будучи
теперь гораздо ближе к земле), и она продвинулась в крапиву.
-- Я назову его Пес, -- решительно закончил Хозяин. -- Меньше проблем
будет с таким именем.
Адская гончая остановилась. Глубоко в своем дьявольском собачьем мозгу
она знала, что что-то не так, но ее послушание, ее неожиданная сильнейшая
любовь к Хозяину справились со всеми опасениями. Да и потом, не ей решать,
какого должна быть размера, так ведь?
Она побежала вниз по склону навстречу судьбе.
Вообще-то, странно. Выпрыгивать на людей всегда хотела, а теперь -- что
совершенно неожиданно -- гончая поняла, что еще и хвостом хочет махать.
-- Ты сказал, что это он! -- простонал Азирафаил, рассеянно подбирая
последний кусок с торта с отворота костюма. Он облизал свои пальцы.
-- Это и был он, -- ответил Кроули. -- В смысле, я ведь должен знать,
верно?
-- Тогда кто-то, должно быть, вмешался.
-- Никого больше нет! Только мы, верно? Добро и Зло. Одна сторона или
другая.
Он ударил руль.
-- Ты не представляешь, что они сделать могут, там, внизу, -- простонал
он.
-- Должно быть, что-то очень похожее на то, что вверху творят, --
ответил Азирафаил.
-- Кончай, а? У ваших есть милосердие -- основы мира, -- выкрикнул
Кроули сердито.
-- Да? Ты в Гоморре бывал?
-- Конечно, -- отозвался демон. -- Там была чудесная маленькая таверна,
где можно было купить эти отличные коктейли из сброженных фиников с
мускусными орехами и давленной лимонной травкой...
-- Я имел в виду после.
-- А.
Азирафаил проговорил:
-- Что-то должно было произойти в госпитале.
-- Не могло! Там всюду были наши люди!
-- Чьи люди? -- холодно переспросил Азирафаил.
-- Мои люди, -- поправился Кроули. -- Ну, не мои. Ты ж понимаешь --
сатанисты.
Он попытался это сказать спокойно. Кроме, конечно, того факта, что мир
был замечательным, интересным местом, которым оба хотели наслаждаться
подольше, было мало вещей, насчет которых они соглашались -- к примеру,
решили ничего не делать с теми, кто, по той или другой причине, решили
поклоняться Князю Тьмы. Кроули они всегда смущали. С ними нельзя быть
по-настоящему грубым, но невозможно было не чувствовать по отношению к ним
то, что, скажем, ветеран Вьетнама будет чувствовать по отношению к тем, кто
приходит на встречи дружинников, обвешавшись оружием.
Да к тому же, их вечный энтузиазм так утомлял. Хоть эта все работа с
перевернутыми крестами, пентаграммами и петушками. Она большинство демоном
изумляла -- совершенно не была нужна. Все, что нужно было для того, чтобы
стать сатанистом -- усилие сознания. Можно им всю жизнь быть, и не зная, что
такое пентаграмма, не увидев мертвым петушков нигде, кроме куриного супа.
А кое-кто из сатанистов старой школы на самом деле был неплохим
человеком. Он проговаривал слова и делал движения, прямо как те, кого считал
врагами, а потом уходил домой и жил кроткую, не выделяющуюся ничем жизнь
посредственности остаток недели, ни разу не подумав истинно злобную мысль.
А остальные...
Из-за кое-кого из так называемых сатанистов Кроули ежился. Дело было ни
в том, что они делали, а в том, как они всю вину возлагали на Ад. Придумают
какую-нибудь жуткую идеи, и за тысячу лет до такой демон не дойдет, темную,
бессердечную гадость, что придумать может лишь полностью функционирующий
человеческий мозг, затем проорут "Дьявол Заставил Меня Это Сделать", и
симпатии судей будут на их стороне -- при том, что Дьявол почти никогда
людей не заставлял. Не надо было. Почему-то кое-кто из людей не мог этого
понять. Ад не был основным хранилищем зла, не более, чем Небо, по мнению
Кроули, не было хранилищем добра; они были просто сторонами в огромной
космической шахматной игре. Настоящий-то источник, настоящая милость и
настоящее великое зло, был в мозгу человеческом.
-- А, -- кивнул Азирафаил. -- Сатанисты.
-- Не понимаю, как они могли перепутать, -- говорил взволнованно
Кроули. -- В смысле, два ребенка. Не трудно, ведь так...?
Он остановился. Туман памяти расступился, и он вспомнил маленькую
монашку, что ему тогда показалась сумасшедшей даже для сатанистски. И еще
кто-то был. Кроули смутно припомнил трубку, и свитер с картинкой-зигзагом,
вышедшей из моды еще в 1938-ом. На человеке ясно написано было "ожидающий
отец".
Должен был быть третий ребенок.
Он поведал это Азирафаилу.
-- Зацепок мало, -- отозвался ангел.
-- Мы знаем, что ребенок жив, -- продолжил Кроули задумчиво, -- так
что...
-- Откуда мы это знаем?
-- Если бы он опять Внизу очутился, я бы здесь сидел?
-- Верно.
-- Так что для того, чтобы его найти, -- окончил Кроули, -- надо всего
лишь проглядеть больничные журналы.
Мотор "Бентли" надсадно закашлялся и заработал, вдавив Азирафаила в
кресло.
-- И что потом? -- спросил ангел.
-- Найдем ребенка.
-- А потом что?
Ангел закрыл глаза, когда машина объезжала угол.
-- Не знаю.
-- О горе.
-- Думаю -- уберись с дороги, клоун -- твои не согласятся -- и то, на
чем заехал, убери! -- мне убежище предоставить?
-- Я у тебя хотел то же спросить -- осторожно, пешеход!
-- Он на улице, знает, как рискует, -- ответил Кроули, легко
промчавшись на ускоренной машине между такси и припаркованной машиной и
оставив щель, которой не хватило бы дляы кредитки.
-- Следи за дорогой! Следи за дорогой! Где эта больница-то?
-- Где-то к югу от Оксфорда!
Азирафаил схватил панель инструментов.
-- Нельзя гнать на скорости девяносто миль в час в Центральном Лондоне!
Кроули глянул на переключатель.
-- Почему это? -- спросил он.
-- Ты нас убьешь! -- Азирафаил смешался. -- Неудобно разберешь, --
поправился он неубедительно, немного расслабившись. -- Но других-то можешь
убить.
Кроули пожал плечами. Ангел так и не привык к двадцатому веку, и посему
не понимал, что вполне возможно ехать со скоростью девяносто миль в час вниз
по Оксфорд-стрит. Просто нужно было так сделать, чтобы никто не встретился.
А раз все знали, что ехать с такой скоростью невозможно, никто не замечал.
Машины были, по крайней мере, лучше лошадей. Двигатель внутреннего
сгорания был бо... бла... удачей для Кроули. Раньше он мог по делам
разъезжать только на огромным черных зверях с огненными глазами и
высекающими искры копытами. Это для демона было de riguer. Обычно Кроули с
них падал. Он не умел обращаться с животными.
Где-то у Чезвика Азирафаил стал задумчиво возиться в куче кассет в
отделении для перчаток.
-- Что такое Бархатный Андерграунд? -- спросил он.
-- Тебе он не понравится, -- отозвался Кроули.
-- А, -- кивнул ангел разочарованно. -- Би-боп.
-- Знаешь, Азирафаил, думаю, если бы миллион человек попросили описать
современную музыку, они бы слово "би-боп" и не вспомнили, -- заметил Кроули
-- А, вот это для меня. Чайковский, -- улыбнулся Азирафаил, открыл
коробку и всунул кассету в "Блаупункт".
-- Не понравится, -- вздохнул Кроули. -- Она больше двух недель в
машине была.
Тяжелый низкий ритм начал звучать в "Бентли", когда они проезжали мимо
Хитроу.
Азирафаил нахмурил брови.
-- Этого я не помню, -- пробормотал он. -- Что это?
-- Это "Еще Один Мертвец" Чайковского, -- пояснил Кроули, -- закрывая
глаза, когда они проезжали через Слау.
Чтобы время быстрей бежало, пока они пересекают спящие Чилтерны, они
также послушали "Мы Чемпионы" Уильяма Бирда, "Я Хочу Вырваться На Свободу"
Бетховена. Ни одна из них не была так хороша, как "Толстозадые Девки" Вогана
Уильямса.
Говорят, что у Дьявола все лучшие мелодии.
Это точно. Но на Небесах все лучшие хореографы.
Оксфордширская равнина простиралась далеко на запад; разбросанные там
да сям огни указывали на дремлющие деревни, где честные йомены укладывались
спать, устав после долгого дня редактирования, финансового советования или
создания программного обеспечения.
Сверху, на холме, зажгли свои огни несколько светляков.
Исследовательский теодолит -- один из страшнейших символов двадцатого
века. Поставленный где-нибудь в деревенской местности, он говорит: пора
Расширять Дороги, о да, и построены будут две тысячи домов, чтобы поддержать
Репутацию Деревни. А затем последуют Улучшения...
Но даже самый добросовестный исследователь в полночь не работает, и,
однако, прибор был ясно виден, ножки его глубоко в дерне. У большинства
теодолитов, конечно, к верхушке не прикреплена веточка орешника, с них не
свисают хрустальные маятники, на ножках их не вырезаны кельтские руны.
Слабый ветерок трепал плащ, надетый на тощую фигуру, двигающую ручки
прибора. Толстый был плащ, водонепроницаемый, с теплой подкладкой.
Большинство книг про ведьм вам скажут, что ведьмы работают нагишом.
Ничего удивительного -- большинство книг про ведьм написали мужчины.
Молодую женщину звали Анафема Приббор. Она не была очень красивой.
Каждая черта ее лица, рассмотренная по отдельности, несомненно была
прекрасной, но при взгляде на все лицо создавалось впечатление, что собрано
оно было из того, что было под рукой, без всякого плана. Самое подходящее
слово было, пожалуй, "привлекательная", те, кто его знал и знал, как его
произнести, могли добавить "живая", хотя, может, и не стали бы -- от этого
слова так и несет пятидесятыми.
Молодые женщины темными ночами не должны быть одни, даже в Оксфордшире.
Но любой крадущийся маньяк потерял бы не только работу, если бы напал на
Анафему Приббор. Она же, все-таки, была ведьмой. И именно потому, что она
была ей -- а значит, разумной, -- она не верила в защитные амулеты и
заклинания; главным ее оружием был хлебный нож длиной в фут, что она хранила
за ремнем.
Она взглянула в стекло и в очередной раз повернула ручку.
Она тихонько забормотала.
Исследователи часто тихонько бормочут. Вещи типа "Скоро здесь будет
славная дорога -- вы и "Джек Робинсон" произнести не успеете", или "Так, три
и пять десятых метра, плюс-минус комариный усик".
Это было совершенно другое бормотание.
-- Темная ночь/И светит Луна, -- бормотала Анафема, -- от Востока на
Юг/От Запада на юго-запад... запад-юго-запад... есть...
Она подняла с земли свернутую карту Официальную Исследовательскую Карту
и поднесла ее к факелу. Пока она достала прозрачную линейку и карандаш и
аккуратно провела на карте линию. Она пересекла другую линию.
Она улыбнулась, не потому, что это было забавно, но потому, что трудную
работу хорошо сделала.
Потом она собрала странный теодолит, привязала его к заду черного
велосипеда "сядь-и-молись", прислоненного к изгороди, убедилась, что Книга
лежит в корзинке, и покатила по туманной дорожке.
Один был древний велосипед, с рамой, похоже, из водопроводных труб. Он
был явно построен до изобретения колеса с тремя скоростями, скорее всего,
вскоре после изобретения колеса вообще.
Но почти все дорогу до деревни ехать надо будет под гору. Волосы
развевались на ветру, плащ раздулся за ней, словно якорь-простыня, когда она
позволила двухколесному джаггернауту задумчиво нестись сквозь теплый воздух.
По крайней мере, в это время ночи нет никакого движения.
Мотор "Бентли" издавал звук "трр, трр", охлаждаясь. А вот Кроули,
наоборот, разгорячился.
-- Ты сказал, видел знак, -- проревел он.
-- Ну, мы так быстро проскочили. И вообще, я думал, ты здесь уже был.
-- Одиннадцать лет назад!
Кроули бросил карту обратно на заднее сиденье и снова завел мотор.
-- Может, кого спросим? -- предложил Азирафаил.
-- О, конечно, -- отозвался Кроули саркастично. -- Остановится, спросим
первого идущего по -- по тропе -- в середине ночи, да?
Сказав это, он повел машину по тропинке, заросшей по краям буками.
-- Что-то в этом месте странно, -- пробормотал Азирафаил. -- Неужто не
чувствуешь.
-- Что?
-- Замедли машину ненадолго.
"Бентли" опять замедлил ход.
-- Странно, -- бормотал ангел. -- Вспышки все время. Вспышки...
-- Чего? Чего? -- взволновался Кроули.
Азирафаил уставился на него.
-- Любви, -- бросил он. -- Кто-то это место по-настоящему любит.
-- Прости?
-- Такая большая сцена любви. Не могу я это лучше объяснить -- уж точно
не тебе.
-- Ты имеешь в виду, типа... -- начал Кроули.
Послышалось жужжание, потом крик, и, наконец, звяканье. Машина
остановилась.
Азирафаил мигнул, опустил руки и осторожно открыл дверь.
-- Ты в кого-то врезался, -- проговорил он.
-- Нет, -- возразил Кроули, -- в меня кто-то врезался.
Они вылезли. За "Бентли" на дороге лежал велосипед, переднее его колесо
было свернуто в ленту Мебиуса, заднее зловеще щелкало по земле, замедляясь.
-- Да будет свет, -- приказал Азирафаил, и дорожку заполнило
бледно-голубое сияние.
Из канавы позади них кто-то спросил:
-- Как это вы ухитрились такое сделать?
Свет исчез.
-- Что сделать? -- виновато переспросил Азирафаил.
-- Э-э... -- теперь голос звучал растерянно. -- Кажется, я головой обо
что-то ударилась.
Кроули уставился на длинную металлическую полоску там, где с машины
содралась краска, и на ямочку на бампере. Ямочка исчезла. Краска вернулась
на место.
-- Вот вы и на дороге, юная леди, -- бросил ангел, вытащив Анафему из
папоротника. -- Ничего не сломали.
Это было утверждение, не выражение надежды; на самом деле мини-перелом
был, но Азирафаил не мог отказаться от возможности сотворить добро.
-- У вас никаких огней не было, -- начала Анафема.
-- И у вас, -- ответил Кроули виновато. -- Все честно.
-- Астрономией интересуетесь? -- спросил Азирафаил, поднимая велосипед.
Различные вещи выкатились из корзинки спереди него. Ангел указал на
сломанный теодолит.
-- Нет, -- ответила Анафема. -- То бишь да. Посмотрите, что вы сделали
с бедным старым "Фаэтоном".
-- Простите? -- посмотрел на нее Азирафаил.
-- С моим велосипедом. Он весь так согнут...
-- Эти старые машины такие устойчивые, -- отозвался ангел весело,
протягивая Анафеме велосипед. Переднее колесо сверкало в лунном свете, такое
же совершенно круглое, как один из Кругов Ада.
Она уставилась на велосипед.
-- Ну, раз уж это улажено, -- бросил Кроули, -- думаю, лучше всего нам,
э. Э. Может, вы знаете, как проехать к Нижнему Тадфилду?
Анафема все еще смотрела на свой велосипед. Она была почти уверена, что
у него не было прикрепленного к седлу мешочка с набором починки проколов,
когда она отправилась в путь.
-- Спуститесь с холма, и вы там, -- ответила она рассеянно. -- Это ведь
мой велосипед?
-- Конечно, -- кивнул Азирафаил, волнуясь, не слишком ли далеко он
зашел.
-- Просто я уверена, что у "Фаэтона" никогда насоса не было.
Ангел опять выглядел виноватым.
-- Но место для одного на нем есть, -- указал он беспомощно. -- Два
маленьких крючочка.
-- С холма съехать, так? -- спросил Кроули, пиная ангела.
-- Наверное, я головой ударилась, -- сказала девушка.
-- Мы бы вас подвезли, -- проговорил Кроули быстро, -- вот только для
велосипеда нет места.
-- Кроме рамы для багажа.
-- У "Бентли" нет... А-а. Угу.
Ангел втащил на заднее сиденье рассыпавшиеся предметы из корзинки
велосипеда и помог залезть оглушенной девушке.
-- Никогда нельзя в стороне оставался, -- сказал он Кроули.
-- Вашим, может, и нельзя. Мне можно. У нас, знаешь ли, есть другие
заботы.
Кроули свирепо глянул на новую раму. У нее были ремни из шотландки.
Велосипед поднялся в воздух и сам себя закрепил. Потом Кроули залез
внутрь.
-- Где вы живете, моя дорогая? -- текучим голосом спросил Азирафаил.
-- И фонарей не было у велосипеда. Были, вернее, но такие, куда такие
двойные батарейки вставляют -- помутнели, и я их сняла, -- говорила Анафема
задумчиво.
Она свирепо взглянула на Кроули.
-- У меня есть хлебный нож, знаете ли, -- бросила она. -- Где-то.
Азирафаила, судя по виду, шокировало подразумеваемое.
-- Мадам, я вас уверяю...
Кроули включил фары. Ему они не нужны были, чтобы видеть, но другие
люди на дороге меньше нервничали, когда он их включал. Потом он спокойно
поехал к подножию холма. Дорога вышла из леса и после пары сотен ярдов,
достигла границы деревни средних размеров.
Знакомо это все ему было. Одиннадцать лет прошло, но это место он
смутно припоминал.
-- Тут больницы нет? -- спросил он. -- Монашками управляемой?
Анафема пожала плечами.
-- Нет вроде, -- ответила она. -- Единственное большое место --
Тадфилдское Поместье. Не знаю, что там происходит.
-- Божье планирование, -- тихо пробормотал Кроули.
-- И шестеренки, -- продолжала Анафема описание странностей. -- Я
уверена, что у моего велосипеда шестеренок не было.
Кроули наклонился к ангелу.
-- Ради Бога, почини сей велосипед, -- саркастично прошептал он.
-- Прости, далеко слишком зашел, -- прошипел Азирафаил.
-- Ремни из шотландки?
-- Шотландка -- это стильно.
Кроули застонал. Когда ангел ухитрялся сознание в двадцатый век
загнать, оно всегда оказывалось в 1950-ом.
-- Можете меня здесь высадить, -- бросила Анафема с заднего сиденья.
-- С удовольствием, -- улыбнулся ангел. Как только машина остановилась,
он открыл заднюю дверь и кланялся, как старый наемный работник,
приветствующий на старой плантации молодого хозяина.
Анафема собрала свои вещи и вышла так надменно, как только могла.
Она была совершенно уверена, что ни один из двух мужчин не сходил за
машину, однако велосипед был отвязан и прислонен к двери.
Что-то с ними было несомненно очень странно.
Азирафаил вновь поклонился.
-- Рады были помочь, -- улыбнулся он.
-- Спасибо, -- ледяным тоном откликнулась Анафема.
-- Ну мы поехали? -- проговорил Кроули. -- Спокойной ночи, мисс.
Залезай внутрь, мой ангел.
А. Что ж, это все объясняло. Она все-таки была в полной безопасности.
Дождавшись, когда машина скроется в центре деревни, она покатила
велосипед вверх по тропинке к домику. Она и не подумала его запереть. Она
была уверена, что Агнес бы упомянула, что его собираются ограбить, коли это
было бы так -- она очень хорошо личное предсказывала.
Она сняла домик полным мебели -- что означало, что мебель была
специальным сортом, что всегда встречается при таких обстоятельствам, и ее,
вероятно, бросили, как негодную, господа из местного магазина "Война по
Желанию". Это не было важно. Анафема не собиралась в домике долго
задерживаться.
Если Агнес была права, ей нигде не придется долго задерживаться. Как и
всем остальным.
Она разложила карты и вещи на древнем столе под одинокой кухонной
лампочкой.
Что она узнала? Немного, решила она. Видимо, ЭТО было на северном краю
деревни, что ж, она давно так подозревала. Если подходишь слишком быстро,
сигнал подавляет, а если слишком далеко, нельзя точное местоположение
понять.
Это Анафему сердило. Ответ должен быть скрыт где-то в Книге. Проблема
была в том, что для того, чтобы понять Предсказания, надо было уметь думать
как полусумасшедшая, очень умная ведьма из семнадцатого века с сознанием,
похожим на словарь для разгадывающих кроссворды. Другие члены семьи считали,
что Агнес все сделала непонятным, чтобы не могли чужие люди разобраться;
Анафема, которая подозревала, что может время от времени думать как Агнес,
для себя решила, что все дело в том, что Агнес была старой подлой сволочью,
очень любившей поиздеваться.
Она даже не...
У нее не было книги.
Анафема в ужасе обежала взглядом вещи на столе. Карты. Самодельный
священный теодолит. Термос с горячим "Боврилом" внутри. Факел.
Прямоугольник пустого воздуха там, где должна была быть книга.
Она ее потеряла.
Но это просто смешно! Предсказания Агнес о судьбе книги были особенно
точны.
Анафема схватила факел и выбежала из дома.
-- Чувство, ну, противоположное чувству, при котором говоришь "жуть
какая", -- пытался объяснить Азирафаил. -- Вот что я имею в виду.
-- Я никогда не говорю "жуть какая", -- напомнил ему Кроули. -- Люблю
жуть.
-- Взрощенное ощущение, -- отчаянно сделал еще одну попытку Азирафаил.
-- Не. Ничего не чувствую, -- ответил Кроули натужно весело. -- Ты
просто слишком чувствителен.
-- Это моя работа, -- обиделся Азирафаил. -- Ангелы не могут быть
слишком чувствительны.
-- Наверное, местному народу тут нравится жить, ты их чувства и
принимаешь.
-- В Лондоне никогда такого не было, -- указал Азирафаил.
-- Ну вот видишь. Доказывает мою правоту, -- усмехнулся Кроули. -- И
это точно то место. Каменных львов у ворот помню...
Фары "Бентли" осветили рощицы рододендронов-переростков, растущих по
сторонам дороги. Гравий шуршал под шинами.
-- Рановато, по-моему, к монашкам приезжать, -- проговорил Азирафаил с
сомнением в голосе.
-- Глупость. Монашки в любое время дня и ночи на ногах, -- откликнулся
Кроули. -- Сейчас, вероятно, вечерняя служба -- если они не обслуживают
грешников.
-- Дешевый трюк, ой, дешевый, -- бросил ангел. -- Не надо так, в самом
деле.
-- Слушай, не защищайся. Я ж тебе сказал, это наши были. Черные
монашки. Нам, видишь ли, нужна была больница рядом с военно-воздушной базой.
-- Прости?
-- Ты же не думаешь, что жены американских дипломатов обычно рожают в
монашеских больницах в затерянных местах, правда? Все должно было произойти
естественно. В Нижнем Тадфилде есть военно-воздушная база, она пошла ее
открывать, тут все началось, больница не готова, наш сказал "Чуть ниже по
дороге есть местечко", вот и все. Хорошо организовано было.
-- Все, кроме одно из двух маленьких деталек, -- ответил Азирафаил
самодовольно.
-- Но ведь почти сработало, -- бросил Кроули резко, почувствовав, что
своих надо защитить.
-- Видишь ли, в глубине зла всегда семена его уничтожения, -- принялся
объяснять ангел. -- Оно совершенно отрицательно, и потому в глубине думает о
падении даже в моменты явного триумфа. Каким бы грандиозным,
пропланированным, от дураков защищенным ни был злой план, присущая
греховность по определению ударит по его создателям. Каким бы он ни казался
успешным в начале, в конце он себя разрушит. Он ударится о скалы
несправедливости и потонет носом вперед, чтобы никогда уже не всплыть, в
море забвения.
Кроули эту речь обдумал.
-- Не-е, -- наконец заговорил он. -- На деньги готов спорить, это была
обычная некомпетентность. Эй...
Она присвистнул.
Засыпанный гравием дворик перед поместьем был забит машинами, и это не
были машины монашек. По меньшей мере, "Бентли" был посрамлен. У большинства
машин в именах были "GT" или "Турбо", на крышах у них были телефонные
антенны. Почти все были младше года.
Руки Кроули зачесались. Азирафаил чинил велосипеды и сломанные кости;
он мечтал скрасть пару радиоприемников, спустить немного шин и тому
подобное. Он смог побороть свои желания.
-- Ну и ну, -- бросил демон. -- Раньше монашки пользовали простым
"Моррис Трэвеллером" -- по четыре в машине.
-- Это не может быть то место, -- проговорил Азирафаил.
-- Может, они стали частным госпиталем? -- задумчиво спросил Кроули.
-- Или это не то место.
-- Да точно тебе говорю, то это место! Пошли...
Они вылезли из машины. Через тридцать минут кто-то в них обоих
выстрелил. Какой-то очень хороший стрелок.
Если Мэри Ходжэс, бывшая Болтливая, что и умела хорошо, так это
исполнять приказы. Приказы она любила. Они мир упрощали.
А вот изменяться она не умела. Она по-настоящему любила Чирикающий
Орден. В нем она впервые с кем-то подружилась. В нем у нее впервые была своя
комната. Конечно, она знала, что он занимался вещами, которые, с чей-то
точки зрения, были плохи, но Мэри Ходжэс столько всего повидала за тридцать
лет и прекрасно себе представляла, что человечество вынуждено делать, чтобы
неделю прожить. Да и потом, еда была вкусной, происходили встречи с
интересными людьми.
То, что осталось от Ордена, после пожара приняло решение о
самороспуске. Ведь единственная цель существования исчезла. Все разошлись.
Она осталась. Ей нравилось Поместье и, как она сказала, кто-то должен
остаться и проследить, чтобы его починили, сегодняшним рабочим доверять
нельзя, если с ними не возишься все время, образно говоря. Это означало
нарушение клятв, но Старшая Мать сказала, что это нормально, не стоит
волноваться, в черном сестринстве обычное дело нарушение клятв, и через сто,
вернее, одиннадцать лет будет также, так что вот список дел и адрес для
пересылки почты (если она не приходит в длинных коричневых конвертах с
прорезями спереди).
Потом с ней произошло что-то очень странное. Оставшись одна в гремящем
здании, работая в одной из неповрежденных комнат, споря с людьми с окурками
за ушами, штукатурной пылью на штанах и таким карманным калькулятором,
которой выдает другой ответ, если суммы в использованных банкнотах, она
открыла нечто, о существовании чего не знала раньше.
Она открыла, под слоями глупости и рвения угодить, Мэри Ходжэс.
Она поняла, что совсем легко толковать строительские сметы и
высчитывать налог с объема. Она взяла несколько книг в библиотеке и поняла,
что экономика сразу и интересна, и легка. Она перестала читать женские
журналы, пишущие о романтической любви и вязании и стала читать женские
журналы, пишущие об оргазма, но она, сказав, конечно, себе, что если
представится возможность, один надо испытать, отбросила их в сторону,
почитав новой формой романтической любви и вязания. Так что она стала читать
журналы, пишущие об объединениях корпораций.
Долго подумав, она купила небольшой персональный компьютер от
удивленного и снисходительного продавца в "Нортоне". После забитых выходных
она его вернула. Нет, вовсе не для того, чтобы на него розетку поставили,
как он подумал, когда она в магазин вошла, а потому, что у него не было
387-ого сопроцессора. Этот кусочек он понял -- как-никак, он был продавец,
очень длинные слова понять мог -- но после этого даже для него разговор
зашел в темные дебри. Мэри Ходжэс представила еще магазины. У большинства у
них где-то в названии встречались слова "ПК" , и во многих из них статьи и
обзоры были ей обведены красными чернилами.
Она прочла про Новых Женщин. Она никогда не догадывалась, что была
Старой Женщиной; впрочем, подумав, она решила, что названия эти связаны с
романтической любовью, вязанием и оргазмами, и по-настоящему важно было быть
самой собой, просто старательнейше.
Однажды, пролистывая журналы, она узнала, что в стране был,
по-видимому, огромный спрос на просторные здания с кучей места вокруг,
управляемые понимающими нужды бизнесменов людьми. На следующий день она
вышла на улицу и заказала напечатать рекламы Центра Обучения Управлению и
Совещаниям в Тадфилдском Поместье, решив, что к тому времени, когда ее
напечатают, она все необходимое об управлении такими местами будет знать.
На следующей неделе они были готовы.
Последовал невероятный успех, потому что еще в самом начале своей новой
карьеры (которую следует назвать "Она Сама") Мэри Ходжэс поняла, что
обучение управлению -- вовсе не обязательно усаживание людей перед
проектором и демонстрация им слайдов. Сейчас фирмам нужно было гораздо
больше этого.
Она им это предоставила.
Кроули упал на землю, спиной привалившись к статуе. Азирафаил еще
раньше упал в куст рододендрона, и темная жидкость пропитала его куртку.
Кроули чувствовал, как и его куртка становится влажной.
Это было просто нелепо! Только еще помереть не хватало... Столько всего
объяснять придется. Так просто новые тела не раздают -- расскажи сначала,
что со старым случилось. Примерно так же трудно, как достать новую ручку от
особо дотошного отдела канцелярских принадлежностей.
Он недоверчиво взглянул на свою руку.
Демоны обязаны видеть в темноте. И он видел, что рука его была желтой.
Кровь была желтой.
Он осторожно лизнул палец.
Потом он подполз к Азирафаилу и осмотрел его рубашку. Если пятно на ней
было кровью, что-то странное творилось с биологией.
-- Ойй, больно было! -- простонал падший ангел. -- Прям под ребра
попал...
-- Да, но у тебя разве кровь голубая? -- спросил Кроули.
Глаза Азирафаила открылись. Его правая рука похлопала его грудь. Он сел
и прошел через ту же процедуру быстрого, но внимательного самообследования,
что недавно и Кроули.
-- Краска? -- поразился он.
Кроули кивнул.
-- Что за игра такая? -- вопросил Азирафаил.
-- Не знаю, -- буркнул Кроули в ответ, -- но называется, кажется мне,
"тупые идиоты".
Его тон показывал, что он тоже может в нее сыграть. И будет игроком
получше.
Это была игра. Игра невероятно увлекательная. Найджел Томпкинс,
Помощник Начальника (Покупка), полз сквозь растительность, а в сознании его
горели наиболее запоминающиеся сцены из кое-каких фильмов Клинта Иствуда
(тех, что получше). Да, а он думал, что обучение управлению скучным будет...
Конечно, лекция была, но была она про стреляющие краской пистолеты и
то, что с ними ни в коем случае делать нельзя, и Томпкинс смотрел на свежие
молодые лица своих соперников-учеников и видел, как они разом -- все --
порешили их все сделать, если будет хоть маленький шанс, что ничего за это
не будет. Если тебе сказали, что бизнес -- джунгли и дали в руки пистолет,
Томпкинсу было совершенно очевидно, что они ждали вовсе не выстрелов в
рубашку; нет, целью было заполучить и повесить над камином главу корпорации.
К тому же, ходили слухи, что кто-то в Объединении Утверждающих сильно
улучшил свои шансы на продвижении, незаметно непосредственному начальнику в
ухо влив краску, из-за чего последний стал жаловаться на тихие звенящие
звуки во время важных встреч и в конце концов был заменен по причине
болезни.
А еще были другие ученики -- или, если использовать метафору, другие
сперматозоиды, все стремящиеся вперед, зная, что будет лишь один
Председатель Индастриал Холдингз (Холдингз), и работу эту получит тот, у
кого член больше всех других.
Конечно, была какая-то девушка с бумагой (из Персонала), она им
сказала, что курсы существуют для того, кто потенциальный лидер, умеют ли
сотрудники помогать друг другу, проявлять инициативу и так далее. Ученики
старательно не смотрели друг на друга.
И пока что все замечательно шло. Гребля на каноэ отбросила Джонстона
(пробитая барабанная перепонка), а прогулки по горам в Уэльсе -- Уиттэкера
(потянул бедро).
Томпкинс забил еще один шарик с краской в пистолет и забормотал про
себя мантры бизнеса. Разбирайся с Другими, Пока с Тобой Не Разобрались. Убий
иль Будь Убит. Или Проколись[, Или Убирайся из Кухни. Естественный Отбор.
Посмотрим, Кто Кого.
Он подполз поближе к фигурам у статуи. Они его, вроде, не замечали.
Когда прикрытие закончилось, он глубоко вздохнул и вскочил на ноги.
-- Ну, гады, получите -- онеааа...
Там, где была одна из фигур, оказалось что-то жуткое. Он потерял
сознание.
Кроули вернул себе свой любимый облик.
-- Ненавижу это делать, -- пробурчал он. -- Я всегда боюсь, что забуду,
как обратно превратиться. И хороший костюм часто пачкается.
-- Мне лично кажется, личинки -- это уж слишком, -- отозвался
Азирафаил, впрочем, беззлобно. Ангелы придерживаются определенных моральных
стандартов и потому, в отличие от Кроули, он предпочитал одежду покупать в
магазинах, а не порождать из небесного свода. И рубашка была очень дорога.
-- Да, посмотри на нее только, -- ворчал он, -- как я пятно выведу?
-- Сотвори чудо, -- рассеянно ответил Кроули, оглядывая кусты -- нет ли
где еще учеников.
-- Да, но я ведь все равно знать буду, что пятно было. Понимаешь? В
глубине души, в смысле, -- не желал успокоиться ангел. Он поднял пистолет и
повертел его в руках. -- Таких я еще не видел, -- заметил он.
Раздался звон, и статуя за ними потеряла ухо.
-- Давай не будем на виду стоять, -- заволновался Кроули. -- Он ведь не
один был.
-- Очень, знаешь ли, необычный пистолет. Очень странный.
-- Мне казалось, ваши плохо относятся к пистолетам, -- проговорил
Кроули, взял оружие из пухлой руки ангела и прицелился в место, бывшее за
огрызком бочки.
-- Нынешние не против оружия, -- отозвался Азирафаил. -- Вес в споре
придают. Конечно, если они в правильных руках.
-- Да? -- палец Кроули прополз по металлу. -- Ну тогда все в порядке.
Пошли.
Он бросил пистолет на лежащее тело Томпкинса и пошел прочь по сырой
лужайке.
Передняя дверь Поместья была незаперта. Двое прошли внутрь, никем не
замеченные. Какие-то молодые толстяки пили какао из кружек в комнате,
некогда бывшей трапезной сестер, один или двое из них приветливо пришельцам
помахали.
Что-то типа приемного столика гостиницы теперь занимало один край
коридора. Выглядело это очень компетентно. Азирафаил уставился на
ученический мольберт за ним.
На черной доске маленькие буквы из пластика образовывали слова: 20-21
августа. Первый боевой курс Юнайтед Холдингз (Холдингз).
Меж тем Кроули поднял со столика буклет. В нем были яркие рисунки
Поместья, специально отмечены были джакузи и внутренный бассейн с
подогревом, а сзади была карта, которые всегда есть у конференц-центров,
использующая аккуратное неправильное масштабирование, чтобы предположить,
что он близок к каждому шоссе страны, не показывая на самом деле со всех
сторон окружающий его лабиринт маленьких дорожек.
-- Не то место? -- спросил Азирафаил.
-- Нет.
-- Тогда не то время.
-- Верно.
Кроули пролистал брошюрку, надеясь найти подсказку. Пожалуй, ожидать
найти здесь Орден нельзя. Они все сделали. Он тихонько зашипел. Может, в
темную Америку укатили или еще куда, христиан совращать... Он все равно
читал дальше. Иногда у таких брошюрок был маленький раздел про историю
места, потому что компании, снимающие здание для уик-энда Интерактивного
Анализа Персонала или Конференции о Стратегической Динамике Маркетинга
любили чувствовать, что анализируют динамику в том самом здании --
плюс-минус парочка полных перестроек, гражданская война и два больших пожара
-- в котором какой-то финансист времен Елизаветы устроил больницу во время
чумы.
Не то чтобы он ожидал увидеть предложение типа такого "до времени,
отделенного от нынешнего дня одиннадцатью годами, Поместье использовалось
как женский монастырь орденом монашек-сатанисток, которые, на самом деле,
были неумехи", но кто знает.
Полный молодой человек в пустынном камуфляже и с пластиковой чашкой
кофе в руках подошел к ним.
-- Кто побеждает? -- спросил он развязно. -- Мне молодой Эвансон из
Предварительного Планирования прямо в локоть попал, знаете.
-- Мы все проиграем, -- рассеянно ответил Кроули.
С улицы донеслись звуки выстрелов. Не издаваемые шариками звуки --
удар, шуршание -- но громкозвучный хруст очень быстро летящих сквозь воздух
кусков свинца аэродинамичной формы.
Последовали ответные выстрелы.
Лишние воины уставились друг на друга. Выстрелы из следующей серии
выбили весьма некрасивый витраж викторианской эпохи за дверью и просверлили
ряд дырок в штукатурке рядом с головой Кроули.
Азирафаил схватил его за руку.
-- Что за черт? -- воскликнул он.
Кроули улыбнулся как змий.
Найджел Томпкинс очнулся с легкой головной болью и, кажется, провалом в
памяти о недавних событиях. Он не знал, что человеческий мозг, встретившись
с чем-то невыносимо страшным, очень легко его закрывает туманом специально
включающейся забывчивости, вот он и решил, что получил удар шариком по
голове.
Он смутно осознавал, что пистолет сильно потяжелел, но будучи слегка
сбитым с толку, не понял, почему, пока не направил ее на ученика Нормана
Уэверда из Внутреннего Аудита и не нажал на курок.
-- Не понимаю, что тебя так возмущает, -- горячо сказал Кроули. -- Он
хотел получить настоящий пистолет. Ничего он не желал так сильно, как этого.
-- И ты его спустил на всех этих незащищенных людей! -- возмутился
Азирафаил.
-- Нет, -- вздохнул Кроули. -- Не совсем. Я же честен...
Сотрудники отдела Финансового Планирования лежали лицами в том, что
некогда было хаха, вот только очень весело им не было [Дело в том, что haha
-- английское название границы сада или парка, рва или канавы, причем видна
обычно эта граница только с близкого расстояния. Прим. перев.].
-- Я всегда говорил, нельзя доверять этим парням из Покупки, --
возмущенно говорил Помощник Управляющего По Финансам. -- Гады!
Пули отрикошетила от стены над ним.
Он быстро прополз к маленькой группке, собравшейся вокруг упавшего
Уэверда.
-- Ну что? -- спросил он.
Помощник Руководящего Раздачей Зарплаты повернул к нему измученное
лицо.
-- Плохо, -- вздохнул он. -- Почти все пуля пробила. И "Access", и
барклаевскую, и обеденную -- всю кучу.
-- Да, только Золотой "Америкэн Экспресс" ее остановил, -- кивнул
Уэверд.
Все взглянули с немым ужасом на кредитную карту, почти насквозь
пробитую пулей.
-- Почему они это делают? -- спросил один из раздающих зарплаты.
Глава Внутреннего Аудита открыл рот, чтобы сказать что-то умное, но не
сказал. Каждый когда-то ломается, а его только что ложкой, так сказать,
ударили. Двадцать лет работал... Хотел быть художником-дизайнером, но
заведующий карьерами слышать об этом не хотел. Двадцать лет двойной проверки
Формы БФ18. Двадцать лет крутил ручку проклятого ручного калькулятора, а
ведь теперь даже у парней из Предварительного Планирования компьютеры были.
И вот теперь по неизвестной причине, возможно, связанной с реорганизацией и
желанием убрать всех, кому иначе пенсии платить придется, в него пулями
стреляли.
Армии паранойи промаршировали за его глазами.
Он взглянул на свой пистолет. Сквозь туманы гнева и смятения он увидел,
что он был больше и черней, чем выданный ему. И на вес тяжелей...
Он нацелил его на куст неподалеку и увидел, как струя пуль разорвала
его на куски.
А. Так вот что это была за игра. Что ж, кто-то ведь должен победить.
Он взглянул на своих людей.
-- Ладно, парни, -- вскричал он, -- зададим гадам перцу!
-- Лично мне так кажется, -- проговорил Кроули, -- никому не нужно на
курок нажимать.
Он широко и холодно улыбнулся Азирафаилу.
-- Пошли, -- бросил он. -- Осмотримся, пока все заняты.
Пули летали в ночи.
Джонатан Паркер, Отделение Покупки, полз сквозь кусты -- и вдруг один
из них положил ему на шею руку.
Найджел Томпкинс выплюнул изо рта листья рододендрона.
-- На работе главное, может, и законы компании, -- прошипел он
испачканным в грязи, как и все лицо, ртом, -- а здесь я главный...
-- Это было подло, -- упрекнул демона Азирафаил, когда они шли по
пустым коридорам.
-- А что я сделал? Что я сделал? -- спросил Кроули, открывая первые
попавшиеся двери.
-- Там люди друг в друга стреляют!
-- Ну, и это все, да? Они сами это делают. Я им просто помог. Считай
это микрокосмом Вселенной. У каждого право выбора. Основы мира, так?
Азирафаил злобно на него взглянул.
-- Ой, ну ладно! -- убито выдохнул Кроули. -- На самом деле, никто убит
не будет. Все чудом выживут... Иначе никакого удовольствия.
Азирафаил расслабился.
-- Знаешь, Кроули, -- улыбнулся он, просветлев, -- я всегда говорил,
что в глубине души ты на самом деле...
-- Ну ладно, ну ладно, -- выплюнул Кроули. -- Почему бы тебе это всему
благословенному миру это не разболтать?
Через некоторое время стали появляться временные союзы. Большинство
финансовых департаментов нашли общие интересы, отбросили разницу и вместе
напали на Предварительное Планирование.
Когда прибыла первая полицейская машина, шестнадцать пуль, пущенных с
самых разных мест, попали в радиатор, прежде чем она преодолела половину
пути. Еще две сорвали с нее антенну, но они опоздали, опоздали...
Мэри Ходжэс как раз клала на место телефонную трубку, когда Кроули
открыл дверь офиса.
-- Это, должно быть, террористы, -- проговорила она взволнованно. --
Или грабители.
Она взглянула на вошедшую пару.
-- Вы ведь из полиции, не так ли? -- спросила она.
Кроули увидел, как ее глаза стали расширяться.
Как и у большинства демонов, у него была отличная память на лица -- и
он лицо узнавал, даже если прошло десять лет, исчез монашеский головной убор
и появилась куча излишнего макияжа. Он щелкнул пальцами. Мэри упала на
спинку кресла, лицо ее превратилось в пустую и любезную маску.
-- Совершенно это не нужно было, -- буркнул Азирафаил.
-- Доброе, -- Кроули взглянул на свои часы, -- утро, мэм, -- говорил он
все это напевно. -- Мы -- всего лишь пара сверхъестественных существ, и нам
нужно узнать, не знаете ли вы местоположение знаменитого Сына Сатаны. -- Он
холодно улыбнулся ангелу. -- Я ее опять разбужу, да? И ты можешь это все ей
сказать.
-- Ну. Раз уж ты так ставишь вопрос... -- медленно ответил ангел.
-- Иногда старые способы лучше всего, -- кивнул Кроули. Он повернулся к
впечатляющей женщине.
-- Была ты здесь монашкой одиннадцать лет назад? -- спросил он.
-- Да, -- отозвалась Мэри.
-- Вот! -- улыбнулся Азирафаилу Кроули. -- Видишь? Я знал, что я не
ошибся.
-- Удача дьявола, -- пробормотал ангел.
-- Звали тебя тогда Сестра Говорливая. Или как-то так.
-- Болтливая, -- ответила Мэри Ходжэс глухим голосом.
-- И помнишь ли ты эпизод с обменом новорожденных малышей? -- продолжал
допрос Кроули.
Мэри Ходжэс замешкалась. Когда она наконец заговорила, чувствовалось,
что она впервые касается воспоминаний, занесенных многолетней пылью.
-- Да, -- вот что она сказала.
-- И может ли в принципе быть, что что-то не так произошло во время
обмена?
-- Я не знаю.
Кроули секунду подумал.
-- Должны не быть записи, -- бросил он. -- Записи всегда есть. Сегодня
нет не имеющих их. -- Он гордо глянул на Азирафаила. -- Это была одна из
моих лучших идей.
-- А, конечно, -- ответила Мэри.
-- И где они? -- сладко спросил Азирафаил.
-- Сразу после обмена был пожар.
Кроули застонал и схватился за голову.
-- Хастур был, видно, -- выдохнул он. -- Его стиль. Представляешь, что
за народ? И ведь наверняка думал, что очень умен.
-- А чего-нибудь не помнишь ли про второго ребенка? -- попытался зайти
с другой стороны Азирафаил.
-- Помню.
-- Скажи мне, пожалуйста.
-- У него чудесные маленькие пальчики были.
-- А.
-- И вообще он был славный, -- задумчиво добавила Мэри Ходжэс.
Снаружи послышался вой сирены, внезапно оборвавшийся, когда в нее
попала пуля. Азирафаил толкнул Кроули.
-- Давай быстрей, -- бросил он. -- Здесь вот-вот будет полно полиции, и
я, конечно, буду морально обязан помочь им в их расследовании. -- Он секунду
подумал. -- Может, спросить ее, не рожал ли еще кто той ночью, и...
Внизу послышался звук бегущих ног.
-- Останови их! -- резко проговорил Кроули. -- Нам нужно время!
-- Еще одно чудо, и нас уж точно Сверху заметят, -- отозвался
Азирафаил. -- Если тебе действительно нужно, чтобы Гавриил или еще кто-то
стал разбираться, с чего это сорок полицейских заснули...
-- Ладно, -- кивнул Кроули. -- Все. Все. Надо было попробовать. Пошли
отсюда.
-- Через тридцать секунд ты проснешься, -- сказал Азирафаил находящейся
в трансе бывшей монашке, -- увидев до того чудный сон о любимом предмете,
и...
-- Да, да, отлично, -- вздохнул Кроули. -- Теперь можем идти?
Никто не заметил их ухода. Полиция была слишком занята -- загоняла
сорок переполненных адреналином, страстно желающих драться учащихся, еще
недавно желавших выучиться мирной работе управляющих. Три полицейских машины
выдолбили в лужайке овраги, и Азирафаил заставил Кроули уступить дорогу
первой машине "Скорой помощи", но вот наконец "Бентли" помчался в ночь.
Позади горели летний домик и надстройка над ним.
-- Да, мы, конечно, в ужасной ситуации бедную женщину оставили, --
вздохнул ангел.
-- Думаешь? -- отозвался Кроули, попытался сбить ежа, но промахнулся.
-- Попомни мои слова, число заказов удвоится. Если, конечно, она все
правильно сделает, разберется со всякими узаканиваниями, правилами.
Тренировка с настоящими пистолетами? Желающие в очереди выстроятся.
-- Почему ты всегда так циничен?
-- Я же сказал. Потому что у меня работа такая.
Некоторое время они ехали в тишине. Потом Азирафаил заметил:
-- А ведь он должен был бы показаться, а? Мы должны бы были как-то его
засечь.
-- Не покажется он. Не нам. Защитный камуфляж. Он и знать этого не
будет, но его силы его скрывать будут от ищущих оккультных сил.
-- Оккультных сил?
-- Тебя и меня, -- пояснил Кроули.
-- Я вовсе не оккультный, -- поправил Азирафаил. -- Ангелы не
оккультные. Мы небесные.
-- Неважно, -- резко ответил Кроули, слишком взволнованный, чтобы
спорить.
-- А как-то еще его найти можно?
Кроули пожал плечами.
-- Понятия не имею, -- отозвался он. -- Думаешь, у меня какой-нибудь
опыт есть в таких делах? Армагеддон лишь раз происходит, знаешь ли. Они его
не прогоняют много раз, пока ты правильно все не сделаешь.
Ангел уставился на проносящиеся за стеклом живые изгороди.
-- Все таким мирным кажется, -- вздохнул он. -- Как все случится, как
думаешь?
-- Ну, вымирание от ядерного оружия всегда было популярно. Хотя сейчас,
надо сказать, большие парни весьма вежливы друг с другом.
-- Падение астероида? -- предположил Азирафаил. -- Очень модно в
нынешнее время, как я понимаю. Падает в Индийский океан, огромное облако
пыли и пара, до свидания, все высшие формы жизни.
-- Ух ты, -- поразился Кроули, аккуратно превышая высшую допустимую
скорость. Каждая маленькая вещица помогает.
-- Да, и подумать об этом трудно, верно? -- мрачно проговорил
Азирафаил.
-- Да, все высшие формы жизни исчезают, сразу прям...
-- Жуть.
-- Ничего, только пыль и фундаменталисты.
-- Не говори гадости!
-- Прости. Не мог удержаться.
Они уставились на дорогу.
-- Может, какой террорист...? -- начал Азирафаил.
-- Не наш, -- откликнулся Кроули.
-- И не наш, -- добавил Азирафаил. -- Хотя наши, конечно, борцы за
свободу.
-- Вот что я тебе скажу, -- бросил Кроули, паля резину на Тадфилдской
дороге. -- Пора класть карты на стол. Я тебе наших скажу, если ты мне
скажешь ваших.
-- Ладно. Ты первый.
-- Э, нет. Ты первый.
-- Ты же демон.
-- Да, но держащий слово демон, надеюсь.
Азирафаил назвал пять политических деятелей. Кроули -- шесть. Два имени
были в обеих списках.
-- Видишь? -- усмехнулся Кроули. -- Я давно уже об этом твержу. Люди --
такие хитрюги! Нельзя ни одному ни на дюйм доверять.
-- Но, мне кажется, ни у одного из наших нет больших планов, --
проговорил Азирафаил. -- Лишь маленькие тер... акты политического протеста.
-- А, -- грустно отозвался Кроули. -- Ты имеешь в виду, никаких дешевых
убийств как у всех? Только обслуживание высшего уровня, каждая пуля выпущена
из оружия опытным убийцей?
Азирафаил не счел нужным ответить на выпад.
-- И что мы теперь собираемся делать?
-- Попробуем чуть-чуть поспать
-- Тебе не нужен сон. Мне не нужен сон. Зло никогда не спит, и
Добродетель всегда бдительна.
-- Зло в целом и не спит, может. Но конкретно эта его часть привыкла
время от времени голову склонять на подушку.
Он уставился на фары. Очень скоро придет время, когда обо сне и
подумать нельзя будет. Когда там, Внизу, узнают, что он, лично он, потерял
Антихриста, они, наверное, все его отчеты про Испанскую Инквизицию откопают
и на нем все попробуют, один за раз, а потом все сразу.
Он порылся в отделении для перчаток, достал случайную кассету и вставил
ее в проигрыватель. Немного музыки его...
У Вельзевула специальный есть демон для меня, для меня...
-- Для меня, -- пробормотал Кроули. На мгновение выражение лица Кроули
стало отсутствующим. Потом он сдавленно вскрикнул и рванул включатель.
-- Конечно, мы можем поручить поиски человеку, -- заметил Азирафаил
задумчиво.
-- Что? -- отстраненно переспросил Кроули.
-- Люди других людей хорошо находят. Тысячи лет это делали. А ребенок
-- несомненно человек. Как и... ну, ты знаешь. Он нас он будет скрыт, но
другие люди смогут... ну, почувствовать его, может. Или то заметить, о чем
мы и подумать не могли бы.
-- Не сработает. Он Антихрист! У него есть эта... автоматическая
защита, что ли, так? Даже если он этого не знает. Она не позволит людям его
подозревать. Не сейчас. Не пока все будет готово. Подозрение с него
скатиться, как, как.... то, с чего вода скатывается, -- закончил он
некрасиво.
-- У тебя есть лучшие идеи? Хоть одна, хоть единственная лучшая идея?
-- спросил Азирафаил.
-- Нет.
-- Ну и все тогда. Может ведь и сработать. Не говори мне, что у тебя
нет подходящих к случаю организаций. Я знаю, у меня есть. Посмотрим, смогут
ли они что-то найти.
-- А что они такого сделать могут, чего мы не можем?
-- Ну, для начала они не дадут возможность людям палить друг в друга,
они не будут гипнотизировать уважаемых женщин, они...
-- Ладно. Ладно. Но у этого шансов меньше, чем у снежка в Аду. Поверь
мне, я знаю. Но ничего лучшего я придумать не могу.
Кроули повернул на шоссе и направился к Лондону.
-- У меня есть... есть некоторая сеть агентов, -- бросил через
некоторое время Азирафаил. -- По всей стране. Дисциплинированные солдаты.
Вижу, как они ищут.
-- У меня, э, есть нечто похожее, -- признался Кроули. -- Ты понимаешь,
так ведь, никогда не знаешь, когда пригодятся...
-- Надо поставить перед ними цель. Как думаешь, может, стоит им вместе
работать?
Кроули покачал головой.
-- Не думаю, что это хорошая идея, -- откликнулся он. -- Они не слишком
сложные личности, с политической точки зрения.
-- Тогда каждый проконтактируем со своими людьми и посмотрим, что они
смогут.
-- Да, стоит попробовать, полагаю, -- кивнул Кроули. -- Не то чтобы у
меня, Бог знает, кучи другой работы не было.
Его лоб на секунду сморщился, а потом он триумфально ударил по рулю.
-- Утки! -- вскричал он.
-- Что?
-- Вот с чего вода скатывается!
Азирафаил тяжело вздохнул.
-- Пожалуйста, веди машину, больше ничего не делай, -- проговорил он
устало.
Они мчались к городу сквозь закат, и играл кассетный проигрыватель
"Мессу в Б Минор" И. С. Баха, вокал Ф. Меркьюри.
Кроули любил город ранним утром. Его население в это время почти
целиком состояло из людей, имеющих приличную работу и настоящие причины там
быть, не то что те ненужные миллионы, забивавшие улицы после восьми утра, и
улицы были более-менее тихи. На тесной дороге напротив книжного магазина
Азирафаила были двойные желтые линии, значащие "парковаться нельзя", но они
послушно свернулись, чтоб не было видно, когда "Бентли" подкатил бордюру.
-- Ну ладно, -- бросил демон, когда Азирафаил достал свой плащ с
заднего сиденья. -- Будем поддерживать связь. Ладно?
-- Что это? -- спросил Азирафаил, показывая ему коричневый
прямоугольник.
Кроули на него сощурился.
-- Книга? -- удивился он. -- Не моя.
Азирафаил перевернул несколько пожелтевших страниц. В глубине его
сознания зазвонили тихие библиографические звоночки.
-- Наверное, она принадлежит той юной леди, -- проговорил он медленно.
-- Надо было взять ее адрес.
-- Слушай, у меня и так достаточно проблем, я не хочу еще и
распространения информации, что я возвращаю чужое имущество, -- резко
ответил Кроули.
Азирафаил дошел до заголовка. Пожалуй, хорошо было, что Кроули не видит
выражения его лица.
-- Думаю, можно послать на тамошнюю почту, -- говорил Кроули, -- если
для тебя это так много значит. Адрес сумасшедшей женщины с велосипедом.
Никогда не доверяй женщине, дающей странные имена транспорту...
-- Да, да, конечно, -- отозвался ангел. Он нашарил ключи, уронил их на
тротуар, поднял, опять уронил и поспешил к двери магазина.
-- Будем поддерживать связь, да? -- крикнул Кроули вслед.
Азирафаил остановился в процессе поворачивания ключа.
-- Что? -- переспросил он. -- А. А. Да. Отлично. Превосходно.
И он захлопнул дверь.
-- Ладно, -- буркнул Кроули, неожиданно чувствуя себя очень одиноко.
В долине горел мигающий цвет факела.
Книгу в коричневой обложке найти среди коричневых листьев и коричневой
воды на дне канавы в коричневой земле в коричневом, ладно, сером свете зари
было невозможно.
Ее там не было.
Анафема попробовала все ей известные методы поиска. Она методично раз
за разом сужала в четыре раза область поиска. Она быстро тыкала в папоротник
у дороги. Она беззаботно подкрадывалась к нему и краем глаза смотрела в
сторону. Она даже попробовала метод, на который все романтические нервы в ее
теле надеялись -- театрально сдалась, села и позволила глазам упасть на
место в земле, которое, если бы она была в какой-то нормальной истории,
содержал бы книгу.
Ее там не было.
Что значило, как она с самого начала и боялась, что она была, вероятно,
на заднем сидении машины, принадлежащей двум согласным чинильщикам
велосипедов.
Она слышала, как над ней смеются поколения потомков Агнес Наттер.
Даже если эти двое настолько честны, чтобы захотеть ее вернуть, они
вряд ли будут мучаться, разыскивая домик, который еле видели в темноте.
Единственная надежда была на то, что они не знают, что им досталось.
У Азирафаила, как и у большинства продавцов из Сохо, специализирующихся
на книгах, которые трудно найти, продающих их распознающему знатоку, была
задняя комната, но то, что в ней лежало, было гораздо более эзотерично, чем
что-либо, обычно находящееся в шуршащем пакете для Покупателя, Знающего, Что
Нужно.
Он особенно гордился своими книгами пророчеств.
Обычно это были первые издания.
И каждая была подписана.
У него был Роберт Никсон [Полудурок из шестнадцатого века, не связанный
с каким-либо президентом США. Прим. авт.], и Марта Цыганка, и Игнатий
Сивилла, и Старый Оттвелл Биннс. Нострадамус написал "Другу старому
Азирафаилу, с пожеланиями наилучшими", мать Шиптон пролила на его копию
напиток; а в ящике с контролируемым климатом в одном из углов был
оригинальный свиток, написанный дрожащим почерком Святого Иоанна Богослова
Патмосского, чье "Откровение" было вечным бестселлером. Азирафаилу он
показался приятным парнем, только очень уж любящим необычные грибы.
Чего в коллекции не было, так это копии "Прелестных и аккуратных
пророчеств Агнес Безумцер", и Азирафаил вошел в комнату, держа ее так, как
усердный филателист держал бы "Синюю Мавританскую", наклеенную на открытку
от его тетушки.
Он никогда еще не видел эту книгу, но он слышал о ней. Каждый торговец
(надо учесть, что это очень специализированная торговля, и всего их около
дюжины) о ней слышал. Ее существование -- такой вакуум, вокруг которого
самые разные странные истории обращались сотни лет. Азирафаил понял, что не
знает, можно ли обращаться вокруг вакуума, и плюнул на это; "Прелестные и
аккуратные пророчества" заставляли "Дневники Гитлера" выглядеть грубой
подделкой.
Его руку почти совсем не дрожали, когда он положил книгу на верстак,
надел пару хирургических резиновых перчаток и ее благоговейно открыл.
Азирафаил был ангелом, но также он поклонялся книгам.
На первой странице было написано:
Прелестные и Аккуратные Пророчества
Агнес Безумцер.
Шрифтом чуть поменьше:
Точное, Безошибочное Изложение Событий С Сегодняшнего Дня До Конца сего
Мира.
Далее шрифт вновь увеличился:
Внутри найдете Множество Различных Чудес и Указаний Мудрецам.
Другим шрифтом:
Более полная, чем что-либо напечатанное раньше.
Шрифтом поменьше, но заглавными буквами:
КАСАЮЩАЯСЯ СТРАННЫХ ВРЕМЕН, ЧТО ГРЯДУТ.
Слегка отчаянным курсивом:
И страннейшие происшествия.
И вновь крупным шрифтом:
"Напоминает лучшие произведения Нострадамуса"
-- Урсула Шиптон.
Пророчества были пронумерованы, и их было больше четырех тысяч.
-- Спокойно, спокойно, -- пробормотал сам себе Азирафаил. Он сходил в
маленькую кухоньку, сделал себе немного какао и сделал несколько глубоких
вдохов.
Потом он вернулся и прочел случайно выбранное пророчество.
Сорок минут спустя какао было все еще нетронуто.
Рыжеволосая женщина в углу гостиничного бара была самым успешным
военкором в мире. Сейчас у нее был паспорт на имя КарминЗуигибер, и она
ездила туда, где были войны.
Ну... Более-менее.
Вообще-то она ездила туда, где их не было. Там, где они были, она уже
побывала.
Ее не особо знали, разве что коллеги. Соберите полдюжины военкоров в
баре аэропорта и разговор будет двигаться, как показывающий на север компас,
от Мерчисона из "Нью Йорк Таймс" к Ван Хорну из "Ньюсвик", а от того к
Анфорфу из "Ай. Ти. Эн. Ньюз". Военкоры из Военкоров.
А когда сами Мерчисон, и Ван Хорн, и Анфорф встречаются в сгоревшем
жестяном домике где-то в Бейруте, Афганистане или Судане, после того, как
полюбовались на шрамы друг друга и немного выпили, они обмениваются
благоговейными историями о "Ржавой" [Вообще-то рыжей, но т.к. здесь намек на
цвет крови, я решил оставить оригинальный цвет -- хоть и звучит некрасиво.
Прим. перев.] Зуигибер, из "Национального Мирового Еженедельника".
-- Эта тупая газетенка, -- говорил Мерчисон, -- совершенно не
представляет, что ей досталось.
Вообще-то "Национальный Мировой Еженедельник" вполне представлял, что
ему досталось: Военкор. Вот только он не знал, почему, и что с ним теперь
делать, когда есть.
Дело в том, что "Национальный Мировой Еженедельник" писал обычно о
таких вещах: как лик Иисуса видел кто-то на купленной в Дес Мойнесе булочке
"Биг Мак", с картинкой булочки, вернее, того, как ее представляет художник;
как Элвиса Пресли недавно выдели работающем в "Бургер Лорде" в Дес Мойнесе;
как слушавшаяся записи Элвиса Пресли домохозяйка вылечилась от рака; что
неожиданные стаи оборотней, появившиеся на Среднем Западе, результат
изнасилований благородных женщин-пионеров снежными людьми; и что Элвиса
забрали в 1976-ом Космические Пришельцы, потому что он был слишком хорош для
этого мира [Надо заметить, что одна из этих историй -- чистая правда. Прим.
авт.]
Вот что такое был "Национальный Мировой Еженедельник". В неделю
расходилось четыре миллиона копий, и Военкор нужен был им не больше, чем
интервью с Генеральным Секретарем ООН [Интервью было взято в 1983-ем, и было
в нем вот что:
В: Значит, вы Секретарь ООН?
А: Si.
В: Элвиса когда-нибудь видели?
Прим. авт.].
Так что они платили Ржавой Зуигибер кучу денег, чтобы ездила, искала
войны, и игнорировали пухлые, плохо напечатанные конверты, время присылаемые
ей из разных мест, чтобы оправдать свои -- обычно совершенно разумные --
требования насчет денег.
Они считали, что поступают правильно, так как, насколько им казалось,
не была она особо хорошим военкором, правда, была она очень даже
привлекательна, что многого стоило в "Национальном Мировом Еженедельнике".
Ее репортажи всегда были про стреляющие друг в друга кучки парней, без
всякого там понимания политических разветвлений, и, что важнее, без всякого
Интереса К Людям.
Время от времени они отдавали ее истории переписывальщику, чтоб
исправил ("Девятилетнем Мануэлю Гонзалесу во время отлично организованной
битвы на Рио Конкорса явился Иисус и велел ему идти домой, ибо мать ребенка
о нем волновалась.
-- Я знаю, что это был Иисус, -- сказал храбрый маленький мальчик, --
потому что выглядел он так же, как на изображении, чудом возникшем на моей
коробке с сэндвичами".)
В основном же "Национальный Мировой Еженедельник" ее не трогал и
аккуратно выкидывал репортажи в мусорную корзину.
Мерчисона, Ван Хорна и Анфорфа это не волновало. Все, что они знали,
это то, что когда разражалась война, мисс Зуигибер была на месте первой. В
сущности раньше.
-- Как это у нее получается? -- спрашивали они друг друга непонимающе.
-- Черт, как это у нее получается?
И глаза их встречались и молча говорили: если бы она машиной, была бы
"Феррари", она из таких женщин, которые являются женами развращенного
генералиссимуса в разваливающейся стране Третьего Мира, и она не чуждается
нашей компании. Счастливчики мы, верно?
Мисс Зуигибер тихо улыбалась и покупала еще напитки для всех, за счет
"Национального Мирового Еженедельника". Смотрела начинающиеся вокруг нее
драки. И улыбалась.
Она не ошиблась. Журналистика ей подошла.
И все же, всем нужны каникулы, и сейчас у Ржавой Зуигибер были первые
за одиннадцать лет.
Она остановилась на маленьком острове в Средиземноморье, который деньги
зарабатывал на туризме, и было это очень странно. Ржавая казалась женщиной,
которая остановится на каком-то острове меньше Австралии, лишь если она
дружит с его хозяином. И если бы вы сказали какому-нибудь островитянину
всего месяц назад, что приближается война, он бы рассмеялся и попытался вам
продать подставку для бутылок из рафии или картину залива, выложенную из
ракушек; то было тогда.
Сейчас все изменилось.
Сейчас глубокий спор на религиозно-политической почве относительно
того, частью какой из четырех маленьких стран на континенте остров на самом
деле не являлся, разделил страну на три группы, уничтожил фигуру Санта Марии
на городской площади, и покончил с туризмом.
Ржавая Зуигибер сидела в баре "Hotel Palomar del Sol", потягивая так
называемый коктейль. В одном из углом играл усталый пианист, и официант в
парике монотонно пел в микрофон:
-- АААААААААААднажды-двно-жил-был
АААААААААААочень-грустен-ибо-н-был
Человек перевалился через подоконник, держа в зубах нож, в одной руке
автомат Калашникова, в другой гранату.
-- Я зашватываю шию гоштиницу именем... -- и он остановился. Вынул изо
рта нож и вновь начал:
-- Я захватываю сию гостиницу именем про-туркской Группы Освобождения.
Двое оставшихся на острове отдыхающих [Мистер и миссис Томас Фрелфолл,
из дома 9, Вязы, Пэйнтон. Они всегда считали, что одна из приятнейших вещей
насчет отдыха -- не надо читать газеты и слушать новости, просто
отключаешься от всего, и все. Из-за подхваченной мистером Фрелфоллом
желудочной инфекции, а также из-за того, что в первый день миссис Фрелфолл
слишком много провела на солнце, они впервые за полторы недели выбрались из
номера. Прим. авт.] забрались под свой столик. Красная беззаботно достала из
своего напитка вишенку "марачино" [Какой-то специальный сорт, названный в
честь напитка. Прим. перев.], поднесла ее к своим алым губам и медленно
всосала ее с палочки так, что у некоторых мужчин в комнате выступил холодный
пот.
Пианист встал, залез в пианино и вытащил оттуда старый пулемет.
-- Эту гостиницу уже захватили во имя про-греческой Террористической
Бригады! -- крикнул он. -- Одно движение, и ты мертвец!
Движение у двери привлекло всеобщее внимание. Там стоял некто огромный,
чернобородый, с ослепительной улыбкой и самым настоящим древним пулеметом
Гетлинга стоял там, а за ним толпилась куча таких же высоких, хотя не так
впечатляюще вооруженных людей.
-- Эта стратегически важная гостиница, долгие годы символ
туристического бизнеса фашистов империалистов турко-греческих управлявших
псов, есть теперь имущество итало-мальтийских Борцов за Свободу! --
прогремел он ласково. -- Теперь мы все убить!
-- Глупости! -- отозвался пианист. -- Не есть стратегически важна.
Просто имеет невероятно хорошо набитый винный погреб!
-- Он прав, Педро, -- поддержал человек с Калашниковым. -- Поэтому его
мои и хотели. Il general Эрнесто де Монтойя сказал мне, он сказал, Фернандо,
к субботе война кончится, парни захотят покутить. Сходи-ка к "Hotel Palomar
del Sol", объяви гостиницу нашей добычей, ладно?
Бородатый покраснел.
-- Есть весьма важна стратегически, Фернандо Кьянти! Я рисовал большую
карту острова и есть прямо посередине, что ее очень-очень стратегически
важной делает, говорю тебе.
-- Ха! -- бросил Фернандо. -- Еще скажи, что только потому, что дом
Маленького Диего имеет вид декадентского капиталистического пляжа для
нудистов, что он стратегически важен!
Пианист глубоко покраснел.
-- Наши его этим утром захватили, -- признался он.
Наступила тишина.
В тишине послышалось тихое шуршание шелка. Ржавая расплела свои ноги.
Адамово яблоко пианиста подпрыгнуло вверх, затем опустилось вниз.
-- Ну, он очень даже стратегически важен, -- ухитрился произнести он,
пытаясь игнорировать женщину на стуле. -- В смысле, если бы кто-то на него
пустил подлодку, хотелось бы быть где-то, откуда все видно.
Молчание.
-- Ну, он гораздо больше стратегически важен, чем эта гостиница, --
закончил он.
Педро угрожающе кашлянул.
-- Следующий, кто скажет что-нибудь. Неважно, что. Мертвец. -- Он
усмехнулся. Поднял пулемет. -- Так. Теперь -- все встаньте к дальней стене.
Никто не сдвинулся с места. Его больше не слушали. Внимание всех
приковало низкое, неразборчивое бормотание в коридоре за ним, монотонное и
негромкое.
Группа у двери вновь стала переминаться с ноги на ногу. Похоже, что они
изо всех сил старались стоять неподвижно, но бормотание неумолимо их
сдвигало со своего пути, кстати, в бормотании этом стали слышны разборчивые
фразы.
-- Не обращайте внимания, парни, ну и ночка, а? Три раза остров обошел,
еле-еле место нашел, кто-то не верит в силу указателей, а? Все-таки нашел в
конце концов, три раза пришлось останавливаться, спрашивать, в конце концов
на почте спросил, на почте всегда знают, правда, им карту пришлось
нарисовать, где-то она здесь...
Безмятежно скользя мимо вооруженных людей, как щука сквозь пруд, полный
форели, в комнату вошел маленький, очкастый человек в голубой униформе,
несущий длинную, тонкую, коричневую, обернутую в бумагу посылку, обвязанную
веревкой. Единственной его уступкой климату были коричневые пластиковые
сандалии с открытым передом, а надетые под ними зеленые шерстяные носки
показывали его глубокое природное недоверие к иностранной погоде.
На нем была одета кепка с козырьком, на которой большими белыми буквами
было написано "Международный Экспресс".
Он не был вооружен, и никто к нему не притронулся. Даже оружие на него
не направили. На него просто смотрели.
Маленький человек прошвырнулся взглядом по комнате, рассматривая лица,
а затем посмотрел вниз, на свою записную книжку; потом он прошел прямо к
Красной, все еще сидящей на своем стуле.
-- Посылка для вас, мисс, -- бросил он.
Красная ее взяла и стала развязывать веревку.
Человек из "Международного Экспресса" осторожно кашлянул и дал
журналистке мятую квитанцию и желтую пластиковую шариковую ручку,
привязанную веревкой к записной книжке.
-- Распишитесь, мисс. Вот здесь. Вот тут печатными буквами напишите
свое полное имя, а вон там, внизу, поставьте подпись.
-- Конечно.
Красная неразборчиво подписала квитанцию, а затем печатными буквами
вывела свое имя. И написала она вовсе не "Кармин Зуигибер". Написала она имя
гораздо короче.
Человек ее мило поблагодарил и вышел, бормоча "славное местечко, парни,
всегда хотел здесь отдохнуть, не хотел вам мешать, простите, сэр". И он
исчез из их жизней также безмятежно, как пришел.
Ржавая закончила разворачивать посылку. Люди стали собираться вокруг,
чтобы хорошо все разглядеть. Внутри был большой меч.
Она его оглядела. Это был очень прямой меч, длинный и острый; выглядел
он старым и неиспользованным; и не был он декоративным или впечатляющим. Это
не был магический меч, не было мистическое оружие с великой силой и властью.
Это был, с первого взгляда видно, меч, созданный для того, чтобы кромсать,
резать, колоть, желательно убивать, а если не получиться, хотя бы калечить
так, чтобы исправить было нельзя, весьма большое количество людей. У него
была неопределенная аура ненависти и ярости.
Ржавая сжала эфес в своей изысканно наманикюренной правой руке и
поднесла меч к глазам. Клинок засветился.
-- Аааатлично! -- вскричала она, вставая со стула. -- Наконец-то!
Она допила свой напиток, закинула меч на плечо и взглянула на теперь
окружившие ее группы.
-- Простите, что ухожу, парни, -- бросила она. -- Хотелось бы остаться,
получше вас узнать.
Мужчины в комнате неожиданно поняли, что не хотели бы ее получше
узнать. Она была красивой, конечно -- так же, как и лесной пожар: что-то,
чем восхищаться надо издали, не находясь в лесу.
И она держала свой меч, и она улыбалась, как нож.
В комнате было довольно много оружия, и медленно, дрожащими руками, они
были нацелены на ее грудь, спину, голову.
Ее окружили, и выхода не было.
-- Не двигаться! -- каркнул Педро.
Все остальные кивнули.
Ржавая пожала плечами. Она пошла вперед.
Каждый палец на каждом клинке сжался, практически по собственной воле.
Воздух наполнился свинцом и запахом пороха. Стакан из-под коктейля Ржавой
разбился в ее руке. Оставшиеся целыми зеркала взорвались смертельными
осколками. Часть потолка повалилась на пол.
А затем все было кончено.
Кармин Зуигибер повернулась и уставилась на окружавшие ее тела, словно
не могла понять, откуда они там очутились.
Они слизнула брызги крови -- чей-то чужой -- с тыльной стороны руки
алым, кошачьим языком. Потом она улыбнулась.
И она вышла из бара, и каблуки ее издавали, ступая на плитки, звук,
похожий на стук далеких молотов.
Двое отдыхающих выбрались из-под стола и оглядели сечу.
-- Если бы поехали в Торремолинос, как обычно, этого бы не случилось,
-- проговорил один из них, жалобно.
-- Иностранцы, -- отозвался второй. -- Они просто на нас не похожи,
Патриция.
-- Что ж, тогда решено. В следующем году мы поедем в Брайтон, --
сказала миссис Фрелфолл, ясно показав, что не поняла важности только что
произошедшего.
Произошедшее значило, что не будет следующего года.
Более того, оно резко снижало шансы того, что будет следующая неделя.
В деревне появился новый житель.
Новые лица всегда интересовали Их [Неважно, как за годы существования
называла себя четверка -- частые смены имени обычно происходили под влиянием
того, что в предыдущий день Адам прочитал или посмотрел (Отряд Адама Янга;
Адам и Компания; Шайка "Дыра-В-Мелу"; Очень и Очень Хорошо Известные
Четверо; Легион Настоящих Супер-Героев; Шайка из Карьера; Секретная
Четверка; Тадфилдское Общество Справедливости; Галаксотроны; Четыре
Справедливых Господина; Повстанцы). Все остальные всегда мрачно называли
компанию Они, и в конце концов они последовали всеобщему примеру. Прим.
авт.] и служили предметов размышлений, а в этот раз у Пеппер были наготове
впечатляющие новости.
-- Она въехала в Жасминовый Домик и она ведьма, -- объявила девочка. --
Я знаю, потому что убирает там миссис Хендерсон, и она сказала моей матери,
что приехавшая получает газету для ведьм. Также и кучу обычных газет, но
ведь и специальную для ведьм.
-- Мой отец говорит, что ведьм нет на свете, -- отозвался Венслидэйл, у
которого были белокурые волнистые волосы и который серьезно глядел на жизнь
сквозь толстые очки с черным ободом. Широкий круг людей верил, что при
крещении ему дали имя Джереми, но этого имени никто не использовал, даже его
родители, которые его звали Мальчик. Они так делали, подсознательно надеясь,
что он поймет намек; Венслидэйл производил впечатление рожденного с душевным
возрастом сорок семь лет.
-- Не понимаю, почему бы и нет, -- заявил Брайан, у которого было
широкое, приветливое лицо -- под, похоже, постоянным слоем въевшейся грязи.
-- Не понимаю, почему бы ведьмам не иметь собственной газеты. С рассказами
про новейшие выдуманные заклинания и все такое. Мой отец получает
"Рыболовскую Почту", и я готов поспорить, что ведьм больше, чем рыболовов.
-- Та газета называется "Новости для экстрасенсов", -- проговорила
Пеппер.
-- Так это не ведьмы, -- фыркнул Венслидэйл. -- Моя тетя из таких. Это
просто возможность ложки сгибать силой воли, предсказание судьбы, люди,
думающие, что в одной из прошлых жизней они были королевой Елизаветой
Первой. На самом деле, ведьм больше нет. Люди придумали лекарства, сказали
им, что больше не нужны, и жечь стали.
-- В ней могут быть картинки лягушек и таких штук, -- говорил свое
Брайан, который не желал выбрасывать хорошую идею. -- И... и тесты разных
метел. И колонка про котов.
-- Да и потом, твоя тетя вполне может быть ведьмой, -- заметила Пеппер.
-- Тайно. Весь день быть твоей тетей, а ночью тайно заниматься ведьмовством.
-- Не моя тетя, -- ответил Венслидэйл мрачно.
-- И рецепты, -- тянул Брайан. -- Новые варианты использования лишних
лягушек.
-- Ой, да заткнись ты, -- зло бросила Пеппер.
Брайан запыхтел. Если бы это сказал Венсли, последовала бы беззлобная
дружеская потасовка. Но остальные Они давно узнали, что Пеппер считала себя
не связанной неформальными правилами братских потасовок. Она могла бить и
кусать с физиологической точности, невероятной для одиннадцатилетней
девочки. К тому, в одиннадцать лет Их начинало беспокоить смутное понимание
того, что притрагивание к старой доброй Пеп перемещало их в области стучащей
крови, кроме того, что тебя по-змеиному быстро били -- Карате-Кида на землю
бы такой удар свалил.
Но в шайке ее иметь хорошо было. Они с гордостью помнили, как однажды
Жирный Джонсон и его шайка над ними насмехались из-за того, что с девочкой
играют. Пеппер с такой яростью на это ответила, что мать Жирного пришла
вечером жаловаться [Жирный Джонсон был грустным и крупным ребенком. Такие
есть в каждой школе; не то чтобы толстые, просто огромные, носящие одежду
такого же размера, как отец. В его огромных пальцах рвалась бумага, в его
кулаке давились ручки. Дети, с которыми он пытался играть в тихие,
дружественные игры, в результате попадали под его гигантские ноги, и Жирный
Джонсон практически из самозащиты стал задирой. В конце-то концов, лучше уж
называться задирой, что по крайней мере подразумевает какой-то контроль и
стремление, чем большим неуклюжим тупицей. Из-за него печалился
физкультурник -- если бы спорт Жирного Джонсона интересовал, у школы были бы
чемпионы. Но Жирного Джонсона никакой спорт долго не интересовал. Вместо
этого он был секретно предан своей коллекции тропических рыбок, за которую
он получал призы. Жирному Джонсону было столько же, сколько Адаму Янгу,
плюс-минус два часа, и его родители никогда ему не говорили, что он приемный
ребенок. Видите? Вы правы были насчет малышей. Прим. авт.].
Пеппер смотрела на него, гигантского представителя мужского пола, как
на естественного врага.
У нее у самой были короткие рыжие волосы и лицо, которые было не
веснушчатым, скорее одной большой веснушкой с проглядывающей кожей.
Данные ей родителями имена были Пиппин Галадриэль Лунная Дочь. Дали ей
их на церемонии именования в грязном поле, содержавшем трех овец и некоторое
количество протекающих полиэтиленовых вигвамов. Мать ее посчитала уэльскую
долину Пант-И-Гирдл идеальным местом для Возврата к Природе. (Через шесть
месяцев, смертельно устав от дождя, москитов, людей, наступающих на палатки
овец, которые съели сначала весь запас травы марихуаны коммуны, а затем ее
древний миниавтобус, и начиная теперь понимать, почему вся человеческая
история полна стремления подальше от Природы уйти, мать Пеппер вернулась к
ее удивленным бабушке и дедушке в Тадфилд, купила лифчик и с глубоким
вздохом облегчения стала изучать социологию.)
Ребенку с именем Пиппин Галадриэль Лунная Дочь открыто лишь два пути в
жизни, Пеппер выбрала другой: три представителя Их мужского пола узнали это
в их первый день в школе, на игровой площадке, в возрасте четырех лет.
Они спросили, как ее зовут, и она -- так невинно-невинно -- им сказала.
После понадобилось ведро воды, чтобы вытащить зубы Пиппин Галадриэль
Лунной Дочери из обуви Адама. Первые очки Венслидэйла были сломаны, а свитер
Брайана был в пяти местах порван.
С тех пор Они были вместе, а Пеппер навсегда стала Пеппер для всех,
кроме ее матери, а также (когда те были особенно храбры, и Они точно не
могли их услышать) Жирного Джонсона и Джонсонитов, единственной другой шайки
в деревне.
Адам стучал пятками по краю исполняющего обязанности трона ящика из-под
молока, расслабленно слушая этот спор -- как король, слушающий праздную
болтовню своих придворных.
Он лениво жевал соломинку. Было утро четверга. Впереди простирались
выходные, бесконечные и пустые. Их надо было заполнить.
Он позволил разговору себя обтекать, словно звону кузнечиков, или,
точнее, как златоискатель, просматривающий сбитый гравий, надеясь увидеть
блеск желаемого золота.
-- В нашей воскресной газете сказано, что в стране тысячи ведьм, --
проговорил Брайан. -- Поклоняющихся Природе и едящих здоровую пищу, и все
такое. Так что не понимаю, почему бы здесь одной не появиться. Они заполняют
страну Волной Безрассудного Зла, там сказано.
-- Что, поклоняясь Природе и едя здоровую пищу? -- спросил Венслидэйл.
-- Там так было сказано.
Остальные Они обдумали это. Однажды -- по предложению Адама -- они
целую вторую половину дня просидели на диете из здоровой пище. После они
решили, что спокойно можно прожить на здоровой пище -- только до этого надо
съесть большой ленч, приготовленный из нормальной.
Брайан заговорщицки наклонился вперед.
-- А еще там было сказано, что они голыми танцуют, -- добавил он. --
Забираются на Стоунхендж, холмы и такие штуки и голыми танцуют.
На этот раз обдумывание было поглубже. Они уже достигли такого
положения, где американские горки жизни завершили длинный подъем к первому
большому горбу половоззрения, так что они могли посмотреть вниз, на грядущий
отвесный путь, полный тайн, ужаса и возбуждающих искривлений.
-- Нда-а, -- протянула Пеппер.
-- Не моя тетя, -- высказался Венслидэйл и вернул нормальное состояние
душ. -- Точно не моя тетя. Оно просто пытается с дядей поговорить.
-- Твой дядя помер, -- указала Пеппер.
-- Она говорит, он все еще двигает стакан, -- защищаясь, ответил
Венслидэйл. -- Мой отец говорит, что из-за постоянного двигания стаканов он
и помер. Не понимаю, чего она с ним говорить хочет, -- добавил он, -- при
его жизни мало говорили.
-- Это некромантия, вот что, -- заметил Брайан. -- В Библии про это
написано. Бог смертельно не любит некромантию. И ведьм. За это в Ад попасть
можно.
Сидящий на троне -- ящике из-под молока лениво поменял положение. Адам
собрался заговорить.
Они замолкли. Адама всегда послушать стоило. В глубине душ Они знали,
что вовсе не являются шайкой из четырех, а являются шайкой из трех,
принадлежащей Адаму. Но сколько он давал возбуждения, как было интересно,
как заполнены были дни -- несомненно, любой из Них поставит низкое положение
в шайке Адама гораздо выше лидерства в любой другой где бы то ни было.
-- Не понимаю, чего все так на ведьм ополчились, -- высказался Адам.
Они глянули друг на друга. Многообещающее начало...
-- Ну, они губят посевы, -- отозвалась Пеппер. -- И топят корабли. И
говорят тебе, что королем будешь, и такие штуки. И варят штуки всякие с
травой.
-- Моя мать использует траву, -- указал Адам. -- Да и твоя тоже.
-- О, эти как раз не страшны, -- пояснил Брайан, не намеренный терять
место эксперта по оккультизму. -- Думаю, Бог сказал -- ничего страшного в
использовании мяты и шалфея. Разумно, что шалфей и мяту использовать можно.
-- И они могут тебя заболеть заставить, просто посмотрев на тебя, --
продолжала Пеппер. -- Сглазить называется. Поглядят на тебя, ты заболеешь --
никто не узнает, почему. И они куклу тебя делают, втыкают в нее булавки, и у
тебя там болит там, где булавки, -- добавила она весело.
-- Такие вещи больше не происходят, -- проговорил Венслидэйл, личность
рационально думающая. -- Мы ж Науку выдумали, и для их же пользы викарии
сожгли всех ведьм. Называлось Испанская Инквизиция.
-- Тогда, я считаю, надо узнать, ведьма ли эта в Жасминовом Домике,
если ведьма, надо сказать мистеру Пикерсгиллу, -- проговорил Брайан. Мистер
Пикерсгилл был викарием. В тот момент его взгляды расходились с взглядами Их
по многим вопросам -- от лазания на тис во дворе церкви до звона в колокола
и убегания.
-- Не думаю, что это законно, людей жечь, -- заметил Адам. -- А то бы
люди это постоянно делали.
-- Если ты религиозен, все нормально, -- ответил Брайан успокаивающе.
-- И ведьм от Ада спасает, так что, думаю, если бы правильно все понимали,
были бы благодарны.
-- Что-то не верю я, что Пикничок кого-то сжечь может, -- бросила
Пеппер.
-- Не знаю, не знаю, -- значительно ответил Брайан.
-- Нет, уж точно он сжигать не будет, -- фыркнула Пеппер. -- Гораздо
вероятнее родителям скажет, а те уж решат, жечь или нет...
Они покачали головами в отвращении к нынешним низким стандартам
церковной ответственности. Потом троица с ожиданием взглянула на Адама.
Они всегда с ожиданием на него глядели. Он был всегдашним источником
идей.
-- П'жалуй, мы должны сами это сделать, -- бросил он. -- Кто-то должен
хоть что-то делать, раз столько всюду ведьм. Это как этот проект Гражданской
Дружины.
-- Гражданская Вражина, -- предложила Пеппер.
-- Нет, -- откликнулся Адам холодно.
-- Но Испанской Инквизицией мы быть не можем, -- указал Венслидэйл. --
Мы ведь не из Испании.
-- Спорю, не надо быть из Испании, чтобы быть Испанской Инквизицией, --
ответил Адам. -- Спорю, это как шотландские яйца или американские
гамбургеры. Просто выглядеть надо по-испански. Мы просто должны сделать так,
чтобы выглядела по-испански. Тогда все поймут, что это Испанская Инквизиция.
Последовало молчание.
Прервало оно было хрустением одного из пустых хрупких пакетов, которые
появлялись где бы то ни было, где Брайан сидел. Они на него посмотрели.
-- У меня есть плакат, изображающий бой быков, на нем мое имя стоит, --
проговорил Брайан медленно.
Пришло и прошло время ленча. Новая Испанская Инквизиция вновь
собралась.
Главный Инквизитор критически ее оглядел.
-- Что это за штуки? -- спросил он требовательно.
-- Когда танцуешь, ими стучишь, -- объяснил Венслидэйл слегка виновато.
-- Моя тетя их годы назад из Испании привезла. Называются, по-моему, мараки.
Видите, на них рисунок испанского танцора.
-- А чего она с быком танцует? -- поинтересовался Адам.
-- Ну так чтоб показать, что испанская, -- ответил Венслидэйл. Адам
решил не придираться.
Плакат с боем быков был один в один таким, какой обещал Брайан.
Пеппер притащила что-то очень похожее на соусницу из рафии.
-- Сюда наливают вино, -- проговорила она вызывающе. -- Моя мать
привезла эту штуку из Испании.
-- На ней нет быка, -- указал Адам сурово.
-- И не должно быть, -- отпарировала Пеппер, лишь немного изменив позу
-- но так, что стало видно, что она готова за свои слова сразиться.
Адам поколебался. Его сестра Сара и ее приятель тоже побывали в
Испании. Сара привезла с собой очень большого пурпурного игрушечного ослика,
который несомненно был испанским но не подходил к инстинктивно Адаму
чувствуемому духу Испанской Инквизиции. А вот приятель привез с собой
утыканный украшениями меч, который, несмотря на тенденции сгибаться, когда
его поднимаешь, и затупляться, когда режешь им бумагу, гордо заявлял, что
сделан из толедской стали.
Адам провел поучительные полчаса с энциклопедией и почувствовал, что
именно такая вещь нужна Испанской Инквизиции. Вот только аккуратные намеки
не сработали.
В конце концов Адам стащил с кузни пригоршню луковиц. Они очень даже
могли быть испанскими. Но даже Адаму пришлось признать, что они не
слишком-то подходили для роли декораций места сбора Инквизиции -- чего-то им
не хватало. Так что никак он не мог слишком уж яро спорить о хранилище вина
из рафии.
-- Очень хорошо, -- бросил он.
-- Ты уверен, что эти луковицы испанские? -- спросила Пеппер,
расслабляясь.
-- Конечно, -- ответил Адам. -- Испанский лук. Все это знают.
-- Могут быть из Франции, -- указала упрямая Пеппер. -- Французский лук
знаменит на весь мир.
-- Неважно! -- резко ответил Адам, которого уже тошнить из-за луковиц
начинало. -- Франция -- почти Испания, не думаю, что ведьмы знают разницу,
они ж свою жизнь проводят, ночью на метлах летая. Для ведьм это все вообще
Континонг. И вообще, не нравится -- иди тогда свою Инквизицию открывай.
На этот раз Пеппер никак не отреагировала. Ей пообещали место Главной
по Пыткам. Никто не сомневался, кто будет Главой Инквизиции. Венслидэйл и
Брайан были менее довольны -- всего-то Инквизиторской Стражей стали.
-- Ну, вы же не знаете испанского, -- указал Адам, который потратил
десять минут из часа ленча, читая разговорник, купленный Сарой в
романтической дымке в Аликанте.
-- И это неважно, ведь на самом деле говорить надо на латыни, --
ответил Венслидэйл, который тоже читал за ленчем -- немного более аккуратно.
-- И по-испански, -- твердо проговорил Адам. -- Потому она и называется
Испанской Инквизицией.
-- Не понимаю, почему не может быть Британской Инквизиции, -- бросил
Брайан. -- Не понимаю, мы победили Армаду, и все такое, -- для того, чтобы
их тупую Инквизицию потом иметь на своей земле, что ли?
Это беспокоило и патриотические чувства Адама.
-- Я считаю, -- ответил он, -- начал, в общем, надо Испанской, а как
привыкнем, Британской Инквизицией станем. А теперь, -- добавил он,--
Инквизиторская Стража сходит приведет первую ведьму, por favor.
Новая обитательница Жасминового Домика подождет, решили они. Начать
надо с малых дел и постепенно взбираться к вершине.
-- Ведьма ли ты, о лле? -- вопросил Глава Инквизиции.
-- Да, -- ответила сестра Пеппер, которой было шесть и которая
выглядела как маленький футбольный мяч с золотыми волосами.
-- Ты должна не "да", а "нет" сказать, -- прошипела Главная по Пыткам,
толкая подозреваемую.
-- А что потом? -- спросила та требовательно.
-- Мы тебя пытаем, чтобы ты сказала "да", -- ответила Главная по
Пыткам. -- Я же тебе говорила. Пытки -- это так весело! Не больно совсем...
Hastar lar visa, -- добавила она быстро.
Маленькая подозреваемая обежала презрительным взглядом декорации места
сбора Инквизиции. Намеренно пахло луком.
-- Не, -- бросила она. -- Я хочу быть ведьмой, с бородавчатым носом, и
зеленой кожей, и славным котом , и его я Черненьким назову, и кучей разного
варева, и...
Главная по Пыткам кивнула Главе Инквизиции.
-- Послушай, -- проговорила Пеппер отчаянно, -- никто не говорит, что
ты не можешь быть ведьмой. Просто надо сказать, что ты не из них.
Бессмысленно нам через все эти хлопоты проходить, -- добавила она строго, --
если ты нам на вопрос сразу "да" отвечаешь.
Подозреваемая обдумала это.
-- Но я хочу быть ведьмой, -- заплакала она. Они мужского пола
обменялись взглядами. Этого они не могли понять.
-- Если ты просто скажешь "нет", -- попыталась зайти с другой стороны
Пеппер, -- я тебе дам мой набор конюшен Синди. Я его никогда не
использовала, -- добавила она, злобно глядя на других Них -- мол, попробуйте
только что-нибудь сказать.
-- Не ври, использовала, -- резко ответила ее сестра, -- я его видела,
он весь износился, тот кусок, куда сено кладешь, сломан, и...
Адам начальственно кашлянул.
-- Ведьма ли ты, viva espana? -- повторил он.
Сестра бросила взгляд на лицо Пеппер и решила не рисковать.
-- Нет, -- решила она.
Это была очень хорошая пытка, с этим все согласились. Проблема была в
том, что предполагаемая ведьма не желала, чтобы она кончалась.
День был жарким, и Инквизиторские стражи считали, что их эксплуатируют.
-- Не понимаю, почему я и Брат Брайан должны всю работу делать, --
буркнул Брат Венслидэйл, стирая с брови пот. -- Полагаю, пора ее отпустить и
нас помучить. Benedictine ina decanter.
-- Почему мы остановились? -- требовательно спросила подозреваемая, из
туфель которой струилась вода.
Глава Инквизиции во время своих исследований понял, что Британская
Инквизиция, вероятно, пока не готова к возрождению Железной Девы и
слив-душительниц. Но картина, изображающая средневековый позорный стул
[Стул, к которому привязывали женщину и опускали его в воду. Прим. перев.],
показывала, что его-то возродить легко. Нужны только пруд, несколько досок и
веревка. Эта была такая комбинация, которая Их всегда привлекала, ведь все
три найти было легко.
Подозреваемая теперь была зеленой до талии.
-- Прям как качели, -- веселились она. -- Уи-и!
-- Лично я домой пойти собираюсь, если не дадут попробовать, --
пробормотал Брат Брайан. -- Не понимаю, почему довольно должны быть одни
злые ведьмы.
-- Инквизиторов нельзя пытать, -- отозвался строго Глава Инквизиции, но
без особого чувства. День был жаркий, инквизиторские мантии из старой
мешковины были царапучими и пахли старым ячменем, и пруд так прям и
приглашал залезть.
-- Ладно, ладно, -- пробурчал он и повернулся к ведьме. -- Ты ведьма,
ладно, больше так не делай, иди, уступи другим место. O лле, -- добавил он.
-- И что теперь? -- спросила сестра Пеппер.
Адам задумался. Сжечь ее нельзя -- столько будет хлопот -- решил он. Да
и потом, она такая сырая, не загорится.
Он также смутно понимал, что где-то в будущем будут заданы вопросы о
грязной обуви и розовых платьях, покрытых ряской. Но это было будущее, и оно
лежало на другом конце длинного дня, содержащего доски, веревки и пруды.
Будущее может и подождать.
Будущее пришло и прошло -- так слегка жизнь усложнив, как это будущие
всегда делают, впрочем, у мистера Янга была куча других забот, кроме
грязного платья, и он просто запретил Адаму смотреть телевизор, что значило,
что придется смотреть старый черно-белый в спальне.
-- Не понимаю, почему нам нужно запрещать шланг, -- Адам слышал, как
мистер Янг сказал это миссис Янг. -- Я, как и все, плачу налоги. Сад
выглядит, как пустыня Сахара. Удивляюсь, что в пруде вообще осталась вода.
Лично я считаю, что вина в недостатке проверок АЭС. Когда я мальчиком был,
были правильные лета. Все время дождь лил.
Теперь Адам одиноко тяжело шагал по пыльной тропинке. Он это умел. Адам
умел так тяжело шагать, что все правильно думающие люди были оскорблены. Он
не просто своему телу позволял поникать. Он мог тяжело шагать, согнувшись,
сейчас же постановка его плеч показывала боль и смущение кого-то, кому
несправедливо помешали -- а ведь он стремился, себя не жалея, помочь другим
людям.
На кустам висела куча пыли.
-- Да, всем по заслугам воздастся, если ведьмы страну захватят,
заставят всех здоровую пищу есть, не ходить в церковь и голыми танцевать, --
бросил он, пихая ногой камень. Он вынужден был признать, что не звучала
фраза страшно (кроме, пожалуй, слов про здоровую пищу).
-- Спорю, если б нам только дали нормально начать, мы бы нашли сотни
ведьм, -- сказал он сам себе, пиная камень. -- Спорю, старик Торквемада не
был вынужден сдаваться в самом начале только из-за того, что тупая ведьма
платье испачкала.
Пес -- верный слуга -- тяжело шагал следом за Хозяином. Это не
походило, насколько адская гончая вообще чего-то ожидала, похоже на жизнь в
дни перед Армагеддон, но, несмотря на свой дух, псу жизнь эта начинала
нравиться.
Он слышал, как Хозяин сказал:
-- Спорю, даже люди эпохи королевы Виктории людей не заставляли
черно-белый телевизор смотреть.
Форма изменяет природу. У маленьких неряшливых песиков есть
определенные формы поведения, которые на самом деле вожжены в гены. Нельзя
принять форму маленького пса и надеяться остаться тем же, кем был;
определенная присущая мало-псовость начинает проникать в твое Существо.
Один раз он уже погнался за крысой. Это было самое восхитительное
впечатление в его жизни.
-- По заслугам всем воздастся, если страну всю Злые Силы захватят.
"А еще эти коты", -- думал Пес. Он неожиданно напал на соседского
огромного рыжего кота и попытался превратить его в съежившийся студень с
помощью обычного горящего взгляда и глубокого рыка, которые всегда с
проклятыми в прошлом работали. А на этот раз его просто по носу ударили, да
так, что глаза заслезились. Коты, решил Пес, явно гораздо тверже, чем
потерянные души. Он с нетерпением ждал нового кошачьего эксперимента,
который, по его плану, будет состоять из прыжков вокруг и возбужденного на
зверя тявканья. Конечно, странно звучит, но может ведь и сработать.
-- Только уж пусть ко мне не бегут, когда старого Пики превратят в
лягушку, вот так, -- бормотал Адам.
Именно в этот момент он понял две вещи. Во-первых, его мрачные шаги
привели его к Жасминовому Домику. А еще кто-то плакал.
Адама легко было слезами пронять. Он на секунду замешкался, а потом
осторожно заглянул за ограду.
Для Анафемы, сидящей в складном кресле и наполовину использовавшей
пакетик "Клинекса", его появление выглядело восходом маленького,
растрепанного солнца.
Адаму не верилось, что она ведьма. В его душе был очень четкий рисунок
ведьмы. Янги себя ограничили единственным возможным выбором среди лучшего
класса воскресных газет, и потому сотня лет просвещенного оккультизма прошла
мимо Адама. У нее не было крючковатого носа или бородавок, и она была
молода... ну, вполне молода. Для него это было достаточно хорошо.
-- Здрасьте, -- сказал он, распрямляясь.
Она сморкнулась и на него уставилась.
Сейчас следует описать, что глядело за ограду. Позже Анафема сказала,
что она видела что-то вроде не повзрослевшего еще греческого бока. Или,
может, типа иллюстрации к Библии, из тех, на которых ангелы бьют грешников.
Это лицо не принадлежало двадцатому веку. Оно было окаймлено золотыми
кудрями, которые светились. Подходящей было моделью для Микеланджело.
Правда, на его скульптуре вряд ли были бы сношенные теннисные туфли,
протертые джинсы или неряшливую майку, правда.
-- Ты кто? -- спросила она.
-- Адам Янг, -- объяснил Адам. -- Живу чуть ниже по тропинке.
-- А. Да. Я о тебе слышала, -- кивнула Анафема, протирая глаза. Адам
гордо улыбнулся.
-- Миссис Хендерсон сказала, я обязательно должна за тобой следить, --
продолжила она.
-- Меня здесь хорошо знают, -- ответил Адам.
-- Сказала, тебя повесить надо, -- говорила Анафема.
Адам усмехнулся. Дурная слава не так хороша, как знаменитость, но все
же гораздо лучше неизвестности.
-- Она сказала, ты худший из всех Них, -- теперь Анафема была чуть
повеселее. Адам кивнул.
-- Она сказала: "Мисс, Их берегитесь, они просто куча бандюг. Этот
молодой Адам полон духа Старого Адама", -- говорила она.
-- Почему вы плакали? -- спросил Адам прямо.
-- А? А, я просто кое-что потеряла, -- пояснила Анафема. -- Книгу.
-- Если хотите, могу вам помочь в поисках, -- предложил Адами галантно.
-- Я, вообще-то, много про книги знаю. Однажды даже написал книгу. Такую
славную. Про пирата, который был знаменитый детектив. И я картинки рисовал.
-- И тут, мгновенно решив быть щедрым, он добавил:
-- Хотите, могу вам ее отдать. Спорю, она гораздо увлекательнее любой
потерянной. Особенно тот кусок в космическом корабле, когда выходит динозавр
и с ковбоями дерется. Спорю, она вас развеселит, книга моя. Брайана она ух
как развеселила. Сказал, в таком состоянии ни разу не был.
-- Спасибо, я уверена, что твоя книга очень хороша, -- отозвалась она,
навсегда себя делая любимой для Адама. -- Но помощи твоей в поисках моей
книги мне не нужно -- думаю, уже слишком поздно.
Она задумчиво взглянула на Адама.
-- Думаю, ты хорошо округу знаешь? -- спросила она.
-- На мили и мили, -- ответил Адам.
-- Двух людей в большой черной машине не видел? -- поинтересовалась
Анафема.
-- Они ее украли? -- спросил Адам, неожиданно очень заинтересованный.
Поимка шайки международных воров книг будет отличным концом дня -- можно
будет о проблемах забыть.
-- Не совсем. Можно так сказать... В смысле, они не хотели. Они
Поместье искали, но я туда сегодня сходила, никто о них не знает. Был
какой-то несчастный случай или что-то вроде, насколько я поняла.
Она уставилась на Адама. Что-то было странно в нем, но она не могла
понять, что. Просто она чувствовала, что он важен был и нельзя ему позволить
было ускользнуть. Что-то о нем...
-- Как книга-то называлась? -- спросил Адам.
-- "Прелестные и аккуратные пророчества Агнес Безумцер, ведьмы", --
ответила Анафема.
-- "Ведь мы" что?
-- Нет. Ведьма. Как в "Макбете", -- объяснила Анафема.
-- Видел я это, -- кивнул Адам. -- Жизнь этих королей очень была
интересна. Ну-у... И что такое в них прелестное?
-- Это слово раньше значило, ну, безошибочные. Или точные.
Точно что-то странное. Так странная, внутренняя сила. Когда он был
рядом, чувство появлялось, что все остальное, даже пейзаж, это просто его
фон.
Она здесь месяц была. Кроме миссис Хендерсон, которая теоретически
следила за колледжем и, наверное, ее вещи проглядывала, когда был малейший
шанс, она более, чем дюжиной слов, ни с кем не обменялась. Она позволила им
думать, что она была художником. Художники такие деревенские местности
любили.
Вообще, здесь было красиво. Рядом с деревней так просто превосходно.
Если бы Тернер и Лэндсиэр встретили в пабе Сэмюэля Палмера и все нарисовали,
а потом Стаббсу бы дали лошадей дорисовать, лучше бы не было.
И это было грустно, ведь именно здесь все это произойдет По крайней
мере, по Агнес. По книге, которую она, Анафема, себе позволила потерять.
Конечно, у нее были карточки, но это было не то.
Если бы Анафема полностью контролировала свое сознание -- а рядом с
Адамом никто не мог полностью его контролировать -- она бы заметила, что
когда она пыталась о нем глубже, чем поверхностно, подумать, мысли ее
соскальзывали, как утка с воды.
-- Жуть! -- воскликнул Адам, который старательно обдумывал, что может
быть в книге прелестных и аккуратных пророчеств. -- Говорит, наверное, кто
Чемпионат Страны выиграет?
-- Нет, -- покачала Анафема головой.
-- Космические корабли в ней есть?
-- Мало, -- откликнулась Анафема.
-- Роботы?
-- Нет, извини уж.
-- Тогда мне она очень уж прелестной не кажется, -- бросил Адам. -- Не
вижу, что это за будущее такое, если нет ни роботов, ни космических
кораблей.
"Примерно три дня, -- подумала Анафема хмуро. -- Вот что это за
будущее".
-- Лимонада хочешь? -- спросила она.
Адам замешкался. Потом он решил взять быка за рога.
-- Слушайте, извините, что спрашиваю; если это не личное, конечно, --
вы ведьма?
Анафема сузила глаза. Вот тебе и любопытная миссис Хендерсон.
-- Можно сказать и так, -- ответила она. -- Вообще-то я оккультист.
-- А. Ладно. Тогда все нормально, -- улыбнулся разом повеселевший Адам.
Она оглядела его с ног до головы.
-- Ты ведь знаешь, кто такие оккультисты? -- спросила она.
-- О, конечно, -- ответил Адам доверительно.
-- Ну, рада, что ты теперь счастливее, -- вздохнула Анафема. -- Заходи.
Мне и самой стоит глотнуть. И... Адам Янг?
-- Да?
-- Ты думал "Все с моими глазами нормально, их не надо осматривать",
верно?
-- Кто, я? -- виновато отозвался Адам.
С Псом возникла проблема. Он не хотел заходить в домик. Съежился на
пороге и рычал.
-- Пошли, глупый ты пес, -- убеждал его Адам. -- Это всего лишь старый
Жасминовый Домик. -- Он смущенно взглянул на Анафему. -- Обычно он все
делает, что я велю, не мешкает.
-- Можешь его в саду оставить, -- предложила Анафема.
-- Нет, -- покачал головой Адам. -- Должен команды выполнять. Я в
книжке это вычитал. Дрессировка важна очень. Каждого пса выдрессировать
можно, так там говорилось. Мой отец сказал, я смогу его у себя оставить,
только ст'рательно выдрессировав. Ну, Пес. Иди внутрь.
Пес заскулил и умоляюще на него взглянул. Его хвост-огрызок раз или два
стукнул по полу.
Голос его Хозяина.
Весьма и весьма неохотно, словно продираясь сквозь ураган, он прокрался
в дверь.
-- Вот, -- гордо проговорил Адам. -- Хороший мальчик.
И еще немного Ада сгорело...
Анафема закрыла дверь.
Над дверью Жасминового Домика всегда висела подхода, еще со времен
первого его жильца, века назад; тогда бушевала Черная Смерть, и он решил,
что пригодится вся возможная защита.
Она была ржава и наполовину покрыта краской веков. Так что ни Анафема,
ни Адам на нее не глянули и не заметили, как она охлаждается и выходит из
состояния белизны от жара.
Какао Азирафаила заледенело.
Единственными звуками в комнате были периодические переворачивания
страниц.
Время от времени раздавался стук в дверь, когда ожидаемые посетители
соседних "Интимных Книг" ошибались дверью. Ангел на него не обращал
внимания.
Изредка он почти что ругался.
Анафема так и не устроилась удобно в домике. Большинство ее орудий
лежало в куче на столе. Выглядели они интересны. На самом деле, так
выглядели, словно жрец вуду только что поуправлял магазином научных
инструментов.
-- Блестяще! -- воскликнул Адам, в них тыкая пальцем. -- А это что за
штука с тремя ножками?
-- Это теодолит, -- пояснила Анафема из кухни. -- Для нахождения
силовых линий.
-- А это что тогда такое? -- поинтересовался Адам.
Она ему рассказала.
-- Ну и ну, -- изумился он. -- Правда?
-- Да?
-- Всюду-всюду?
-- Да.
-- Я их не видел никогда. Удивительно, всюду вокруг эти невидимые линии
силы, а я их не вижу.
Адам редко слушал, но он провел самые захватывающие двадцать минут в
жизни, по крайней мере в жизни в тот день. Никто в доме Янгов не касался
дерева и не бросал через плечо соль. Единственным кивком в сторону
сверхъестественного было не особо и старательное притворство, когда Адам был
помоложе, что Санта Клаус спускается по дымоходу [Если бы Адам в тот период
полностью владел своими силами, Рождество Янгов было бы расстроено
обнаружением мертвого толстяка в их трубе центрального отопления. Прим.
авт.].
Его не пускали на что-либо более оккультное, чем Праздник Сбора Урожая.
Ее слова втекали в его сознание, как вода на кипу промокательной бумаги.
Пес лежал под столом и рычал. Он начал серьезно в себе сомневаться.
Анафема не только в силовые линии верила, также в тюленей, китов,
велосипеды, тропические леса, целые зерна в буханках хлеба, переработанную
бумагу, белых южноафриканцев из Южной Африки и американцев отовсюду до Лонг
Айленда (его включая). То, во что она верила, она никак не сортировала. Все
ее веры были сварены в одну огромную, общую веру, по сравнению с которой
вера Жанны Д'Арк была слабой-слабой... На любой шкале сдвигания гор она
сдвинула бы по крайней мере пол-альпа [Следует отметить, что большинство
людей с трудом могут поднять 0.3 альпа (30 центриальпов). А шкала веры в
вещи Адама простиралась от двух до 15640 Эверестов. Прим. авт.].
Адам ни разу до сих пор не слышал слова "окружающая среда".
Южноамериканские тропические леса были для Адама закрытой книгой, и она даже
не была сделана из бумаги из вторсырья.
Единственный раз он ее прервал -- чтобы согласиться с ее взглядом на
ядерную энергию:
-- Был я как-то на АЭС. Так скучно было. Никакого не было зеленого
дыма, и никаких не было труб с клокочущей зеленой жидкостью. Не должны
разрешать такое -- никакой клокочущей жидкости, когда люди столько прошли,
чтобы ее увидеть, только куча народа вокруг стоит -- так даже без
скафандров.
-- Все это клокотание происходит, когда посетители домой уходят, --
вздохнула Анафема мрачно.
-- Ну, -- отозвался Адам.
-- Надо их немедленно убрать.
-- Да, за то, что ничего не клокочет, по заслугам получат, -- кивнул
Адам.
Анафема кивнула. Она все еще пыталась понять, что с Адамом не так, и
вот поняла.
У него не было ауры.
Она была экспертом по аурам -- одним из лучших. Если она глаза
хорошенько напрягала, могла их видеть. Они выглядели как слабое свечение
вокруг человеческих голов, и -- согласно прочитанной ей книге -- их цвет
рассказывал ей о здоровье людей и общем им благополучии. Они были у всех. У
людей средних, закрытых они были плохо видимым, дрожащим контуром, а у людей
творческих, расширяющихся она могла на несколько дюймов простираться от
тела.
Она никогда не слышала о ком-то, у кого ауры не было, но у Адама она ее
не видела. При этом он выглядел веселым энтузиастом, таким же
уравновешенным, как гироскоп.
"Может, я просто устала", -- подумала она.
А вообще, ей было приятно получить такого чудесного студента, она была
так удовлетворена, что даже дала ему на время несколько номеров "Нового
Акварийского Сборника", маленького журнальчика, редактируемого ее другом.
Он изменил жизнь Адама -- по крайней мере, на тот день.
Он рано лег в постель, изумив родителей, и потом больше, чем до
полуночи, лежал под одеялами с фонарем, журналами и пакетиком лимонных
леденцов. Время от времени из его яростно жующего рта вырывалось
"Блестяще!".
Когда батарейки отработали свое, он выбрался в темную комнату и лег,
положив голову на руки и, очевидно, глядя на отряд истребителей "X-Wing"™,
свисающих с потолка. Они легонько покачивались от ночного ветерка.
Но на самом деле Адам на них не глядел. Вместо этого он уставился в
ярко освещенную. панораму своего воображения, которая вертелась, как
ярмарочная площадка.
Это не тетя Венслидэйла и винный стакан. Этот сорт оккультности был
гораздо интереснее,
И потом, Анафема ему нравилась. Конечно, она была очень старой, но
когда ему кто-то нравился, он стремился их сделать счастливыми.
Он задумался, как осчастливить Анафему.
Ранее думали, что мир менялся из-за вещей вроде больших бомб,
маньяков-политиков, сильных землетрясений или громадных передвижений
населения, но теперь поняли, что это очень старомодный взгляд, которого
придерживаются лишь люди, совершенно не разбирающиеся в современной мысли.
Вещи, которые действительно меняют мир, это -- по теории Хаоса -- крошечные
вещи. Бабочка взмахивает крыльями в лесу на Амазонке, и вслед за этим буря
опустошает половину Европы.
Где-то в голове спящего Адама появилась бабочка.
Анафема, может быть, поняли бы все (а может быть, и нет), если бы ей
было позволено понять совершенно очевидную причину, из-за которой она не
могла видеть ауру Адама.
По этой же причине люди на Трафальгарской площади не могут видеть
Англию.
Сработал сигнал тревоги.
Конечно, нет ничего особенного в том, что в комнате управления АЭС
сработал сигнал тревоги. Это постоянно происходит. Это потому, что столько
циферблатов и счетчиков, что кое-что важное не заметят, если оно хотя бы не
попискивает.
А Ответственным за Смену Инженером должен работать крепкий, способный,
устойчивый человек, такой, который в случае несчастного случая в автопарк не
поспешит. Такой человек, на самом деле, который вроде бы трубку курит, даже
когда не курит.
Было 3 ночи в комнате управления электростанции "Точка Поворота",
обычно это славное тихое время, когда делать нечего -- заполняешь себе
журнал, слушаешь далекий рев турбин.
До нынешнего момента.
Хорэс Гэндер взглянул на мигающие красные огни. Потом на некоторые
циферблаты. Потом на лица других работников. Потом поднял глаза на большой
циферблат в дальнем конце комнате. Четыреста двадцать почти безопасный и
практически дешевых мегаватт покидали станцию. Судя по другим циферблатам,
их просто не вырабатывали.
Он не сказал "Это странно". Он не сказал бы "Это странно", если бы мимо
на велосипедах проехало стадо овец, играя на скрипках. Такого никогда не
говорит ответственный инженер.
А сказал он вот что:
-- Элф, позвони-ка заведующему.
Прошли три очень набитых часа. Они включали в себя кучу телефонных
звонков, телексов и факсов. Двадцать семь человек были быстро подняты из
кроватей один за другим, а они подняли еще пятьдесят трех, потому что когда
человека в панике поднимают с постели в четыре утра, он хочет знать одно --
что он не один.
И потом, нужна куча разрешений, прежде чем позволят отвинтить крышку
ядерного реактора и заглянуть внутрь.
Они их получили. Отвинтили крышку. Глянули внутрь.
Хорэс Гэндер произнес:
-- Должна быть у этого разумное объяснение. Пятьсот тонн урана не могут
так просто встать и уйти прочь.
Счетчик в его руке должен был орать. Вместо этого, он время от времени
без всякого энтузиазма тикал.
Там, где должен был быть реактор, была пустота. Можно было бы там
славно сыграть в сквош. Прямо посередине, одинокий в центре яркого холодного
поля, лежал лимонный леденец.
Снаружи, в пещероподобном турбинном зале ревели машины.
И, за сто миль оттуда, Адам Янг перевернулся во сне.
Вран Соболль, тощий, изящный, бородатый и одетый во все черное, сидел
на заднем сидение своего черного лимузина с тонкими, изящными очертаниями,
говоря по своему черному телефону с изящными очертаниями со своей базой на
Западном Побережье.
-- Как дела? -- спросил он.
-- Здорово, шеф, -- отозвался главный по продажам. -- Завтра завтрак
устраиваю с покупателями из всех ведущих сетей супермаркетов. Никаких
проблем. Через месяц во всех магазинах будут БЛЮДА™.
-- Отличная работа, Ник.
-- Нет проблем. Нет проблем. Нас поддерживает знание, что наш глава --
ты, Вранни. Ты -- отличный лидер, парень. Когда надо улучшить настроение, я
о тебе думаю -- всегда помогает.
-- Спасибо, -- ответил на это Соболль и прервал связь.
Он особенно гордился Блюдами™.
Корпорация "Новое пищеварение" начинала одиннадцать лет назад с малого.
Небольшая команда ученых, изучающих пищу, огромные команда по продажам и
персонал по связям с общественностью, а также стильным логотипом.
После двух лет вложений в компанию исследователи создали ЕДУ™. ЕДА™
включала в себя спряденные, переплетенные, сотканные молекулы протеинов,
прикрытые и закодированные, аккуратно созданные так, что их проигнорируют
даже самые изголодавшиеся энзимы пищеварительного тракта; подслащиватели без
калорий; вместо растительных масел -- минеральные; волокнистые материи,
красители и приправы. Конечным результатом было блюдо, почти неотличимое от
любого другого -- отличались лишь две вещи. Во-первых, цена, которая была
чуть выше, а во-вторых, содержание питательных веществ -- примерное равное
их содержанию в плеере "Сони Уокмэн". Не важно, сколько съедал -- вес терял
[И волосы. И кожный тонус. И, если ел достаточно этой пищи достаточно долго,
признаки жизни. Прим. авт.].
Толстяки покупали. Тощие, не желавшие потолстеть, покупали. ЕДА™ была
лучше диетой -- аккуратно спряденная, сотканная, построенная и сколоченная
так, чтобы разъединять все, от картошки до оленины, хотя лучше всего
распродавалась курятина.
Соболль сидел и смотрел, как стекаются деньги. Он смотрел, как ЕДА™
постепенно заполняет экологическую нишу, ранее заполненную старой, не
запатентованной едой.
За ЕДОЙ™ он выпустил ЗАКУСКИ™ -- мусорную пищу из настоящего мусора.
БЛЮДА™ были последним изобретением Соболля
БЛЮДА™ были ЕДОЙ™ с добавленным сахаром и жиром. Теоретически, съев
достаточно БЛЮД™, человек: а) станет очень толстым, и б) умрет от
недоедания.
Парадокс Соболля восхищал.
Сейчас БЛЮДА™ проверяли по всей Америке. Пиццевые БЛЮДА, рыбные БЛЮДА,
Сычуаньские БЛЮДА, БЛЮДА из долговечного риса . Даже гамбергурные БЛЮДА.
Лимузин Соболля был припаркован на стоянке "Бургер Лорда" в Дес
Мойнесе, Айова -- полностью принадлежащее его организации заведение быстрой
пищи. Это здесь они последние шесть месяцев проверяли гамбургерные БЛЮДА. Он
хотел узнал, какие они получали результаты.
Он наклонился вперед, постучал по стеклянной перегородке, за которой
был шофер. Тот нажал кнопку, и стекло отъехало в сторону.
-- Сэр?
-- Я пойду взгляну на нашу операцию, Марлон. Десять минут займет. Потом
обратно в Л. А.
-- Сэр.
Соболль прошел в "Бургер Лорда". Тот был в точности таким же, как любой
другой "Бургер Лорд" в Америке [Но не таким же, как любой другой "Бургер
Лорд" в мире. Германские "Бургер Лорды", к примеру, продавали вместо пива из
корней немецкое, а английские "Бургер Лорды" ухитрялись выделить достоинства
американских заведений быстрой пищи (например, скорость доставки пищи) и
аккуратно их убрать; ваша пища прибывала через полчаса, была комнатной
температуры, и гамбургер от булочки можно было отделить лишь по засунутому
между ними лоскуту теплого салата. Через двадцать пять минут после прибытия
во Францию разведчики-продавцы "Бургер Лорда" были застрелены. Прим. авт.].
МакЛорди Клоун плясал в Детском Уголке. У всей обслуги были одинаковые
сияющие улыбки, не достигающие глаз. А за стойкой круглолицый, среднего
возраста человек в униформе "Бургер Лорда" нашлепывал гамбургеры на
сковороду, тихо посвистывая, счастливый от работы.
Соболль подошел к стойке.
-- Здравствуйте-меня-зовут-Мэри, -- бросила девушка за стойкой. --
Чем-могу-помочь?
-- Двойной бластер (Громовой Большой Пистолет), больше жареного,
горчицы не надо.
-- Чего-нибудь-попить?
-- Специальный толстый взбитый шокобанановый .коктейль.
Она нажала маленькие квадраты-пиктограммки на своей кассе. (Больше не
надо было быть грамотным, чтобы в ресторане работать. Вот улыбаться было
нужно). Потом она повернулась к круглолицему человеку за стойкой.
-- ДБ(ГБП), БЖ, никакой горчицы, -- произнесла она. -- Шоко-коктейль.
-- Ухннххух, -- отозвался повар мелодично. Он рассортировал еду в
маленькие бумажные вместилища, останавливаясь лишь для того, чтобы счистить
с глаз седеющий локон.
-- Пр'шу вас, -- произнес он.
Она их взяла, на него не глядя, и он радостно вернулся к сковородке,
тихо напивая.
-- Лююююби меня нежно, люююююби меня долго, нииикогда не отпускай...
Мурлыканье мужчины, заметил Соболль, сталкивалось с фоновой музыкой
"Бургер Лорда", жестяной, повторяющейся, записанной на магнитофон песенкой
-- рекламой "Бургер Лорда", и он твердо решил, что его надо уволить.
Здравствуйте-меня-зовут-Мэри дала Соболлю его БЛЮДО™ и пожелала
приятного дня.
Он нашел маленький пластиковый столик, сел в пластиковый стул и
осмотрел свою еду.
Искусственный хлебец. Искусственный гамбургер. Жареное, и не видевшее
никогда картошки. Бесплодные соусы. Даже (это Соболлю особенно понравилось)
искусственный ломтик соленого огурца с укропом. Молочный коктейль он и
осматривать не стал. Ничего оно питательного не содержало, впрочем, как и у
продаваемых его конкурентами.
Всюду вокруг него люди ели свою не-пищу -- если и не с ясно видным
удовольствием, то и не с большим отвращением, чем ожидаешь в гамбургерных
сетях по всей планете.
Он встал, принес свой поднос к хранилищу "ПОЖАЛУЙСТА, АККУРАТНО
ИЗБАВЛЯЙТЕСЬ ОТ СВОИХ ОТБРОСОВ", и все туда бросил. Если б вы ему сказали,
что в Африке детишки голодают, он был бы польщен, что вы заметили.
Его дернули за рукав.
-- Человек по имени Соболль? -- спросил маленький, носящий очки человек
в кепке "Международного Экспресса", держащий в руках коричневую посылку из
бумаги.
Соболль кивнул.
-- Так и думал. Огляделся, подумал, высокий человек с бородой,
прелестный костюм, не может их быть много. Для вас посылка, сэр.
Соболль за нее расписался, настоящим именем -- одно слово, пять букв.
На "колото" похоже звучит.
-- Благодарю вас, сэр, -- произнес человек из доставки. И остановился.
-- Эй, -- сказал ой. -- Этот парень за прилавком. Он вам не напоминает
кого-то?
-- Нет, -- отозвался Соболль. Он дал человеку чаевые -- пять долларов
-- и открыл посылку..
Внутри была пара маленьких медных весов.
Соболль улыбнулся. Улыбка была тонкой, и почти сразу исчезла.
-- Наконец-то, -- произнес он. Он сунул весы в карман, не заметив, что
сделалось с холеной линией его черного костюма, и вернулся к лимузину.
-- Обратно в офис? -- спросил шофер.
-- В аэропорт, -- покачал Соболль головой. -- И позвони туда. Мне билет
нужен до Англии.
-- Да, сэр. Билет в Англию и обратно.
Соболль потрогал весы в кармане.
-- В одну сторону, -- поправил он. -- Обратно сам доберусь. Да, позвони
от моего имени в офис, все встречи отмени.
-- На какое время, сэр?
-- Все предвидимое будущее.
А в "Бургер Лорде", за стойкой, крепкий человек со свисающим на глаза
локоном положил на сковородку еще шесть гамбургеров. Он был счастливейшим во
всем мире и он пел, очень тихо.
-- Т' кролика ни разу не поймал, -- напевал он сам себе, -- и т' мне не
друг.
Они с интересом слушали. От легкой мороси почти не скрывали старые
листы железа да протертые куски материи, которые накрывали их место сборов в
карьере, а когда шел дождь, они всегда ожидали, что Адам придумает, что
делать. Они не разочаровались. Глаза Адама сверкали -- было знание
невероятно приятно.
Когда он лег спать под кипой "Новых Акварийских", уже было три утра.
-- И еще был этот мужик по имени Чарльз Форт, -- говорил он. -- Мог
устроить дождь из рыб, лягушек и других штук.
-- Ух ты, -- поразилась Пеппер. -- Невероятно. Из живых лягушек?
-- О, да, -- отозвался Адам, наполняясь энтузиазмом. -- Прыгали прям,
квакали и все такое. Ему люди кучу денег заплатили, чтоб ушел, в конце
концов, и, и... -- Он напряг мозги, стараясь что-то придумать, что
слушателей удовлетворить; он, для Адама, очень много прочел за раз. -- ... И
он уплыл в "Марии Целесте" и нашел Бермудский Треугольник. Это в Бермудах,
-- пояснил он.
-- Нет, этого он не мог сделать, -- возразил Венслидэйл резко, -- я
читал про "Марию Целесту", никого не было на ней. Она потому и знаменита.
Они ее нашли плавающей самой по себе, никого на ней не было.
-- Я не сказал, что он на ней был, когда ее нашли, разве не так? --
ответил Адам язвительно. -- Конечно, его на ней не было. НЛО ведь
приземлилось, его увезло. Я думал, что все об этом знают.
Они несколько расслабились. НЛО для них попривычней были. О НЛО Нового
Века они пока еще не сложили определенного мнения; они вежливо послушали
рассказ про них Адама, но как-то не хватало современным НЛО силы.
-- Если б я была пришельцем, -- высказала их общее мнение Пеппер, -- я
б не стала всем говорить про мистическую космическую гармонию. Я бы сказала,
-- и голос ее стал хриплым и гнусавым, словно у человека, лицо которого
накрыто зловещей черной маской, -- "Это лажерный блаштер, пошему то будешь
делать, что шкажу, швинья-повштанец".
Все кивнули. Любимая игра в карьере была основана на очень удачной
серии фильмов с лазерами, роботами и принцессой с прической прям как стерео
наушники™. (Без звука пришли к соглашению, что если кто и будет играть роль
идиотской принцессы, то будет это не Пеппер.) Но обычно игра заканчивалось
дракой за звание того, кто позволялось носить ведро для угля™ и взрывать
планеты. Лучше всех эту роль играл Адам -- когда он был злодеем, его голос
звучал так, словно он и правда может мир взорвать. Ну а Они были душой на
стороне уничтожителей планет, при условии, что им в то же время и принцесс
спасать разрешать.
-- Думаю, такими они были, -- произнес Адам задумчиво. -- Но теперь все
по-другому. У них у всех яркий такой голубой огонь вокруг, и они всюду
хорошее делают. Типа галактических полицейских -- всем всюду говорят жить во
всеобщей гармонии и такие штуки.
Последовали секундное молчание -- это они обдумывали эту растрату
совершенно хороших НЛО.
-- Что меня всегда удивляло, -- заметил Брайан, -- почему их НЛО
называют, когда известно, что они летающие тарелки. В смысле, тогда ж они
Опознанные Летающие Объекты.
-- Это потому, что правительство все скрывает, -- пояснил Адам. --
Постоянно миллионы летающих тарелок садятся, а правительство все скрывает.
-- Почему? -- поинтересовался Венслидэйл.
Адам запнулся. Его чтение не предоставило для этого никакого
объяснения; "Новый Водяной" просто считал, что и он, и его читатели верят, и
это в основе веры, что правительство все скрывает.
-- Потому, что они правительство, -- просто пояснил Адам. --
Правительства всегда так делают. У них есть в Лондоне огромное здание,
полное книг о всех вещах, ими скрытых. Когда премьер-министр утром на работу
приходит, он первым делом проглядывает большой список всего, что ночью
произошло, и на них большую красную печать налагает.
-- Спорю, он сначала чашку чая выпивает, а потом газету читает, --
заметил Венслидэйл, который как-то на выходных неожиданно зашел в офис отца
-- незабвенный случай -- и составил определенное впечатление. -- И говорит о
том, что по ТВ показывали прошлой ночью.
-- Ну, вадно, но после этого он достает книгу и большую красную печать.
-- С надписью "Это Скрыть", -- кивнула Пеппер.
-- "Совершенно Секретно", -- отозвался Адам, обижаясь на этот акт
оппозиционного творчества. -- Это как атомные электростанции. Они все время
взрываются, но никто об этом не знает -- правительство все скрывает.
-- Они вовсе не все время взрываются, -- возразил Венслидэйл резко. --
Мой отец говорит, что они безопасны, как крапива, и означают, что нам не
приходится жить в теплице. Да и потом, картинка, одну изображающая, есть в
моем комиксе [Этот самый комикс Венслидэйла был работой из 94 частей -- по
одной в неделю выходило -- под названием "Чудеса природы и науки". У него
были все уже вышедшие части, и он попросил на день рождения подарить набор
переплетчиков. Недельное чтение Брайана было чем угодно с кучей
восклицательных знаков в название, типа "ВжжииКК!!" или "Бамм!!". Так же
обстояло дело и с Пеппер, и даже под самой изысканной пыткой она бы не
призналась, что также покупает "Стукнуло семнадцать" в простых обложках.
Адам никогда комиксов не читал. Не уживались они с вещами, которые он в
голове сделать мог. Прим. авт.], ничего о ее взрыве там не сказано.
-- Да, -- кивнул Брайан, -- ты мне давал потом этот комикс, знаю я, что
это за картинка.
Венслидэйл запнулся, а потом сказал голосом, тяжелым от с трудом
удерживаемого терпения:
-- Брайан, только потому, что там сказано Рваная Диаграмма...
Последовала обычная короткая потасовка.
-- Слушайте, -- резко проговорил Адам, -- вы хотите про Новый
Акварийский Век узнать или нет?
Схватка, никогда среди Их группы серьезной не бывавшая, прекратилась.
-- Отлично, -- улыбнулся Адам. Он почесал голову. -- Ну вот, я из-за
вас забыл, что сказать хотел, -- пожаловался он.
-- Летающие тарелки, -- подсказал Брайан.
-- Точно. Точно. Ну, если случится увидеть летящее НЛО, люди из
правительства приезжают и тебя бранят, -- заговорил Адам, вновь набирая
скорость. -- В большой черной машине. В Америке постоянно происходит.
Они рассудительно кивнули. Вот уж в этом они не сомневались. Америка
была для них местом, куда хорошие люди попадают после смерти. Они были
готовы поверить почти всему, если сказать, что происходит это в Америке.
-- Наверное, пробки вызывают, -- заметил Адам, -- все эти люди в
больших черных машинах, всюду ездящие и людей бранящие. Говорят, если ты их
и дальше видеть будешь, случится Неприятный Несчастный Случай.
-- Наверное, тебя переедет большая черная машина, -- кивнул Брайан,
ковыряя паршу на грязной коленке. Он просветлел. -- Знаете, -- произнес он,
-- мой двоюродный брат рассказывал, что в Америке есть магазины, продающие
тридцать девять разных видов мороженого -- у каждого свой вкус?
Это даже Адама замолчать заставило, ненадолго.
-- Нет тридцати девяти разного вкуса видов мороженого, -- выдохнула
Пеппер. -- Нет тридцать девяти во всем мире.
-- Если их смешивать, можно набрать, -- ответил Венслидэйл, по-совиному
мигая. -- Знаете. Клубника и шоколад. Шоколад и ваниль. -- Он попытался
припомнить еще английские виды. -- Клубника и ваниль и шоколад, -- закончил
он неубедительно.
-- А еще Атлантида, -- громко произнес Адам.
Этим он их заинтересовал. Атлантида им нравилась. Они обожали города,
затонувшие в море. Они с интересом слушали беспорядочный рассказ о
пирамидах, странных священниках и древних секретах.
-- Это неожиданно произошло или медленно? -- спросил Брайан.
-- Так неожиданно и медленно, -- ответил Адам, -- потому что куча их
уплыла в лодках в другие страны, жителей математике, английскому, истории и
другим штукам научила.
-- Не понимаю, что в этом такого великолепного, -- буркнула Пеппер.
-- Наверное, славно было, когда она тонула, -- проговорил Брайан,
вспомнив один случай, когда Нижний Тадфилд затопило. Люди в лодках газеты и
молоко доставляют, в школу не надо ходить.
-- Если бы я был атлантом, я бы остался, -- заявил Венслидэйл. Эти
слова встретили презрительным смехом, но он настаивал. -- Просто маску надо
надеть было, и все. Все окна заколотить, дома воздухом наполнить. Здорово
было бы.
Адам встретил это высказывание холодным взглядом, которым он всегда
награждал кого-то из Них, кто придумывал что-то, что он очень хотел выдумать
первым.
-- Это могло быть сделано, -- уступил он как-то слабо. -- После того,
как они всех учителей услали на лодках. Может, все остальные остались, когда
она потонула.
-- Мыться не пришлось бы, -- высказался Брайан, родители которого
заставляли его мыться гораздо чаще, чем, по его мнению, было для здоровья
полезно. Не то чтобы это помогало. Грязь не желала с Брайана исчезать --
въевшаяся была. -- Все же чистое будет. И, и, можно будет водоросли в садах
выращивать и акул стрелять. И домашних иметь осьминогов и такие штуки. И
школ не будет, и таких штук, -- избавились от всех учителей.
-- Они все еще там, внизу, могут быть, -- заметила Пеппер.
Они задумались об атлантах, одетых в стекающие с фигур мистические
мантии и шары вроде тех, в каких золотые рыбки живут, наслаждающихся жизнью
под несущимися океанскими волнами.
-- Ух, -- произнесла Пеппер, просуммировав их чувства.
-- Что теперь будем делать? -- спросил Брайан. -- Вроде бы тучи
разошлись.
В конце концов они сыграли в Чарльз Форт Открывает Вещи. Игра эта
состояла из одного из Них, ходящего с древними остатками зонтика, в то время
как остальные устраивали над ним дождь из лягушек, или, вернее, лягушки. Они
только одну смогли найти в пруду. Это была старая лягушка, давно Их знающая
и терпящая их интерес, считая его ценой, выплачиваемой ха пруд, свободный от
шотландских куропаток и щук. Она добродушно вещи терпели какое-то время,
после чего упрыгивала в секретное и пока-еще-не-открытое убежище в старой
трубе.
Потом они сходили домой на второй завтрак.
Адам был очень доволен утренней работой. Он всегда знал, что мир --
интересное место, и его воображение населило его пиратами, бандитами,
шпионами, астронавтами и подобными вещами. Но у него также было мучавшее его
подозрение, что они, вообще-то, если разобраться, всего лишь вещи из книг и
уже и не существуют по-настоящему больше.
А эти штуки Водяного Века были по-настоящему настоящими. Взрослые
писали про них кучу книг ("Новый Акварийский" полон был их рекламы), и
снежные люди, люди-моль, Йети и суррейские пумы по-настоящему существовали.
Если бы у Кортеса, на вершине его в Дариэне, были б ноги сырыми слегка от
попыток лягушек поймать, он бы чувствовал себя так же, как в тот момент
Адам.
Мир был ярким, странным, и он был в его середине.
Он проглотил свой второй завтрак и уединился в своей комнате. Было там
еще немного непрочитанных "Новых Акварийских".
Какао превратилось в застывшую коричневую грязь, наполовину заполняющую
чашку.
Определенные люди сотни лет провели, стараясь смысл найти в
пророчествах Агнес Безумцер. В целом они были очень умны. Анафема Приббор,
которая была настолько близка к Агнес, насколько позволяет генный дрейф,
была лучшей из всех. Но ангелами из них никто не был.
Многие люди, встречая в первый раз Азирафаила, составляли три
впечатления: что он был англичанином, умницей -- и при этом был голубее
июльского неба. Два из трех были ошибочны: Небо не в Англии, что бы
некоторые поэты не думали, и ангелы живут без секса -- если очень не
постараются.. Но он был умен. И ум его был ангельским, который не особо
сильнее человеческого, но гораздо шире и имеет преимущество практики в
тысячелетия.
Азирафаил был первым в истории ангелом, имеющим компьютер. Компьютер
этот был дешевый, медленный, пластиковый, постоянно объявляемый идеальным
для бизнесмена с маленьким бизнесом. Азирафаил его религиозно использовал
для составления своих отчетов, которые были настолько добросовестными и
аккуратными, что налоговые полицейские с ним пять раз разбирались, истово
веря, что он хотел скрыть какое-то убийство, чтобы избежать неприятных
последстый.
Но эти, другие расчеты были из тех, какие не один компьютер не сделает.
Иногда он что-то черкал на листе бумаги, лежавшем сбоку. Он был покрыт
символами, которые поняли бы лишь восемь других жителей мира; двое из них
получили Нобелевские премии, а один из других шести много брызгал слюной, и
ему не давали ничего острого из-за того, что он с ним сделать может.
Анафема съела на ленч суп из мисо [Паста, сделанная из соевых зерен, а
также ячменя -- или риса; используется в японской кулинарии. Прим. перев.] и
засела над своими картами. Без всякого сомнения, местность вокруг Тадфилда
была богата на силовые линии, даже знаменитый Преп. Уоткинс некоторые
опознал. Но если она не была абсолютно неправа, они начали менять положение.
Она провела недели, меряя в окрестностях Тадфилда, и теперь Официальная
Исследовательская Карта была покрыта точками и стрелками.
Какое-то время она на них глядела. Потом взяла ручку с чувствительным
верхним концом и , время от времени заглядывая в свою записную книжку, стала
все соединять.
Радио было включено. Она, на самом деле, и не слушала. Так что довольно
много главных новостей проскользнули мимо ее невнимательных ушей, и
прислушалась она, лишь когда пара ключевых слов просочилась в ее сознание.
Кто-то, называемый Представитель, судя по голосу, был близок к
истерике.
-- ...опасность для служащих или публики, -- говорил он.
-- А сколько точно исчезло ядерного материала? -- спросил интервьюер.
Последовала пауза.
-- Мы бы не сказали "исчезло", -- ответил представитель. -- Не исчезло.
Временно не на месте.
-- То есть он где-то на территории?
-- Мы точно не можем представить, что его оттуда унесли, -- отозвался
представитель.
-- А террористстическую активность вы, конечно, рассматривали?
Последовала еще одна пауза. Затем представитель проговорил тихим
голосом человека, с которого хватит, который после этого собирается уйти со
своего места и где-нибудь растить кур:
-- Да, нам нужно, я полагаю. Все, что нам надо сделать, это найти
террористов, способных из его контейнера целый ядерный реактор вытащить,
когда он работает, да так, чтоб не заметил никто. Он весит около тысячи
тонн, а высота его -- сорок тонн. Так что это очень сильные террористы.
Может, вы им позвоните, сэр, зададите им вопросы так высокомерно, обвиняюще,
как вы всегда делаете.
-- Но вы же сказали, что электростанция вырабатывает электричество, --
выдохнул интервьюер.
-- Это так.
-- Как же это может происходить, если нет на ней ни одного реактора?
Даже по радио видна была сумасшедшая ухмылка представителя. Видна была
его ручка, занесенная над колонкой "Фермы на Продажу" в "Мире Живности".
-- Мы не знаем, -- проговорил он. -- Мы надеялись, что у вас -- умных
парней с Би-би-си -- есть идея.
Анафема взглянула вниз, на свою карту.
То, что она рисовала, выглядело как галактика, или резьба на наилучших
кельтских монолитах.
Силовые линии смещались. Они формировали спираль.
Центром ее был -- приблизительно, если учесть возможность ошибки, но
все равно был -- Нижний Тадфилд.
За несколько тысяч миль от дома Анафемы, почти в тот же момент, когда
Анафема уставилась на свои спирали, развлекательный крейсер "Морбилли" был
на земле -- в трехстах фатомах воды.
Для Капитана Винсента, это была всего лишь еще одна проблема. К
примеру, он знал, что должен связаться с владельцами, но он никогда не знал,
кто в этот день -- или в этот час, в этом компьютеризированном мире, --
является, собственно, владельцем.
Компьютеры, вот проклятая проблема. Корабельные бумаги были
компьютеризированы, и в миллисекунды он мог переключиться на наиболее сейчас
выгодный, удобный вид работы. Так же была компьютеризирована и навигация,
постоянно данные о местоположении обновляющая по спутникам. Капитан Винсент
терпеливо объяснил владельцам, кто бы они ни были, что несколько сотен
квадратных метров стального покрытия и бочонок заклепок будет лучшим
вложением средств, и был проинформирован, что его рекомендация не
соответствует нынешним предсказаниям изменения цен/прибыли.
Капитан Винсент сильно подозревал, что, несмотря на всю электронику,
корабль больше стоил потонувшим, чем плавающим, и на дне человеческой памяти
останется наиболее безошибочно точным крушением в естественной истории.
Следовательно, это также значило, что у его мертвого тела цена была
больше, чем у живого.
Он сидел за своим столом, тихо листая "Международные Морские Шифры",
шесть сотен страниц которых содержали краткие, но полные сообщения,
выдуманные, чтобы можно было передать новости о любом возможном морском
происшествии в мире с минимальным беспорядком и, главное, минимальными
затратами.
Хотел он сказать следующее "Плыли на ЮЮЗ в 33 градусах С и 47 градусах
72 минутах З. Первый Помощник, который, как вы, может быть помните, был
назначен в Новой Гвинее против моего желания и, возможно, охотник за
головами, знаками указал, что что-то не так. Похоже, довольно большое
количество морского дна ночью поднялось. На нем много зданий, многие из
которых -- пирамидоподобные. Мы на земле, во дворе одного из них. Видно
несколько весьма неприятных статуй. Милые старики в длинных мантиях и масках
пришли на борт и радостно присоединились к пассажирам, которые думают, что
это все мы устроили. Пожалуйста, дайте совет".
Его ищущий палец медленно продвигался вниз по странице и наконец
остановился. Добрые старые "Международные Шифры". Их выдумали восемьдесят
лет назад, но в те дни люди действительно серьезно думали о том, что за
опасности могут быть в принципе встречены в морской глубине.
Он поднял ручку и записал: "XXXV QVVX".
Перевод у этого был такой: "Нашли Потерянный Континент Атлантиду.
Высший Жрец только что выиграл в метание колец".
-- Она точно не такая!
-- Она точно такая!
-- Не такая, знаете ли!
-- Она точно такая!
-- Она не... ладно, тогда что насчет вулканов? -- Венслидэйл уселся с
триумфальным видом лица.
-- А что с ними? -- спросил Адам.
-- Вся эта лива из центра Земли приходит, где она вся горячая, --
отозвался Венслидэйл. -- Я программу видел. В ней был Дэвид Аттенборо, так
что все правда.
Другие Они взглянули на Адама. Это было похоже на наблюдение за
теннисным матчем.
Теория Полой Земли не приживалась в карьере. Такая коварная идея,
которая устояла при исследованиях таких замечательных мыслителей, как Сайрус
Рид Тид, Балвер-Литтон и Адольф Гитлер, опасно гнулась под ветром сухой и
прикрытой очками логики Венслидэйла.
-- Я не сказал, что она всю дорогу полая, -- проговорил Адам. -- Никто
не говорил, что она полая всю дорогу. Она, вероятно, мили и мили вниз идет,
чтоб место было для всей пены, нефти, угля, тибетских туннелей и таких дел.
Но после этого полая. Вот что люди думают. А на Северном Полюсе дыра, чтоб
воздух впустить.
-- Никогда ее на атласе не видел, -- фыркнул Венслидэйл.
-- Правительство не позволяет ее на карту помещать -- люди ведь могут
пойти, на нее взглянуть, -- пояснил Адам. -- А причина такая -- люди изнутри
не хотят, чтоб на них все временя смотрели.
-- Что ты в имеешь в виду за тибетские туннели? -- спросила Пеппер. --
Ты сказал "тибетские туннели".
-- А. Разве я вам про них не говорил?
Три головы качнулись.
-- Это удивительно. Вы Тибет знаете?
Они с сомнением кивнули. Серия картинок возникла в их сознаниях: яки,
Эверест, люди по имени Кузнечик, маленькие старички, сидящие на горах,
другие люди, изучающие в древних храмах кунг-фу, и снег.
-- Ну вот, и вы знаете всех этих учителей, покинувших Атлантиду, когда
она затонула?
Они опять кивнули.
-- Ну вот, некоторые из них осели в Тибете и теперь управляют миром. Их
зовут Тайные Мастера. Из-за того, полагаю, что они мастерски учат. И у них
этот тайный подземный город есть, называется Шамбала, и туннели, весь мир
пронизывающие, так что все они знают и все контролируют. Кое-кто считает,
что они живут под Пустыней Гоби, -- бросил он надменно, -- но наиболее
компетентные авторитеты считают, что точно в Тибете. Туннели рыть там
удобнее, все-таки.
Они инстинктивно взглянули на неряшливый, покрытый грязью мел под их
ногами.
-- А как же это они все знают? -- спросила Пеппер.
-- Им просто слушать надо, так? -- рискнул Адам. -- Просто надо им
сидеть в этих их туннелях и слушать. Знаете же, какой у учителей слух. Шепот
на другом конце комнате слышат.
-- Моя бабка частенько к стене стакан приставляла, -- вспомнил Брайан.
-- Говорила, отвратительно было, все слышать, что у соседей происходило.
-- И эти туннели повсюду, так? -- спросила Пеппер, все еще глядя на
землю.
-- По всему миру, -- ответил Адам твердо.
-- Долго рыли, должно быть, -- заметила сомневающаяся Пеппер. --
Помните, мы в поле пытались туннель выкопать, весь день работали, и в
результате приходилось сморщиться, чтобы уместиться.
-- Да, но они-то этим миллионы лет занимались. За миллионы лет можно
очень хорошие туннели выкопать.
-- Мне казалось, Тибет завоевали китайцы, и Девай-Ламе пришлось в Индию
уехать, -- проговорил Венслидэйл, но без особой убежденности. Венслидэйл
каждый вечер читал отцовскую газету, но прозаичная ежедневность мира всегда
расплавлялась под энергией объяснений Адама.
-- Спорю, они прямо сейчас там, внизу, -- бросил Адам, проигнорировав
эти слова. -- Всюду вокруг сейчас, должно быть. Под землей сидят и слушают.
Они взглянули друг на друга.
-- Если мы быстренько выкопаем яму... -- начал Брайан. Пеппер, которая
гораздо лучше все всегда понимала, издала стон.
-- Ты для чего это сказал? -- расстроился Адам. -- Да, теперь нам им
сюрприз не устроить, после того, как ты такое крикнул. Я как раз думал, что
могли бы мы яму выкопать, а ты взял да и предупредил их!
-- Не думаю, что они и правда все эти туннели роют, -- бросил
Венслидэйл упрямо. -- Нет в этом никакого смысла. Тибет за сотни миль
отсюда.
-- О, да. О, да. И, я полагаю, ты об этом больше Мадам Блатвататацкой
знаешь? -- фыркнул Адам.
-- Вот если б я был тибетцем, -- продолжал Венслидэйл разумным голосом,
-- я просто бы копал до полого куска в середине, а потом внутри пробежал и
выкопал второй туннель там, где я хотел бы выйти.
Они это обдумали.
-- Следует признать, что это гораздо разумнее копания туннелей, --
заметила Пеппер.
-- Ну, да, полагаю, это они и делают, -- отозвался Адам. -- Они должны
были придумать что-то настолько простое.
Брайан мечтательно глядел в небо, а палец его обследовал содержимое
одного из ушей.
-- Странно, все-токи, -- проговорил он. -- Всю жизнь проводишь, ходя в
школу, узнавая всякие штуки, и никогда тебе не говорят про штуки типа
Бермудского Треугольника, НЛО и всех этих Старых Мастеров, бегающих внутри
Земли? Почему мы должны всякую скукотищу изучать, когда есть столько
чудесных вещей, которые можно изучать, вот что мне хотелось бы знать?
Все хором согласились.
Потом они вышли и сыграли в "Чарльз Форт и Атланты против Древних
Тибетских Мастеров", но тибетцы заявили, что использовать мистические
древние лазеры -- жульничество.
Было время, когда Охотников на ведьм уважали, только не длилось оно
очень долго.
К примеру, Мэтью Хопкинс, Генерал Охотников на ведьм, в середине
семнадцатого века находил ведьм повсюду на востоке Англии, беря с каждого
города и деревни по девять пенсов за ведьму -- за каждую найденную.
Это было проблемой. За час Охотникам на ведьм не платили. Любой,
проведший неделю, обследуя местных старух, а потом сказавший мэру "Здорово,
ни одной остроконечной шляпы нет", получит резкие, намеренно оскорбляющие
слова благодарности, миску супа и произнесенное значительно "прощайте".
Так что для того, чтобы была прибыль, Хопкинсу надо было находить
весьма значительное количество ведьм. Среди деревенских советов он из-за
этого стал более чем чуть-чуть непопулярным, и в конце концов его самого
повесили как ведьму в деревне в Восточной Англии, которая поняла следующую
разумную вещь -- можно уменьшить расходы, устранив посредника..
Многие думают, что Хопкинс был последним Генералом Охотников на ведьм.
И они, строго говоря, правы. Правда, возможно, все не так, как думают.
Армия Охотников на Ведьм продолжала существовать, продолжала маршировать,
только несколько потише.
Настоящего Генерала Охотников на ведьм больше не было.
Не было и Полковника Охотников на ведьм, Майора Охотников на ведьм,
Капитана Охотников на ведьм, или даже Лейтенанта Охотников на ведьм
(последний был убит, упав с очень высокого дерева в Катерхэме, в 1933-ем --
пытался лучше разглядеть что-то, о чем он думал, что это сатанистская оргия
вырожденнейших убеждений, а на самом деле это были вовсе ежегодные танцы и
обед Ассоциации Рыночных Торговцев Катерхэма и Вайтлифа).
А вот Сержант Охотников на ведьм существовал.
Был также и Солдат -- Охотник на Ведьм. Звали его Ньютон Пульцифер.
Привлекла его реклама, в "Газетт", между объявлением о продаже
холодильника и разбросанными не-совсем-далматинцами:
ПРИСОЕДИНЯЙТЕСЬ К ПРОФЕССИОНАЛАМ. НУЖЕН ПОМОЩНИК -- НЕ НА ВЕСЬ ДЕНЬ --
ДЛЯ БИТВЫ С СИЛАМИ ТЬМЫ. МУНДИР, БАЗОВАЯ ТРЕНИРОВКА ПО ПРИБЫТИИ. ПО МЕРЕ
ПРИОБРЕТЕНИЯ ОПЫТА НЕСОМНЕННЫ ПОВЫШЕНИЯ. БУДЬ МУЖЧИНОЙ!
Во время перерыва на ленч он позвонил по номеру, указанному в низу
рекламы. Ответила ему женщина.
-- Здравствуйте, -- начал он неуверенно. -- Я видел вашу рекламу.
-- Какую, милый?
-- Э, ту, что в газете.
-- Ясно, милый. Что ж, Мадам Трейси Снимает Вуаль каждый день, кроме
четверга. Приветствуются компании. Когда тебе хочется исследовать тайны,
милый?
Ньютон замешался.
-- Реклама говорит "присоединяйтесь к профессионалам", -- проговорил
он. -- Мадам Трейси в ней не упоминается.
-- Тогда нужен тебе мистер Шедвелл. Секундочку, посмотрю, здесь ли он.
Позже, когда он поближе познакомился в Мадам Трейси, Ньют ["Newt" --
сразу и "тритон", и сокращение от имени "Ньютон". Прим. перев.] узнал, что
если бы он упомянул другую рекламу, в журнале, Мадам Трейси была бы доступна
-- для четко определенного дела и интимного массажа -- каждый вечер, кроме
четверга. Где-то в телефонной будке было еще одно объявление. Когда, много
позже, Ньют спросил, для чего было это, она ответила одним словом
"Четверги". Наконец в не покрытых коврами коридорах раздались шаги,
послышался глубокий кашель, и голос цвета старого плаща прогремел:
-- Да?
-- Я прочел вашу рекламу. "Присоединяйтесь к профессионалам". Я хочу об
этом чуть побольше узнать.
-- Да. Многие, многие, захотят знать побольше немного, и многие, --
голос выразительно понизился, а затем вновь резко зазвучал в полную силу, --
многие НЕ ЗАХОТЯТ.
-- О, -- пискнул Ньютон.
-- Как имя твое, парень?
-- Ньютон. Ньютон Пульцифер.
-- ЛЮЦИФЕР? Что говоришь ты? Ты Приспешник Тьмы, искуситель коварный из
ямы, похотливые члены, текущие из Адских котлов с плотью, слуга искривленный
и скользкий своих стигийских, адских господ.
-- Пульцифер, -- объяснил Ньютон. -- С "П" начинается. Насчет
остального не знаю, но мы из Саррея.
Голос с другой стороны трубки звучал смутно разочарованно.
-- О. Да. Ладно тогда. Пульцифер. Пульцифер. Возможно, видел я имя сие
ранее?
-- Не знаю, -- отозвался Ньютон. -- Мой дядя управляет магазином
игрушек в Хаунслоу, -- добавил он на всякий случай -- вдруг что прояснит.
-- Вот каак? -- проговорил Шедвелл.
Невозможно было определить, что у мистера Шедвелла за акцент. Он
менялся, был Шедвелл то вроде из одного места, то совсем из иного. Вот --
сумасшедший инструктор-сержант из Уэльса, вот -- старик из Хай Кирка,
увидевший, как кто-то что-то делает в воскресенье, вот, между ними --
мрачный пастух из Дэйллэнда или мрачный скупец из Сомерсета. Неважно, как
менялся его акцент; он приятнее не становился.
-- Все ли зубы у тебя свои?
-- О, да. Кроме пломб.
-- И ты здоров?
-- Полагаю, да, -- ответил, заикаясь, Ньют. -- В смысле, вот почему я
хотел присоединиться к дружине. Брайан Поттер из Бухгалтеров может почти сто
раз отжаться после присоединения. И он промаршировал перед
Королевой-Матерью.
-- Сколько сосков?
-- Простите?
-- Сосков, паренек, сосков, -- повторил голос раздраженно. -- Сколько у
тебя сосков?
-- Э. Два?
-- Хорошо. А ножницы свои есть у тебя?
-- Что?
-- Ножницы! Ножницы! Ты не глух ли?
-Нет. Да. В смысле, у меня есть ножницы. Я не глух.
Какао почти полностью застыл. Внутри чашки рос зеленый налет.
На Азирафаиле теперь тоже лежал тонкий слой пыли.
Рядом с ним росла кипа записей. В "Прелестных и аккуратных
пророчествах" была заложена куча импровизированных закладок, сделанных из
полосок, вырванных из "Дейли Телеграф".
Азирафаил чуть повернулся и ущипнул свой нос.
Он почти все понял.
Он разобрался, в чем дело.
Он никогда не встречал Агнес. Она явно была слишком умна. Обычно Небеса
или Ад находили склонных к работе пророков и на одном и том же канале в дух
достаточно шума передавали, чтобы предотвратить ненужную аккуратность. На
самом деле, это редко было необходимо, обычно они находили способы
генерировать собственные помехи, чтобы себя защитить от картин, что
повторялись вокруг их голов. У бедного старого Св. Иоанна, к примеру, были
его грибы. У матери Шиптон -- ее эль. У Нострадамуса -- его коллекция
интересных восточных приготовлений. А Св. Малахи -- его перегонный куб.
Бедный старый Малахи. Славный был старый парень, здесь сидел,
галлюцинируя о будущих папах. Художник, конечно, совершенно скверный. Мог бы
быть истинным мыслителем, если бы не виски.
Мрачный конец. Иногда оставалось лишь надеяться, что высший план был
хорошенько продуман.
Мысль. Что-то он должен был сделать. А, да. С контактом созвониться,
разобраться с вещами.
Он встал, вытянулся и позвонил по телефону.
Потом подумал: "Почему бы и нет? Попробовать стоит".
Он вернулся к столу и пролистал свою кипу записей. Агнес действительно
была хороша. И умна. Никого аккуратные пророчества не интересовали.
Держа в руке бумагу, он позвонил в "Справки Адресной Книги".
-- Але? Добрый день. Вы так добры. Да. Думаю, это будет номер в
Тадфилде. Или Нижнем Тадфилде... а. Или, возможно, Нортоне, насчет точного
кода я не уверен. Да. Янг. Фамилия "Янг". Простите, инициала не знаю. О. Ну,
можете мне их всех дать? Благодарю.
На столе, карандаш сам себя поднять и стал яростно писать.
На третьем имени его пишущий кончик сломался.
-- А, -- сказал Азирафаил, рот его внезапно работал автоматически, пока
его сознание взрывалось. -- Думаю, это он. Благодарю. Вы так добры. Доброго
вам дня.
Он повесил трубку почти благоговейно, несколько раз глубоко вздохнул и
опять набрал номер. Последние три цифры стали для него небольшой проблемой,
потому что рука его дрожала.
Он послышал гудки. Потом ответил голос. Голос этот был средних лет,
нельзя сказать, что недружественный -- скорее, дремал и чувствовал себя не
идеально.
Голос этот сказал:
-- Тадфилд Шесть двойная шесть.
Рука Азирафаила начала дрожать.
-- Але? -- проговорила трубка. -- Але?
Азирафаил собрался.
-- Простите, -- ответил он. -- Правильный номер.
Он положил трубку на место.
Ньют не был глух. И ножницы у него были.
Также у него была огромная куча газет.
Если б он знал, что служба в армии состояла главным образом из
употребления одного на другом, частенько думал он, никогда бы он не
присоединился.
Сержант Охотников за ведьмами Шедвелл сделал для него список, который
был прикреплен лентой к стене маленькой забитой квартиры Шедвелла,
расположенной над "Информационными Агентствами и Видеопрокатом Раджита". В
списке было написано следующее:
Ведьмы.
Необъяснимые Феномены. Феноменищи. Феноменчики. Вещи, ты знаешь
отлично, что я в виду имею.
Ньют искал и то, и другое. Он вздохнул, взял другую газету, просмотрел
первую страницу, открыл газету, проигнорировал страницу два (никогда там
ничего не бывает), потом густо покраснел, проделывая обязательный подсчет
сосков на странице три. Шедвелл на этом настоял.
-- Сволочам этим хитрым доверять нельзя, -- поучал он. -- Они могут
спокойно открыто показаться, нас вызывая, типа.
Парочка в черных свитерах с высокими воротниками злобно глядела в
камеру на странице девять. Она заявляла, что руководит крупнейшим ковеном в
Саффрон Валдене и восстанавливает сексуальную потенцию с помощью маленьких и
очень фаллических кукол. Газета предлагала десять кукол тем из читателей,
которые готовы были написать рассказы "Наиболее Смутивший Меня Момент
Импотенции". Ньют вырезал статью и вложил ее в блокнот с вырезками.
Послышались приглушенные удары по двери.
Ньют ее открыл; за ней стояла кипа газет.
-- Берите, Рядовой Пульцифер, -- пролаяла она и, шаркая, зашла в
комнату. Газеты свалились на пол, открыв Сержанта Охотников за ведьмами
Шедвелла, который болезненно кашлянул и вновь зажег свою потухшую сигарету.
-- Ты за ним следи. Он один из них, -- проговорил он.
-- Кто, сэр?
-- Рядовой, спокойно. Он. Коричневый маленький парень. Мистер
так-называемый-Раджит. Их ужасные искусства чуждые. Глаз рубиновый, раскосый
бога маленького, желтого. Женщины, у коих слишком много рук. Ведьмы, все
они.
-- Он, однако, нам дает бесплатно газеты, Сержант, -- ответил на это
Ньют. -- И они не слишком стары.
-- И вуду. Спорю, занимается он вуду. Приносит куриц в жертву этому
Барону Субботе. Знаешь, высокий такой, в шляпе круглой, высокой. Людей из
мертвых возрождает, о да, и заставляет их работать в День Воскресный. Вуду.
Шедвелл умозрительно фыркнул.
Ньют попытался представить домовладельца Шедвелла как жреца вуду.
Конечно, в День Воскресный мистер Раджит работал. На самом деле, со своей
полной тихой женой и полными веселыми детьми, он работал когда мог, не
обращая внимания на календарь, прилежно удовлетворяя нужду района в таких
вещах, как безалкогольные напитки, белый хлеб, табак, сладости, газеты,
журналы, и такой вид порнографии (лежала она у него на верхних полках), что
глаза Ньюта увлажнялись, когда он о ней просто думал. Худшее, что мистер
Раджит мог сделать с курицей -- ничего хуже нельзя представить -- это
продать ее после даты "Продать До".
-- Но мистер Раджит из Бангладеш, или Индии, или откуда-то оттуда, --
указал он. -- Мне казалось, вуду пришло из Западных Индий.
-- А, -- отозвался Сержант Охотников за ведьмами Шедвелл, и сделал
очередную затяжку. Или это просто так выглядело. Ньют на самом деле не видел
ни одной сигареты своего начальника -- так тот руками их прикрывал. У него
даже как-то концы исчезали после выкуривания. -- А.
-- Ну, разве это не так?
-- Скрытая мудрость, парень. Внутренние секреты военные Армии Охотников
за ведьмами. Когда тебя образом должным примут, ты правду узнаешь секретную.
Некоторое вуду может приходить из Западных Индий, с сиим я не спорю. О да,
не спорю. Но худшее. Темнейшее, оно из, э...
-- Бангладеш?
-- Иээх! Да, парень, вот-вот! Именно это и хотел сказать я. Бангладеш.
Точно.
Кончик сигареты Шедвелла исчез, и он ухитрился украдкой другую
скрутить, ни разу на свет не выставив бумагу или табак.
-- Так. Что-нибудь есть, Рядовой Пульцифер?
-- Ну, вот это, -- и Ньютон вытащил вырезку.
Шедвелл на нее покосился.
-- Ах, они, -- буркнул он. -- Полный сие вздор. Называют ведьмами
проклятыми себя? Проверил их я в прошлом году. Сходил туда со своими
доспехами праведными и пакетом растопки, забрался, чисты они. Хотят они
вовсе бизнес заказа по почте замерзший оживить. Полный вздор. Не узнали бы
духа-близкого, коли он бы сжевал низ их штанов. Вздор. Все не так, как было,
паренек.
Он уселся и налил себе чашку сладкого чая из грязного термоса.
-- Я тебе рассказывал когда, как был я в армию завербован? -- спросил
он.
Ньют понял, что пришло время и ему сесть. Он покачал головой. Шедвелл
зажег самокрутку потрепанной зажигалкой "Ронсон" и с наслаждением кашлянул.
-- Моим по камере соседом был он. Охотник на Ведьм Капитан Ффолкс.
Десяток лет за поджог. В Уимблдоне ковен жег... И всех бы взял, коли не был
бы день не тот. Славный малый. Мне про битву рассказал -- войну великую
Небес и Ада. Се он был, кто рассказал мне Секреты Внутренние Армии Охотников
на ведьм. Духи-близкие. Соски. И все прочее... Знал, видишь ли, что
помирает. Кто-то должен продолжить традицию был. Как теперь ты... -- он
покачал головой.
-- Вот к чему пришли мы, парень, -- продолжал он. -- Пару сотен лет
назад были мы могучи. Меж миром и тьмой мы стояли. Тонкой были мы красной
линией. Тонкой огня красной линией, вот так.
-- Я думал, церкви... -- начал было Ньют.
-- Фи! -- прервал его Шедвелл. Ньют видел это слово на бумаге, но
слышал он его первый раз. -- Церкви? Что хорошего сделали они? Они так же
плохи. Дело то же практически. Как можно ожидать, что они Властелина Тьмы
убьют -- делать же тогда им нечего будет. Если против тигра идешь, не бери с
собой путешественников, кои собираются на охоте ему мясо кидать. Нет,
парень. Наше это дело. Против тьмы.
На секунду воцарилась тишина.
Ньют во всех старался в людях находить хорошие стороны, но он вскоре
после вступления в АОнВ понял, что его начальник (и единственный сочлен
Армии) так же уравновешен, как перевернутая пирамида. "Вскоре", в данном
случае, значило "в пять секунд". Штаб-квартирой АОнВ была воняющая комната
со стенами цвета никотина, которым они практически определенно были покрыты,
и полом цвета сигаретного пепла, чем он практически определенно был. Был
маленький квадрат ковра. Ньют старался по нему не ходить, потому что он
присасывался к его туфлям.
К одной из стен была прибита желтеющая карта Британских Островов, в
которую там и сям были вставлены самодельные флажки; большинство из них были
в зоне Дешевого Дневного Возврата, неподалеку от Лондона.
Но Ньют в последние несколько недель застрял в армии, поскольку, ну,
изумление с примесью ужаса превратилось в жалость с примесью ужаса, а то в
привязанность с примесью ужаса. Оказалось, что рост Шедвелла -- около пяти
футов, и носит он одежду, которая, чем бы там она на самом деле не была,
даже вскоре после того, как ее увидел, была в памяти старым макинтошем. У
старика, вполне возможно, были все свои зубы, но только потому, что
кому-либо другому они нужны не были; если один-единственный из них был бы
помещен под подушку, Зубная Фея отказалась бы от своего жезла.
Жил он, похоже, на одном лишь сладком чае, сгущенном молоке,
полускрученых сигаретах и определенной мрачной внутренней энергии. У
Шедвелла была Цель, к которой он стремился всеми силами души со своим
Пенсионерским Льготным Билетом. Он в нее верил. Она его наполняла энергией,
как турбина.
У Ньютона Пульцифера никогда не было цели в жизни. И он, насколько он
знал, никогда ни во что не верил. Это было неудобно, поскольку он очень
хотел во что-нибудь верить, как только он понял, что вера была спасательным
кругом, на котором большинство людей плыло через волнистые воды жизни. Он бы
очень хотел верить в высшего Бога, хотя он бы предпочел с Ним полчасика
побеседовать перед тем, как стать верующим, чтобы одну-две вещи прояснить.
Он сидел в самым разных церквях, ожидая вспышки голубого света, и не
дождался. Потом он попытался стать официальным атеистом, и оказалось, что
даже для этого у него нет твердой, как скала, самодовольной силы веры. Все
политические партии ему казались равно нечестным. А экологию он бросил,
когда экологический журнал, на который он был подписан, показал своим
читателям план удовлетворительного сада, и экологическая коза на этом
рисунке была привязана в трех футах от экологического пчелиного улья. Ньют
провел много времени в деревенском домике своей бабушки и думал, что знает
что-то о привычках и коз, и пчел, и потому заключил, что журналом заведует
группа маньяков в слюнявчиках. И потом, в нем слишком часто употреблялось
слово "общество"; Ньют всегда подозревал, что люди, регулярно использующие
слово "общество", его использовали в весьма специфическом значении,
исключающем его и всех, кого он знал.
Потом он попытался верить во Вселенную, и это казалось довольно
здравым, пока он не начал невинно читать книги со словами Хаос, Время,
Кванты и им подобными в названиях. Тут он узнал, что люди, чьей работой, так
сказать, была Вселенная, в нее не верили и даже гордились на самом деле
незнанием того, что она на самом деле такое -- и даже может ли она на самом
деле существовать.
Для честного сознания Ньюта это было невыносимо.
Ньют не верил в бойскаутов, да и в скаутов тоже -- когда достаточно
подрос.
Он, однако, готов был поверить, что работа распределителя зарплат в
Юнайтед Холдингз(Холдингз) была, возможно, наискучнейшей в мире.
Вот как Ньютон Пульцифер выглядел как мужчина: если бы он зашел в
телефонную будку и надел другой костюм, он смог бы ухитриться выйти, выглядя
как Кларк Кент.
Но он обнаружил, что Шедвелл ему здорово нравится. Он многим нравился,
и Шедвелла это здорово раздражало. Раджитам он нравился, потому что всегда в
конце концов платил за квартиру и был таким злобным расистом, расизм
которого ни на кого направлен специально не был, что на самом деле это
совсем не обижало; Шедвелл ненавидел всех в мире, независимо от их класса,
цвета или веры, и не собирался для кого-то делать исключение.
Мадам Трейси он тоже нравился. Ньют был удивлен, узнав, что
обитательница другой квартиры была женщиной средних лет, со всеми себя
ведущей по-матерински, к которой гости-мужчины приходили настолько же для
чая и славной беседы, насколько для той процедуры, на какую она была еще
способна. Иногда, когда субботней ночью он принимал полпинты "Гиннеса",
Шедвелл становился в коридоре между их комнатами и орал что-то вроде
"Вавилонская блудница!", но она Ньюту в личной беседе сказала, что это ей
было очень приятно, несмотря на то, что самое близкое к Вавилону место, где
она была, был Торремолинос. Просто бесплатная реклама, улыбалась она.
Она сказала, что стук его в стену и ругань во время ее вечерних сеансов
ее также не раздражали. В последнее время у нее были не в порядке колени, и
она не всегда могла запускать постукиватель под столом, так что немного
заглушенного стука помогало.
По воскресеньям она ему клала на порог немного обеда, прикрыв еще одной
тарелкой, чтобы не остыл.
Шедвелл не мог не нравится, говорила она. А насчет того, что из этого
хорошего выходило, с тем же результатом она могла бы в черную дыру кидать
шарики из хлеба.
Ньют вспомнил другие вырезки. Он толкнул их через замаранный стол.
-- Что есть сие? -- спросил Шедвелл подозрительно.
-- Феномены, -- пояснил Ньют. -- Вы велели феномены искать. Боюсь, в
наше время больше феноменов, чем ведьм.
-- Что, кто-то в зайца стрельнул пулями из серебра, а на следующий день
карга старая хромает в деревне? -- с надеждой в голосе проговорил Шедвелл.
-- Боюсь, что нет.
-- Коровы какие померли после того, как старуха некая глянула на них?
-- Нет.
-- Что же тогда? -- вопросил Шедвелл. Он прошаркал к липкому
коричневому шкафу и вытащил жестянку со сгущенкой.
-- Происходят странные вещи, -- пояснил Ньют.
Он недели провел, этим занимаясь. Газет у Шедвелла скопилась буквально
куча. Некоторым было несколько лет. У Ньюта была хорошая память, может,
потому, что в его двадцать-шесть лет мало что произошло, ее заполнившее, и
по некоторым очень эзотерическим проблемам он стал неплохим знатоком.
-- Похоже, каждый день что-то новое, -- продолжал Ньют, пролистывая
газетные прямоугольники. -- Что-то странное с АЭС происходило, никто,
похоже, не знает, что. И некоторые утверждают, что всплыл Потерянный
Континент Атлантида, -- по виду его было очевидно, что он гордится
результатами.
Шедвеллов перочинный нож постукивал по жестянке со сгущенкой. Вдалеке
послышался телефонный звонок. Оба мужчины его инстинктивно проигнорировали.
Все равно все звонки были для Мадам Трейси и не предназначены для мужских
ушей; в свой первый день Ньют добросовестно ответил на звонок, проговорил
"На самом деле, Рубашки из 100-процентного Хлопка Маркса и Спенсера", после
чего в трубке воцарилась мертвая тишина.
Шедвелл громко чмокнул.
-- Не, сие не правильный феномен, -- бросил он. -- Не могу представить,
чтоб сие делали ведьмы. Они, знаешь, больше вещи любят топить.
Рот Ньюта несколько раз открылся и закрылся.
-- Ежели мы твердо с ведьмами боремся, не можем позволить себе
отвлекаться на такое, -- продолжал Шедвелл. -- Чего более ведьмовского у
тебя нет ли?
-- Но американские войска на нем высадились, чтобы его защищать, --
простонал Ньют. -- Несуществующий континент...
-- На нем ведьмы какие есть? -- спросил Шедвелл -- в первый раз в его
голосе промелькнул интерес.
-- Тут не сказано, -- ответил Ньют.
-- Ну, тогда сие лишь политика да география, -- бросил Шедвелл,
отбрасывая информацию.
Мадам Трейси засунула в дверь свою голову.
-- Э-эй, мистер Шедвелл, -- проговорила она, дружественно махнув Ньюту.
-- Вас какой-то господин просит к телефону. Привет, мистер Ньютон.
-- Прочь иди, шлюха, -- автоматически отозвался Шедвелл.
-- Голос у него такой культурный, -- продолжала Мадам Трейси, не
обращая внимания. -- И на воскресенье я славный кусок печенки нам достану.
-- Скорее я с дьяволом выпью, женщина.
-- Так что если вы мне отдадите тарелки с прошлой недели, это поможет,
славный вы мой, -- закончила Мадам Трейси и пошла -- пошатываясь,
неустойчиво -- на трехдюймовых каблуках в свою квартиру -- продолжить
что-то, прерванное телефонным звонком.
Ньют подавленно глядел на свои вырезки, когда Шедвелл, ворча, ушел к
телефону. Была одна про мистическое сдвигание с места камней Стоунхенджа,
словно они были железными опилками в магнитном поле.
Он слышал, особо не внимая, одну половинку телефонного разговора.
-- Кто? А. Да. Да. Неужели? И что за вещь сие? Да. Точно как скажете,
сэр. И где же сие место...?
Но мистически сдвигающиеся камни -- для Шедвелла невкусно... Не чашка
чая, вернее, жестянка сгущенки.
-- Отлично, отлично, -- заверял звонящего Шедвелл. -- Немедленно сиим
займемся. Я на дело пошлю лучший свой отряд, и скоро об успехе доложу вам
без сомненья. До свидания сэр. И вам удачи, сэр, -- послышался звук трубки,
помещаемой обратно на рычаг, после чего голос Шедвелла, теперь уже не,
метафорически, согнутый от почтительности, проговорил, -- "Дорогой мальчик"!
Проклятый ты южный неженка [Шедвелл ненавидел всех южан и, следовательно,
стоял на Северном Полюсе. Прим. авт.]!
Он прошаркал обратно в комнату, а затем уставился на Ньюта -- словно
забыл, что тот в комнате делает.
-- О чем говорил ты? -- спросил он.
-- Всякие разные вещи происходят... -- начал Ньют.
-- Да, -- Шедвелл продолжал смотреть сквозь него, задумчиво постукивая
по зубам пустой жестянкой.
-- Ну, один есть маленький городок, там удивительная для этого времени
года погода последние несколько лет, -- продолжал Ньют беспомощно.
-- Что? Дожди из лягушек и такие вещи? -- спросил Шедвелл, немного
оживившись.
-- Нет. Просто естественная для этого времени года погода.
-- И это ты феноменом называешь? -- вопросил Шедвелл. -- Я видел такие
феномены, у тебя, паренек, от них волосы бы дыбом встали.
Он опять начал постукивать по зубам жестянкой.
-- Можете ли вы вспомнить естественную для времени года погоду? --
слегка раздраженно спросил Ньют. -- Естественная для времени года погода --
неестественно, сержант. На Рождество снег идет. Когда вы в последний раз
снег на Рождество видели? И длинные жаркие августы? Каждый год? И холодные
осени? Такую погоду, о которой вы ребенком мечтали? Пятого ноября никогда не
шел дождь, а в Сочельник снег всегда шел?
Глаза Шедвелла разфокусировались. Его рука с жестянкой сгущенки
остановилась на полпути к губам.
-- Когда ребенком я был, никогда не мечтал, -- произнес он тихо.
Ньют понял, что он скользит по краю какой-то глубокой, неприятной ямы.
Он мысленно от него отодвинулся.
-- Просто очень странно, -- проговорил он. -- Метеоролог здесь говорит
про среднее, норму, микроклиматы и такие вещи.
-- Что значит это? -- спросил Шедвелл.
-- Значит, что он и сам не знает, почему, -- пояснил Ньют, который
кое-что узнал, проведя годы у берега моря бизнеса. Он краем глаза глянул на
сержанта Охотников на Ведьм.
-- Ведьмы известны тем, что на погоду влияют, -- подсказал он. -- Я это
вычитал в "Discouverie".
"О Господи, -- подумал он, -- или кто другой подходящий из высших, не
заставляй меня еще вечер проводить, разрезая газеты в этой
комнате-пепельнице. Пусть я на свежий воздух выберусь. Займусь тем -- чем бы
оно ни было -- что является в АОнВ эквивалентом катания в Германии на водных
лыжах".
-- Это место всего в пятидесяти милях, -- проговорил он неуверенно. --
Я подумал, я туда завтра съезжу. И, знаете ли, огляжусь. Сам топливо оплачу,
-- добавил он.
Шедвелл задумчиво вытер верхнюю губу.
-- Место сие, -- проговорил он, -- случайно не Тадфилдом ли зовется?
-- Совершенно верно, мистер Шедвелл, -- отозвался Ньют. -- Как вы это
узнали?
-- Интересно, что у этих южан за игра? -- пробормотал Шедвелл тихо.
-- Ну-у, -- добавил он громко. -- Почему б и нет?
-- Кто играть-то будет, сержант? -- поинтересовался Ньют.
Шедвелл его проигнорировал.
-- Да. Думаю, вреда не принесет это. Топливо, ты говоришь, оплатишь
сам?
Ньют кивнул.
-- Тогда ты придешь сюда в девять утра, -- продолжил сержант, -- прежде
чем туда отправишься.
-- Зачем? -- спросил Ньют.
-- За доспехами твоими праведными.
Сразу после ухода Ньюта телефон вновь зазвонил. На этот раз звонил
Кроули, давший примерно те же инструкции, что Азирафаил. Шедвелл их записал
(нельзя нарушать правила), а Мадам Трейси, пока он писал, над ним
восторженно нависала.
-- Два звонка в день, мистер Шедвелл,-- проговорила она. -- Да, теперь
у вашей маленькой армии куча работы, видно.
-- Э, прочь иди, ты, неправедная, наводящая мор! -- пробормотал Шедвелл
и хлопнул дверью. "Тадфилд, -- подумал он. -- Что ж, ладно. Лишь бы вовремя
платили".
Ни Азирафаил, ни Кроули не управляли Армией Охотников на Ведьм, но они
оба ее деятельность одобряли, по крайней мере, знали, что руководители их ее
одобрят. Поэтому она была в списке агентств Азирафаила, потому как была, ну,
Армией Охотников на Ведьм, а любого, кто себя так называет, следовало
поддерживать -- так, как США приходилось любого, кто себя зовет противником
коммунистов, поддерживать. А списке Кроули она появлялась по причине слегка
более хитрой -- люди вроде Шедвелла вовсе Аду не вредили. Вовсе наоборот,
таково было всеобщее мнение.
Если уж быть точным, Шедвелл АОнВ тоже не управлял. По Шедвелловым
книгам зарплатных счетов главой ее был генерал Охотников на Ведьм Смит.
Далее шли полковники Охотников на Ведьм Грин и Джонс, а затем майоры
Охотников на Ведьм Джексон, Робинсон и Смит (не родственник). После них --
майоры Охотников на Ведьм Кастрюля, Жестянка, Молоко и Шкаф, потому как
ограниченное воображение Шедвелла к тому моменту уже начало истощаться. И
капитаны Охотников на Ведьм Смит, Смит, Смайт и Аналог. И пять сотен солдат,
капралов и сержантов Охотников на Ведьм, многих из которых звали Смит, но
это было неважно, ибо ни Кроули, ни Азирафаил так далеко никогда не
дочитывали. Они просто давали деньги.
В конце концов, сумма двух плат составляла всего-то около шестидесяти
фунтов в год.
Шедвелл не считал это криминалом. Армия была святой надеждой, надо было
что-то человеку делать. Старые девятипенсовики не приходили так, как
когда-то.
Было раннее-раннее утро субботы, дня конца света, и небо было краснее
крови.
Человек из службы доставки "Международного Экспресса" обогнул угол на
осторожной скорости тридцать пять миль в час, сменил на меньшую (вторую), и
выехал на травяную полосу.
Он вылез из микроавтобуса и мгновенно кинулся в канаву, чтобы убраться
с дороги приближающегося грузовика, промчавшегося по повороту со скоростью
здорово больше восьмидесяти миль в час.
Он встал, поднял свои очки, надел их, отыскал посылку и записную
книжку, вычистил из униформу траву и грязь и, запоздало об этом подумав,
погрозил кулаком быстро уменьшающемуся грузовику.
-- Нельзя позволять такого, проклятые грузовики, совершенно не уважают
других, пользующихся дорогой, что я всегда говорю, что я всегда говорю,
помни, что без машины ты такой же пешеход.
Он спустился по травяной полосе, перелез через низкий забор и оказался
у реки Ак.
Человек из службы доставки "Международного Экспресса" пошел по берегу
реки, держа в руках посылку.
Ниже по течению сидел молодой человек, одетый во все белое. Он был
единственным человеком в пределах видимости. Его волосы были белыми, кожа --
бледная, как мел, и он сидел и глядел вверх и вниз по течению, словно
любовался видом. Он выглядел, как выглядели поэты-романтики викторианской
эпохи, прежде чем все испортили загнивание да пристращение к наркотикам.
Человек из "Международного Экспресса" не мог этого понять. Я имею в
виду, в старые времена, а на самом деле не так уж и давно, на берегу сидели
рыболовы -- по одному на дюжину ярдов; здесь играли дети; влюбленные пары
приходили послушать, как плещется и журчит вода,
и подержаться за руки, обняться-поцеловаться в Суссексском закате.
Перед женитьбой они сюда приезжали с Мод, женушкой его. Они здесь друг друга
кормили с ложечки, а потом украли деньги на недалекой развилочке.
Времена изменились, подумал человек из службы доставки.
Теперь белые и коричневые изваяния из пены и грязи спокойно дрейфовали
вниз по реке, частенько ее покрывая на протяжении ярдов. А где поверхность
воды была видима, она была покрыта молекулярно тонким нефтехимическим
блеском.
Послышалось громкое рычание -- это пара лебедей, радостная, что
наконец-то вернулась в Англию после долгого, утомительного полета через
Северную Атлантику, приземлилась на гладкую, радужную поверхность воды и
бесследно затонула.
"Ох и по-дурацки же устоен наш мир, -- подумал человек из службы
доставки. -- Вот Ак, когда-то была красивейшая река в этой части мира, а
теперь всего-то прославленная индустриальная сточная труба. Лебеди падают на
дно, а рыбы плавают на поверхности.
Что ж, цена прогресса. Прогресс не остановить...".
Он достиг человека в белом.
-- Простите, сэр. Человек по имени Мел?
Человек в белом кивнул, ничего не сказал. Он продолжал пристально
глядеть на реку, следуя глазами за впечатляющим изваянием из пены и грязи.
-- Так красиво, -- прошептал он. -- Проклятье, как же красиво...
Человек из службы доставки некоторое время не знал, что сказать. Затем
врубились его автоматические системы.
-- Да, мир устроен по-дурацки и никакого сомнения в смысле по всему
миру ходишь доставляешь а потом ты здесь практически у себя дома так
сказать, в смысле, я тут рядом родился и вырос, сэр, а был я в
Средиземноморье, и Дес-Мойнсе, а это в Америке, сэр, а теперь я здесь, и вот
ваша посылка, сэр.
Человек по имени Чоки взял посылку, взял записную книжку и расписался
за посылку. Когда он это делал, ручка протекла, поэтому его подпись
стерлась, когда он писал. Длина слова была непонятна, начиналось оно то ли с
"М", то ли с "З", а в конце было то ли "л", то ли "ние".
-- Очень благодарен, сэр, -- сказал человек из службы доставки.
Он пошел назад, вверх по реке, назад к забитой дороге, где он оставил
свой микроавтобус, стараясь по дороге не глядеть на реку.
За ним человек в белом открыл посылку. Внутри была корона -- круг из
белого металла, выложенный алмазами. Он на нее несколько секунд глядел с
удовлетворением, потом надел ее. Она блестела в свете восходящего солнца.
Затем тусклость, что начала заливать ее серебряную поверхность, когда ее
тронули его пальцы, полностью ее покрыла; и корона стала белой.
Белли встал. Одну хорошую вещь можно сказать про загрязнение воздуха --
совершенно восхитительными становятся зори. Вот и сейчас -- словно кто-то
небо поджег.
И небрежная спичка подожгла бы реку, но, к сожалению, на это не было
времени. Он в сознании знал, где Их Четверка должна встретиться, и когда,
придется ему поспешить, чтобы туда к обеду поспеть.
"Может, мы вправду подожжем небо", -- подумал он. И он покинул это
место -- почти незаметно.
Время почти пришло.
Человек оставил свой микроавтобус на травяной полосе у двустороннего
шоссе. Он прошел к кабине водителя (осторожно, поскольку все еще пролетали
по повороту), засунул руку в открытое окно и взял список с панели
инструментов.
Так, осталось последнюю посылку доставить.
Он аккуратно прочел инструкции на бумаге, прикрепленной к посылке.
Он их опять прочел, особо внимательно адрес и поручение. Адрес состоял
из одного-единственного слова: Всюду.
Затем, своей текущей ручкой, он написал короткую записку Мод, своей
жене. Написано в ней было лишь "Я люблю тебя".
Потом он вернул список на место, посмотрел налево, затем направо, опять
налево и начал целенаправленно шагать поперек дороги. Он прошел полпути,
когда огромный германский грузовик, водитель которого был безумен он
кофеина, маленьких беленьких пилюль и транспортных правил ЕЭС, вывернул
из-за поворота.
Человек понаблюдал за удалением его громады.
"Ох, -- подумал он, -- чуть меня не сбил".
Потом он посмотрел вниз, на канаву.
"А", -- подумал он.
-- ДА, -- согласился голос из-за его левого плеча, или, по крайней
мере, из-за воспоминания о левом плече.
Человек из службы доставки повернулся, посмотрел и увидел. Сначала он
не мог найти слов, хоть что-нибудь найти, но затем привычки, закрепившиеся
за целую жизнь работы, захватили власть над мозгом, и он сказал:
-- Для вас послание, сэр.
-- ДЛЯ МЕНЯ?
-- Да, сэр. -- Как же ему хотелось иметь горло. Если б оно у него было,
мог бы сглотнуть. -- Никакой посылки, боюсь, мистер... э, сэр. Послание.
-- НУ ТАК ПЕРЕДАЙ ЕГО МНЕ.
-- Вот оно, сэр. Вот... "Иди и смотри".
-- НАКОНЕЦ-ТО, -- на лице услышавшего была улыбка, но ведь на таком
лице ничего другого и быть и могло.
-- БЛАГОДАРЮ, -- продолжил он. -- ДОЛЖЕН ТЕБЯ ПОХВАЛИТЬ ЗА ПРЕДАННОСТЬ
РАБОТЕ.
-- Сэр? -- человек из службы доставки падал сквозь серый туман, и видел
он только две голубых точки, которые могли быть глазами, а могли далекими
звездами.
-- НЕ ДУМАЙ ОБ ЭТОМ КАК О СМЕРТИ, -- бросил Смерть, -- ТЫ ПРОСТО
УХОДИШЬ ПОРАНЬШЕ, ЧТОБЫ НЕ ПОПАСТЬ В ТОЛКОТНЮ.
У человека из службы доставки был краткий момент на то, чтобы у самого
себя поинтересоваться, шутит ли его новый спутник, и решить, что нет; потом
ничего не было.
Красное небо с утра. Будет дождь.
Да.
Сержант Охотников на Ведьм Шедвелл встал, наклонив набок голову.
-- Итак, -- проговорил он. -- Ты полностью готов. Все ли у тебя с
собою?
-- Да, сэр.
-- Маятник обнаружения?
-- Маятник обнаружения взял.
-- Винт для больших пальцев.
Ньют сглотнул и хлопнул себя по карману.
-- Винт.
-- Растопка?
-- Я правда думаю, сержант, что...
-- Растопка?
-- Растопка [Замечание для американцев и других городских форм жизни:
деревенские британцы, воздерживающиеся от центрального отопления как от
слишком уж сложного и в любом случае
моральное состояние ухудшающего, предпочитают систему складывания
маленьких кусочков дерева да углей, сверху накрытых большими, сырыми
бревнами, вероятно, сделанными из асбеста, в маленькие, тлеющие кучи,
известные как "С природным огнем ничто не сравнится, верно?". Так как ни
один из ингридиентов от природы гореть не склонен, под это все они кладут
маленький, прямоугольный, воскоподобный белый кусочек, который себе радостно
горит, пока вес огня его не тушит. Эти маленькие белые параллелепипеды
зовутся растопкой. Никто не знает, почему. Прим. авт.], -- грустно ответил
Ньют. -- И спички.
-- Колокольчик, книга и свеча?
Ньют хлопнул себя по другому карману. В нем лежал бумажный пакетик,
внутри которого был маленький колокольчик из тех, что с ума сводит волнистых
попугайчиков, розовая свечка из тех, что втыкают в торт, и крошечная книга
под названием "Молитвы для маленьких рук". Шедвелл ему внушил, что, хотя
ведьмы были главной целью, хороший Охотник на Ведьм никогда не должен
упустить шанс произвести по-быстрому экзорсизм и должен всегда иметь с собой
все свое оборудование.
-- Колокольчик, книга и свеча.
-- Булавка?
-- Булавка.
-- Отлично, парень. Булавку никогда свою не забывай. Это в твоей света
артиллерии штык.
Шедвелл расслабился. Ньют с изумлением заметил, что глаза старика
затуманились.
-- Хотелось бы с тобой пойти, -- проговорил тот. -- Конечно, ничего из
этого не проистечет, но славно было б выбраться и вновь по свету пошагать.
Утомительная, знаешь ли, жизнь -- лежать в сыром папоротнике, наблюдать за
дьявольскими танцами. Какая-то в костях появляется твердость.
Он выпрямился и отсалютютовал.
-- Тогда вперед, рядовой Пульцифер. И да маршируют с тобой армии
прославленные.
После того, как Ньют уехал, Шедвелл подумал о кое-чем, кое-чем, что
сделать раньше ни разу не предоставлялось шанса. Теперь ему нужна была
булавка. Не военная булавка, ведьм для использования на. Просто обычная
булавка, из тех, что можно воткнуть в карту.
Карта висела на стене. Она была старой. Она не показывала Милтон
Кейнса. Не показывала Харлоу. Почти не было на ней Манчестера и Бирмингема.
Эта карта была картой для штаб-квартир армии триста лет. В ней все еще было
немного булавок, в основном в Йоркшире, Ланкашире и чуть-чуть в Эссексе, но
они практически полностью проржавели. В других местах, лишь коричневые
огрызки обозначали дальнюю цель давнего охотника.
Шедвелл наконец-то нашел булавку среди обрывков в пепельнице. Он на нее
дыхнул, отполировал до сияния, прищурившись, глядел на карту, пока не нашел
Тадфилд, и ликующе вколотил булавку в карту.
Она засияла.
Шедвелл отступил на шаг и вновь отсалютовал. Глаза его заполнили слезы.
Потом он с трудом (из-за боли) развернулся и отсалютовал выставочному
шкафу. Он был стар, временем поломан, стекло было разбито, но в каком-то
смысле он и был АОнВ. В нем хранилось Полковое серебро (Приз Межбатальонного
Гольфового Соревнования, за который не бились, к сожалению, семьдесят лет);
хранилось в нем и патентованное Громовое Ружье
Полковника-Охотников-на-Ведьм-Не-Должен-Есть-Ты-Какую-Живую-Вещь-С-Кровью-Иль-Колдовством-Пользоваться-Иль-Времена-Ругать
Дальримпля, заряжаемое вставлением патрона в дуло; а также хранилось нечто,
что было, вроде, грецкими орехами, а на самом деле -- коллекцией сжавшихся
голов охотников за головами, предоставленной Охотником на Ведьм Си-Эс-Эм
Хорэсом "Схвати Их, прежде чем Они Тебя Схватили" Наркером, который много
путешествовал по зарубежью; в нем хранились воспоминания.
Шедвелл громко сморкнулся в рукав.
Потом он открыл жестянку сгущенки -- свой завтрак.
Если б армии прославленные попытались с Ньютом маршировать, куски бы от
них отвалились. Потому, что все они, кроме Ньюта и Шедвелла, уже давно были
мертвы.
Было ошибкой думать о Шедвелле (Ньют никогда не узнал, есть ли у него
имя), как об одиноком сумасшедшем.
Остальные просто были мертвы, в большинстве случаев несколько сотен
лет. Когда-то армия была такой большой, какой она в настоящий момент
представала в книгах благодаря изобретательному редактированию Шедвелла.
Ньют с удивлением узнал, что у Армии Охотников на Ведьм было прошлое таким
же долгим и таким же кровавым, как и у ее более нормальной копии.
Зарплата охотников на ведьм в последний раз была введена Оливером
Кромвелем и с тех пор никогда не пересматривалась. Офицеры получали по
кроне, а генерал -- соверен. Но, конечно, это был просто символ, поскольку
за каждую ведьму давали девятипенсовик и возможность первому выбрать себе
что-то из ее имущества.
На эти-то девятипенсовики и приходилось полагаться. Поэтому времена
были слегка тяжеловаты, пока Шедвеллу не стали платить Небеса и Ад.
Зарплата Ньюта была шиллинг в год [ЗАМЕЧАНИЕ ДЛЯ МОЛОДЫХ ЛЮДЕЙ И
АМЕРИКАНЦЕВ: один шиллинг = пять п. Знание первоначальной денежной системы
Британии помогает понять древнее финансирование Армии Охотников за Ведьмами:
Два фартинга = полпенни. Два полпенни = пенни. Три пенни =
трехпенсовик. Два трехпенсовика = шестипенсовик. Два шестипенсовика = один
шиллинг, или боб. Два боба = флорин. Один флорин и один шестипенсовик =
полкроны. Четыре полкроны = банкнота в десять бобов. Три банкноты в десять
бобов = один фунт (или 240 пенни). Один фунт и один шиллинг = одна гинея.
Британцы долгое время сопротивлялись введению денежной системы,
основанной на десятичной системе, ибо думали, что она слишком сложна. Прим.
авт.].
За это он обязан был всегда при себе иметь "огонек, трутницу, ящик с
трутом или ружье, стреляющее благодаря поджиганию пороха", хотя Шедвелл
заявил, что вполне подойдет газовая зажигалка "Ронсон". Шедвелл
приветствовал изобретение зажигалки так, как обычные солдаты -- винтовки, из
которой можно много раз стрелять, его не перезаряжая.
Ньют на это так смотрел -- это было как входить в одну из этих
организаций типа "Закрепленного Узла" или тех людей, которые понарошку
повторяли Гражданскую Войну в США. Давало тебе дело на выходные и означало,
что ты поддерживаешь традиции, сделавшие западную цивилизацию тем, чем она
является сейчас, не даешь им умереть.
Через час после того, как он покинул штаб-квартиру, Ньют отъехал на
обочину и порылся в ящике на сиденье для пассажиров.
Потом он открыл окно машины, использовав для этого пару плоскогубцев,
ибо ручка давным-давно отвалилась.
Пакет с растопкой, посланный его рукой, перелетел через живую изгородь.
Через секунду за ним последовали тиски для больших пальцев.
Поспорив сам с собой об остальных вещах, он положил их обратно в ящик.
Шпилька была военная, оружие Охотников за ведьмами, с шариком черного цвета
на конце, как у женских шляпных шпилек.
Он знал, для чего она была нужна. Он довольно много прочел. При их
первой встрече Шедвелл снабдил его кучей брошюр, но также Армия накопила
разные книги и документы, на которых, подозревал Ньют, можно было бы кучу
денег заработать, если бы они когда-либо появились на рынке.
Шпилькой следовало колоть подозреваемых. Если в каком-то месте тела
ничего человек не чувствовал, значит, был ведьмой. Просто. Некоторые из
мошенников-Охотников на Ведьм использовали специальные втягивающиеся
шпильки, но эта была честная, крепкая сталь. Он не сможет смотреть старому
Шедвеллу в глаза, если выкинет шпильку. Да и потом, вероятно, это приносило
в жизни неудачу.
Он завел мотор и возобновил свое путешествие.
Машина Ньюта называлась "Васаби" [Один из компонентов суши,
определенный вид хрена. Прим. перев.]. Он ее называл "Дик Терпин", в
надежде, что как-нибудь кто-нибудь спросит его, почему.
Лишь очень аккуратный историк сможет указать точную дату того, когда
японцы перестали быть бесовскими машинами, все копирующими с Запада, и стали
теми ловкими и умелыми инженерами, что делают вещи, лучшие западных во много
раз. Но "Васаби" была спроектировала именно в этот запутанный день и
объединяла традиционные плохие вещи, встречающиеся в западных машинах, с
группой нововведений-бедствий, избегание которых сделало фирмы "Хонда",
"Тойота" и им подобные тем, чем они сейчас являются.
Ньют ни разу в жизни другой на дороге не видел, как не старался. В
течение лет, и без особого убеждения, он с энтузиазмом говорил своим друзьям
о ее экономности и действенности, отчаянно надеясь, что один из них такую
купит, ведь несчастные компанию любят.
Тщетно указывал он на ее мотор в 823cc, на ее коробку скоростей с тремя
скоростями, ее невероятные устройства обеспечения безопасности, вроде шаров,
надувавшихся в опасных ситуациях, например, когда ты ехал со скоростью в 45
миль в час по прямой, сухой дороге, и вот-вот разобьешься, ибо вид загородил
огромный защитный шар. Он также слегка лирически говорил про ее радио,
сделанное в Корее, которое невероятно хорошо принимало "Радио Пхеньян", и
симулированный электронный голос, который предупреждал вас, что у вас не
надет ремень безопасности, даже если он надет; кем-то был запрограммирован,
кто не только не понимал английского, еще и японского не знал. "Высшее
искусство", -- говорил он.
Искусство в этом случае, видно, имелось в виду гончарное.
Его друзья кивали, соглашались и наедине решали, что если им будет
предоставлен выбор между покупкой "Васаби" и прогулкой пешком, они лучше
вложат деньги в пару башмаков; все равно ведь хуже не будет, ибо одной из
причин невероятного количества миль пробега "Васаби" был тот факт, что
машина проводила кучу времени в гаражах, ожидая прихода по почте коленвалов
и других вещей от единственного сохранившегося в мире агента "Васаби" в
Нигирузуши [Вид суши. Прим. перев.], Япония.
В том неопределенном, дзен-подобном трансе, в котором большинство людей
водят машину, Ньют стал думать, и как же в точности используют шпильку.
Говоришь "Есть шпилька, и я не боюсь ее использовать?". "Есть шпилька, готов
путешествовать"... "Кидающий шпильки"... "Человек с золотой шпилькой"...
"Наваронские шпильки"...
Ньюта могла бы заинтересовать следующая информация -- из тридцати
девяти тысяч женщин, проверенных шпилькой за века охоты на ведьм, двадцать
девять тысяч сказали "ой", девять тысяч девятьсот девяносто девять ничего не
почувствовали из-за использования вышеупомянутых втягивающихся шпилек, и
одна ведьма заявила, что укол ее чудесным образом вылечил от артрита в ноге.
Звали ее Агнес Безумцер.
Она была великим провалом Армии Охотников на Ведьм.
Одна из ранних записей в "Прелестных и аккуратных пророчествах Агнес
Безумцер" касалась смерти самой Агнес Безумцер.
Англичане, будучи, в общем и в целом, бестолковым и ленивым народом, не
так усердно женщин жгли, как другие народы Европы. В Германии костры
складывали и жгли с обычной тевтонской аккуратностью. Даже благочестивые
шотландцы, на протяжении веков дерущиеся, никак не добиваясь победы, со
своими главнейшими врагами -- шотландцами, несколько человек смогли все-таки
сжечь, чтобы заполнить чем-то длинные зимние вечера. А вот у англичан
казалось, сердце к этому не лежало.
Одной из причиной этого могло быть то, как померла Агнес Безумцер --
смерть эта реально и положила конец серьезной мании охоты на ведьм в Англии.
Кричащая толпа, доведенная до сильнейшей ярости ее привычкой быть умной и
лечить людей, одним апрельским утром прибыла к ее дому и нашла ее сидящей в
верхней одежде и ожидающей их.
-- Вы опоздали, -- сообщила она им. -- Уж десять минут, как должна я
гореть была.
Потом она встала и медленно прохромала через внезапно тихую толпу, из
домика, и к костру, что поспешно сложили на поляне в центре деревни. Легенда
говорит, что она неловко вскарабкалась на верх кучи дров и руки положила на
столб.
-- Хорошенько завяжи, -- бросила она потрясенному охотнику на ведьм. А
затем, когда жители деревни стали тихонько подбираться к костру, она подняла
свою красивую голову в свете костра и произнесла:
-- Подойдите, добрые люди, вы как можно ближе. Подойдите так близко,
чтоб почти вас огонь опалял, ибо заявляю вам: все должны видеть, как умирает
последняя истинная в Англии ведьма. Ибо являюсь я ведьмою, так решил суд
ваш, однако ж не знаю я, каково преступление на самом деле мое. И потому да
будет смерть моя миру посланием. Подойдите как можно ближе, говорю я вам, и
запомните вы хорошенько судьбу всех тех, кто в то вмешивается, чего они не
понимают.
И, говорят, далее она улыбнулась, посмотрела на небо над деревней и
проговорила:
-- И тебя это тоже касается, старый ты глупец безумный.
И после этого странного богохульства она больше ничего не сказала. Она
людям позволила заткнуть себе рот кляпом и стояла себе надменно, когда
факелы поднесли к сухому дереву.
Толпа подошла поближе, один-два ее члена были слегка неуверены,
правильно ли они сделали, если уж подумать.
Через тридцать секунд взрыв распотрошил поляну, избавил, как коса,
долину от живых существ, а виден он был аж в Галифаксе.
За этим последовал длительный спор о том, Бог этот взрыв наслал или
Сатана, но записка, позже найденная в домике Агнес Безумцер, указала, что
всякому божественному или дьявольскому вмешательству вещественно помогло
содержание нижних юбок Агнес, в которых она предусмотрительно спрятала
восемьдесят фунтов пороха и сорок фунтов кровельных гвоздей.
Агнес также оставила, на столе в кухне рядом с запиской, сообщающей,
что молоко больше не понадобится, ящик и книгу. Были четкие инструкции, что
надо сделать с ящиком, и настолько же четкие инструкции насчет книги -- ее
надо было послать сыну Агнес, Джону Безумцеру.
Люди, которые нашли ее -- которые были из соседней деревни, их разбудил
взрыв -- подумали, не проигнорировать ли инструкции и не сжечь ли просто
домик, но потом поглядели на мерцающие огни и развалины, усыпанные гвоздями,
и решили, что не стоит. И потом, в записке Агнес были неприятно точные
предсказания того, что произойдет с людьми, которые ее приказы не выполнят.
Человек, который поджег Агнес Безумцер, был майором Охотников на Ведьм.
Его шляпу прибывшие нашли в ветвях дерева, в двух милях от деревни.
Имя его, вышитое внутри на довольно большом куске ленты, было
"Не-Возжелай-Жену-Ближнего-Своего Пульцифер", один из наиболее прилежных
охотников на ведьм в Англии, возможно, он бы некоторое удовлетворение
получил от известия о том, что последний его живой потомок сейчас, пусть сам
того не зная, двигался к последнему живому потомку Агнес Безумцер.
Чувствовал бы, что наконец-то свершится древняя месть.
Если бы он знал, что на самом деле произойдет, когда его потомок ее
встретит, он бы перевернулся в могиле, если б у него она была.
Сначала, однако, Ньюту следовало с летающей тарелкой что-то сделать.
Она приземлилась на дорогу перед ним, как раз когда он пытался найти
поворот на Нижний Тадфилд и на руле разложил карту. Пришлось резко
затормозить.
Выглядела она как любая виденная Ньютом картинка летающей тарелки.
Пока смотрел он через верх своей карты, дверь в тарелке откатилась в
сторону, удовлетворенно свистнув, и открылся сияющий трап, который
автоматически раздвигался, пока не достал до дороги. Засиял блестящий
голубой свет, обозначив три контура тел пришельцев. Они прошагали вниз по
трапу. По крайней мере, двое из них прошагали. Тот, что выглядел как
перечница, просто по нему проскользил и свалился внизу.
Другие двое проигнорировали его неистовое попискивание и довольно
медленно прошли к машине, по манере, во всем мире общей -- словно в голове
составляют список обвинений -- можно было в них определить полицейских. Тот,
что был самым высоким (желтая жаба, одетая в фольгу) постучал в окно Ньюта.
Тот его опустил. Существо носило такие отражающие свет черные очки, которые
Ньют про себя всегда называл черными очками Крутого Люка.
-- Доброе утро, сэр, мадам или бесполый, -- проговорило существо. --
Это ваша планета, не так ли?
Другой пришелец, зеленый и приземистый, зашел в лес сбоку дороги. Краем
глаза Ньют заметил, как он ударил дерево, а затем провел лист сквозь
какое-то сложное устройство на поясе. Очень довольным он не выглядел.
-- Ну, да. Полагаю, -- ответил он.
Жаба задумчиво уставилась на небо.
-- И давно она ваша, да, сэр? -- проговорила она.
-- Э. Не лично моя. Я имею в виду, мой вид ею владеет около
полумиллиона лет. Я думаю.
Пришелец обменялся взглядами со своим коллегой.
-- Что, дело доводили до кислотного дождя, да, сэр? -- упрекнул он. --
Может, несколько слишком много себе позволили со стариками углеводородами?
-- Виноват.
-- Вы мне можете сказать альбедо своей планеты, сэр? -- спросила жаба,
все еще глядя прямо на горизонт, словно тот вытворял что-то интересное.
-- Э. Нет.
-- Ну, должен вам передать грустную новость -- ледяные шапки у вас на
полюсах ниже установленного правилами размера для планет такой категории,
сэр.
-- О господи! -- проговорил Ньют. Подумав, кому он может об этом
сказать, он понял, что ни одна живая душа ему не поверит.
Жаба наклонилась поближе. Похоже было, что она была чем-то обеспокоена,
хотя, конечно, Ньют не мог твердо судить о выражениях лица расы пришельцев,
которой он никогда ранее не встречал.
-- В этом случае мы это проглядим, сэр.
От волнения Ньют заговорил быстро и неразборчиво.
-- О. Э. Я с этим разберусь -- ну, когда я говорю "я", имею в виду,
Антарктика, или чего-то, каждой стране принадлежит, или чего-то, и...
-- Сэр, на самом деле нас попросили вам послание передать.
-- Да?
-- Письмо гласит "Мы вам передаем послание о вселенском мире и гармонии
и таких штуках". Письмо кончается, -- продолжила жаба.
-- О, -- Ньют это послание обдумал. -- О. Очень мило.
-- У вас есть идеи насчет того, почему нас попросили вам это письмо
передать, сэр? -- спросила жаба.
Ньют повеселел.
-- Ну, э, я полагаю, -- начал он молоть, -- Человечество же, э, атом
ведь в работу запрягло, и...
-- Вот и у нас нет идей. -- Жаба встала. -- Один из этих феноменов,
полагаю. Что ж, мы лучше пойдем.
Она покачала с сомнением головой, повернулась и без единого слова
переваливаясь вернулась к тарелке.
Маленький пришелец прошел мимо машины.
-- Уровень Це-О-Два на 0.5 процента выше нормы, -- резко бросил он,
глядя значительно на Ньюта. -- Вы ведь знаете, что вас можно обвинить в том,
что вы являетесь господствующими особями, находясь под влиянием
импульсно-направляемого потребления?
Эти двое подняли третьего пришельца, его затащили вверх по трапу и
закрыли дверь.
Ньют некоторое время подождал -- на случай каких-нибудь зрелищных
вспышек света, но тарелка просто себе стояла. В конце концов он проехал
вверх по подъему и ее объехал. Когда он посмотрел в зеркало заднего обзора,
ее уже не было.
"С чем-то я, должно быть, переборщил, -- подумал он виновато. -- Но с
чем?
Даже не могу Шедвеллу сказать, он меня, вероятно, выбранит за то, что
соски их не пересчитал".
-- Вообще, -- бросил Адам, -- все с ведьмами не так, как вы думаете.
Они сидели на ограде поля, смотрели, как Пес катается в коровьем
помете. Маленькому зверьку, похоже, это жутко нравилось.
-- Я о них читал, -- продолжил он, говоря слегка погромче. -- На
самом-то деле, они все время были правы, и их притеснять с помощью
Британских Инквизиций и таких штук -- неправильно.
-- Моя мать сказала, что они были просто разумные женщины, протестующие
единственным им доступным путем против удушливых несправедливостей
социальной иерархии, во главе которой стояли мужчины, -- вспомнила Пеппер.
Мать Пеппер преподавала в Нортоновском Политехническом [Днем. А
вечерами она занималась гаданием на картах Силы Таро нервным служащим, ибо
старые привычки с трудом умирали. Прим. авт.].
-- Да, но твоя мать всегда такие вещи говорит, -- отозвался Адам через
некоторое время.
Пеппер согласно кивнула.
-- И еще она сказала, что в худшем случае они были просто
свободомыслящие, поклоняющиеся принципу воспроизводства.
-- Что еще за принцип производства? -- вопросил Венслидэйл.
-- Не знаю. Думаю, что-то, связанное с дубами-великанами, -- отозвалась
Пеппер с сомнением в голосе.
-- Ну, я думал, они Дьяволу поклонялись, -- произнес Брайан, впрочем,
без автоматического осуждения. У Них было мышление открытым по отношению к
поклонению Дьяволу. Оно по отношению ко всему открыто было. -- Вообще-то,
Дьявол лучше какого-то тупого дерева.
-- Вот где вы ошибаетесь, -- вклинился Адам. -- Это вовсе не Дьявол.
Это другой бог, или что-то такое. С рогами.
-- Дьявол, -- кивнул Брайан.
-- Нет, -- терпеливо отозвался Адам. -- У людей они просто в сознании
смешались. У него всего лишь рога похожи. Он зовется Пан. Он наполовину
козел.
-- Которая половина? -- спросил Венслидэйл.
Адам над этим подумал.
-- Нижняя, -- сказал он наконец. -- Странно, что вы этого не знаете. Я
как-то думал, это все знают.
-- У козлов нет нижней половины, -- заметил Венслидэйл. -- У них есть
передняя и задняя. Точно так же, как у коров.
Они еще немного понаблюдали за Псом, барабаня пятками по ограде. Было
так жарко, что думать было невозможно.
Затем Пеппер бросила:
-- Если у него козлиные ноги, то у него не может быть рогов. Рога же
принадлежат передней половине.
-- Я его не выдумывал, так ведь? -- пробурчал Адам раздраженно. -- Я
вам просто о нем рассказывал. Для меня новость, что я его выдумал. На меня
не набрасывайтесь.
-- И вообще, -- продолжала Пеппер. -- Идиотский этот Поз не может
ходить жаловаться, если люди думают, что он Дьявол. Не с рогами. Люди не
могут не сказать "о, Дьявол идет".
Пес начал прокапывать ход в кроличью нору.
Адам, сознание которого, похоже, было чем-то отягощено, глубоко
вздохнул.
-- Не надо все так буквально понимать, -- проговорил он. -- В наши дни
это главная проблема. Материализм этот шершавый. Люди вроде вас рубят
тропические леса да дыры в озоновом слое проделывают. В озоновом слове
гигантская дыра из-за шершавого материализма людей вроде вас.
-- Я ничего не могу с этим сделать, -- отозвался Брайан автоматически.
-- Все еще плачу за идиотскую огурцовую раму.
-- В журнале написано, -- продолжил Адам, не обращая на него внимания.
-- Чтобы сделать один бифбургер, израсходуют миллионы акров тропического
леса. И озон этот весь утекает, так как... -- он ненадолго запнулся, но
быстро нашелся, -- люди окружение опрыскивают.
-- А еще киты, -- дополнил Венслидэйл. -- Мы должны их спасти.
По виду Адама было очевидно, что он не понял, при чем тут киты. То, что
он награбил из старых номеров "Нового Акварийского", ничего про китов не
включало. Редакторы полагали, что его читатели все были за спасение китов --
так что, как они предполагали, что они дышали и прямо ходили.
-- О них программа была, -- пояснил Венслидэйл.
-- И чего ради мы должны их спасать? -- поинтересовался Адам. В мозгу
его замелькали путаные видения спасения китов до тех пор, пока для значка
достаточно не накопишь.
Венслидэйл запнулся и напряг память.
-- Потому что петь могут. И мозги у них большие. Их почти не остались.
И вообще, убивать их мы не должны, из них только пищу для домашних животных
и такие штуки делают.
-- Если они такие умные, -- медленно проговорил Брайан, -- что они
делают в море?
-- Ну, не знаю, -- отозвался выглядевший задумчивым Адам. -- Плавают
весь день, просто рты открывают и едят... по мне, так умно...
Визг тормозов и долгий, растянувшийся хруст его прервали. Они слезли с
ограде и пробежали вверх по тропинке к перекрестку, где крышей вниз на конце
длинного следа скольжения лежала маленькая машина.
Чуть дальше по дороге видна была дыра. Похоже было, машина старалась ее
объехать. Пока они на нее смотрели, маленькая выглядящая восточно голова
бросилась прочь и скрылась из виду.
Они, потянув ее, отворили дверь и вытащили потерявшего сознание Ньюта.
Видения медалей за героическое спасения заполнили голову Адама. Практические
мысли о первой помощи заполнили голову Венслидэйла.
-- Мы не должны его двигать, -- сказал последний. -- Из-за сломанных
костей. Надо кого-то найти, чтоб помог.
Адам развернулся. Среди деревьев внизу по дороге виднелась крыша. Это
был Жасминовый Домик.
А в Жасминовом Домике Анафема Приббор сидела напротив стола, на котором
она за последний час разложила бинты, аспирин и разные другие вещи,
связанные с первой помощью.
Анафема глядела на часы. "Он вот-вот должен прибыть", -- думала она.
А потом, когда он появился, он оказался не таким, как она ожидала.
Вернее, не таким, как она надеялась.
Надеялась она (достаточно сознательно) на кого-то высокого,
темноволосого и красивого.
Ньют был высок, но выглядел сплющенным, тонким. И хотя волосы его были
темны, вне всякого сомнения, не были они модно уложены; просто куча тонких,
черных прядей, растущих наверху его головы. Это не была вина Ньюта; когда он
был помоложе, он раз в пару месяцев приходил в парикмахерскую на углу, к
себе прижимая фотографию, аккуратно им вырванную из журнала, на которой
изображен был кто-то, потрясающе круто стриженный, усмехающийся в камеру, и
показывал он парикмахеру фото, и просил постричь его так, чтобы он выглядел
так же, пожалуйста. А парикмахер, который свою работу знал, один раз на
Ньюта взглянув, стриг его классически -- подходяще для всякой цели, коротко
по бокам и сзади. Через год Ньют понял, что к лицу его, очевидно, красивые
стрижки не идут. Лучшее, на что он мог надеяться после стрижки -- волосы
покороче.
И с костюмами так же было. Еще не изобрели одежду, в которой он
выглядел бы милым, умудренным, не стесненным. К описываемому времени он
научился быть удовлетворен любой одеждой, что ему помогала в дождь не
намокнуть да давала место для хранения сдачи.
И красив он не был. Даже когда он очки снимал [На самом деле, тогда он
был ее более некрасив, когда очки снимал, потому что тогда он о вещи
спотыкался и кучу бинтов носил. Прим. авт.]. И, открыла она, когда она сняла
его туфли, чтобы уложить его в постель, он носил разные носки: один голубой,
с дыркой на пятке, и один серый, с дырками вокруг пальцев.
"Полагаю, я должна по этому поводу почувствовать волну теплого, нежного
женского того-или-другого, -- подумала она. -- Я всего лишь желаю, чтоб он
их постирал.
Итак... высокий, темный, не красивый. -- Она пожала плечами. -- Ладно.
Две вещи из трех -- неплохо".
Фигура на кровати начала шевелиться. А Анафема, которая -- такова уж у
нее была природа -- всегда глядела в будущее, подавила свое разочарование и
спросила:
-- И как мы сейчас себя чувствуем?
Ньют открыл глаза.
Он лежал на кровати в спальне, и спальня была не его. Он мгновенно это
понял по потолку. С потолка его спальни все еще свисали на веревках из шелка
модели самолетов. Он как-то не нашел сил и времени, чтобы их снять.
А на этом потолке была только штукатурка с дырами. Ньют ранее никогда
не был в спальне женщины, но он почувствовал, что это одна из них -- в
основном по сочетанию запахов. Были слабые запахи пудры и ландыша, и
никакого не было прогорклого запашка старых маек, которые забыли, как
выглядит нутро стиральной машины.
Он попытался поднять голову, застонал и позволил ей опять зарыться в
подушку. Розовая, не мог он не заметить.
-- Головой о руль ударились, -- пояснил голос, его поднявший. --
Ничего, впрочем, не сломано. Что произошло?
Ньют опять открыл глаза.
-- Машина в порядке? -- спросил он.
-- Очевидно. Внутри голосок повторяет "Пожаруйста, зажтегните ремлень".
-- Видите? -- обратился Ньют к невидимой аудитории. -- В то время
знали, как машины строить. Эта пластиковая обшивка почти и не вдавливается.
Он мигнул в сторону Анафемы.
-- Я свернул, чтобы объехать появившегося на дороге тибетца, -- бросил
он. -- По крайней мере, мне так кажется. Думаю, я сошел с ума.
Фигура вошла в его поле зрения. У нее были темные волосы, красные губы,
зеленые глаза, и это практически наверняка была женщина. Ньют постарался не
глазеть. Она проговорила:
-- Если и поглазеете, никто не увидит. -- Потом она улыбнулась. --
Знаете, я раньше ни разу охотника на ведьм не встречала?
-- Э... -- начал Ньют. Она выставила вперед его открытый бумажник.
-- Пришлось заглянуть, -- бросила она.
Ньют почувствовал себя весьма и весьма смущенным, что для него не было
необычно. Шедвелл дал ему официальную уполномочивающую карточку охотника на
ведьм, которая, кроме прочего, велела всем курьерам, мировым судьям,
епископам и приставам его беспрепятственно пропускать и давать ему столько
сухого дерева, сколько будет нужно. Она была весьма впечатляюща, была
каллиграфическим шедевром и, вероятно, весьма старой. Он о ней забыл.
-- Это просто хобби, -- проговорил он несчастно. -- На самом деле я...
я... -- он не мог сказать "клерк, распределяющий зарплаты", не здесь, не
сейчас, не такой девушке. -- Компьютерный инженер, -- солгал он. Хочу им
быть, хочу им быть, в душе я компьютерный инженер, просто мозг мне им стать
не позволяет. -- Простите, могу я узнать...?
-- Анафема Девайс, -- ответила Анафема. -- Я оккультист, но это просто
хобби. На самом деле я ведьма. Отлично. Вы на час опоздали, -- добавила она,
протягивая Ньюту маленький лист картона, -- так что прочитайте-ка это.
Освободит кучу времени.
Ньют, несмотря на все испытания его детства, на самом деле имел дома
маленький компьютер. Несколько, на самом деле. Всегда было очевидно, что за
компьютеры у него имелись. Это были настольные эквиваленты "Васаби". Те,
которые, к примеру, сразу после покупки в два раза падали в цене. Или
начинали жизнь в блеске популярности и исчезали во мрак спустя год. Или
вообще работали, только засунутые в холодильник. Или, если по какой-то
счастливой случайности они были сами по себе хорошими машинами, Ньюту всегда
доставался один из тех нескольких, что продавались с ранней, полной ошибок
версией операционной системы. Но он не сдавался, поскольку он верил.
У Адама тоже был маленький компьютер. Он его использовал, чтобы в игры
играть -- но он никогда не играл в них подолгу. Он загружал игру,
внимательнейше на экран глядел в течение нескольких минут, а потом в нее
играл, пока счетчику "Высшие Очки" не начинало не хватать нулей.
Когда другие Они удивлялись этому странному умению, Адам слегка
удивлялся, что все так в игры не играют.
"Надо всего лишь научиться, как в нее играть, а потом все очень
просто", -- говорил он.
Достаточно большая часть гостиной-передней Жасминового Домика была
занята, заметил Ньют, и ему стало плохо, кипами газет. Вырезки были
приклеены на стены. У некоторых из них куски были обведены красными
чернилами. Настроение Ньюта чуть улучшилось, когда он увидел несколько, она
вырезала из-за Шедвелла.
У Анафемы было очень мало мебели. Единственной вещью, которую она
позаботилась привезти с собой, были ее часы, одна из вещей, передающихся от
предка к потомку уже давным-давно. Это не были "дедушкины часы", полностью
заключенные в коробку, это были настенные часы со свободно качающимся
маятником -- под таким Э. А. По с радостью кого-нибудь оставил бы связанным.
Глаза Ньюта постоянно к часам возвращались.
-- Их построил мой предок, -- пояснила Анафема, ставя на стол кофейные
чашки. -- Сэр Джошуа Приббор. Может, слышали? Он изобрел такую маленькую
качающуюся штучку, которая позволила аккуратные часы дешево создавать? Ее в
его честь назвали.
-- Джошуа? -- уточнил Ньют осторожно.
-- Прибор.
В последние полчаса Ньют слышал много совершенно невероятных вещей и
почти был готов в это поверить, но надо же где-то остановиться.
-- Устройство назвали в честь живого человека? -- спросил он.
-- О, да. Старое доброе ланкаширское имя. Из французского пришло,
по-моему. Может, еще скажете, что не слышали о сэре Хамфри Штукке...
-- Ой, ну не надо...
-- ...который изобрел штуку, которая сделала возможным выкачивать воду
из затопленных шахт. Или Пьетре В. Щитцо? Или Сайрусе Т. Штукенце, самом
передовом черном изобретателе в Америке? Томас Эдисон как-то сказал, что
единственные современные ему ученые-практики, которыми он восхищался, были
Сайрус Т. Штукенц и Элла Ридер Приборчек.
Она посмотрела на лицо Ньюта и увидела на нем непонимающее выражение.
-- Я о них диссертацию писала, -- пояснила она. -- О людях, которые
изобрели вещи такие простые и повсеместно используемые, что все позабыли,
что их когда-то кто-то изобрел, на самом-то деле. Сахара?
-- Э...
-- Обычно кладете два куска, -- добавила Анафема сладко.
Ньют вновь уставился на карточку, что она ему дала.
Похоже, она думала, что карточка эта все объяснит.
Она не объяснила.
В середине была подчеркнутая линия. На левой стороне было немного
чего-то -- поэзии, похоже, -- написанного черными чернилами. На правой,
здесь красными чернилами, были пометки и комментарии. Вот как это выглядело:
3819: Когда перевернута будет восточная колесница, Японская машина?
Вверх ногами.
четырьмя в небе колесами, на кровати твоей будет Разбитая машина...
несерьезные раны??
человек с синяками, голове болящей его поможет ... взять...
ивовое питье, человек, что проверяет булавкою, Ивовый напиток = аспирин
(см. 3757).
но сердце его чисто при этом, однако он есть Булавка = охотник на
ведьм. Хороший
того потомок, кто меня жизни лишит, возьми от охотник?? Имеется в виду
Пульцифер (см.
него все, что огонь создать может, чтобы все было 002). Найди спички и
т. п. В 1990-е!
как должно точно, и тогда будете вместе вы двое, ... хмм...
до самого Конца, что грядет. ... меньше, чем день (см. 712, 3803,
4004).
Рука Ньюта автоматически залезла в карман. Его зажигалка исчезла.
-- Что это значит? -- спросил он хрипло.
-- Слышали когда-нибудь про Агнес Безумцер? -- спросила Анафема.
-- Нет, -- отозвался Ньют, отчаянно пытаясь защититься сарказмом. -- Вы
мне, я полагаю, сейчас скажете, что она изобрела безумцев.
-- Еще одно старое доброе ланкаширское имя, -- бросила Анафема холодно.
-- Если не верите, почитайте про суды над ведьмами в раннем семнадцатом
веке. Она была моим предком. И один из ваших предков ее сжег живьем на
костре. Вернее, попытался.
Ньют выслушал, поражаясь и ужасаясь, истории гибели Агнес Безумцер.
-- Не-Возжелай-Жену-Ближнего-Своего Пульцифер? -- переспросил он, когда
Анафема закончила.
-- В те дни такие имена были достаточно часты, -- пояснила Анафема. --
Как я понимаю, было в семье десять детей, а семья была очень религиозная.
Были также Жадность Пульцифер, Лжесвидетель Пульцифер...
-- Думаю, я понимаю, -- проговорил Ньют. -- Ну и ну. Мне казалось,
Шедвелл сказал, что он имя раньше видел. Должно быть в архивах Армии. Думаю,
если б меня звали "Возжелай-Жену-Ближнего-Своего", я бы больно сделал
стольким людям, сколько можно.
-- Думаю, он просто женщин очень не любил.
-- Спасибо, что так спокойно воспринимаешь, -- отозвался Ньют. -- Я
имею в виду, должен был быть предком. Пульциферов ведь немного. Может... вот
поэтому-то я с Армией Охотников на Ведьм и встретился? Может, Судьба, --
добавил он с надеждой.
Анафема покачала головой.
-- Нет, -- сказала она. -- Нет такой вещи.
-- Вообще, охота на ведьм сейчас -- совсем не то, что тогда. Не думаю,
что Шедвелл когда-нибудь делал что, большее переворачивания корзин для
мусора Дорис Стоукс.
-- Скажу по секрету, с Агнес было трудно, -- заметила Анафема
неопределенно. -- У нее неустойчивая психика была.
Ньют помахал листом бумаги.
-- Но какое к этому она отношение имеет? -- спросил он.
-- Она это написала. Вернее, оригинал. Это Н. 3819 из "Прелестных и
аккуратных пророчеств Агнес Безумцер", впервые опубликованы в 1655-ом.
Ньют опять уставился на пророчество. Его рот открылся и закрылся.
-Она знала, что я машину разобью? -- спросил он потрясенно.
-- Да. Нет. Скорее всего, нет. Трудно сказать. Видишь ли, Агнес была
худшим из живших пророков. Потому что она всегда была права. Потому-то книга
никогда не продавалась.
Большинство экстрасенсорных способностей вызваны простым отсутствием
фокусирования на времени, а сознание Агнес Безумцер ушло так далеко во
Времени, что она считалась сумасшедшей даже по стандартам семнадцатого века,
а там сумасшедшие пророчицы были развивающейся быстрее других индустрией.
Но все соглашались, что слушать ее приятно.
Она постоянно говорила о том, что болезни лечить надо, используя
специальный вид глины, и о том, что важно руки мыть, чтобы смывались
малюсенькие зверьки, вызывающие болезни, когда всякий разумный человек
знает, что единственная защита от демонов плохого здоровья -- хорошенько
вонять. Она призывала бегать такой медленной рысью с подпрыгиваньем, это
поможет дольше жить -- что было очень подозрительно и впервые обратило на
нее внимание Охотников на ведьм, и указывала на важность поедания
волокнистой пищи, впрочем, здесь она точно опередила свое время, так как
большинство людей волокно в пище меньше беспокоило, чем камни. И она
бородавки не лечила.
-- Все это в сознании вашем, -- говорила она. -- Забудьте об этом, и
уйдет оно.
Было очевидно, что Агнес линия с Будущим связывала, но была она
необычно узкая и специфическая. Другими словами, практически совсем
бесполезная.
-- Как это? -- спросил Ньют.
-- Она писала такие пророчества, которые можно понять, только когда
что-то уже произошло, -- пояснила Анафема. -- Как "Бетамаки не покупайте".
Предсказание на 1972.
-- Ты имеешь в виду, что она предсказала появление видеомагнитофонов?
-- Нет! Она всего лишь взяла один маленький обрывочек информации, --
отозвалась Анафема. -- Вот в чем дело. В большинстве случаев она так
косвенно упоминает о чем-то, что пока не произошло, понять никак нельзя, а
потом уж все становится очевидно. И она не знала, что будет важно, а что
нет, поэтому промахивалась часто. Ее предсказание на 22 ноября 1963 было о
доме, что обрушится в Кингз Линн.
-- И? -- спросил учтиво-непонимающе Ньют.
-- Убили президента Кеннеди, -- подсказала Анафема. -- Но, понимаешь,
Далласа тогда не было. А Кингз Линн был весьма важен.
-- А.
-- Она была обычно очень хороша, если предсказание относилось к ее
потомкам.
-- Да?
-- И она ничего не знала про двигатель внутреннего сгорания. Для нее
машины были просто странными колесницами. Даже мать моя думала, что
предсказание это -- о переворачивании императорского экипажа. Видишь ли,
мало знать, что такое есть будущее. Надо знать, и что оно значит. Агнес была
как кто-то, глядящий на огромную картину в малюсенькую трубу. Она писала
что-то, что казалось хорошими советами, основываясь на том, что она понимала
из тех малюсеньких кусочков, что она видела.
-- Иногда может и повезти, -- продолжала Анафема. -- Мой прадедушка
догадался об обвале рынка ценных бумаг в 1929 за два дня до того, как он
произошел. Кучу денег заработал. Можно сказать, что мы профессиональные
потомки.
Она пронзительно посмотрела на Ньюта.
-- Понимаешь, чего никто не понял до момента, от которого нас отделяет
примерно двести лет, так это того, что "Прелестные и аккуратные пророчества"
Агнес написала для того, чтобы передавались к потомкам и им помогали. Многие
пророчества связаны с ее родственниками и их благополучием. Она как бы
пыталась за нами присмотреть после своего ухода из жизни. Мы думаем, что это
и есть причина пророчества про Кингз Линн. Мой отец в то время посещал это
место, так что с точки зрения Агнес, его не могли задеть шальные пули из
Далласа, а был большой шанс, что на него кирпич упадет.
-- Что за славная женщина, -- заметил Ньют. -- Можно забыть, что целую
деревню взорвала.
Анафема эти слова проигнорировала.
-- Вот и все, в общем-то, -- завершила она. -- С тех пор мы их толкуем.
В целом, мы в среднем одно пророчество в месяц разбираем -- теперь, на самом
деле, больше, так как конец света приближается.
-- И когда будет конец света? -- спросил Ньют.
Анафема значительно глянула на часы.
Ньют издал ужасный краткий смешок, который, как он надеялся, звучал
мягко и земно. После событий дня он себя очень разумным не чувствовал. Да
еще он чувствовал запах духов Анафемы, и из-за этого чувствовал себя
неуютно.
-- Счастье еще, что мне секундомер не нужен, -- проговорила Анафема. --
У нас, ну, около пяти или шести часов.
Ньют обдумал это. До тех пор он ни разу в жизни не хотел пить
алкогольные напитки, но что-то ему сказало, что пришла пора первого раза.
-- У ведьм алкоголь в доме есть? -- рискнул он.
-- О, да, -- Анафема улыбнулась так, как, должно быть, улыбалась Агнес
Наттер, распаковывая содержимое своего ящика с бельем. -- Зеленый бурлящий
напиток со странными Существами, плавающими на замерзающей поверхности. Ты
должен это знать.
-- Здорово. Лед есть?
Оказалось, что напиток -- джин. Анафема, которая ведьмовством не по
желанию занялась, но потому, что не могла иначе, в общем-то не одобряла
алкоголь, а вот в своем личном случае одобряла.
-- Я тебе сказал про тибетца, что из дыры в дороге вылез? -- спросил
Ньют, немного расслабившись.
-- О, я о них знаю, -- отозвалась Анафема, тасуя на столе газеты. --
Двое вчера вылезли на лужайке перед домой. Бедняги были здорово смущены, я
дала им чашку чая, потом они взяли у меня лопату и опять копать пошли. Не
думаю, что они знают, что должны делать.
Ньют слегка обиделся.
-- Откуда ты знаешь, что это были тибетцы? -- спросил он.
-- Если уж на то пошло, откуда ты знаешь? Может, когда его ударил,
раздался звук "Оммм"?
-- Ну, он... он выглядел по-тибетски, -- пояснил Ньют. --
Оранжево-желтые рясы, лысая голова... понимаешь... по-тибетски.
-- Один из моих вполне неплохо по-английски говорил. Я так поняла, что
в одну минуту он радио чинил в Лхасе, а уже в следующую он в туннеле. Не
знал, как домой попадет.
-- Если его вверх по дороге послать, он, возможно, смог бы полететь на
летающей тарелке, -- бросил Ньют мрачно.
-- Три пришельца? Один из них -- маленький жестяной робот?
-- Они у тебя на лужайке приземлились, да?
-- Судя по радио, это чуть ли не единственное место, где они не
приземлились. Они всюду в мире садятся, доставляют короткое избитое послание
про космический мир, а когда люди им говорят "Да, и?", пришельцы на них
непонимающе смотрят и улетают прочь. Знаки и предзнаменования, как Агнес и
говорила.
-- Ты мне скажешь, что она и это предсказала, полагаю?
Анафема пролистала старую картотеку перед ней.
-- Я все собиралась на компьютер поместить, -- сказала она. -- Поиск
слов и тому подобное. Знаешь? Это жизнь так упростит. Пророчества устроены в
дурацком порядке, но там подсказки, записи от руки и такие вещи.
-- Она это в форме картотеки сделала? -- спросил Ньют.
-- Нет, в форме книги. Но я ее, э, потеряла. У нас, конечно, всегда
копии были.
-- Потеряла, э? -- переспросил Ньют, стараясь в происходящее юмора
добавить. -- Но она же этого не предвидела!
Анафема на него злобно поглядела. Если бы взгляды могли убивать, Ньют
был бы на плите.
Потом она продолжила:
-- Правда, мы за годы много согласовали, и дед мой удобную систему
ссылок придумал... а. Вот оно.
Она толкнула к Ньюту лист бумаги.
3988: Когда люди крокуса Крокус=желто-оранжевый.
из Земли выйдут, а с неба -- люди (см. 2003)
зеленые, но знать не ... пришельцы...?
будут, почему так, ... парашютисты...?
и Плутон закрывает молний замки, ...атомные электростанции (см. вырезки
Нос. 798-806).
и поднимаются из вод земли затонувшие, ...Атлантида, вырезки 812-819
и Левиафан на свободу вырывается, ...левиафан=кит (см.1981)?
и Бразилия становится зеленей, тогда ...Южная Америка зелена?
Трое сходятся вместе, и Четверо поднимаются,
на железных едут конях; говорю я вам, уж ?3 = 4? Железные дороги
("дорога из железа", см.
близится конец. 2675).
-- Я эти комментарии не из головы написала, -- признала Анафема. -- Я
их написала, новости выслушав.
-- Должно быть, у тебя в семье все невероятно хорошо кроссворды
разгадывали, -- заметил Ньют.
-- Вообще-то, здесь Агнес слишком уж загнула, по-моему. Куски про
левиафана, Южную Америку, трех и четырех могут значить все, что угодно. --
Она вздохнула. -- Проблема в газетах. Никогда не знаешь, не имеет ли Агнес в
виду какое-то маленькое происшествие, которое пропустить можешь. Знаешь,
сколько времени занимает внимательное проглядывание каждой ежедневной газеты
всякое утро?
-- Три часа десять минут, -- ответил Ньют автоматически.
-- Полагаю, нам медаль или чего такое дадут, -- произнес Адам
оптимистично. -- За спасение человека из горящего разбитого автомобиля.
-- Он не горел, -- буркнула Пеппер. -- И не так уж разбит и был, когда
мы его обратно перевернули.
-- Но мог ведь быть, -- указал Адам. -- Не понимаю, почему мы медаль
получить не можем только потому, что старая машина не знает, когда
загореться.
Они стояли, глядя вниз, в дыру. Анафема вызвала полицию, которая
решила, что это асфальт провалился и вокруг нее понаставила желтые
конусы-предупреждения; она была темной и довольно глубоко в землю
углублялась.
-- Весело было бы в Тибет отправиться, думаю, -- высказался Брайан. --
Боевым искусствам и таким штукам научились бы. Видел такой старый фильм, где
показана такая долина в Тибете, где все сотни лет живут. Шангри-Ла зовется.
-- Бунгало моей тетушки зовется Шангри-Ла, -- ответил на это
Венслидэйл.
Адам фыркнул.
-- Не слишком умно, страну называть в честь какого-то старого бунгало,
-- заметил он. -- Тогда еще назвали бы Данроумин или, или Лавры.
-- Уж гораздо лучше, чем Шум Бала, -- заметил Венслидэйл.
-- Шамбала, -- поправил Адам.
-- Полагаю, это одно и то же место. Оба имени имеет, -- необычно
дипломатично заявила Пеппер. -- Как наш дом. Мы имя сменили с Домика на
Нортон Вью, когда въехали, но до сих пор получаем письма, адресованные Тео
Си Купьеру, Домик. Возможно, сейчас назвали место Шамбалой, но люди все еще
Лаврами зовут.
Адам столкнул в дыру камень. Тибетцы ему начинали надоедать.
-- И что нам теперь делать? -- спросила Пеппер. -- В Нижней
Нортоновской Ферме овец купают в антисептике. Можем туда пойти и им помочь.
Адам кинул в дыру камень побольше и стал дожидаться удара. Не дождался.
-- Не знаю, -- отозвался он отвлеченно. -- Я считаю, мы должны что-то
сделать по поводу китов, лесов и таких штук.
-- Что, например? -- спросил Брайан, который обожал забавы, доступные
во время славного купания овец. Он начал освобождать свои карманы от
упаковок из-под чипсов и кидать их, один за другим, в дыру.
-- Мы можем сегодня во второй половине дня сходить в Тадфилд и не
съесть гамбургер, -- предложила Пеппер. -- Если мы -- все четверо -- по
одному не съедим, людям не придется срубать миллионы акров тропического
леса.
-- Их все равно срубят, -- покачал головой Венслидэйл.
-- Вот опять шершавый материализм, -- буркнул Адам. -- И с китами то
же. Да, удивительные вези происходят.
Он уставился на Пса.
Он очень странно себя чувствовал.
Маленький песик, заметив внимание, ожидающе балансировал на задних
лапах.
-- Люди вроде вас съели всех китов, -- продолжал Адам резко. -- Спорю,
вы уже почти целого кита использовали.
Пес (последняя, малюсенькая сатанинская искра в его духе его за это
ненавидела) наклонил голову и заскулил.
-- Мир для вырастания будет такой дурацкий, -- не успокаивался Адам. --
Китов нет, воздуха нет, и из-за того, что моря поднимаются, все по воде
гуляют, всюду брызги.
-- Тогда хорошо будет одним атлантам, -- заявила Пеппер весело.
-- Хмпф, -- отозвался Адам, на самом деле не слушая.
Что-то происходило у него в голове. Она болела. Туда прибывали мысли,
которые ему не приходилось думать. Кто-то говорил "Ты можешь что-нибудь
сделать, Адам Янг. Можешь все улучшить. Можешь все сделать, чего захочешь".
И говорил это ему... он сам. Его часть, где-то в глубине сознания. Его
часть, что все эти годы была к нему приделана и не разу не была замечена,
как тень. Она говорила "Да, этот мир прогнил. Мог быть великолепным. Но
теперь прогнил, пора что-нибудь насчет этого сделать. Вот для этого ты и
здесь. Чтобы все улучшить".
-- Потому что они смогут куда угодно ходить, -- пояснила Пеппер,
взволнованно на него взглянул. -- В смысле, атланты. Потому что...
-- Меня тошнит от этих атлантов и тибетцев, -- выплюнул Адам.
Они на него уставились. Таким они его раньше никогда не видели.
-- Для них все очень хорошо, -- продолжал Адам. -- Всюду все расходуют
всех китов и уголь, и нефть, и тропические леса, и подобные вещи, а для нас
ничего не остается. Нам надо на Марс лететь, и такие штуки, вместо того,
чтобы в темноте сидеть мокрыми, пока воздух утекает.
Это не был старый Адам, Им известный. Они избегали смотреть друг другу
в лица. С Адамом в таком настроении, мир казался мрачнее, холоднее.
-- Кажется мне, -- заметил Брайан прагматично, -- кажется мне, лучшее,
что ты сделать можешь с этим, это кончить про это читать.
-- Это как ты недавно сказал, -- отозвался Адам. -- Растешь, читая про
пиратов, ковбоев, пришельцев из космоса и такие штуки, и когда ты думаешь,
что мир полон удивительных вещей, вдруг тебе говорят, что на самом-то деле
он полон мертвых китов, срубленных лесов и ядерных расходов, миллионы лет
растущих. Для этого и расти не стоит, таково мое мнение.
Они обменялись взглядами.
Над всем миром была тень. Штормовые облака собирались на севере, сквозь
них просвечивал желтый солнечный свет, словно небо покрасил
любитель-энтузиаст.
-- Кажется мне, все это надо убрать и заново опять начать, -- произнес
Адам.
Произнес это голос, не похожий на голос Адама.
Сквозь летний лес пронесся сильный ветер.
Адам поглядел на Пса, который попытался встать на голову. Вдалеке
забормотал гром. Он наклонился и отвлеченно похлопал пса.
-- Вот славно будет, если все атомные бомбы взорвались и все началось
сначала, только правильно организованное, -- продолжал Адам. -- Иногда мне
кажется, что именно этого я и хочу. А потом мы можем со всем разобраться.
Гром опять зарычал. Пеппер задрожала. Это не было обычный Их
мебиусовский спор, который разукрасил множество медленных часов. В глазах
Адама чего-то такое было, чего подруга его не могла понять -- не дьявольский
огонек, он был там практически все время, но какая-та серая пустота, что
было гораздо хуже.
-- Ну, насчет нас я не знаю, -- попробовала Пеппер. -- Не знаю я насчет
нас, ведь, если все эти бомбы взорвутся, взорвемся и все мы. Как мать
нерожденных поколений, я против этого.
Они любопытно на нее взглянули. Она пожала плечами.
-- А потом мир захватывают гигантские муравьи, -- проговорил Венслидэйл
нервно. -- Видел такой фильм. Или ходят с ружьями со спиленными концами и у
всех такие, знаете, машины с приделанными ножами и пистолетами.
-- Я не допущу гигантских муравьев или чего такого, -- отозвался Адам,
ужасно развеселившись. -- И с вами все будет в порядке. Я уж за этим
прослежу. Будет здорово, а, весь мир иметь в личном пользованьи. Правда?
Сможем его поделить. В замечательные игры поиграть сможем. В Войну поиграть
сможем с настоящими армиями и прочими штуками.
-- Но ведь никаких людей не будет, -- указала Пеппер.
-- О, людей я могу нам сделать, -- ответил Адам весело. -- Уж, в любом
случае, для армий сгодятся. Каждому достанется четверть мира. К примеру,
тебе, -- он указал на Пеппер, которая отдернулась, словно палец Адама был
добела раскаленной кочергой, -- Россию отдам, так как она красная, а у тебя
волосы рыжие, так? А Венсли -- Америку, а Брайану, Брайану Африку и Европу,
и, и...
Даже в состоянии растущего ужаса Они обдумали слова Адама, те того
требовали.
-- Э-эй, -- проговорила Пеппер, заикаясь (а поднимающийся ветер в это
время хлестал ее майку), -- не п-понимаю, почему Венсли досталась Америка, а
мне д-досталась одна только Россия. Россия скучна.
-- Могу дать еще Китай, Японию и Индию, -- ответил Адам.
-- Это значит, что у меня только Африка и куча скучных маленький стран,
-- заметил Брайан, торгуясь даже на извилистом краю катастрофы. -- Я бы был
не против Австралии, -- добавил он.
Пеппер толкнула его и со значением покачала головой.
-- Австралию я отдам Псу, -- отозвался Адам, в глазах которого полыхали
созидательные огни, -- ведь ему куча места нужна, чтоб бегать. И там для
него все эти кролики и кенгуру, за которыми гоняться будет, и...
Облака распространились по небу, вперед и в стороны, как чернила,
вылитые к чашку чистой воды, двигаясь быстрее, чем ветер.
-- Но ведь не будет никаких кр... -- взвизгнул Венслидэйл.
Адам не слушал, во всяком случае -- голоса вне его головы.
-- Слишком много беспорядка, -- бросил он. -- Надо нам заново начать.
Просто спасти тех, кого хотим, и заново начать. Так лучше всего. Если
подумать, мы Земле услугу окажем. Я злюсь, глядя на то, как эти старые
глупцы беспорядок разводят...
-- Это, понимаешь ли, память. -- пояснила Анафема. -- И назад, и вперед
позволяет заглянуть. Я имею в виду, наследственная память.
Ньют на нее вежливо, но непонимающе взглянул.
-- Я пытаюсь сказать, -- продолжала она терпеливо, -- что Агнес не
видела будущее. Это просто метафора такая. Она его помнила. Конечно, не
очень хорошо, и частенько оно слегка запутано после того, как пропущено
сквозь фильтр ее понимания. Мы думаем, лучше всего она помнит те вещи, что
собирались произойти с ее потомками.
-- Но если вы в разные места ходите и разные вещи делаете, так как она
об этом написала, а написала она воспоминание о местах, где вы были и вещах,
что сделали, -- заметил Ньют, -- то...
-- Знаю. Но есть, э, улики того, что это именно так работает, --
кивнула Анафема.
Они взглянули на карту, между ними разложенную. Рядом с ними бормотало
радио. Ньют ощущал, очень даже ощущал, что рядом с ним сидит женщина. "Веди
себя профессионально, -- велел он себе. -- Ты ведь солдат, так? Ну, почти.
Ну и веди себя как солдат. -- На долю секунды он серьезно об этом задумался.
-- Ну, веди себя как приличный солдат себя бы вел -- какого бы было лучшее
его поведение". Он заставил свое внимание вернуться к нынешнему делу.
-- Почему Нижний Тадфилд? -- спросил Ньют. -- Я из-за погоды
заинтересовался. Оптимальный микроклимат, так ее называют. Это значит, это
маленькое место со своей личной славной погодой.
Он взглянул на свои записные книжки. Совершенно точно что-то с этим
местом странно было, даже если проигнорировать тибетцев и НЛО, которые,
похоже, в нынешнее время во всем мире кишели. В районе Тадфилда не только
такая была погода, по которой можно было календарь ставить, он также
необычно сильно сопротивлялся переменам. Никто здесь новых домов не строил,
похоже. Население не двигалось особо. Единственная ферма, на которой
выращивали зверей на убой, а куриц заставляли непрерывно нести яйца,
открывшаяся в этой местности, через год или два обанкротилась и была
заменена традиционным свинофермером, который пускал своих свиней побегать в
своих яблочных садах и продавал свинину по выгодным ценам. Две местных
школы, похоже, блаженный имели иммунитет от меняющейся моды на образование и
учили по-старому. Шоссе, что должно было большинство Нижнего Тадфилда
превратить в нечто большее, чем Место Беспробудного Сна Счастливых Свиней на
Выкорм на Развилке 18, сменило направление за пять миль до него, объехало
его по огромному полукругу и продолжило свой путь, не помня о маленьком
островке сельской неизменчивости, который объехало. Никто не знал точно,
почему; один из исследователей, которые этим шоссе занимались, получил
инфаркт, второй стал монахом, а третий укатил на Бали рисовать обнаженных
женщин.
Так выглядело, словно большая часть двадцатого века поставила на
нескольких квадратных милях знак "Вне Пределов".
Анафема вытащила из своего указателя другую карточку и щелчком
отправила его на другую сторону стола.
2315. Говорят некоторые, что в Городе Лондон ...на 4 года рано (до 1664
года он
Это произойдет, иль в городе по имени Нью назывался Нью Амстердам)...
Йорк, но неправы все эти господа, ибо местом ...Тадвилль, Норфолк...
является Таддово Поле [Т.е. "Taddes field". Прим. перев.]
...Тардсфильд, Девон...
Сильной в силе своей, приходит он, как рыцарь ...Тадфилд, Оксон...<
во владенье, и мир он делит на 4 части, и он ...!.. См. "Откровения",
гл.6, ст. 10
бурю начинает.
-- Пришлось пойти, просмотреть кучу записей про страну, -- проговорила
Анафема.
-- Почему это под номером 2315? Оно же раньше, чем другие.
-- Агнес не в ладах была со временем. Не думаю, что она всегда знала,
что куда идет. Я же сказала, мы кучу времени [А в оригинале "ages", что
может и "века" значить. Прим. перев.] потратили, выдумывая систему для
соединения их вместе.
Ньют поглядел на некоторые карточки. К примеру:
И придет Великий Охотничий Пес ? Что-то насчет Бисмарка? [А. Ф.
Приббор,
и будут беспомощно глядеть Две Силы, 8 июня 1888].
ибо идет он туда, где его находится
Хозяин, туда, куда они пойти не могут, ...?
и назовет он его, так, как его Природа ...Шлезвиг-Хольстейн?
названа быть должна, и умчится прочь
Ад из него.
-- Здесь она для Агнес необычно бестолкова, -- посетовала Анафема.
Вижу я, Четверо Скачут, Конец Всадники Апокалипсиса.
везут они, и едут с ними Адские Ангелы, Человек=Пан, Дьявол
("Ланкаширские суды над
и Поднимутся Трое. И Четыре, с ведьмами", Брюстер, 1782).
Четырьмя сложенное, Четыре будет, и ??
Ангел Темный Поражение Потерпит, Чувствую, добрая Агнес этой ночью
много выпила,
Человек же возьмет то, что по праву [Квинси Приббор, Октбр. 15, 1789].
Ему принадлежит.
Я согласна. Увы, все мы люди. [Мисс О. Дж.
Приббор, Янвря 5, 1854].
-- Почему Прелестные и Аккуратные? -- спросил Ньют.
-- Прелестные значит точные, безошибочные, -- пояснила Анафема усталым
тоном того, кто раньше это объяснял. -- Раньше у этого слова такое было
значение.
-- Но послушай, -- начал Ньют...
...он себя почти убедил в несуществовании НЛО, которое ему, ясное дело,
привиделось, а тибетец мог быть, ну, он пока думал, кем, но чем бы он ни
был, он не был тибетцем, а вот в чем он убеждался все больше и больше, это в
том, что он был в одной комнате с очень привлекательной женщиной, которой,
похоже, он по-настоящему нравился, или, по крайней мере, точно сказать
нельзя было, что не нравился, а такое с Ньютом было впервые. И, похоже, куча
странных вещей происходила, но если очень попытаться, лодку здравого смысла
шестом вверх по течения подвигая, против сильнейшего течения улик, можно
было притвориться, что все дело, ну, в погодном равновесии, или Венере, или
массовых галлюцинациях.
Короче, чем бы там Ньют сейчас не думал, это был не мозг.
-- Но послушай, -- произнес он, -- конец света сейчас на самом деле
ведь не наступит, правда? В смысле, погляди вокруг. Не видно никаких
международного напряжения... ну, большего, чем обычно. Почему бы нам на
время эти штуки не оставить и просто пойти и, ну, не знаю, может, могли бы
просто погулять пойти или что-то такое, я имею в виду...
-- Ты что, не понимаешь? Тут что-то есть! Что-то, что на район влияет!
-- отозвалась она. -- Все силовые линии перекрутило! Защищает район он
всего, что его изменить может! Оно... оно...
Вот оно опять было: мысль в ее сознании, которую ей нельзя было, не
позволено было ухватить, как сон после пробуждения.
Окна загремели. Снаружи веточка жасмина, ветром развеваемый, начал по
стеклу требовательно стучать.
-- Но я не могу на этом зафиксироваться, -- добавила Анафема, сгибая
вместе пальцы. -- Я все перепробовала.
-- Зафиксироваться? -- переспросил Ньют.
-- Я попробовала маятником воспользоваться. Попробовала воспользоваться
теодолитом. Я, понимаешь ли, обладаю экстрасенорными способностями. Но оно,
похоже, движется
Ньют все еще достаточно свое сознание контролировал, чтобы правильно
эти слова перевести. Когда большинство людей говорили "Я, понимаешь ли,
обладаю экстрасенсорными способностями", они имели в виду "У меня
сверхактивное, но неоригинальное воображение/я ногти крашу черным
лаком/говорю с моим члеником"; когда это говорила Анафема, звучало так,
словно она признавалась в наследственной болезни, которой она предпочла бы
не иметь.
-- Армагеддон движется? -- спросил Ньют.
-- Различные пророчества говорят, сначала должен Антихрист явиться, --
ответила Анафема. -- Агнес говорит он. Я не могу его найти...
-- Может быть и она, -- заметил Ньют. -- Все-таки это двадцатый век, в
конце концов. Равные возможности.
-- Мне не кажется, что ты это серьезно воспринимаешь, -- резко бросила
Анафема. -- Вообще, ведь здесь никакого зла нет. Вот чего я не понимаю. Одна
любовь.
-Прости? -- переспросил Ньют.
Она на него беспомощно поглядела.
-- Это трудно описать, -- ответила она. -- Что-то или кто-то это место
любит. Любит каждый его дюйм так сильно, что это его ограждает и защищает.
Глубокая, огромная, яростная любовь. Как здесь может что-то плохое начаться?
Как может конец света в таком месте начаться? Это такой городок, где люди с
удовольствием своих детей бы вырастили. Детский рай. -- Она слабо
улыбнулась. -- Ты должен увидеть местных детей. Они нереальны! Прямо из
"Собственной газеты мальчиков"! Все эти коленки с паршой, и "превосходно!" и
мишени
Она почти ее поймала. Уже чувствовала образ мысли, приближалась к ней.
-- Что это за место? -- спросил Ньют.
-- Что? -- закричала Анафема, когда поезд ее мыслей сошел с рельс.
Палец Ньюта постучал по карте.
-- Говорит, "неиспользуемый аэродром". Вот здесь, гляди, к западу от
самого Тадфилда.
Анафема фыркнула.
-- Неиспользуемый? Не верь глазам своим! Был базой бойцов во время
войны. Десять лет или около того Военно-Воздушная Верхнего Тадфилда. И
прежде, чем ты это спросишь, ответ "нет". Я все это проклятое место
ненавижу, но полковник гораздо разумнее тебя. Послушай, жена его йогой
занимается.
Так. И что она раньше говорила? Здешние дети.
Она почувствовала, как ноги ее сознания под ней разъехались, и она
свалилась в более личные мысли, ждавшие, чтобы ее подхватить. Ньют ничего
был, точно. А насчет провождения с ним всех своих дней -- что ж, он не будет
рядом достаточно долго, чтобы начать раздражать.
Радио говорило о тропических лесах в Южной Америке.
Новых.
Начал идти град.
Ледяные пули разрывали листья вокруг Них, когда Адам вел их в
каменоломню.
Пес, скуля, крался следом, зажав хвост между ног.
"Это нечестно, -- думал он. -- Когда я уже привык почти крыс ловить.
Когда я почти разобрался с проклятой германской овчаркой по ту сторону
дороги. Теперь Он собирается всему этому положить конец, и я опять вернусь к
горящим глазам и погоням за потерянными душами. Где в этом смысл? Они не
сопротивляются, и никакого вкуса у них нет...".
Венслидэйл, Брайан и Пеппер думали вовсе не так связно. Они всего лишь
чувствовали, что не следовать за Адамом так же невозможно, как летать;
попытка сопротивляться силе, ведущей их вперед, приведет к множеству
сломанных ног, и им все равно придется идти следом.
Адам и вовсе не думал. Что-то открылось в его сознании и полыхало.
Он усадил их на коробку.
-- Здесь мы будем в безопасности, -- бросил он.
-- Э, -- попытался Венслидэйл, -- ты не думаешь, что наши матери и
отцы...
-- Насчет них не волнуйся, -- откликнулся Адам высокомерно. -- Я могу
новых сделать. И никаких укладываний в постель к полдесятому тогда уж тоже
не будет. Если не хочешь, можешь вообще в постель не ложиться. Или комнату в
порядок приводить, или что такое. Просто предоставьте все мне, и все будет
здорово. -- Он им маниакально улыбнулся. -- Ко мне несколько новых друзей
скоро придут, -- сообщил он доверительно. -- Вам они понравятся.
-- Но... -- начал было Венслидэйл.
-- Вы только подумайте о замечательных штуках после, -- с энтузиазмом
прервал его Адам. -- Америку сможете наполнить всякими новыми ковбоями,
индейцами, полицейскими, гангстерами, героями мультиков, пришельцами из
космоса и такими штуками. Разве это не чудесно будет?
Венслидэйл несчастно поглядел на других двоих. Они все думали одну
мысль, которую ни один из них даже в нормальное время не смог бы сносно
произнести. Грубо говоря, она была такова -- когда-то были настоящие ковбои
и гангстеры, и это было здорово. И всегда будут ковбои и гангстеры
понарошку, и это тоже было здорово. Но настоящие ковбои и гангстеры
понарошку, которые были живые и неживые и могли быть положены обратно в
коробку, когда они тебе надоедали -- это, казалось им, вовсе здорово не
было. Смысл игр в гангстеров, ковбоев, пришельцев и пиратов был в том, что
можно было прекратить ими быть и пойти домой.
-- Но прежде всего этого, -- добавил Адам, -- мы уж им всем покажем...
На площади росло дерево. Оно не было очень большим, листья у него были
желтыми, и свет, который оно получало через возбуждающе драматическое
затемненное стекло, был неправильным светом. И оно жило на большем
количестве наркотиков, чем олимпийский атлет, и в ветвях висели
громкоговорители. Но это было дерево, и если полузакрыть глаза и глядеть на
него сквозь искусственный водопад, можно было почти поверить, что смотришь
на больное дерево сквозь туман слез.
Джейми Хернез любил под ним есть свой ланч. Смотрящий за содержанием на
него наорал бы, если бы узнал, но Джейми вырос на ферме, ферма эта была
достаточно хороша, и он любил деревья и не хотел перемещаться в город, но
что он мог сделать? Эта работа не была плохой, а деньги были такими, о каких
его отец и не мечтал. Дед его вообще о деньгах не мечтал. До пятнадцати лет
он даже и не знал, что такое деньги. Но были времена, когда деревья были
нужны, и горько, думал Джейми, что дети его вырастут, думая о деревьях, как
о дровах, а внуки его будут думать о них, как об истории.
Но что можно было сделать? Где были деревья, теперь были большие фермы,
где были маленькие фермы, теперь были площади, а где были площади, были по
прежнему площади, и так жизнь и шла.
Он спрятал свою тележку за газетным киоском, украдкой сел и открыл свою
коробку с ланчем.
И вот тогда-то он и услышал шелест, и увидел, как по полу движутся
тени. Он огляделся.
Дерево двигалось. Он с интересом за ним наблюдал. Джейми никогда раньше
не видел, как дерево растет.
Почва, которая была всего лишь разбросанной кучей каких-то
искусственных веток, по-настоящему сдвинулась с места, когда под
поверхностью задвигались корни. Джейми увидел, как тонкий белый росток
прополз вниз по боку поднятой садовой местности и слепо ткнулся в бетонный
пол.
Не зная, почему, никогда так и не узнав, почему, он его легонько пихал
ногой, пока не был он близко к щели между плитами. Он ее нашел и забрался
внутрь.
Ветки, изгибаясь, принимали различные формы.
Джейми услышал визг движения снаружи здания, но он не обратил на него
внимания. Кто-то что-то вопил, но кто-то всегда что-то вопил вблизи от
Джейми, часто вопил на него.
Ищущий корень, должно быть, нашел под землей почву. Его цвет поменялся,
и он стал толще, как шланг для тушения огня, когда включена вода.
Искусственный водопад перестал работать; Джейми представил разломанные
трубы, заблокированные сосущими корнями.
Теперь он видел, что происходило снаружи. Поверхность улицы
поднималась, как море. Между разломов поднимались молодые деревца.
Конечно, рассудил он; у них был солнечный свет. У его дерева его не
было. Все, что у него было, это слабый серый свет, идущий из купола четырьмя
этажами выше. Мертвый свет.
Но что можно было сделать?
Вот что можно было сделать:
Лифты прекратили работать, так как энергия отключилась, но ведь всего
четыре пролета... Джейми аккуратно закрыл свою ланчевую коробку и прошел
назад к своей тележке, где он выбрал длиннейшую свою метлу.
Поток людей, вопя, вытекал из здания. Джейми мило пробирался против
течения, как лосось, плывущий вверх по течению.
Белый каркас из балок, про которые, видимо, архитектор думал, что они
динамически заявляли чего-то там, держал стеклянный купол. На самом деле это
был какой-то пластик, и лишь со всей силы, да с помощью подъемной силы всей
длины метлы, смог Джейми, взобравшийся на удобный кусок балки, его сломать.
Еще пара размахов -- и он свалился вниз смертельными осколками.
Свет устремился в дыру, осветив пыль на площади, так что стало
казаться, что воздух полон светляков.
Далеко внизу, дерево взорвало стены своей ухоженной бетонной тюрьмы и
поднялось вверх, как поезд-экспресс. Джейми никогда не осознавал, что
деревья издают звук, вырастая, и никто этого не осознавал, потому что звук
издается тысячи лет в волнах, двадцать четыре часа, от пика до пика.
Ускорьте его, и издаваемый деревом звук "вруууум".
Джейми наблюдал, как оно к нему приближается, как зеленое грибное
облако. Пар вздымался из-под его корней.
Балки никак такого выдержать не могли. Остаток купола взмыл вверх, как
пинг-понговый шарик на водяных брызгах.
То же самое происходило и по всему городу, вот только больше не было
города видно. Видно было только зеленое покрытие. Оно раскинулось от
горизонта до горизонта.
Джейми сидел на своей скамейке, уцепившись за лиану, смеялся, смеялся,
смеялся...
Вскоре пошел дождь.
"Каппамаки", китолов, обычно занимающийся поиском китов, в настоящий
момент искал ответ на вопрос "Сколько китов можно увидеть за неделю?".
Вот только сегодня китов вообще не было. Команда глядела на экраны,
которые благодаря применению изобретательной технологии могли найти
что-либо, по размеру большее сардины, и рассчитать его цену на международном
рынке жира, и видела, что они пусты. Время от времени появляющаяся на них
рыба мчалась сквозь воду, словно очень спешила отсюда убраться куда еще.
Капитан барабанил пальцами по пульту управления. Он боялся, что ему
вскоре придется заниматься собственным проектом-исследованием, чтобы найти
ответ на вопрос, что происходит со статистически малой части капитанов
китоловов, что возвращались с пустым кораблем, а не с полным найденным
материалом [Следует отметить, что здесь использованы слова "research
material", что создает двусмыслицу, т.к. первое слово значит "исследования";
т.е. это то слово, что постоянно здесь используется. Прим. перев.]. Он
думал, что с тобой делали. Может, запирали в комнате с ружьем с гарпуном и
ожидали, что сделаешь благородную вещь.
Это было нереально. Должно же было быть хоть что-то.
Навигатор ударил карту и уставился на нее.
-- Достопочтенный сэр? -- проговорил он.
-- Что? -- отозвался капитан раздраженно.
-- У нас, похоже, плачевный отказ инструмента. Дно в этом районе должно
быть на двухстах метрах.
-- И что?
-- Говорит 15000 метров, достопочтенный сэр. И все еще падает.
-- Глупость. Такой глубины не существует.
Капитан злобно уставился на сверхсовременную технологию ценой в
несколько миллионов йен и ее пнул.
Навигатор нервно улыбнулся.
-- А, сэр, -- проговорил он, -- уже мельче.
"Под громами поверхности воды", -- знали и Азирафаил, и Теннисон, --
"глубоко, глубоко в бездне морской/Кракен спит".
А теперь он просыпался.
Миллионы тонн тины с глубины океана стекают с его боков, пока он
поднимается.
-- Видите, -- сказал навигатор. -- Уже три тысячи метров.
У кракена нет глаз. Никогда не было чего-либо, на что ему надо было
смотреть. Но пока он поднимается вверх сквозь ледяную воду, он принимает
микроволновый шум моря, грустный писк и посвист китовой песни.
-- Э, -- проговорил навигатор, -- тысяча метров.
Кракену окружающее не нравится.
-- Пятьсот метров?
Торговый корабль качается на неожиданном волнении.
-- Сто метров?
Над ним малюсенькая металлическая вещь. Кракен шевелится.
И миллионы едоков суши кричат, требуя мести.
Окна домика взорвались, и обломки упали внутрь. Это не буря была, это
была война. Обрывки жасмина кружились по комнате, смешавшись с дождем
карточек из картотеки.
Ньют и Анафема ухватились друг за друга в пространстве между
перевернутым столом и стеной.
-- Давай, -- пробормотал Ньют. -- Скажи мне, что Агнес это предвидела.
-- Она сказала, что он бурю начинает, -- указала Анафема.
-- Это не буря, это ураган проклятый. Он сказал, что дальше должно
произойти?
-- 2315 связано с 3477.
-- Ты в такое время детали помнишь?
-- Да, раз уж спросил, -- отозвалась она. Она протянула карточку.
Да поворачивается Колесо Судьбы, ? Какой-то здесь мистицизм, боюсь. [А.
Ф.
да объединяются сердца, есть и другие Приббор, Октбр. 17, 1889].
костры, кроме моего; когда шевелит ветер
цветы, потянутся одна к другому, ибо Сыр/цветы? [ОФД,
тишина приходит, когда Красное, Белое, 1929, Септ. 4].
Черное и Бледное приближается к "сыр -- Опять гл. 6 "Откровений",
по-видимому. [Др.
Наша Профессия". Том Приббор, 1835].
Ньют еще раз текст прочитал. Снаружи раздался звук, похожий на лист
волнистого железа, катящийся по саду, собственно, так и было.
-- Это что, должно значить, -- проговорил он медленно, -- что мы должны
стать, стать парой? Что за шутница эта Агнес.
Ухаживать всегда трудно, когда у той, за которой ухаживают, дома живет
старый родственник; они любят бормотать, кудахтающе хохотать, сигареты
выхватывать или, в худшем случае, доставать семейный фотоальбом, акт
агрессии в сексуальной войне, который надо запретить Женевской Конвенцией.
Гораздо хуже, когда родственник уже триста лет помер. Ньют и вправду имел
кое-какие мысли насчет Анафемы, да и не только имел, еще и регулярно драил и
чинил их, хорошенько подкрашивал и подчищал. Но идея об Агнес, взгляд
которой врезался в зад его шеи, его либидо обливал, как ведро холодной воды.
Он даже обдумывал идею ее на обед пригласить, но он ненавидел мысль о
какой-то ведьме времен Кромвеля, сидящей в своем домике за триста лет до
того и смотрящей, как он ест.
Он был в настроении, в котором люди ведьм жгли. Его жизнь была
достаточно сложна и без того, что какая-то сумасшедшая старая женщина ею
манипулировала сквозь века.
Стук в каминной решетке звучал как звук падения части каминной трубы.
А потом он подумал: "Моя жизнь совсем не сложна. Я ее так же ясно вижу,
как когда-то могла Агнес. Простирается до раннего ухода с работы,
коллективного подарка от ребят из офиса, маленькой, яркой, опрятной
квартирки где-то, славной маленькой пустой смерти. Вот только теперь я,
похоже, скоро помру под развалинами домика во время чего-то, что очень даже
может быть концом света.
Записывающий Ангел никаких не будет проблем с моей жизнью имен, должно
быть, дитто одни на каждой странице годы уже. В смысле, а что я вообще-то
сделал? Никогда я не ограбил банк. Никогда не штрафовали за незаконную
парковку. Тайскую еду я никогда не ел...
Где-то еще одно окно внутрь провалилось, с веселым позвоном ломающегося
стекла. Анафема его обняла, со вздохом, в котором вовсе не звучало
разочарования.
В Америке я никогда не был. Или во Франции, Кале ведь на самом-то деле
не считается. Никогда не учился на музыкальном инструменте играть.
Радио замолчало, когда наконец поломались линии электропередач.
Он зарылся лицом в ее волосы.
Я никогда...
Послышался звук "дзинь".
Шедвелл, приводивший в соответствие с действительностью записи платы
Армии, поднял голову в середине расписывания за Младшего Капрала Охотников
на Ведьм Смита.
Потребовалось ему некоторое время, чтобы заметить, что не блестела
больше на карте Ньютова булавка.
Он, тихо бормоча, спустился со стула и оглядывал пол, пока он ее нашел.
Он ее еще раз отполировал и опять в Тадфилд воткнул.
Он как раз расписывался за Солдата Охотников на Ведьм Стола, который в
год получал лишний трехпенсовик на сено, когда опять раздалось "дзинь".
Он снова нашел булавку, на нее подозрительно посмотрел и так ее сильно
в карту воткнул, что штукатурка сзади сдвинулась. Потом он вернулся к книгам
счетов.
Послышалось "дзинь".
На этот раз булавка была в нескольких футах от стены. Шедвелл ее
поднял, осмотрел конец, воткнул в карту и стал за ней наблюдать.
Через примерно пять секунд она промчалась мимо его уха.
Он, пошарив по полу, ее подобрал, вернул на карту и ее там стал
удерживать.
Она под его рукой сдвинулась с места. Он всем весом на нее навалился.
Из карту потянулась вьющаяся малюсенькая ниточка дыма. Шедвелл хныкнул
и пососал пальцы, когда докрасна раскаленная булавка срикошетила от
противоположной стены и разнесла окно. Она не хотела в Тадфилде находиться.
Десятью секундами позже Шедвелл рылся в денежном ящике ОАнВ, в котором
лежали -- горсть меди, банкнота в десять шиллингов, и маленькая фальшивая
монета времен правления Джеймса I. Не считаясь с личной безопасностью, он
порылся в своих карманах. В результате ловли денег найдено их было так мало,
что даже если принять во внимание льготный пенсионерский билет, что еле
хватало, чтобы из дома-то выбраться смог, а уж тем более в Тадфилд.
Единственные другие люди, ему знакомые, у которых деньги были, были
Мадам Трейси да мистер Раджит. Что касается Раджитов, вопрос неуплаты за
семь недель, скорее всего, поднимется в любом разговоре про деньги, который
он начнет в настоящий момент, а что касается Мадам Трейси, которая ему с
удовольствием даст горстку старых десяток...
-- Если я с накрашенной Бесстыдницы Греховные Деньги возьму, неправедно
будет сие, -- проговорил он.
Что никого больше не оставляло.
Кроме одного.
Южного неженку.
Каждый из них здесь был, всего раз, проводя в комнате настолько мало
времени, насколько было возможно и, в случае Азирафаила, пытаясь никаких
плоских поверхностей не трогать. Другой, красивая южная сволочь в темных
очках, был из тех, кого не следовало раздражать, подозревал Шедвелл. В
простом мире Шедвелла, любой носящий темные очки, который не был на пляже,
конечно, был, вероятно, преступником. Он подозревал, что Кроули был из
мафии, или из подполья, хотя он очень бы поразился, если бы узнал, насколько
почти прав он был. Но мягкий в куртке из верблюжей шерсти -- совсем другое
дело, он однажды рискнул и его проследил до базы, мог дорогу вспомнить. Он
думал, что Азирафаил -- русский шпион. Мог у него деньги попросить. Немного
пригрозить.
Это было жутко рискованно.
Шедвелл собрался. Прямо сейчас юный Ньют мог переживать невообразимые
мучения в руках дщерей ночи, а послал его он, Шедвелл.
-- Не можем оставлять там людей наших, -- бросил он, надел тонкое свое
пальто и бесформенную шляпу и вышел на улицу.
Погода, похоже, слегка разгулялась.
Азирафаил мучался, сомневаясь. Он уже двенадцать часов так мучился. Его
нервы, сказал бы он, совершенно расшалились. Он ходил по магазину, поднимая
куски бумаги и опять их бросая, возясь с ручками.
Должен сказать Кроули.
Нет. Кроули он сказать хотел. А должен он Небесам сказать.
Он же ангел был, все-таки. Должен был делать правильную вещь. В природу
встроено это было. Видишь проделку, расстраиваешь. Кроули достаточно точно
на это указал. Надо было с самого начала Небесам сказать.
Но он его тысячи лет знал. Нормальные отношения были. Понимали друг
друга. Иногда он подозревал, что у них гораздо больше общего друг с другом,
чем у каждого со своими начальниками. К примеру, мир оба любили, а не
смотрели на него просто как на доску, на которой разыгрывается партия
космических шахмат.
Ну, конечно, вот оно. Вот ответ, уставившийся ему в лицо. Будет
соответствовать духу договора его с Кроули, если он Небесам тихонечко
сообщит, а потом они смогут что-то тихо сделать с ребенком, только, конечно,
ничего очень уж плохого, поскольку все мы -- создания Божьи, если
разобраться, даже люди вроде Кроули или Антихриста, и мир будет спасен, не
нужен будет весь этот Армагеддон, который все равно ничего хорошего никому
не принесет, поскольку все знали, что в результате Небеса победят, и Кроули
должен понять.
Да. А потом все будет нормально.
Послышался стук в дверь магазина, несмотря на табличку "ЗАКРЫТО". Он
его проигнорировал.
Соединяться с Небесами для двустороннего общения было гораздо труднее
для Азирафаила, чем для людей, которые никакого ответа не ожидают и во всех
практически случаях будут очень удивлены, если его получат.
Он оттолкнул заваленный бумагами стол и откатил протертый
книжномагазинный ковер. На досках пола под ним мелом был нарисован круг,
окруженный подходящими словами из Кабалы. Ангел зажег семь свеч, которые он
согласно ритуалу поместил на определенных точках вокруг круга. Потом он
воскурил фимиам, который нужен не был, но место от него мило пахло.
А потом он встал в круг и произнес Слова.
Ничего не произошло.
Он вновь произнес Слова.
Наконец с потолка опустился яркий голубой луч света и заполнил круг.
-- Ну, -- проговорил интиллегентный голос.
-- Это я, Азирафаил.
-- Мы знаем, -- отозвался голос.
-- У меня замечательные новости! Я нашел Антихриста! Могу вам его адрес
дать и все такое!
Последовала пауза. Голубой свет замерцал.
-- Ну, -- заговорил вновь голос.
-- Ну, понимаете, вы же можете у... можете все остановить, ничего не
будет! Быстренько! У вас только несколько часов! Можете все остановить, не
нужна будет война, все будут спасены!
Он безумно улыбнулся лучу света.
-- Да? -- отозвался голос.
-- Да, он в месте по имени Нижний Тадфилд, и адрес...
-- Молодец, -- ответил голос скучающим, мертвым тоном.
-- Не нужно будет это все дело с третью морей, в кровь превращающейся,
и тому подобным, -- счастливо закончил Азирафаил.
Когда голос послышался вновь, был он слегка раздражен.
-- Почему это? -- спросил он.
Азирафаил почувствовал, как под его энтузиазмом открывается
обледеневшая яма, и попытался притвориться, что этого не происходит.
Он продолжил падение:
-- Ну, вы же можете просто сделать так, чтобы...
-- Мы победим, Азирафаил.
-- Да, но...
-- Силы тьмы должны быть разбиты. Похоже, ты неправильно себе ситуацию
представляешь. Мы не избежать войны должны, а в ней победить. Мы долго
ждали, Азирафаил.
Азирафаил почувствовал, как сознание его окутал хлад. Он открыл рот,
чтобы произнести "Вам не кажется, что хорошая мысль -- воевать не на Земле",
и передумал.
-- Понимаю, -- произнес он мрачно вместо этого. Рядом с дверью
послышалось какое-то скобление, если бы Азирафаил в том направлении смотрел,
он увидел бы, как изношенная, потрепанная шляпа пытается окошко над входом.
-- Не то чтобы ты плохо поработал, -- проговорил голос. -- Непременно
тебя отметим. Молодец.
-- Благодарю, -- ответил Азирафаил. Горькость в его голосе могла молоко
кислым сделать. -- Я, видно, про основы мира забыл.
-- Мы так и думали.
-- Могу я спросить, -- добавил ангел, -- с кем я говорил?
Голос отозвался:
-- Мы Метатрон [Глас Божий. Но не глас Божий. Отдельное существо. Вроде
пресс-секретаря Президента. Прим. авт.].
-- А, да. Конечно. Э. Ну. Огромное вам спасибо. Спасибо.
Сзади него наклонился и открылся ящик для писем, и появилась пара глаз.
-- Еще только одна вещь, -- проговорил голос. -- Ты, конечно, к нам
присоединишься, не правда ли?
-- Ну, э, конечно, уже столько лет прошло с тех пор, как я держал
пылающий меч... -- начал Азирафаил.
-- Да, припоминаем, -- ответил голос. -- Будет куча возможностей вновь
научиться.
-- А. Хмм. Какой тип инициирующего события войну начнет?
-- Мы думали, славным началом будет многонациональная ракетная атака.
-- О. Да. Очень изобретательно, -- голос Азирафаила был скучен, и не
было в нем надежды.
-- Хорошо. Тогда пожалуй сюда немедленно, -- проговорил голос.
-- А. Ладно. Я только с несколькими разберусь делами, связанными с моим
бизнесом, ладно? -- ответил Азирафаил отчаянно.
-- Никакой нет в этом необходимости, -- бросил Метатрон.
Азирафаил выпрямился.
-- Я действительно считаю, что честность, а уж тем более
нравственность, требует, чтобы я, как бизнесмен с хорошей репутацией...
-- Да, да, -- прервал Метатрон слегка раздраженно. -- Мы тебя ждем
тогда.
Свет померк, но не исчез до конца. "Она оставляют линию открытой, --
подумал Азирафаил. -- Мне из этого не выбраться".
-- Эй, -- бросил он тихо. -- Там еще есть кто?
Тишина была ему ответом.
Очень аккуратно переступил он через круг и прокрался к телефону. Он
открыл свою записную книжку и позвонил по еще одному номеру.
После четырех гудков в трубке послышалось тихое прокашливание, за ним
последовала пауза, после чего голос, звучавший так слабо, что казалось --
его хозяина победит муравей, проговорил:
-- Здрасьте. Это Энтони Кроули. Э. Я...
-- Кроули! -- Азирафаил пытался кричать и шипеть одновременно. --
Слушай! У меня мало времени!...
-- ... вероятно, сейчас не здесь, или сплю, или занят, или что-то
такое, но...
-- Заткнись! Слушай! Это было в Тадфилде! Все в этой книге! Ты должен
остановить...
-- ... после сигнала, и я вам скоро перезвоню. Чав.
-- Я с тобой сейчас поговорить хочу...
БииИииИии
-- Кончай звуки издавать! Это в Тадфилде! Вот что я чувствовал! Ты туда
должен пойти и...
Он убрал трубку ото рта.
-- Проклятье! -- бросил он. Первый раз за более чем четыре тысячи лет
выругался.
Секундочку. У демона ведь был и другой канал, так ведь? Он такой был.
Азирафаил неуклюже порылся в книге, чуть ее на пол не уронив. У них скоро
терпение кончится.
Он нашел другой номер. Он его набрал. По нему почти сразу ответили, в
то же время, как тихонько звякнул магазинный колокольчик.
Голос Кроули, становившийся громко по мере приближения к микрофону,
произнес:
-- ...не шучу. Але?
-- Кроули, это я!
-- Нгх, -- голос звучал скверно. Даже в нынешнем своем состоянии
Азирафаил почувствовал, что у Кроули проблемы.
-- Ты один? -- спросил он осторожно.
-- Не. Старый друг со мной.
-- Слушай...
-- Изыди, сатанинское отродье!
Азирафаил очень медленно развернулся.
Шедвелл дрожал от возбуждения. Он все видел. Он все слышал. Ничего он
из этого не понял, но знал, что люди делают с кругами, свечами и фимиамом.
Знал он это точно. Пятнадцать раз видел "Дьявол Выезжает", шестнадцать, если
считать тот раз, когда выкинули его из кинотеатра, поскольку громко выражал
он свое нелестное мнение об охотнике на ведьм-любителе Кристофере Ли.
Гады его использовали. Превращали в глупости славные традиции Армии.
-- Ты в руках моих, злая ты сволочь! -- прокричал он, надвигаясь, как
поеденный молью ангел мести. -- Знаю я, чем занимаешься, сюда приходишь и
женщин соблазняешь, чтоб волю злую твою выполняли!
-- Думаю, вы не в тот магазин попали, -- ответил ему Азирафаил. -- Я
перезвоню, -- сказал он в трубку и повесил ее.
-- Видел я, чем занимался ты! -- прорычал Шедвелл. Вокруг рта его были
пятна пены. Он был сердитее, чем когда-либо себя помнил.
-- Э, вещи не то, чем кажутся, -- отозвался Азирафаил, еще говоря это,
почувствовав, что этому гамбиту в разговоре недоставало определенной
отшлифованности.
-- Спорю, не то! -- крикнул Шедвелл триумфально.
-- Нет, я имею в виду...
Не сводя с ангела глаз, Шедвелл прошаркал назад, схватил дверь
магазина, так ее захлопнув, что колокольчик злобно зазвенел.
-- Колокольчик, -- проговорил он.
Он схватил "Прелестные и аккуратные пророчества" и грохнул их об стол.
-- Книга, -- рявкнул он.
Он порылся в кармане и достал свой любимый "Ронсон".
-- Практически свеча! -- выкрикнул он и начал надвигаться.
На его пути светился слабым голубым светом круг.
-- Э, -- бросил Азирафаил, -- думаю, это скверная идея...
Шедвелл не слушал.
-- Силами, что мне даны добродетелью должности моей охотника на ведьм,
-- говорил он монотонно, -- я велю тебе из места сего исчезнуть...
-- Видишь ли, круг...
-- ...и вернуться отныне в место, откуда прибыл ты, не останавливаясь,
чтоб...
-- ...будет весьма глупо в него человеку встать без...
-- ... и нам зло доставлять чрез...
-- В круг не входи, тупой ты человек!
-- ...никогда не возвращаясь сюда, чтоб досаждать...
-- Да, да, но, пожалуйста, не входи в...
Азирафаил побежал к Шедвеллу, указующе маша руками.
-- ... не возвращаясь БОЛЕЕ НИКАДА! -- закончил Шедвелл. Он навел
карательный, с черным
ногтем палец.
Азирафаил посмотрел вниз, под ноги, и во второй раз за последние пять
минут выругался. Он вошел в круг.
-- О, .. [Не хочу, даже когда по тексту необходимо, вставлять матерное
слово, подскажу, впрочем, что это за слово -- то, которое ".... you". Прим.
перев.], -- бросил он.
Послышался мелодичный звук, вроде как у стены, и голубое сияние
исчезло. И Азирафаил тоже.
Прошло тридцать секунд. Шедвелл не двигался. Потом он поднял дрожащую
левую руку и аккуратно опустил ей правую.
-- Эй? -- проговорил он. -- Эй?
Никто не ответил.
Шедвелл поежился. Затем, держа перед собой свою левую руку, как
пистолет, из которого не смел он выстрелить и не знал, как его разрядить, он
вышел на улицу, позволив двери за собой захлопнуться.
Из-за этого затрясся пол. Одна из свеч Азирафаила упала, пролив горящий
воск на старое, сухое дерево.
Лондонская квартира Кроули была воплощением стильности. Была всем, чем
должна быть квартира: просторной, белой, элегантно меблированной, и так
особо выпланированной выглядела, как только те квартиры выглядят, где не
живут.
Это потому, что Кроули в ней не жил.
Это было просто место, куда он в конце дня возвращался, когда был в
Лондоне. Кровати всегда были постелены; холодильник был всегда полон едой
для гурманов, которая никогда не портилась (ведь, в конце концов, для
этого-то и был у Кроули холодильник), и если уж на то пошло, холодильник
никогда размораживать не приходилось, или даже в розетку включать.
В комнате отдыха находились телевизор, белый кожаный диван, видео и
лазердисковый плейер, автоответчик, два телефона -- канал с автоответчиком,
и секретный канал (номер, пока что не открытый легионами продавцов по
телефону, которые упорно пытались Кроули продать двойное стекло, которого
уже у него было, или страховку жизни, которая ему не была нужна) -- и
квадратная, черная, матовая звуковая система, так превосходно сделанная, что
были у нее только выключатель и регулировщик громкости. Единственным
звуковым прибором, пропущенный Кроули, были колонки; он про них забыл. Не то
что бы это что-то меняло. Воспроизведение звука и так вполне безупречно
было.
Была у него несоединенная факс-машина с умом компьютера и компьютер с
умом муравья с замедленным развитием. И все равно Кроули его раз в несколько
месяцев апгрейдил, поскольку Кроули считал, что тот человек, которым он
пытался быть, должен иметь ухоженный компьютер. Этот был вроде "Порше" с
экраном. Руководства все еще были в их прозрачной обертке [А также и
стандартное компьютерное страховочное соглашение, говорившее, что если
машина: 1) не работала; 2) не делала того, что обещала дорогая реклама; 3)
током убивала находящегося в непосредственной близости; 4) и вообще не
находилась в дорогой коробке, когда вы ее открывали, это не была
определенно, абсолютно, безусловно и ни в коем случае вина производителя,
что покупатель должен себя счастливым считать, ведь позволили деньги дать
производителю, и что любая попытка поправить то, за что только что заплачено
было, как за личное имущество покупателя, приведет к привлечению внимания
серьезных людей с пугающими чемоданами и очень тонкими часами. Кроули очень
и очень восхитили соглашения, предлагаемые компьютерной индустрией, он даже,
на самом деле, послал Вниз посылку, в департамент, что занимался
соглашениями с бессмертными душами, с прикрепленной желтой записочкой,
говорящей просто "Учитесь, парни". Прим. авт.].
На самом деле, единственные вещи, которым Кроули какое-то личное
внимание уделял, были домашние растения. Они были огромные, зеленые и
славные, с блестящими, здоровыми, глянцевитыми листьями.
Это было потому, что раз в неделю Кроули обходил квартиру с зеленой
поливалкой для цветов, поливая листья и разговаривая с растениями.
Он услышал о разговоре с растениями в ранние семидесятые, по Радио
Четыре, и подумал, что это замечательная идея. Хотя, возможно,
"разговаривать" -- неподходящее слово для того, что Кроули делал.
Он им страх перед Богом внушал.
Перед Кроули, точнее.
Плюс к тому раз в пару месяцев Кроули выбирал растение, что слишком
медленно росло, или листья его от жары свернулись, или превратилось оно из
зеленого в коричневое, или просто так хорошо, как другие, не выглядело, и он
его по квартире проносил, показывая остальным. "Попрощайтесь с другом, --
говорил он им. -- Не выдержал, как видите...".
Потом он покидал квартиру с оскорбившим его растением, и часом позже
возвращался с большим пустым горшком, который он где-нибудь на видном месте
на полу оставлял.
Растения были самыми роскошными, зелеными и красивыми в Лондоне. А
также самыми напуганными.
Комната откуда освещена была прожекторами и белыми неоновыми трубками
из тех, что люди случайно прислоняют к креслу или углу.
Единственным украшением стены была картина в рамке -- этюд для "Моны
Лизы", оригинального наброска Леонардо да Винчи. Кроули его купил у
художника одним жарким вечером во Флоренции и считал, что он лучше
окончательного варианта [Леонардо тоже так считал. "Была ее проклятая улыбка
в черновике нормальна, -- сказал он Кроули, потягивая холодное вино на
дневном солнце (во время обеда), -- а когда рисовал, расплылась вся. Ее муж
кое-что про это сказал, когда я картину доставил, но я ему так сказал, кто
кроме вас увидит ее, сеньор Джокондо? Ладно... объясни еще разок эту штуку
-- вертолет -- а?". Прим. авт.].
У Кроули были спальня, кухня, кабинет, комната отдыха и туалет; каждая
комната была чиста и безупречна.
Он провел время, чувствуя себя неуютно, в каждой из этих комнат во
время долгого ожидания Конца Света.
Позвонил опять своим агентам в Армии Охотников на Ведьм, но контакт
его, сержант Шедвелл, только что вышел, а безмозглая секретарша понять не
могла, что он готов был с любым из других человек поговорить.
-- Мистер Пульцифер тоже не здесь, дорогуша, -- говорила она. -- В
Тадфилд утром уехал. У него миссия.
-- Я хочу с кем-нибудь поговорить, -- пояснил Кроули.
-- Я это передам мистеру Шедвеллу, -- ответила она на это, -- когда он
вернется. А теперь, простите уж, сегодня одно из утр моих, не могу
джентльмена заставлять долго ждать, а то он помрет. А в два миссис Ормерод,
мистер Скроджи и молодая Джулия на сеанс придут, перед этим надо место
почистить и тому подобное. Но я ваше послание мистеру Шедвеллу передам.
Кроули сдался. Роман попытался почитать, но сконцентрироваться не смог.
Попытался отсортировать CD свои по алфавиту, но сдался, когда открыл, что
они уже отсортированы, как и его книжный шкаф, и коллекция его Музыки Соул
[Он своей коллекцией очень гордился. Он ее собирал кучу лет Это была
настоящая задушевная музыка Соул ["Soul music" дословно переводится как
"задушевная музыка". Прим. перев.]. Джимми Брауна в ней не было. Прим.
авт.].
В конце концов он уселся на белый кожаный диван и сделал жест в сторону
телевизора.
-- Приходят сообщения, -- сказал взволнованный ведущий новостей, -- э,
эти сообщения, ну, никто не знает, похоже, что происходит, но доступные нам
сообщения, похоже, э, показывают возрастания в международных трениях,
которые, несомненно, казались бы невозможными в этот день на прошлой неделе,
когда казалось, что у всех такие славные отношения. Э.
Это, похоже, по крайней мере частично связано с той кучей необычных
событий, что произошли за последние несколько дней.
У побережья Японии... -- КРОУЛИ?
-- Да, -- признал Кроули.
ЧТО, К ЧЕРТУ, ПРОИСХОДИТ, КРОУЛИ? ЧТО ИМЕННО ТЫ ДЕЛАЛ?
-- Что вы имеете в виду? -- спросил Кроули, хотя он уже знал.
МАЛЬЧИК ПО ИМЕНИ КОЛДУН. МЫ ПРИВЕЛИ ЕГО НА ПОЛЯ МЕГИДДО. ПЕС НЕ С НИМ.
РЕБЕНОК НИЧЕГО О ВЕЛИКОЙ ВОЙНЕ НЕ ЗНАЕТ. ОН -- НЕ СЫН НАШЕГО ПОВЕЛИТЕЛЯ.
-- А, -- ответил на это Кроули.
И ЭТО ВСЕ, ЧТО ТЫ МОЖЕШЬ СКАЗАТЬ, КРОУЛИ? ВОЙСКА НАШИ СОБРАНЫ, ЧЕТЫРЕ
ЗВЕРЯ ПОЕХАЛИ -- НО КУДА ОНИ ЕДУТ? ЧТО-ТО НЕ ТАК, КРОУЛИ. ЭТО, КРОУЛИ, ТВОЯ
ЗОНА ОТВЕТСТВЕННОСТИ. И НАВЕРНЯКА ТВОЯ ЭТО ВИНА. МЫ ВЕРИМ, ЧТО У ТЕБЯ ЕСТЬ
АБСОЛЮТНО РАЗУМНОЕ ЭТОМУ ОБЪЯСНЕНИЕ...
-- О да, -- согласился Кроули с готовностью. -- Абсолютно разумное.
...ПОТОМУ ЧТО У ТЕЬЯ СКОРО БУДЕТ ВОЗМОЖНОСТЬ ЭТО ВСЕ НАМ ОБЪЯСНИТЬ. У
ТЕБЯ БУДЕТ ДЛЯ ЭТОГО ВСЕ ВРЕМЯ, ЧТО В НАЛИЧИИ ЕСТЬ. И МЫ С ОГРОМНЫМ
ИНТЕРЕСОМ СЛУШАТЬ ВСЕ БУДЕМ, ЧТО ТЫ ГОВОРИТЬ БУДЕШЬ. И РАЗГОВОР ТВОЙ, И ТЕ
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА, В КОТОРЫХ ОН ПРОХОДИТЬ БУДЕТ, ПРЕДОСТАВЯТ ВСЕМ ПРОКЛЯТЫМ В
АДУ РАЗВЛЕЧЕНИЕ И УДОВОЛЬСТВИЕ. ПОТОМУ ЧТО КАК БЫ ЖУТКИ НИ БЫЛИ МУЧЕНИЯ,
КАКИЕ АГОНИИ НИ ИСПЫТЫВАЛИ БЫ НИЖАЙШИЕ ИЗ ПРОКЛЯТЫХ, КРОУЛИ, ТЕБЕ БУДЕТ
ХУЖЕ...
Кроули жестом выключил телевизор.
Тусклый серо-зеленый экран продолжал говорить; молчание превращалось в
слова.
ДАЖЕ И НЕ ДУМАЙ ОТ НАС СБЕЖАТЬ, КРОУЛИ. ОТ НАС НЕ СБЕЖИШЬ. ОСТАВАЙСЯ НА
МЕСТЕ. ТЕБЯ... СОБЕРУТ...
Кроули подошел к окну и в него выглянул. Что-то черное и имеющее форму
машины двигалось к нему вниз по улице. Оно достаточно на машину походило,
чтобы обмануть случайного наблюдателя. Кроули, который очень внимательно
наблюдал, заметил, что колеса не только не крутились, они даже к машине
присоединены не были. Она замедляла ход, проезжая мимо каждого дома, Кроули
предположил, что пассажиры машины (не один из них не вел, конечно; оба этого
не умели) глядели на номера домов.
У него было немного времени. Кроули пошел в кухню и достал из-под
раковины пластиковое ведро. Потом вернулся в комнату отдыха.
Адские Власти прекратили говорить. Просто на всякий случай Кроули
повернул телевизор к стене.
Он подошел к "Мона Лизе".
Кроули снял картину со стены, открыв, что за ней находится сейф. Это не
был настенный сейф; он его купил у компании которая специализировась на
обслуживании ядерной индустрии. Он его отпер, открыв внутреннюю дверь с
двойным вращающимся замком. Он покрутил циферблат (код был 4-0-0-4, очень
легко было его запомнить, год, в который он вполз на эту идиотскую, чудесную
планету, тогда еще бывшую новой и сияющей).
В сейфе была фляжка-термос, две тяжелых перчатки, такие, что все руки
человека закрывают, и шипцы.
Кроули остановился. Он нервно глядел на фляжку.
(Снизу послышался грохот. Рухнула входная дверь...)
Он надел перчатки и осторожно взял фляжку, и щипцы, и ведро, -- и, уже
чуть позже подумав об этом, схватил поливалку для цветов, лежащую рядом с
роскошным растением из каучуковых -- пошел назад к своему офису, шагая как
человек, несущий фляжку-термос, полную чего-то, что может привести, если он
ее уронит или даже подумает о том, чтоб ее уронить, такой взрыв, после
которого седобородые в НФ-фильмах класса Б говорят что-то вроде "А где
сейчас этот кратер, когда-то стоял город Вах-Шинг-Тон".
Он достиг своего офиса, толкнул дверь плечом, и она открылась. Он
согнул ноги и медленно опустил вещи на пол. Ведро... щипцы... поливалку и
наконец, медленно, фляжку.
У Кроули на лбу начал формироваться шарик пота, затем он капнул в один
из глаз. Он его смахнул.
Потом, аккуратно, медленно, он, используя щипцы, открутил крыжку
фляжки... аккуратно... аккуратно... вот так...
(Стук ног на ступенях под ним, и приглушенный крик. Это была маленькая
старая дама, живущая этажом ниже.)
Он не мог себе позволить спешить.
Он схватил щипцами фляжку, и осторожно, изо всех сил стараясь даже
малюсенькой капли не пролить, перелил содержимое в пластиковое ведро. Хватит
одного неправильного движения.
Вот.
Потом он примерно на шесть дюймов открыл дверь офиса и поместил ведро
на ее верх.
Использовав щипцы, он привинтил обратно крыжку фляжки, затем (-грохот в
коридоре снаружи его квартиры-) снял перчатки, поднял поливалку и устроился
за своим столом.
-- Краулии...? -- позвал гортанный голос. Хастур.
-- Он там, -- прошипел другой голос. -- Я чувствую этого грязного
маленького гада.
Лигур.
Хастур и Лигур.
Кроули один из первых стал бы протестовать, большинство демонов в
глубине души не злы. Они считали, что в великой космической игре такое же
положение занимают, как налоговые инспекторы -- делают, может, и
непопулярную работу, но важную для работы всего аппарата. Если уж на то
пошло, некоторые ангелы не были воплощением добродетели; Кроули одного или
двух встречал, которые, когда дело доходило до праведного поражения
грешников, гораздо сильнее поражали, чем было необходимо. В целом, у каждого
была работа, он ее просто делал.
А с другой стороны, были ребята вроде Хастура и Лигура, которым
неприятное такое темное наслаждение доставляло, что их можно было даже
принять за людей.
Кроули откинулся в своем превосходно сработанном кресле. Он попытался
заставить себя успокоиться -- ничего из этого не вышло.
-- Здесь я, ребята, -- прокричал он.
-- Есть для тебя пара слов у нас, -- бросил Лигур (тоном, который
намеренно подразумевал, что "пара слов" -- синоним "ужасно болезненной
вечности"), и согбенный демон толчком открыл дверь офиса.
Ведро покачнулось, а затем упало почти точно на голову Лигуру.
Бросьте в воду кусок соды. Посмотрите, как он пылает, горит, сумасшедше
вертится, мерцая и похрустывая. Это было очень похоже; только
отвратительней.
Демон шелушился, горел, мерцал. Жирный коричневый дым из него сочился,
и он кричал, он кричал, он кричал... Потом он сморщился, вовнутрь сложился,
и то, что осталось, лежало, поблескивая, на выжженном, почерневшем кругу на
ковре, выглядя как горсть раздавленных слизняков.
-- Привет, -- кивнул Кроули Хастуру, который шел сзади Лигура, к
сожалению, его даже не забрызгало.
Есть некоторые вещи, которые немыслимы; есть такие глубины, про которые
даже демоны не поверят, что другие демоны опустятся до них.
-- ...Святая вода. Ах ты сволочь, -- выдохнул Хастур. -- Совершеннейшая
ты сволочь. Он тебе ничего не делал.
-- Пока, -- поправил Кроули, который себя немного поспокойней теперь
чувствовал- шансы поближе к равным были. Ближе, но не равны пока, вовсе не
равны. Хастур был Адским Герцогом, Кроули и местным советником не был.
-- Судьбу твою матери в темных местах шептать будут, чтоб детей своих
напугать, -- проговорил Хастур, после чего почувствовал, что язык Ада тут не
годится. -- Тебя, парень, отправят прям к чистильщикам,-- добавил он.
Кроули поднял зеленую пластиковую поливалку и угрожающе ей помахал, так
что вода внутри заплескалась.
-- Иди отсюда, -- бросил он. Он услышал, как внизу звонит телефон.
Четыре раза, а затем автоответчик включился. Маленькой частью мозга он
задумался, кто это был.
-- Ты меня не напугаешь, -- отозвался Хастур. Он глядел, как струйка
воды вытекла из носика и медленно скатывалась по боку пластикового
хранилища, к руке Кроули.
-- Ты знаешь, что это? -- спросил Кроули. -- Это поливалка для цветов
от Сейнсбери, наидешевейшая и самая действеннная в мире. Может в воздух
выстрелить славной струей воды. Мне тебе нужно говорить, что в нем? Он тебя
может превратить в это, -- он указал на грязь на ковре. -- Иди отсюда.
Потом струйка с бока поливалки достигла скрученных пальцев Кроули и
остановилась.
-- Ты блефуешь, -- проговорил Хастур.
-- Может, и так, -- ответил Кроули тоном, ясно дававшим понять, что он
и не помышлял о блефе. -- == А может, и нет. Тебе кажется, что удача на
твоей стороне?
Хастур сделал жест, и пластиковый шарик расстаял, как рисовая бумага,
залив водой весь стол Кроули и весь его костюм.
-- Да, -- ответил Хастур. А затем он улыбнулся. Зубы его были слишком
остры, и яхык его между ними колыхался. -- А тебе?
Кроули ничего не ответил. План А сработал. План Б -- нет. Все зависело
от плана В, и была тут одна проблема: он дальше Б вовсе и не планировал.
-- Итак, -- прошипел Хастур, -- пора отправляться, Кроули.
-- Думаю, есть кое-что, что тебе нужно знать, -- бросил Кроули, пытаясь
выиграть время.
-- И что? -- улыбнулся Хастур.
А потом зазвонил телефон у Кроули на столе.
Он поднял трубку и предупредил Хастура:
-- Не двигайся. Есть кое-что очень важное, что тебе нужно знать,
правда. Ало?
-- Нгх, -- проговорил Кроули. Затем он проговорил:
-- Не. Тут со мной старый друг.
Азирафаил повесил трубку. Кроули задумался, что ему нужно было.
И неожиданно план В был здесь, прямо у него в мозгу. Он не положил
трубку. Вместо этого он проговорил:
-- Ладно, Хастур. Ты прошел проверку. Готов с большими парнями играть
начать.
-- Ты с ума сошел?
-- Не-а. Неужто не понимаешь? Это проверка была. Повелители Ада должны
были знать, что тебе довериться можно, прежде чем позволят тебе командовать
Армиями Проклятых.
-- Кроули, ты лжешь, сошел с ума, возможно, и то, и другое, --
отозвался Хастур, но уверенность его была поколеблена.
Секунду он обдумывал возможность; тут Кроули его поймал. Ведь было
возможно, что Ад его проверял. Что Кроули был серьезней, чем казался.
Хастур был параноиком -- просто разумная и отлично отрегулированная
реакция на жизнь в Аду, где все они и вправду за тобой охотились.
Кроули начал набирать номер.
-- Все нормально, Герцог Хастур. Я и не предполагал, что мне поверишь,
--
признал Кроули. -- Почему бы нам не поговорить с Темным Советом -- уж
они-то, уверен, тебя убедят.
Номер, который он набрал, щелкнул и начал звенеть.
-- Пока, неудачник, -- усмехнулся он.
И исчез.
Через малюсенькую долю секунды пропал и Хастур.
За годы множество человекочасов теологов было проведено в спорах над
знаменитым вопросом:
Сколько Ангелов Могут Танцевать на Головке Булавки?
Чтобы ответить, следует следующие факты во внимание взять:
Во-первых, ангелы просто не танцуют. Одна из отличительных
характеристик, что ангела обозначают. Они могут с удовольствием Музыку Сфер
слушать, но не хотят вовсе встать в позу и буги под нее танцевать. Так что,
ни один.
Почти ни один, по крайней мере. Азирафаил гавот танцевать научился в
осторожном джентльменском клубе в Портленд Плейсе, в поздних 1880-ых, и хотя
вначале у него это не лучше получалось, чем у утки получается торговое
банкирство, через некоторое время стал он очень хорошо танцевать, и был он
очень расстроен, когда, несколько десятилетий спустя, гавот из моды вышел.
Так что, если танец -- гавот, и если есть у него подходящий партнер
(тоже способный, допустим, танцевать на кончике булавки), ответ точен --
один.
А вообще, ровно так же можно спросить, сколько демонов могут танцевать
на кончике булавки. Произошли ведь вначале оттуда же, откуда и ангелы. И
они, по крайней мере, танцуют [Хотя мы с вами это танцеванием не назовем. По
крайней мере, хорошим. Демон двигается, как белая группа на "Soul train".
Прим. авт.].
И если так подойти, ответ -- на самом деле куча, если они покинут свои
тела, а это для демона проще простого. Демоны законами физики не связаны.
Если вы издалека взглянете, вселенная -- просто нечто маленькое и круглое,
как те шарики, наполненные водой, в который маленькая снежная буря
происходит, если встряхнуть [Только, если, конечно, план основ мира не
продуман гораздо серьезнее, чем думают, гигантского пластикового снежного
человека на дне ее нет. Прим. авт.]. Но если взглянуть из самой близи,
единственная проблема, связанная с танцеванием на кончике булавки -- все эти
большие дырки между электронами.
Для ангельской компании или демонской породы размер, форма и
расположение частей -- то, что можно менять.
В настоящий момент Кроули очень быстро спускается вниз по телефонной
линии.
Кроули на скорости, близкой к скорости света, прошел через две
телефонных станции. Хастур был чуть сзади него: в четырех или пяти дюймах,
но при этом размере Кроули был достаточно впереди, чтобы ему было спокойно.
Конечно, это пропадет, когда он на другой стороне выйдет.
Они были слишком малы, чтобы звуки издавать, но демонам для разговора
звуки не обязательны. Он слышал, как сзади него Хастур орал:
-- Сволочь! Я тебя поймаю. От меня не убежишь!
-- Где бы ты не вышел, там выйду и я! От меня не сбежишь!
Кроули меньше, чем за секунду, промчался через двадцать миль кабеля.
Хастур был лишь чуть сзади. Надо будет очень, очень аккуратно -- все
зависит от времени -- эту вещь построить.
Это был третий звонок. "Что ж, -- подумал Кроули, -- пора".
Он неожиданно остановился и поглядел, как мимо него промчался Хастур.
Хастур повернулся и...
Кроули промчался сквозь телефонную линию, пролетел сквозь пластиковую
оболочку и материализовался, в полный рост и тяжело дыша, в своей комнате
отдыха.
щелк.
В его автоответчике стала поворачиваться стоящая там пленка. Потом
раздался сигнал и, когда поворачивалась пленка приходящих сообщений, голос
из динамика прокричал после сигнала:
-- Так! Что?... Проклятый ты змий!
Начал мигать красный огонек сообщений.
Загорелся, потух, загорелся, потух, загорелся, потух, как малюсенький,
красный, разозленный глаз.
Кроули очень хотелось, чтобы у него было больше святой воды и время
подержать в ней кассету, пока не раствориться. Но достаточно опасно было
достать смертельную ванну Лигура, он ее на всякий случай годы имел, даже
присутствие ее в комнате его неспокойным делало. Или... или, может быть, да,
что произойдет, если он кассету в машину положит? Он мог быть опять и опять
Хастура проигрывать, пока тот не превратится во Фредди Меркьюри. Нет. Может,
он и сволочь, но это даже для него слишком!
Послышалось ворчание дальнего грома.
Он времени терять не мог.
Ему некуда было идти.
Он ушел. Он вниз сбежал, к своему "Бентли" и поехал в сторону
Вест-Энда, словно за ним гнались все демоны в аду. Да так и было, в
общем-то.
Мадам Трейси услышала, как по ступенькам медленно поднимался мистер
Шедвелл. Поднимался он медленней, чем обычно, и каждые несколько шагов
останавливался. Обычно он по ступенькам так поднимался, словно каждую из них
ненавидел.
Она открыла свою дверь. Он прислонился к стене на пролете.
-- Ой, мистер Шедвелл, -- спросила она, -- что вы со своей рукой
сделали?
-- Женщина, от меня отойди, -- простонал Шедвелл. -- Я сил своих не
знаю.
-- Почему вы ее так держите?
Шедвелл попытался в стену отступить.
-- Отойди, говорю тебе я! Я не могу отвечать за себя!
-- Что с вами стряслось, мистер Шедвелл? -- спросила мадам Трейси,
пытаясь взять его за руку.
-- Ничего! Ничего!
Она ухитрилась схватить его за руку. Он, Шедвелл, бич зла, не смог
противостоять затаскиванию в ее квартиру.
Он никогда в ней раньше не был, по крайней мере, не во сне. Сны его
нарядили ее в шелка, богатые драпировки и то, о чем он думал, как о славно
пахнущих живчиках. На самом деле, была занавеска из шариков на входе в
кухоньку и весьма неумело сделанная из бутылки Кьянти лампа, поскольку
представление мадам Трейси -- как и Азирафаила -- о том, что модно, застряло
где-то в районе 1953-го. И в середине комнаты стоял стол, на нем лежал
бархат, а на бархате, хрустальный шар, который все больше становился путем
заработка мадам Трейси.
-- Думаю, вам стоит прилечь, мистер Шедвелл, -- бросила она голосом,
что никаких споров не допускал. Он был слишком напуган, чтобы протестовать.
-- Но юный Ньют там, -- пробормотал Шедвелл, -- плененный языческими
страстями и оккультными проделками.
-- Что ж, я уверена, он знает, что с ними делать, -- ответила на это
мадам Трейси, в душе которой была гораздо более близкая к реальности картина
того, что с Ньютом происходит. -- И я уверена, ему бы не понравилось то, что
вы тут себя мучаете. Лягте-ка лучше, а я чашечку чая нам обоим сделаю.
Оно исчезла, и пощелкали шарики, когда она через них проходила.
Неожиданно Шедвелл оказался один на, как он мог сообразить, несмотря на
развалившиеся, разбитые нервы, кровати греха, и в тот момент не способен он
был решить, лучше это, на самом деле, или хуже, чем быть не одному на
кровати греха. Он повернул голову, чтобы оглядеть окрестности.
Представление мадам Трейси о том, что эротично, произрастало из дней,
когда молодые мужчины думали, что к передней части женской анатомии крепко
приделаны надувные мячи, когда после слов о том, что Бриджит Бардо --
сексуальный котеночек, никто не засмеялся бы, и вправду были журналы с
названиями вроде "Девочки", "Смешки" и "Подвязки". Где-то в котле этом
дозволенности подхватила она идею, что мягкие игрушки в спальне создавали
интимную, кокетливую атмосферу.
Какое-то время Шедвелл смотрел на большого, изношенного плюшевого
мишку, у которого одного глаза не было и ухо было драное. Вероятно, звали
его как-нибудь вроде мистер Баггинс.
Он повернул голову в другую сторону. Посмотреть далеко ему мешал чехол
для пижам в форме животного, что могло быть псом, но могло быть также и
скунсом. Оно весело усмехалось.
-- Уйй, -- проговорил он.
Но воспоминание скрыть не удавалось -- вырывалось и атаковало сознание.
Он и правда это сделал. Насколько он знал, никто в Армии демона не изгнал.
Ни Хопкинс, ни Сифтингз, ни Дайсмен. Вероятно, ни даже Сержант-Майор
Охотников на Ведьм Наркер [АОнВ наслаждалась ренессансом в великие дни
расширения Империи. Бесконечные стычки британской армии часто ее сражаться
заставляли с знахарями, колдунами, шаманами и прочими практикующими
оккультизм врагами. И вот тогда в бой вступали подобные КСМ ОАнВ Наркеру,
фигура которого -- широко шагающая, рычащая, ростом в шесть футов и шесть,
весом в восемнадцать стоунов, держащая обитую железом Книгу, восьмифунтовый
Колокольчик и специально укрепленную Свечу, вельдт от противников быстрее
очищала, чем пулемет Гетлинга. Сэсил Родес о нем написал: "Некоторые
отдаленные племена считают его богом, и лишь невероятно храбрый или
безрассудно храбрый знахарь не побежит, когда сверху на него улыбнется КСМ
Наркер. По мне, лучше этого человека на нашей стороне иметь, чем батальоны
гуркхов". Прим. авт.], у которого был непобитый никем рекорд -- наибольшее
число ведьм нашел. Раньше иль позже находила всякая Армия свое сильнейшее
оружие, нашла теперь свое ОАНВ, и находилось оно, размышлял Шедвелл, на
кончике его руки.
Что ж, тьфу на правило "Использовать Нельзя Такое". Он немного
отдохнет, раз уж он здесь, а потом Силы Тьмы встретят равного себе...
Когда мадам Трейси принесла чай, он похрапывал. Она тактично закрыла
дверь, а также и здорово благодарно, ведь у нее сеанс был через двадцать
минут, а плохо было деньги отвергать в то время.
Хотя была мадам Трейси здорово глупа по многим меркам, в некоторых
делах был у нее инстинкт, и когда речь шла об окроплении оккультным, доводы
ее были безупречны. Вот именно окропления, поняла она, ее клиенты и хотели.
Не хотели они в него по шеи погружаться. Не хотели они многоизмеренческих
тайн Времени и Пространства, им просто хотелось быть успокоенными, узнать,
что у мамочки все в порядке теперь, когда померла. Хотелось им ровно столько
Оккультизма, чтобы приправить простое кушанье их жизни, и лучше всего
порциями не дольше, чем по сорок пять минут, после чего подают чай и
печенье.
Конечно, не хотели они странных свеч, запахов, напевов или мистических
рун. Мадам Трейси даже убрала большинство карт типа "Major Arcana" из своей
колоды Таро, ибо появление их людей беспокоило.
И она всегда прямо перед сеансом кипятиться ставила капусту. Ведь нет
ничего более успокаивающего, ничто не соответствует лучше духу уютного
британского оккультизма, чем запах готовящейся в соседней комнате
брюссельской капусты.
Было вскоре после полудня, и тяжелые грозовые облака небо окрасили в
цвет старого свинца. Скоро пойдет дождь, сильный, слепящий. Пожарные
надеялись, что дождь пойдет скоро. Чем скорей, тем лучше.
Они прибыли практически незамедлительно, и молодые пожарные возбужденно
вокруг пожара скакали, раскручивая шланги и хватая топоры; те, что постарше,
лишь раз глянули и знали, что это не потушишь, не были и уверены, что огонь
удастся остановить, и он на другие здания не распространится, когда черный
"Бентли" проскользил по повороту и въехал на тротуар со скоростью где-то
побольше шестидесяти миль в час и остановился с визгом тормозов в полудюйме
от стены книжного магазина. Весьма взволнованный молодой человек в темных
очках вышел из машины и побежал к двери пылающего книжного.
Его остановил пожарный.
-- Вы -- хозяин этой торговой точки? -- спросил он.
-- Не будьте идиотом! Что, похож на хозяина книжного магазина?!
-- Насчет этого, сэр, я сказать ничего не могу. Вид может быть весьма
обманчив. Я, к примеру, пожарный. Однако, встречая меня вне работы, люди, не
знающие моей профессии, часто предполагают, что я вовсе и общественный
бухгалтер или директор компании. Представьте меня без формы, сэр, и что за
человека вы перед собой видите? Честно?
-- Дурака, -- отозвался Кроули и вбежал в книжный магазин.
На самом деле, это звучит проще, чем было, так как для того, чтобы
сделать это, Кроули надо было обойти полдюжины пожарных, двоих полицейских,
и нескольких представителей интересного ночного народа [В любом другом месте
очень даже возможно, что наблюдающие пожар были бы заинтересованы. Прим.
авт.], рано вышедших на улицу и жарко спорящих между собой о том, что за
часть общества сделала вечер ярче -- и почему.
Кроули прямо сквозь них протолкался. Они на него и не глядели почти.
Потом от толкнул дверь и вступил в огненный ад.
Весь магазин пылал.
-- Азирафаил! -- крикнул он. -- Азирафаил, ты... тупой ты... Азирафаил?
Ты здесь?
Никакого ответа. Лишь потрескивала горящая бумага, звук послышался
расколовшегося стекла, когда добрался огонь до комнаты наверху, да
разрушающееся дерево громкий издавало звук.
Он настойчиво, отчаянно оглядывал магазин, ища ангела, ища помощь.
В дальнем углу опрокинулся книжный шкаф, рассыпав по полу горящие
книги. Всюду вокруг него был огонь, и Кроули его игнорировал. Левая половина
его штанов начала тлеть; он ее одним взглядом остановил.
-- Эй? Азирафаил! Ради Бо..., ради Са..., ради кого-нибудь! Азирафаил!
Окно магазина было разбито снаружи. Испуганный Кроули повернулся, и
неожиданная струя воды с силой ударила ему в грудь, повалив его на пол.
Его темные очки улетели в дальний угол комнаты и стали лужицей горящего
пластика. На свет явились желтые глаза с вертикальными щелями зрачков.
Мокрый, с текущей с него водой, с черным от золы лицом, настолько от
холодности далекий, насколько это для него было возможно, на четырех
конечностях в пылающем книжном магазине, Кроули проклинал Азирафаила, план
основ мира, Верх и Низ.
Потом он посмотрел вниз и увидел ее. Книгу. Книгу, которую девушка в
машине в Тадфилде оставила, в ночь среды. Вокруг обложки она слегка
опалилась, но чудесным образом не пострадала. Он поднял ее, засунул в карман
своей куртки, встал, пошатываясь, и стряхнул с себя грязь.
Этаж над ним развалился. С рыком и гаргантюанским пожатием здание
сложилось, пролив дождь кирпича, дерева и горящих осколков.
Снаружи полиция отгоняла прохожих подальше, а пожарный объяснял всем,
кто готов был послушать:
-- Я его не мог остановить. Сумасшедший, должно быть, был. Или пьяный.
Прям внутрь вбежал. Не мог я его остановить. Сумасшедший. Прямо внутрь
вбежал. Так помереть -- ужасно. Ужасно, ужасно. Прям так сразу внутрь
вбежал...
А потом из огня вышел Кроули.
Полицейские и пожарные на него посмотрели, увидели выражение его лица и
остались на своих местах.
Он влез в "Бентли", въехал обратно на дорогу, объехал пожарную машину и
уехал на Вардур Стрит, в темный день.
Они глядели на уезжающую прочь машину. Наконец один из полицейских
заговорил.
-- В такую погоду, ему следовало бы врубить свои фары, -- бросил он
оцепенело.
-- Особенно когда так едет. Может быть опасно, -- согласился другой
голосом без выражения, мертвым, и они стояли в свете и жаре от горящего
книжного, думая, что в мире, который они понимали, как им казалось,
происходило.
Вспыхнула молния, бело-голубая, осветив ненадолго все черное от туч
небо, громыхнул так громко, что уши заболели, гром, и начал лить сильный
дождь.
Она ехала на красном мотоцикле. Не дружелюбного красного цвета "Хонд"
был он; яркий, кровавый красный цвет, богатый, темный, полный ненависти. Во
всех других смыслах, похоже, был мотоцикл совершенно обычным, только к боку
был прикреплен меч, пока лежащий в ножнах.
Шлем ее был малиновым, а ее кожаная куртка -- цвета старого вина. Сзади
рубиновые кнопки образовывали слова "АДСКИЕ АНГЕЛЫ".
Было десять второго дня, и было темно, сыро, мокро. Шоссе было почти
пусто, и женщина в красном с ревом неслась по дороге на своем мотоцикле,
лениво улыбаясь.
Пока что день был хорош. Что-то такое было в виде красивой женщины на
мощном мотоцикле с мечом сзади, что на определенных людей сильно влияло. На
настоящий момент четыре продавца-путешественника с ней пытались в скорости
состязаться, и куски "Форда Сьерры" теперь украшали ограду шоссе и мостов на
протяжении сорока миль.
Она остановилась в месте обслуживания и вошла в "Кафе Счастливых
Свинок". Оно было почти пусто. Скучающая официантка штопала за прилавком
носок, а группка байкеров в черной коже, твердых, волосатых, грязных и
огромных собралась вокруг еще большего господина в черной куртке. Он
решительно играл на чем-то, что в прошедшие годы могло быть машиной,
продающей фрукты, но теперь был у нее экран и рекламировала она себя как
"TRIVIA SCRABBLE".
Зрители говорили вот что:
-- "Д"! "Д" нажми -- "Крестный отец" наверняка больше получил
"Оскаров", чем "Унесенные ветром"!
-- "Марионетка на веревочке"! Сэнди Шоу! Честно. Я абсолютно уверен.
-- "1666"!
-- Нет, тупица! Это пожар! А Чума была в 1665-ом!
-- "Б" -- Великая Китайская Стена не была одним из Семи Чудес Света!
Была четыре темы: Поп Музыка, Спорт, Нынешние Происшествия и Общие
Знания. Высокий байкер, который не снял шлема, нажимал кнопки, не обращая
внимания на помощников, ибо явно сам знал, что делать хочет. В любом случае,
он постоянно побеждал.
Красная наездница подошла к прилавку.
-- Чашку чая, пожалуйста. И сэндвич с сыром, -- попросила она.
-- Вы одна, да, дорогая? -- спросила официантка, передавая чай, и
что-то белое, сухое, твердое, через прилавок.
-- Друзей жду.
-- А, -- отозвалась официантка, прокусывая шерсть. -- Что ж, лучше
здесь ждать, чем снаружи. Там сейчас прям ад.
-- Нет, -- на это ответила женщина в красном. -- Пока еще нет.
Она уселась за столик у окна, с хорошим видом на парковку, и ждала она.
Она слышала, как говорят собравшиеся вокруг "Trivia Scrabble".
-- А вот новый, "Сколько раз Англия официально была в состоянии войны с
Францией с 1066?".
-- Двалцать? Не, уж точно не двадцать. О. И верно. Ну, никогда бы не
подумал.
-- Американская война с Мексикой? Это я знаю. Июнь 1845-го. "Д" --
видите! Я ж вам говорил!
Второй по малорослости байкер, Барано (6 футов 3 дюйма), шепотом
спросил самого малорослого, Жирега (6 футов 2 дюйма):
-- А чего со спортом-то случилось?
У него на пальцах одной руки слово "ЛЮБОВЬ" вытутаировано, а на пальцах
второй -- "НЕНАВИСТЬ".
-- Это случайный как его, выбор, не. В смысле с чипами
микроскопическими делают. Вероятно, у нее есть, типа, миллионы различных тем
там, в RAM.
У него на пальцах правой руки вытатуиравано было слово "РЫБА", а на
правой "ЧИПС".
-- Поп Музыка, Сегодняшние Происшествия, Общие Знания и Война. Я просто
никогда раньше "Войну" не видел. Потому и упомянул.
Барано громко хрустнул пальцами и на кольцо на крышке банки пива
оттянул. Он выхлестал полбанки, небрежно рыгнул, а затем вздохнул.
-- Мне бы просто хотелось, чтобы побольше всяких библейских вопросов
было.
-- Чего так?
Жирег никогда не считал Барано разбирающимся в Библии.
-- Так ведь, ну, помнишь эту небольшую заварушку в Брайтоне.
-- А, да. Тебя показали в "Криминале", -- кивнул Жирег с легкой
завистью.
-- Ну, пришлось сидеть в отеле, где мать моя работала, так ведь?
Свободные месяцы. И читать нечего было, только сволочь эта Гидеон свою
Библию оставил. Как-то в сознании застревает.
Еще один мотоцикл, агатово-черный и сияющий, приехал в машинный парк
снаружи.
Открылась дверь в кафе. Сквозь комнату пронесся порыв холодного ветра;
человек, весь одетый в черную кожу, с короткой черной бородой, прошел к
столу, сел рядом с женщиной в красной, и байкеры рядом с видеоигрой
неожиданно заметили, что они весьма голодны, и велели Сказзу пойти и достать
им какой-нибудь еды. Все, кроме игравшего, который ничего не говорил, лишь
нажимал кнопки, соответствующие правильным ответам, и позволял выигрышам
накапливаться в подносе на дне машины.
-- Я тебя с Мефкинга не видела, -- бросила Ржавая. -- Как у тебя дела?
-- Здорово занят был, -- ответил Черный. -- Кучу времени в Америке
проводил. Недолгие туры по миру. Просто время убивал, на самом деле.
(-Как это у вас нет пирожков с почками и говядиной? -- спросил Сказз
оскорбленно.
-- Думала, есть несколько, оказалось, нет, -- ответила женщина.)
-- Странное какое-то ощущение, когда мы наконец вместе собираемся, --
заметила Ржавая.
-- Странное?
-- Ну, ты знаешь. Когда ты тысячи лет провел, большого дня ожидая, и он
наконец приходит. Как Рождества ожидание. Или дней рождения.
-- У нас дней рождения нет.
-- А я и не сказала, что есть. Я сказала, что это на их ожидание
похоже.
(-На самом деле, -- призналась женщина, -- похоже, у нас вообще ничего
нет. Кроме этого куска пиццы.
-- В ней анчоусы есть? -- спросил Сказз мрачно. В компании никто не
любил анчоусы. Или оливки.
-- Да, дорогой. Анчоусы и оливки. Берете?
Сказз печально покачал головой. С урчащим животом вернулся он обратно к
игре. Большой Тед раздражался, когда был голоден, а когда Большой Тед
раздражался, все оказывались порезаны. Новая категория появилась на экране
машины. Теперь можно было отвечать на вопросы о Поп Музыке, Нынешний
Происшествиях, Гладе или Войне. Байкеры явно гораздо меньше знали об
Ирландском Картофельном Гладе 1846-го, Английском Гладе (не хватало всего)
1315-го, и гладе наркотическом (в Сан Франциско в 1969-го), чем о Войне, но
игрок по-прежнему безупречный счет имел, что время от времени подчерчивали
звон, хруст и звяканье, когда машина на свой поднос выплевывали фунтовые
монеты.
-- Несколько проблемная погода на севере, судя по всему, -- проговорила
Ржавая.
Черный посмотрел на темнеющие тучи.
-- Нет... По мне, все прекрасно. Вот-вот гроза начнется.
Ржавая посмотрела на свои ногти.
-- Хорошо. Без славной грозы это не то будет. Есть какие мысли насчет
того, насколько далеко надо нам будет ехать?
Черный пожал плечами.
-- Несколько сотен миль.
-- Я как-то думала, дорога подольше будет. Столько ждали, только чтобы
несколько сотен миль проехать.
-- Не путешествие -- главное, -- ответил на это Черный. -- Важно
прибытие.
Снаружи послышался рев. Это был рев мотоцикла с дефективным выхлопом,
сбоящим мотором, текущим карбюратором. Не надо было мотоцикл видеть, чтобы
представить черные тучи, в которых он путешествовал, оставленные на его пути
потеки масла, след из маленьких мотоцикловых кусков и приспособлений,
валяющихся на дорогах, где он проехал.
Черный подошел к прилавку.
-- Пожалуйста, четыре чая, -- попросил он. -- Один черный.
Дверь кафе открылась. Молодой человек в грязной белой коже вошел
внутрь, и ветер загнал внутрь вместе с ним пустые пакеты из-под чипсов,
газеты и обертки от мороженого. Они танцевали у его ног, как возбужденные
дети, а потом устало упали на пол.
-- Четверо вас, да, дорогой? -- спросила женщина. Она пыталась найти
чистые чашки и чайные ложки -- вдруг весь набор оказался вымазан в легк
пленке машинного масла и сушеных яиц.
-- Будет, -- ответил человек в черном, взял чашки с чаем и ушел назад к
столу, где ждали двое его товарищей.
-- Не видели его? -- спросил мальчик в белом.
Они покачали головами.
Вокруг экрана машины возник спор (теперь на экране были показаны
следующие категории: Война, Глад, Загрязнение и Pop Trivia 1962 -- 1979).
-- Элвис Пресли? "В" должно быть -- в 1977-ом он помер, так ведь?
-- Не. "Д". 1976. Я уверен.
-- Да. В том же году помер, что Бинг Кросби.
-- И Марк Болан. Смертельная штучка! Тогда "Д" нажимай. Давай.
Высокая фигура и не думала какую-то из кнопок нажимать.
-- В чем дело? -- спросил Большой Тед раздраженно. -- Давай. "Д"
нажимай. Элвис Пресли умер в 1976-ом.
НЕВАЖНО, ЧТО ЗДЕСЬ СКАЗАНО, -- ответил высокий байкер в шлеме, -- Я К
НЕМУ И ПАЛЬЦЕМ НЕ ПРИКАСАЛСЯ.
Трое человек за столом мгновенно повернулись. Ржавая заговорила.
-- Когда вы сюда попали? -- спросила она.
Высокий человек прошел ко столу, оставив позади изумленных байкеров и
свой выигрыш.
-- Я НИКОГДА НЕ УХОДИЛ, -- ответил он, и голос его был как темное эхо
из ночных мест, холодная плита звука, серого и мертвого. Если б был этот
голос камнем, в нем давным-давно были бы высечены слова: имя и две даты.
-- Ваш чай остывает, господин, -- бросил Глад.
-- Много времени прошло, -- добавила Война.
Сверкнула молния, за ней почти мгновенно последовало низкое рычание
грома.
-- Славная погода для нашего дела, -- заметил Загрязнение.
Байкеров, что толпились вокруг игры, все более и более смущал этот
обмен. Ведомые Большим Тедом, прошаркали они к столу и уставились на четырех
незнакомцев.
От их внимания не ускользнуло, что у всех четырех незнакомцев на
куртках была надпись "АДСКИЕ АНГЕЛЫ". И, на взгляд байкеров, выглядели они
совершенно неправильно: для начала, слишком чистые; и никто из них не
выглядел так, словно они когда-нибудь кому руку ломали только потому, что
был воскресный день, и по телику ничего хорошего не было. И еще одна была
женщина, только не сзади чьего-то мотоцикла едущая, а свой собственный
имеющая, словно было у нее какое-то на нее право.
-- Значит, вы "Адские Ангелы"? -- спросил саркастично Большой Тед. Если
чего настоящие "Адские Ангелы" терпеть не могут, так это байкерствующих по
выходным [Есть и еще кое-какие вещи, чего настоящие "Адские Ангелы" терпеть
не могут. Полицию, например, мыло, "Форд Кортины" и, в случае Большого Теда,
анчоусы и оливки. Прим. авт.].
Четыре незнакомца кивнули.
-- И кто ваш глава?
Высокий Незнакомец посмотрел на Большого Теда. Затем он встал. Это было
сложное движение; если бы на берегах морей ночи были раскладные стулья, они
бы так открывались.
Казалось, он вечно развертывался.
Он носил темный шлем, полностью скрывающий лицо. И из этого странного
пластика он сделан был, заметил Большой Тед. Типа, ты в него глядишь, а все,
что видишь -- твое лицо.
ОТКРОВЕНИЯ, -- проговорил он. -- ГЛАВА ШЕСТЬ.
-- Стихи со второго по восьмой, -- добавил информации мальчик в белом.
Большой Тед зло уставился на них четырех. Нижняя его челюсть начала
выдаваться, а маленькая голубая вена в его лбу -- пульсировать.
-- И че ж это значит? -- вопросил он требовательно.
Кто-то дернул его за рукав. Это был Барано. Он под грязью стал
необычного оттенка серого.
-- Значит, -- пояснил он, -- у нас проблемы.
А потом высокий незнакомец поднял бледную мотоциклетную перчатку,
поднял забрало своего шлема, и Большой Тед, впервые за свое существование,
подумал, как бы было славно, если бы он лучше жизнь прожил.
-- Иисусе Христе! -- простонал он.
-- Я думаю, Он через минуту подъедет, -- проговорил Барано потрясенно.
-- Думаю, ищет, где бы мотоцикл припарковать. Давай пойдем и, и вступим в
клуб, развлекаться там будем, или чего такое.
Но неуязвимое невежество Большого Теда было щитом его и доспехами. Он
не сдвинулся с места.
-- Ух ты, -- выдохнул он. -- "Адские Ангелы".
Война ему лениво отсалютовала.
-- Да, это мы, Большой Тед, -- кивнула она. -- Самые настоящие.
Глад кивнул.
-- Старая Фирма, -- сказал он.
Загрязнение снял свой шлем и встряхнул своими длинными белыми волосами,
чтоб висели свободно. Он занял свое место, когда Мор, бормоча о пенициллине,
ушел в 1936-ом. Если б старичок знал, какие в будущем возможности
появятся...
-- Другие обещают, -- бросил он, -- мы доставляем.
Большой Тед посмотрел на четвертого Всадника.
-- Эй, вас я уже видел, -- заметил он. -- Вы были на обложке альбома
"Голубого Улиточного Культа". И кольцо у меня есть с вашим... вашим... вашей
головой на нем.
-- Ух.
Лицо Большого Теда было искривлено -- трудно ему думать было.
-- И что ж у вас за мотоцикл? -- спросил он.
Гроза бушевала вокруг карьера. Веревка со старой машинной шиной на ней
танцевала на ветру. Иногда лист железа, напоминание о попытке дом на дереве
построить, срывался со своих несерьезных креплений и уплывал прочь.
Они столпились вместе, глядя на Адама. Он как-то больше ростом казался.
Пес сидел и рычал. Он думал о всех запахах, которые он потеряет. В Аду
никаких запахов не было, кроме запаха серы. А некоторые из них были...
были... ну, точно было то, что у сук в Аду не было.
Адам взволнованно по карьеру шагал, возбужденно маша руками.
-- Не будет конца нашему удовольствию, -- говорил он. -- Будут
исследования и все такое. Думаю, я скоро заставлю старые леса опять расти.
-- Но -- но кто -- кто будет все готовить, мыть и такими штуками
заниматься? -- спросил Брайан дрожащим голосом.
-- Никто никаких таких вещей делать должен не будет, -- ответил Адам.
-- Сможете есть любую пищу, какую захотите, горы чипсов, колец жареного
лука, все, что захотите. И никогда не надо будет надевать одежду новую или
мыться, если не хотите, или чего такое. Или чего-нибудь делать, чего не
хотите -- никогда уже такого не будет. Это будет!
Луна встала над холмами Кукамунди. Сегодня вечером очень было светло.
Джонни Две Кости сидел в красной дыре пустыни. Это было священное
место, где два камня-предка, создавшиеся во Время Сна, лежали с самого
начала. Поход Джонни Двух Костей подходил к концу. Щеки его и грудь были
вымазаны красной охрой, и пел он старую песню, такую напевную карту холмов,
и рисовал картинки он на песке своим копьем.
Он два дня не ел; он не спал. Он приближался к состоянию транса, что
его одним с Кустом сделает, сделает возможным общение с его предками.
Уже почти вошел.
Почти...
Он моргнул. Удивленно огляделся вокруг.
-- Прости, дорогой мальчик, -- сказал он сам себе вслух, четко
произнося звуки. -- Можешь ли сказать, где я?
-- Кто это сказал? -- спросил Джонни Две Кости.
Его рот открылся.
-- Я.
Джонни задумчиво почесался.
-- Я так понимаю, ты один из моих предков, да?
-- О. Несомненно, дорогой мальчик. Совершенно несомненно. Можно так
сказать. Теперь вернемся к моему вопросу. Где я?
-- Просто если вы один их моих предков, -- продолжил Джонни Две Кости,
-- почему говорите как пуфтер [Очень редко встречающееся сленговое слово;
означает оно "гомосексуал", также "женоподобный мужчина"; часто
употребляется в Австралии. Прим. перев.]?
-- А. Австралия, -- проговорил рот Джонни Двух Костей, так это слово
произнося, словно перед тем, как вновь его скажет, нужно будет его должным
образом продезинфицировать.
-- Эй? Эй? -- взывал Джонни Две Кости.
Он сидел в песке, ждал, ждал, но он не отвечал.
Азирафаил двинулся дальше.
Ситрон Де-Шево был tonton macoute, путешествующий houngan [Маг или
жрец. Вудоун -- очень интересная религия для всей семьи, даже для тех ее
членов, кто помер. Прим. авт.]: за одним из плеч висела сумка, в который
были магические растения, медицинские растения, кусочки дикого кота, черные
свечи, порошок, извлекаемый только из кожи определенной сушеной рыбы,
мертвая многоножка, полбутылки "Chivas Regal", десять "Ротманов" и книжка
"Что Где в Гаити".
Он поднял нож и привычным движением отрубил голову черному петушку.
Кровь омыла всю его правую руку.
-- Loas в меня войди,-- продекламировал он. -- Gros Bon Ange, приди ко
мне.
-- Где я? -- проговорил он.
-- Это мой Gros Bon Ange? -- спросил он себя.
-- Думаю, это довольно личный вопрос, -- ответил он. -- В смысле, по
природе этих вещей. Но стараюсь. Изо всех сил.
Одна из рук Ситрона потянулась к петушку.
-- Довольно несанитарно здесь готовить, тебе не кажется? Здесь, в лесу.
Жарим, да? Что это за место?
-- Гаити, -- ответил он.
-- Черт! Далеко. Хотя и хуже могло быть. Что ж, надо двигаться дальше.
Будь хорош.
И Ситрон Де-Шево был один в своей голове.
-- Будь loas проклят, -- пробормотал он. Некоторое время он смотрел в
никуда, а затем потянулся к сумке и лежащей в ней бутылке "Chivas Regal".
Было по крайней мере два способа кого-то в зомби превратить. Он собирался
воспользоваться простейшим.
Прибой громок был на пляже. Пальмы качались.
Надвигалась гроза.
Огни зажглись. Евангелистский Хор Силового Кабеля (Небраска) запел
"Иисус -- Чинильщик Телефонов на Панели Инструментов Моей Жизни" и почти
заглушил звук подымающегося ветра.
Марвин О. Бэгмен поправил свой галстук, проверил улыбку, глянув в
зеркало, постучал по заду личную свою помощницу (мисс Синди Келлерхолс,
"Красотку Месяца "Пентхауза"" (три года тому было в июле); но теперь, когда
религиозной стала, она все это забыла), и вышел на пол студии.
Иисус связь не прервет,
Прежде чем дозвонились,
С ним не попадете вы
На занятую линию,
А когда придет счет,
Будут в нем правильно проставлены цифры,
Он -- Чинильшик Телефонов
На Панели Инструментов Моей Жизни,
пел хор. Эту песню Марвин любил. Он ее сам написал.
Другие песни, написанные им, включали "Счастливый Мистер Иисус",
"Иисус, Могу Я у Тебя Остановиться?", "Этот Старый Огненный Крест", "Иисус
-- Наклейка на Бампере Моей Души" и "Когда Вверх Меня Поднимает Вознесенье,
Хватайте Колесо Пикапа Моего". Они доступны были на "Иисус -- Мой Приятель"
(LP, кассета и CD), и каждые четыре минуты их рекламировали на
евангелистской сети Бэгмена [$12.95 за LP или кассету, $24.95 за CD, хотя вы
бесплатную LP получали с каждым пожертвованием миссии Марвина Бэгмена 500
долларов. Прим. авт.].
Несмотря на то, что стихи не рифмовались и, как правило, были
бессмысленны, и на то, что Марвин, который особо музыкален не был, мелодии
все украл из старых песен в стиле кантри, было продано более четырех
миллионов копий кассеты "Иисус -- Мой Приятель".
Марвин начинал как певец кантри -- пел песни Конвея Твитти и Джонни
Кэша.
Он выступал с регулярными живыми концертами в тюрьме Сан Квентина, пока
люди, отвечающие за гражданские права, не назвали его "Жестоким и
Непривычным Наказанием".
Вот тогда-то и ушел Марвин в религию. Не тихую, личную, которая
включает делание хороших дел и проживание лучшей жизни; но и не такую,
которая включает надевание костюма и позванивание в звонки других людей; а
такую, которая включает владение собственной телесетью и заставление людей
деньги вам посылать.
Он нашел идеальное место для себя на телевидении, на "Часе силы
Марвина" ("Шоу, вернувшее в Фундаментализм ДАМ". Четыре трехминутных песни с
LP, двадцать минут "Адского Огня" и пять минут лечения людей. (Оставшиеся
двадцать три минуты были заняты либо подольщением, либо умолянием, либо
угрожанием, либо выпрашиванием, изредка просто просьбами дать денег.) В
ранние дни он по-настоящему приводил в студию людей, чтоб излечить, но
решил, что это слишком уж мудрено, поэтому в эти дни он просто заявлял, что
ему видения приходят о том, как зрители по всей Америке магически
излечивались, смотря. Это было гораздо проще -- больше не приходилось
актеров нанимать, и никто не мог проверить процент его успехов[Марвина
удивило бы известие, что на самом деле были успехи. Некоторым людям от чего
угодно лучше станет. Прим. авт.].
Мир гораздо более сложен, чем считает большинство людей. К примеру,
большинство людей считало, что Марвин не был настоящим Верующим, раз столько
на вере денег зарабатывал. Они ошибались. Он всем сердцем верил. Он верил
весьма сильно, и кучу притекающих денег тратил на то, что, по его мнению,
правда было работой на Господа.
Телефонная линия к Спасителю
Всегда свободна _от _помех,
Он дома в любое время,
Днем иль ночью,
И когда звонишь по номеру И-И-С-У-С,
Звонок всегда бесплатен,
Он -- Чинильщик Телефонов
На Панели Инструментов Моей Жизни.
Первая песня закончилась, Марвин прошел к месту перед камерами и
скромно поднял руки, требуя тишины. В контрольной будке инженер выключен
запись "Аплодисменты".
-- Братья и сестры, спасибо, спасибо, разве не здорово было? И помните,
вы можете услышать эту песню и другие, такие же назидательные, на "Иисус --
Мой Приятель", просто позвоните по номеру 1-800-ДЕНЬГИ и сообщите, что
жертвуете деньги -- сейчас.
Он посерьезнел.
-- Братья и сестры, у меня для вас всех послание, важное послание от
нашего Господа, для вас всех, мужчин, женщин и маленьких детей, друзья,
расскажу я вам про Апокалипсис. Это все есть у вас в библии, в Откровении,
данным нашим Господом Святому Иоанну с Патмоса, и в Книге Даниила. Господь
ничего от вас, друзья, не скрывает о вашем будущем.
Так что же произойдет? Война. Мор. Глад. Смерть. Кровавленные реки.
Великие землетрясения. Иадерные ракеты. И есть лишь одна возможность их
избежать. Перед тем, как Разрушение придет -- перед тем, как по Земле
помчатся четыре всадника Апокалипсиса -- перед дождем из яделрных ракет, что
падет на неверующих -- придет Вознесенье.
Что такое Вознесенье. Я слышу, как вы это кричите.
Когда приходит Вознесенье, братья и сестры, все Истинно Верующие
вознесутся в воздух -- неважно, что вы делаете, можете сидеть в ванне,
можете быть на работе, можете машину свою вести или просто дома сидеть,
читая свою Библию. Неожиданно будете вы там, наверху, в воздухе, в
безупречным и неразрушимых телах.
И будете вы в воздухе, смотря вниз на мир, пока годы разрушения идут.
Спасены будут лишь верующие, лишь те из вас, что были заново рождены,
избегут боли, смерти, ужаса и горения. Потом будет великая война между
Небесами и Адом, и Небеса уничтожат силы Ада, и Бог вытрет слезы мучающихся,
и не будет более смерти, или скорби, или криков, или боли, и он будет вечно,
вечно славен, сей цветом закруженный...
Он неожиданно остановился.
-- Что ж, милая попыточка, -- заговорил он совсем другим голосом, -Вот
только это вовсе не так будет. Не так совершенно.
В смысле, про огонь и войну вы правы, а вот эта штука,Вознесенье -- ну,
вы их всех на Небеса себе представьте -- их столпившиеся отряды, так далеко,
как может сознание проследовать, и еще дальше, нас компания за компанией,
все это, ну, что я пытаюсь сказать, у кого время будет выбирать людей и их в
воздух поднимать, чтобы смеялись над людьми, от лучевой болезни помирающими
на опаленной и горящей земле под ними? Если это вы считаете морально хорошим
времяпревождением, добавлю я.
А насчет того, что Небеса несомненно выиграют... Ну, честно говоря,
если б было это точно, не было бы Небесной Войны вообще, разве нет? Это
пропаганда. Ясно и просто. У нас не больше пятидесяти процентов шанс
выиграть. Можете ровно также деньги слать на сатанистскую горячую линию,
хотя, честно говоря, когда огонь падет и моря крови подымутся, вы и так, и
так будете гражданскими жертвами. Воюем мы, вас же всех собираются убить и
Богу предоставить разбираться -- так?
Вообще, извините, что здесь стою, болтаю, у меня только один маленький
вопрос -- где я?
Марвин О. Бэгмен постепенно становился пурпурным.
-- Это дьявол! Защити меня Господь! Сквозь меня дьявол говорит! --
выплюнул он и прервал себя, -- О нет, на самом деле
совершеннопротивоположное. Я ангел. А. Должна быть Америка, да? Простите, не
могу остаться.
Последовала пауза. Марвин попытался открыть рот, но не смог. То, что
было в его голове, огляделось. Поглядело на сотрудников студии, тех, что в
полицию не звонили и не плакали в углу. Он поглядел на серолицых операторов.
-- Ой, -- бросил он, -- я что, на телесъемках?
Кроули ехал со скоростью сто двадцать миль в час вниз по Оксфорд-стрит.
Он залез в отделение для перчаток, чтобы достать запасную пару темных
очков и нашел только кассеты. Раздраженно достал он одну и сунул ее в щель.
Он хотел Баха, но согласен был и на "Путешествующих Вилбури".
Все, что нам надо -- Радио Гага, -- пел Фредди Меркьюри.
"Все, что мне надо -- выбраться", -- подумал Кроули.
Он проехал по Объезду Мраморной Арки в неправильную сторону со
скоростью девяносто миль. Из-за молний мерцало небо над Лондоном, как
неисправная флюоресцентная трубка.
"Черно-голубое небо над Лондоном, -- подумал Кроули,-- и знал я, что
близок конец. Кто это написал? Честертон, так ведь? Единственный поэт в
двадцатом веке, хоть близко подошедший к Правде".
"Бентли" ехал прочь из Лондона, пока Кроули сидел на водительском месте
и листал обгоревшую копию "Прелестных и аккуратных пророчеств Агнес
Безумцер".
Рядом с концом книги он нашел свернутый лист бумаги, покрытый
отточенным, словно буквы были напечатаны, почерком Азирафаила. Он его
развернул (а в это время переключатель передач "Бентли" сам себой
переключился на третью скорость, и машина объехала грузовик с фруктами,
который неожиданно выехал из боковой улочки), и потом еще раз прочитал.
И еще раз прочитал -- и потихоньку сновилось ему хуже во время
чтения...
Машина неожиданно повернула. Теперь она направлялась в деревню Тадфилд,
в Оксфордшире. Мог быть там через час, если поспешит.
Все равно ведь больше некуда ехать было.
Кассета закончилась, и включилось машинное радио.
-- Время Вопросов Садовников, для вас приходящее из Тадфилдского
Садовничьего Клуба. Мы здесь в последний раз были в 1953,
очень славным летом, и как помнит команда, это богатая почва в
Оксфордшире на востоке округа, на западе поднимающаяся, в мел
превращающаяся, такое место, йя говорю, что не посадишь, замечательно
всходит. Так ведь, Фред?
-- Ага, -- ответил профессор Фред Уиндбрайт, Королевские Ботанические
Сады. -- Я б лучше не сказал.
-- Да -- Первый вопрос команде, и задает его мистер Р. П. Тайлер,
председатель местной Ассоциации Резидентов, по-моему.
-- `Кх. Точно. Понимаете, я -- усердный выращиватель роз, но моя призы
получавшая Молли МакГуайр потеряла пару цветков вчера, во время дождя из,
очевидно, рыб. Что по этому поводу команда рекомендует, кроме расставления
сетей по саду. В смысле, я в совет писал...
-- Не самая обычная проблема, скажу я. Гарри?
-- Мистер Тайлер, ответьте на вопрос -- это свежая рыба была или
консервированная?
-- Свежая, по-моему.
-- Что ж, друг мой, тогда нет у вас проблем. Я слышал, в вашем районе
еще и крови дожди шли -- хотелось бы мне, чтобы в Дэльсе были,
где мой сад. Кучу денег спасло бы, что на удобрения трачу. Итак, вот
что вы делаете, вы их у своих закапываете... КРОУЛИ?
Кроули ничего не сказал.
КРОУЛИ. ВОЙНА НАЧАЛАСЬ, КРОУЛИ. МЫ С ИНТЕРЕСОМ ОТМЕТИЛИ, ЧТО ТЕХ, КОГО
ПОСЛАЛИ ТЕБЯ ЗАБРАТЬ, ТЫ ИЗБЕЖАЛ.
-- Мм, -- согласился Кроули.
КРОУЛИ... МЫ ЭТУ ВОЙНУ ВЫИГРАЕМ. А ЕСЛИ ДАЖЕ И НЕТ, ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ ДЛЯ
ТЕБЯ, НИКАКОЙ РАЗНИЦЫ НЕ БУДЕТ. ПОКА В АДУ БУДЕТ ХОТЬ ОДИН ДЕМОН, КРОУЛИ, ТЫ
БУДЕШЬ
ЖАЛЕТЬ, ЧТО ТЫ НЕ СМЕРТЕН.
Кроули молчал.
СМЕРТНЫЕ МОГУТ НА СМЕРТЬ НАДЕЯТСЯ, ИЛИ НА ИСКУПЛЕНИЕ. ТЫ ЖЕ НАДЕЯТЬСЯ
МОЖЕШЬ ЛИШЬ НА МИЛОСЕРДИЕ АДА.
-- Да?
-- Нгк, -- ответил на это Кроули.
-- ... итак, как знают усердные садовники, несомненно, хитрый он
маленький черт, этот тибетец. Прямо сквозь ваши бегонии туннели роет, словно
это никого не касается]. Чашка чая его изменит, желательно с протухшим
яковым маслом -- можете достать в любом хорошем са...
Фьюии. Вжик. Хрусть. Статика заглушила остаток программы.
Кроули вырубил радио и куснул себя на нижнюю губу. Под пеплом и золой,
что его лицо слоями покрывали, он выглядел очень усталым, очень белым и
очень испуганным.
И, неожиданно, очень злым. Это из-за того, как они с тобой говорили.
Словно ты был домашним растением, что стало листья на ковер сбрасывать.
А потом он повернул за угол, что должно было его привести на спуск к
М25, откуда он свернет на М40, по которому поедет в Оксфордшир.
Но что-то случилось с М25. Что-то, при взгляде на которое глаза болели.
С того, что было лондонским Кольцевым Шоссе М25, исходило низкое пение,
шум, из множества кусков сформированный: машин гудение, моторы, сирены, писк
мобильных телефонов, и крики маленьких детей, навек в ловушку попавших
ремней заднего сиденья. "Слава Великому Зверю, Пожирателю Миров", -- вновь и
вновь раздавалось пение, на секретном языке Черных жрецов древнего Му.
"Страшный знак Огедра, -- подумал Кроули, когда он развернул машину,
направляясь к Северному Кольцевому. -- Я сделал это -- моя вина. Могло быть
просто еще одно шоссе. Хорошая работа, согласен, но стоило ли делать? Все
неконтролируемо. Небеса и Ад больше вещами не управляют, словно вся планета
-- страна Третьего Мира, получившая наконец бомбу...".
Потом он начал улыбаться. Щелкнул пальцами. На его глазах
материализовалась пара темных очков. С его костюма и кожи исчез пепел.
Что за черт. Если уйти надо, почему бы не стильно?
Тихонько насвистывая, он вел.
Они промчались по дорожке сбоку шоссе, как ангелы разрушения -- что ж,
разумно.
Так уж быстро, все во внимание принимая, они не ехали. Четверо из них
ехали с постоянной скоростью 105 миль в час, словно уверены были, что шоу не
могло начаться, пока они до места не доберутся. Оно и не могло. У них все
мировое время было в распоряжении -- все небольшое оставшееся количество.
Прямо позади них ехали четыре других наездника: Большой Тед, Барано,
Жирег и Сказз.
Они гордились тем, с кем едут. Теперь они были настоящими "Адскими
Ангелами", и ехали они в молчании.
Вокруг них, знали они, были рев грозы, гром движения, хлестали ветер и
дождь. Но рядом со Всадниками было молчание, чистое и мертвое. Почти чистое,
по крайней мере. Точно мертвое.
Прервал его Барано, прокричавший следующее Большому Теду.
-- И кем ты тогда будешь? -- спросил он хрипло.
-- Что?
-- Я сказал, кем ты...
-- Слышал я, че ты сказал. Дело не в том, че ты сказал. Все слыхали, че
ты сказал. Че ты имел в виду, вот че мне интересненько.
Барано думал, что лучше бы он больше внимания уделил Книге Откровений.
Если б он знал, что он будет в ней, более внимательно бы читал.
-- Я имею в виду, они -- Четыре Всадника Апокалипсиса, так?
-- Байкера, -- поправил Жирег.
-- Ага. Четыре Байкера Апокалипсиса. Война, Глад, Смерть, и -- и
другой.
Загр'знение.
-- Да? Ну и?
-- Ну и они сказали, можем мы с ними поехать, нормально будет -- так?
-- Ну и?
-- Ну и мы другие Четыре Вс..., э, Байкера Апокалипсиса. Так кто мы
такие?
Последовала пауза. Огни проходящих машин мчались мимо них по
противоположной дороге, молнии раз за разом освещали облака, и почти полной
была тишина.
-- Могу я тоже Войной быть? -- спросил Большой Тед.
-- Понятно, ты не можешь Войной быть. Как ты можешь Войной быть? Она --
война. Ты должен чем-то еще быть.
Большой Тед искривил лицо, мучительно думая.
-- С. Т. П., -- проговорил он наконец. -- Я -- Серьезные Телесные
Повреждения. Эт' я. Вот. А вы кем будете?
-- Можно, Мусором буду? -- спросил Сказз. -- Или Смущающими Личными
Проблемами?
-- Мусором ты быть не можешь, -- отозвался Серьезные Телесные
Повреждения. Этим он занимается, Загрязнение. А вот вторым можешь быть.
Они ехали в тиши и темноте, задние красные огни Четырех впереди их на
несколько сот ярдов.
Серьезные Телесные Повреждения, Смущающие Личные Проблемы, Барано и
Жирег.
-- Я хочу быть Жестоким Обращением с Животными, -- заявил Жирег. Барано
задумался, он за него был или против. Не то что б это было по-настоящему
важно.
А потом настал черед Барано.
-- Я, э... я думаю, буду этими, автоответчиками. Они здорово плохи, --
объявил он.
-- Не можешь ты автоответчиками быть. Что это за Байкер Апокалипсиса --
автоответчики? Это глупо, вот как.
-- Нет! -- возразил раздраженный Барано. -- Это как Война, Глад и
такое. Жизненная проблема -- или нет? Ненавижу проклятые автоответчики!
-- Я тоже автоответчики ненавижу, -- кивнул Жестокое Обращение с
Животными.
-- Заткнись, -- велел С. Т. П.
-- Можно мое изменить? -- спросил Смущающие Личные Проблемы, который
целеустремленно думал с тех пор, как в последний раз говорил. -- Я хочу быть
Вещами, Которые Правильно Не Работают, Даже Когда Их Хорошенько Пнешь.
-- Ладно, можешь поменять. Но ты автоответчиками быть не можешь,
Барано. Придумай чего еще.
Барано задумался. Хотелось ему, чтоб он этот вопрос вообще никогда не
поднимал. Было как те карьерные интервью, что у него были в школе. Он
раздумывал.
-- По-настоящему Крутые Люди, -- наконец проговорил он.
-- По-настоящему Крутые Люди? -- спросил Вещи, Которые Правильно Не
Работают, Даже Когда Их Хорошенько Пнешь.
-- Да. Вы ж знаете. Такие, каких вы по телику видите, с тупыми
прическами, только на них тупо не глядится, ведь это они. Они носят
мешковатые костюмы, и не разрешается сказать, что это кучка тупиц. В смысле,
если про меня говорить, что всегда сделать хочу, когда одного вижу, очень
медленно протолкнуть их лица через забор с колючей проволокой. И думаю я вот
что. -- Он глубоко вздохнул. Он был уверен, что это была длиннейшая речь, им
произнесенная в своей жизни [Кроме той, около десяти лет назад, когда к
милосердию суда взывал. Прим. авт.]. -- И думаю я вот что. Если уж они так
меня раздражают, вер'ятно, и всех остальных тоже.
-- Да, -- согласился Жестокое Обращение с Животными. -- И все они
темные очки носят, даже когда не надо.
-- Поедание такого плавленого сыра, что он течет, и проклятое это,
тупое Безалкогольное Пиво, -- бросил Вещи, Которые Правильно Не Работают,
Даже Когда Их Хорошенько Пнешь. -- Ненавижу его. Что за смысл в выпивании
этой штуки, если потом не блюешь? Эй, только что подумал. Можно опять
поменять, так чтоб был Безалкогольным Пивом.
-- Нет, конечно, ты не можешь, -- ответил Серьезные Телесные
Повреждения. -- Уже раз менял.
-- В общем, -- закончил Барано . -- Вот почему хочу быть По-Настоящему
Крутыми Людьми
-- Ладно, -- согласился его лидер.
-- Не пойму, почему Безалкогольным Пивом быть не могу, если хочу...
-- Заткни пасть.
Смерть, Глад, Война и Загрязнение продолжали на своих мотоциклах ехать
к Тадфилду.
И Серьезные Телесные Повреждения, Жестокое Обращение с Животными, Вещи,
Которые Правильно Не Работают, Даже Когда Их Хорошенько Пнешь (Но Тайно
Безалкогольное Пиво) и По-Настоящему Крутые Люди путешествовали с ними.
Был мокрый и ветреный субботний день, и мадам Трейси себя очень
оккультно чувствовала.
На ней было ее свободное платье, на плите стояла кастрюля, полная
брюссельской капусты. Комнату освещал свет свечей, каждая из который
аккуратно была помещена в покрытой воском бутылке из-под вина, каковые
стояли в четырех углах ее гостиной.
На ее сидении еще три человека присутствовали. Миссис Ормерод из
Белзайз Парка, в темно-зеленой шляпе, что вполне могла в прошлой жизни быть
цветочным горшком; мистер Скроджи, худой и изможденный, с бесцветными
глазами на выкате: а также Джулия Петли из "Волосы сегодня" [Ранее "Лучше
Остальных на Волос", ранее "Привлекание мужчин"", ранее "Завой и приукрась",
ранее "Цены Наши Не Кусаются, Даже не Колются", ранее "Искусство de-Coiffeur
мистера Брайана", ранее "Парикмахерская Робинсона", ранее "Такси
Закажи-Машину-По-Телефону" Прим. авт.], парикмахерской на Хай-стрит, только
вышедшая из школы и уверенная, что она-то весьма, весьма оккультна. Чтобы
усилить свои оккультные аспекты, Джулия стала носить слишком уж много
превосходно сделанных серебряных украшений и слишком уж интенсивно
подкрашивать глаза зеленым. Ей казалось, что выглядит она мистической,
мрачной и романтичной, и так бы и было, снизь она свой вес еще на тридцать
фунтов. Она была убеждена, то у нее анорексия, поскольку каждый раз, когда в
зеркало глядела, и вправду толстушку видела.
-- Можете руки соединить? -- попросила мадам Трейси. -- И должно стоять
полное молчание. Мир духов очень чувствителен к вибрациям.
-- Спросите, там ли мой Рон, -- бросила миссис Ормерод. У нее челюсть
была как кирпич.
-- Обязательно, дорогая, но пока я контакт устанавливаю, вы должны
молчать.
Последовало молчание, прерванное урчанием живота мистера Скроджи.
-- Простите, дамы, -- пробормотал он.
Мадам Трейси за годы Приоткрывания Вуали и Исследования Тайн узнала,
что две минуты -- правильная длина времени сидения в молчании, оживая
контакта со стороны Мира Духов. Больше, и они беспокоиться начинали, меньше
-- и они считали, что заплаченных денег это не стоит.
Она список покупок в голове составляла.
Яйца. Латук. Унция сыра для готовки. Четыре помидора. Масло. Упаковка
туалетной бумаги. Не забыть, у нас почти кончилась. И такой славный кусочек
печенки для мистера Шедвелла, бедный старичок, жаль...
Время.
Мадам Трейси отбросила голову назад, позволила ей упасть на одно из
плеч, затем опять подняла -- медленно. Глаза ее были почти закрыты.
-- Теперь она опускается, -- услышала она шепот миссис Ормерод Джулии
Петли. -- Ничего необычного, волноваться не надо. Она просто для себя Мост
На Другую Сторону делает. Скоро подойдет ее дух-проводник.
Мадам Трейси здорово раздражили эти нежелательные комментарии, и она
низким голосом застонала.
-- Оооооо.
Потом проговорила высоким, дрожащим голосом:
-- Ты здесь, мой дух-проводник?
Она немного подождала, чтобы напряжение повысить. Моющая жидкость. Две
банки вареных бобов. Да, и картошка.
-- Гау, -- проговорила она низким, хриплым голосом.
-- Это ты, Джеронимо? -- спросила она себя.
-- Это, э, я, гау, -- ответила она.
-- С нами сегодня новый член круга, -- сообщила она.
-- Хау, мисс Петли? -- проговорила она в роли Джеронимо. Она всегда
понимала, что духи-проводники из индейцев были необходимы, а имя ей очень
нравилось. Она это объяснила Ньюту. Она, понял он, ничего про Джеронимо не
знала, а он был слишком добросердечен, чтобы ей сообщить.
-- О, -- пропищала Джулия. -- Счастлива познакомиться.
-- Мой Рон там, Джеронимо? -- спросила миссис Ормерод.
-- Гау, скво Берил, -- откликнулась мадам Трейси. -- О, здесь так, э,
много, э, бедных потерянных духов, э, стоящих в очереди к, э, двери в мой
вигвам. Может, ваш Рон среди них. Гау.
Мадам Трейси годы назад выучила свой урок, и теперь разговор с Роном
допускала лишь в самом конце. Если она так не делала, Берил Ормерод занимала
весь оставшийся сеанс, говоря покойному Рону Ормероду все, что с ней
произошло с прошлой их маленькой беседы. ("...итак, Рон, младшенькая нашего
Эрика, Сибилла, ну, ты бы ее теперь не узнал, макраме занялась, а Летиция
наша, знаешь, старшая дочь нашей Карен, стала лесбиянкой, но это в наши дни
нормально, и диссертацию пишет о фильмах Серджо Леоне с точки зрения
феминисток, а Стэн наш, знаешь, близнец нашей Сандры, я тебе о нем в прошлый
раз говорила, выиграл по дартс турнир, что славно, мы все думали, он такой
маменькин сынок, а еще крыша сарая прохудилась, вода на землю не стекает, но
я с последним сыном нашей Синди поговорила, он строителем работает, он в
воскресенье придет поглядит, и да-а, это мне напомнило...").
Нет, Берил Ормерод и подождать может. Вспыхнула молния, почти сразу за
ней где-то вдалеке прогрохотал гром. Мадам Трейси достаточно гордо себя
почувствовала, словно сама была за это ответственна. Это даже лучше, чем
свечи, создавало чувство неотложки. Это чувство -- основа всего медиумства.
-- Так, -- бросила своим собственным голосом мадам Трейси. -- Мистер
Джеронимо спрашивает, здесь есть кто-нибудь по имени мистер Скроджи?
Водянистые глаза Скроджи засияли.
-- Э, вообще-то это мое имя, -- ответил он с надеждой в голосе.
-- Да, тогда здесь кто-то для вас. -- Мистер Скроджи уже месяцы как
приходил, и она не могла для него послание придумать. Пришло его время. --
Вы кого-нибудь знаете по имени, э, Джон?
-- Нет, -- покачал головой мистер Скроджи.
-- Ну, здесь какие-то небесные помехи. Имя может быть Том. Или Джим.
Или, э, Дэйв.
-- Когда был в Хэмел Хэмпстеде, знал Дэйва, -- ответил с легким
сомнением мистер Скроджи.
-- Да, он говорит "Хэмел Хэмпстед", это он и говорит, -- кивнула мадам
Трейси.
-- Но я с ним на прошлой неделе виделся, собаку он прогуливал, и он
совершенно выглядел здоровым, -- проговорил слегка удивленный мистер
Скроджи.
-- Он говорит, не волнуйтесь, он счастливей за вуалью, -- продолжала
мадам Трейси, которая считала, что всегда лучше клиентам хорошие новости
сообщать.
-- Скажите моему Рону, я должна ему сказать про свадьбу нашей Кристалл,
-- буркнула миссис Ормерод.
-- Обязательно, дорогая. А теперь минутку подождите, проходит что-то.
И затем что-то прошло. Оно сидело в голове Мадам Трейси и выглядывало
наружу.
-- Sprechen sie Deutch? -- спросило оно, используя губы мадам Трейси.
-- Parlez vous Francais? Wo bu hui jiang zhong-chen?
-- Рон, это ты...? -- спросила миссис Ормерод. Когда раздался ответ,
был он довольно-таки раздраженным.
-- Нет. Совершенно точно нет. А вопрос настолько очевидно неразумный
мог быть задан лишь в одной стране на этом облаками закрытом шаре --
большинство которого, кстати, я видел в последние несколько часов. Это не
Рон, дорогая леди.
-- Ну, а я хочу с Роном Ормеродом поговорить, -- проговорила слегка
раздраженно миссис Ормерод. -- Такой невысокий, сверху головы лысеющий.
Можете, пожалуйста, его на связь вывести?
Последовала пауза.
-- Действительно, есть, похоже, соответствующий описанию дух среди
здесь парящих. Ладно. Я его вам дам, но поговорите быстро, хорошо? Я пытаюсь
Аапокалипсис предотвратить.
Миссис Ормерод и мистер Скроджи переглянулись. На предыдущих посиделках
с мадам Трейси ничего такого не происходило. Джулия Петли была восхищена.
Так-то лучше. Она надеялась, что следующим делом мадам Трейси начнет
эктоплазму испускать.
-- Д-да? -- проговорила мадам Трейси другим голосом. Миссис Ормерод
подскочила. Звучал он точно как Рон. В прошлые разы Рон звучал как мадам
Трейси.
-- Рон, это ты?
-- Да, Бе-е-ерил?
-- Хорошо. У меня есть довольно много для тебя информации. Для начала,
я сходила на свадьбу нашей Кристал в прошлую субботу, старшенькой нашей
Мэрилин...
-- Бе-е-ерил. Т-ты н-никогда не давала м-м-мене вставить с-с-словечко,
па-пака был жив. Т-теперь, к-когда я умер, есть лишь одна в-в-вещь,
к-к-которую ха-хачу сказать...
Берил Ормерод это все слегка раздражило. Ранее, когда Рон с ней
общался, он ей сказал, что за вуалью счастливее и живет где-то, что больше,
чем слегка похоже на небесное бунгало. Теперь звучал он как Рон. и она не
была уверена, что это то было, чего она хотела. И она то сказала, что всегда
своему мужу говорила, когда он таким тоном с ней говорить начинал.
-- Рон, не забывай про свое сердце.
-- У м-м-ме-еня б-больше нет с-е-е-ердца. П-помнишь? И вообще,
Бе-е-ерил...?
-- Да, Рон?
-- Заткнись, -- и дух ушел. -- Разве не трогательно было? Итак, теперь
большое вам, дамы и господа, спасибо, боюсь, пора мне дела продолжать.
Мадам Трейси встала, подошла к двери и включила свет.
-- Вон, -- сказала она.
Сидевшие у нее встали, более, чем слегка озадаченные, а миссис Ормерод
разъяренная, и вышли они в коридор.
-- Ты об этом еще услышишь, Марджори Поттс, -- прошипела, прижимая свой
портфельчик к груди, миссис Ормерод и захлопнула дверь.
А затем вновь раздался ее приглушенный голос из коридора .
-- И Рону нашему можешь передать, что он тоже об этом услышит еще!
Мадам Трейси (а имя на ее водительских правах , разрешавших водить лишь
мотороллеры, и вправду было Марджори Поттс) прошла в кухню и выключила
капусту.
Она поставила чайник. Сделала себе котелок чая. Села за кухонным
столом, достала две чашки, обе наполнила. В одну добавила два куска сахара.
Затем она остановилась.
-- Мне без сахара, пожалуйста, -- проговорила мадам Трейси.
Она поставила чашки на столе перед ней, и сделала долгий глоток из
чая-с-сахаром.
-- Теперь, -- бросила она голосом, который любой ее знавший узнал бы
как ее собственный, хотя тон голоса могли они и не узнать -- а был он
холоден от гнева. -- Скажите-ка мне, что все это значит. И для вас лучше
будет, если это объяснение будет убедительно.
Грузовик по всему М6 свое содержимое рассыпал. По бумагам грузовик был
полон листов волнистого железа, только двое патрульных-полицейских с трудом
этому могли поверить.
-- Так вот что хочу я знать -- откуда вся эта рыба появилась? --
спросил сержант.
-- Я же вам сказал. С неба упала. В одну секунду я по шоссе еду со
скоростью шестьдесят, в следующую, бух!, двадцатифунтовый лосось разбивает
переднее стекло. Так что я колесо поворачиваю, и поскользнулся я на этом, --
он показал на остатки рыбы-молота под грузовиком, -- и в это въехал.
Это было кучей рыбы разных цветов и форм высотой в тридцать футов.
-- Вы пили, сэр? -- спросил сержант, почти на положительный ответ не
надеясь.
-- Конечно, не пил я, вы, идиот. Рыбу же видите, нет разве?
С верху кучи довольно-таки большой осьминог помахал им вялым щупальцем.
Сержант успешно поборол желание в ответ помахать.
Полицейский констебль наполовину залез в полицейскую машину, по радио
говоря.
-- ... волнистое железо и рыба, блокирующие южное направление М6
примерно в полумиле на север от развилки десять. Нам придется всю южную
дорогу закрыть.
Да.
Дождь полил с удвоенной силой. Маленькая форель, чудом падение
пережившая, энергично начала плыть в сторону Бирмингема.
-- Это было замечательно, -- сообщил Ньют.
-- Отлично, -- откликнулась Анафема. -- Каждый себя почувствовал
чудесно.
Она встала с пола, оставив свою одежду разбросанной по ковру, и ушла в
ванную.
Ньют повысил голос.
-- Я имею в виду, по-настоящему замечательно. По-настоящему,
по-настоящему замечательно. Всегда надеялся, что будет, и было.
Слышался звук бегущей воды.
-- Что ты делаешь? -- спросил он.
-- Душ принимаю.
-- А.
Он малой частью мозга задумался, всем ли надо потом душ принимать, или
женщинам только. И было у него подозрение, что как-то это связано с бидетами
[Маленькая кабинка, где моют... ну, скажем так, неприличные части тела.
Прим. перев.].
-- Знаешь что, -- проговорил Ньют, когда Анафема вышла из комнаты,
укутанная пушистым розовым полотенцем. -- Можем еще раз это проделать.
-- Не, -- ответила она, -- не сейчас.
Она закончила вытираться, начала поднимать с пола одежду и
беззастенчиво надевать ее. Ньют, мужчина, всегда готовый полчаса подождать
освобождения кабинки для переодевания в бассейне, лишь бы не раздеваться в
присутствии другого человеческого существа, был несколько шокирован и весьма
возбужден.
Кусочки ее тела появлялись и исчезали, как руки фокусника; Ньют все
пытался сосчитать, сколько у нее сосков, и не мог, что ж, на самом-то деле
ему было наплевать.
-- Почему же нет? -- спросил Ньют. Он собирался заметить, что это может
немного времени занять, но внутренний голос посоветовал этого не делал. Он
рос весьма быстро в короткий период времени.
Анафема пожала плечами, что довольно трудно сделать, когда натягиваешь
приличную черную юбку.
-- Она сказала, мы это только раз сделали.
Ньют два или три раза рот открыл, а затем бросил:
-- Не было этого. Проклятье, не было. Это она не могла предсказать. Не
верю я в это.
Анафема, полностью уже одетая, прошла к своей картотеке, достала одну
карточку и передала ему.
Ньют прочел ее, покраснел и отдал обратно, плотно сжав губы.
Дело было не только в том факте, что Агнес знала и рассказала все с
помощью самого понятного кода. Еще и в том, что на протяжении веков
различные Девайсы на полях написали маленькие ободрительные комментарии.
Она передала ему сырое полотенце.
-- Вот, -- бросила она. -- Побыстрей давай. Мне надо сэндвичи сделать,
и мы должны изготовиться.
Он взглянул на полотенце.
-- Это для чего?
-- Твоего душа.
А. Так это было то, что и женщины делали, и мужчины. Он был доволен,
что с этим он разобрался.
-- Но быстренько там все делай, -- повелела она.
-- Почему? Нам отсюда надо уйти в ближайшие десять минут, пока не
взорвалось здание?
-- О, нет. У нас еще пара часов есть. Просто я большинство горячей воды
использовала. У тебя в волосах куча штукатурки.
Последний, утихающий порыв ветра от грозы дул вокруг Жасминового
Домика, а Ньют, стратегически держа перед собой сырое розовое полотенце,
более не пушистое, отправился, виляя, принимать холодный душ.
Во сне Шедвелла, он в воздухе высоко витает над деревенской лужайкой. В
ее центре находится огромная куча щепок от деревьев и сухих веток. В центре
кучи деревянный столб. Мужчины, женщины, дети стоят вокруг на траве, глаза
их ярки, щеки розовы, они ждут, они взволнованны.
Неожиданная кутерьма: десять человек идут по лужайке, ведя красивую
женщину средних лет; должно быть, очень даже возбуждала в молодости, и в
спящее сознание Шедвелла заползает слово "живая". Впереди нее идет солдат
Охотников на Ведьм Ньютон Пульцифер. Нет, это не Ньют. Этот человек
постарше, и одет он в черную кожу. Шедвелл с одобрением узнает древнюю
униформу майора Охотника на Ведьм.
Женщина залезает на костер, закидывает назад руки, и ее привязывают к
столбу. Костер зажигают. Она говорит с толпой, что-то ей говорит, но Шедвелл
слишком высоко, чтобы услышать, что же. Толпа собирается вокруг нее.
"Ведьма, -- думает Шедвелл. -- Они сжигают ведьму". В нем это вызывает
теплое чувство. Это было правильное состояние вещей, так и должно быть. Так
было задумано.
Только...
Теперь она прямо на него смотрит и произносит:
-Относится и к тебе сие, старый ты глупец безумный.
Только она скоро умрет. Сгорит, умрет. И, понимает в своем сне Шедвелл,
это ужасный вид смерти.
Пламя поднимается выше.
А женщина смотрит вверх. Она прямо на него глядит, хоть он и невидим. И
она улыбается.
А потом раздается жуткое "бабах".
"Гром раздался", -- подумал Шедвелл, проснувшись -- и у него было не
желающее исчезать ощущение, что на него по-прежнему кто-то смотрит. Он
открыл глаза, и тринадцать стеклянных глаз глядели с различных шкафов
будуара мадам Трейси, глядя с разных смутно различимых лиц.
Он отвернулся, и взглянул в глаза кого-то, внимательнейше на него
глядящего. Это был он.
"Ох, -- подумал он в ужасе, -- один из этих случаев, "вне-тела-своего",
я вижу тело свое, в этот раз точно помер я...".
Он делал бешеные движения пловца, чтобы достичь своего тела, а затем,
как это всегда бывает в таких случаях, все стало понятно.
Шедвелл мигнул и задумался, зачем может кому-нибудь захотеться на крышу
спальни приладить зеркало. Он пораженно покачал головой.
Он вылез из постели, натянул сапоги и осторожно встал. Чего-то не
хватало. Сигареты. Он глубоко в карманы засунул руку, вытащил бумагу и
принялся сворачивать сигарету.
Он спал, знал он. Шедвелл сон не помнил, но чувствовал он себя после
него неуютно, каким бы он ни был.
Он зажег сигарету. И увидел свою правую руку, сильнейшее оружие. Оружие
судного дня. Он навел один палец на одноглазого плюшевого мишку на камине.
-- Бах, -- бросил он и глухо захохотал. Он хохотать не привык, поэтому
начал он кашлять, что значило, что на знакомую землю вернулся. Он хотел
чего-нибудь выпить. Сладкую баночку сгущенного молока.
У мадам Трейси будет.
Он, топая, выбрался из ее будуара, направлялся он в кухню.
Снаружи маленькой кухни он остановился. Она с кем-то говорила. С
мужчиной.
-- И что же конкретно вы хотите, чтобы я с этим сделала? -- спрашивала
она.
-- Ах ты ублажающая телом, -- пробормотал Шедвелл. У нее там явно был
один из посещавших ее господ.
-- Честно говоря, милая леди, в настоящий момент мои планы, так уж
вышло, несколько неустойчивы.
Кровь Шедвелла захолодела. Он промаршировал сквозь занавеску из
шариков, вопя:
-- Грехи Гоморры и Содома! Беззащитностью пользуясь гурии! Только чрез
труп мой!
Мадам Трейси подняла голову и ему улыбнулась. В комнате никого больше
не было.
-- Иде он? -- вопросил Шедвелл.
-- Кто? -- спросила мадам Трейси.
-- Какой-то неженка южный, -- ответил он. -- Я слыхал его. Здесь был
он, тебе предлагал вещи разные. Я слыхал его.
Рот мадам Трейси открылся, и голос произнес:
-- Не просто Какой-то Южный Неженка, сержант Шедвелл. ЮЖНЫЙ НЕЖЕНКА.
Шедвелл уронил свою сигарету. Он вытянул свою руку, которая слегка
тряслась, и наставил палец на мадам Трейси.
-- Демон, -- прокаркал он.
-- Нет, -- возразила голосом демона мадам Трейси. -- Знаю я, что вы
думаете, сержант Шедвелл. Думаете вы, что вот-вот голова эта начнет
крутиться и вертеться и меня гороховым супом тошнить начнет. Не начнет. Я не
демон. И прошу вас послушать то, что я скажу.
-- Демон, мрака порожденье, замолчи, -- повелел Шедвелл. -- Ложь твою
извращенную слушать не буду я. Знаешь, что сие такое? Сие рука. Пальца
четыре. Большой один. Одного из вас уж утром этим изгнала. Теперь убирайся
из главы доброй женщины сей, иль я тебя отправлю в царство, что грядет.
-- Вот в этом и есть проблема, -- проговорила собственным голосом мадам
Трейси. -- Царство, что грядет. Вот-вот придет. В этом-то и проблема. Мне
про это-то и говорил мистер Азирафаил. Теперь, мистер Шедвелл, прекратите
быть старым глупышом, сядьте, чая выпейте, и я объясню все вам.
-- Женщина, никогда слушать не буду я его адские обольщения, -- буркнул
Шедвелл.
Мадам Трейси ему улыбнулась.
-- Старый ты глупыш, -- проговорила она.
Все остальное он перенес бы.
Он сел.
Но руку свою не опустил.
Качающиеся впереди знаки сообщали, что южная дорога была закрыта, и
вырос маленький лес заграждающих оранжевых конусов, перенаправляя едущих на
путь дорог северных. Другие знаки велели едущим снизить скорость до тридцати
миль в час. Полицейские машины пасли водителей, как овчарки с красными
полосками.
Четверо байкеров игнорировали все знаки, и конусы, и полицейские
машины, и продолжали ехать по пустой южной дороге М6. Другие четверо
байкеров, едущие прямо за ними, чуть понизили скорость.
-- Нам, э, остановиться не надо, или что такое? -- спросил
По-Настоящему Крутые Люди.
-- Да. Может, там дорога забита, -- согласился Наступание В Собачье
Дерьмо (ранее Все Иностранцы, Особенно Французы, ранее Вещи, Которые
Правильно Не Работают, Даже Когда Их Хорошенько Пнешь, никогда по-настоящему
Безалкогольное Пиво, недолго Смущающие Личные Проблемы, ранее известный как
Сказз).
-- Мы другие Четыре Всадника Апокалипсиса, -- отозвался С. Т. П. -- Мы
то делаем, что делают они. Мы следуем за ними.
Они ехали на юг.
-- Будет только для нас мир, -- говорил Адам. -- Все всегда другие люди
портили, но мы можем от этого избавиться и все заново начать. Разве не
здорово будет?
-- Вы, я полагаю, знакомы с Книгой Откровений? -- спросила голосом
Азирафаила мадам Трейси.
-- Да, -- ответил Шедвелл, который не был. Знакомая ему Библия
начиналась и кончалась Исходом, главой двадцать-два, стихом восемнадцать,
который говорил про ведьм, страдания жизни, и почему вы не должны. Он
однажды глянул на девятнадцатый стих, который был об убийстве людей,
возлегавших со зверьми, но решил, что это вне его юрисдикции.
-- Тогда вы слышали про Антихриста?
-- Да, -- откликнулся Шедвелл, который как-то видел все объяснявший
фильм. Что-то про падающих с грузовиков и отрезающих людям головы листах
стекла, насколько он помнил. Никаких там настоящих ведьм не было. Он на
половине заснул.
-- Антихрист в этот самый момент на Земле находится, сержант. Он
начинает Армагеддон, Суда День, пусть даже и сам этого не знает. Небеса и Ад
готовятся в войне, и довольно грязно все будет.
Шедвелл просто хрюкнул.
-- Мне не позволено самому по этому поводу что-либо предпринимать,
сержант. Но я уверен, вы понимаете, что разрушение мира не может быть
дозволено любым разумным человеком. Я прав?
-- Да. П'лагаю, -- ответил Шедвелл, сося сгущенное молоко из ржавеющей
банки, найденной мадам Трейси под раковиной.
-- Тогда, сержант, остается лишь один возможный выход. И вы --
единственный человек, на которого я могу положиться. Антихриста надо убить,
сержант Шедвелл. И сделать это должны вы.
Шедвелл нахмурился.
-- Насчет этого не знаю, -- ответил он. -- Лишь ведьм убивает армия
охотников на ведьм. Сие одно из правил. И, конечно, демонов и чертят.
-- Да, но Антихрист -- больше, чем просто ведьма. Он -- он ВЕДЬМА. Он
настолько ведьмовск, насколько это вообще возможно.
-- Трудней ли избавиться от него будет, чем от демона, скажем? --
спросил
Шедвелл, лицо которого стало проясняться.
-- Не сильно, -- отозвался Азирафаил, который, чтобы от демонов
избавиться, никогда не делал ничего, кроме того, что очень твердо намекал,
что у него, Азирафаила, была кое-какая работа, и не припозднились ли они? И
Кроули намек всегда понимал.
Шедвелл опустил взгляд на свою правую руку и улыбнулся. Потом он
замешался.
-- Антихрист тот -- сколько сосков у него?
"Цель оправдывает средства, -- подумал Азирафаил. -- И хорошими
намерениями вымощена дорога в Ад [Это неправда, на самом деле. Дорога в Ад
вымощена замерзшими продавцами, от двери к двери ходящими. В выходные многие
молодые демоны по ней катаются на коньках. Прим. авт.]". И он бодро и
убедительно проговорил:
-- Куча.Тысячи. Его грудь вся ими покрыта -- по сравнению с ним Диана
Эфесская ничто, словно бы вообще сосков не имеет.
-- Насчет Дианы не знаю я вашей, -- ответил Шедвелл, -- но коли ведьма
он, а по мне, точно так сие, то -- говорю как в ОАнВ сержант -- ваш я
человек.
-- Хорошо, -- отозвался Азирафаил, говоря ртом мадам Трейси.
-- Я лично насчет этого дела, убийства, не так уверена, -- заметила
сама мадам Трейси. -- Но если выбор -- этот человек, Антихрист, или все
остальные, -- полагаю, нет у нас выбора.
-- Именно, дорогая леди, -- ответила она. -- Сержант Шедвелл. Есть у
вас оружие?
Шедвелл погладил свою правую руку левой, сжимая и разжимая кулак.
-- Да, -- ответил он. -- Это есть у меня.
И он поднял к губам два пальца и тихонько на них подул.
Последовала пауза.
-- Ваша рука? -- спросил Азирафаил.
-- Да. Ужасное оружие сие. С тобою покончило, порождение мрака, нет
разве?
-- А нет ли у вас чего более, э, существенного. Нет ли Золотого Кинжала
Меггидо? Или Шивы Кали?
Шедвелл покачал головой.
-- Есть немного шпилек, -- предложил он. -- И Громовое Ружье
Полковника-Охотников-на-Ведьм
Не-Должен-Ты-Есть-Какую-Живую-Вещь-С-Кровью-Иль-Колдовством-Пользоваться-Иль-Времена-Ругать
Далримпля... Могу зарядить его серебряными пулями.
-- Это против оборотней-вервольфов, по-моему, -- покачал головой
Азирафаил.
-- Чеснок?
-- Вампиры.
Шедвелл пожал плечами.
-- А, ладно, все равно нет каких необычных пуль. Но Громовое Ружье всем
стреляет, чем угодно. Пойду принесу его я.
И он прошаркал прочь, думая: "Зачем мне другое оружие нужно? Я с рукою
человек".
-- Дорогая леди, -- произнес Азирафаил. -- Полагаю, есть в вашем
распоряжении работающее средство передвижения.
-- О да, -- ответила мадам Трейси. Она прошла в угол кухни, где подняла
розовый мотоциклетный шлем с нарисованным на нем желтым подсолнечником и
одела его, закрепив под подбородком. Потом она порылась в шкафчике, достала
триста или четыреста пластиковых коробок с шоппинга и кучу желтеющих местных
газет, потом пыльный зеленый шлем с надписью по верху "ЛЕГКО ЕЗДИТЬ",
подарок от ее племянницы Петулы, подаренный двадцать лет назад.
Шедвелл, вернувшийся с Громовым Ружьем за плечом, на нее неверяще
выпучился.
-- Не понимаю, чего так смотрите, мистер Шедвелл, -- сказала ему она.
-- Он припаркован внизу, у дороги. -- Она передала ему шлем. -- Вы должны
это надеть. Закон. Не знаю, позволено ли посадить трех человек на
мотороллер, даже если двое, э, есть один. Но такой уж случай. И я уверена,
будет вполне безопасно, если вы хорошенько и крепко меня обнимете. -- И она
улыбнулась. -- Разве не здорово будет?
Шедвелл побелел, что-то неразборчиво пробормотал и надел зеленый шлем.
-- Что-что, мистер Шедвелл? -- мадам Трейси на него пронзительно
посмотрела.
-- Я сказал, да закидает Дьявол землею, накопанной лопатою, то место,
откуда дети рождаются твои, -- повторил Шедвелл.
-- Не смейте больше таким языком говорить, мистер Шедвелл, -- велела
мадам Трейси и провела его к выходу из коридора и вниз по ступенькам к Кроуч
Хай-стрит, где старый мотороллер готов был увести прочь их двух, ну ладно,
трех.
Грузовик перекрыл дорогу. И волнистое железо перекрыло дорогу. И куча
рыбы высотой в тридцать футов перекрыла дорогу. Это была одна из
эффективнейше перекрытых дорог, виденных когда-либо сержантом. Дождь не
помогал.
-- Можете сказать, когда сюда бульдозеры доберутся? -- прокричал он в
свое радио.
-- Мы кррк делаем все, что кррк -- раздался ответ.
Он почувствовал, как что-то дергает его за обшлаг брюк, и глянул вниз.
-- Омары? -- он слегка подскочил, подпрыгнул и очутился на крыше
полицейской машины. -- Омары, -- повторил он.
Их было около тридцати -- некоторые длиннее трех футов. Большинство
шагали вверх по шоссе; полдюжины остановились, чтобы осмотреть полицейскую
машину.
-- Что-то не так, сержант? -- спросил полицейский констебль, который
записывал детали, сообщаемые водителем грузовика на обочине.
-- Просто я омаров не люблю, -- ответил сержант мрачно, закрывая глаза.
-- Дурно сразу становится. Ног слишком много. Я тут чуть посижу, а вы мне
скажете, когда все уйдут.
Он сидел сверху машины среди дождя и чувствовал, как вода затекает в
низ его брюк.
Последовал низкий рык. Гром? Нет. Он продолжался и приближался.
Мотоциклы. Сержант открыл один глаз.
Иисусе Христе!
Их было четверо, и ехали они явно со скоростью, большей сотни. Он уж
собирался спуститься, помахать им, покричать, но они промчались мимо,
направляясь к перевернутому грузовику.
Сержант ничего не мог сделать. Он опять закрыл глаза и ждал звука
столкновения. Слышал он, как они приближаются. Потом:
Ууу.
Ууу.
Ууу.
И голос в его голове, который сказал:
(-Вы это видели? -- спросил По-Настоящему Крутые Люди. -- Прям через
него перелетели.
-- Вот здорово! -- откликнулся С. Т. П. -- Если они так могут, значит,
и мы!)
Сержант открыл глаза. Он повернулся к полицейскому констеблю и открыл
рот.
Полицейский констебль выдавил:
-- Они. Они по правде. Они перелетели пря...
Бух. Бух. Бух.
Плюх.
Последовал еще один дождь из рыбы, только этот длился меньше и
объяснить его легче было. Рука в рукаве кожаной куртки слабо помахала из
большой кучи рыбы. Колесо мотоцикла беспомощно крутилось.
Это был Сказз, бывший еще более-менее в сознании, решивший, что если он
что и ненавидел больше, чем французов, так это лежание по шею в рыбе с,
похоже, сломанной ногой. Это он истинно ненавидел.
Он хотел сказать С. Т. П о своей новой роли; но не мог он сдвинуться с
места. Что-то мокрое и скользкое проползло вверх по одному из его рукавов.
Позже, когда они его вытащили из кучи рыбы, и он увидел троих других
байкеров, с простынями на их головах, он понял, что им слишком поздно
что-либо говорить.
Вот почему их не было в этой "Книге Откровений", о которой Барано все
говорил.
Они никогда так далеко вниз по шоссе не проехали.
Сказз что-то пробормотал. Полицейский сержант к нему наклонился.
-- Не пытайся говорить, сынок, -- проговорил он. -- "Скорая помощь"
скоро приедет.
-- Послушайте, -- прокаркал Сказз. -- Кое-что важное должен вам
сказать. Четыре Всадника Апокалипсиса -- сволочи, все четверо.
-- Бред, -- объявил сержант.
-- Ну нет, проклятье! Я Люди, Покрытые Рыбой, -- прокаркал Сказз и
потерял сознание.
Лондонская система движения в сотни раз сложнее, чем представляется она
людям.
Тут ни при чем вмешательства демонов или ангелов. Все дело в географии,
истории и архитектуре.
В основном это работает людям на пользу, хотя они никогда в это не
поверят.
Лондон не был создан для машин. Если уж на то пошло, и для людей тоже.
Просто произошло так, что он появился. Это создавало проблемы, а созданные
решения через пять, десять или сто лет становились следующими проблемами.
Последним решением было М25; шоссе, вокруг города образовывавшее грубый
круг. До сих пор проблемы были просты -- вещи типа того, что его еще не
построили, а оно уж стало устарелым, Всякая физика -- пробки, что
становились бутылками, такие вещи.
Нынешняя проблема была в том, что оно не существовало, по крайней мере,
в обычных человеческих пространственных терминах. Пробка из не знавших об
этом или пытавшихся найти другие выезды из Лондона машин тянулась в
городской центр из всех направлений. Первый раз в истории движение в Лондоне
было полностью остановлено. Город был одной огромной пробкой.
Теоретически машины -- замечательно быстрый метод для путешествий с
места на место. Пробки же -- замечательная возможность стоять на месте. На
дожде, во мраке, а вокруг тебя какофоническая симфония гудков постоянно
становится громче и еще более раздраженной.
Кроули от этого начинало тошнить.
Он воспользовался возможностью и перечитал записи Азирафаила, пролистал
пророчества Агнес Безумцер, и серьезно подумал.
Выводы его можно так срезюмировать:
1) Армагеддон начался.
2) Кроули ничего по этому поводу сделать не мог.
Произойдет он в Тадфилде. По крайней мере, там начнется. После этого
произойдет всюду.
4) Кроули был в адских реестрах злодеев [Не то чтобы у Ада были еще
какие. Прим. авт.].
5) Азирафаил был -- насколько можно было судить -- выведен из
уравнения.
6) Все было черно, мрачно, страшно. Не было света в конце туннеля -- а
если был, был это приближающийся поезд.
7) Он мог спокойно найти славный маленький ресторанчик и напиться так,
что обо всем забудет, пока он ждал конца света.
8) И все же...
И тут все распадалось.
Поскольку подо всем этим Кроули был оптимистом. Если была одна твердая,
как скала, уверенность, что его в тяжелые времена поддерживала -- он коротко
подумал о четырнадцатом веке -- то была это твердая уверенность, что c ним,
конечно же, все будет в порядке; что вселенная за ним приглядит.
Ну ладно, Ад на него ополчился. Ну начался конец света. Ну кончилась
Холодная Война и по правде начиналась Великая. Ну шансы его врагов взлетели
выше, чем полный микроавтобус хиппи, накачавшихся под завязку "Старым
Оригинальным Оусли". Все равно был шанс.
Все дело было в пребывание в верном месте в верное время.
Верным местом был Тадфилд. Он в этом был уверен -- частично из-за
книги, частично из-за другого: на карте мира в душе Кроули, Тадфилд
пульсировал как мигрень.
Верным временем там очутиться было "до конца света". Он сверился с
часами. У него было два часа, чтобы добраться до Тадфилда, хотя, вероятно,
сейчас уж и с нормальным течением Времени были проблемы.
Кроули кинул книгу на кресло для пассажиров. Отчаянные времена,
отчаянные меры: он за шестьдесят лет ни разу "Бентли" не поцарапал.
Что за черт.
Он неожиданно развернулся, сильно побив перед красного "Рено 5" сзади,
и въехал на тротуар.
Он включил фары и погудел гудком.
Это должно было всякому пешеходу ясно дать понять, что он приходит. А
если они не могли убраться с дороги... что ж, через пару часов это будет
неважно.
Может быть. Вероятно.
-- Хэй хо, -- проговорил Энтони Кроули и все-таки помчался прочь.
Было шесть женщин и четверо мужчин, и у каждого члена группы был
телефон и толстая кучка напечатанной на компьютере бумаги, покрытой именами
и телефонными номерами. Рядом с каждым номером были записи ручкой,
говорившие, был ли дома человек, которому звонили, или нет, соединен ли был
номер в настоящий момент, и -- самое важное -- хотел ли человек, ответивший
на звонок, чтобы вошла в его жизнь изоляция стенок дырок в зубах, или нет.
Большинство не хотели.
Эти десять человек там сидели час за часом, подольщаясь, моля, обещая
сквозь пластиковые улыбки. Между звонками они писали записи, потягивали
кофе, и с изумлением глядели на дождь, струящийся по окнам. Они оставались
на своих местах, как оркестр на "Титанике". Если в такую погоду продавать
двойное стекло не можешь, вообще не можешь.
Лиза Морроу говорила:
-- Если вы только дадите мне закончить, сэр, и да, это я понимаю, но
если вы только..., -- а потом, поняв, что он трубку повесил, пробурчала, --
Ах ты гад!
Она положила телефонную трубку.
-- Опять попала на ванну, -- объявила она своим товарищам -- продавцам
по телефону. Она ежедневно больше всех в офисе "Людей Вытаскивала из Ванны",
еще если два очка заработала бы, получила бы еженедельный приз "Сексус
Прерыватус".
Она позвонила по следующему номеру в списке.
Лиза никогда не намеревалась стать продавцом по телефону. Чего она
хотела по-настоящему, так это быть международно знаменитым богачом,
постоянно летающим на самолетах, но она не закончила классов уровня "О".
Если бы она достаточно проучилась, чтобы стать международно знаменитым
богачом, или зубным врачом (вторая ей выбранная профессия), или, прямо уж
скажем, кем-то еще, кроме как продавцом по телефону в этом конкретном офисе,
она бы прожила жизнь дольше и полнее.
Может, все во внимание принимая -- как-никак, День Армагеддона был, --
не слишком дольше, но все-таки на несколько часов.
Если на то пошло, все, что было нужно, чтобы она прожила жизнь подольше
-- это не звонить по номеру, который она только что набрала, записанный в ее
списке -- в лучших традициях десятисортных списков заказа по почте -- как
дом в Мейфере мистера А. Дж. Коулли.
Но она позвонила. И прождала, пока он четыре раза не прогудел. И
произнесла "Ах ты черт, еще один автоответчик", и начала класть трубку.
Но потом что-то выбралось из той ее части, что к уху прикладывают.
Что-то очень большое и очень сердитое.
Выглядело оно чуть похоже на слизняка. Огромного, сердитого слизняка,
сделанного из тысяч и тысяч малюсеньких, все извивались и орали, миллионы
слизнячьих ртов открывались и закрывались в ярости, и все они орали
"Кроули".
Оно перестало орать. Покачалось слепо, разбираясь, где оно.
Потом распалось на части.
Штука распалась на тысячи и тысячи извивающихся серых слизняков. Они
проползли по ковры, на столы, через Лизу Морроу и ее девять коллег, заползли
в их рты, вверх проползли по ноздрям, в их легкие, и прорыли ходы в их
плоть, глаза, мозги, внутренние органы, быстро размножаясь по дороге,
заполняя комнату гигантским количеством некрасивой ползающей плоти и
воняющего, липкого нечто. Все это начало сближаться, собираться в одно
гигантское существо, что заполняло комнату от пола до потолка, тихонько
пульсируя.
Рот открылся в куче плоти, кусочки чего-то мокрого и липкого пристали к
каждой не-совсем губе, и Хастур бросил:
-- Это мне было нужно.
То, что он провел полчаса в автоответчике с одним посланием Азирафаила
за компанию, его настроение не улучшило.
Как и необходимость возвращения в Ад и объяснения, почему он получасом
ранее не вернулся и, важнее, почему он не вел с собой Кроули.
Ад плохо относится к неудачам.
Правда, был и плюс -- он по крайней мере знал, каким было послание
Азирафаила. Знание может, вероятно, купить продолжение его существования.
Да и вообще, подумал он, если придется ему выносить возможный гнев
Темного Совета, по крайней мере не на пустой желудок.
Комната наполнилась густым, серным дымом. Когда он исчез, Хастура не
было. В комнате ничего не осталось, кроме десяти скелетов, практически
целиком очищенных от мяса, и нескольких лужиц расплавленного пластика с, там
и сям, сверкающим фрагментом металла, что мог когда-то быть частью телефона.
Гораздо лучше было бы стать зубным врачом.
Но была у этого дела и светлая сторона -- это все доказало, что зло
содержит семена собственного уничтожения. Прямо сейчас люди по всей стране,
которых иначе сделали вот на столечко более напряженными и сердитыми, вызвав
с принимания замечательной ванны или неправильно их имена произнеся, вместо
этого вовсе никаких проблем не имели и пребывали в мире с миром. В
результате действия Хастура по стране начала распространяться волна
благости, и миллионы людей, что иначе получили бы маленькие синяки души,
никаких синяков не получили. Так что все было в порядке.
Если вы эту машину видели раньше, теперь бы не узнали. Редкий ее дюйм
был не побит. Обе передние фары были разбиты. Выглядела как ветеран сотен
шоу, в которых цель -- машину противника разрушить.
Трудно было ехать по тротуарам. Еще труднее -- по пешеходному переходу.
Труднее всего было перебраться через реку Темзу. По крайней мере он
предусмотрительно закрыл все окна.
Однако был он здесь, сейчас.
Через несколько сот ярдов будет он на М40; свободная дорога до
Оксфордшира.
Было только одно препятствие: опять между Кроули и открытой дорогой
было М25.
Кричащая, светящаяся лента боли и темного света [Вовсе не оксюморон, на
самом деле. Это цвет, следующий за ультрафиолетовым. Работающие с такими
вещами называют это инфра-черным. Его очень легко можно увидеть --
специальный можно провести эксперимент. Вот как он проводится -- просто
выберите крепкую кирпичную стену, до которой долго бежать и, опустив голову,
бегите вперед.
Свет, который в ваших глазах мерцает за болью, прямо перед вашей
смертью, и есть инфра-черный. Прим. авт.]. Одегра. Ничто не могло ее
пересечь и в живых остаться.
Ничто смертное, во всяком случае. И он не был уверен, что с демоном
произойдет. Убить его не получится, но приятно ему не будет.
Полиция загораживала дорогу перед находившимся перед его глазами
переездом. Сгоревшие остовы -- некоторые еще горели -- свидетельствовали о
судьбе предыдущих машин, которым пришлось проехать по переездом над темной
дорогой.
У полиции был вид вовсе не счастливый.
Кроули поменял скорость на вторую и надавил на акселератор.
Через заграждение он прошел со скоростью шестьдесят. Это легко было.
Случаи самопроизвольного сгорания людей во всем мире известны и
учитываются. В одну минуту кто-то счастливо живет своей жизнью; а в
следующую есть только грустная фотография кучи пепла да одинокая и
таинственно необуглившаяся рука или нога. Случаи самопроизвольного
возгорания машин гораздо хуже задокументированы.
Какой бы статистика ни была, она только что на единицу повысилась.
Кожаные покрытия сидений стали дымиться. Глядя прямо перед собой,
Кроули левой рукой нашарил на кресле для пассажиров "Прелестные и аккуратные
пророчества Агнес Безумцер" и переместил книгу в безопасное место -- на верх
своих ног. Хотелось ему, чтобы она это предсказала [Она и предсказала. Стих
гласил:
Кричать будет улица света, колесница черная Змия загорится, и
боле не будет Меркурий песни свои петь.
Большинство семьи соглашалось с Желати Приббором, который в 1830-ых
написал небольшую монографию, где объяснил этот стих как метафору изгнания
"Иллюминати" Вайсхаупта из Баварии в 1785-ом. Прим. авт.].
Потом пламя окружило машину.
Он должен был продолжать ехать.
На другой стороне переезда было еще одно полицейское заграждение, чтобы
предотвратить поток машин, пытающихся въехать в Лондон. Полицейские смеялись
над историей, только что рассказанной по радио, о том, что полицейский на
мотоцикле перехватил украденную полицейскую машину и открыл, что водитель-
большой осьминог.
Некоторые полицейские во что угодно поверят. Но только не члены
лондонской полиции... Л. П. была самой твердой, самой цинично-прагматичной,
самой упрямо приземленный частью полиции в Британии.
Трудно, очень трудно полицейского из Л. П. поразить.
Поразить может его к примеру огромная, разбитая машина, которая была ни
более, ни менее, чем огненным шаром, пылающим, ревущим, погнутым
металлическим лимоном из Ада, ведет которую усмехающийся лунатик в очках,
сидящий среди огня, машина эта оставляет след из черного дыма, и мчится она
прямо на них со скоростью восемьдесят миль в час сквозь хлещущий дождь и
ветер.
Каждый раз срабатывает.
Каменоломня была тихим центром бушующего мира.
Гром не просто гремел сверху, он рвал воздух пополам.
-- Ко мне еще друзья придут, -- повторил Адам. -- Скоро прибудут, и
тогда взаправду начнем.
Пес начал выть. Больше это ни был вой-сирена одинокого волка, были это
странные колебания, издаваемые маленьким псом, попавшим в очень скверную
ситуацию.
Пеппер сидела, глядя на свои колени.
О чем-то она думала.
Наконец она подняла глаза и уставилась в пустые серые глаза Адама.
-- А ты какой кусочек получишь, Адам? -- спросила она.
Грозу заменило неожиданное звенящее молчание.
-- Что? -- спросил Адам.
-- Ну, ты мир разделил, да, и мы все по кусочку должны иметь -- так
какой у тебя будет кусочек?
Тишина пела как арфа, высоко и тонко.
-- Да, -- кивнул Брайан. -- Ты нам никогда не говорил, какой кусочек
отойдет тебе.
-- Пеппер права, -- добавил Венслидэйл. -- Не кажется мне, что много
чего
останется, если все эти страны нам отойдут.
Рот Адама открылся и закрылся.
-- Что? -- произнес он.
-- Какой кусочек -- твой, Адам? -- спросила Пеппер.
Адам на нее уставился. Пес перестал выть и направил на своего хозяина
внимательный, задумчивый взгляд -- часто так глядят ему подобные.
-- Й-я? -- переспросил он.
Тишина стояла, стояла, одна нота, что способна была заглушить шумы
мира.
-- Но у меня будет Тадфилд, -- наконец ответил Адам на вопрос.
Они направили на него свои взгляды.
-- И, и Нижний Тадфилд, и Нортон, и Нортоновский Лес...
Их взгляды по-прежнему были на него направлены.
Взгляд Адама прошелся по их лицам.
-- Они -- все, чего я когда-либо желал, -- сообщил он.
Они покачали головами.
-- Если хочу, могу их взять, -- продолжал Адам, и в голосе его появился
оттенок вызова, вызов же этот окружало неожиданное сомнение. -- Могу их и
улучшить. Лучше деревья сделать, чтоб вскарабкиваться, лучше пруды...
Его голос затих.
-- Не можешь, -- ответил Венслидэйл твердо. -- Они не такие, как
Америка и всякие такие места. Они по-настоящему настоящие. Да и вообще, они
нам всем принадлежат. Они наши.
-- И улучшить их не можешь, -- добавил Брайан.
-- Точно, а если бы и улучшил, мы бы знали, -- подвела итог Пеппер.
-- А, если вас это волнует, не волнуйтесь, -- отозвался Адам
возвышенно, -- я ведь могу вас всех заставить делать то, чего я хочу...
Он остановился, уши его в ужасе слушали то, что говорил его рот. Они
отступали.
Пес положил лапы на голову.
Лицо Адама выглядело как олицетворение распада империи.
-- Нет, -- проговорил он хрипло. -- Нет. Вернитесь! Я вам приказываю.
Они в середине шага замерли.
Адам на них уставился.
-- Нет, я не имел этого в виду... -- начал он. -- Вы мои друзья...
Его тело дернулось. Голова его откинулась назад. Он поднял руки и
заколотил кулаками, словно хотел ударить небо.
Лицо его искривилось. Меловой пол разошелся трещинами под его кедами.
Адам открыл рот и закричал. Это был звук, который не могло издать
простое горло смертного; он вышел из каменоломни, смещался с грозой,
заставил тучи свернуться в новые и неприятные формы.
Он продолжался и продолжался.
Он отдавался по всей вселенной, которая гораздо меньше, чем
представляется физикам. Он заставил греметь небесные сферы.
Он говорил о потере, и очень долго он не кончался.
А потом кончился.
Что-то утекло.
Голова Адама опять опрокинулась вниз.
Что бы раньше ни стояло в старой каменоломне, теперь там стоял Адам
Янг.
Больше знающий Адам Янг, но все равно Адам Янг. Возможно, больше Адама
Янга, чем когда-либо раньше было.
Ужасное молчание в каменоломне сменилось более знакомым, уютным
молчанием, просто-напросто отсутствием звука.
Освобожденные Они съежились, прижавшись к меловой скале, глаза всех них
смотрели на него.
-- Все нормально, -- проговорил Адам тихо. -- Пеппер? Венсли? Брайан?
Вернитесь сюда. Все нормально. Все нормально. Я теперь все знаю. И вы должны
мне помочь. Иначе все это произойдет. По правде произойдет. Если мы что не
сделаем, произойдет.
Водопроводная система в Жасминовом Домике напрягалась, гремела и
поливала Ньюта душем из воды цвета легкого хаки. Но она была холодна.
Вероятно, это был холоднейший холодный душ, который Ньюту довелось в жизни
принимать.
Ничего хорошего душ не сделал.
-- Красное небо, -- проговорил он, вернувшись. Чувствовал он себя
слегка маниакально. -- В полпятого дня. В августе. Что это значит? В плане
обрадованных моряков, скажешь? В смысле, если красное небо ночью радует
моряка, то что нужно, чтобы лучше стало человеку, управляющему компьютерами
на супертанкере? Или радуются ночью пастухи? Никогда вспомнить не могу.
Анафема взглянула на штукатурку в его волосах. Душ ее не смыл; он ее
просто намочил и распространил, так что казалось, что на Ньюте белая шляпа с
волосами.
-- Неплохая шишка у тебя, наверное, -- бросила она.
-- Нет, это когда я головой об стену ушибся. Знаешь, когда ты...
-- Да, -- Анафема задумчиво выглянула в разбитое окно. -- Ты бы сказал,
что оно цвета крови? -- спросила она. -- Это очень-очень важно.
-- Нет, этого бы я не сказал, -- ответил Ньют, поезд мыслей которого
временно сошел с рельс. -- Не то чтобы крови. Более розовый. Вероятно, из-за
грозы в воздух куча пыли попала.
Анафема листала "Прелестные и аккуратные пророчества".
-- Что ты делаешь? -- спросил он.
-- Пытаюсь найти связанный текст. Я все еще не могу...
-- Не думаю, что это нужно, -- отозвался Ньют. -- Я знаю, что значит
остаток 3477. Я это понял, когда я...
-- Как это -- ты знаешь, что значит?
-- Я это по пути сюда видел. И не надо так кричать. У меня голова
болит. То и значит, что видел. У них это снаружи вашей военно-воздушной базы
написано. И сыр тут нипричем. Это "Мир -- наша профессия". Они перед базами
всегда такое пишут. Знаешь, типа: Эс-Эй-Си, Крыло номер 8657745, Кричащие
Голубые демоны, Мир -- Наша Профессия. Такие штуки. -- Ньют сжал свою
голову. Эйфория определенно уходила. -- Если Агнес права, там прямо сейчас
какой-то сумасшедший все ракеты к запуску готовит и открывает окна запуска.
Или как там их зовут.
-- Нет его там, -- ответила Анафема твердо.
-- Ну да? Я фильмы видел! Назови хоть одну хорошую причину, по которой
ты можешь быть так уверена.
-- Там никаких бомб нет. Или ракет. Здесь все это знают.
-- Но это же военно-воздушная база! На ней есть взлетно-посадочные
полосы!
-- Но они же для обычных транспортных самолетов и таких вещей. Все, что
у них есть -- оборудование для связи. Радиостанции и такие штуки. Совершенно
никакой взрывчатки.
Ньют на нее уставился.
Взгляните на Кроули, мчащегося со скоростью 110 миль в час по М40 в
сторону Оксфордшира. Даже самый невнимательный наблюдатель заметит несколько
странных деталей в его облике. Стиснутые зубы, к примеру, или исходящий
из-за его очков тусклый красный свет. И машина. Уж машина-то точно много
говорила.
Кроули начал путешествие в своем "Бентли", и будь он проклят, если и
закончить его в своем "Бентли" не собирался. Теперь даже такой сдвинутый на
машинах человек, у которого собственная пара есть водительских очков, не
смог бы сказать, что машина -- старый "Бентли". Уже нет. Они не смогли бы
сказать, что это "Бентли" был. Лишь пятьдесят процентов была бы у них
уверенность, что это вообще когда-либо была машина.
Для начала, на ней не осталось краски. Может, была все еще черной, где
не была ржавого, размазанного красно-коричневого цвета, но это был тусклый
черный цвет угля. Она путешествовала в своем собственном огненном шаре, как
космическая капсула, прошедшая через очень трудный вход в атмосферу.
Вокруг металлических ободов колес осталась тонкая оболочка из
превратившейся в корку, расплавившейся резины, но если учесть, что каким-то
образом эти ободы каким-то образом находились в дюйме над поверхностью
дороги, это особо дело не меняло, все равно были они двигались ровно.
Машина должна была мили назад развалиться.
Именно то, как трудно было ее удерживать в стабильном состоянии, и
заставляло Кроули сжимать, ответная же реакция биополя красила его глаза в
ярко-красный цвет. Это и то, что приходилось все время помнить, что нельзя
начать дышать.
Он себя так с четырнадцатого века не чувствовал.
Атмосфера в каменоломне была теперь подружественней, но все еще была
напряженной.
-- Вы должны мне помочь с этим разобраться, -- говорил Адам. -- Люди
тысячи лет разобраться пытались, но нам нужно разобраться сейчас.
Они кивнули -- нужно, так разберемся.
-- Понимаете, дело в том, -- продолжал Адам, -- дело в том, это как --
ну, вы
знаете Жирного Джонсона.
Они кивнули. Все они знали Жирного Джонсона и членов другой шайки
Тадфилда. Они были старше и не самые приятные. Редкая неделя проходила без
схватки.
-- Ну и, -- говорил Адам, -- мы всегда побеждаем, так?
-- Почти всегда, -- поправил его Венслидэйл.
-- Почти всегда, -- согласился Адам. -- И...
-- По крайней мере, более, чем в половине случаев, -- прервала его
Пеппер. -- Потому что помните, какой шум поднялся по поводу вечеринки
стариков в деревне, когда мы...
-- Это не считается, -- бросил Адам. -- Их ругали ровно так же, как
нас. И вообще, старикам нравиться должен звук, издаваемый играющими детьми,
где-то я это читал. Не знаю, почему нас надо ругать только потому, что не
такие старики...-- Он сделал паузу. -- В общем... мы лучше них.
-- О, конечно мы лучше них, -- улыбнулась Пеппер. -- Насчет этого ты
прав. Уж конечно лучше них. Просто мы не всегда побеждаем.
-- Давайте предположим, -- продолжил Адам медленно, -- что мы их как
следует побьем. Сделаем -- сделаем так, чтобы их услали прочь или что такое.
Добьемся того, что кроме нас, никаких шаек не будет в Нижнем Тадфилде.
-- Что ты имеешь в виду, он будет... мертв? -- спросил Брайан.
-- Нет. Просто -- просто не здесь.
Они об этом подумали. Жирный Джонсон был частью жизни с тех пор, как
достаточно стары они были, чтобы друг друга бить искусственными
локомотивами. Они попытались представить мир с дырой в форме Джонсона в нем.
Брайан почесал свой нос.
-- Я считаю, без Жирного Джонсона будет жить лучше, -- бросил он. --
Помните, что наделал на вечеринке по поводу моего дня рождения. И мне за это
досталось.
-- Не знаю, -- покачала головой Пеппер. -- В смысле, не так интересно
будет без старика Жирного Джонсона и его шайки. Подумайте об этом. Сколько
веселья было благодаря Жирному Джонсону и Джонсонитам. Вероятно, придется
найти другую шайку или что такое.
-- Кажется мне, -- заметил Венслидэйл, -- что если людей в Нижнем
Тадфилде спросить, они скажут, что лучше им будет без Джонсонитов или Них.
Судя по его виду, это даже Адама шокировало. Венслидэйл стоически
продолжал;
-- Клуб стариков так скажет. И Пики. И...
-- Но мы же хорошие... -- начал Брайан. Он смешался. -- Ну ладно, --
продолжил он, -- но поспорю, они подумают, что если бы нас всех здесь не
было, было бы гораздо менее интересно.
-- Да, -- кивнул Венслидэйл. -- Это я и имею в виду.
-- Живущие тут люди не хотят нас или Джонсонитов, -- продолжал он
угрюмо, -- всегда они говорят о нас, просто на велосипедах ездящих, или на
их тротуарах катающихся на досках, слишком много шума производящих и таких
штуках. Это как человек в книжках по истории говорил. Сума на оба ваши дома.
Заявление это встречено было молчанием.
-- Одна из этих голубых, -- спросил в конце концов Брайан, -- со
словами "Мой хозяин -- Адам Янг", или чего такое? И как мы ее повесим?
Обычно такое заявление приводило к пятиминутному бессвязному
обсуждению, когда Они были в настроении, но Адам чувствовал, что не время
было для такого.
-- Что вы все говорите, -- подвел он итог лучшим своим председательским
тоном, -- это то, что совсем не будет хорошо, если Жирно-Джонсониты побьют
Них или наоборот?
-- Правильно, -- согласилась Пеппер. -- Потому что, -- добавила она, --
если мы их побьем, придется нам быть собственными смертельными врагами.
Будем мы с Адамом против Брайана и Венсли. -- Она уселась на землю. --
Каждому нужен свой Жирный Джонсон, -- закончила она.
-- Да, -- кивнул Адам. -- Так-то я и думал. Ничего хорошего в том, что
кто-то победит. Так-то я и думал.
Он направил взгляд на Пса, а может, глядел он сквозь Пса.
-- Кажется мне, все очень даже просто, -- бросил Венслидэйл, садясь. --
Не пойму, почему тысячи лет понадобились, чтобы с этим разобраться.
-- Это потому, что люди, которые пытались разобраться, были мужчинами,
-- со значением ответила Пеппер.
-- Не пойму, почему тебе надо на какую-то сторону вставать, -- буркнул
Венслидэйл.
-- Конечно, мне надо на какую-то сторону вставать, -- отозвалась
Пеппер. -- Каждый должен на какую-то сторону в чем-то встать.
Адам, похоже, наконец-то принял решение.
-- Да. Но я считаю, можно собственную сторону создать. Думаю, вам лучше
пойти и взять свои велосипеды, -- проговорил он тихо. -- Думаю, надо нам как
бы пойти и с некоторыми людьми поговорить.
"Хрхрхрхрхрхр"- такой звук издавал мотороллер мадам Трейси, спускаясь
по Кроуч Хай-стрит. Это было единственное средство передвижения, двигающееся
на пригородной улице Лондона, забитой стоящими на месте машинами, такси и
красными лондонскими автобусами.
-- Раньше никогда такой пробки не видела, -- проговорила мадам Трейси.
-- Интересно, что случилось -- несчастный случай произошел, что ли?
-- Вполне возможно, -- ответил Азирафаил. А затем:
-- Мистер Шедвелл, если вы меня не обнимете, вы упадете. Эту штука на
двоих не рассчитана, знаете ли.
-- Троих, -- пробормотал Шедвелл, держась за сиденье одной рукой,
сжатый в побелевший от усилия кулак, другой же он держал Громовое Ружье.
-- Мистер Шедвелл, я повторять не буду.
-- Тогда надо остановиться тебе, чтоб мог я оружия своего поменять
положенье.
Мадам Трейси слегка виновато захохотала, но она подвела машину к
бордюру и мотороллер остановила.
Шедвелл исправил свое положение, после чего обнял мадам Трейси двумя
неохотными руками, а Громовое Ружье между ними высовывалось, как дуэнья.
Не говоря, они еще четыре минуты ехали сквозь дождь, "хрхрхрхрхр", и
мадам Трейси осторожно объезжала машины и автобусы.
Глаза Трейси опустились ко спидометру -- что довольно глупо было,
подумала она, ведь он с 1974-ого вообще не работал, да и раньше работал не
слишком хорошо.
-- Дорогая леди, как быстро мы, по-вашему, едем? -- спросил Азирафаил.
-- А что?
-- Просто есть у меня такое ощущение, что мы несколько быстрей
двигались бы, если бы пешком шли.
-- Ну, если только я сижу, высшая скорость около пятнадцати миль в час,
ну а с еще и мистером Шедвеллом она должна быть, э, около...
-- Четырех или пяти миль в час, -- прервала она.
-- Именно так, я полагаю, -- согласилась она.
Из-за нее послышался кашель.
-- Адскую машину сию, женщина, не можешь ли замедлить? -- спросил
бледный, пепельный голос. В адском пантеоне, который, понятное дело, Шедвелл
единообразно и правильно ненавидел, у Шедвелла была специальная ненависть
для демонов скорости.
-- В таком случае, -- рассуждал Азирафаил, -- в Тадфилд доедем за чуть
меньше, чем десять часов.
Мадам Трейси сделала паузу, а потом:
-- А насколько вообще далеко этот Тадфилд?
-- Около сорока миль до него.
-- Э, -- отозвалась мадам Трейси, которая однажды съездила на
мотороллере за несколько миль, в ближнее Финчли, чтобы увидеться с
племянницей, но с тех пор ездила на автобусе из-за необычных звуков, которые
тот стал издавать на обратном пути.
-- ... если мы хотим туда вовремя попасть, нам придется ехать со
скоростью около семидесяти, -- продолжал Азирафаил. -- Хмм. Сержант Шедвелл.
Теперь очень крепко держитесь.
"Хрхрхрхрхр" и голубой нимб начал появляться вокруг мотороллера и на
нем сидящих, и мягкий свет окружил их всех ореолом.
"Хрхрхрхрхрхр", и мотороллер с трудом поднялся с земли, не имея ничего
видимого, что его поддерживало бы, легонько он подергивался, пока не достиг
высоты около пяти футов, плюс-минус пара дюймов.
-- Не смотрите вниз, сержант Шедвелл, -- посоветовал Азирафаил.
-- ..., -- ответил Шедвелл, глаза которого были закрыты так, что и
щелки не осталось, лоб покрыл пол, не смотрел он вниз, никуда он ни смотрел.
-- И тогда мы отправляемся.
В каждом НФ-фильме с большим бюджетом есть момент, когда космических
корабль размером с Нью-Йорк неожиданно набирает световую скорость. Бренчащий
звук, словно сорвалась с края стола деревянная линейка, ослепительная
вспышка света, и все звезды превратились в линии и исчезли. Это было точно
так же, только вместо сверкающего космического корабля длиной в двенадцать
миль был мотороллер -- некогда ослепительно белый, теперь же уже потертый,
ведь работал он двадцать лет. И никаких радужных спецэффектов не было. И,
вероятно, приобретена была скорость, не большая двухсот миль в час. И вместо
пульсирующего визга, поднимающегося вверх по октавам, раздалось просто
"хрхрхрхрхр"...
Но все равно было точно так же.
Там, где М25 -- теперь кричащий замороженный круг -- пересекалось с
ведущим в Оксфордшир М40, толпились полицейские, количество которых
постоянно увеличивалось. С тех пор, как Кроули получасом раньше пересек
раздел, число их удвоилось. Во всяком случае со стороны М40. Никакой
лондонец не выедет.
Вдобавок к полиции, еще около двухсот человек там стояло и разглядывало
М25 сквозь бинокли. Среди них были представители Армии Ее Величества, Отряда
Избавления от Бомб, МИ5, МИ6, Спецотряда и ЦРУ. Также стоял там человек,
продающий хот-доги.
Все замерзли и промокли, озадачены были и раздражены, за исключением
одного офицера полиции, который замерз, промок, был озадачен, раздражен и
рассержен.
-- Слушайте. Мне наплевать, верите вы мне или нет, -- вздохнул он, -- я
вам просто говорю, что я видел. Это была старая машина, "Роллс" или
"Бентли", одна из этих роскошных старых, и она переехала мост.
Один из старших армейских техников его прервал:
-- Не могла она этого сделать. Согласно нашим инструментам, температура
над М25 несколько выше 700 градусов по Цельсию.
-- Или сто сорок градусов ниже нуля, -- добавил его ассистент.
-- ... или сто сорок градусов ниже нуля, -- согласился старший техник.
-- Какая-то тут странность, но, думаю, легко можно все объяснить какой-то
ошибкой техники [Так и было. На Земле не нашлось бы ни одного термометра,
который смог бы показать и 700 градусов по Цельсию, и -- 140 одновременно; а
такова на самом деле была температура. Прим. авт.], остается, так или иначе,
тот факт, что мы даже не может вертолет провести прямо над М25 --
превратиться в Вертолетный МакНаггет. И как же вы можете утверждать, что
старая машина над шоссе проехала и осталась невредима?
-- Я не говорил, что она проехала и осталась невредима, -- поправил
полицейский, который серьезно подумывал о том, чтобы покинуть Метрополитен
Полис и присоединиться к делу своего брата, которой уходил со своей работы в
Комитете по Электричеству, и собирался начать разводить кур. -- Она
загорелась. Но после этого продолжала ехать.
-- Вы что, правда ожидаете, что кто-то из нас поверит...? -- начал
кто-то.
Высокий пронзительный звук, непрекращающийся, странный. Словно разом
играет тысяча стеклянныъ гармоник, каждая из которых слегка расстроена; как
звук молекул самого воздуха, вопящих от боли.
И "Врруу".
Над их головами он плыл, на высоте сорок футов, вокруг него
темно-голубой нимб, который на краях превращался в красный: маленький белый
мотороллер, а сидели на нем женщина среднего возраста в розовом шлеме и
крепко за нее держащийся низкий человек в макинтоше и мотоциклетном шлеме
(мотороллер был слишком высоко, никто не мог увидеть его плотно закрытых
глаз, но они закрыты были).
Женщина кричала. И кричала она вот что:
-- Джеррронннимооооо!
Одним из достоинств "Васаби", которое Ньют при каждом удобном случае
называл, было то, что если она была сильно разбита, узнать это было трудно.
Ньюту приходилось съезжать на "Дике Терпине" на обочину, чтобы объехать
попадавшие ветки.
-- Я из-за тебя все карточки на пол уронила!
Машина со стуком вернулась на дорогу; тихий голосок откуда-то из-под
отделения для перчаток произнес "Тревога -- неправильное давление масла".
-- Теперь я никогда их отсортировать не смогу, -- простонала она.
-- И не надо, -- ответил Ньют маниакально. -- Просто возьми
какую-нибудь. Любую. Неважно, какую.
-- Что ты имеешь в виду?
-- Ну, если Агнес права, и мы это делаем, поскольку она это
предсказала, любая сейчас взятая карточка должна подойти. Логика.
-- Нет, чепуха.
-- Да? Слушай, ты и здесь-то, так как она это предсказала. И ты
подумала, что мы полковнику скажем? Если мы его увидим, а мы, конечно, не
сможем.
-- Если мы разумно себя поведем...
-- Слушай, я такие места знаю. У них огромные защитники, сделанные из
тика, сторожат ворота, Анафема, и у них белые шлемы и настоящее оружие,
понимаешь ли, с настоящими пулями из настоящего свинца, которые прямо в тебя
войти могут, внутри попрыгать и выйти из той же дырки, прежде чем сказать
успеешь "Извините, у нас есть причина полагать, что вот-вот, в любую
секунду, начнется Третья Мировая Война, и именно отсюда будут шоу
управлять", а еще у них есть серьезные люди в костюмах с распухшими
куртками, которые приводят тебя в маленькую комнату без окон и задают
вопросы типа такого -- вы сейчас являетесь, или были, может, когда, членом
какой направленной на свержение власти розовой организации, такой, как какая
британская политическая партия? И...
-- Мы уже почти приехали.
-- Слушай, там ворота, и проволочные заборы, и куча еще всего! Небось,
еще и такие псы, которые людей едят!
-- По-моему, ты слишком уж волнуешься, -- заметила Анафема
-- Слишком волнуюсь? Нет, я очень тихо беспокоюсь, что меня кто-то
может застрелить!
-- Я уверена, Агнес бы упомянула, если бы нам грозила такая опасность.
Она такое очень хорошо предсказывала.
Она начала рассеянно перебирать свои карточки.
-- Знаешь, -- проговорила она, аккуратно разделяя карты и две кучки
смешивая в одну, -- я где-то читала, что есть секта, верящая, что компьютеры
-- орудия Дьявола. Они говорят, Армагеддон придет, поскольку Антихрист
хорошо будет ими владеть. По-видимому, это упомянуто где-то в "Откровениях".
Думаю, я это, должно быть, недавно прочла в газете...
-- "Дейли Мейл", "Письмо из Америки", -- ответил Ньют. -- Прямо за
историей про женщину из Чэрви, Небраска, которая свою утку научила играть на
аккордеоне.
-- Мм, -- ответила Анафема, раскладывая перевернутые карты у себя на
коленях.
"Так значит, компьютеры -- орудия Дьявола?" -- подумал Ньют. Он легко в
это мог поверить. Компьютеры должны же быть чьими-то орудиями, и все, что он
точно знал -- что этот кто-то точно не он.
Машина резко затормозила.
Самолетная база выглядела побитой. Несколько больших деревьев упали
рядом с входом, и несколько человек с копалкой пытались сдвинуть их с места.
Страж на дежурстве без интереса за ними наблюдал, но он вполоборота
повернулся и холодно поглядел на машину.
-- Ладно, -- бросил Ньют. -- Возьми карточку.
3001. За Орлиным Гнездом выпал славный Пепел.
-- Это все?
-- Да. Мы всегда думали, что это имеет какое-то отношение к Русской
Революции. Продолжай ехать по этой дороге и сверни влево.
Повернув, попали они на узкую дорожку, с левой стороны которой
находился огораживающий базу по периметру забор.
-- А теперь сюда подъедь. Здесь часто машины, и никто на них внимания
не обращает, -- продолжила Анафема.
-- Что это за место?
-- Местная Дорожка Любовников.
-- Это поэтому она, похоже, покрыта резиной?
Сто ярдов прошли они вдоль оградой оттененной дорожки, когда достигли
пепельного дерева. Агнес была права. Было оно очень даже славное. Упало
прямо на забор.
На нем сидел стражник. Он был негр. Ньют всегда виновато себя
чувствовал в присутствии негров-американцев, на тот случай, если его
упрекать будут в двухстах годах торговли рабами.
Когда они подошли, человек встал, но затем сразу расслабился.
-- О, привет, Анафема, -- проговорил он.
-- Привет, Джордж. Жуткая была гроза, верно?
-- Точно.
Он продолжали идти. Он за ними краем глаза наблюдал.
-- Ты его знаешь? -- спросил Ньют, заставив себя говорить беззаботно.
-- О, конечно. Иногда несколько приходят в паб. По-своему неплохи --
такие чистенькие
-- Он в нас выстрелит, если мы просто внутрь пойдем? -- спросил Ньют.
-- Вполне может угрожающе наставить на нас ружье, -- признала Анафема.
-- Мне и этого хватит. И что ты предлагаешь теперь делать?
-- Ну, Агнес должна была что-то знать. Так что, я полагаю, мы просто
подождем. Теперь, когда ветер ослаб, получше стало.
-- А, -- Ньют посмотрел на скапливающиеся на горизонте тучи. -- Старая
добрая Агнес, -- проговорил он.
Адам, крутя педали, ехал по дороге, Пес бежал сзади и время от времени
пытался куснуть заднюю шину от сильнейшего возбуждения.
Послышался звенящий звук, и со своей дороги выехала Пеппер. Всегда
можно было догадаться, что велосипед Пеппер ей принадлежит. Она думала, его
улучшил кусок картона, хитро прикрепленный к колесу, параллельно которому он
лежал, колышком для одежды. Коты давно уже убегали с ее пути, когда она была
от них в двух улицах.
-- Я считаю, мы можем срезать по Дроверз Лейн, а потом проехать через
Лес Раундхед, -- проговорила Пеппер.
-- Там всюду грязь, -- возразил Адам.
-- Правильно, -- нервно ответила Пеппер. -- Там всюду грязь. Мы должны
проехать мимо меловой ямы. Там из-за мела всегда сухо. А потом мимо той
фермы, что сточные воды использует.
Их догнали Брайан и Венслидэйл. Велосипед Венслидэйла был черным,
сверкающим и приличным. Принадлежащий Брайану когда-то мог быть белым, но
его цвет затерялся под толстым слоем грязи.
-- Идиотизм -- военной базой это называть, -- буркнула Пеппер. -- Я
туда как-то сходила, когда день открытых дверей был, и не было никакого
оружия, никаких ракет, ничего такого. Только рычаги, циферблаты, да играли
духовые оркестры.
-- Да, -- кивнул Адам.
-- Не военные вещи-то, рычаги и циферблаты, -- проговорила Пеппер.
-- Не знаю, не знаю, -- отозвался Адам. -- Много удивительных вещей
можно сделать с помощью рычагов и циферблатов.
-- Мне подарили на Рождество набор, -- проговорил Венслидэйл в ответ на
это. -- Куча электрических штук. Несколько было там рычагов и циферблатов.
Можно было радио сделать или пищащую штуку.
-- Не знаю, -- задумчиво протянул Адам. -- Я думаю скорее о том, что
определенные люди влезут в мировую военную сеть и повелят всем компьютерам и
таким штукам начать драться.
-- Ух ты! -- воскликнул Брайан. -- Жуть какая.
-- Типа того, -- кивнул Адам.
Быть президентом Ассоциации Резидентов Нижнего Тадфилда -- высокая и
одинокая судьба.
Р. П. Тайлер, низкий, хорошо кормимый, удовлетворенный, стуча ногами,
шагал вниз по деревенской дорожке, сопровождаемый миниатюрным пуделем своей
жены, кличка которого была Шутзи. Р. П. Тайлер знал разницу между добром и
злом, никакого морального серого цвета в жизни его не было. Он, правда, не
был удовлетворен тем, что его удостоили знания добра и зла. Он считал, что
долгом его было миру сообщить.
Не для Р. П. Тайлера трибуна из ящиков, полемические стихи, листовки.
Избранным Р. П. Тайлером форумом была колонка для писем тадфилдского
"Рекламировщика". Если дерево соседа было достаточно невнимательно, чтобы
листы кидать в сад Р. П. Тайлера, Р. П. Тайлер сначала аккуратно их соберет,
все положит в ящики и с суровой запиской оставит эти ящики у входной двери
соседа. Потом он напишет письмо в тадфилдский "Рекламировщик". Если он
видел, как на деревенской лужайке сидят подростки, их переносные
плейеры для кассет играют, и они наслаждаются жизнью, он обязательно им
поведать, что они поступают неправильно. После того, как он сбежит от их
насмешек, он напишет в тадфилдский "Рекламировщик" про Ухудшения Морали и
Юношества Сегодня.
После того, как он в прошлом году ушел со своего поста, количество
писем увеличилось настолько, что даже тадфилдский "Рекламировшик" их все
напечатать не мог. Действительно, письмо, которое Р. П. Тайлер закончил
писать перед тем, как пойти на свою вечернюю прогулку, начиналось:
Сэры,
Я с горечью замечаю, что сегодняшние газеты более себя не считают
обязанными своей публике, нам, людям, которые дают вам деньги...
Он осмотрел упавшие ветки, валяющиеся по всей узкой деревенской
дорожке. "Не думаю, -- размышлял он, -- что они обдумывают очисточный счет,
когда бури эти посылают. Совет Района должен составить счет, чтобы все
очистить. А деньги вам даем !!мы!!, налогоплательщики..."
Они из этой мысли были предсказывающие погоду с Радио Четыре
[Телевизора у него не было. Или, как говорила его жена: "Рональд дома не
хочет иметь одну из этих вещей, разве не так, Рональд?", и он всегда
соглашался, хотя тайно он хотел бы увидел ту непристойность и грязь,
которыми недовольна была Национальная Ассоциация Зрителей и Слушателей.
Конечно, не потому, что хотел увидеть. Просто хотел знать, от чего надо
защищать других людей. Прим. авт.], на которых Р. П. Тайлер возлагал вину за
погоду.
Шутзи остановилась у стоящего у дороги бука, чтобы поднять ногу.
Р. П. Тайлер смущенно посмотрел в сторону. Может быть, единственной
целью его вечерней прогулки было позволить псу облегчиться, но будь он
проклят, если это признает. Он взглянул вверх, на грозовые тучи. Они
собрались высоко, образовав вздымающиеся кучи грязного серого и черного.
Дело было не только в мерцающих язычках молний, что, изгибаясь,
проскальзывали сквозь них, как в сцене начала кино про Франкенштейна; дело
бы в том, что они останавливались, достигнув границ Нижнего Тадфилда. А в их
центре была круглая дыра дневного света; но свет был таким некрасивым,
желтым, как вынужденная улыбка.
Было так тихо.
Послышался тихий рев.
Вниз по узкой дорожке проехали четыре мотоцикла. Они промчались мимо
него, повернули за угол, напугав самца фазана, который промчался по дороге
нервной дугой красновато-коричневого и зеленого.
-- Вандалы! -- проорал им вслед Р. П. Тайлер.
Эти места были созданы не для людей вроде них. Они были созданы для
людей вроде него.
Он дернул поводок Шутзи, и они замаршировали по дороге.
Через пять минут он повернул за угол, после чего увидел троих
мотоциклистов, стоящих вокруг упавшего указателя, жертвы бури. Четвертый,
высокий человек с зеркальным забралом, не слез с мотоцикла.
Р. П. Тайлер оглядел ситуацию и без труда прыгнул к выводу. Эти вандалы
-- конечно же, он был прав, -- приехали в деревенскую местность, чтобы
осквернить Военный Мемориал и переворачивать указатели.
Он уже собрался было сурово на них надвигаться, но тут он понял, что их
больше -- четверо против одного, что они были выше, чем он, и что они
несомненно были буйными психопатами. Никто, кроме буйных психопатов, не
ездил на мотоциклах в мире Р. П. Тайлера.
Так что он поднял свой подбородок и начал мимо них гордо проходить,
вроде их и не замечая [Хотя как член (читай создатель) местной Гражданской
Дружины он постарался запомнить номера мотоциклов. Прим. авт.], в то же
время сочиняя в голове письмо (Сэры, этим вечером я с горечью заметил
большое число хулиганов на мотоциклах, что вторглись в Нашу Прекрасную
Деревню, как зловещие микробы. Почему, Ну Почему правительство ничего не
делает с этой чумой...).
-- Привет, -- бросил один из мотоциклистов, поднимая свое забрало и
открыв тонкое лицо и ухоженную черную бороду. -- Мы потерялись.
-- А, -- неодобрительно ответил Р. П. Тайлер.
-- Видно, снесло указатель, -- продолжал мотоциклист.
-- Да, полагаю, что так, -- отозвался Р. П. Тайлер. Он с удивлением
понял, что становится голодным.
-- Да. Ну, мы едем в Нижний Тадфилд.
Поднялась услужливая бровь.
-- Вы американцы. С военно-воздушной базы, я полагаю.
(Сэры, когда я служил в армии, я служил моей стране так, что ни в чем
меня нельзя было упрекнуть. Я с ужасом и испугом замечаю, что летчики с
Тадфилдской Воздушной Базы ездят по нашей благородной стране, нарядившись
как самые обычные бандиты. Хотя я уважаю их и считаю, что в защите свободы
нашего западного мира они играют важную роль...).
Потом взяла верх его любовь объяснять.
-- Полмили едете назад по этой дороге, потом первый поворот налево, к
сожалению, дорога в плачевном состоянии ремонта, я множество писем в совет
об этом писал, вы слуги общества или хозяева общества, вот о чем я их
спросил, в конце концов, кто деньги вам платить?, потом второй поворот
направо, только не совсем направо, слева он, но он в конце концов
разворачивается и едет направо, указатель говорит "Порритз Лейн", но,
конечно, это не она, посмотрите на карту местности, исследователями
нарисованную, вы увидите, это вовсе восточный конец Форест-Энд Лейн, вы в
деревню приедете, затем едете мимо "Быка и Скрипки" -- это паб -- а потом,
когда приедете к церкви (я говорил людям, рисующим карту, что это церковь со
шпилем, а не с башенкой, и писал я в тадфилдский "Рекламировщик", предлагая
им начать местную кампанию, чтобы карту поправили, я надеюсь, что когда эти
люди поймут, с кем они имеют дело, быстренько развернутся на 180 градусов),
затем вы на перекресток попадете, после чего вы его переезжаете и немедленно
приедете на второй, теперь или поедете по развилке со стороны левой руки,
или прямо поедете, и так, и так вы приедете на военно-воздушную базу (хотя
развилка со стороны левой руки на десятую мили короче), не пропустите.
Глад на него непонимающе посмотрел.
-- Я, э, не уверен, что это понял... -- начал он.
Шутзи тихонько взвизгнула и кинулась за Р. П. Тайлера, где и осталась,
дрожа.
Незнакомцы залезли обратно на свои мотоциклы. Тот, что был в белом (по
виду хиппи, подумал Р. П. Тайлер), бросил на заросшую травой обочину пустой
пакетик из-под картофельных чипсов.
-- Извините меня, -- пролаял Р. П. Тайлер. -- Это ваш пакетик из-под
чипсов?
-- О, нет, не только мой, -- ответил мальчик. -- Всеобщий.
Р. П. Тайлер вытянулся, встал в полный рост [Пять футов шесть дюймов.
Прим. авт.].
-- Молодой человек, -- бросил он, -- как бы вы себя чувствовали, если
бы я пришел к вам домой и всюду мусор набросал?
Загрязнение улыбнулся, и в улыбке его была жажда.
-- Очень, очень довольным, -- выдохнул он. -- О, это было бы чудесно.
Под его мотоциклом протекшее масло, растекшись по мокрой дороге,
нарисовало радугу.
Моторы взревели.
-- Я кой-чего пропустила, -- проговорила Война. -- Почему мы должны у
церкви сделать разворот?
ПРОСТО СЛЕДУЙТЕ ЗА МНОЙ, -- ответил высокий, что был спереди, и они
вместе уехали.
Р. П. Тайлер глядел им вслед, пока не отвлек его издаваемый чем-то звук
"дзиньдзиньдзинь". Он повернулся. Четыре фигуры на велосипедах
промчались мимо него, а на небольшом расстоянии за ними бежала галопом
фигурка маленького пса.
-- Вы! Остановитесь! -- крикнул Р. П. Тайлер.
Они затормозили, остановились и поглядели на него.
-- Я знал, что это ты, Адам Янг, и твоя маленькая, хмпф, кабала. Что,
спрашиваю я, вы, дети, в это время ночи на улице делаете? Ваши отцы знают,
что вы здесь?
Лидер ехавших повернулся.
-- Не понимаю, как вы можете говорить, что сейчас поздно, -- бросил он,
-- кажется мне, кажется мне, что раз солнце еще не село, еще не поздно.
-- Во всяком случае, вы уже должны были лежать, -- проинформировал их
Р. П. Тайлер, -- и не показывайте мне язык, юная леди, -- это он сказал
Пеппер, -- а то я письмо напишу вашей матери, где сообщу, что у ее дочки
состояние манер прискорбное, ведет себя совсем не по-дамски.
-- Ну, извините нас, -- ответил Адам раздраженно. -- Пеппер всего лишь
на вас смотрела. Я не знал, что есть жакон против смотрения.
На траве развилась кутерьма. Шутзи, которая была старательно выведенным
французским миниатюрным пуделем, из тех, которых имеют лишь те люди, которые
не смогли впихнуть в домашний бюджет детей, угрожал Пес.
-- Господин Янг, -- приказал Р. П. Тайлер, -- пожалуйста, уберите свою
-- свою зверюгу от моей Шутзи.
Тайлер Псу не доверял. Когда он впервые этого зверя встретил, три дня
назад, он на него зарычал, и в глазах его красный свет зажегся. Это Тайлера
заставило начать письмо, в котором говорилось, что Пес без сомнения бешен,
конечно, опасен для общества, и для Общего Блага надо его усыпить, но когда
его жена напомнила ему, что горящие красным глаза -- не симптом бешенства,
да и вообще, бывают только в таких фильмах, которые оба Тайлера и под
страхом смерти смотреть не будут, но знали все о них, что нужно, спасибо
большое, он писать перестал.
Адам выглядел пораженным.
-- Пес -- не зверюга. Пес -- замечательный пес. Он умен. Пес, слезай с
противного старого пуделя мистера Тайлера.
Пес эти его слова проигнорировал. Он еще долго заниматься мог поимкой
собаки.
-- Пес, -- проговорил Адам зловеще. Его пес прошел обратно к велосипеду
своего господина.
-- По-моему, вы на мой ответ не ответили. Куда вы едете?
-- На военно-воздушную базу, -- ответил Брайан.
-- Если вы не против, -- добавил Адам с, как он надеялся, горьким и
язвительным сарказмом. -- В смысле, если бы вы были против, мы бы туда не
поехали.
-- Ах ты дерзкая маленькая обезьянка, -- ответил на это Р. П. Тайлер.
-- Когда увижу твоего отца, Адам Янг, я его проинформирую, что...
Но они уже ехали вниз по дороге, по направлению к Военно-Воздушной Базе
Нижнего Тадфилда -- по Их дороге, которая была гораздо короче и проще и
имела лучшие виды, чем та, что предложил Р. П. Тайлер.
Р. П. Тайлер составил в мозгу длинное письмо о недостатках сегодняшней
молодежи. Оно включало в себя слова о падающих стандартах обучения,
недостатке уважения по отношению к старшим и лучшим, о том, что они в эти
дни ходили согнувшись, вместо того, чтобы ходить правильно, прямо, о
юношеских проступках, о возврате обязательной службы в армии, розог, сечения
и разрешений на псов.
Он очень был им доволен. Затаилось у него в глубине души подозрение,
что для тадфилдского "Рекламировщика" будет оно слишком хорошо написано, и
решил он послать его в "Таймс".
"Хрхрхрхрхр".
-- Простите, дорогой, -- произнес теплый женский голос. -- Кажется, мы
потерялись.
Звук издавал стареющий мотороллер, а вела его женщина средних лет.
Тесно к ней прижался, плотно закрыв глаза, маленький человек в плаще и
ярко-зеленым мотоциклетном шлеме. Между ними высовывалось, судя по всему,
древнее ружье с дулом в форме воронки.
-- О. А куда вы едете?
-- В Нижний Тадфилд. Насчет точного адреса я не уверена, но мы кой-кого
ищем, -- ответила женщина, а потом добавила совершенно другим голосом:
-- Его зовут Адам Янг.
Р. П. Тайлер на нее выпучился
-- Вам нужен этот мальчик? -- вопросил он. -- Что он теперь наделал --
нет, нет, не говорите. Не хочу знать.
-- Мальчик? -- переспросила женщина. -- Вы мне не сказали, что он
мальчик. Сколько ему лет? -- А потом ответила сама себе, -- Одиннадцать. Ну,
хотелось бы мне, чтобы вы это раньше сказали. Это вещи представляет в
совершенно другой плоскости.
Р. П. Тайлер просто глядел. Потом он понял, что происходит. Женщина
была чревовещателем. То, что он принял за человека в зеленом мотоциклетном
шлеме, был вовсе чревовещательский манекен. Он задумался, как он вообще мог
принять эту вещь за человека. Ему казалось, что сделана она была человеком с
плоховатым вкусом.
-- Я видел здесь Адама Янга менее пяти минут назад, -- сообщил он
женщине. -- Он и его маленькие сообщники поехали на американскую
военно-воздушную базу.
-- О господи, -- выдохнула женщина, слегка побелев. -- Я никогда янки
не любила. Вообще-то, они очень даже ничего люди, знаете ли. Да, но как
можно доверять людям, которые во время футбольного матча мяч всегда
поднимают.
-- Э, простите, -- проговорил Р. П. Тайлер. -- Я считаю, очень это
хорошо. Очень впечатляюще. Я -- заместитель председателя местного Клуба
Ротари [Клуб бизнесменов "Ротари Интернейшнл", добивающийся принятия
выгодных решений . Прим. перев.], и мне интересно, вы для частных лиц
работаете?
-- Только по четвергам, -- отозвалась мадам Трейси неодобрительно. -- И
я беру дополнительную плату. И мне интересно, можете ли вы нам сказать,
как...
Это мистер Тайлер уже проходил. Он молча вытянул палец.
И маленький мотороллер, издавая свое "хрхрхрхрхрхр", поехал по узкой
деревенской дорожке.
И когда он поехал, серый манекен в зеленом шлеме развернулся и открыл
один глаз.
-- Ах ты южная сволочь, -- прокаркал он.
Р. П. Тайлер обиделся, но также и разочаровался. Он ожидал, что будет
больше похоже на живого человека.
Р. П. Тайлер, находясь всего в десяти минутах ходьбы от деревни,
остановился -- Шутзи выполняла еще одну из большого количества своих
простейших функций. Он глянул на поле через верх забора.
Его знание деревенских примет было плохим, но он точно был уверен, что
если коровы ложатся, это означает, что будет дождь. А если они стоят, все,
вероятно, будет в порядке. Эти коровы медленно и торжественно кувыркались;
Тайлер задумался, что это в плане погоды означает.
Он принюхался. Что-то горело -- чувствовался неприятный запах
обожженных металла, резины и кожи.
-- Простите, -- проговорил голос за его спиной. Р. П. Тайлер
повернулся.
Увидел он большую, некогда черную, горящую машину, и человек в темных
очках высовывался из ее окна, говоря сквозь дым:
-- Простите, я ухитрился слегка потеряться. Можете ли вы мне сказать,
как проехать к Военно-Воздушной Базе Нижнего Тадфилда? Я знаю, она где-то
рядом, где-то в этом районе.
Ваша машина горит.
Нет. Тайлер не мог себя заставить это сказать. В смысле, человек должен
ведь это знать, разве нет? Он сидел в середине пожара. Наверное, какой-то
розыгрыш.
Так что вместо этого он сказал:
-- Думаю, вы около мили назад не туда повернули. Там снесло указатель.
Незнакомец улыбнулся.
-- В этом-то все и дело, наверное, -- произнес он. Оранжевые языки
пламени, колыхающиеся снизу него, придавали ему почти что адский вид.
Ветер подул в сторону Тайлера, мимо машину, и он почувствовал, что
брови его поджарились.
Простите меня, молодой человек, но ваша машина горит, вы в ней сидите и
не горите, а она, между прочим, в некоторых местах раскалена докрасна.
Нет.
Может, ему спросить человека, не хочет ли тот, чтобы он позвонил в AAA?
Вместо этого он аккуратно объяснил дорогу, стараясь на машину не
выпучиваться.
-- Здорово. Премного благодарен, -- бросил Кроули и начал закрывать
окно.
Р. П. Тайлер должен был хоть что-то сказать.
-- Простите, молодой человек, -- начал он.
-- Да?
Ведь такое нельзя не заметить -- то, что ваша машина горит.
По обуглившейся панели инструментов пронесся одинокий язык пламени.
-- Странная погода, верно? -- спросил Тайлер неубедительно.
-- Да? -- отозвался Кроули. -- Я, честно говоря, не заметил. И он
задним ходом вернулся на деревенскую дорожку, сидя в своей горящей машине.
-- Вероятно, потому, что у вас машина горит, -- находчиво бросил
Тайлер. Он дернул поводок Шутзи, притащив маленького пса к своей ноге.
Издателю.
Сэр,
Я хотел бы ваше внимание обратить на недавнюю тенденцию- я заметил, что
нынешняя молодежь совершенно игнорирует совершенно разумные
предосторожности, которые придуманы, чтобы было безопасно на машине ехать.
Этим вечером у меня спрашивал, как проехать в одно место, молодой человек,
машина которого...
Нет.
Который вел машину, которая...
Нет.
Она горела...
Р. П. Тайлер, топая, преодолевал последний отрезок пути до деревни, и
настроение его портилось.
-- Эгей! -- крикнул Р. П. Тайлер. -- Янг!
Мистер Янг сидел в саду на своем раскладном кресле и курил трубку.
Это имело больше отношения к недавнему дейдриному открытию угрозы
пассивного курения и запрету курить дома, чем он говорил своим соседям. Его
настроение это не улучшило. Как и обращение мистера Тайлера "Янг".
-- Да?
-- Твой сын, Адам.
Мистер Янг вздохнул.
-- Что он теперь наделал?
-- Ты знаешь, где он?
Мистер Янг сверился с часами.
-- Полагаю, готовится лечь спать.
Тайлер улыбнулся -- узко, триумфально.
-- Сомневаюсь. Я его и его маленьких друзей, а также этого песика
ужасного, видел менее получаса назад едущими к американской военно-воздушной
базе.
Мистер Янг курил свою трубку.
-- Знаешь, какие они там строгие, -- продолжал мистер Тайлер -- а ну
как мистер Янг не понял, что он пытается сказать?
-- Знаешь, как твой сын любит кнопки нажимать и такие вещи, -- прибавил
он.
Мистер Янг вытащил изо рта трубку и задумчиво осмотрел носик.
-- Хмпф, -- сказал он.
-- Понимаю, -- сказал он.
-- Так, -- сказал он.
И он ушел в дом.
В ровно тот же самый момент четыре мотоцикла быстро остановились в
нескольких сотнях ярдов от главных ворот, проскрипев колесами по дороге.
Ехавшие на них выключили моторы и подняли забрала своих шлемов. Трое из них,
вернее.
-- Я как-то надеялась, мы промчимся сквозь заграждения, -- заметила
Война задумчиво.
-- Это только проблемы создаст, -- ответил Глад.
-- Хорошо.
-- Для нас проблемы, я имею в виду. Телефонные линии и линии
электропередач из строя должны были выйти, но у них наверняка генераторы
есть, и несомненно есть радио. Если кто-то станет передавать, что на базу
вторглись террористы, люди начнут логично действовать, и весь План
разрушится.
-- А, ну-ну.
МЫ ВХОДИМ, ДЕЛАЕМ РАБОТУ, ВЫХОДИМ, ДАЛЕЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ПРИРОДА ЛЮДЕЙ
ЗАСТАВИТ ТАК СЕБЯ ВЕСТИ, КАК ОБЫЧНО ВЕДУТ В ПОДОБНЫХ СИТУАЦИЯХ.
-- Я, ребят, не так себе это представляла, -- проговорила Война. -- Я
не для того тысячи лет ждала, чтобы просто повозиться с кусочками проволоки.
Не это называется драматичным. Альбрехт Дюрер время свое не тратил, гравюры
делая Четырех Кнопконажимателей Апокалипсиса, это я точно знаю.
-- Я думал, будут трубы, -- бросил Загрязнение.
-- Так на это посмотрите, -- ответил им Глад. -- Это всего лишь начало.
А поедем вперед мы после этого. Должным образом поедем. Крылья бури и так
далее. Надо быть гибким.
-- А мы разве не должны встретить... кого-то? -- спросила Война.
Никаких не было звуков, лишь металлически позвякивали охлаждающиеся
мотоциклетные моторы.
Потом Загрязнение медленно проговорил:
-- Знаете, я еще могу сказать, что я не думал, что все произойдет в
таком месте. Я думал, будет, ну, большой город. Или большая страна.
Нью-Йорк, возможно. Или Москва. Или сам Армагеддон.
Последовала пауза.
Потом Война спросила:
-- А где, собственно, Армагеддон?
-- Тебя тоже интересует? отозвался Глад. -- Я давно уж собирался
посмотреть.
-- Есть Армагеддон в Пенсильвании, -- проговорил Загрязнение. -- Или,
может, в Массачутетсе, или в каком еще таком месте. Куча парней с длинными
бородами и мрачными черными шляпами.
-- Не, -- ответил Глад. -- Где-то он в Израиле, мне кажется.
-- Я думал, там авокадо выращивают.
-- Правда? Ничего себе авокадо.
-- Кажется, я там побывал раз, -- вспомнил Загрязнение. -- Старый город
Мегиддо. Как раз перед тем, как разрушился. Славное место. Интересные
королевские врата.
Война оглядела зеленые поля вокруг них.
-- Ой, -- проговорила она, -- мы не туда повернули, что ли?
-- Простите, господин.
ЕСЛИ АРМАГЕДДОН ВО ВСЕХ МЕСТАХ, ОН ВСЮДУ.
-- Точно, -- кивнул Глад, -- мы больше не говорим про несколько
квадратных миль кустов и коз.
Последовала еще одна пауза.
Война кашлянула.
-- Просто я думала, что... он пойдет с нами...?
Смерть поправил свои рукавицы.
ЭТО, -- ответил он твердо, -- РАБОТА ДЛЯ ПРОФЕССИОНАЛОВ.
Позже, сержант Томас А. Дейзенбергер так рассказывал о произошедшем у
ворот:
К воротам подъехала большая машина персонала. Была она ухоженной и
выглядела официально, хотя потом он не был уверен, почему он так подумал,
или почему на одну секунду ему показалось, что у нее мотоциклетные моторы.
Из нее вышли четыре генерала. Опять же, сержант не мог точно сказать,
почему так подумал. У них были правильные удостоверения. Правда, он не мог
точно вспомнить, что за удостоверения, но они были правильны. Он отдал
честь.
И один из них проговорил:
-- Внезапная проверка, солдат.
На что сержант Томас А. Дейзенбергер ответил:
-- Сэр, меня не предупредили, что в это время будет внезапная проверка,
сэр.
-- Конечно, нет, -- ответил один из генералов. -- Она же внезапна.
Сержант опять отдал честь.
-- Сэр, разрешите получить подтверждение этой информации от руководства
базы, сэр, -- проговорил он беспокойно.
Самый высокий и тощий из генералов слегка от группы отошел, повернулся
спиной и скрестил руки.
Один из других обнял сержанта за плечи дружественной рукой и
заговорщицки наклонился вперед.
-- Послушай-ка, -- он покосился на табличку с именем на форме сержанта,
-- Дейзенбергер, надеюсь, все ты поймешь -- тебе же лучше будет. Это
внезапная проверка, понял? Внезапная. Это значит, и не подходи к рожку в тот
момент, когда мы войдем, понял? И не покидай свой пост. Так, как ты,
служащий солдат понимает все, верно? -- добавил он. Он подмигнул. -- А иначе
ты так низко будешь закинут, что придется "сэр" говорить чертенку.
Сержант Томас А. Дейзенбергер уставился на него.
-- Рядовому, -- прошипела еще одна из генералов. По ее табличке, ее
звали Вайна. Сержант Дейзенбергер раньше не видел генерала-женщину, но она,
это точно, была лучше многих.
-- Что?
-- Рядовому. Не чертенку.
-- Да. Это я и имел в виду. Да. Рядовому. О-кей, солдат?
Сержант рассмотрел то очень небольшое количество вещей, которые мог
сделать.
-- Сэр, внезапная проверка, сэр? -- проговорил он.
-- На этот раз так засекреченная, что никто ничего не знал, --
отозвался Глад, который годы провел, учась продавать федеральному
правительству, и чувствовал, что нужные слова к нему возвращаются.
-- Сэр, ясно, сэр, -- кивнул сержант.
-- Молодец, -- бросил Глад, когда тот поднимал барьер. -- Ты далеко
пойдешь. -- Он глянул на часы. -- Очень быстро.
Иногда люди очень походят на пчел. Пчелы яростно защищают свой улей,
пока вы снаружи него. Когда же вы внутри, рабочие предполагают, что, должно
быть, управляющие разрешили, и не обращают на вас внимания; некоторые
питающиеся за чужой счет насекомые, это узнав, стали жить на пчелином меду.
Так же ведут себя и люди.
Никто не остановил четверых, когда они целенаправленно шагали в одно из
длинных, низких зданий под лесом радиостолбов. Никто на них внимания не
обращал. Возможно, их просто никто не видел. Может, видели то, что велели им
видеть, поскольку человеческие мозги так устроены, что не видят Войну, Глад,
Загрязнение и Смерть, когда они не хотят, чтобы их видели, и насколько эти
мозги стали хорошо не видеть, что часто их ухитряются не видеть, даже когда
они всюду вокруг.
Сигналы тревоги были совершенно безмозглы и думали, что видят четырех
людей там, где их не должно быть, и звонили, да не просто, отчаянно.
Ньют не курил, поскольку не позволял никотину входить в храм своего
тела, или, вернее говоря, маленький жестяной храмик Уэльского Методиста
своего тела. Если бы он курил, то, чтобы успокоить нервы, затянулся бы
куримой в то время сигаретой.
Анафема целенаправленно встала и расправила складки в своей юбке.
-- Не волнуйся, -- проговорила она. -- Они к нам не относятся.
Вероятно, что-то внутри происходит.
Она улыбнулась в его белое лицо.
-- Пошли, -- бросила она. -- Это не О-Кей Коррал.
-- Нет. Оружие лучше, для начала, -- отозвался Ньют.
Она помогла ему встать.
-- Неважно, -- сказала она. -- Ты придумаешь, что делать, я уверена.
"Было неизбежно, что они четверо не смогут каждый равную часть работы
сделать", -- подумала Война. Она была удивлена своей естественной любовью к
современным оружейным системам, которые были гораздо более действенны, чем
куски острого металла, и, конечно, Загрязнение смеялся над всем с абсолютной
защитой от дураков, всеми не дающими что-то сделать устройствами. Даже Глад
по крайней мере знал, что такое компьютеры. А вот... ну, он ничего не делал,
просто рядом находился, хотя надо признать, что он это делал с определенным
стилем. Война поняла, что когда-нибудь придет конец Войне, Гладу, даже,
возможно, Загрязнению, вот поэтому-то, вероятно, четвертый и величайший
всадник никогда, в общем-то не был, как говорится, одним из парней. Это как
когда в вашей футбольной команде есть налоговый инспектор. Конечно, здорово
его на своей стороне иметь, но с ним не захочешь после всего выпить и
поболтать в баре. Невозможно быть стопроцентно спокойный.
Пара солдат через него пробежала, когда он глянул через тощее плечо
загрязнения.
ЧТО ЭТО ЗА БЛЕСТЯЩИЕ ВЕЩИ? -- спросил он тоном знающего, что не сможет
ответ понять, но желающего показать, что заинтересован.
-- Семисегментные СИД дисплеи, -- ответил мальчик. Он возложил любящие
руки на ряд реле, которые, когда он к ним прикоснулся, расплавились, а затем
создал кучку самозаменяющихся вирусов, которые умчались прочь по
электронному эфиру.
-- Мне бы было удобнее без проклятых этих сигналов тревоги, --
пробормотал Глад.
Смерть щелкнул пальцами. Дюжина клаксонов булькнула и умерла.
-- Не знаю, мне они нравились, -- буркнул Загрязнение.
Война залезла в еще один металлический шкафчик. Конечно, она ожидала,
что не так все произойдет, надо было признать, но когда она руками пробегала
по электронике, а иногда через нее, было у нее знакомое чувство. Это было
эхо того, что получаешь, когда держишь меч, и она почувствовала трепет
предвкушения, когда подумала, что этот меч включал целый мир, а также и
определенное количество неба над ним. Он ее любил.
Пламенный меч.
Человечество плохо выучило, что мечи опасно оставлять где-то лежащими,
хотя сделало все, что могло (а это не слишком много), чтобы шансы того, что
меч такого размера случайно вынут из ножен, были высоки. Веселая мысль.
Приятно думать, что человечество различало взрывание планеты на куски
случайно и намеренно.
Загрязнение засунул руки в новую дорогую электронику.
Стражник у дыры в заборе выглядел удивленным. Он знал, что все на базе
от чего-то возбудились, и его радио, похоже, ничего, кроме статике, не
принимало, и его взгляд вновь и вновь притягивало к себе удостоверение перед
ним.
За время своей службы он видел много удостоверений -- военные, ЦРУшные,
ФБРовские, даже КГБшные -- и, будучи молодым солдатом, не понимал пока, что
чем менее важной является организация, тем более впечатляющие у нее
удостоверения.
Это было адски впечатляющим. Губы его двигались, пока он его
перечитывал, с "Лорд -- Протектор Британского Содружества велит и требует",
через кусочек о реквизировании всех веток, веревок и хорошо горящих масел,
до подписи первого Лорда-адьютанта ОАнВ,
Все-Благословите-Бога-Созданья-Да-Крепости-Построенные Смита. Ньют закрыл
большим пальцем кусочек про Девятипенсовик За Ведьму и попытался выглядеть
как Джеймс Бонд.
Наконец ищущий интеллект стражника нашел слово, как ему показалось,
знакомое.
-- Что это здесь написано, -- подозрительно спросил он, -- про то, что
мы должны отдать вам все иглы?
-- О, нам они нужны, -- объяснил Ньют. -- Мы их уничтожаем .
-- Что вы сказали? -- не поверил стражник
-- Мы их уничтожаем.
Лицо стражника растянулось в улыбке (конец проклятым наркоманам!). А
его уверяли -- Англия тиха.
-- Сейчас! -- бросил он.
Что-то уперлось в его спину
-- Бросьте пистолет, -- велела Анафема, -- а то я такое сделаю, что
потом сожалеть буду.
"Ну, это же правда, -- подумала она, увидев, что стражник в страхе
выпрямился. -- Если он пистолет не бросит, он поймет, что я его трогаю
палочкой, и очень мне жаль будет, что жизнь кончится от того, что он меня
застрелит".
У главных ворот у сержанта Томаса А. Дейзенбергера были проблемы.
Маленький человек в грязном макинтоше на него палец направлял и бормотал, в
то время как женщина, выглядящая, пожалуй, как его мать, с ним говорила
тоном, указывающим, что у нее важное дело, и все время себя другим голосом
прерывала.
-- Действительно жизненно важно, чтобы нам разрешили поговорить с тем,
кто тут главный, -- говорил Азирафаил. -- Должен попросить о он прав, знаете
ли, если он лгал, я бы могла сказать да, спасибо, я думаю, мы бы могли и
правда чего достичь, если бы вы были добры и предоставили мне продолжать
ладно спасибо я просто пыталась вам помочь Да! Э.. Вы его просили о да...
правильно... итак...
-- Палец мой видишь? -- крикнул Шедвелл, который пока еще нормален был,
с ума не сошел -- вернее, в состоянии этом он был, метафорически говоря,
благодаря длинному и достаточно истрепанному поводку. -- Видишь его ты? Сей
палец, паренек, тебя на встречу с Создателем твоим отправить может!
Сержант Дейзенбергер посмотрел на черно-пурпурный ноготь в нескольких
дюймах от своего лица. Очень даже неплохим был оружием, особенно если когда
в приготовлении пищи его использовали.
Из телефона лишь одни помехи раздавались. Ему велели свой пост не
покидать. Опять напоминала о себе его рана, полученная в Наме [Он
поскользнулся и упал в гостиничном душе, когда туда в отпуск в 1983-ем
съездил. Теперь один вид плитки желтого мыла на него насылал почти
смертельные воспоминания. Прим. авт.]. Он задумался о том, сколько у него
проблем возникнет, если застрелит рядовых-неамериканцев.
Четыре велосипеда остановились неподалеку от базы. Следы шин в грязи, а
также немного масла, ясно показывали, что здесь и другие путешественники
недолго отдыхали.
-- Зачем это мы встали? -- спросила Пеппер.
-- Я думаю, -- ответил Адам.
Было это трудно. Та его часть, которую он знал как самого себя, все еще
была на месте -- но пыталась на плаву остаться на фонтане буйной тьмы. А вот
в чем он был уверен, так это в том, что его товарищи на сто процентов людьми
были. Он создавал для них ранее проблемы (разорванная одежда, уменьшившиеся
карманные деньги и т. д.), но это дело почти наверняка за собой повлечет
гораздо больше, чем запрет из дома выходить и приказ комнаты почистить.
С другой стороны, никого другого не было.
-- Ладно, -- бросил он. -- Нам, думаю, несколько вещей надо. Нужны нам
меч, корона, и весы.
Они на него уставились.
-- Что, прямо здесь они должны быть? -- спросил Брайан. -- Здесь ничего
такого нет.
-- Не знаю, -- откликнулся Адам. -- Если подумаете об играх... таком,
знаете, во что мы играли.
У ворот остановилась машина, которая плавала в нескольких дюймах от
земли, ибо у нее не было шин. Или краски. Зато за ней тянулся след из
черного дыма, и когда она остановилась, издавала звуки "дзынь", какие издает
охлаждающийся металл, у которого очень высокая температура.
Окна ее казались дымчатыми -- потому, что были обычные, а вот машина
изнутри дымом заполнена.
Это окончательно вывело из равновесия сержанта Дейзенбергера
Дверь водителя открылась, и вылетело оттуда облако заставляющего
задыхаться дыма. Затем за ним последовал Кроули.
Он, махнув рукой, убрал дым от лица, мигнул и превратил жест в
дружеское помахивание.
-- Привет, -- проговорил он. -- Как дела? Конец света уже пришел?
-- Он нас не пускает, Кроули, -- поведала мадам Трейси.
-- Азирафаил? Это ты? Славное платье, -- отозвался Кроули рассеянно. Он
себя плохо чувствовал. Последние тридцать миль он представлял, что тонна
горящего металла, резины и кожи была полностью функционирующим автомобилем,
а "Бентли" яростно ему сопротивлялся. Сложнее всего было заставить его
ехать, когда сгорели поршни, работающие во всякую погоду. Рядом с ним
остатки "Бентли" неожиданно упали на его кривые ободы колес, так как он
перестал представлял, что у него есть шины.
Он похлопал металлическую поверхность настолько горячую, что на ней
можно было яичницу жарить.
-- Да, с этими современными машинами такого не получилось бы, -- с
любовью проговорил он.
Они на него уставились.
Послышался тихий электронный щелчок.
Ворота поднимались. Оболочка электрического мотора механически
застонала, а потом сдалась -- поняла, что ничего сделать не может с
неостановимой силой, что действует на барьер.
-- Эй! -- крикнул сержант Томас А. Дейзенбергер. Кто из вас это сделал,
йо-йо?
Вжж. Вжж. Вжж. Вжж. И маленький песик, ноги которого смутно видны были
из-за скорости движения.
Они глядели на четыре яростно крутящие педали фигуру, которые проехали
под барьером и исчезли в лагери.
Сержант собрался.
-- Эй, -- спросил он, но в этой раз гораздо менее уверенно, -- у
кого-нибудь из этих детей был в велосипедной корзине пришелец из космоса с
лицом как дружественный помет?
-- Не думаю, -- ответил Кроули.
-- Тогда, -- бросил сержант Дейзенбергер, -- у них скоро будут
серьезные проблемы. -- Он поднял свой пистолет. Хватит этих глупостей; он
все время думал о мыле. -- Они, -- прибавил он, -- будут и у вас.
-- Я тебя предупреждаю... -- начал Шедвелл.
-Это слишком долго продолжается, -- проговорил Азирафаил. -- Разберись
с этим, Кроули, дружище дорогой.
-- Хмм? -- отозвался Кроули.
-- Я -- хороший, -- продолжал Азирафаил. -- Ты же не думаешь, что я...
а, проклятье. Пытаешься сделать что-то хорошее, и к чему это ведет? Он
щелкнул пальцами.
Послышался звук, похожий на звук взрыва старомодной лампы, и сержант
Томас А. Дейзенбергер исчез
-- Э, -- произнес Азирафаил.
-- Видишь? -- обрадовался Шедвелл, который так и не понял толков, что в
одном теле -- теле мадам Трейси -- два сознания. -- Все просто. Будь со мною
рядом, все с тобою в порядке будет.
-- Молодец, -- бросил Кроули. -- Вот уж не думал, что ты на это
способен.
-Нет, -- отозвался Азирафаил. -- Да и я тоже, на самом деле. Надеюсь, я
его не послал в какое-то мрачное место.
-- Лучше тебе к этому сейчас привыкнуть, -- ответил Кроули. -- Ты их
просто посылаешь. Лучше не волноваться о том, куда они отправляются. -- Он
выглядел очарованным. -- Ты меня своему новому телу представить не
собираешься?
-- А? Да. Да, конечно. Мадам Трейси, это Кроули. Кроули, мадам Трейси.
Приятно обоим, уверен.
-- Давайте пойдем внутрь, -- бросил Кроули. Он печально посмотрел на
остатки "Бентли", а затем повеселел. Джип целенаправленно катился к воротам,
и похоже было, что он был забит людьми, которые собирались орать вопросы и
палить из пистолетов, и не волноваться о том, в каком они это порядке делать
будут.
Он вытащил руки из карманов, поднял их как Брюс Ли и улыбнулся как Ли
ван Клиф.
-- А! -- проговорил он, -- Вот и транспорт!
Они припарковали свои велосипеды снаружи одного из низких зданий.
Венслидэйл аккуратно свой запер. Он был из таких мальчиков, которые это
всегда делают.
-- Так как эти люди будут выглядеть? -- спросила Пеппер.
-- По разному они выглядеть могут, -- ответил Адам с сомнением в
голосе.
-- Они взрослые, верно? -- продолжала задавать вопросы Пеппер.
-- Да, -- ответил Адам. -- Я думаю, гораздо более взрослые, чем все
увиденные вами ранее.
-- Бороться с взрослыми всегда бесполезно, -- мрачно бросил Венслидэйл.
-- Всегда проблемы возникают.
-- Вам не надо с ними бороться, -- отозвался Адам. -- Просто то
делайте, что я вам делать сказал.
Они поглядели на вещи, которые они несли. Если смотреть на них, как на
инструменты для починки мира, они не выглядели такими уж невероятно
действенными.
-- И как мы их найдем? -- спросил с сомнением в голосе Брайан. -- Я
помню, когда мы в День Открытых Дверей сюда пришли, были комнаты и такие
штуки. Куча комнат и мигающих огней.
Адам задумчиво смотрел на здания. Сигналы тревоги все еще орали.
-- Ну, -- произнес он, -- кажется мне...
-- Эй, дети, вы что здесь делаете?
Раздавшийся голос не был стопроцентно устрашающим, но был он настолько
натянут, что почти срывался, и принадлежал он офицеру, который провел десять
минут, пытаясь найти смысл в бессмысленном мире, где сигналы тревоги звучали
и двери не открывались. Двое настолько же из себя выведенных солдата стояли
сзади него, не понимая, что им делать с четырьмя подростками-кавказцами,
один из которых был вроде как женского пола.
-- О нас не волнуйтесь, -- ответил Адам спокойно. -- Мы просто тут все
осматриваем.
-- А ну-ка... -- начал было лейтенант.
-- Засните, -- прервал его Адам. -- Лягте и засните. Солдаты, вы все
засните. Тогда с вами ничего не случится. Вы все лягте и засните -- сейчас
же.
Лейтенант на него уставился, пытаясь сфокусировать взгляд. Затем он
свалился вперед.
-- Ух ты, -- воскликнула Пеппер, когда валились остальные, -- как ты
это сделал?
-- Ну, -- ответил Адам осторожно, -- помните этот кусок про гипноз в
"Книге Мальчика Про 101 Возможную Вещь" -- мы не смогли сделать, чтобы
гипноз работал?
-- Да?
-- Ну, это вроде того, только теперь я понял, как это делать.
Он повернулся назад, к зданию, откуда обычно велась связь.
Он собрался, из согнутого положения тела его развернулось в положение
прямое, таким бы Р. П. Тайлер гордился.
-- Ладно, -- бросил он.
Немного подумал.
Потом добавил:
-- Иди и смотри.
Если убрать мир и оставить одно электричество, выглядеть результат
будет как наиболее изысканный орнамент, когда-либо сделанный -- шар
сверкающих серебряных линий да, время от времени, сверкающее острие, идущее
из космоса. Даже темные места освещать будут волны от радаров и
коммерческого радио. Похоже на нервную систему огромного зверя.
Тут и там города узлы создают в паутине, но большинство электричества,
в общем-то, просто мускулатура, просто делает оно грубую работу. Но в
течение пятидесяти лет (или около того) люди давали электричеству мозги.
И теперь оно было живо, так же, как жив огонь. Кнопки себя заваривали.
Реле плавились. В нутре силиконовых чипов, чьи внутренности выглядели как
план Лос-Анджелеса, новые открывались пути, и в сотнях миль от них колокола
звонили в подземных комнатах, и люди в ужасе смотрели на слова на
определенных дисплеях. Плотно закрывались двери в секретных горах, пустых
изнутри, и люди с другой стороны колотили по ним и что-нибудь сделать
пытались с расплавленными ящиками, в которых были предохранители. Куски
пустынь и тундры отъезжали в сторону, пуская свежий воздух в подземелья, где
обычно гоняли воздух кондиционеры, и что-то тупое тяжело поднималось и
занимало определенное положение.
И, протекая туда, куда не должно, оно уходило из обычных русел. В
городах потухли светофоры, затем фонари, затем весь свет. Вентиляторы
замедляли свое верчение, дрожа, некоторое время медленно двигались, а затем
вставали. Обогреватели исчезали во тьме. Лифты застревали. Радиостанции
замолкали, затихала их успокаивающая музыка.
Было как-то сказано, что цивилизация отстоит от варварства на двадцать
четыре часа и два принятия пищи.
Ночь медленно распространялась по вертящейся Земле. Она должна была
быть полна точек света. Была же она темна.
На ней было пять миллиардов людей. По сравнению с тем, что вот-вот
должно было произойти, варварство выглядело пикником -- горячим, неприятным
и в конце концов отдаваемым муравьям.
Смерть выпрямился. Похоже было, что он внимательно слушает. Никто
сказать не мог, чем.
ОН ЗДЕСЬ, -- бросил скелет.
Другие трое подняли головы. Теперь они стояли несколько -- едва заметно
-- по-другому. За секунду до того, как Смерть заговорил, они, та их часть,
что не говорила и ходила как люди, была обернута вокруг мира. Теперь они
вернулись.
Более или менее.
Они выглядели странно. Похоже было, что у них вместо плохо налезающих
костюмов были плохо налезающие тела. Глад выглядел так, словно у него чуть
сбилась настройка, так что ранее главный сигнал -- приятного,
проталкивающегося в самые первые успешного бизнесмена -- начинали заглушать
древние, жуткие помехи его основной личности. Кожа Войны блестела от пота.
Кожа Загрязнения просто блестела.
-- Со всем... разобрались, -- проговорила Война, чтобы говорить,
приходилось ей слегка напрягаться. -- Все.. пойдет, как надо.
-- Не только ядерные продукты, -- добавил Загрязнение. -- И химические.
Тысячи его галлонов в... маленьких цистернах по всему миру. Прекрасны
жидкости... с восемнадцатью слогами в именах. И... старые заготовки.
Говорите что хотите. Плутоний может тысячи лет горевать заставить, но мышьяк
-- это навсегда.
-- А потом... зима, -- продолжил Глад. -- Зиму я люблю. Она такая...
чистая.
-- Курицы приходят... домой и садятся на насест, -- кивнула Война.
-- Никаких куриц больше не будет, -- ответил Глад без всякого
выражения.
Только Смерть не изменился. Некоторые вещи никогда не меняются.
Четверо покинули здание. Было заметно, что хоть Загрязнение и шагал,
казалось, что он течет, как загрязненная река.
И это заметили Анафема и Ньютон Пульцифер.
Это было первое увиденное ими здание. Казалось гораздо безопаснее
внутри, чем снаружи, где, похоже было, все были весьма возбуждены. Анафема
толкнула дверь, покрытую знаками, заявляющими, что делать это смертельно
опасно. Она распахнулась от ее прикосновения. Когда они вошли внутрь, она
закрылась и сама себя заперла.
Не было у двоих кучи времени, чтобы это обсудить после того, как вошли
Четверо.
-- Кто они были? -- спросил Ньют. -- Террористы какие?
-- Думаю, ты прав, -- ответила Анафема, -- в весьма прелестном и
аккуратном смысле...
-- А о чем был весь этот странный разговор?
-- Думаю, вероятнее всего о конце света, -- ответила Анафема. -- Ты их
ауры видел?
-- Не думаю, -- покачал головой Ньют.
-- Вовсе не приятные.
-- О.
-- На самом деле, отрицательные ауры.
-- Да?
-- Как черные дыры.
-- Это плохо, да?
-- Да.
Анафема злобно поглядела на ряды шкафов. Один-единственный раз, сейчас,
поскольку это не была игра, это было по-настоящему, машины, что приведут к
концу света, по крайней мере, его части, что слои занимала от примерно двух
метров под землей и до самого озонового слоя, не вели себя по обычному
сценарию. Не было никаких больших красных канистр с мигающими огнями.
Никаких не было свернутых проводов, так и говоривших "перережь меня".
Никакие подозрительно большие дисплеи с числами не вели отсчет до нуля,
который можно было предотвратить в последние секунды. Вместо этого,
металлические шкафы выглядели твердыми, тяжелыми, и явно противостоять могли
героизму в последние секунды.
-- Что пойдет как надо? -- спросила Анафема. -- Они что-то сделали,
верно?
-- Может, есть выключатель? -- проговорил Ньют беспомощно. -- Уверен,
если оглядимся...
-- Такие вещи так просто не вырубишь. Не глупи. Я думала, ты об этом
знаешь.
Ньют отчаянно кивнул. Это далеко было от страниц "Легкой электроники".
Чтобы понять, что здесь делается, он заглянул в один из шкафов через заднюю
его сторону.
-- Связь со всем миром, -- проговорил он неотчетливо. -- Все что угодно
сделать можно, С основной энергией поиграться, в спутники влезть. Все что
угодно. Можно, -- крак, -- ой, можно, -- щелк, -- ай, вещи заставить делать,
-- вжик, -- э, почти что... -- вжжж, -- а-а.
-- Как у тебя там дела?
Ньют пососал пальцы. Пока что он не нашел ничего похожего на транзистор
не нашел. Он обернул руку носовым платком и вытащил из их гнезд пару плат.
Однажды один из журналов по электронике, на которые он подписывался,
опубликовал цепь тока -- шутку, которая гарантированно не работала.
Наконец-то, сказали они весело, что-то появилось, что вы, толсторукие
неумехи-толстяки, можете построить, твердо зная, что если оно ничего не
делает, оно работает. Неправильно диоды поставлены, транзисторы вверх
ногами, и батарейка к тому же плоская. Ньют эту цепь построил, и поймал с ее
помощью "Московское Радио". Он написал им письмо с жалобой, но они так и не
ответили.
-- Я правда не знаю, есть ли от меня польза, -- бросил он.
-- Джеймс Бонд просто что-то отвинчивает, -- отозвалась Анафема.
-- Не просто отвинчивает, -- возразил Ньют, который стал уже довольно
раздраженным. -- И я не, -- крак, -- Джеймс Бонд. Если б я им был, -- жжж,
-- плохие парни показали бы мне все мегасмертельные рычаги и сказали бы,
проклятье, как они работают, разве нет? -- Хрр. -- Только в настоящей жизни
такого не бывает. Я не знаю, что происходит, и не могу это остановить.
Вокруг горизонта собирались тучи. Сверху небо все еще чисто было,
спокойствие воздуха нарушало лишь слабое дуновение. Но не был это привычный
воздух. Он выглядел кристализированным, казалось, если голову повернешь,
новые ячейки увидишь. Он сверкал. Если б надо было найти слово, которым его
описать, в сознании хитро появилось бы слово забытый. Забитый
нематериальными созданиями, ждущими правильного момента, чтобы стать очень
даже материальными.
Адам взглянул вверх. Одна его часть ему говорила, что сверху одно
только чистое небо. Другая -- что жители Небес и Ада, крыло к крылу,
простирались в бесконечность. Если смотреть с по-настоящему близкого
расстояния, будучи специально натренированным, можно было их различить.
Тишина держала в кулаке купол мира.
Дверь в здание распахнулась, и наружу вышли Четверо. Теперь они были
почти полностью непохожи на людей, разве что намек остался -- теперь были
гуманоиды, сделанные из всех вещей, которые они представляли. Смерть по
сравнению с ними просто домашне выглядел. Его кожаная куртка и темное
забрало стали робой с капюшоном, но это просто детали были. Скелет, пусть и
ходячий, по крайней мере человекоподобен; внутри каждого живого существа , в
некотором роде, скрывается Смерть.
-- Дело в том, -- твердо сказал Адам, -- они не настоящие
по-настоящему. Они просто как кошмары, на самом деле.
-- Н-но мы не спим, -- отозвалась Пеппер.
Пес заскулил и попытался за Адамом спрятаться.
-- Этот выглядит так, словно плавится, -- бросил Брайан, указывая на
надвигающуюся фигуру, если можно ее так назвать, Загрязнения.
-- Ну вот, -- кивнул Адам ободряюще. -- Она не может быть настоящей,
разве нет? Это здравый смысл. Что-то такое не может быть по-настоящему
настоящим.
Четверо в нескольких метрах от детей остановились.
МЫ ДЕЛО СДЕЛАЛИ, -- проронил Смерть. Он немного наклонился вперед и
безглазо уставился на Адама. Трудно было сказать, был ли он удивлен.
-- Да, хорошо, -- ответил Адам. -- Дело в том, что я не просил, чтобы
вы это сделали. Я не хотел, чтобы вы это сделали.
Смерть глянул на других троих, затем вновь на Адама.
Сзади них, повернув, затормозил джип. Они его проигнорировали.
Я НЕ ПОНИМАЮ, -- проговорил скелет. -- КОНЕЧНО ЖЕ, САМО ТВОЕ
СУЩЕСТВОВАНИЕ ТРЕБУЕТ КОНЦА СВЕТА. ТАК БЫЛО НАПИСАНО.
-- Не понимаю, чего ради кто-то такое написал, -- спокойно ответил
Адам. -- Свет полон самых разных удивительных вещей, и я далеко не все про
него узнал, поэтому не хочу, чтобы что с ним делали или кончали его
существование до тех пор, пока шанс будет о нем узнать. Так что можете все
просто уйти.
(-Вон тот, мистер Шедвелл, -- бросил Азирафаил, теряя уверенность по
мере произношения слов, -- тот в.. майке..)
Смерть уставился на Адама.
-- Ты... часть.. нас, -- бросила Война сквозь зубы, похожие на красивые
пули.
-- Все сделано. Мы создаем... новый.. мир, -- добавил Загрязнение,
голос его таким же был предательским, как нечто, текущее на плоскую
поверхность придорожного ручейка из разъеденного коррозией цилиндра.
-- Ты.. веди.. нас, -- закончил Глад.
И Адам замешался. Голоса внутри него по-прежнему кричали, что это
правда, и что мир был и его миром, и все, что сделать нужно, это повернутся
и повести их по устрашенной планете. Они были для него людьми.
Стоящие на небе, в верхних ярусах, ждали Слова.
(-Вы не хотите же, чтоб я в него стрелял. Всего лишь дитя он малое.
-Э, -- ответил Азирафаил. -- Э. Да. Может, мы просто чуть подождем, как
вы думаете?
-- В смысле, пока не вырастет? -- поинтересовался Кроули.)
Пес начал рычать.
Адам посмотрел на Них. Они для него тоже были людьми.
Он повернулся обратно к Четырем.
-- Покажите им, -- тихо бросил он.
Из его голоса ушли сжатость и неразборчивость. Теперь он был странно
гармоничен. Никто из людей не был способен ему не подчиниться.
Война рассмеялась и с ожиданием глянула на Них.
-- Маленькие мальчики, -- проговорила она, -- играющие со своими
игрушками. Подумайте обо всех игрушках, которые могу я вам предложить...
подумайте обо всех играх. Я, маленькие мальчики, могу заставить вас меня
полюбить. Маленькие мальчики с их маленьким оружием.
Она опять засмеялась, но умерло стрекотание пулемета, когда выступила
вперед Пеппер.
Не особо впечатляющий был меч, но он был лучшим, что сделать можно из
двух кусочков дерева и куска веревки. Война на него уставилась.
-- Понимаю, -- бросила она. -- Мужчина с мужчиной, э?
Она вынула из ножен свой собственный клинок и подняла его так, что
раздался звук, похожий на тот, что раздается, когда по винному стакану
проводят пальцем.
Когда они соединились, последовала вспышка.
Смерть неотрывно глядел в глаза Адама.
Послышалось жалкое звяканье.
-- Не трогайте его! -- рявкнул Адам, не поворачивая голову.
Они глядели, как меч качается и наконец останавливается на бетонной
дорожке.
-- "Маленькие мальчики", -- с отвращением в голосе пробормотала Пеппер.
Раньше или позже каждый должен решить, какой он шайки член.
-- Но, но, -- проговорил Брайан, -- ее как бы засосало в меч...
Воздух между Адамом и Смертью начать вибрировать, как в жару
Венслидэйл поднял голову и посмотрел во впалый глаз. Он поднял что-то,
что, если слегка напрячь воображение, можно было посчитать парой весов,
сделанной из еще нескольких веток и еще одного куска веревки. Потом он
раскрутил их вокруг своей головы.
Глад, защищаясь, выставил вперед руку.
Последовала еще одна вспышка, а затем звон пары весов, подпрыгивающих
на земле.
-- Не.. трогайте... их, -- предупредил Адам.
Загрязнение начал уже бежать, по крайней мере, быстро течь, но Брайан
снял со своей головы круг, сделанный из травинок, и его бросил. Не должен
был... Вырвала его сила у мальчика из рук, и вертелся он, как диск -- хотя,
по идее, при таком обращении этого не должно было произойти.
На этот раз взрыв был красным огнем в облаке черного дыма, и запахло
при взрыве нефтью.
Кружась, издавая тихий жестяной звук, почерневшая серебряная корона
выкатилась из дыма, и крутилась затем со звуком, похожим на звук
останавливающегося пенни.
По крайней мере не надо было в этот раз предупреждать их, чтоб не
трогали. Корона так сияла, как никакой не сияет металл.
-- Куда они делись? -- спросил Венсли.
ОНИ ВЕРНУЛИСЬ ТУДА, ГДЕ ИХ МЕСТО, -- ответил Смерть, все еще глядя
Адаму в глаза. -- ТУДА, ГДЕ БЫЛИ ВСЕГДА. ВЕРНУЛИСЬ В ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ СОЗНАНИЯ.
Он усмехнулся Адаму.
Послышался звук рвущейся ткани. Роба Смерти разорвалась, и раскрылись
его крылья. Ангельские крылья. Но не из перьев. Это были крыла ночи, крыла,
что были дырами, прорезанными через созданную материю в тьму под нею, в
которой мерцало несколько далеких огней, кои могли быть звездами, а могли --
чем-то совершенно иным.
НО Я, -- продолжил он, -- НЕ ТАКОЙ, КАК ОНИ. Я -- АЗРАЭЛЬ, СОЗДАННЫЙ,
ЧТОБ БЫТЬ ТЕНЬЮ СУЩЕГО. МЕНЯ ВЫ УНИЧТОЖИТЬ НЕ МОЖЕТЕ. ВЕДЬ ТОГДА УНИЧТОЖИТЕ
МИР.
Исчез жар их взглядов. Адам почесал нос.
-- Ну, не знаю, -- ответил он. -- Может, и есть способ.
И он усмехнулся в ответ.
-- В общем, это должно сейчас КОНЧИТЬСЯ, -- продолжал он. -- Все эти
штуки с машинами. Сейчас ты должен то делать, что говорю, а я говорю, что
должно все кончиться.
Смерть пожал плечами.
ОНО УЖЕ КОНЧАЕТСЯ, -- ответил он. -- БЕЗ НИХ, -- он оказал на жалкие
остатки трех других Всадников, -- ПРОДОЛЖАТЬСЯ НЕ МОЖЕТ. НОРМАЛЬНАЯ ЭНТРОПИЯ
ТОРЖЕСТВУЕТ.
Смерть поднял костяную руку -- вполне возможно, в салюте.
ОНИ ВЕРНУТСЯ, -- закончил он. -- ОНИ НИКОГДА ДАЛЕКО НЕ УХОДЯТ.
Крылья взмахнули лишь раз, как звук грома, и ангел Смерти исчез.
-- Ну ладно, -- проговорил Адам, обращаясь к пустому воздуху. -- Ладно.
Оно не произойдет. Все, что они начали -- сейчас же остановиться должно.
Ньют отчаянно глядел на ряды оборудования.
-- Думаешь как-то, будет описание или что-то такое, -- бросил он.
-- Можем поглядеть, не написано ли чего по этому поводу у Агнес? --
предложила Анафема.
-- О да, -- горько отозвался Ньют. -- Разумно, да? Портить электронику
из двадцатого века с помощью описания из мастерской семнадцатого? Что Агнес
Безумцер знала о транзисторах?
-- Ну, в 1948-ом мой дед здорово растолковал предсказание 3328 и весьма
хитро деньги вложил, -- ответила Анафема. -- Она не знала, конечно, как его
назовут, и не слишком понимала, о чем речь
с электричеством в принципе, но...
-- Это риторический вопрос был.
-- И вообще, ты не должен заставить все работать. Должен заставить
кончить работать. Для этого знание не нужно, нужно неведение.
Ньют застонал.
-- Ну ладно, -- проговорил он устало. -- Давай попробуем. Прочти мне
предсказание.
Анафема вытащила карточку -- не выбирая, какую.
-- "Он Не Тот, Кем Себя Называет", -- прочла она. -- Номер 1002. Очень
просто. Есть идеи?
-- Ну, послушай, -- откликнулся Ньют разбито, -- сейчас, конечно, не
лучшее время это говорить, но, -- он сглотнул, -- я на самом деле в работе с
электроникой не очень хорош. Совсем нет.
-- Кажется мне, помню, как ты сказал, что ты компьютерный инженер.
-- Это было преувеличения. В смысле, такое преувеличение, что больше не
бывает, на самом-то деле, вот так. Думаю, это скорее надо назвать сильным
преувеличением. Я даже еще дальше зайду и скажу, что на самом деле, -- Ньют
закрыл глаза, -- я слукавил.
-- В смысле солгал? -- отозвалась Анафема сладко.
-- Нет, настолько далеко я не зайду, -- ответил Ньют. -- Хотя, --
прибавил он, -- я вовсе не компьютерный инженер, на самом-то деле. Вовсе
нет. Наоборот.
-- Это как?
-- Раз так хочешь знать, скажу -- всякий раз, когда пытаюсь заставить
работать что-то электронное, оно останавливается.
Оно ему весело улыбнулась, не очень широко открыв рот, и сделала
театральный жест -- похоже было на тот момент в выступлении всякого
фокусника, когда дама с орнаментами на платье отходит назад, чтобы раскрыть,
в чем трюк.
-- Тра-ла, -- бросила она.
-- Почини машины, -- бросила она.
-- Что?
-- Заставь лучше работать, -- пояснила она.
-- Не знаю, -- неуверенно ответил Ньют. -- Не уверен, что смогу.
Он положил руку на верх ближайшего шкафчика.
Шум чего-то, что он до этого слышал и не осознавал этого, неожиданно
остановился, и затихать стал вой далекого генератора. Огоньки на панели
замерцали, и большинство из них потухло.
Люди, что в самым разных местах на земном шаре боролись с кнопками,
вдруг победили, и те включились. Разомкнулись контуры в цепях тока.
Компьютеры прекратили планировать Третью Мировую Войну и вновь стали лениво
сканировать стратосферу. В бункерах под Новой Землей люди, что отчаянно
пытались вырвать предохранители, наконец-то добились цели, и те лежали у них
в руках; в бункерах под Вайомингом и Небраской люди в камуфляже прекратили
орать друг на друга и махать ружьями и выпили бы пива, если бы на военных
базах разрешен был алкоголь. Он разрешен не был, но они все равно пива
выпили.
Зажегся свет. Цивилизация кончила скатываться в хаос и начала писать
письма в газеты о том, как в нынешнее время малюсенькая вещь людей
сверхвозбуждала.
В Тадфилде из машин прекратила исходить угроза. Что-то, что в них было,
ушло, и было это вовсе не электричество.
-- Ух ты, -- выговорил Ньют.
-- Ну вот, -- проговорила Анафема. -- Хорошо все починил. Старой доброй
Агнес доверять можно, это я тебе точно говорю. Теперь давай отсюда
выберемся.
-- Он не хотел этого делать! -- воскликнул Азирафаил. -- Я же тебе
всегда про это говорил, да, Кроули? Если найти силы и заглянуть в душу,
глубоко-глубоко в душу, то увидишь, что в глубине души они очень даже...
-- Дело не кончено, -- отозвался Кроули безжизненно.
Адам повернулся и, похоже, впервые их заметил. Кроули не привык к
такому быстрому идентифицированию со стороны человека, но Адам так на него
глядел, словно история всей жизни Кроули была написана у того на задней
части черепа и он, Адам, ее читал. На мгновение он познал истинный страх. Он
всегда думал, что то, что он раньше чувствовал, было самым настоящим
страхом, но по сравнению с этим страхом тот казался слабейшим. Те, Снизу,
могли прекратить твое существование, ну, невыносимо долго сильную заставляя
ощущать боль, но это мальчик не просто мог его прекратить, просто об этом
подумав, вероятно, так мог сделать, что ты и вообще никогда не существовал.
Взгляд Адама переместился на Азирафаила.
-- Простите, почему вы -- двое в одном теле? -- спросил Адам.
-- Ну, -- отозвался Азирафаил. -- Это долгая...
-- Неправильно, когда в одном теле двое, -- прервал его Адам. --
Считаю, лучше вам снова стать двумя разными людьми.
Не было никаких роскошных спецэффектов. Просто рядом с мадам Трейси
появился Азирафаил.
-- Ой-й, как же все зудело, -- бросила женщина. Затем она оглядела
Азирафаила с ног до головы. -- О, -- проговорила она слегка разочарованно.
-- А я думала, что вы будете помоложе.
Шедвелл злобно и ревниво посмотрел на Азирафаила и целенаправленно
взялся за курок Громового Ружья.
Азирафаил посмотрел на свое новое тело, которое, к сожалению, было
очень похоже на его старое тело, хотя пальто было почище.
-- Что ж, все кончено, -- бросил он.
-- Нет, -- отозвался Кроули. -- Нет. Не кончено, понимаешь ли. Вовсе
нет.
Теперь сверху были облака, крутясь, как кипящее таглиателли
[Итальянское кушанье, сделанная из маленьких кусков хитро приготовленного
теста; также эти сами куски . Прим. перев.].
-- Видишь ли, -- продолжал Кроули, и был от фаталистической горечи
голос его похож на свинец, -- так просто эта машина не работает, и все тут.
Думаете, войны начинаются, потому что какого-то старого герцога застрелили,
или кто-то еще кому-то отрезает ухо, или кто-то в неправильном месте ракеты
разместил. А это не так. Это просто, ну, просто причины, которые вовсе не
главное. На самом деле войны потому начинаются, что две стороны друг друга
не выносит, повышается, повышается давление, и в конце концов война из-за
чего угодно начаться может. Чего угодно, неважно, чего. Как тебя зовут...
э... мальчик?
-- Это Адам Янг, -- ответила Анафема, подходя к ним (а за ней следовал
Ньют).
-- Правильно. Адам Янг, -- кивнул Адам.
-- Хорошая попытка. Ты спас мир. Можешь полдня отдохнуть. Только ничего
это не изменит.
-- Думаю, ты прав, -- кивнул Азирафаил. -- Я уверен, что мои люди
хотят, чтобы произошел Армагеддон. Это очень печально.
-- Кто-нибудь нам может рассказать, что происходит? -- сурово спросила
Анафема, скрестив руки.
Азирафаил пожал плечами.
-- Это очень длинная история, -- начал он.
Анафема упрямо выставила вперед подбородок.
-- Ладно. В Начале.
Молния полыхнула, ударила в землю в нескольких метрах от Адама и там
осталась -- шипящая колонна, что снизу расширялась, словно дикое
электричество заполняло невидимую форму. Люди отступили назад, к джипу.
Молния исчезла, и стоял на месте колонны молодой человек, состоящий из
златого пламени.
-- О господи, -- выдавил Азирафаил. -- Это он.
-- Кто "он"? -- спросил Кроули.
-- Глас Божий, -- пояснил ангел. -- Метатрон.
Они уставились на прибывшего.
Потом Пеппер проговорила:
-- Нет. Метатрон из пластика сделан, у него есть лазерная пушка и он
может превратиться в вертолет.
-- Это Космический Мегатрон, -- слабо ответил Венслидэйл. -- У меня
такой был, но голова упала. Этот, кажется мне, совсем другой.
Прекрасный пустой взгляд упал на Адама Янга, а затем быстро повернулся,
чтобы поглядеть на бетон рядом, который кипел.
Из ходящей ходуном земли поднялась фигура -- как король демонов в
пантомиме, но если новоприбывший и участвовал когда в пантомиме, то была она
из тех, с которых никто живьем не уходил, и потом священник сжигал место. Он
не слишком отличался от другой фигуры, только пламя было кроваво-красным.
-- Э, -- выдавил Кроули, пытаясь вжаться в сиденье. -- Привет... э.
Красная фигура кратчайше на него глянула -- словно обозначила, что
потом его надо съесть, а потом уставилась на Адама. Когда она заговорила,
голос ее был как миллион мух, в спешке снимающихся с места.
Она прожужжала слово, которое услышавшие его люди ощутили как
напильник, проехавшийся вниз по позвоночнику.
Говорила она с Адамом, который ответил:
-- Чего? Нет. Я говорил уже. Меня зовут Адам Янг. -- Он оглядел фигуру
с головы до ног. -- А вас?
-- Вельзевул, -- ответил за ту Кроули. -- Он Повелитель...
-- Благодарю, Кроули, -- прервал его Вельзевул. -- Серьежжно мы с тобою
позжже поговорим. Уверен, у тебя много есть слов для меня.
-- Э, -- ответил Кроули, -- ну, видите ли, то, что произошло, -- это
был несчастный случай...
-- Молчать!
-- Да. Да, -- быстро отозвался Кроули.
-- Итак, Адам Янг, -- вновь заговорил Метатрон, -- мы, конечно,
благодарны, что ты нам сейчас помог, но прибавить мы должны, что Армагеддон
немедленно начаться должен. Временные могут быть затрудненья, но не могут
они на пути у высшего блага стоять.
-- А, -- прошептал Кроули Азирафаилу, -- он имеет в виду, чтобы спасти
мир, надо его уничтожить.
-- Насчжжет того, жжто у чего на пути стоит, следует еще это решжжить,
-- прожужжал Вельзевул. -- Но решжжить сие сейчас надо, мальчик. Сие --
судьба твоя. Так жжаписано.
Адам глубоко вдохнул. Люди-наблюдатели задержали дыхание. Кроули и
Азирафаил уже какое-то время не дышали.
-- Я просто не понимаю, почему все и всех надо сжигать и все такое, --
произнес Адам. -- Миллионы рыб и деревьев и, и овец, и таких штук. И не то
чтобы для чего важного. Просто чтоб узнать, у кого шайка лучше. Как мы и
Джонсониты. Но даже если и победите, не можете настоящее поражение нанести
другой стороне, ведь не хотите же. В смысле, не насовсем победите. Просто
все с начала начнете. Будете людей вроде этих двух посылать, -- он указать
на Кроули и Азирафаила, -- чтоб людей путали. И так людьми трудно быть, и
без того, что кто-то другой приходит и путает.
Кроули повернулся к Азирафаилу.
-- Джонсониты? -- прошептал он.
Ангел пожал плечами.
-- Думаю, одна из сект, что в ранний период откололась, -- ответил он.
-- Похожи на Гностиков. Как Офиты, -- на лбу у него появились складки. --
Или это Сетиты были? Нет, я про Коллиридийцев думаю. О господи. Прости, их
были сотни, очень трудно уследить.
-- Людей путали, -- пробормотал Кроули.
-- Не важно! -- рявкнул Метатрон. -- Для того были созданы Земля, Добро
и Зло, чтоб...
-- Не знаю, чего такого фьлавного в создании людей и последующем
волнении из-за того, что ведут себя как люди, -- ответил Адам резко. -- И
вообще, если б кончили людям говорит, что как помрут, все исправится, могли
б попытаться при жизни исправить. Если б я был владыкой мира, сделал бы так,
чтоб люди жили гораздо дольше, как старый добрый Мафусаил. Гораздо
интереснее жизнь бы стала, и они бы, может, думать начали о том, что с
природой сделали, и об экологии, поскольку через сто лет все еще живы будут.
-- А, -- бросил Вельзевул, и вправду улыбнулся он. -- Жжелаешжжь
править миром. Более сие похожже на твоего От...
-- Я обо всем этом подумал и решил, что не хочу, -- ответил Адам,
полуобернувшись и ободрительно Им кивая. -- В смысле, кое-какие штуки
изменить стоит, но потом, полагаю, ко мне будут приходить люди, и все время
из-за них буду чего-то исправлять, и всякий мусор убирать и больше деревьев
растить, и чего в этом хорошего? Это как за других их спальни убирать.
-- Ты и свою-то спальню никогда не убираешь, -- сказала из-за его спины
Пеппер.
-- Я ничего и не говорил про мою спальню, -- отозвался Адам, имея в
виду комнату, пол которой несколько лет как не виден был. -- Я имею в виду
спальни в принципе. Свою собственную я не имел в виду. Это аналоггия. Вот
что я говорил.
Вельзевул и Метатрон переглянулись.
-- И вообще, -- добавил Адам, -- трудно думать о том, что делать все
время Пеппер, Брайану и Венсли, чтоб не скучали, так что не хочу больше
мира, чем есть. Спасибо, конечно.
Лицо Метатрона стало выглядеть знакомо -- для всех тех, кто когда-либо
слушал идиосинхризические доводы.
-- Ты не можешь отказаться быть тем, кто ты есть, -- в конце концов
проговорил он. -- Послушай. Твои рождение и судьба -- часть Великого Плана.
Должно все так произойти. Все выборы были сделаны.
-- Мятеж -- вещжжь славная, -- добавил Вельзевул, -- но не против всего
можжно восставать. Ты должжен понять!
-- А я и не восстаю, -- вразумлял их Адам. -- Я просто указываю на
вещи. Кажется мне, нельзя ругать людей за то, что указывают на вещи. Кажется
мне, лучше не начинать битвы, посмотреть, что люди делают. Если прекратить
их путать, могут думать правильно начать и перестать мир портить Я не
говорю, что так будет, -- прибавил он совестливо, -- однако может быть.
-- Это бессмысленно, -- бросил Метатрон. -- Ты не можешь пойти против
Великого Плана. Ты должен подумать. Это у тебя в генах. Подумай.
Адам замешался.
Глубинное темное течение всегда было готово обратно притечь, скрипуче
шептало оно "да, именно, все так, надо действовать по Плану, ты ведь его
часть".
День был длинным. Спасение мира смертельно утомило одиннадцатилетнего
мальчика.
Кроули спрятал голову в сложенных ладонях.
-- На секунду, всего лишь на секунду, мне показалось, что есть у нас
шанс, -- проговорил он. -- Он их разволновал. Что ж, славно было, пока...
Тут он понял, что Азирафаил встал.
-- Простите, -- бросил ангел.
Трио взглянуло на него.
-- Этот Великий План, -- продолжал он, -- это План основ мира, так?
Последовало секундное молчание.
-- Это Великий План, -- ответил без всякого выражения Метатрон. -- Ты
все отлично знаешь. Будет свет жить шесть тысяч лет, а завершит
существованье его...
-- Да, да, это Великий План, -- отозвался Азирафаил. Он говорил вежливо
и уважительно, но при этом так, как кто-то, задавший на политической встрече
вопрос, что никому не нравится, и не собирающийся уходить, пока ответ не
дадут. -- Я просто хотел убедиться, что он же -- основ план. Просто хочу
быть в этом уверен.
-- Не важно! -- крикнул -- как ударил -- Метатрон. -- Конечно же, они
одинаковы!
"Конечно? -- подумал Кроули. -- На самом-то деле они не знают". Он
начал улыбаться как идиот.
-- Значит, вы в этом не стопроцентно уверены? -- продолжал атаку
Азирафаил.
-- Не дано нам понимать План основ мира, -- откликнулся Метатрон, --
но, конечно же, Великий План...
-- Но Великий План может быть лишь малюсенькой частичкой основ всего
мира, -- вступил Кроули. -- Вы не можете быть уверены, что то, что сейчас
происходит, не правильно с точки зрения основ мира.
-- Все жжаписано! -- проревел Вельзевул.
-- Но где-то еще может быть записано совсем другое, -- не отступал
Кроули. -- Где прочесть не можете.
-- Буквами большего размера, -- добавил Азирафаил.
-- Подчеркнуто, -- прибавил Кроули.
-- Дважды, -- дополнил Азирафаил.
-- Может, это не только свет проверяют, -- продолжал Кроули. -- Может
быть -- и вас, ребята. Хмм?
-- Бог со Своими верными слугами в игры не играет, -- произнес
Метатрон, но голос его был взволнован.
-- Фьюю-и, -- присвистнул Кроули. -- Где ж ты был?
Глаза всех повернулись к Адаму. Он, похоже, очень серьезно о чем-то
думал.
Потом он бросил:
-- Не понимаю, почему важно, что написано. Особенно когда написано про
людей. Всегда вычеркнуть можно.
Над взлетно-посадочным полем пронесся ветер. Сверху собранные армии
задрожали, словно мираж.
Настало такое молчание, какое, вероятно, за день до Творения было.
Адам стоял, им двоим улыбаясь, маленькая фигурка, стоящая точно между
Небесами и Адом.
Кроули схватил Азирафаила за руку.
-- Знаешь, что произошло? -- прошипел он возбужденно. -- Он был
оставлен один! Вырос человеком! Он -- не Зла Воплощенье и не Добра
Воплощенье, он просто... людей воплощенье.
Потом:
-- Думаю, -- проговорил Метатрон, -- что следует мне отправиться за
новыми инструкциями.
-- И мне такжже, -- согласился Вельзевул. Сильный его гнев переместился
на Кроули:
-- И роль твою в сием доложжу я, ужж ты поверь. -- Он злобно глянул на
Адама. -- И не жжнаю я, чжжто скажжет твой Отец...
Послышался взрыв -- словно гром прогремел. Шедвелл, который несколько
минут дрожал от возбужденья с примесью ужаса, наконец достаточно смог
проконтролировать свои дрожащие пальцы, чтобы нажать на курок.
Шарики пролетели через то место, где только что был Вельзевул. Шедвелл
так никогда и не узнал, насколько ему повезло, что он промахнулся.
Небо колыхнулось, а затем стало просто небом. Вокруг горизонта стали
расходиться тучи.
Мадам Трейси прервала молчание.
-- Ну и странные были, -- бросила она.
Она не имела в виду "ну и странные были"; то, что имела в виду, и
надеяться, вероятно, выразить не могла, разве что воплями, но человеческий
мозг отлично заживляет метафорические раны, и слова "ну и странные были" --
часть стремительного процесса залечивания. Через полчаса думать будет, что
слишком много выпила.
-- Думаешь, все кончилось? -- спросил Азирафаил.
Кроули пожал плечами.
-- Боюсь, не для нас.
-- Не думаю, что надо вам волноваться, -- сообщил им Адам. -- Я про вас
двоих все знаю. Не волнуйтесь.
Он посмотрел на остальных Них, которые попытались отступить подальше.
Немного, видно, подумал, а потом произнес:
-- Итак слишком много путаницы насоздавали. Но кажется мне, все станут
гораздо счастливее, если об этом забудут. Не то чтобы забудут, просто
помнить не будут. А потом мы все домой пойти сможем.
-- Но ты же не можешь все так оставить, -- вскричала Анафема,
пробиваясь вперед. -- Подумай обо всех вещах, что сделать сможешь. Хороших
вещах.
-- Каких, к примеру? -- спросил Адам подозрительно.
-- Ну.. для начала, мог бы вернуть китов в моря.
Он наклонил голову.
-- И люди их прекратят убивать, да?
Она замешалась. Было бы славно сказать "да".
-- А если люди их начнут убивать, что попросите меня с ними сделать? --
продолжал Адам. -- Нет. Полагаю, я начинаю с этим разбираться. Когда всюду
все менять, нельзя кончить будет. Кажется мне, самая разумная вещь -- это
чтоб люди знали, что убив кита, получат мертвого кита.
-- Совершенно разумно, должен сказать, -- заметил Ньют.
Адам поднял бровь.
-- Просто здравый смысл, -- ответил он.
Азирафаил похлопал Кроули по спине.
-- Похоже, мы выжили, -- бросил он. -- Представь, как бы жутко было,
если б мы были хоть насколько-то компетентны.
-- Э, -- отозвался Кроули.
-- Твоя машина в рабочем состоянии?
-- Думаю, придется с ней слегка повозиться, -- признал Кроули.
-- Я вот что подумал -- мы можем этих добрых людей в город отвезти, --
проговорил Азирафаил. -- Я, уж это точно, должен один раз откушать с мадам
Трейси. И с ее молодым человеком, конечно.
Шедвелл поглядел через плечо, а затем поднял глаза вверх -- на мадам
Трейси.
-- О ком это он говорит? -- спросил сержант, глядя в ее сияющие глаза.
Адам вновь присоединился к Ним.
-- Полагаю, теперь мы должны домой пойти, -- бросил он.
-- Но что на самом деле произошло-то? -- недоуменно спросила Пеппер. --
Я имею в виду, было это все...
-- Теперь это уже не важно, -- отозвался Адам.
-- Но ты мог бы так помочь... -- начала Анафема, глядя, как Они
возвращаются к своим велосипедам. Ньют мягко взял ее за руку.
-- Это плохая идея, -- проговорил он. -- Завтрашний день -- первый день
из оставшейся части наших жизней.
-- Знаешь, -- откликнулась она, -- из всех избитых выражений, которые я
всю жизнь по-настоящему ненавидела, это -- самое ненавидимое.
-- Удивительно, верно, -- ответил Ньют счастливо.
-- Почему на двери твоей машины краской выведено "Дик Терпин"?
-- Это шутка, на самом деле, -- ответил Ньют.
-- Хмм?
-- Потому что всюду, где бы я не появился, людей останавливаю [Дело в
том, что Дик -- знаменитый разбойник с большой дороги. Прим. перев.], --
пробормотал он несчастно.
Кроули хмуро глядел на управление джипа.
-- Я сожалею о машине, -- говорил Азирафаил, -- я знаю, как ты ее
любил. Может, если по-настоящему сильно сконцентрируешься...
-- Такой же она не будет, -- ответил Кроули.
-- Да, ты прав, наверное.
-- Она у меня с того времени, когда новехонькой была. Это не машина
была, что-то вроде перчатки на все тело.
Он принюхался.
-- Что горит? -- вопросил он.
Ветерок поднял пыль в воздух и вновь бросил ее на землю. Воздух стал
горячим и тяжелым, заключив в себе тех, кто в нем находился, как сироп мух.
Он повернул голову и поглядел в лицо Азирафаила, на котором был написан
ужас.
-- Но все же кончилось, -- проговорил он. -- Не может сейчас произойти.
Этот... как там он зовется, правильный момент или как-то так... прошел! Все
кончилось!
Земля начала трястись. Звук был как от поезда метро, но не внизу
проезжавшего. Скорее выезжавшего наверх.
Кроули бешено возился с переключателем передач.
-- Это не Вельзевул! -- проорал он, перекрикивая шум ветра. -- Это Он.
Его отец! Это не Армагеддон, это личное. Заводись, проклятая ты машина!
Земля раздвинулась под Анафемой и Ньютом, кидая их на танцующий бетон.
Из дыр под разломами хлынул желтый дым.
-- Ощущение как от вулкана! -- прокричал Ньют. -- Что это?
-- Что бы это ни было, оно очень сердито, -- ответила Анафема.
В джипе с уст Кроули одно за другим слетали проклятия. Азирафаил
положил руку ему на плечо.
-- Там люди, -- сказал он.
-- Да, -- кивнул Кроули. -- И я.
-- Я имею в виду, мы не можем позволить, чтобы с ними такое
происходило.
-- Ну, и что..., -- начал было Кроули и остановился.
-- Я имею в виду, если подумать, мы и так достаточно для них проблем
создали. Ты и я. За годы. Одна вещь, потом другая...
-- Мы просто делали свои работы, -- пробормотал Кроули.
-- Да. Ну и что? Куча народа в прошлом просто делали свои работы --
посмотри, какие они создали проблемы.
-- Ты же не имеешь в виду, что мы должны по-настоящему Его остановить
попробовать?
-- А что тебе терять?
Кроули начал было спорить, а затем осознал, что нечего. Он ничего
потерять не мог, чего уже не потерял. Они ничего не могли с ним сделать, что
хуже будет того, что сейчас с ним произойдет. Он наконец-то ощутил себя
свободным.
А еще, засунув руку под сиденье, он ощутил, что там лежит железка.
Полезно оно не будет, но ведь полезно ничего не будет. На самом деле, будет
гораздо страшнее противостоять Мятежнику с каким-либо хорошим оружием. Тогда
у тебя может появиться некоторая надежда, от чего станет хуже.
Азирафаил поднял меч, недавно выроненный Войной, и задумчиво его
взвесил в руке.
-- Да-а, много лет прошло с тех пор, когда я этим пользовался, --
пробормотал он.
-- Около шести тысяч лет, -- кивнул Кроули.
-- Слушай, ведь и правда, -- отозвался ангел. -- Какой день был, а --
точно... Добрые старые дни.
-- Нет, на самом-то деле, -- буркнул Кроули. Шум усиливался.
-- В те дни люди знали разницу между добром и злом, -- проговорил
Азирафаил, с улыбкой глядя в прошлое.
-- Ну, да. Подумай об этом.
-- А. Да. Слишком много путали?
-- Да.
Азирафаил поднял меч. Послышался звук "вуммпф", и он неожиданно
запламенел, как плитка магнезия.
-- Научился, как это делать, никогда уж не забудешь, -- проговорил он.
Он улыбнулся Кроули.
-- Я только сказать хочу, -- бросил он, -- на тот случай, если живыми
отсюда не выйдем, что... Я всегда знал, в глубине души, что была в тебе
искра добра.
-- Это точно, -- ответил Кроули горько. -- Что уж тут поделаешь.
Азирафаил протянул ему руку.
-- Приятно было с тобой близким быть, -- проговорил он.
Кроули ее взял.
-- Надеюсь, еще встретимся , -- проговорил он. -- И... Азирафаил?
-- Да.
-- Просто помни, что я знал, что в глубине души был ты как раз
настолько гадом, чтоб мне нравиться.
Послышалось шарканье, и их отодвинула в сторону маленькая, но
динамичная фигура Шедвелла, который целенаправленно махал Громовым Ружьем.
-- Я вам, двое вы Южных неженок, не доверю и крысу хромую, что в бочке,
убить, -- поведал он. -- И с кем мы сражаемся нине?
-- С Дьяволом, -- ответил Азирафаил просто.
Шедвелл кивнул, словно сказанное его не удивило, бросил ружье га землю
и снял шляпу, обнажив лоб, который знали (и которого боялись) всюду, где
собирались вместе дерущиеся на улице.
-- А, так и думал я, -- произнес он. -- В таком во случае воспользуюсь
я своею головой.
Ньют и Анафема смотрели, как троица, нетвердо держась на ногах, уходила
прочь от джипа. С Шедвеллом в середине выглядела она как стилизованное "W".
-- И что же, скажи мне, собираются они делать? -- вопросил Ньют. -- И
что происходит -- что с ними происходит?
Куртка Кроули и куртка Азирафаила разорвались по швам. Если уж умирать,
так в истинной форме. Раскрылись перья, указывать стали на небо.
Крылья демонов такие же, как крылья ангелов, только они частенько лучше
ухожены -- все не так, как многие представляют.
-- Шедвелл с ними не должен идти! -- вскричал Ньют, пошатываясь
вскакивая на ноги.
-- Что такое Шедвелл?
-- Мой серж... -- этот удивительный старик, ты не поверишь... Я должен
ему помочь!
-- Помочь? -- переспросила Анафема.
-- Я клятву принес и все такое, -- Ньют замешался. -- Ну, что-то типа
клятвы. И он мне вперед выдал зарплату за месяц!
-- А эти двое кто тогда? Твои друзья... -- начала было Анафема и
остановилась. Азирафаил наполовину повернулся, и она наконец-то его профиль
узнала.
-- Я знаю, где я его раньше видела! -- крикнула она, выпрямляясь рядом
с Ньютом -- а земля вокруг них в это время скакала вверх-вниз. -- Пошли!
-- Но сейчас что-то жуткое произойдет!
-- Если он книгу повредил, ты абсолютно прав!
Ньют повозился в отвороте своей верхней одежды и нашел свою официальную
булавку. Он не знал, с чем они в этот раз собирались сражаться, но у него
ничего, кроме булавки, не было.
Они побежали.
Адам огляделся вокруг. Затем он посмотрел вниз. На лице его появилось
выражение просчитанной невиновности.
Последовала секунда конфликта. Но Адам был на своей территории. Всегда
и везде на своей территории.
Адам нарисовал одной рукой в воздухе смутный полукруг.
... Азирафаил и Кроули почувствовали, что мир изменился.
Не было никакого дыма. Не было никаких разломов. Было только вот что --
там, где начиналось извержение вулкана силы Сатаны, был лишь расходящийся
дым и медленно замедляющаяся машина, звук мотора которой казался громким в
вечерней тишине.
Это была старая машина, но она хорошо сохранилась. Правда,
использовался не метод Кроули, который просто желал, чтобы дырки исчезли;
эта машина так выглядела, вы инстинктивно понимали, поскольку ее владелец
каждые выходные за два десятилетия проводил, делая то, что велело
руководство в каждые выходные делать. Перед каждой поездкой он вокруг нее
ходил, проверял фары и считал колеса. Серьезные люди, которые курили трубки
и носили усы, написали инструкции, говорящие, что необходимо это делать, он
и делал, ведь был он серьезным человеком, который курил трубку, носил усы и
такие веления принимал всерьез -- если не принимать, где окажешься? У него
была правильная сумма страховки -- один в один. Он ездил либо со скоростью
на три мили меньше самой высокой возможной, либо со скоростью сорок миль в
час -- смотря какая была ниже. Он носил галстук, даже по субботам.
Архимед сказал, что с достаточно длинным рычагом и при наличии
достаточно твердого места, на которое он мог бы встать, он мог сдвинуть мир
с места.
Он мог бы встать на мистера Янга.
Дверь машины открылась, и вышел из нее мистер Янг.
-- Что здесь происходит? -- спросил он. -- Адам? Адам!
Но Они мчались к воротам.
Мистер Янг посмотрел на шокированных остальных. По крайней мере, у
Кроули и Азирафаила осталось достаточно самоконтроля, чтобы втянуть крылья.
-- Чем он теперь занимался? -- вздохнул мистер Янг, и не ожидая
особенно ответа.
-- Куда этот мальчик подевался? Адам! Немедленно вернись сюда!
Адам редко делал то, чего желал его отец.
Сержант Томас А. Дейзенбергер открыл глаза. Единственной странной вещью
в окружавшем его было то, как было все знакомо. Висела его фотография -- из
последних классов школы -- на стене, и в кружке с принадлежностями для
чистки зубов был его маленький флаг со Звездами и Полосками, рядом с его
зубной щеткой, был даже его маленький плюшевый мишка, все еще в своей
маленькой форме. Свет солнца раннего дня мощным потоком тек сквозь окно его
спальни.
Он чувствовал запах яблочного пирога. Это была одна из тех вещей,
которых ему больше всего не хватало, когда он субботние ночи проводил далеко
от дома.
Он прошел вниз.
Его мать стояла у плиты, вынимая из духовки огромный яблочный пирог --
чтобы остыл.
-- Привет, Томми, -- кивнула она. -- Я думала, ты в Англии.
-- Да, мама, я обычно в Англии, мама, защищаю демократический строй,
мама, сэр, -- ответил сержант Томас А. Дейзенбергер.
-- Это хорошо, дорогой , -- отозвалась его мать. -- Папаня твой внизу,
на Большом Поле, с Честером и Тедом. Рады будут тебя увидеть.
Сержант Томас А. Дейзенбергер кивнул.
Он снял свой стандартный военный шлем и свою стандартную военную
куртку, и закатал рукава своей стандартной военной рубашки. В течении
секунды выглядел он более задумчиво, чем когда-либо раньше в жизни. Часть
его мыслей занимал яблочный пирог.
-- Мам, если произойдет контакт с кем-либо, кто пожелает связаться с
сержантом Томасом А. Дейзенбергером посредством телефонной трубки, мама,
сэр, этот человек будет...
-- Прости, Томми?
Том Дейзенбергер повесил свой пистолет на стену, над побитым старым
ружьем своего отца.
-- Я сказал, если кто позвонит, мам, я буду внизу, в Большом Поле, с
папой, Честером и Тедом.
Микроавтобус медленно подъехал к воротам военно-воздушной базы. Он
остановился. Страж (полуночное дежурство) заглянул в окно, проверил бумаги
водителя и махнул ему, веля проезжать.
Микроавтобус прокатился, неуверенно сворачивая то туда, то сюда, по
бетону.
Он припарковался на тармак [Название смеси железа со смолой и
креозотом. Прим. перев.] пустой взлетно-посадочной полосы, рядом с тем
местом, где сидели два человека, хлебавшие вино из одной бутылки. Один из
них был в темных очках. Что удивительно, никто другой не обращал на них ни
малейшего внимания.
-- Ты говоришь, -- говорил Кроули, -- что Он прямо тогда такой план
создал? В самом начале?
Азирафаил виновато вытер верх бутылки и передал ее обратно.
-- Мог, -- бросил он. -- Мог. Можно всегда Его спросить, полагаю.
-- Из того, что я помню, -- отозвался Кроули задумчиво, -- а мы никогда
не были, как говорится, так близки, чтобы поговорить -- Он никогда не был
человеком, всегда дающим четкие ответы. На самом деле, на самом деле, он
вообще не отвечал никогда. Просто улыбался, словно Он знал что-то, чего не
знал ты.
-- И, конечно, это правда, -- кивнул ангел. -- В другом случае, какой
во всем этом был бы смысл?
Последовала пауза, и оба создания задумчиво глядели вдаль, словно
вспоминали вещи, о которых ни один из них уже давным-давно не думал.
Водитель микроавтобуса из него вылез, неся в руках картонный ящик и
пару щипцов.
На тармаке лежали металлическая корона и пара весов. Человек поднял их
с земли с помощью щипцов и поместил в ящик.
Потом он подошел к паре с бутылкой.
-- Простите, парни, -- проговорил он, -- но где-то тут должен быть еще
и меч, по крайней мере, так здесь сказано, и я думал...
Азирафаил, похоже, смутился. Он огляделся вокруг -- слегка озадаченно
-- а затем встал, после чего открыл, что последний час или около того сидел
на мече. Он наклонился и поднял его. "Простите", -- сказал он и положил меч
в ящик.
Водитель микроавтобуса, на котором была кепка "Международного
Экспресса", сказал "ничего страшного", а вообще, просто небес подарок, что
они двое вот так вот здесь были, кто-то ведь подписаться должен,
подтвердить, что он все взял, что должен был, и это точно был день
знаменательный, э?
Азирафаил и Кроули оба с ним согласились -- да, несомненно, -- и
Азирафаил подписался в записной книжке, которую ему дал водитель
микроавтобуса, подтверждая, что корона, пара весов и меч были получены в
целости и сохранности и должны быть доставлены на адрес, закрытый кляксой,
деньги же должны быть перечислены на определенный номер счета.
Человек начал шагать обратно к своему микроавтобусу. Потом он
остановился и повернулся.
-- Если б я жене своей сказал, что сегодня со мной произошло, --
немного грустно поведал он паре, -- она бы мне не поверила. И я ее и не
подумал бы винить -- я тоже не верю.
И залез он в свой микроавтобус, и укатил он прочь.
Кроули, слегка пошатываясь, встал на ноги. Он опустил руку -- к
Азирафаилу.
-- Пошли, -- бросил он. -- Я нас обратно в Лондон отвезу.
Он взял джип. Никто их не остановил.
В нем был проигрыватель для кассет. Его -- даже в американские военные
машины -- обычно не вставляют, но Кроули автоматически предполагал, что
всякое транспортное средство, в котором он едет, имеет такой проигрыватель,
и потому имел и джип -- через секунды после того, как он в него влез.
Кассета, которую он вставил на ходу, была "Водяной музыкой" Генделя, и
ею она и осталась на протяжении всей дороги домой.
(Первый день из оставшейся части их жизней)
В районе половины десятого мальчик, разносящий газеты, принес
воскресные к входной двери Жасминового Домика. Пришлось три раза ходить.
Серия ударов, вызванная ударами их об коврик, разбудила Ньютона
Пульцифера.
Он не стал будить Анафему. Она, бедняжка, была совершенно разбита.
Когда он ее уложил в постель, она говорила почти бессвязно. Всю жизнь
прожила в соответствии с Пророчествами -- и больше не было Пророчеств.
Чувствовала себя, должно быть, как поезд, который доехал до конца пути, и
ему необходимо дальше ехать.
С сегодняшнего дня она сможет жить так же, как все остальные, все для
нее неожиданно будет. Какая удача.
Зазвонил телефон.
Ньют помчался в кухню и на втором звонке поднял трубку.
-- Але? -- проговорил он.
Голос, наполненный искусственной дружественностью, приправленной
отчаянием, начал быстро бормотать с другой стороны трубки.
-- Нет, -- ответил он. -- Это не я. И это П. Реббор, а Анафема Приббор.
Нет, не как "прелестные", после "р" буква "и". И она спит.
-- Ну, -- добавил он, -- я совершенно уверен, что она не хочет, чтобы
дырки закрывали. Или двойное стекло вставляли. В смысле, она, знаете ли,
домиком не владеет. Она его просто сняла.
-- Нет, я не собираюсь ее разбудить и спросить, -- продолжил он. -- И
скажите мне, мисс, э... да, мисс Морроу, почему бы вам всем не отдыхать в
воскресенье, как все нормальные люди делают?
-- Воскресенье, -- повторил он. -- Конечно, сегодня не суббота. Почему
должна быть суббота? Суббота вчера была. Сегодня правда воскресенье, честное
слово. Как это, вы день потеряли? Не понимаю. Кажется мне, вы слегка
увлеклись продажей... Але?
Он зарычал и положил трубку на место.
Продавцы по телефону! Как было бы здорово, если бы с ними произошло
что-то ужасное.
У него внезапно появилось сомнение в своих словах. Сегодня ведь правда
воскресенье, верно? Взгляд на воскресные газеты его вновь в этом уверил.
Если воскресная "Таймс" говорила, что сегодня воскресенье, можно было быть
уверенным, что они дело расследовали. А вчера была суббота. Конечно. Вчера
была суббота, и он эту субботу всю жизнь помнить будет, если только сможет
вспомнить, что он не должен был забывать.
Видя, что он в кухне, Ньют решил сделать завтрак.
Он ходил по кухне так тихо, как было возможно, чтобы не разбудить
других жителей дома, и каждый звук был усилен. У древнего холодильника была
дверь, закрывавшаяся со звуком, похожим на гром судьбы. Из кухонного крана
вода лилась, как из песчанки с недержанием мочи, но звук он издавал, как
дверь, которую сто лет не смазывали. И он не мог найти, где что находится. В
конце концов, как всякий человек, который без чужой помощи завтракал на
чужой кухне, делал практически с зари времен, он удовлетворился несладким
растворенным черным кофе [Исключением из правила служит Джованни Джакопо
Казанова (1728-1798), знаменитый любовник и литератор, который открыл в
книге 12 своих "Мемуаров", что во время своих амурных похождений всегда
носил с собой маленькую сумку, содержащую "буханку хлеба, горшок с
отборнейшим севильским мармеладом, нож, вилку и маленькую ложку, чтоб
мешать, 2 свежих яйца, аккуратно в неплетеную запакованные шерсть, помидор
иль томат, маленькую сковородку, горелку, жаровню, оловянный ящик с соленым
маслом итальянского сорта, 2 китайских тарелки из глины, с пеплом костяным
перемешанной. Также кусочек сот, как усластитель дыханья моего, и кофе. Да
поймут читатели мои то, что говорю им я: истинны дворянин должен способен
быть поесть как дворянин, где бы он не находился". Прим. авт.].
На кухонном столе был примерно прямоугольный, обернутый в кожу пепел.
Он мог различить слова "Пре естные и Акк" на обгоревшей обложке. "Как же все
за день переменилось, -- подумал он. -- Превратилась из книги, в которой все
про все написано, в просто поджарившийся прямоугольник".
Итак... Как же они ее получили? Он вспомнил человека, пахнувшего дымом
и даже в темноте носившего темные очки. И еще другое было, все вместе
прокручивающееся... мальчики на велосипедах... неприятное жужжанье...
маленькое, неряшливое, уставившееся на что-то лицо. Все это вместе висело в
его мозгу, не то чтобы забытое, вечно висящее на грани между помнимым и
забытым, память о вещах, что никогда не произошли [А еще был "Дик Терпин".
Выглядел так же, только вот всегда потом способен был мчаться со скоростью
250 миль на галлоне бензина, так тихо ехал, что -- буквально -- приходилось
рот к выхлопной трубе приложить, чтобы понять, работает ли мотор, и выдавал
свои голосовые предупреждения изысканными и безупречно сформированными
хайку, каждое оригинально и подходяще к случаю...
Поздние заморозки выжигают цветки
Станешь ли, глупец, не позволять ремню
Сдерживать тело?
... говорила машина. И,
Цветок вишни
Падает с высочайшего древа.
Нужен еще бензин. Прим. авт.]. Как такое возможно?
Он сидел, глядя на стену, пока стук в дверь не вернул его обратно на
землю.
На ступеньке у двери стоял маленький, бодренький человечек в черном
непромокаемом плаще. Он держал маленький картонный ящик и он сверкнул
улыбкой Ньюту в лицо.
-- Мистер, -- он сверился с куском бумаги в одной руке, -- Пульсифер?
-- Пульцифер, -- поправил его Ньют. -- С "ц".
-- Ох, извините меня, я весьма -- виноват, -- отозвался человек. --
Раньше я только на бумаге имя видел. Э. Ну ладно. Это, судя по всему, для
вас и миссис Пульцифер.
Ньют непонимающе на него поглядел.
-- Нет никакой миссис Пульцифер, -- ответил он холодно.
Человек снял свою шляпу с круглым верхом и узкими полями.
-- Ох, ужасно виноват, -- проговорил он.
-- Я имею в виду, что... ну, есть моя мать, -- бросил Ньют. -- Но она
не мертва, просто она в Доркинге. Я не женат.
-- Как странно. Письмо очень, э, точно.
-- Кто вы? -- спросил Ньют. Он был в одних штанах, а у двери было
холодно.
Человек с трудом уравновесил ящик и вытянул из внутреннего кармана
карточку. Ее он передал к Ньюту.
На ней было написано:
Джайлз Бэддикомб
Роуби, Роуби, Редфиерн и Байченс
Адвокаты
13 Демдайк Чемберз
-- Да? -- проговорил он вежливо. -- И что я могу для вас сделать,
мистер Бэддикомб?
-- Можете меня впустить, -- ответил мистер Бэддикомб.
-- Вы не судебное предписание мне принесли или что-то такое? -- спросил
Ньют. События последней ночи висели в его памяти, как облако, постоянно
меняясь, когда он думал, что может картину увидеть, но он смутно припоминал
разрушение вещей и ожидал какого-то воздаяния.
-- Нет, -- ответил мистер Бэддикомб, выглядя слегка обиженно. -- Для
этого у меня люди есть.
Он прошел мимо Ньюта и положил ящик на стол.
-- Честно говоря, -- поведал он, -- мы все в этом заинтересованы.
Мистер Байченс чуть сам не приехал, но у него сейчас проблема с
путешествиями.
-- Послушайте, -- проговорил Ньют, -- я ни малейшего понятия не имею, о
чем вы говорите.
-- Это, -- ответил мистер Бэддикомб, предлагая Ньюту взять ящик и
улыбаясь, как Азирафаил, собирающийся попробовать показать фокус, -- ваше.
Кто-то хотел, чтобы вы это получили. Они очень точны были.
-- Подарок? -- спросил Ньют. Он осторожно глядел на обернутый клейкой
лентой ящик, а затем стал рыться в ящике кухонного стола, ища острый нож.
-- Я думаю, скорее завещание, -- поправил мистер Бэддикомб. -- Видите
ли, эта вещь у нас уже триста лет. Простите. Что, я что-то не так сказал? Я
бы подержал палец под краном.
-- Черт, о чем вы говорите? -- вопросил Ньют, но к нему уже подползало
определенное ледяное подозрение. Он пососал порез.
-- Это странная история -- могу я сесть, вы не против? -- и, конечно,
всех деталей я не знаю, я ведь в фирму всего-то пятнадцать лет назад пришел,
но...
...Когда ящик осторожненько доставили, это была очень маленькая фирма,
занимающаяся делами закона; Редфиерн, Байченс и оба Роуби, а уж тем более
мистер Бэддикомб, были ее далеким будущим. Добивавшийся успеха клерк-юрист,
что принял предложенную посылку, был очень удивлен, увидев на ящике
привязанное к нему бечевкой письмо, адресованное ему.
В нем были определенные инструкции и пять интересных фактов об истории
следующих десяти лет, которые обеспечивали воспользовавшемуся ими пытливому
молодому человеку достаточно денег, чтобы он смог начать -- и продолжить --
успешную карьеру.
Все, что ему надо было сделать -- проследить, чтобы за ящиком аккуратно
смотрели здорово больше, чем триста лет, а затем доставили его на
определенный адрес...
-- ...хотя, конечно, фирму за века много лет перекупали, -- закончил
мистер Бэддикомб. -- Но ящик всегда был частью имущества, так уж повелось.
-- Я и не знал, что делали "Хейнцевскую Пищу для Малышей" в семнадцатом
веке, -- пораженно проговорил Ньют.
-- Это было сейчас положено -- чтобы в машине ящик не поломать, --
ответил мистер Бэддикомб.
-- И за все эти годы никто его не открывал? -- спросил Ньют.
-- Дважды, насколько я знаю, -- ответил мистер Бэддикомб. -- В 1757-ом
мистер Джордж Крэнби, а в 1928-ом -- мистер Артур Байченс, отец нынешнего
мистера Байченса. -- Он кашлянул. -- Насколько известно, мистер Крэнби нашел
письмо...
-- ..адресованное ему, -- докончил Ньют.
Мистер Бэддикомб быстро уселся.
-- Боже мой. Как вы угадали?
-- По-моему, я узнаю стиль, -- мрачно откликнулся Ньют. -- Что с ними
произошло?
-- Вы это раньше слышали, что ли? -- спросил мистер Бэддикомб
подозрительно.
-- Не так подробно. Их не взорвали, нет?
-- Ну... У мистера Крэнби, считается, произошел инфаркт. А мистер
Байченс здорово побелел и положил письмо обратно в конверт, насколько я
понимаю, и очень четко всем велел на его жизни ящик не открывать. Он сказал,
что всякий, кто откроет, будет уволен без рекомендаций.
-- Жуткая угроза, -- саркастично бросил Ньют.
-- В 1928-ом была. В общем, их письма в ящике.
Ньют отодвинул картон.
Внутри был маленький окованный железом сундук. На нем не было замка.
-- Давайте, подымайте, -- возбужденно говорил мистер Бэддикомб. --
Должен сказать, мне очень хочется узнать, что там. Мы ставки в офисе делали.
-- Я вам вот что скажу, -- ответил Ньют великодушно, -- я нам кофе
сделаю, а вы можете открыть ящик.
-- Я? Разве это будет правильно?
-- По моему, да.
Ньют оглядывал кастрюли, висящие над плитой. Одна была достаточно
крупна, чтобы для того подойти, что он задумал.
-- Давайте, -- бросил он. -- Делайте. Я не против. Вы -- вы можете
считать, что вам позволяет открыть сила поверенного, или что-то вроде того.
Мистер Бэддикомб снял свою куртку.
-- Ну, -- проговорил он, потирая руку об руку, -- раз уж вы так ставите
вопрос... будет что-то, что рассказать внукам можно будет.
Ньют поднял кастрюлю и мягко коснулся рукой дверной ручки.
-- Надеюсь, -- кивнул он.
-- Открываю.
Ньют услышал слабый скрип.
-- Что видите? -- спросил он.
-- Два открытых письма... о, и третье, адресованное...
Ньют услышал, как щелкнула восковая печать, а затем что-то звякнуло на
столе. Потом послышался судорожный выдох, стук кресла, звук бегущих ног в
коридоре, хлопанье дверью, и звук машинного мотора, резко запускаемого,
затем же звук машины, мчащейся вниз по дорожке.
Ньют снял с головы кастрюлю и вышел из-за двери.
Он поднял письмо и не был стопроцентно удивлен, увидев, что оно было
адресовано мистеру Дж. Бэддикомбу. Он его развернул.
В нем было вот что: "Вот, адвокат, тебе Один Флорин; теперь же быстро
беги, иль Мир Правду узнает о тебе и госпоже Спиддон, cлужанке Печатной
Машинки".
Ньют поглядел на другие письма. На хрустящей бумаге адресованного
Джорджу Крэнби говорилось: "Убери Руку свою, воровку, мистер Крэнби. Я знаю
хорошо, как ты обманул Вдову Плэшкин, в прошедший день Св. Михаила [Один из
религиозных праздников, справляемых в Британии; справляется 29-ого сентября.
Прим. перев.], старый ты тощий поедака.
Ньюту стало интересно, что Агнес понимала под словом "поедака". Он
готов был поспорить, что готовка здесь нипричем.
Письмо, ждавшее любопытного мистера Байченса, содержало следующие
строки: "Ты их оставил, трус. Верни письмо свое в ящик, иль Мир узнает, что
действительно Произошло июля 7-ого года Тысяча Девятьсот Шестнадцатого".
Под письмами был манускрипт. Ньют на него уставился.
-- Что это? -- спросила Анафема.
Он развернулся. Она, вытянувшись, стояла в дверном проеме, как
привлекательный зевок на ногах.
Ньют отступил, закрывая от нее стол.
-- О, ничего. Неправильный адрес. Ничего. Просто какой-то старый ящик.
Мусорная почта. Ты знаешь, как...
-- В воскресенье? -- спросила она, отталкивая его в сторону.
Он пожал плечами, глядя, как Анафема обхватила руками пожелтевший
манускрипт и его выловила.
-- "Дальнейшие Прелестные и Аккуратные Пророчества Агнес Безумцер", --
медленно прочла она, -- "Рассказывающие о Мире, что нескоро Придет; Сага
Продолжается!". О боже...
Девушка благоговейно положила книгу на стол и приготовилась перевернуть
первую страницу.
Рука Ньюта мягко приземлилась на ее руку.
-- Ты вот о чем подумай, -- тихо проговорил он. -- Ты хочешь всю свою
оставшуюся жизнь быть потомком?
Он подняла голову. Их глаза встретились.
Было воскресенье, первый день оставшейся части жизни мира, примерно
одиннадцать тридцать.
Сент-Джеймский парк был достаточно тих. Утки, которые были экспертами в
realpolitik, которую познавали через хлеб, считали, что дело в снижении
трения между странами мира. Трение и правда снизилось, но куча народа
находилась в офисах, пытаясь понять, почему, пытаясь понять, куда исчезла
Атлантида вместе с находившимися на ней тремя международными
исследовательскими делегациями, и еще пытаясь понять, что вчера произошло со
всеми их компьютерами.
Парк был почти пуст -- были в нем только член МИ9, пытающийся
завербовать кого-то, кто позже, что смутит их обоих, тоже окажется членом
МИ9, да высокий человек, кормящий уток.
А еще в парке были Кроули и Азирафаил.
Один шагали по траве -- плечо к плечу.
-- И здесь тоже, -- бросил Азирафаил. -- Магазин весь здесь. Нет даже
чуточки сажи.
-- Я имею в виду, невозможно сделать старый "Бентли", -- говорил про
свое Кроули. -- Нельзя достать патину. Но там он был, замечательный такой.
Невозможно отличия найти.
-- Ну, я-то как раз могу их найти, -- отозвался Азирафаил. -- Я уверен,
что у меня не было в магазине книг с названиями вроде "Бигглз Летит на
Марс", "Джек Кейд, Рубежи Защищающий Герой", "101 Вещь, Которые Может
Сделать Мальчик" и "Кровавые Псы Моря Черепов".
-- Ох, как мне жаль, -- бросил Кроули, который знал, как ангел дорожил
своей коллекцией книг.
-- И зря, -- ответил Азирафаил счастливо. -- Это все самые первые
издания, и я их посмотрел в "Ценовом Руководстве Скиндла". Думаю, тебе
сказать надо "фьюю-и".
-- Я думал, он мир восстанавливал, делал таким, каким он был, --
заметил Кроули.
-- Да, -- кивнул Азирафаил. -- Более или менее. Насколько мог. Но у
него и чувство юмора есть.
Кроули на него искоса глянул.
-- Твои люди с тобой связались? -- спросил он.
-- Нет. А твои?
-- Нет.
-- Думаю, притворяются, что этого не произошло.
-- Мои тоже, полагаю. Бюрократия...
-- И, думаю, мои ждут, хотят увидеть, что далее произойдет.
Кроули кивнул.
-- Появилась возможность передышку устроить, -- проговорил он. -- Шанс
морально перевооружиться. Защиту усилить. Подготовить к большому делу.
Они стояли у пруда, глядя, как утки за хлеб дерутся.
-- Прости? -- проговорил Азирафаил. -- Мне казалось, что это было
большое дело.
-- Я не уверен, -- покачал головой Кроули. -- Подумай об этом. Я готов
все свои деньги поставить, настоящим большим делом будет вот какое -- все Мы
против всех Них.
-- Что? Ты имеешь в виду, Небеса и Ад против Человечества?
Кроули пожал плечами.
-- Конечно, если он все изменил, может, и себя изменил. Возможно, от
силы своей избавился. Решил жить человеком.
-- О, я очень на это надеюсь, -- ответил Азирафаил. -- Вообще, я
уверен, ничего другого ему не дозволят сделать. Э. Разве нет?
-- Я не знаю. Никогда нельзя уверенным быть насчет того, что вправду
задумано. Планы внутри планов.
-- Прости? -- переспросил Азирафаил.
-- Ну, -- проговорил Кроули, который об этом думал, пока голова не
разболелась, -- неужели никогда обо всем этом не задумывался? Ты знаешь --
твои люди и мои люди, Небеса и Ад, добро и зло, все эти вещи? Я имею в виду,
почему?
-- Насколько я помню, -- протянул ангел, -- был мятеж и...
-- А, да. А почему он произошел, э? Я имею в виду, не должен был, так?
-- отозвался Кроули, во взгляде которого видна была маниакальность. -- Если
может кто-то построить вселенную за шесть дней, он не позволит такой штучке
произойти. Если, конечно, не хочет, чтоб она произошла.
-- Ой, ну не надо. Будь благоразумен, -- сказал на это Азирафаил.
-- Это нехороший совет, -- покачал Кроули головой. -- Совсем он не
хорош. Если сядешь и обо всем этом благоразумно подумаешь, додумаешься до
кое-чего весьма странного. К примеру: зачем людей любопытными делать, а
затем положить запретный плод там, где они его видят, а рядом чтоб мигал
большой неоновый палец и говорил "ВОТ ОН!"?
-- Я никакого неона не помню.
-- Я имею в виду, метафорически. Я имею в виду, что бы он сделал, если
б правда не хотел, чтоб они его ели, а? Я имею в виду, может, увидеть ему
хотелось, как все пойдет. Может, все это часть огромного плана основ мира.
Все-все. Ты, я, он, все. Такой большой тест, чтобы увидеть, правильно ли все
построенные вещи работают, а? Начинаешь думать: это не могут быть огромные
космические шахматы, должен быть очень сложный солитер. И не утруждайся
отвечать. Если б мы могли понять, мы бы собой не были. Потому что это все...
все...
В ОСНОВАХ МИРА, -- подсказала фигура, кормящая уток.
-- Да. Точно. Спасибо.
Они глядели, как высокий незнакомец аккуратно выкидывает пустой пакет в
мусорный ящик и уходит прочь по траве. Потом Кроули кивнул головой.
-- Что я говорил? -- спросил он.
-- Не знаю, -- ответил Азирафаил. -- По-моему, ничего важного.
Кроули мрачно кивнул.
-- Давай я тебя на совместный завтрак соблазню, -- прошипел он.
И они опять пошли в "Ритц", где загадочным образом был свободен столик.
И, возможно, недавние напряжения на природу реальности повлияли, ибо, пока
они ели, соловей пел на Площади Беркли.
Никто его за шумом машин не слышал, но он там был, это уж точно.
Был час дня, воскресенье.
На протяжении последнего десятилетия воскресный ланч в мире сержанта
Охотников на Ведьм Шедвелла проходил одинаково. Он сидел на расшатанном,
прожженным сигаретами столе в своей комнате, пролистывая старое издание
какой либо из книг Библиотеки Охотников на Ведьм [Капрал Охотников на Ведьм
Ковер, библиотекарь, 11 пенсов дополнительно per annum . Прим. авт.] -- книг
по магии и Демонологии -- "Некротелекомникон" или "Liber Fulvarum
Paginarum", или старую, любимую -- "Malleus Mallefacurum, Молот Ведьм" ["Эта
книга -- блокбастер на века; от всего сердца рекомендую" -- Папа Иннокентий
VIII. Прим. авт.].
Потом раздавался стук в дверь, и мадам Трейси кричала "Ланч, мистер
Шедвелл", а Шедвелл бормотал "Бесстыдная проститутка", и ждал шестьдесят
секунд, чтобы дать бесстыдной проститутке время вернуться в ее комнату;
затем он открывал дверь и поднимал тарелку с печенкой, которая обычно была
аккуратно накрыта другой , чтобы печенка не остыла. И он вносил ее в
комнату, и он ее ел, стараясь -- впрочем, не особо, -- не проливать подливку
на страницы, которые он читал [Правильный собиратель оценил бы библиотеку
Армии Охотников на Ведьм в миллионы. Собиратель этот должен был быть очень
богат, а также наплевать был должен на следы подливки, обожженную сигаретами
бумагу,замечания на полях или страсть покойного Младшего Капрала Охотников
на Ведьм Вотлинга пририсовать очки и усы на все гравюры -- изображения ведьм
и демонов. Прим. авт.].
Так было всегда.
Вот только не в это воскресенье.
Для начала, он не читал. Он просто сидел.
А когда раздался стук в дверь, он немедленно поднялся и открыл его. Не
надо было ему спешить.
Не было никакой тарелки. Была одна мадам Трейси, на ней была брошка с
камеей, а на губах -- незнакомого оттенка помада. Также она стояла так, что
запах ее духов был очень силен.
-- Да, Бесстыдница?
Готов мадам Трейси был весел, быстр и ломок от неуверенности.
-- Привет, мистер Ш, я тут подумала, после всего, что вместе за
последние два дня пережили, глупо было бы мне для вас тарелку оставлять, так
что я для вас место устроила. Пойдемте...
"Мистер Ш?". Шедвелл осторожно за мадам Трейси последовал.
Прошлой ночью он опять видел сон. Он его и не помнил в общем-то, только
одну фразу, которая все еще отдавалась эхом в его голове и его беспокоила.
Сон, как и события предшествовавшей ночи, скрыл туман.
Вот какие слова он помнил: "Ничего плохого нет в охоте на ведьм.
Хотелось бы мне быть охотником на ведьм. Просто, ну, надо по очереди этим
заниматься. Сегодня мы пойдем охотиться на ведьм, а завтра спрятаться можем,
и будет ведьм черед на НАС охотиться...".
Во второй раз за последние двадцать четыре часа -- во второй раз за всю
свою жизнь -- он вошел в комнаты мадам Трейси.
-- Садитесь сюда, -- велела ему та, указывая на кресло. У этого кресла
там, куда клали голову, была салфеточка, на сиденье лежала подоткнутая
подушка, а еще внизу стояла маленькая табуретка для ног.
Шедвелл сел.
Мадам Трейси положила поднос на его колени, и смотрела, как он ест, и
убрала поднос, когда он кончил. Затем она открыла бутылку "Гиннеса", налила
его в стакан и дала сержанту, а затем пила свой чай, пока он хлебал свое
пиво. Когда она поставила свою чашку, та нервно зазвенела в блюдечке.
-- У меня кучка денег отложена, -- проговорила она -- без всякой,
вроде, цели. -- И знаете, иногда я думаю, что будет славно купить маленькое
бунгало где-нибудь подальше от городов. Уехать из Лондона. Я его назову
Лавры, или Конец-Делам, или, или...
-- Шангри-Ла, -- предложил Шедвелл, и понять не мог, почему.
-- Именно, мистер Ш. Именно. Шангри-Ла. -- Она ему улыбнулась. --
Удобно, дорогой ?
Шедвелл -- с нарастающим ужасом -- понял, что ему удобно. Ужасно,
ужасающе удобно.
-- Да, -- осторожно проговорил он.
Ему никогда раньше так удобно не было.
Мадам Трейси открыла еще одну бутылку "Гиннеса" и поставила ее перед
ним.
-- Только есть проблема с маленьким бунгало, названным -- какая у вас
умная была идея, мистер Ш?
-- Э. Шангри-Ла.
-- Шангри-Ла, именно, оно не на одного рассчитано, ведь так? Я имею в
виду, два человека, говорят, двое могут тратить столько же денег, столько
один.
("Или пятьсот восемнадцать", -- подумал Шедвелл, вспомнив, сколько
народа числилось в Армии Охотников на Ведьм.)
Мадам Трейси захихикала.
-- Мне вот интересно, где я могу кого-нибудь найти, чтоб потом с ним
жить...
Шедвелл осознал, что она говорит о нем.
Он не был насчет этого уверен. У него было четкое ощущение, что
оставить солдата Охотников на Ведьм Пульцифера с юной леди в Тадфилде было
плохим шагом -- по "Книге Правил и Установлений" Армии Охотников на Ведьм. А
это казалось еще опаснее.
Вот только, в его возрасте, когда слишком становишься старым, чтоб
ползать в длинной траве, когда от холода утренней росы ломает кости...
("А завтра спрятаться можем, и будет ведьм черед на НАС охотиться...")
Мадам Трейси открыла еще одну бутылку "Гиннесса" и захихикала.
-- О, мистер Ш, -- бросила она, -- вы подумаете, я вас подпоить
пытаюсь.
Он хрюкнул. Была формальность, которую во всем этом следовало
соблюдать.
Сержант Охотников на Ведьм Шедвелл сделал долгий, глубокий глоток
"Гиннеса", а затем он выпалил вопрос.
Мадам Трейси захихикала.
-- Честно, старый ты глупыш, -- ответила она, и сильно покраснела. -- А
ты как думаешь?
Он опять вопрос выпалил.
-- Два, -- дала на этот раз ответ мадам Трейси.
-- А, славненько. Тогда нормально все, -- кивнул сержант Охотников на
Ведьм Шедвелл (в отставке).
Был воскресный день.
Высоко в небе над Англией 747-ой, гудя, летел на запад. В отделении
первого класса мальчик по имени Колдун положил свой комикс и стал смотреть в
окно.
Очень странная была пара дней. Он все еще не был уверен, почему его
отца позвали на Ближний Восток. Он был почти уверен, что и его отец этого не
знал. Вероятно, было что-то культурное. Все, что произошло -- куча странно
выглядящих парней с полотенцами на головах и очень плохими зубами показали
им какие-то старые руины. Колдун видел руины и получше. А потом один из
старых парней его спросил, не хочет ли он чего сделать? А Колдун ответил,
что хочет уйти.
Их всех, по виду судя, этот его ответ очень расстроил.
А теперь он летел обратно в Штаты. Была какая-то проблема с билетами,
рейсами, расписаниями в аэропортах или чем-то таким. Было это странно; он
был уверен, что его отец хотел вернуться в Англию. Колдун Англию любил. В
этой стране приятно было быть американцем.
Самолет в этот момент пролетал над спальней Жирного Джонсона в Нижнем
Тадфилде, тот в это время без особой цели листал журнал по фотографии,
который он купил лишь потому, что на обложке был довольно неплохой снимок
тропической рыбки.
На несколько страниц ниже застывшего -- пока -- на месте пальца Жирного
был разворот про американский футбол и то, как он становился весьма
популярным в Европе. Что было странно -- так как когда журнал напечатали,
эти страницы были о фотографировании в пустыне.
Разворот этот вот-вот изменит жизнь Джонсона.
А Колдун летел в Америку. Он заслуживал чего-то (ведь самых первых
друзей в жизни никогда не забудешь, даже если тебе было всего несколько
часов от роду, когда дружили), и сила, что в этот конкретный момент
контролировала судьбу всего человечества, думала: "Ведь он же направляется в
Америку, верно? Не понимаю, как что может быть лучше, чем направляться в
Америку.
У них там тридцать девять разных видов мороженого. Может, даже и
побольше".
Есть миллион увлекательных занятий для мальчика и его пса в воскресный
день. Адам, даже и не пытаясь, мог подумать о четырехстах или пятистах.
Возбуждающие вещи, волнующие вещи, завоевание планет, приручение львов,
южноамериканские миры, кишащие динозаврами, так и ждущие, чтоб их открыли и
с ними подружились.
Он сидел в саду и царапал грязь камешком, выглядя подавленно.
Его отец, вернувшись с военно-воздушной базы, увидел, что Адам спит --
спит, как будто в постели был весь вечер. Даже похрапывая -- не то что
обычно -- причем явно не притворно.
Но за завтраком на следующий день Адаму дали понять, что этого было
недостаточно. Мистер Янг не любил в субботний вечер бегать, за сыном
гоняться . И если -- каким-то невообразимым образом -- Адам не был
ответственен за ночные проблемы -- какими бы они ни были (никто не мог этого
сказать, только знали, что какие-то были) -- он все равно несомненно в
чем-то был виноват. Такова была позиция мистера Янга, и последние
одиннадцать лет она ему безупречно служила.
Адам мрачно сидел в саду. Августовское солнце высоко висело в синем и
безоблачном августовском небе, а за живой изгородью пел дрозд, но Адаму
казалось, что от этого все просто еще хуже становилось.
Пес сидел у ног Адама. Он попытался помочь, и главной попыткой было
выкапывание кости, засыпанной землей четырьмя днями ранее, но все, что
сделал Адам -- мрачно на нее смотрел, и в конце концов Пес ее унес и опять
закопал. Он сделал все, что мог.
-- Адам?
Адам повернулся. Три лица на него глядели -- три лица поверх живой
изгороди сада.
-- Привет, -- неутешно ответил Адам.
-- В Нортон цирк приехал, -- поведала Пеппер. -- Венсли там был, он их
видел. Они сейчас устраиваются.
-- У них палатки есть, и слоны, и жонглеры, и практицки дикие звери, и
такие штуки, и -- и все прочее! -- возбужденно проговорил Венслидэйл.
-- Мы подумали, может, туда сходим, посмотрим, как они устраиваются, --
вступил в разговор Брайан.
На небольшой промежуток времени мозг Адама заполнили видения о цирках.
Когда устроились, цирки были скучны. По телевизору в любой день штуки
получше увидеть можно было. Но устраивание... Конечно, они туда все пойдут,
и помогут приезжим палатки поставить, и слонов помыть, и люди из цирка так
будут поражены природным rappore Адама с животными, что этой ночью Адам (и
Пес, Самый В Мире Знаменитый Исполнитель-Дворняга) выведут слонов на арену
и...
Ничего не было хорошего.
Он мрачно покачал головой.
-- Никуда пойти не могу, -- бросил он. -- Так они сказали.
Последовала пауза.
-- Адам, -- слегка беспокойно спросила Пеппер, -- что произошло прошлой
ночью?
Адам пожал плечами.
-- Просто всякие штуки. Неважно, -- ответил он. -- Всегда одно и то же.
Ты все, что делаешь, -- пытаешься помочь, а люди думают, ты кого-то убил или
чего такое.
Последовала еще одна пауза, во время которой Они глядели на своего
павшего главу.
-- И как ты думаешь, когда они тебя выпустят? -- спросила Пеппер.
-- Не выпустят еще годы и годы. Годы, и годы, и годы. Я стариком стану
к тому времени, когда они меня выпустят.
-- А как насчет завтра? -- спросил Венслидэйл.
Адам стал менее мрачен.
-- О, завтра все нормально будет, -- произнес он. -- Тогда они про это
забудут. Увидите. Так всегда бывает. -- Он взглянул на них, неряшливый
Наполеон с развязанными шнурками, сосланный на засаженную поддерживаемыми
решетками розами Эльбу. -- Вы все идите, -- велел он им с коротким, глухим
смешком. -- Не волнуйтесь обо мне. Со мной все будет в порядке. Увижусь со
всеми вами завтра.
Они смешались. Верность -- великая вещь, но никаких лейтенантов не надо
заставлять выбирать между их главой и цирком со слонами. Они ушли.
Солнце продолжало светить. Дрозд продолжал петь. Пес перестал пытаться
помочь своему хозяину и стал красться за бабочкой в траве у живой изгороди
сада. Это была серьезная, плотная, непроходимая изгородь, из толстой и
хорошо ухоженной бирючины , и Адам давно ее знал. За ней простирались
открытые поля, и великолепные грязные канавы, и незрелые фрукты, и сердитые,
но ногами-медленно-двигающие владельцы фруктовых деревьев, и цирки, и
потоки, что запрудить можно, и стены с деревьями, созданные для того, чтобы
на них взбираться.
Но не было прохода сквозь изгородь.
Адам задумался, и это отразилось у него на лице.
-- Пес, -- велел Адам строго, -- отойди от этой изгороди, ведь если ты
через нее пройдешь, мне придется за тобой погнаться, чтобы тебя поймать, и
мне придется из сада выйти, а мне этого не разрешили. Но мне придется...
если ты возьмешь и убежишь.
Пес возбужденно подпрыгнул и опустился на землю, и не двинулся он с
места.
Адам осторожно огляделся вокруг. Затем, еще осторожнее, поглядел он
Вверх и Вниз. А затем Внутрь.
Потом...
А теперь в живой изгороди была большая дыра -- достаточно большая, чтоб
сквозь нее пробежал пес и протиснулся вслед за ним мальчик. И была это дыра,
что всегда была там.
Адам подмигнул Псу.
Пес пробежал сквозь дыру в живой изгороди. И, громко, ясно и понятно
крича "Пес, плохой ты пес! Остановись! Вернись сюда!", Адам протиснулся в
дыру вслед за ним.
Что-то подсказало ему, что подходит нечто к концу. Нет, не свет. Одно
лето. Будут и другие, но такого, как это, больше не будет. Никогда.
Раз так, надо из него все, что можно, выжать.
Пробежав полполя, он остановился. Кто-то что-то жег. Он взглянул на
завиток белого дыма над трубой Жасминового Домика, и он замер. И он
прислушался.
Адам слышал вещи, которые ускользали от слуха других людей.
Он слышал смех.
Это не было похохатыванье ведьмы; был низкий, земной смех кого-то, кто
знал гораздо больше чем следовало бы.
Белый дым крутился и закручивался в кольца над трубой домика. На долю
секунды Адам увидел очерченное дымом красивое женское лицо. Лицо, которое на
Земле не видели более трехсот лет.
Агнес Наттер ему подмигнула.
Легкий летний ветерок рассеял дым; и лицо со смехом исчезли.
Адам усмехнулся и вновь начал бежать.
На совсем недалеком лугу на другой стороне ручья Адам догнал мокрого и
грязного пса.
-- Плохой Пес, -- говорил мальчик, почесывая Пса за ушами. Пес
экстатически тявкал.
Адам поднял голову. Над ним нависало старое яблочное дерево,
искривленное и тяжелое. Его ветви сгибались под весом яблок, маленьких,
зеленых и незрелых.
Со скоростью нападающей кобры мальчик взобрался на дерево. Через
секунды он вернулся на землю, пакеты его одежды распухли, а сам он шумно
жевал горькое и безупречное яблоко.
-- Эй! Ты! Мальчик! -- раздался сзади него хриплый голос. -- Ты тот
Адам Янг! Я тебя вижу! Я твоему отцу о тебе скажу, уж это точно!
"Теперь родители точно накажут", -- подумал Адам, убегая (а рядом с ним
-- его пес), карманы -- наполнены украденными фруктами.
Так всегда было. Но до сегодняшнего вечера никак его не накажут.
А до вечера еще много было времени.
Он кинул сердцевину яблока назад -- в направлении преследователя, и он
залез в карман, чтобы достать новое.
Он не понимал, а чего это люди так волновались по поводу того, что
другие люди едят их дурацкие старые фрукты, но жизнь станет гораздо менее
интересна, если б было по-другому. А, считал Адам, не бывает яблок, не
стоящих проблем, которые возникают из-за того, что их ешь.
Если хотите представить будущее, представьте мальчика, его пса и
друзей. И лето, что никогда не кончается.
И, если хотите представить будущее, представьте сапог... нет,
представьте кед, шнурки которого развязаны, пинает он камешек; представьте
палку -- для троганья интересных вещей и кидания, чтоб пес решил, принести
ее или нет; представьте немелодичный свисток, наигрывающий какую-то
популярную песню (до умопомрачения); представьте фигуру, наполовину ангела,
наполовину черта, полностью человека...
Направляющуюся с надеждою в Тадфилд, согнув спину...
...вечно.
КОНЕЦ.
Last-modified: Tue, 04 Feb 2003 05:55:18 GMT