шел из туалета. Гогена по близости не было - вернулся к стойке. Быстрым шагом я через подсобные помещения, мимо поваров, поварят и посудомоек вышел в заплеванный двор, затем, через подъезд, на улицу. "Пабло Пикассо", - было написано в записке Дали. - Аэропорт, - сказал я таксисту. Пусть даже Германия. 14. Встречи на трассе Так я оказался на трассе, ведущей в аэропорт - когда я сказал таксисту, что у меня нет денег, он высадил меня там, где услышал эту новость. Я перешел трассу и отправился в сторону города - насчет Германии я действительно психанул, нужно пересидеть в Киеве, достать денег, а потом уже спасаться от компании самоубийц. Через двадцать минут я обогнал человека, который шел в том же направлении, что и я. Это был старый индус, судя по всему, бомж. Он жестом попросил сигарету, и я протянул ему открытую пачку. Дед спрятал пачку в свою котомку и приветливо заулыбался мне беззубым ртом. - Вы говорите по-русски? - спросил я. Индус кивнул. - Можно мне одну сигарету из той пачки, которую я Вам дал? Он закивал и протянул мне замусоленную сигарету. Это была сигарета не из моей пачки, но я взял ее. - До встреч, - сказал индус без акцента и свернул на проселочную дорогу. Через сотню шагов возле меня резко притормозил синий фольксваген. За рулем сидела девушка. - Ты в город? Садись! Я сел в машину. Девушка оказалась проституткой. - Я ездила друга из Голландии встречать, а он не прилетел. Зараза! - она хлопнула ладонями по рулю. - А ты откуда? - Из Германии, - ляпнул я. - Ага, - она на минуту сосредоточилась на дороге. - Послушай, - сказала она, повернувшись ко мне. - А я тебя вспомнила. Ты брат Сальвадора. Ребята твою фотографию показывали. Какую фотографию? Какие ребята? - Я очень любила Сальвадора, - сказала она и надула пузырь из жевательной резинки. - Он мне делал подарки, один раз возил на острова. А ты тоже ничего. Как тебя зовут? Альбрехт? У моей спутницы зазвонил мобильный. - Привет, привет. Знаешь, с кем я познакомилась?... С Альбрехтом Дали. Да, это родной брат Сальвадора, он прилетел из Германии... Он сейчас здесь. У меня в машине сидит... А ты с Пабликом сейчас? Привет ему. Он ведь знает Альбрехта? Наверняка знает!... - Пауза, после которой она повернулась ко мне. - Пабло с тобой не знаком, но очень хотел бы познакомиться. Он хочет говорить с тобой. Трубка, нагретая ее рукой, оказалась в моей. - Привет, Альбрехт, - услышал я. - Где ты находишься? Давай встретимся. Девушка тебя подвезет, она знает, куда. Он повесил трубку прежде, чем я успел ответить. - Я не могу сейчас встречаться с ним! - сказал я. - Он очень хочет тебя увидеть, - ответила проститутка. - Тебе что, сложно? Так будет лучше и тебе, и мне. Не прошло и десяти минут, как она остановила автомобиль возле большого частного дома на берегу Днепра. Наступал вечер. 15. Пленэр Трое мужчин, что сидели за столиком на берегу, встали и направились ко мне. Три девушки, сидевшие с ними, остались на своих местах. Моя проводница, помахав всем рукой, тут же укатила. - Привет, Альбрехт! Прими наши соболезнования, - сказал первый из подошедших. - Я - Пабло Пикассо. Это Огюст Роден и Жоан Миро. Мы - друзья твоего брата. Он рассказывал тебе про нас? - Он писал мне про тебя, Пабло, и про Родена, - ответил я, пожимая им руки. - А про тебя, Жоан, я, к сожалению, ничего не слышал. Мы пошли к столу. - Миро был партнером Сальвадора по его основному бизнесу, - произнес Роден. - Твой брат не афишировал это занятие. Ты понимаешь, о чем я говорю? Я отрицательно покачал головой. - Наркотики, - произнес Миро. - Мы с Дали занимались наркотиками. Словно в подтверждение его слов на столе оказалась тарелка с таблетками, накрытая стеклянным колпаком. - Мы тебя ждали, - сказал Пикассо. Все съели по таблетке и запили чаем из самовара, который пощадило время. - С приездом, - сказал мне Миро в образовавшейся паузе. Солнце исчезало, поблескивая алым на лезвии монумента, торчащего над Днепром. - Ну что, поехали? - предложил Пабло. - Куда? - спросил я. - Вообще собирались в клуб. - С этими? - я кивнул на девчонок. - Нет, без них. А до клуба мы хотели поохотиться. Писал тебе Сальвадор про охоту на дураков? 16. Охота на дураков Мы сели в длинный кабриолет и поехали. Я оказался на заднем сидении рядом с Пикассо, которого уже начинало колотить. - Охота на дураков - уникальное времяпрепровождение. Ее придумал Сальвадор, - сообщил Пикассо. - Ты сам увидишь. Это все длится недолго, каких-нибудь пять-семь минут, но удовольствие получаешь ни с чем не сравнимое! Это как секс. Как секс! Ты занимался когда-нибудь сексом? - Пару раз. - Значит, и охота на дураков тебе понравится! - Пикассо отвалился назад, перекинув ноги наружу через бортик машины. Городской пейзаж несся мимо, начинала подпирать таблетка. Мы заехали на парковку возле Бессарабского рынка. - Кто пойдет со мной на базар? - спросил Пикассо, потрясая канистрами, извлеченными из багажника. - Идем, Дали? Я взял одну из канистр. - Рынок, наверно, уже закрыт, - сказал я спине Пикассо, когда мы перешли дорогу. - Рынок закрыт, а мясник ждет, - ответил Пабло. - Мы по пятницам почти всегда приезжаем. Вот он сидит и ждет! Отогнав от себя толпу цветочниц, Пикассо ударил ногой в одни из ворот рынка. - Кто? - спросили из-за ворот. - Сейчас узнаешь, кто! - проорал Пикассо и постучал еще энергичнее. В воротах открылась калитка, за ней оказался огромный мужик в белом переднике с кровавыми пятнами, который засуетился: "Паблуша, дорогой, а я тебя жду!" и потащил нас за собой, как желанных гостей тащат в гостиную хорошие хозяйки. Мы оказались в холодной комнатушке, завешанной свиными и коровьими головами, где мясник наполнил обе канистры свежей, видно сегодняшней, кровью. - Кровь бычья? - как на допросе спросил Пикассо. - Подсунешь свиную - убью. - Что ты, Паблик, да как можно! - еще больше засуетился мясник, отчего долго не мог закрутить крышку канистры, - Самая натуральная бычья кровь, Паблуша, самая натуральная! Наконец, канистры были закрыты, Пикассо расплатился, и мы вышли на улицу. Пока нас не было, Роден и Миро извлекли из багажника картонный ящик с водяными пистолетами. Их быстро заполнили кровью и раздали, каждому по два. Пикассо продемонстрировал мне большой пластиковый автомат, с дула которого свисала длинная багровая капля. - Пистолеты - это не для меня, - сказал он. - В них крови помещается как в пипетке. Когда все спрятали "оружие", мы снова запрыгнули в машину, и на этот раз рядом со мной оказался Роден. - А куда мы теперь едем? - спросил я его. - В один рестор, - ответил он. - Да мы уже приехали. Держи маску. Мне досталась маска Минни Маус. Мы проехали мимо неонового входа без остановки. Как оказалось, местом парковки был запланирован темный вонючий двор. Значит, такова моя доля - пользоваться в ресторане черным входом. Из кухни через коридор мы вышли прямо за барной стойкой, одевая по дороге маски. Я немного ошалел, оказавшись вдруг в зале, наполненном светом и живой музыкой, но меня подтолкнули в спину, и вот я вместе со всеми оказался посреди ресторана, наполненного большим количеством чуваков и телок, излучающих успех. Джаз смолк. Несколько секунд публика рассматривала неизвестно откуда взявшееся мышиное семейство и Дональда Дака (это был Роден). Мы, в свою очередь,волчьими глазами оглядывали посетителей, словно выбирая, кого съесть. Затем тишину разрушил Пикассо, который в два шага оказался на эстрадке, отпихнув при этом певицу в декольтированном изумрудном платье, и сказал в микрофон: - Добрый вечер! Мы совсем ненадолго прервем ваше веселье! Потрудитесь, пожалуйста,ответить, кем написана повесть "Над пропастью во ржи"? Последовала тягучая пауза. - Я повторяю свой вопрос: кто написал "Над пропастью во ржи"? Просто скажите нам, кто это сделал, если вы знаете, и мы уйдем, и ничего не будет. Окончание второй порции безмолвия ознаменовалось тем, что Пикассо выхватил из-под полы пиджака свой автомат и выстрелил в того, чье лицо показалось ему самым тупым и удивленным. Выстрел Пикассо был командой к действию - за две минуты весь зал превратился в бойню: не стало ни одного чистого лица, ни одной рубашки или платья, не залитых кровью. В воздухе, пропитанном кровавым паром, повис шок, и этот шок должен был вот-вот смениться тем состоянием, когда люди готовы разорвать других людей на части, и все почувствовали это, но первым почувствовал Миро, и он перемахнул через стойку бара, а за ним - все остальные, словно чехарда, и нам вслед несся настигающий нас визг, а из плеча бегущего последним Пикассо вдруг брызнул фонтанчик не бычьей, а его собственной крови, и он обернулся на бегу и увидел человека, из-за крови на лице и на всем теле напоминающего раздавленный помидор, с настоящим, не водяным, пистолетом в руке. Пикассо выхватил свой пистолет и застрелил помидора, почти не замедляя бег. Я не заметил, как мы оказались в машине. - Ты весь дрожишь, - сказал мне Пикассо. Он сжимал руку в том месте, где она кровоточила. - Я тоже перевозбудился, когда оказался на охоте в первый раз, - признался Роден. - Как ты, Пабло? - Отлично, - ответил Пикассо. - Заедем к Сарьяну? - Конечно. - Сарьян - наш лечащий врач, - объяснил мне Пикассо, и мы прибавили скорости. 17. Веселые танцы Пикассо отправился к доктору Сарьяну, который был примечателен хотя бы тем, что принимал в любое время дня и ночи. Миро вызвался сопровождать раненого. Мы с Роденом остались возле машины. - А где Ван Гог? - спросил Роден. - Почему ты не с ним? Не успел я ответить, как Огюст уже набирал телефонный номер. - Винни, привет! Ты где?.. Тебе привет от Альбрехта Дали. Почему ты его бросаешь одного?... Я, Роден и Пикассо... Ну и Альбрехт. Мы возле клиники Сарьяна... Ничего не случилось. Пикассо легко ранили... Нет, с Альбрехтом все в порядке. Хотя постой... Почему ты хромаешь, Альбрехт? Ты не ранен?... Нет, с ним все в порядке... Хорошо, что ты рядом, подъезжай, мы ждем. Ван Гог приехал через минуту. За рулем его мерседеса сидел Гоген, который тоже вышел из машины, но держался в стороне, пристально поглядывая на меня. - Я рад, что ты уже познакомился с ребятами, - сказал мне Ван Гог. Он обнял сначала Родена, потом меня. - Странно, что ты жив, - тихо сказал Ван Гог, хлопая меня по спине. - Какие планы? - спросил он у Родена. - На танцы, - ответил Огюст. - Но ты, Винни, насколько я помню, не любишь танцев. - Танцы никто не любит, - сказал Ван Гог. - В клубы ходят не ради танцев. - Все кроме меня, - возразил Роден. - Я люблю танцевать. И Роден под музыку из автомобиля показал, как он это делает. - Что, уже колес наелись? - спросил Ван Гог, наблюдая па Родена. - Будешь? - Роден протянул ему таблетку. Ван Гог поморщился, но таблетку взял. - А вот и я! Жив и здоров! Привет, Винни! - это был Пикассо с перевязанной рукой. - Привет, Винни, - сказал Миро. - Сарьян сказал, что Пабло нельзя на дискотеку. - Ерунда! - бросил Пикассо. - Я чувствую себя лучше, чем когда-либо раньше! Поехали, поехали! Сколько можно здесь находиться! - Садись ко мне в машину, Альбрехт, - произнес Ван Гог, и я не смог отказаться от этого предложения. - Ты меня очень подвел, Дюрер, - сказал Винсент в автомобиле. - Предстоит серьезный разговор о твоем поведении, но не сейчас. Как ты с ними познакомился? - Случайно, - признался я. - Ты ведь не веришь в случайности, как и я? А, Дюрер? - он закурил. - В клубе Поль будет все время рядом с тобой. Даже в туалете. Когда мы пересекли порог клуба, я почувствовал, что таблетка только сейчас набрала во мне полную силу. Музыка доносилась сверху и изнутри, продолговатые фигуры преломлялись в пульсирующем свете. Я стряхивал с себя ледяную скорлупу, я пробуждался. На вибрирующих ногах я прошел к танц-полу. Гоген вертелся поблизости. Отличная музыка! Я готов был рыдать на груди диджея, рыдать от счастья. - Пей больше и чаще, - посоветовал Роден, протискиваясь рядом со мной сквозь танцующую массу. Я почувствовал, как сильно хочу пить, и бросился к бару. - У меня нет денег, - обратился я к Гогену. - Пожалуйста, купи мне три чая. - Сразу три? - переспросил бармен. - Да. Сразу три. Потом я выпил еще один чай, потом еще два. Мне потребовалось срочно посетить туалет, и я сказал об этом Гогену. Он зашел в туалет вместе со мной. - Прошу Вас, Альбрехт, - издевательским тоном произнес Гоген, распахивая передо мной дверь одной из кабинок. За дверью на унитазе с закрытой крышкой сидел Пикассо. Перевязанную руку я узнал раньше, чем его треснувшее лицо, на котором застыли брызги крови и мозга. В повисшей руке он держал пистолет, дуло которого касалось кафельного пола. 18. Призраки в опере Действие наркотика улетучивалось медленно и болезненно. В два часа ночи я перестал следить за тем, что происходило вокруг. Кажется,всей компанией - Ван Гог, Роден, Миро и я - побывали в еще одном клубе, а потом опять сели в машины и подъехали к красивому зданию. Увидев это строение, я с трудом, но все же заставил себя осмысливать происходящее, потому что это был не очередной клуб, а Национальная Опера, и было четыре двадцать утра. Мы заняли места в одной из лож, положив ноги на впереди стоящие кресла. В ложе напротив сидел парень с двумя девушками, они помахали нам, а мы - им. Других зрителей не было. Опера началась, как только все расселись - "Риголетто", на итальянском языке. - Почему мы здесь? - поинтересовался я у Ван Гога. - Слушаем оперу, - ответил он. - Нужно попуститься после диско. Катарсис. Видно было, он нервничает. Все понимали, почему. Ария на сцене завершилась, и Роден произнес в образовавшейся паузе: - Я думаю, все согласятся, происшествие с Пабло касается каждого из нас. Миро: "Происшествие"? Да ладно, называй это самоубийством, как есть! Роден: Мы можем назвать это самоубийством только после заключения, которое сделают специалисты. Ван Гог: Когда будет информация? Роден: Завтра в полдень. Дюрер: Это очень похоже на самоубийство. Ван Гог: В общем, да. Миро: Значит, цепочка продолжилась. Роден: О чем ты, Миро? Неужели ты веришь в этот бред? А ты, Винсент, что, тоже веришь в это? Ван Гог: Тем не менее, Пикассо не пошел в оперу. Роден: Альбрехт, что ты об этом думаешь? Ты читал записку своего брата? Может, ты нам все объяснишь? Дюрер: Я познакомился с Пабло только сегодня, но Сальвадор, которого я знал, никогда бы не убил себя. Я ожидал, что с вашей помощью пойму, почему это произошло. И происходит... Миро: Я думаю, есть только один человек, который сможет тебе это объяснить. Ван Гог: Татьяна Яблонская. Тебе необходимо познакомиться с ней. Роден: Сегодня вечером представится такая возможность. Тебе нужно будет хорошо выглядеть - советую поскорее лечь спать. Слово "спать" послужило для меня командой. Ария схлынула вместе с голосом Родена, и я на время умер. 19. Позднее утро Я проснулся на огромной кровати в незнакомой квартире. Я был в одежде, туфли стояли рядом с кроватью. Я одел их и подошел к окну. Неясный сумрак - то ли хмурое утро, то ли пасмурный вечер. - Что тебе снилось, Альбрехт? - голос Ван Гога. - Ерунда снилась, Винни, - ответил я. - Не хочу даже рассказывать. Где мы? - Это мой дом. - Который час? - 17.10. Меньше, чем через два часа Роден повезет тебя знакомить с Яблонской. Надеюсь, ты не забыл, что происходит и кто ты такой? Сходи в душ, и мы поговорим с тобой об этом и о многом другом. Многое другое - это то, как я вчера ушел из ресторана, где мы обедали с Ван Гогом и Ренуаром. В ванной, помимо прочих штук, я обнаружил восемьдесят четыре разновидности мужских парфюмов - я сосчитал их, пока стоял под душем. Ван Гог: Когда ты убежал, я отдал распоряжение доставить тебя в любом виде - живым или мертвым. Тебе просто повезло, что ты повстречал Родена и остальных. Хотя и они могли тебя прихлопнуть в любую минуту. Дюрер: Мне не показалось, что они настроены против меня. Ван Гог: Ты знаком с ними несколько часов. Что ты можешь о них знать! Слушай меня внимательно! Ты здесь для того, чтобы, будучи Альбрехтом Дали, делать скрупулезные записи всего, что видишь и слышишь. Дюрер: Я помню об этом. Если ты дашь мне компьютер, я напишу тебе полный отчет о том, что произошло с того момента, когда я встретил проститутку на трассе, до этой минуты. Ван Гог подвинул ко мне свой нотбук. Он был уверен, что я блефую. Мне потребовалось полтора часа, чтобы написать этот текст, от встречи на трассе до слов "этот текст". Раздался звонок в дверь. - Это Роден, - Ван Гог взял со стола переполненную окурками пепельницу, чтобы вытряхнуть ее по дороге, и пошел открывать дверь. Я поставил в тексте последнюю точку. - Ты поедешь с нами, Винни? - спросил Роден. - Нет, Огюст... -Ван Гог кивнул в сторону компьютера. - Статьи молодых авторов. Сегодня нужно прочитать. 20. Глиняный приз Мы подъехали к одному из культурных дворцов. На мостовой толпилась искрящаяся публика. - Что здесь будет происходить? - поинтересовался я. - Вручение наград в области музыки, - ответил Роден, вертевший головой в поисках места для парковки. - Профанация - призы из глины, покрытой золотой краской. Я вручаю награду, Яблонская получает. Мы вышли из машины. - Одень это, - Роден протянул мне VIP-бейдж. - За сценой снимешь. В VIP-зоне мы оказались через две минуты. Он оставил меня возле буфета, пообещав вернуться через десять минут. Я оказался в толпе, состоявшей из безбашенных музыкантов, безгрудых моделей и людей без определенных занятий. Я очень весело провел минут тридцать, съел за это время восемь бутербродов, а Роден все не появлялся. Из разговоров я понял, что церемония уже началась - награждали клипы. Я прошел за кулисы, выглянул в зал - полно людей. На сцене стоят женщина и мужчина. Мужчина - не Роден. О чем-то рассказывают, в основном называют песни и фамилии. Потом начали показывать клип. С того места, где я нахожусь, экран не виден. Я решаю вернуться в буфет, но, видно, сбиваюсь с маршрута, потому что вместо буфета оказываюсь в коридоре с множеством дверей. Будучи уверен в том, что коридор ведет туда, куда мне нужно, я добираюсь до двери в конце и оказываюсь в гримерке Татьяны Яблонской. 21. Индийская сигарета Она в кресле перед огромным зеркалом, читает журнал. Одна девушка делает ей прическу, другая - макияж. Полностью седой мужчина лет тридцати пяти разговаривает по мобильному телефону у окна. Все, кроме Яблонской, повернули ко мне головы, взгляд, оторванный от журнала, отразился в зеркале. - Что Вы здесь делаете? - незнакомец опустил руку с мобильным телефоном. Действительно, что я здесь делаю? Еще до истории с замещением Альбрехта Дали мне часто казалось, что я живу то своей, то не своей жизнью. И самое страшное - никакой разницы между "своей" и "не своей" определить было невозможно. Произносишь какие-то слова и понимаешь, что просто передаешь тому, кого не знаешь, информацию, которой не владеешь. - Если Вы сейчас же не уйдете, я позову охрану! Я - продюсер певицы, и требую, чтобы Вы ушли! Я вижу, что ты продюсер. - У меня письмо для Вас, - я обращаюсь к Яблонской, только к ней. - От кого письмо? - спрашивает продюсер. Молчание. - От кого письмо? - спрашивает Татьяна. - От Сальвадора Дали. Продюсер начинает вызов охраны, лихорадочно вдавливая кнопки в свой телефон, но Яблонская останавливает его. - Давай письмо, - говорит она мне. Я протягиваю ей книжный листок, на котором Сальвадор вывел свои последние каракули. Она читает. - Я слышала про это письмо, но не видела его. Где ты его взял? - Без свидетелей, - я забираю письмо. - Мне на сцену через пять минут, - отвечает Яблонская. - Давай встретимся возле служебного выхода через час, в 22.00. Я буду с охраной, но беседовать с тобой мы будем один на один. Как тебя зовут? - Альбрехт. - Приятно было познакомиться. Ее продюсер проводил меня до того места, где мы расстались с Роденом, и на прощание пожал руку двумя пальцами. Роден был тут как тут. - Ты куда пропал, Альбрехт? Я тебя повсюду ищу. Яблонскую я увижу через пять минут, на сцене. Я предложу ей познакомиться с тобой. Если у нее нет других планов на вечер, ваша встреча произойдет сегодня. Он снова исчез, а я вышел на улицу, чтобы отдохнуть от шума и света. Присев на мраморную ступеньку, я закурил. Это была та самая сигарета, которую дал мне индус на трассе. Дым оказался немного горьким, а после третьей затяжки я сильно закашлялся. Теперь ее запах и вкус не казались мне такими привычными. Я повертел в руках сигарету - вместо торговой марки возле фильтра был нарисован широко раскрытый глаз. Я выбросил окурок и встал, чтобы совершить прогулку вокруг дворца культуры. Знаю только, что этот круг не замкнулся. 22. Буквы из коробки Снова видел Кете во сне. Зачем я пишу об этом? Бред! Вера почувствовала, что я проснулся, и зашла в спальню. Мухина: Может быть, тебе это и не интересно, но я волновалась за тебя. Дюрер: Почему ты волновалась? Мухина: Не думай, что я не знаю о том, что с тобой происходит. Сначала ты убегаешь из ресторана, и Ван Гог объявляет на тебя охоту. Я сама участвовала в твоих поисках, если хочешь знать. После этого - вчерашняя история. Твое счастье, что Гоген обнаружил тебя раньше, чем милиция. Дюрер: А что я делал, когда Гоген меня нашел? Мухина: Ты ничего не делал. Ты лежал на ступеньке с открытыми глазами и ртом. Дюрер: Интересно. Мухина: Очень интересно. Ты что, такой же наркоман, как и они? Дюрер: Послушай, Вера, какого черта ты меня отчитываешь? Ты ведь мне не жена. Мухина: А жене бы ты позвонил? Хотя бы раз за двое суток? Дюрер: У меня не было времени на звонки. И телефона у меня нет. Мухина: Есть. Вот твой телефон. Она протянула мне маленький серебристый телефон. Он звонил. - Привет, это Винсент. С тобой все в порядке? Да, Винни, все ОК. - Вчера Роден потерял тебя на вечеринке, куда вы вместе пошли. Там была такая толчея, много алкоголя, и я потерялся. - Алкоголя и наркотиков, судя по всему. Роден звонил минуту назад. Яблонская встретится с тобой в час дня. Я посмотрел на часы. Половина одиннадцатого. - Вы встречаетесь в том ресторане, где мы уже обедали. Поедешь с Гогеном. Я прочитал твои записи. Молодец. Продолжай записывать, начинай анализировать. Чем ты намерен заниматься до обеда? Позавтракаю, схожу в душ, займусь сексом. "Поработаю за компьютером", - отвечаю я. Все происходит в обратной последовательности: секс - душ - завтрак. - Я знала Пикассо, - говорит Мухина. Я продолжаю уплетать омлет с грибами. - Он был странным человеком, но не настолько странным, чтобы застрелиться в туалете клуба. Сначала Дали, теперь Пабло... Так глупо, без объяснения причины... Тебе кофе с молоком? Без молока. Без объяснения причины. Предсмертная записка. Если Дали ее оставил, то почему этого не сделал Пикассо? Или сделал? Я звоню Ренуару. - Алло, Огюст? - Привет, Альбрехт! Как самочувствие? - Я хотел уточнить одну деталь, это важно для повествования. Какие вещи находились в карманах Пикассо? - У меня есть список из милиции. Отправить тебе по e-mail или прочитать сейчас? - Прочитай, пожалуйста. - Носовой платок, зажигалка, пачка сигарет, зеленый фломастер, три презерватива. И кое-что вы забрали сами. Помнишь, что именно? Кое-что - это кошелек Пикассо и пакетик с двумя таблетками. - Спасибо, Огюст. Я хотел бы съездить сейчас в клуб, где все это произошло. Не возражаешь? - ОК, Альбрехт. Сейчас отдам распоряжение Гогену. Никогда не был в ночном клубе днем. Гоген, похоже, тоже. Он пообщался с охраной клуба, и мы прошли в туалет. Я вошел в кабинку, где все давно было убрано, и сел на крышку унитаза. - Что ты ищешь? - спросил Гоген. - Может, я тебе могу помочь? - Помоги, - отвечаю. -Постой возле туалета. Гоген пробегает взглядом по стене и потолку, окон нет, вентиляционных люков нет, и выходит. Я сижу так же, как сидел Гоген, когда всадил пулю себе в голову. Где мне было бы удобнее всего оставить короткую надпись зеленым фломастером? Я осматриваю дверцу кабинки, стены, кафельный пол. Ничего нет. Если Пикассо и оставил надпись, то ее смыли во время уборки. Тем не менее, я решаю поразмыслить об этом еще несколько минут, а потом, когда тянусь за туалетной бумагой, меня осеняет.Я открываю висящую на стене коробку для рулона. Надпись, сделанная зеленым фломастером, находится внутри на крышке. Я перерисовываю зеленые буквы на кусок туалетной бумаги и стираю их с пластиковой поверхности. - Нет, Винсент, ничего нового не нашел. Скоро едем на встречу с певицей. Все это очень странно. Я имею в виду послания, которые мне приходится читать. И вообще все это. 23. Тренинг. Начало В ресторане я поискал глазами того официанта, который собирался отдать мне что-то, оставленное Дали. Парня не было - другая смена. Яблонская опоздала на сорок минут. Она пришла с продюсером и охранником. Продюсер сел за другой столик, а охранник уселся у стойки рядом с Гогеном. - Мы виделись вчера, - отметила Яблонская, глядя на меня поверх меню. - Я сожалею, что испугал Вас тогда. - Не напугал. О чем ты хотел поговорить? О последнем письме твоего брата? О его завещании? Или о музыке, как сказал твой остроумный приятель по имени Роден? - Если не возражаешь, начнем с письма. - Покажи его еще раз, пожалуйста. - Ты вчера видела. Там написано: "Пабло Пикассо". - Ну и? Чего ты ждешь от меня? Что я переведу это на русский язык? - Мой брат покончил с собой. Он был близок с тобой и доверял тебе, насколько я знаю. Мне просто нужно понять. Просто понять. И тогда я вернусь в Германию, и после этого ты не увидишь меня и не услышишь больше ни одного вопроса. - Что ты хочешь понять? - Я хочу понять, почему он это сделал. - "Почему он это сделал?" - она пишет эти слова на салфетке, которую кладет передо мной. - Я с радостью постараюсь ответить на твой вопрос, но хочу, чтобы ты мне сначала объяснил его точный смысл, тогда мой ответ получится наиболее полным. Что ты имеешь в виду, когда говоришь: "Почему?" В смысле - "по какой причине"? Или "что послужило поводом"? Или "какие мысли побудили его к этому"? Она зачеркнула на салфетке слово "почему". Я открыл рот, чтобы возразить, но Яблонская жестом велела мне молчать. - "Он". Кто "он"? Дали, которого я знала, который умер девять дней назад? Или Сальвадор из твоих детских воспоминаний? Или такой Сальвадор, каким ты его хотел видеть? Слово "он" зачеркнуто. - "Это". Этим словом ты называешь самоубийство? Или образ жизни, который привел к самоубийству? Или жизнь Дали вообще? На салфетке осталось лишь слово "сделал". Продюсер подошел к певице и что-то тихо ей сказал. - Извини, Альбрехт, я должна уходить. Но я с удовольствием пообщаюсь с тобой снова. Продюсер дал мне визитку Яблонской, и они направились к выходу. "Сделал", - машинально читаю я. У дверей Татьяна оборачивается и бросает мне поверх заполненных людьми столиков: - Не изменишь - прошедшее время. 24. Шарады и ребусы В моих карманах полно всякой ерунды. Страница, вырванная из книги. Кусок туалетной бумаги. Салфетка, на которой написан вопрос из четырех слов, три из которых зачеркнуты. Я разворачиваю кусок туалетной бумаги. На нем написано следующее: "Огюст Роден". Если бы Роден увидел эти слова, оставленные Пикассо, он умер бы на месте. Что все это значит? Значит ли это, что первая и вторая записка - это текст с продолжением? Я кладу их рядом. О чем идет речь? Это приказ отправляться на тот свет? Или предсказание? Или прогноз? Или что? Пытаясь вникнуть в истинный смысл, я машинально читаю то, что напечатано на книжном листке, оставленном Дали. Это страница из покет-бука. Изрядно замусоленная страница. Автор и название не указаны в колонтитуле, указаны только номера страниц. Сорок пятая - сорок шестая. Судя по стилю повествования, это детектив. О чем идет речь, по первому предложению разобраться сложно. Я перечитываю предложение еще раз и понимаю при этом, что страница вырвана из моей книжки, опубликованной под неизвестным мне именем около года назад. 25. Книжное обозрение - Ренуар, привет! Это Альбрехт. У меня к тебе просьба. Меняинтересует список книг, которые находились у Сальвадора дома, в офисе... - В офисах, - поправляет меня Ренуар. - Да. И в машинах тоже. - Постараюсь помочь тебе поскорее, Альбрехт. Я перезвоню. Как только я вешаю трубку, раздается звонок в дверь. - Я открою, - говорит Вера. Она возвращается с Миро. Мы здороваемся, Миро садится в кресло, закуривает, дожидается, пока Мухина уйдет в другую комнату. - Я раньше часто бывал здесь, - он обводит комнату взглядом. - Ван Гог предупредил тебя, что я приду? - Наверно, забыл. Выпьешь мартини? - Нет, спасибо, - Миро наклоняется в кресле вперед, собираясь перейти к делу. - Твой брат был моим близким другом. Пожалуй, единственным другом. Поэтому мне очень приятно общаться с тобой, оказывать, если понадобится, тебе услуги и все такое. И я также надеюсь, что и ты окажешь мне небольшую услугу. Это касается последнего нашего дела с Сальвадором. Он замолчал. - О чем идет речь? - спросил я. - Два килограмма кокаина, - ответил он. - Предположительно, в синей спортивной сумке. Я думаю, они находятся в одной из квартир твоего брата - больше негде. Половина этого кокса принадлежала ему. Там два кулька. Когда найдешь, возьми один себе - все по честному. Кстати, хочешь нюхнуть? Он полез в карман. - Нет, спасибо. - Ну, тогда не буду задерживать. У тебя очень милая подружка. - Это горничная. Миро уходит, а я снова звоню Ренуару. - Альбрехт, список книг еще не готов. Дай мне еще хотя бы час. - У меня есть мысль получше, - перебиваю я его. - Я сам пороюсь в его книгах. Мы успеем объехать все квартиры Сальвадора до вечера? - Если в каждой из них ты пробудешь не больше часа, то успеем. Я заеду за тобой через двадцать минут. За эти двадцать минут я осмотрел квартиру - синей сумки нигде не было. Ее не было и в трех других квартирах Дали. Зато обнаружилось много забавной литературы, среди которой, правда, не оказалось моего детектива с вырванной страницей. И никаких других детективов или книг карманного формата. Я позвонил Яблонской, и она предложила приехать к ней домой ровно в десять вечера, то есть через сорок минут. Просьба не опаздывать. 26. Второе занятие Яблонская жила на Крещатике, возле кинотеатра "Дружба". Гоген оставил меня возле ее двери, а сам спустился на пролет ниже. Я нажал кнопку - звонок не работал. Дверь была не заперта. "Дверь была не заперта". Мне столько раз приходилось писать эту фразу в своем бесконечном детективе, что я даже не задумывался о том, может ли это происходить на самом деле. В коридоре было темно. - Иди сюда. Голос Яблонской. Я пошел. Спальня. - Раздевайся. Я начал раздеваться. Пока я снимал одежду, она сбросила халат. Она выглядела очень незащищенной. Маленькая грудь, слегка сутулые плечи, руки, бессознательно прикрывающие наготу. Только прямой взгляд, направленный на меня, ставил эту беззащитность под сомнение. Не я взял ее, а она взяла меня, уверенно и цинично. Она делала мною то, чего ей хотелось, и когда все закончилось, я не был уверен, что хотел бы когда-нибудь начать это снова. Она подкурила сигарету и передала ее мне, закурила сама. За открытым окном неслись тысячи автомобилей, а мы без движения лежали на огромном матрасе. - Ты еще что-то хотела мне сказать? Мой голос звучит в ее спальне слегка неестественно - в первый раз. - Ты - не брат Дали, - отвечает она. - Тогда кто ты? 27. Интимные особенности шахматистов - Откуда мне знать, как она это поняла? Я думаю, она тебя на пушку брала, а ты повелся. - Я не повелся, - отвечаю. - Я просто встал, оделся и ушел. Два часа дня. Мы сидим в небольшом суши-баре. Перед Ван Гогом кроме фарфоровой посуды стоит мой нотбук с отчетом о встрече с Яблонской. - У Дали член был очень большой. А ты, видно, в этом плане на его брата не потянул, - слова Дали звучат как приговор. - У меня тоже не самый маленький член, - пытаюсь оправдаться я. - Больше среднего, я думаю. - У него был очень большой. Я в бане видел. Ты себе такие размеры и представить не можешь. - А я и не собираюсь представлять, - перебиваю я Ван Гога, и он меняет тему разговора: - Ренуар говорил, ты смотрел книги Сальвадора. Что-нибудь интересное нашел? Я открываю файл со списком книг. - Ван Гог не был библиофилом - мы нашли у него всего книг пятьдесят. Названия четырех из них, которые меня больше всего заинтересовали, выделены жирным шрифтом. - "Владимир Набоков. Защита Лужина", "История шахмат" на английском языке, "Льюис Кэррол. Алиса в зазеркалье", "150 шахматных задач", - прочитал Ван Гог. - А причем здесь "Алиса"? - Зазеркалье - это шахматная доска. - Точно, - припомнил он. - Дали не интересовался шахматами, насколько я знаю. - Все книги в хорошем состоянии, их читали не больше одного раза, - сказал я. - Мы нашли чек от "Алисы" и "Шахматных задач". Эти книги были куплены им сразу после Тренинга. Другие две, предположительно, тоже. - Были пометки на полях? - поинтересовался Винсент. - Нет, никаких. - Тобою интересовался Миро. Ты видел его вчера? - Да, он заходил поболтать. - О чем вы разговаривали? - О Сальвадоре. Но ничего нового он мне не сообщил. - Ты должен быть максимально внимателен, Альбрехт! Лови каждое слово, записывай все, - он замолчал на секунду, - Шахматы. Причем здесь шахматы? - Жизнь подчиняется определенным законам, как и шахматы, - сказал я. - Конечно, это банально, но люди могут представляться кому-либо просто шахматными фигурами. Шахматы напоминают жизнь... - Все напоминает жизнь, - перебил Ван Гог. - Здесь есть какая-то другая связь... - У Пикассо была семья? - спросил я. - Жена, детей не было. - Можешь ли ты меня познакомить с женой Пабло? - Я сам с ней поговорю, - ответил Ван Гог. - Что ты хотел узнать у нее? - Какие книги он читал в последнее время? - Ван Гог записывал. - Как он относился к шахматам? Не посещал ли он Тренинг? Как он относился к Яблонской? - На этот вопрос я тебе отвечу лучше, чем его жена, - сказал Винсент, отложив ручку. - Пикассо и Яблонская были любовниками. У Ван Гога зазвонил телефон. - Это ребята, - сказал мне Винсент через минуту. - Мы встречаемся с ними через два часа. Гоген завезет тебя домой - переодеться. Возьми деньги, чтобы чувствовать себя комфортнее. Он дал мне тысячу долларов, и я поехал домой. 28. Средство против усталости Я чувствовал себя очень уставшим. Последние несколько дней были слишком динамичны для меня. Жизнь Альбрехта Дали на глазах обрастала новыми подробностями, не всегда приятными. Мне хотелось чего-то, чего в жизни Альбрехта Дали не было, но я не мог понять, чего именно. По дороге домой я купил последний компакт-диск Яблонской. Мухиной дома не было. Я включил CD и принялся проверять квартиру еще более тщательно, чем раньше - почему-то мне казалось, что сумка с кокаином спрятана именно здесь. Яблонская напевала легкие джазовые мелодии, через две песни на третью срываясь на диско. Пела она действительно неплохо, по крайней мере, ее голос показался запоминающимся. Раньше я ни разу специально ее не слушал. Сумки нигде не было. Зато удалось найти небольшой пакет с кокаином - полграмма, не больше. Мысли о кокаине привели к тому, что я все-таки его отыскал, пусть и в меньшем количестве. Я вынюхал две продолжительные дорожки и передернулся. Реальность быстро подменялась своей кокаиновой копией - более яркой и отзывчивой. По привычке я уселся за компьютер - обычно в это время я работаю минут тридцать-сорок. Вести дневник Альбрехта Дали мне не хотелось, да и рассказывать в нем было нечего. Я провел пальцем по клавиатуре: ЯЧСМИТЬБЮ. Этим я зарабатываю на жизнь - вожу пальцами по клавиатуре, а потом продаю эти ЯЧСМИТЬБЮ, расставляя их в другой последовательности. Так было, когда я был Альбрехтом Дюрером. Я стал Альбрехтом Дали, и ничего не изменилось. Почему Сальвадор использовал для предсмертной записки листок из моей книги? Совпадение. Совпадений не бывает. Я достаю записку Дали из кармана и делаю то, чего не делал никогда раньше - читаю собственную книгу после того, как она была издана. Не буду полностью цитировать то, что я прочитал - художественной ценности этот текст не имеет, уж я-то знаю. Название книги - "Средство против скуки". О том, как три десятиклассника задумывают совершить серию террористических актов в московском метро, и что из всего этого получилось.Текст на странице, которую я держал в руках, начинался словами: "Значит, мы просто пешки в этой игре, просто пешки! Это он все придумал, он нашими руками все проделал и при этом остался в стороне. А теперь мы заперты в ловушке, из которой смог бы найти выход только он!" Другой персонаж советует парню, впавшему в истерику, успокоиться, они все-таки выбираются из западни (кабина машиниста в поезде без тормозов) и аккуратно погибают страниц через десять. Снова шахматы? Или они мерещатся мне под кокаином? Гоген просигналил за окном - пора ехать. 29. Клуб любителей женщин С Миро я столкнулся возле входа в ресторан, в котором мы все встречались. - Нашел сумку? - спросил он после приветствия. - Нет ее, - ответил я. - Я все квартиры осмотрел. - Осмотри еще раз, - посоветовал Миро. - Если хочешь, я вместе с тобой поезжу. За столиком уже сидели Ван Гог с Роденом, а также молодой человек неопределенного рода занятий, которого все звали "Марик" - Марк Шагал. Ван Гог: Ну что, так и будем висеть в кабаках, ничего не предпринимая? Шагал: Ты о чем, Винсент? Ван Гог: Тебя, Марк, это тоже касается. Речь идет о двух самоубийствах. Роден: Винсент считает, что последует третье, четвертое... Шагал: Понятно. Винсент рассказывал мне о своих опасениях. Миро: А если мы просто уберем Яблонскую? Роден: А если это просто самоубийства? Шагал: Убийство Яблонской - проще сказать, чем сделать. Она - звезда. Я не стал бы с этим связываться. Миро: Мы можем обойтись и без тебя. Шагал: Пойми меня правильно, Жоан. Во-первых, она женщина. Во-вторых, мне нравится, как она поет... Ван Гог: А как она посылает наших друзей на тот свет, тебе нравится? Роден: Вам нужно остыть, ребята. Вы так серьезно обсуждаете убийство Татьяны! Придите в себя! У нас нет никаких доказательств того, что она причастна к самоубийствам. Миро: Завещание Дали - лучшее доказательство. Она стоит за Тренингом. Она присвоила себе все деньги. Роден: Каждому из нас выгодна смерть другого. Не нужно начинать то, что наверняка закончится обоймой трупов. Ван Гог: Начало уже положено. И, заметь, не нами! Роден: Я отказываюсь продолжать эту тему. Я - против. Это мое мнение, и ты его слышал. Шагал: Огюст прав - вы