овые части Юго-Западного фронта, включая Конную армию Буденного, в район Бреста и Люблина (как я предусматривалось первоначальным планом), чтобы прикрыть опасно оголенный левый фланг Тухачевского. Оставшиеся части Юго-Западного фронта предполагалось передать вновь образованному Южному фронту, который противостоял сосредоточенным в Крыму войскам генерала Врангеля. Проинформированный Лениным Сталин не возражал против указанных выше директив, хотя в ответной телеграмме от 3 августа предостерег 189 от сильной ломки органов управления и снабжения Юго-Западного фронта. В посланной на следующий день телеграмме он говорил (как оказалось, чересчур самонадеянно) об ослабленной войной Польше и о возможности разбить Врангеля в ближайшие дни42. Несмотря на то, что Сталин новые указания не оспаривал, тем не менее воинские части, которым было приказано двинуться на север, продолжали сражаться за Львов. 11 августа главком Каменев направил еще одну директиву, требуя прекратить львовскую операцию и немедленно передать ранее названные боевые соединения в распоряжение Тухачевского. Приказ о передаче боевых соединений подписал и командующий Юго-Западным фронтом Егоров, однако для того, чтобы он вступил в законную силу, требовалась подпись по крайней мере одного члена Реввоенсовета. Но Сталин, открыто демонстрируя неповиновение, отказался скрепить приказ своею подписью. 13 августа после повторного представления главнокомандующего и прямого вмешательства ЦК подписать приказ согласился другой член Реввоенсовета Юго-Западного фронта Р. И. Берзин43. Однако и после этого кавалерия Буденного (несомненно, по распоряжению Сталина) продолжала вести тяжелые бои в районе Львова. 17 августа Сталина) отозвали в Москву. Когда же через несколько дней Конная армия наконец-то отправилась на помощь Западному фронту, спасти положение было уже нельзя. Нанеся удар по незащищенной территории между двумя фронтами, польская армия 16 августа перешла в контрнаступление и войска Тухачевского стали отходить44. Поражение красных трудно объяснить лишь какой-нибудь одной причиной. И все же из приведенных выше трудов советских военных историков, опубликованных после смерти Сталина, видно, что его неповиновение явилось одним из существенных факторов. Исследования историков полностью подтвердили вывод Троцкого о том, что, считая взятие Львова важнее помощи при взятии Варшавы, Сталин "вел свою собственную войну"45. Такого же мнения, по-видимому, придерживались в 20-е годы многие большевики. При обсуждении на закрытом заседании X съезда партии в 1921 г. причин поражения Сталин взвалил всю вину на И. Смилгу, главного политического комиссара Западного фронта. Не выполнив обещания взять Варшаву в определенный день, сказал Сталин, Смилга тем самым обманул ЦК. Протестуя, Троцкий заметил, что "обещание" Смилги в действительности было не более чем выражением надежды и не могло учитывать непредвиденные обстоятельства. Позднее Троцкий вспоминал: "Съезд с угрюмым недоброжелательством слушал угрюмого оратора с желтоватым отливом глаз; Сталин своей речью повредил только самому себе. Ни один голос не под- 190 держал его"46. В книге "Поход за Вислу", основанной на серии лекций, прочитанных в Военной академии РККА 7 - 10 февраля 1923 г., Тухачевский заявил: "Те усилия, которые были предприняты главным командованием для перегруппировки основной массы Юго-Западного фронта на люблинское направление, к сожалению, в силу целого ряда неожиданных причин успехом не увенчались и перегруппировка повисла в воздухе"47. Так или иначе, данная точка зрения нашла выражение во многих произведениях советской военной литературы 20-х годов. В книге "Львов - Варшава", вышедшей в 1929 г. и имевшей целью оправдать командование Юго-Западного фронта, Егоров сетовал на то, что в советской военной науке роковая по своим последствиям роль этого фронта считается безусловно доказанной. Но и он не отозвался положительно о деятельности Сталина в польскую кампанию. Хотя в гражданскую войну Сталин и приобрел ценный опыт в военной области, тем не менее в партии он не пользовался репутацией первоклассного военного специалиста. Не принадлежал он и к главным организаторам Красной Армии и не обнаружил способностей выдающегося военного руководителя. Более того, Сталин представил достаточно доказательств наличия у него нежелательных личных качеств, которые упоминались в марте 1917 г., когда встал вопрос о его восстановлении в Русском бюро ЦК. Вражда Сталина к Троцкому стала непреложным фактом внутрипартийной политической жизни. Выезжая на фронт, он часто, бравируя своими полномочиями, действовал самочинно. Поведение Сталина в период польской кампании показало, что ради удовлетворения своей потребности сыграть роль героя он был в состоянии пренебречь самыми насущными интересами партии. Порой он грешил приступами крайнего раздражения. Так, 20 февраля 1920 г., отвечая на просьбу Ленина в срочном порядке ускорить переброску двух дивизий на Кавказский фронт, он писал: "Мне не ясно, почему забота о Кавфронте ложится прежде всего на меня... Забота об укреплении Кавфронта лежит всецело на Реввоенсовете Республики, члены которого, по моим сведениям, вполне здоровы, а не на Сталине, который и так перегружен работой"48. Подобные инциденты неизбежно усиливали в руководящих партийных кругах впечатление о Сталине как о человеке с тяжелым характером. С другой стороны, не было никаких сомнений относительно его приверженности делу партии, наличия у него природного таланта руководителя, сочетавшегося с проницательным умом и огромной работоспособностью. Несмотря на военные неудачи, он зарекомендовал себя на фронте сильным лидером, умеющим быстро оценить сложную ситуацию и предпринять решительные 191 шаги. Когда, например, Совет Обороны создал комиссию по вопросу о снабжении армии патронами, винтовками и пулеметами, возглавлявший ее Сталин уже через неделю смог доложить о результатах проделанной работы. Посланные в январе 1919 г. в Вятку для расследования причин сдачи Перми Сталин и Дзержинский в том же месяце вернулись с обстоятельным отчетом, в котором не только анализировалась ситуация на месте и намечались необходимые меры, но и содержались выводы, касавшиеся всего процесса становления советского государственного управления. В Вятке они обнаружили, что между правительственными учреждениями Москвы и этого губернского центра практически не существовало никакой связи, что в комитетах бедноты окрестных деревень верховодили те самые кулаки, с которыми эти комитеты должны были, по идее, бороться, что фактически все советские служащие в Вятке (4467 из 4766) - это бывшие царские чиновники. Сталин и Дзержинский предложили создать "контрольно-ревизионные комиссии" для расследования так называемых "недостатков механизма" народных комиссариатов и их отделов на местах, а также для обучения и передачи опыта строительства социалистического государства преимущественно молодым местным кадрам, показавшим себя честными, энергичными и преданными работниками49. Это предложение, как видно, было одобрено Лениным, желавшим привлечь лиц пролетарского происхождения, особенно женщин, в советскую инспекцию, которая бы стала своего рода школой подготовки служащих правительственного аппарата. Возможно, поэтому Сталин принял участие в планировании, реорганизации и расширения Народного комиссариата государственного контроля - ведомства, созданного в 1918 г. для надзора за деятельностью советских хозяйственных органов, за исполнением распоряжений правительства в этой области и за расходованием денежных средств. Будучи председателем комиссии, Сталин в марте 1919 г. представил Совнаркому проект перестройки этого учреждения и вскоре был назначен народным комиссаром той самой службы, которую он помогал преобразовывать. Одним из первых официальных актов Сталина в новой должности явилась публикация в газете "Известия" извещения о создания при комиссариате Центрального бюро жалоб и заявлений. Переименованное в 1920 г. в процессе дальнейшей реорганизации в Народный комиссариат рабоче-крестьянской инспекции это учреждение приобрело известность под названием Рабкрин. Назначение Сталина на пост его руководителя свидетельствовало о значении, которое Ленин придавал данному органу, и о признании им сталинских способностей. Позднее ему представился случай открыто это подтвердить. На XI съезде 192 партии, проходившем в начале 1922 г., Преображенский заявил, что многие руководящие партийные функционеры уделяют слишком много времени второстепенным административным обязанностям и, указывая в качестве примера на Сталина, спросил, в состоянии ли один человек работать сразу в двух комиссариатах и вдобавок выполнять ответственные партийные поручения. Признав, что подобная проблема действительно существует, Ленин, желая показать, что этого не избежать, сказал: "Что мы можем сейчас сделать, чтобы было обеспечено существующее положение в Наркомате, чтобы разбираться со всеми туркестанскими, кавказскими и прочими вопросами? Ведь это все политические вопросы!.. Мы их разрешаем, и нам нужно, чтобы у нас был человек, к которому любой из представителей наций мог бы пойти и подробно рассказать, в чем дело. Где его разыскать? Я думаю, и Преображенский не мог бы назвать другой кандидатуры, кроме товарища Сталина. То же относительно Рабкрина. Дело гигантское. Но для того, чтобы уметь обращаться с проверкой, нужно, чтобы во главе стоял человек с авторитетом, иначе мы погрязнем, потонем в мелких интригах"50. Для правильного понимания причин восхождения звезды Сталина в гражданскую войну следует иметь в виду еще одно обстоятельство. В годы "военного коммунизма" грубая и властная манера Сталина вызывала в партийных кругах меньше возражений, чем в любое другое время. Тот "героический период Великой русской революции" (так позднее озаглавил свою книгу Лев Крицман) наложил глубокий отпечаток на стиль да и на сам дух большевизма. Политическая культура большевистского движения была в определенной степени милитаризирована и стала еще авторитарнее. Воинственно-авторитарный тон заметен и в сочинениях Ленина того времени, причем несмотря на тот факт, что он завещал партии строить свои отношения с массами, используя преимущественно метод убеждения. Пролетарская диктатура нисколько не означает "киселеобразного состояния пролетарской власти", писал Ленин в 1918 г. По его словам, всякая великая революция, а социалистическая в особенности, немыслима без гражданской войны и, следовательно, без жестокого принуждения. "Диктатура, - продолжал он, - есть железная власть, революционно смелая и быстрая, беспощадная в подавлении как эксплуататоров, так и хулиганов. А наша власть - непомерно мягкая, сплошь и рядом больше похожая на кисель, чем на железо". Предоставление диктаторских полномочий отдельным лицам не следовало, по его мнению, считать чем-то противоречащим демократическим принципам Советской власти, ибо "диктатура отдельных лиц очень часто была 193 в истории революционных движений выразителем, носителем, проводником диктатуры революционных классов...". В заключение Ленин писал: "Нам нужна мерная поступь железных батальонов пролетариата"51. Совершенно очевидно, что в "железный" период революции существовала огромная нужда и проявлялась максимальная терпимость к способному комиссару с диктаторскими замашками, чье имя ассоциировалось со сталью. И наконец, тот факт, что Сталину не удалось увенчать себя воинской славой на полях гражданской войны, вполне уравновешивался его успехами в деле усиления собственного политического влияния в Советском правительстве. В отличие от Троцкого, который без остатка отдался делу строительству новой армии и вопросам ведения войны (и в ходе этой работы наступил не на одну из большевистских мозолей), Сталин сочетал военную деятельность с политической. То есть он в полной мере использовал преимущества специальных поездок на фронт и в тыл для восстановления старых и приобретения новых политических связей. Кое-кого, чьей дружбы искал Сталин, Троцкий озлобил своим резким, нетерпимым отношением52. Таким образом, эти годы явились периодом формирования сталинской фракции в партии. И если после войны слава Троцкого была большой, а власть маленькой, то у Сталина, наоборот, слава оказалась маленькой, но зато власть большой. Между тем Сталин по-прежнему стремился к славе. Партийный политик Согласно широко распространенному на Западе взгляду, Сталин в начальный период Советской власти был великолепным "организатором", вовсе не мыслителем, а человеком, отличавшимся от блестящих революционных творцов большевизма своею склонностью к тяжелой практической работе по строительству однопартийного государства. Как и у многих других исторических стереотипов, и у этого есть серьезные изъяны. В той мере, в какой данный стереотип вообще применим, он скорее подходит не к Сталину, а к его товарищу по ссылке Свердлову, который стоял у основ создания партийного аппарата и самой структуры Советского государства. Некоторые интеллигенты из большевистского руководства (например, Бухарин и Радек) действительно не испытывали пристрастия к организаторской или административной деятельности. Но другие - и среди них Ленин, Троцкий и Каменев - продемонстрировали в этой области незаурядные способности. Сталин находился где-то посередине. Независимо от того, при- 194 числяют ли его к партийной интеллигенции или нет (а в те дни мало кто считал его таковым), он, как мы уже видели, хотел быть выдающимся теоретиком. С другой стороны, он не обладал особым талантом организатора и администратора, хотя и мог довольно эффективно и авторитетно улаживать критические ситуации. Ни одному из своих комиссариатов Сталин не обеспечил постоянного и творческого руководства, которого два таких новаторских по замыслу ведомства прежде всего заслуживали. Представление о рабоче-крестьянской инспекции, как общественной силе, направленной против "бюрократизма", исходило от Ленина, и Сталин, по всей видимости, не всегда был с ним согласен. В примечательном выступлении на совещании работников Рабкрина в 1920 г. Сталин заявил, что общественные контролеры должны отказаться от старого царского метода выискивания в управленческом аппарате преступников и стремиться к "совершенствованию" проверяемых учреждений53. Еще до заявления о необходимости поставить во главе Рабкрина "человека с авторитетом" Ленин выразил свое недовольство тем, как Сталин управляет этим учреждением. В дальнейшем мы увидим, что Ленин изберет инспекцию в качестве главного примера того, как не следует руководить комиссариатом. Уже по своему темпераменту Сталин не мог успешно выполнять функции организатора и администратора. Ему недоставало терпения, уравновешенности, умения сотрудничать и способности подчинить себя, и в большом, и в малом, потребностям учреждения. Ведь на самом деле невысокий комиссар в русских сапогах и френче (его привычная одежда в 20-е и 30-е годы) вовсе не был человеком стальной выдержки, как можно было бы предположить, судя по партийной кличке и обычному поведению на публике. По свидетельству многочисленных источников, Сталин часто пребывал в дурном настроении и испытывал приступы раздражительности54. Он мог работать с удивительной энергией, но и оставаться праздным. Его предрасположенность к мстительности стала в верхних партийных эшелонах притчей во языцех благодаря одному высказыванию, которое он себе позволил летом 1923 г. в беседе за бокалом вина с Каменевым и Дзержинским. Они затеяли разговор о том, что им нравится в жизни больше всего. Как Каменев позднее рассказал Троцкому, Сталин заявил: "Высшее наслаждение - выявить врага, приготовиться, порядком отомстить и затем спокойно спать"55. Среди товарищей-партийцев Сталина это высказывание приобрело известность как теория сладкой мести. Они считали реплику саморазоблачающим признанием. Резкая перемена образа жизни, когда революционер-подпольщик становится государственным деятелем, подействовала 195 на характер Сталина куда меньше, чем на характер многих старых большевиков (так стали называть членов партии с дореволюционным стажем). Он продолжал, например, время от времени проявлять отчужденность, которую мы отметили ранее, стремление обособиться. Многозначительный абзац в мемуарах Пестковского хорошо освещает данный факт. Пестковский вспоминает, как Сталин терял терпение во время бесконечных дискуссий в Наркомате. Вместо того, чтобы открыто высказать неудовольствие, он обычно говорил: "Я на минутку", - и покидал комнату заседаний. Иногда в такие моменты звонил Ленин. Когда ему сообщали, что Сталин вышел, Ленин порой просил Пестковского срочно его найти. И заместитель наркома отправлялся по длинным коридорам Смольного или Кремля на поиски своего исчезнувшего начальника. Не раз и не два Пестковский находил его в квартире матроса Воронцова лежащим в кухне на диване, курящим трубку и обдумывающим свои "тезисы"56. Трудно представить себе, чтобы строгие к себе коллеги Сталина рангом пониже поступали подобным образом. По правде говоря, административно-организационная сторона дела сама по себе не очень его интересовала. Не организационная работа (за исключением одного ее аспекта, о котором еще пойдет речь), а общее политическое руководство движением манило Сталина. В конце концов, таковой была главная функция Ленина в качестве вождя, а Ленин служил ему моделью. Сталин хотел повести партию к новым великим революционным свершениям как в самой стране, так и за рубежом. Но как он мог продвинуться к самой верхней ступени руководства? Ввиду отсутствия тех выдающихся качеств, которые помогли Ленину приобрести сторонников и доминировать в политическом движении в силу своей исключительной личности, своих идей и теоретических трудов, Сталину оставалась единственная возможность - добиться руководящего поста, вербуя своих политических сторонников. Обозначенные здесь различия не были абсолютными. Ленин не чурался силовой политики, а Сталин, как покажут последующие события, вполне мог привлечь сторонников, демонстрируя мастерство политического руководителя. Но в самом начале, в первые годы Советской власти, он шел по пути взращивания собственной политической клиентуры. Такой курс в отличие от управленческих обязанностей был во вкусе Сталина. Рассказывали, что в последней сибирской ссылке он провел многие часы за чтением книги Макиавелли "Государь" - этого классического руководства для лиц, стремящихся к власти57. Собственные сочинения Сталина 20-х годов показывают, что политика как искусство, с присущими ей правилами стратегии и тактики, чрезвычайно его занимала. Изъя- 196 ны характера не мешали ему строить свои взаимоотношения с людьми, так как это подобает успешному политику. Временами несносный, он мог быть обаятельным и ласковым с человеком, на которого хотел бы произвести впечатление. Будучи хитрым, он умел, где нужно, промолчать. С интуитивной проницательностью распознавал он достоинства и недостатки людей и обладал способностью определить их потенциал как политических союзников или врагов. И в течение всей своей жизни Сталин сохранял склонность относить своих политических коллег к той или другой категории. Многочисленные личные контакты, установленные за два десятилетия участия в большевистском движении, оказались теперь бесценным ресурсом. Большевики-революционеры прежней, дореволюционной России стали новым правящим классом, который направлял новый государственный корабль, руководил Красной Армией, управлял экономикой, надзирал за профсоюзами, союзом молодежи и другими общественными организациями. Их ряды пополнили многие тысячи более молодых членов партии из подрастающего поколения, к которым Сталин проявил особый интерес. Расширение и обновление партийного членства неизбежно сопровождалось изменением мотивации. Если лица, нацеленные главным образом на успешную служебную карьеру, едва ли до 1917 г. пошли бы в революционеры, то в дальнейшем среди вступавших в правящую большевистскую партию карьеристские устремления стали по понятным причинам обычным делом. Таким образом, данный период оказался весьма благоприятным для усиления личного влияния, чем Сталин и не преминул воспользоваться. Хорошим подспорьем оказалась прошлая фронтовая деятельность, связи и работа по руководству двумя комиссариатами. Но чтобы создать и удержать значительную группу своих сторонников, Сталину требовалась база для политических операций в родной стихии, т. е. партии. И тут помог случай: внезапно умер Свердлов, ведавший организационными делами партии в первый послереволюционный период. Подобно некоторым другим крупным бюрократическим структурам, центральный аппарат Коммунистической партии Советского Союза вначале был весьма небольшим. Сначала он весь умещался в квартире Ленина, жившего в эмиграции, а секретарские обязанности выполняла верная помощница Ленина Крупская, которая вела переписку, рассылала партийную литературу, поддерживала связь, используя шифры и невидимые чернила, вела бухгалтерский учет, выдавала деньги, искала квартиры для товарищей по партии и заботилась о поддельных паспортах58. После февральской революции эти обязанности 197 взяла на себя другая женщина: ветеран-большевик из дворян Елена Стасова. С переездом в марте 1917 г. партийной штаб-квартиры в особняк Кшесинской Центральный Комитет разместился на 2-м этаже, используя под склад партийной литературы просторную ванную комнату. Стасова, имея в качестве помощников двух-трех женщин, ведала перепиской, принимала посетителей, рассылала директивы, вела протоколы заседаний ЦК и распоряжалась финансами59. В августе, после VI съезда партии, Центральный Комитет официально учредил Секретариат из пяти членов ЦК, на которых возлагалась "организационная часть работы". В его состав вошли Свердлов, Стасова, Дзержинский, Иоффе и Муранов. Последний выполнял функции казначея60. Возглавил Секретариат Свердлов, прекрасно справившийся с организацией только что закончившегося партийного съезда. Он разместил часть Секретариата - Стасову и ее помощников - в бывшем доме Сергиевского братства на Фурштадской улице, а другую часть Секретариата (названную Стасовой "оперативной частью"), находившуюся под его непосредственным руководством, - в Смольном. Позднее, в Москве Секретариат и его аппарат обосновались в здании ЦК, недалеко от Кремля. Свердлов руководил партийной организацией без всякой посторонней помощи, одновременно выполняя множество обязанностей как председатель ВЦИК. Он лично назначал и перемещал партийных работников, делая соответствующие пометки в своих записных книжках. После того как он заболел испанкой и умер в марте 1919 г., накануне VIII съезда партии, потребность в реорганизации стала очевидной. Расширив Центральный Комитет до 19 членов и 8 кандидатов, съезд постановил образовать два рабочих органа (каждый из пяти членов ЦК): Политбюро и Оргбюро. Последнему поручалась "организационная работа", то есть партийные назначения, обеспечивавшие претворение в жизнь решений Политбюро и ЦК. Воссоздан был и Секретариат. Год спустя IX съезд партии своим решением определил, что Секретариат должен состоять из трех постоянно работающих членов ЦК, занимающихся текущими вопросами организационного и исполнительного характера. Общее руководство организационной работой оставалось за Оргбюро. Секретариат, таким образом, становился коллегией членов ЦК, осуществлявшей надзор за центральным аппаратом партии, а через него за областными и другими партийными организациями иерархической структуры, вплоть до многих тысяч партийных ячеек, сформированных в советских учреждениях самого разнообразного профиля. Аппарат Секретариата в 1919 г. включал 30 человек, затем он увеличился до 150, 198 (1920 г.), а в 1921 г. в штатах числилось уже 600 сотрудников, не считая охраны и работников связи. Так сложилось, что каждый из секретарей контролировал работу нескольких отделов. Основными являлись: учетно-распределительный (известный как Учраспред), занимавшийся кадровыми вопросами, а также мобилизацией партийных работников в чрезвычайных обстоятельствах; организационно-инструкторский, направлявший деятельность местных партийных организаций с помощью письменных указаний и корпуса разъездных инструкторов ЦК; пропаганды и агитации (Агитпроп), руководивший специальными школами и журналами, нацеленными на идеологическое воспитание членов партии, а также общей редакционно-издательской и пропагандистской работой среди населения, в том числе и особыми агитационными поездами под такими названиями, как "Красный Восток", "Советский Кавказ", которые несли революционное учение большевиков в отдаленные районы страны. При Секретариате были созданы: подотдел по работе среди женщин (входил в Агитпроп), секретно-директивная часть, административно-хозяйственный отдел и типография61. Сталин стал членом Оргбюро с момента его образования в 1919 г., но ему потребовалось три года, чтобы используя Секретариат обрести верховенство в центральном партийном аппарате. На IX съезде партии в 1920 г. в Секретариат избрали Крестинского, Преображенского и Серебрякова, то есть сторонников фракции левых в партии, примыкавших к Троцкому. Вместе со Сталиным и Рыковым эти трое составили Оргбюро. Через год, на X съезде партии, в результате внутрипартийного конфликта, который привел к столкновению между Лениным и Троцким, названные выше три секретаря лишились своих мест в Центральном Комитете и (как следствие) постов в Секретариате. Сталин, который не был главным действующим лицом в этом споре, показал себя искусным политиком и извлек из инцидента наибольшую выгоду. Партийный конфликт 1920 - 1921 гг. отразил серьезные проблемы переходного периода, переживаемого страной. В конце 1919 г. красные были на пути к окончательной победе в гражданской войне, но ценой этой победы стала разоренная страна с ее голодным и впавшим в отчаяние народом, с лежащей в руинах промышленностью, с обесцененными инфляцией деньгами, с почти разрушенным железнодорожным транспортом, с крестьянством, не имеющим никакого стимула для снабжения городов продовольствием. Кронштадтский мятеж в марте 1921 г. и другие опасные признаки нарастания народного недовольства в конце концов вынудили правительство в том же месяце на X съезде партии принять решение о переходе от "во- 199 енного коммунизма" к новой экономической политике. Между тем Троцкий предложил свой план преодоления кризиса путем милитаризации рабочего класса, и это обстоятельство ускорило развитие кризиса в партии62. План Троцкого, изложенный в "Правде" в декабре 1919 г., включал такие меры, как перевод рабочих, проходивших службу в Красной Армии, в трудовые армии и использование военного комиссариата для целей управления промышленностью. И хотя Ленин поддержал этот план, многие в партийном руководстве открыто выступали против него. Следующий акт драмы развернулся в 1920 г., когда Троцкий по просьбе Политбюро взялся привести в порядок практически парализованную систему железнодорожного транспорта. Он это сделал отчасти путем мобилизации железнодорожников на основании закона о военном положении и создания новой транспортной администрации или Цектрана, причем невзирая на сопротивление профсоюза железнодорожников. Эта акция и последующие предупреждения Троцкого относительно необходимости "перетряхивания" и других профсоюзов привели Троцкого к конфликту с профсоюзными деятелями в партии. Ленин, встревоженный таким развитием событий, не поддержал Троцкого в данном вопросе, и последний оказался под огнем критики из-за предполагаемой подмены пролетарской демократии военно-бюрократическим централизмом. Вопрос о роли профсоюзов предстояло решить близившемуся X съезду, причем сторонники различных платформ искали себе поддержку. Троцкий, к которому примкнули Бухарин и другие, выступил за включение профсоюзов в государственное хозяйственное управление. Свою позицию Ленин выразил в "платформе десяти", которая допускала независимое существование профсоюзов как рабочих организаций. Им предстояло, однако, под попечительством партии функционировать в качестве "школы коммунизма" рабочего класса, пока еще не готового самостоятельно руководить экономикой. Платформа т. н. "Рабочей оппозиции", которую возглавил профсоюзный деятель Шляпников, содержала требование о передаче управления экономикой профессиональным союзам. И Троцкий и Ленин высказались против такой политики. В предсъездовских дискуссиях против Троцкого в защиту ленинских идей и "пролетарской демократии" активно выступил Зиновьев, человек честолюбивый, по личным соображениям желавший поражения Троцкого. Сталин, для которого вся сложившаяся ситуация оказалась прекрасным подарком, лукаво позволил Зиновьеву выдвинуться в первые ряды атакующих. В числе десяти Сталин подписал платформу Ленина и использовал открывшуюся в ходе дебатов благоприятную возможность 200 для опубликования своей первой полемической статьи против Троцкого. В ней он защищал "демократизм" профессиональных союзов от "военно-бюрократического метода" Троцкого и доказывал, что применение к рабочему классу метода убеждения тем более необходимо в условиях, когда военная опасность уступила место менее ощутимой, но столь же серьезной угрозе хозяйственной разрухи63. Более того, за кулисами событий Сталин был одним из инициаторов антитроцкистской кампании. Недаром представитель оппозиционной группы "демократических централистов", выступая на X съезде, с иронией заметил, что кампания ведется в Петрограде под предводительством искусного полководца Зиновьева, а в Москве - под руководством "военного стратега и архидемократа т. Сталина"64. Съезд подавляющим большинством одобрил позицию Ленина, нанес сокрушительное поражение Троцкому и осудил платформу "Рабочей оппозиции", как "синдикалистский и анархистский уклон" в партии. Съезд также принял резолюцию "О единстве партии", написанную Лениным, в которой утверждалось, что в сложившихся условиях, когда (как показал Кронштадт) власти большевиков угрожала мелкобуржуазная контрреволюция, более опасная, чем все белогвардейские армии, партия не может терпеть разногласия, имевшие место в последнее время. Соответственно, резолюция объявила "фракционность" недопустимой, предложила ЦК ее искоренить и предписывала распустить все партийные группы, сформированные вокруг той или иной платформы. В другой резолюции съезда говорилось о необходимости привлечь в партию больше рабочих и очистить ее от некоммунистических и колеблющихся элементов65. На X съезде Троцкий потерпел политическое поражение. Он проиграл спор о профсоюзах, а нэп явился откровенным осуждением открыто пропагандировавшейся им хозяйственной политики. Все это, в сочетании с ловким маневрированием в вопросах внутрипартийной политики, объясняет столь парадоксальный факт, что политическая звезда Сталина взошла на том самом съезде, который с молчаливой враждебностью выслушивал его попытки оправдать собственное поведение на польском фронте. Ряд лиц, объединившихся с Троцким в дискуссии о профсоюзах (в том числе Крестинский, Преображенский и Серебряков), не были избраны в новый Центральный Комитет, в то время как в него ввели некоторых сторонников Сталина; среди них оказались старые приятели: Ворошилов и Орджоникидзе, а также Валериан Куйбышев и Сергей Киров - два способных и подававших большие надежды молодых человека, принимавших активное участие, соответственно, в туркестанских и кавказских событиях и ставших ключевыми фигурами сталин- 201 ской фракции. Союзник Сталина по фракции Молотов не только перешел из кандидатов в члены ЦК, но был избран кандидатом в члены Политбюро на место Зиновьева, который заменил Крестинского в качестве полноправного члена этого партийного органа. Вместо Крестинского, Преображенского и Серебрякова в Секретариат и Оргбюро ввели Молотова, Ярославского и Михайлова - людей, более подходящих, чем их либеральные предшественники, для проведения провозглашенной съездом политики жесткой внутрипартийной дисциплины. Первая крупномасштабная чистка партии советского периода произошла в последующие месяцы под руководством секретарского трио, и в марте 1922 г. Молотов доложил XI съезду, что за счет исключений и добровольных выходов количество членов партии сократилось с 660 тыс. до (примерно) 500 тыс. человек. "Теперь, - заявил он, - нет тех многочисленных течений и полуоформившихся фракций"66. Продвижение Сталина в Секретариат предопределили итоги X съезда. Послесъездовская перетасовка Оргбюро сделала его бесспорно ведущей фигурой. Молотов прямо привлек его, как члена ЦК, контролирующего деятельность Агитпропа, к участию в делах Секретариата67. Отныне весь вопрос сводился к официальному закреплению приобретенного Сталиным de facto контроля над партийной организацией. Это произошло при переизбрании Центрального Комитета на XI съезде. Сталина выбрали членом Секретариата и в знак признания старшинства в новом секретарском трио (остальными членами были Молотов и Куйбышев) присвоили ему титул Генерального секретаря. Таким путем он надежно завладел столь необходимой ему базой. Центральной партийной машины Сталин не создавал. Когда он весной 1922 г. вступил на пост Генерального секретаря, то оказался во главе обширного, хорошо функционировавшего аппарата ЦК, сформированного за пять лет Свердловым, Крестинским и Молотовым. Но это уже не было, как при Свердлове, небольшое учреждение, действующее лишь в чрезвычайных обстоятельствах, а хорошо отлаженный механизм, выполнявший все административные функции правящей партии, включая надзор за губернскими, городскими и уездными партийными комитетами по всей стране. Массовые общественные организации (комсомол, профсоюзы и т. д.) работали под его опекой. Внутренняя структура аппарата претерпела ряд изменений. Учраспред занимался переписью членов партии и "ответственных работников" губернских и уездных центров. Его сотрудники заполнили карточки на 26 тыс. кадровых партийных функционеров, собрали отдельно сведения на 7 тыс. работников губернско- 202 го масштаба для изучения Центральным Комитетом с целью определения еще более узкого контингента руководящих лиц68. Сталин нашел партийную машину уже на ходу. От предшественников в Секретариате он отличался тем, что сумел использовать свою позицию для собственной политической выгоды. С этой целью он начал создавать личный аппарат как неформальную политическую реальность внутри официального механизма, то есть приступил к строительству сталинской империи в партийном государстве. К тому времени он уже контролировал органы, которые, помимо прочего, являлись чем-то вроде всероссийской биржи труда для новой правящей элиты. Выполняя постановления Политбюро, Оргбюро перемещало руководящие кадры. Решения, касавшиеся партийных работников более низкого уровня, также относились к юрисдикции Секретариата, который через Учраспред мог влиять на назначения и перестановки в системе партийных организаций в масштабе всей страны. Здесь человеку сталинского честолюбия и способностей открывались безграничные возможности для создания своей империи. И как видно, Сталин с жаром принялся за дело. По-настоящему интересовала его и вызывала в нем прилив энергии лишь "организационная работа", под которой большевики понимали расстановку кадров. На данном поприще Сталин считал себя преемником Свердлова, которого он в посвященной его памяти статье, написанной в 1924 г., превозносил как "организатора до мозга костей, организатора по натуре, по навыкам, по революционному воспитанию, по чутью, организатора всей своей кипучей деятельностью". Быть в тех условиях вождем-организатором такого калибра, как Свердлов, писал Сталин, - это значит, во-первых, знать работников, уметь схватывать их достоинства и недостатки, уметь подойти к ним, во-вторых, - уметь расставить работников так, чтобы каждый чувствовал себя на месте и мог отдать революции максимум своих способностей, чтобы эта расстановка порождала согласованность в работе и помогала осуществлению той политической идеи, во имя которой производится распределение работников по постам69. Однако сталинская школа организационной работы отличалась от свердловской одним существенным аспектом, о котором Сталин умолчал. При отборе на выдвижение в партийной иерархии кандидатам предъявлялись определенные требования. И теперь было уже недостаточно продемонстрировать личные дарования, энергию и преданность делу большевиков. Помимо этого нужно было доказать свое одобрительное отношение к тому, как Генеральный секретарь управляет партией, свою полезность партийному аппарату Сталина. Одним из первых признаков важного значения данных качеств явилось избрание Сталиным своего 203 горячего сторонника Лазаря Кагановича в качестве заведующего организационно-инструкторским отделом ЦК, который контролировал областные партийные организации. Бывший рабочий из бедной еврейской семьи с Украины и большевик с 1911 г., Каганович оказался на ответственном посту в Секретариате в 1922 г. в возрасте 29 лет и на следующий год стал кандидатом в члены ЦК70. Будучи способным, жестким, энергичным, почтительным к своему патрону и готовым безоговорочно связать собственную служебную карьеру с судьбою покровителя, Каганович вполне отвечал модели Сталина для политического протеже. Он достаточно успешно применял к подчиненным сталинские критерии пригодности на политическое выдвижение, поскольку сам в полной мере им соответствовал. Скоро многие в партии почувствовали, что Сталин действует как политический босс. Но не следует думать, что он сам видел себя в таком свете. И ничто не говорит о том, что Сталин считал себя "политиканом, тесно связанным с политической машиной" (в американском понимании). Факты, о которых уже говорилось выше, скорее свидетельствуют о том, что Сталин рассматривал себя в качестве вождя-организатора в лучших традициях Свердлова, как человека, всем сердцем преданного делу большевизма и революции. Формированию подобной точки зрения способствовала глубоко укоренившаяся привычка увязывать политические отношения с отношением лично к нему. Как мы увидим, по его понятиям, хорошим большевиком мог называться только тот, кто доброжелательно относился к Сталину, и наоборот - враг Сталина был также и врагом партии. Поэтому "организационная работа", которая представляется нам крайней формой "политиканства", казалась ему всего лишь процессом подбора и расстановки наиболее подходящих для того людей, Способных "дать революции максимум" своих талантов. Следует еще отметить, что карьере Сталина в партии во многом помогла женитьба в 1919 г. на Надежде Аллилуевой. Непохожая на первую жену - простую грузинскую девушку, - Надежда была человеком, впитавшим большевизм с молоком матери, - человеком, для которого общественная деятельность являлась насущной потребностью. Вступив в партию в 1918 г., она какое-то время работала