Владимир Белобров, Олег Попов. Красный бубен --------------------------------------------------------------- © Copyright Владимир Белобров, Олег Попов Email: popole@mail.ru, belobrov@frsd.ru WWW: http://www.belobrovpopov.ru/ Ў http://www.belobrovpopov.ru/ Date: 27 Nov 2000 --------------------------------------------------------------- Эпизод первый 1 Андрей Яковлевич Колчанов, бывший совхозный бригадир, поехал в правление получать пенсию. Он вывел из сарая старенький ржавый велосипед "Украина", привязал, на всякий случай, к багажнику сумку, сел и поехал. Педали шатались и Колчанов ехал как хромой ходит. Но его это не смущало. Привычный ход. Осень только начиналась. Было еще тепло. Урожай в этом году собрали неплохой. Зиму перезимуем. Андрей Яковлевич ехал не очень быстро, но и не медленно. В углу рта дымилась папироска. Он убрал одну руку с руля и приподнял кепку, приветствуя шагающего навстречу Петьку Углова с удочкой. - Наше почтение, - Петька тоже приподнял кепку и остался позади. Раньше Петька работал трактористом, а теперь стал свободным пьяницей и жил со своего огорода. Всем такая жизнь не нравилась, а ему нравилась. Вырастил, продал, купил, пропил. Андрей Яковлевич нагнул голову вперед и съехал под горку. Из-под колес, кудахтая, разбежались перепуганные куры бабки Веры. - Здорово, старый пердун! - крикнула бабка. Она сидела возле дома на лавке и метила своих кур зеленкой. - Куда намылился?! - На танцы! - крикнул Андрей Яковлевич. - Поехали, старая карга, потанцуем! Садись на раму! - На твою раму уже отсадились, - бабка Вера загоготала. - Это откуда тебе знать, дура?! - Подруги говорять! А-ха-ха! - Откудова у тебя подруги, ведьма?! С тобой, проститутка беззубая, я один только и разговариваю, для собственного развлечения! Андрей Яковлевич нажал на педали и выехал на бугор к картофельному полю. "На обратном пути, - решилл он, - украду картошки. Насыплю полную сумку." В поле работали солдаты с расположенного неподалеку военного аэродрома. Андрей Яковлевич вздохнул. Глядя на синие погоны, он вспомнил своего сына, который тоже был летчиком и разбился при испытаниях нового самолета несколько лет назад. Андрей Яковлевич всегда гордился сыном, что он такой вырос умный, не спился, не остался в деревне, как раздолбай, а поступил в летное училище, закончил с отличием, женился, завел детей и испытывал первейшие в мире самолеты. А вона как обернулось... Лучше бы спился тогда уж... Хотя бы жив был... Не знаешь, где найдешь, где потеряешь... Колчанов натянул на лоб кепку и объехал яму с грязью... У Правления толпились мужики. Андрей Яковлевич подъехал, слез с велосипеда, прислонил его к стенке. Мужики с крыльца молча наблюдали. - Здорово, мужики, - Андрей Яковлевич подошел. - Здорово, Колчан! - поздоровались мужики. - Ты куда, на бля...ки собрался? - А-то куда ж? Двух уже по дороге отъ...б, ядрена палка. - Ага! - сказал дед Семен Абатуров. - Корову и собаку! - У тебя, бля, дед, - ответил Колчанов, - нет фантазии. - Вот я собак и не е...у, - дед Семен поплевал на окурок. - Слыхал новость, - продолжал говорить он, - бубийство у нас? - Ну?! Кого ж бубили? - Андрей Яковлевич вытащил беломорину. - Че, неуж не слышал? - А откель? Я из дому трентий день не выхожу! - Бляха-муха, какой анахорет! - Сам иди на хер! - Эка ты меня! Не стану тебе, долбаносу, коли так, ничего рассказывать, кол тебе в сраку! - Не обижайся, старый хрен! - А я на мудаков не обижаюсь. - Сам ты мудак! Скажи спасибо, что ты старый и немощный, а то бы я тебе как двинул сверху по твоей тупой лысине, чтоб ты вошел в крыльцо по самые твои старые яйца!.. Говори кого бубили-то, а то развел манифест, как на собрании, е... твою мать! Дед Семен почесал бороду и плюнул с крыльца. - Евреев бубили, вот кого! - Ну?! - Колчанов удивился. - По жопе пну!.. Бубили евреев. И еврея и его еврейку. - Кто ж бубил?! - Кто ж скажет?! 2 Этим летом в деревню приехали дачники. Весной они приезжали присматриваться. Они прознали, что в Красном Бубне есть свободные дома на продажу. Они приехали на стареньком "Москвиче" и сразу застряли в грязи при въезде в деревню. Слава Богу, мимо из сельпо ехал на велосипеде Колчанов. Колчанов с утра мучался. Вчера он ездил на свадьбу в соседнюю деревню и еле оттуда вернулся. Сгуляли свадьбу сына его старого друга Василия... С утра Андрей Яковлевич проснулся от того, что его всего колотило. Он по стенке добрался до бочки с водой, опустил туда голову и напился, как собака. Высунув голову, он посмотрел в мутное зеркало и ему стало так обидно за свою судьбу. Сын погиб, жена умерла вскоре после гибели сына. И остался Андрей Яковлевич один-одинешенек на всем белом свете. И некому было ему с похмелья разогреть жирных щей со свининой и поднести сто грамм. Колчанов определенно знал, кто виноват в такой жизни. Жиды. Они пролезли всюду и не дают русскому человеку ходу. Когда-то Андрей Яковлевич отправил жалобу в Политбюро ЦК КПСС на жидов. Ему не ответили. И Колчанов понял, что и там уже окопались носастые. Андрей Яковлевич вышел, шатаясь, на крыльцо. Лил дождь и от этого Колчанову стало еще поганей. Он выкатил из сеней велосипед и поехал в сельпо за бутылкой. Денег не было. Но была слабая надежда, что продавщица Тамарка отпустит в долг до пенсии. Сельпо оказалось закрыто. - Жиды постарались и здесь, мать их в бок! - выругался Колчанов и поехал назад. Он ехал и думал, где бы еще можно поправиться, но вариантов было мало - времена трудные. И тут Андрей Яковлевич увидел городскую машину, застрявшую в грязи. Вокруг машины суетилась , по-видимому, еврейская пара. Мужик толкал машину сзади, а его баба держала над ним зонтик. У него был нос, который называют в деревне рулем, глубоко сидящие темные глаза, бородка, как у Калинина, черные с проседью волосы торчали из-под красной бейсболки с портретом бульдога. Одет был в американские джинсы и клетчатую фланелевую рубаху. Женщина была помельче. И нос у нее был помельче, и ростом она была пониже. И худая, как шкилетина. А одета была в плащ и беретку с хвостиком. Андрей Яковлевич притормозил и слез с велосипеда. Он сразу почувствовал, что бутылка, которую он искал все утро, сама едет к нему в руки. - Здрасте, - сказал он, приподнимая дерматиновую кепку. Мужик перестал толкать машину. - Здравствуйте... Вот, застряли немного... - сказал еврей. Андрей Яковлевич прислонил велосипед к дереву, обошел машину вокруг и усмехнулся. - Ни хера себе!.. Немного - он говорит!.. Ну, коли немного, то я тогда пошел, - при этом Колчанов стоял на месте и никуда не уходил. - А вы тута колупайтесь до вечера... Мужик понял намек и сказал: - Вы, наверное, здешний? Колчанов кивнул: - Ну! А ты что думал, что я австрийский боринген? - он усмехнулся. - Совершаю кругосветное путешествие на лисопеде сраном с кунгуру в кармане! Городской, оценив шутку, засмеялся. - Нет, я так не думал. Я думаю, что вы местный и можете нам помочь... - Дык это, - Колчанов поскреб небритый подбородок, - помочь я, конечно, могу добрым людям... Я тут, почитай, всю жизнь живу... Меня тут кажная собака знает... Знает и уважает... Потому что я тут не последний, тому- подобное, человек... - Он постучал по капоту. - Можно помочь... Звать меня Андрей Яковлевич... Кого хочешь спроси - кто такой Колчанов, все тебе скажут... - Дегенгард Георгий Адамович... - представился мужик. "Ага!" - подумал Колчанов. А это моя супруга Раиса Павловна, - его жена кивнула головой. "Ага!" - еще раз подумал Колчанов. - Андрей Яковлевич я... Колчанов, - он протянул руку. - Жаль выпить не взял... за знакомство. - Так у нас есть, - москвич открыл багажник и Колчанов увидел там пол-ящика белой. Он даже зажмурился. "Одной бутылкой они от меня хрен отделаются!" Москвич вытащил бутылку и два пластмассовых стаканчика: - Только, я за рулем, - сказал еврей. - Выпейте с Раисой. - Ну и что, - Колчанов усмехнулся, - Я тоже за рулем, - он показал на велосипед. Мужик засмеялся: - Мне очень приятно, что в деревне сохранились носители природного юмора, - он открыл бутылку и налил сначала Колчанову, а потом жене. - Мне чуть-чуть, - остановила его руку Раиса Павловна. - Ну, за знакомство и чтоб не последняя, - Колчанов выпил, вытащил из кармана яблоко, понюхал и протянул жене еврея. - Закуси! - Спасибо, - женщина взяла яблоко, но есть не стала, а тихонько засунула его куда-то в рукав. Колчанов это заметил: "Брезгует курва". Водка уже подействовала и Андрею Яковлевичу похорошело. - Какими судьбами в наших местах? - спросил он. - Да вот... Хотим у вас в деревне домик прикупить... Потянуло с годами, знаете ли, к природе... - Это хорошо... - Колчанов посмотрел на бутылку и подумал: "И чего это тянет жидов к нашей природе?". - Значит, решили у нас, так сказать, обосноваться... - Мы слышали, - высунулась вперед еврейка, - что у вас тут недорого можно домик купить... - Может и недорого можно, - неопределенно ответил Колчанов. - Смотря у кого покупать... Ты налил бы, хозяин, еще по стопке, чтоб я подумал... Еврей налил. - Мне больше не надо, - его еврейка прикрыла стопку ладонью. - Хорошая водка, - похвалил Колчанов. - Где брали? - В Москве. - А... В Москве продукты хорошие... А люди - говно... Я вас-то, конечно, не имею в виду... Вы-то, я вижу, люди хорошие... А так... сколько я в Москву езжу - говно там люди живут... Дегенгард вздохнул: - Почему-то складывается такое мнение у людей в регионах... - Конечно, - Колчанов прищурился и, не вынимая пачки, достал из кармана беломорину. - Какое уж тут мнение может быть, коли люди говно... Зажрались там... всего до хера... вот и говно из москвичей повылазило... Ты не обижайся, Адамыч... Ты, я вижу, из других... - Колчанов еще раз обошел машину. - Как засела-то! - Он присел на корточки. - Без трактора не обойтись... Ну, повезло вам, москвичи, что на меня нарвались! А то б сидели до вечера в грязи... Я, короче, поеду за трактором... К моему другу Мишке Коновалову... Он мне трактор, конечно, даст... Но я ему за это буду должен... - Колчанов помялся, - бутылку... У Мишки такие расценки... - Нет проблем, - еврей открыл багажник, вытащил бутылку и протянул Колчанову. - Вы-то понимаете, - Андрей Яковлевич засунул бутылку в карман, - я ж не себе... Я-то с вас ничего б не взял... Я всю жизнь прожил - ни хера ничего не нажил... Потому что бескорыстный я человек, ни с кого за всю жизнь ничего лишнего не брал... Вот и живу в говне... Налей, Адамыч, еще на посошок, чтоб мне быстрее педали крутить. 3 Мишка Коновалов, слава Богу, был дома. Он пьяный спал на крыльце. В это день Мишка помогал соседям выкапывать картошку и его отблагодарили. Трактор стоял рядом с домом. Колчанов обрадовался - можно было взять трактор незаметно и не делиться с Мишкой. Колчанов спрятал велосипед в кустах, огляделся и спрятал там же бутылку, зарыл ее в листья. Сел на трактор и погнал вытаскивать евреев. Носатые сидели в машине и пили что-то из термоса. - А вот и я, - крикнул Андрей Яковлевич, выпрыгивая из трактора. - Колчанов не подведет! Сказал - сделал! - Хотите кофе? - предложила еврейка. - Не-е, - Колчанов замахал руками. - У меня от него сердце это... барахлит... Ничего пить не будем, пока не вытащим! Он зацепил тросом "Москвича" и вытянул из грязи на сухое место. - Спасибо гр-р-ромадное! - Георгий Адамович приложил к груди руки. - Не знаем, что бы мы без вас и делали! - Да хулиш... - Андрей Яковлевич вытер рукавом лоб. - Ну вот.. одни работают, а другие награды получают, сидя дома... Мишка, вон, только разрешил трактор взять и бутылка уже его. За что?! Трактор - общественный, горючее - тоже! А я, бля, туда на лисапеде... там уговаривай его... Кстати, не хотел за бутылку давать, жид! Грит - гони две! Еле уломал... - Андрей Яковлевич вздохнул. - А я - туда на лисапеде... обратно на тракторе... Теперь обратно трактор вези, оттуда опять на лисапеде... а мне не по дороге ни хрена... И по делам я упоздал! Ну что ты будешь делать, - Колчанов сделал паузу. Еврей намек понял и вытащил из багажника еще одну бутылку. - Это вам. - Это что?.. Да что ты, Адамыч! Я ж не к этому говорил-то! - Андрей Яковлевич взял бутылку и потряс ею перед евреем. - Я ж не ханыга какой! Я ж за справедливость! Справедливости, говорю, нету! Вот я про что!.. Но, коли ты от души, возьму, чтоб не обидеть хорошего человека, потому что из Москвы в основном разное говно приезжает, вам не чета. Он засунул бутылку в карман и уже хотел было отправиться, но еврейка Раиса вдруг спросила: - Андрей Яковлевич, так вы не знаете, кто у вас в деревне дома продает? Колчанов остановился, и в его голове созрел молниеносный план. После гибели сына, остался пустой дом, в котором сын отдыхал летом с семьей. В доме уже несколько лет никто не жил. А присматривать за домом Андрею Яковлевичу было недосуг. Дом потихоньку приходил в негодность. Текла крыша. Труба частично обвалилась. Треснула потолочная балка. Да и деревенские архаровцы постарались - порастырили, что могли. Честно говоря, Андрей Яковлевич и сам в точности не знал, в каком состоянии теперь дом, потому что забыл, когда в нем был последний раз. Хорошо бы продать его еврееям. А если не купят, то, по крайности, раскрутить их на угощение. Водки у них оставалось еще много. Со всех сторон расклад удачный. А продать евреям развалюху - дело богоугодное... А если продать не получится, он водочки-то их попьет, а потом и скажет им - Евреи вонючие, катитесь отсюда к ебене матери! Дом я вам не продам! Не стану я память о сыне осквернять вашими жидовскими деньгами! Вы, бля...ь, евреи, Христа распяли и за это вам - ХЕР! - Как не знаю? Конечно знаю! Я и продаю, - сказал Колчанов. - Правда?! - Ну, еп! Колчанов жизнь прожил - никому не соврал! Продаю я дом, конечно. Первосортный дом... пятистенок. Печка, чулан, веранда, хоздвор огромный. Сад фруктовый не в рот, извините, какой! Только маленько запущенный. Но это поправимо. Сорняков повыдергать и моркови посадить... Погреб глубокий. Зимой картошку будете складать - хер чего замерзает в таком погребе! Сверху люка я шинель всегда кладу для тепла. - Вас нам, - сказала Раиса, - наверное, Бог послал. - А то кто ж еще? - согласился Колчанов. - Конечно... Поехали смотреть дом. Впереди на тракторе ехал Колчанов. За ним - евреи на своей машине. Колчанов приготовился к поединку. Но евреям, на удивление, дом понравился. Тогда Андрей Яковлевич заломил немыслимую, по его понятиям, цену. Он думал, что евреи начнут торговаться и он им уступит в половину. Но и тут евреи неприятно его удивили, согласившись с ценой без звука. За это Колчанов стал их уважать еще меньше и предложил им вдобавок купить втридорога оставшиеся в сарае дрова, которые все, вероятно, уже сгнили. Евреи и тут согласились. Мало того, они захотели оформить куплю прямо сейчас, чтобы лишний раз не ездить. Поехали в правление. Там Андрей Яковлевич немного поволновался. Бухгалтера не оказалось на месте и Колчанов боялся, что сделка сорвется из-за ерунды. Но к счастью, все обошлось. Уже через пару часов какие нужно документы подписали. Андрей Яковлевич пересчитал деньги за дом. В этот вечер Колчанов обмывал с евреями проданный дом, а утром евреи укатили в Москву за вещами. Колчанов запил и не просыхал, пока не кончились еврейские деньги. Колчанов очень обиделся на евреев, когда протрезвел. Правильно говорят, - подумал Андрей Яковлевич, - что еврейские деньги счастья не приносят. Продал сынов дом за тридцать серебренников батька Иуда! Поэтому, когда евреи приехали жить, Колчанов принял их холодно. Уж очень ему было обидно за себя и за русских вообще. 4 Приехав, мосвкичи стали обустраиваться основательно. Первым делом выстроили вокруг хоздвора глухой высокий забор. С деревенскими же общались вежливо, но в дом не приглашали. А если кто приходил по какому делу (а дела в деревне известные - денег на бухло занять или бухла попросить), то разговаривали с крыльца. Это деревенским не нравилось. Во-первых, им было любопытно - чем эти городские там занимаются, во-вторых, обидно, что евреи в их деревне завели свои порядки. Все ждали, когда же дачники наконец поедут за чем-нибудь в город, чтобы в их отсутствие можно было залезть и посмотреть внутри. Но, как назло, они не уезжали. В деревне поговаривали, что они купили дом для того, чтобы пить там кровь христианских младенцев, которых они привозят из Москвы в багажнике. Этот вывод был сделан потому, что в деревне младенцы пока не пропадали. Лиза Галошина, которая долго прожила в Москве, работая санитаркой, рассказывала, как это сейчас делается. Евреи берут детей-сирот из детдома, оформляют их за границу, как будто их берут бездетные иностранцы, а сами детей увозят в глухие места и там пьют их кровь, а внутренние органы продают на Ближний Восток султанам разным из Махрейна, чтоб эти черножопые султаны меняли свою старую засранную печенку на новую незасранную... Временами, из трубы дома шел какой-то уж очень черный дым. Об этом в деревне сложилось мнение, что евреи сжигают трупы младенцев, из которых они высосали кровь. Петька Углов предложил залезть на крышу и взять пробы дыма из трубы для экспертизы, чтобы отвезти их куда следует и проверить. Но никто не знал, как это сделать - во-первых, на крышу залезть, во-вторых куда везти потом пробы? А дед Семен рассказывал у правления, стуча себя кулаками в грудь, будто ночью, проходя мимо еврейской синагоги, он видел на заборе несколько чертей с большими еврейскими носами. Дед Семен заключил, что евреи и есть черти из Москвы, которые развалили колхозы и довели всю Россию, а теперь добрались до их мест, чтобы нафуярить и тут. Колчанова шпыняли за то, что он продал дом евреям, от которых теперь страдает вся деревня. А Андрей Яковлевич только огрызался - он и сам был недоволен. Наконец порешили на собрании за клубом послать к евреям Мишку Коновалова, как самого здорового в деревне, чтобы он заявил им ультиматум - либо пусть евреи ведут себя как положено, либо пусть уматывают отсюдова к свиньям собачьим в Израиль. С Коноваловым отправились несколько человек. По дороге Мишка размахивал палкой и кричал, что научит евреев уважать, бля, русский народ. Подошли к дому. Из трубы шел черный дым. Все спрятались неподалеку в кустах, а Мишка перекрестился, решительно постучал палкой по воротам и крикнул: - Открывай! Ворота открылись. Мишка прошел внутрь. Все притихли. Мишки не было полчаса. Через полчаса он вышел пьяный в дымину и без палки. На вопросы мужиков, Мишка ничего не отвечал, потому что говорить не мог. На следующий день он ничего не помнил. Помнил только, как евреи ему налили и он выпил. А дальше - ничего. Деревенские в очередной раз осудили звериное нутро сионизмов, за то что они спаивают русский народ. За это им на заборе нарисовали череп-кости и написали внизу: "Х... и П..." И вот евреев убили. 5 Мишка Коновалов, проезжая утром на тракторе мимо их дома, увидел, что ворота открыты настежь. Он остановился и пошел посмотреть. Мишка заглянул осторожно во двор. Во дворе никого не было. Он прошел внутрь. В доме Мишка нашел трупы застреленных москвичей, кучу каких-то пробирок и мензурок, какие-то подозрительные химикаты и старинную книгу с еврейскими буквами. На полу валялись разорванные мятые деньги. Коновалов побежал за мужиками. Вызвали милицию из райцентра. Приехало двое - сержант и капитан. Капитан осмотрел трупы и пришел к такому предварительному выводу: Евреи застрелены. Их кто-то застрелил. Трупы погрузили в воронок и увезли. А еврейский дом заколотили и опечатали. А потом из Моршанска приехал сын Борьки Сарапаева Ванька, который работал там милиционером, и рассказал, что трупы евреев из морга исчезли вместе с морговским санитаром Семеном Кузовом. Ведется следствие. Похоже было, что убийцы заметали следы. Мнения на этот счет сложились разные. Одни говорили, что евреи послали какому-то султану испорченные органы и за это султан подослал к ним убийцу муджахеда из Афганистана. Другие говорили, что они не поделили деньги с московскими чиновниками, с помощью которых забирали детей из детских домов. А Семен Абатуров сказал, что это чистая метафизика, но не объяснил, что он имеет ввиду. 6 Петька Углов собрался ночью на рыбалку. Еще с вечера он прикормил карасей отрубями и надеялся на хороший клев. Петька вытащил из-за печки четверть самогона, налил стакан мутной жижи, выпил, зажевал огурцом, поставил бутыль на место, надел сапоги, взял удочку, ведро, банку с опарышами, и пошел к двери. Но у двери остановился и вернулся назад, налить еще. Он положил на пол удочку, поставил ведро, кинул в него банку с опарышами, вытащил из-за печки четверть, налил стакан, выпил, зажевал огурцом, поставил бутыль на место, поднял с пола удочку, подцепил ведро и пошел к двери. В ведре гремела о стенки банка с опарышами. Взявшись за ручку двери Петька замер, а потом повернулся на каблуках и пошел обратно. Он поставил ведро под стол, а удочку прислонил к столу, достал из-за печки четверть, налил стакан, выпил, понюхал огурец, поставил бутылку на место, взял удочку и пошел к двери. Но рядом с дверью понял, что в руке чего-то не хватает. Не хватало ведра, которое он оставил под столом. Петька в третий раз повернулся к двери спиной и пошел к столу. Он поставил удочку, нагнулся, выдвинул из-под стола ведро на видное место, достал четверть, налил стакан, выпил, поставил четверть на место, взял ведро и закинул на плечо удочку. От резкого движения крючок отцепился от удилища и зацепился за телогрейку, которая лежала на стуле. Петька пошел к двери, но что-то удерживало его у стола и не давало идти на рыбалку. Углов напряг спину и, упираясь посильнее пятками в пол, все-таки пошел вперед, потому что не привык, когда его что-то удерживает и не дает сделать того, что он задумал. Он - вольная птица, сам себе голова, кормится со своего огорода и нЕ хера его задерживать! Что-то за его спиной не выдержало петькиного напора и потащилось за ним. Но идти было нелегко. - Отъе...ись, говно! - сказал Петька невидимой силе. Но это не помогло. Петька напрягся еще больше и рванулся со всей силы. Леска лопнула и Петька полетел в дверь. Его сначало стукнуло лбом, а потом ведром. Ведро смялось, стало немного угловатым. Петька нахмурился, потер лоб. Он оглянулся на удочку и увидел свободно болтающуюся леску без крючка. Без крючка на рыбалке нЕ хера было делать. Петька вернулся к столу, вытащил четверть, налил себе и выпил. И полез на печку, где у него хранились рыболовные крючки. Он без труда нашел нужный крючок и прыгнул вниз. И попал двумя ногами в ведро, сплющив банку с опарышами. Потерял равновесие и завалился на удочку, сбив еще по пути со стола бутылку. Бутылку Петька спас, поймав ее вверх горлышком, лежа на спине. А удочка сломалась пополам. Не вынимая ноги из ведра, Петька допил бутылку и отключился. Через день Петька рассказывал, что нечистая сила забралась к нему в дом и там устроила бардак, а его, Петьку, не пускала на рыбалку, крепко схватив волосатыми лапами за воротник. Но он развернулся и дал ей в пятак. А после этого началась у них битва и Сила сломала Петьке удочку, оборвала крючок и засунула Петьку ногами в ведро. Деревенские смекнули, что это помершие евреи продолжают безобразить в деревне после смерти. 7 Через день Петька Углов снова пошел на пруд, прикармливать рыбу для ночной рыбалки. На берегу сидел дед Семен. Вернее сказать, лежал под ветками ивы. Ему кто-то заботливо подложил под голову полено. Петька нагнулся. От деда за версту разило сивухой. Но Углов этого не почувствовал, потому, что привык к этому запаху с детства. Он только подумал, что люди в их деревне живут добрые и отзывчивые, что в городе хер бы кто пьяному человеку подложил под голову полено. Петька вспомнил, как много лет назад, он поехал в Москву, посмотреть Олимпиаду-80 и что из этого получилось... В поезде Петька познакомился с девушкой Таней. Она ему очень понравилась. Таня училась в Москве в медицинском институте, а сейчас ехала на практику. Петька наврал, что он спортсмен - прыгун с шестом и едет в Москву участвовать в Олимпиаде. - А где ваш шест? - спросила Таня. - Эх, Таня, - Петька наморщился, - шест я покажу тебе в Москве. Он такой длинный, что в поезд его не затянешь. В вагоне-ресторане, куда Петька пригласил Таню отметить знакомство, он перепился и распоясался. Он схватил стул и, пользуясь им как шестом, стал перепрыгивать через столы, попадая ботинками по головам мужчин и коленкам женщин. Петька перебил всю посуду и хотел выбросить в окошко одного москвича в очках, который сделал Петьке замечание. В конце концов Углова сняли с поезда в Рязани и посадили на пятнадцать суток. К тому времени, когда Петьку освободили, Олимпиада закончилась и кончились деньги. В Москву было ехать не зачем и не на что. К тому же, Углов узнал, что пока он сидел, умер Владимир Семенович Высоцкий. А Петька Углов из-за этих штопаных московских очкариков не смог подставить Высоцкому свое плечо, чтобы поддержать его в трудный час. Со временем у Петьки сложился в голове складный рассказ о тех событиях, и Петька делился им с теми, кого уважал. Выпив стакан и поморщившись, Петька начинал рассказывать: - Прослышал я от моего кореша армейского, который в Москве живет, что тяжелый выдался год у Владимира Семеновича. Со всех сторон, - рассказывал Высоцкий моему армейскому корешу, - обложили меня, короче, темные силы. Не дают мне гады нормально жить и работать, сочинять песни для всей страны и радовать население новыми работами в кино. - Давят меня, как будто... это самое... прессом, не пускают за границу к жене, за то, что я не побоялся рассказать народу правду. Сажают меня в кутузку менты, почитай, каждую неделю, чтобы я подорвал окончательно в тюрьме здоровье. И за что же сажают, ведь, суки?!...Выпьешь на СВОИ с мужиками и идешь на улице, даже не шатаешься. А они налетят сразу, завернут руки за спину, как немецкому фашисту! Как будто я не Владимир Высоцкий, а ханыга какой-то архангельский! А как же мне не выпить-то с мужиками, когда меня совсем в кино не пущают сниматься! ...Шукшин Вася хотел кино снимать "Кто же убил Есенина?". Правдивое кино, как евреи убили Есенина, русского поэта. А Шукшин их на чистую воду!.. Меня позвал на главную роль друга Есенина - чекиста. А евреи разнюхали про эти творческие планы и Шукшина тоже угандошили несчастным случаем. И нет теперь, стало быть, ни кино, ни друга моего любимого - Василия Макаровича! - Сказал это Высоцкий и слеза его прошибла чисто мужская. - И ко мне - говорит - подбирается теперь всякая нечисть! Жить мне осталось считанные дни, ежли не найду я, значит, поддержки в народе!.. А кореш мой Высоцкому и говорит: Погоди, Семеныч, рано тебя еще хоронить. Песни твои нужны и кинороли, в том числе Жиглов, чтобы людям русским, стало быть, глаза открывать! А есть у меня в деревне Красный Бубен лучший друг Петька Углов, служили с ним вместе, ели кашу из одного котелка. Охраняли с ним границы нашей Родины, чтобы ни одна гадина к нам не пролезла через колючку! Я, говорит, за Петьку ручаюсь головой, потому что, говорит, знаю его, как себя и уверен в его твердой, значит, руке и верном голубом глазе (глаза, вишь ты - у меня голубые). Дескать, стреляет этот Петька с обоих рук вслепую, бегает быстрее твоей собаки, а уж при самообороне вырвет кому хошь ноги и вместо рук вставит их обратно кверх ногами. Мы моего друга Петьку в столицу вызовем, дадим ему задание ЛИЧНО отвечать перед народом и партией за народного певца и днем и ночью, быть, значит, рядом, как Саньчапанса! И он тебе какую хочешь народную поддержку окажет и отмудохает - на кого только покажешь, которые, суки, тебе житья не дают! Работай, дескать, после этого, дорогой наш товарищ Высоцкий, сочиняй спокойно побольше песен, пой их где только пожелаешь и снимайся в каких душе угодно фильмах. Тылы и фланги- епэрэсэтэ!- у тебя... стало быть... будут НЕ ЗНАМО КАК НАДЕЖНО прикрыты. Только свистнешь - а Петька уже кому надо нос сворачивает на сторону. Работай, мол, Володя, одним паразитом меньше... Высоцкий как это услышал - повеселел - Вот спасибо, - говорит, - теперь я спокоен и напишу новую песню про то, какие, бля, замечательные люди у нас по деревням. И написал такую песню: В деревне Красный Бубен Работал Петька Углов Пришел он, буги-вуги На танцы без штанов Шуточная такая песня, но по-доброму, не как про это самое - выпили, короче, жиды всю воду и пошло-поехало... Короче, прознали кому надо, что еду я оказывать поддержку Высоцкому, и подослали в поезд москвича одного очкастого, чтобы он меня справоцировал на злостное хулиганство, пиздюлин, то есть, чтобы я ему навешал от души. Ну я-то, не дурак, башка варит, ждал по дороге засаду и решил терпеть до последнего. Говорит мне очкастый: Хули ты, деревня, стаканы со столов скидываешь? А я и не его стаканы вовсе скидываю. Просто стаканы бабы одной с которой познакомился. Посторонние стаканы, не имеющие к нему никакого отношения. Но молчу, скриплю зубами. Говорю ему культурно: Не твои стаканы, не лезь... Руки положил одну на другую, как в школе, и сижу смотрю в окошко на лампочки. Опять он мне: Хули ты, деревня, материшься на весь вагон-ресторан?.. А где, - я его спашиваю, - русскому человеку еще поматериться, коль не в ресторане?.. И отодвинул его легонько в сторону, чтобы он мне вид из окна не закрывал своей гнусной мордой. А этот студент хватает меня за шиворот, плюет мне на шею и кричит: Я не позволю! Я не позволю!.. Тут я не выдержал. Нервы у меня были натянуты до предела и сорвался я. Это ж надо - Петру Углову за шиворот плевать! Взял я этого правокатора фуева, вытащил за ноги в тамбур и хотел с поезда спустить под откос, как фашистский эшелон партизаны спускали, да не успел. Налетели сзади из засады, повалили меня на зассанный пол, мордой по ступенькам повозили и все. Как в песне - завели болезному руки ему за спину и с размаху бросили в черный воронок!.. Так я и не доехал до Владимира Семеновича и он умер, не дождавшись подмоги, поддержки от народа. Петька поправил полено под головой деда Семена. Уже темнело. Он высыпал отруби в пруд на свое любимое место возле коряги и пошел домой, выпить самогона и посмотреть по телевизору кино про войну. Петька шел по дороге и курил. За спиной зазвенел велосипедный звонок. Углов обернулся. Сзади крутил педали Андрей Яковлевич Колчанов. - Привет, Петька, - поздоровался Колчанов. - А где Чапаев? - Это была его коронная шутка. Колчанов всегда так шутил, когда встречал Петьку. - В пруду теперь живет, - ответил Петька. - Теперь он человек-анхимия, морской дьявол. Я его прикармливать ходил отрубями... - Ну ты даешь, ...издикляус! - Колчанов поровнялся с Петькой, слез с седла и пошел рядом. Вытащил из кармана папиросу, закурил. - А ты откуда, на ночь глядя, едешь, Кочан? - спросил Петька незлобно. - Да вот, еду от Васьки... - Он помолчал. - Надо по дороге картошки на...издить... Дай спички. - Пососи у птички, - Петька протянул коробок. Вышли к полю. Андрей Яковлевич огляделся. - Вроде, никого... - Да ты не ссы, - сказал Петька, - сегодня Семен дед сторожит... А я его у пруда видел... В говно... Я ему полено под голову подложил... - На хер? - Чтоб не сблевал. - Это правильно... Подержи лисапед, я быстро... Андрей Яковлевич снял с багажника сумку, вытащил из нее саперную лопатку, которую подарил ему сын, и подошел к ботве. Он поплевал на руки и несколько раз копнул. Вдруг, откуда ни возьмись, налетел ветер. Закаркали, поднявшиеся в воздух вороны. И что-то неясное, но тревожное почувствовалось в воздухе. В том числе, завоняло какой-то дрянью. - Чего это?... - Андрей Яковлевич схватился рукой за кепку, которую чудом не сорвало с головы. Ему показалось, что у чучела, стоявшего неподалеку, сверкнули недобрым светом глаза-пуговицы, а нарисованный рот на мгновение скривился в ухмылке. Петьке тоже почему-то сделалось не по себе, но народная привычка шутить победила. - Японский цунами, - пошутил он и нажал на велосипедный звонок. Колчанов вздрогнул. - Хе-хе, - он схватился за ботву и потянул. - Не лезет, сука! - удивился он и попробовал еще раз. - Не пойму, то ли земля ссохлась, то ли картошки больно до хрена! - Хрен там, Яковлич, - ответил Петька. - Старый ты стал... Напился-на...лся за жизнь, а теперь не можешь ботву выдернуть. Пора тебе на погост в мавзолей... Колчанов неожиданно обиделся. - Пошел ты!.. Я еще всех вас переживу и на ваших похоронах набухаюсь! - Он дернул куст. Еще один порыв ветра заставил взмахнуть чучело рукавами. Закаркали вороны. Их огромная стая поднялась в небо и закрыла собою полную луну. Колчанов, на всякий случай, перекрестился. Он допускал, что Бог, в принципе, есть и может помочь в затруднительном положении. У Петьки ветром вырвало изо рта окурок. Он выругался. - Что за херня, Петька? - Колчанов вопросительно посмотрел в небо. - Как будто война началась... - Современная война такая, что кнопку нажал и капец всему... Не успеешь пернуть... Хорош, Яковлич, кота тянуть - выкапывай и пошли отсюда... Я еще по телевизору хочу кино посмотреть про фашистов... - он вытащил сигарету и чиркнул спичкой, но, как на грех, опять налетел ветер. - Черт! Штопаный Черт! - Ты, Петька, к ночи черта не поминай, а то накличешь, - Колчанов огляделся и ему опять показалось, что чучело ожило и усмехается. - Ладно, - он схватился за куст и, дернув что есть мочи, наконец вырвал его. Картошка, висевшая на кусте, была гигантского размера, каждая величиной с небольшую голову. - Ни хера себе! - хохотнул Колчанов. - Вот так бульба! - Он стряхнул картошку об землю и руками полез в лунку за картошкой, оставшейся там. Вдруг лицо Колчанова вытянулось и брови поползли вверх. - Петька, - выдавил он сиплым голосом, - меня что-то схватило и вниз тянет! Помоги! Петька увидел, как Колчанова всего дернуло и как он напрягся, сопротивляясь неведомой силе. Петька растерялся. Он держал велосипед и боялся почему-то его отпустить. - Петька! - закричал Колчанов, подняв перекошенное ужасом лицо. - Помоги, Петька-а-а! - Он опять дернулся и ушел в землю по плечи. - По-мо-ги-те! У-би-ва-ют! Углов хотел помочь, но, словно прирос к велосипеду и не мог пошевелиться. Голова Колчанова отогнулась назад, как у человека, которого засасывает в болото и он из последних сил старается оставить нос и рот на поверхности. Колчанов растопырил ноги, пытаясь зацепиться ими за ботву. Но ноги неудержимо скользили к лунке. - Ой! Больно! Больно, бляха-муха! - заорал он на всю округу. - Руки отпусти, сука-бля! Сука-бл... Крик оборвался на полуслове. Колчанова снова дернуло и его голова ушла в землю. На поверхности остались только рваные офицерские брюки да голенища яловых сапог - наследство погибшего сына. Еще рывок - и из земли торчат только подошвы. Еще рывок - и земля с краев посыпалась в опустевшую зловещую лунку. Заухал вдалеке над лесом филин. Петька вздрогнул. По его лицу пробежала судорога, как будто он проснулся среди ночи в глубоком похмелье. Захотелось блевануть. Петька мотнул головой, стряхивая оцепениние. А может и не было ничего? Может, все ему только показалось? Ведь он же современный человек и понимает, что такого в жизни не бывает, а бывает только в кино и в иностранных книжках. Такими историями пугают друг-друга перед сном дети. Подобной историей неплохо припугнуть на сеновале бабу-дуру, потому что, как показывает практика, они с перепугу лучше пялятся. Петьке изо всех сил хотелось так думать, чтобы не е...ануться. Но что же он держит в руках? Откуда тогда у него велосипед Колчанова? Откуда взялась сумка на кустах картошки и откуда лежит рядом саперная лопатка? Углова крупно затрясло, зубы во рту бешено застучали друг о друга. Велосипед Колчанова упал на землю. - Бзынь-нь-нь! - звякнул звонок. - Ух-ху-ху! - заухал снова над лесом филин. Петька поднял к темному небу белое от ужаса лицо. С неба на него смотрела зловещая луна. Ее круглый диск навис над полем, как будто специально для того, чтобы охвативший Петьку Углова ужас перешел в истерическую панику. Петька заорал бессмысленный звук, обхватил голову руками и кинулся прочь через картофельное поле. Он налетел на чучело и сшиб его на землю. На голове у Углова осталась дырявая шляпа пугала. Но Петька этого не заметил, он бежал и бежал, не разбирая дороги и хрипя, как напуганная лошадь. Ему мерещилось, что сзади за ним катятся гигантские картофелины, а ботва тянет к нему свои ветки, чтобы схватить Углова за ноги и утянуть вслед за Колчановым под землю. Не помня как, Петька добежал до дома, влетел в избу, задвинул засов, накинул крючок и подпер дверь бревном. Потом кинулся к печке, вытащил из-за нее четверть и прямо из горлышка выхлестал грамм триста-четыреста первача. Потихонечку он начал успокаиваться. Поставил бутылку на стол, сел напротив и смотрел на нее не отрываясь. Потом налил стакан, выпил, поставил рядом с бутылкой и уставился теперь на стакан. Вздохнул. Почесал лоб и почувствовал на голове чужой головной убор. Осторожно снял его и осмотрел. Он не мог сообразить - что это за дырявая шляпа и откуда она взялась на его голове. Тогда Петька положил шляпу на стол рядом со стаканом и долго на нее смотрел. Потом налил себе еще, выпил и, рамахнувшись, швырнул стакан об печку. Стакан разлетелся на мелкие осколки. Несколько осколков отлетело Петьке на грудь. Он стряхнул стекло, допил остатки самогона прямо из бутылки и послал бутылку вслед за стаканом. А сам застонал и у