ением,
выйдя на открытое пространство.
Мы остановились возле маленькой брошенной деревушки на краю поля. Через
несколько минут со стороны травяных зарослей донесся мерный, негромкий шорох
- это шли слоны, но мы их не видели. Животные так и не показались - то ли
почуяли людей, то ли отправились пастись в другое место. Тихо ругаясь, мы
вернулись в свою рощу и одетые улеглись на кроватях.
- Ну, сегодня они уже не придут, - со вздохом заметил Энгель, на что я
ответил:
- Иншаллах! - и вскоре заснул.
Около полуночи меня разбудили взволнованные приглушенные голоса; я
уловил неоднократно повторявшееся слово "тембо". Так и есть - слоны
появились вновь, теперь с другой стороны, и уже занялись бананами. Сообщение
принес гонец со сторожевого поста в соседней роще. Протирая глаза, мы
поспешили за ним. К счастью, в этот раз путь шел по открытой местности.
Приблизившись к плантациям, мы остановились. Вокруг было тихо. Подозвав двух
местных жителей, знавших тут каждую кочку, я велел им обойти рощу чтобы
проверить, не ушли ли слоны. Крадучись, люди пошли вперед и скоро исчезли в
тени деревьев.
Поднимался свежий ночной ветерок, и мы начали мерзнуть, да и усталость
брала свое. Было уже ясно, что животные успели уйти дальше. Когда на другом
конце поля на миг послышался шорох сухих кукурузных стеблей, я шепнул
Энгелю, что наши разведчики возвращаются несолоно хлебавши.
И в тот же миг - я с трудом верил своим глазам, таким невероятным и
захватывающим оказалось это зрелище - на серебристом фоне жнивья возник
огромный черный силуэт. Лунный свет струился по длинным изогнутым бивням.
Один за другим, бесшумно, как призраки, шли за вожаком по полю еще четыре
слона. Они направлялись к нам.
Мы кинулись в сторону и укрылись за покосившейся плетеной изгородью,
где и притаились, стараясь не издавать ни звука. Одним движением хобота слон
мог бы смести наше хлипкое прикрытие и нас вместе с ним.
Дойдя до места, где мы только что были, слоны остановились,
почувствовав запах людей. Мы сидели в десяти метрах со вскинутыми ружьями,
но я не хотел стрелять, поскольку животные стояли слишком тесной группой, и
большой слон был закрыт от меня другим, поменьше. Но вот вожак сделал шаг
вперед, и в ночной тишине прогремели два выстрела. Слоны повернулись и
отступили в тень, скрывшись между бананами. Прошла томительно напряженная
минута. Я думал, что раненный вожак собирает силы для атаки и сейчас
старается поточнее определить наше местонахождение. Однако я ошибся. Старый
самец пересек рощу и вновь вышел на поле; вновь на фоне неправдоподобно
огромного черного тела сверкнули в лунном свете белые бивни. Мы опять дали
залп, и слон, по-прежнему безмолвно(беззвучно), опустился на землю и больше
не шевелился.
Так я убил своего последнего слона в Восточной Африке. Это произошло
ночью 1 октября 1909г., в 12 часов 40 минут.
Мы провели в Ифакаре еще несколько дней - не хотелось расставаться с
этим краем, "текущим молоком и медом" без всякого преувеличения. Давно мы
так не роскошествовали. Здесь было все: бананы и ананасы, папайи и гуайявы,
гранаты, апельсины и кокосовые орехи. Стоило лишь протянуть руку, чтобы
сорвать приглянувшийся плод. А воды Уланги изобиловали рыбой, и для многих
жителей рыболовство издавна было основным источником существования. Каждый
день нам приносили "мбереге" - большущую серебристую рыбину, похожую на
карпа, с удивительно тонким и нежным вкусом.
Все же надо было возвращаться на побережье, и мы пошли, не торопясь, по
течению реки. Стада антилоп по-прежнему бродили по берегам, а за травоядными
следовали хищники.
На Уланге я убил своего первого и единственного льва. Это был весьма
крупный экземпляр, правда, к сожалению, с не очень большой гривой.
Лев только что загрыз бородавочника, и довольное ворчание выдало мне
его присутствие. Первым выстрелом я ранил его в плечо. Он упал, но тут же
вскочил и бросился ко мне; когда нас разделяло около двадцати метров, зверь
прыгнул. Я отчетливо видел огромные когти на вытянутых вперед могучих лапах
с растопыренными пальцами. Но лев поспешил с первым прыжком - расстояние
было слишком велико. Прежде чем он успел сделать второй, тяжелая пуля
ударила его в нижнюю челюсть и навылет прошла через голову.
Мы миновали заброшенный пост Уланга. Он уже почти развалился, и в
целости было только кладбище. Здесь в течение года умерло пять европейцев из
шести, составлявших первоначальный персонал; всех их скосила лихорадка.
Только после этого администрация пришла к выводу, что климат данной
местности нездоров, и распорядилась закрыть пост.
Вскоре я опять встретился со львами. Наш лагерь был у реки. Кругом
расстилалась ровная высохшая саванна, и лишь неподалеку стояла небольшая
рощица - несколько мимоз и акаций среди высокой травы. Там находился пруд, и
к нему приходили на водопой антилопы, привлеченные тенью.
Как-то в полдень я увидел двух животных, направлявшихся к этому оазису.
До них было около километра. В ярком солнечном свете они выглядели очень
большими и почти белыми, и я решил, что это канны. Однако взгляд в бинокль
убедил меня в позорной ошибке - к группе деревьев приближались два льва,
точнее говоря лев и львица, великолепные взрослые звери. Схватив винтовку, я
поспешил к пруду.
Оазис был невелик, и в течение получаса я, соблюдая необходимую
осторожность, несколько раз прошел его из конца в конец. Убедившись, что
звери ушли, и досадуя на невезение, я вышел из травы, собираясь вернуться в
лагерь. Взглянув в сторону палаток, я увидел своего боя - он махал руками и
делал какие-то знаки, явно стараясь привлечь мое внимание к чему-то,
находящемуся позади меня. Держа палец на спусковом крючке, я повернулся и
успел заметить обоих львов, уходивших в противоположном направлении; вскоре
они исчезли в сухой траве. Оказывается, мне следовало не роптать, а
благодарить судьбу - ведь я не раз проходил на расстоянии нескольких метров
от зверей, не подозревая об их присутствии!
В тот день мне вспомнились слова моего друга Веста: "Лев, если захочет,
может спрятаться за кием, брошенным на бильярдном столе". Вест знал, о чем
говорит - он был знаменитейшим охотником на львов во всей Родезии.
Полон противоречивых переживаний, я спустился к реке и еще издали
услышал фырканье и громкий плеск. К удивлению, это оказался не бегемот, а
слон - большой самец с прекрасными бивнями. У меня в руках был 8-мм "Маузер"
- ружье и патроны 600-го калибра остались в лагере. Теперь пришел мой черед
прибегнуть к языку жестов. До лагеря было не более двухсот метров, и как
только бой посмотрел на меня, я постарался показать ему, что здесь, рядом,
стоит большой слон. Выглядело это, надо думать, довольно забавно, но
сметливый парнишка все понял и через минуту бежал ко мне с двустволкой и
патронами. Тем временем слон двинулся к противоположному берегу, а я
приплясывал от нетерпения - бежать навстречу бою не имело смысла, так как
при этом река исчезла бы из поля зрения. За несколько секунд до того, как
ружье оказалось у меня в руках, слон выпустил себе на спину последний
фонтан, раз-другой встряхнул ушами и вышел из воды. Теперь он был в
безопасности - на той стороне Уланги начиналась территория заповедника.
Прежде чем уйти в джунгли, слон глянул на нас, и я мог бы поклясться, что в
его глазах появилось насмешливое выражение. Будь у меня при себе хотя бы
камера! Давно я так не ругался.
На другой день я подстрелил носорога. В этот раз и камера, и ружье были
наготове, и мне удалось сделать несколько очень эффектных снимков, где
запечатлено разъяренное животное, несущееся прямо на объектив. К сожалению
последний, самый крупный снимок вышел нечетким: у меня от волнения тряслись
руки. Как потом выяснилось, носорог находился в четырех шагах от меня. В
следующий миг, бросив камеру, я отпрыгнул в сторону, и он промчался мимо.
Прежде чем толстокожий развернулся для новой атаки, я успел выстрелить.
Теперь мы форсированным маршем двинулись на восток, к побережью.
Единственный охотничий эпизод, не связанный с обычной доставкой мяса для
каравана, произошел возле деревни Магони. На вечерней охоте я добыл коровью
антилопу и уже хотел возвращаться в лагерь, когда проводник схватил меня за
руку с взволнованными словами: "Куба твига, бвана!" (Очень большой жираф,
господин!). Действительно, огромный жираф возвышался недалеко от нас над
ровной поверхностью саванны; до него было около семи сотен метров.
Раньше я нестрелял жирафов, но сейчас не смог справиться с искушением,
и мы, пригнувшись побежали к животному. Нам удалось приблизиться лишь на
двести метров - жираф заметил нас и высоты своего роста и стал уходить
своеобразным, только ему свойственным "замедленным галопом". Я поднял свою
8-мм винтовку, и первая же пуля уложила быка наповал - еще одно
доказательство того, как легко убить это прекрасное животное. Череп его я
сохранил для коллекции, и впоследствии опытный музейный препаратор определил
по нему, что такой гигантский экземпляр еще никогда не попадал в Европу.
Попытки фотографировать жирафов не удались - животные были слишком чуткими и
обращались в бегство задолго до того, как я приближался на нужную дистанцию.
Путешествие подходило к концу. Мой велосипед развалился, и последние
двадцать километров до станции Куву я проделал пешком. Погрузка в поезд
снаряжения и коллекций прошла без осложнений, и на следующий день мы были в
Дар-Эс-Саламе.
При виде океана во мне с новой силой вспыхнула тоска по родине - я не
был в Германии уже восемь лет. Твердо решив вернуться в Европу, я купил
билет и взошел на палубу. Но когда узкая полоска африканского берега таяла
за кормой, у меня опять тоскливо сжалось сердце. Эта великая страна стала
моей второй родиной, и я понял, что обязательно снова приеду сюда, снова
пойду по караванным дорогам в буше, по извилистым тропам в джунглях, по
бескрайней саванне.
Среди людей и зверей Черной Африки прошла моя молодость, двенадцать
чудесных лет, и они уже никогда не станут мне чужими. Разрезая синюю гладь
Индийского океана, пароход уносил меня на север, к Джибути и Порт-Саиду, но
с каждым ударом винта крепла уверенность: я вернусь в Африку!
------------
[1] Знаменитый английский охотник и путешественник. (Здесь и далее
прим. перев.)
[2] Букв.: "паровик", т.е. паровоз или пароход (англ.).
[3] Маниок (маниока) - растение семейства эуфорбиевых, достигает высоты
2 м. В пищу идут корни - плотные, мясистые, желтого цвета, длиной 30-70 см.
Они содержат много мучнистого вещества, но в свежем виде ядовиты. Чтобы
удалить ядовитый млечный сок, их вымачивают несколько суток в воде
(предварительно размочалив), затем высушивают на солнце. Освобожденные от
яда корни растирают в муку между двумя большими камнями.
[4] Экстрактор - устройство для автоматического выброса стреяных гильз.
[5] Как будет угодно Всевышнему! (араб.).