проехали чуть больше трехсот километров. Нас немного смущало, что впереди была полная неопределенность. Кроме конечной точки нашего вояжа нам не было известно ничего. Мы въезжали в Rockhampton. На въезде - огромная "статуя" черно-белой коровы. Оказывается, этот район славится своим молочным стадом. Не успели проехать по городу и километра, как на большой рекламной доске увидели надпись "Тропик Козерога" и рядом - инфоцентр. Саша свернул к нему. У входа нечто из разряда географических меток - каменная тумба с вмонтированной старой бронзовой плитой, на которой надпись "Именно тут проходит параллель 23 градуса 30 минут 13 секунд южной широты". Дело было в полдень 23 декабря, солнце жарило на совершенно чистом небе, его лучи били прямо в макушку, а тени под ногами не было вообще! Ну, она была, конечно, но такой маленькой я еще не видел ее никогда - только под ногами. Встретить день летнего солнцестояния на тропике Козерога в полдень - это удача... Нам повезло еще раз - вежливая худая девица из оффиса инфоцентра обзвонила своих коллег в Arlie Beach и устроила нам двухдневный тур на коралловые острова и двухкомнатный номер в мотеле под интригующим названием "Зеленая лягушка". По сути дела, мы добыли себе "путевку в санаторий". Довольные таким развитием событий, мы пообедали в ресторане и тронулись в путь. Жены наши оживленно разговаривали, успокоенные нашим устроенным ближайшим будущим Пока едешь эту тысячу километров, успеваешь поговорить обо всем, но ведь не все время говорить. Иногда и молчишь, размышляешь о чем-то. Поводов для размышления всегда достаточно... Мы захватили с собой кучу аудиокассет с самой разнообразной музыкой - каждый взял с собой его любимое. И вот представьте: солнце только село, еще светло, но уже все серое, дорога прямая, пустынная, по обе стороны густой эвкалиптовый лес, а из динамиков несется "По Смоленской дороге леса, леса, леса...". И чувствуешь, что и в Австралии он уместен, этот Булат... И не хочется говорить, а только слушать, слушать... Мы могли доехать до Airlie Beach за ночь, но провести всю ночь за рулем, чтобы наутро оказаться у цели путешествия сонными тетерями нам показалось нестоящим делом. Мы стали искать ночлег. Надо сказать, что типичная австралийская автострада - это в первую очередь огромные расстояния, крупные населенные пункты попадаются редко, между ними дистанция во многие десятки, а то и сотни километров. Чаще можно встретить отдельные фермы с домами у дороги. Но бизнес есть бизнес. Бензин автомобилю нужен на любой дороге, и предприимчивые люди так строят свои бензоколонки, чтобы между ними ты проехал, истратив более полубака топлива и соблазнился бы заправиться снова. А уж заодно ты купишь и пакетик чипсов, газету, бутылку сока или молока. Иногда рядом с такой бензоколонкой располагаются придорожные мотели. Было уже около десяти вечера, когда мы увидели огни бензоколонки. Но нас привлекла не она. Чуть дальше по дороге стояли два мотеля. Один против другого через дорогу. Мы подъехали к тому, что стоял на нашей левой стороне дороги. В оффисе за стойкой был один хозяин. Узнав, что нам надо, он предложил нам номер за 75 долларов. Я бы согласился, не торгуясь. Но Саша, как тертый калач, спросил его, не сбросит ли он нам цену, и угрозил пойти ночевать в мотель напротив. Реакция была неожиданной для меня - хозяин моментально согласился! И за 65 долларов мы провели ночь в просторном номере со всеми удобствами... И я вспомнил свои постоянные командировочные мучения в Москве. Если ты прилетал под вечер, то с высокой долей вероятности мог провести ночь и на скамейке в зале ожидания на вокзале. По-крайней мере, я не забуду свою первую командировку в Москву, когда я, двадцати трех лет от роду, никого не зная и еще ничего не понимая, бродил по ночной Москве, пока меня не подобрал шофер троллейбуса, собиравший на работу своих коллег... Или же ты был рад "номеру", в котором стояли 12 коек и столько же тумбочек и тебе в очередной раз приходилось убеждаться в справедливости закона - храпящий засыпает первым... Мы встали рано утром в хорошем настроении. В холодильнике было свежее молоко, рядом с электрочайником - пакетики с чаем и кофе, на тарелке - горка печенья. Позавтракали и погнали дальше. Сейчас меня уже не удивляют австралийские дороги - проехав в автомобиле за семь лет более 150 тысяч километров, я уже воспринимаю все, что связано с дорогой, как обыденное и неудивительное. Но все же... Дорога в городе и дорога за городом отличаются в первую очередь траффиком - плотностью движения. Ты можешь проехать за городом десятки километров, не встретив ни одной машины., не увидев ни одного человека. Ряды движения шире, чем в городе, и разрешенная скорость выше ста. Полотно дороги ровное, бетонное, с четкой разметкой. И только по обочинам то тут, то там валяются клочья от разорванных шин - не выдерживают длительной скоростной гонки... Начинаешь понимать, почему австралы ценят в автомобиле в первую очередь его надежность. Конечно, если у тебя что-то случилось с машиной на трассе, тебе стоит позвонить по телефону, который стоит у автострады не далее километра от тебя, и к тебе приедут из NRMA. Они наладят твою машину, если с ней не случилось криминала, а если ее придется чинить в мастерской, то и отвезут ее туда, но ведь ты ломаешь свои планы... Что кажется мне характерным, так это необычный вид австралийских горизонтов. Вроде бы ничего удивительного - холмистая местность, вся покрытая зеленью травы или леса, но вдруг на горизонте замечаешь едва проступающий на бледно голубом фоне островерхий силуэт огромной горы, одинокой и нелепой в своем одиночестве. По мере приближения к ней удивляешься все больше. Это не сглаженная безлесая пологая гора, каких много на Южном Урале. Нет, это Казбек в миниатюре, острозубый, с очень крутыми склонами, каменная скала в несколько сот метров высотой, заросшая деревьями, черт-те как умудрившимися вырасти на камнях. Дорога проходит у самого подножия горы, ты задираешь голову вверх, пытаясь ухватить взглядом вершину, и поражаешься той мощи, что сотворила такое чудо... Такие внезапные одинокие скалистые горки встречаются часто. Я привык к "российской логике рельефа", когда почти плоская равнина средней полосы медленно и неохотно переходит в старые Уральские горы, а , миновав их, снова расстилается Зауральской степью. А тут... Разве увидишь под Пензой Казбек?... Иногда я удивляюсь себе сам. Став с возрастом слегка мудрее, я спрашиваю себя иногда - ну куда меня несет, чего я не видел в этих новых местах? И не могу ответить. Мне просто интересно. Я подозреваю, что если бы я жил во времена Магеллана, то я бы записался в его экспедицию. Ведь доходило до смешного! Как-то мне в командировке нужно было из Николаева попасть в Москву. Был прямой самолет, и были билеты... Но еще был рейс Николаев - Воронеж. А в Воронеже я тогда еще не был. И я полетел в Воронеж! Я приехал с аэропорта на вокзал, купил билет на поезд до Москвы, что уходил вечером, и потратил несколько часов на осмотр города. Отметился... В Австралии столько новых и красивых мест, что никакой мудрости не хватит, чтобы удержаться от путешествий. Есть, правда, два совершенно реальных ограничителя - жена и деньги. Я знаю тут некоторых мужиков, которые вполне могут путешествовать одни, без жены. Но я так не могу. За долгие годы супружества у нас с Натальей сложился такой способ проведения досуга, когда отдыхать порознь мы себе не представляем. Меня все несет в облака, а она у меня женщина мудрая, рулит мной куда надо. И я должен признать, что очень часто она оказывается права... Бывают у нас разногласия, но это касается вождения автомобиля. Ой, ребята, если оба - муж и жена - водят авто, то поводов для семейных разборок у вас будет достаточно. Мало того, что я научил ее водить машину и отличать радиатор от карбюратора, так теперь она без моей помощи уже может диагностировать некоторые неисправности, а водит внимательнее, чем я сам. Правда, в наш гараж, расположенный так, что для того, чтобы поставить в него машину, надо сделать хитрые маневры задним ходом , она въезжать не умеет. Это всегда делаю я, даже если она везет меня домой с пьянки и я здорово навеселе... А ограничение по деньгам - вещь понятная. Дальнее путешествие - большие деньги. И позволить его себе можно не часто. Есть еще одно, неприятное для меня, обстоятельство. Я стал замечать, что иногда "выпадаю" за рулем. Задумаешься о чем-то, глядишь - едешь не туда. Ладно еще, если просто не туда, куда надо. А если пропустишь красный светофор или ... мало ли чего не заметит "задумчивый кенгуру" (с) Э.М.Ремарк. Мой знакомый, профессор математики в Сиднейском университете, ездит на работу и с работы в автобусе, испытывая кучу неудобств. Потому, что так часто "выпадает", что просто боится сесть за руль... Дорога, дорога... Бог мой, скольких людей она очаровывала, сколько мыслей она вызывала, сколько идей она сгенерировала... Смотришь на бегущую на тебя дорогу. Австралия... А мысли о другой стране, уже далекой, той, что на холодном севере...Удивительное дело! Родился я не там, а в городе, что "...дал миру столько поэтов, музыкантов, моряков и правонарушителей", у моря под южным солнцем, но всю сознательную жизнь провел в холодных снегах, что лежали с октября по май, замерзал даже летом, напяливая на себя все теплое в бессильной злобе на свой миллиметровой толщины подкожный жировой слой, а сейчас, под этим жарким австралийским солнцем , что сияет в высоком небе круглый год, часто вспоминаю эти белые снега с оглушительной тишиной ... Странно устроен человек... Вы не замечали, как ведут себя люди в дороге? Даже в метро. Вы едете в вагоне, народу не то, чтобы тесно, но все сидячие места заняты и некоторые пассажиры стоят. Люди разглядывают свое отражение в окнах, за окнами ничего не видно. Люди думают. Каждый о своем. Все нормально. Но вот поезд остановился в туннеле - что-то со светофором или впереди затор. И люди перестают думать. Все задаются вопросом - что случилось? А в принципе, почти ничего не случилось - все остались на своих местах, прекратилось только движение. Оно, это движение, создает у человека ощущение, что все в порядке, успокойся, можешь думать, позволь себе это... Сколько времени ехал Радищев из Питербурга в Москву? Один. Сколько передумал всего...Мы никогда не узнаем, о чем думал Беринг, пока добирался из Питера до Камчатки... Дорога дает пищу для размышлений. Если тебе нравится размышлять... Сказать, что Австралия красива - не сказать ничего. Она уникально красива. Эта уникальность, по-моему, есть следствие того, что этот материк - огромная скала, миллионы лет изолированная от остального мира в благодатной полосе тропиков. Скалы везде. Весь Сидней стоит на скалах. Уже двести лет люди вырубают в них проходы, роют тоннели, бурят. На хайвее Сидней - Брисбен есть участки, вырубленные в скалах. Мчишься по дну искусственного каньона высотой метров сорок. Когда-то, миллионы лет назад, тут был вулканический ад. Следы вулканической активности встречаются часто. Скалы то внезапно обрываются пропастями, то стелятся почти горизонтально, что можно видеть в южной части Западной Австралии, то как в застывшей волне замирают, удивляя своей невероятной формой, то вздымаются вдруг на совершенно ровном месте зубастым шипом... Почвы в Австралии очень бедные. В основном - песчаные и краснозем. Но на этих песках растет буквально все! Есть тут такой декоративный кустарник, что растет на ... стенах домов, на заборах. Впечатление такое, что вся стена покрыта густым мелко-лиственным ковром. Если воткнуть лопату в "землю", то вряд ли она войдет в нее на половину штыка. Дальше - камень. Фикусы, те, что мы привыкли видеть растущими в кадках домов культуры, тут - это огромные деревья, по два-три метра в диаметре у основания. А корни их растут не вглубь, а вширь, расходясь почти по поверхности земли.... Часто встречаем дорожные знаки с изображением кенгуру и надпись "Next 27 km" - будь внимателен, возможно, что на дорогу выбежит кенгуру. Но на этот раз они нам не попадались, хотя уже кем-то раздавленных видели много раз... Рядом с бензоколонкой - МакДональдс. Сидим, перекусываем. Подъезжает междугородный автобус. Из него медленно выходят пассажиры. Все - глубокие старики. В основном - женщины. Одеты даже кокетливо. Никакой усталости на лицах нет. Смеются, шутят. Путешествуют из Брисбена в Кэйрнс. Около 1500 километров. Но в автобусе кондиционер, туалет и полный сервис. Можно и не устать... К вечеру въезжаем в Airlie Beach. Первым делом находим "Зеленую лягушку". Симпатично расположенные в пальмовой роще домики. К каждому ведет асфальтовая дорожка, по которой можно в машине подъехать к дверям. Полный комфорт. Рядом - бассейн. Название мотеля с обоснованием - после захода солнца по террасе запрыгали лягушки . Маленькие, с круглыми присосками на концах "пальцев", там, где у обычных лягушек коготки. Могут лазать по вертикальной стенке. Смешные и безобидные... На осмотр городка уже нет ни сил, ни желания. Заехали в шоп, закупили продуктов и вина, в веселой суетне приготовили еду и расслабились... Наутро за нами заехал автобус и увез на пристань. Нас встретила стройная девица и провела мимо множества разнообразных яхт и катеров к пароходику средней величины, похожему на те, что плавают по российским рекам. Таких, как мы, там собралось человек тридцать. Публика собралась разноликая, но вся сплошь - молодая. Мы опять оказались самыми пожилыми... Все-таки интересная вещь, эта австралийская национальная смесь! Лет еще двадцать назад встретить, скажем, негра в Уфе или Свердловске было событием. А сейчас, выйдя просто на набережную в своем Куджи, я могу встретить любого. Очень типичен вопрос, который задают при знакомстве: "Откуда вы приехали в Австралию?". В 1981 году число граждан Австралии, родившихся за ее пределами, составляло 22%. Сегодня их уже 30%... Наш пароходик медленно пробирался по узким проходам чистой воды, стараясь не задеть ни одну из множества яхт, плотно стоящих у пирсов, к выходу из бухты. Когда мы миновали маяк, капитан прибавил газу , положил штурвал на правый борт, и мы двинулись вдоль берега на юг, к островам. Их было видно еще с берега, но теперь они приближались прямо на глазах. Кто из нас не читал о пиратах, зарытых сокровищах, тропических островах, ставших пристанищем морским бродягам? И вот они передо мною, эти тропические острова! Конечно, мне давно не семнадцать лет, но вид этих островов способен вывернуть душу и шестидесятилетнего старика. Скалистые , покрытые лесом, с уютными закрытыми бухтами, где спокойно могут стоять большие парусники, с песчанными пляжами, окаймленными пальмовыми рощами, они отвечали самым старым моим представлениям о том, как должны выглядеть тропические острова. Сознание того, что мое еще детское воображение когда-то сработало правильно, так веселило душу, что хорошее настроение уже не покидало меня. Команду нашего кораблика составляли капитан - хозяин и три девчушки. Две из них были инструкторами подводного плавания и учили нас, туристов, обращаться с аквалангами , масками и предупреждали об опасностях. Заодно они возились на камбузе, готовя нам еду. Островов было много. Они были густо рассыпаны вблизи друг от друга, создавая сложный архипелаг со множеством проливов, по которым шастали парусные и моторные яхты. На стене капитанской рубки висела карта этого архипелага, и я мог ориентироваться. На каждом острове, мимо которого мы проплывали, можно было видеть красивые здания. Как сказал капитан, это были фешенебельные отели для зажиточных туристов. Сделав важное лицо, он сообщил, что цена однодневного пребывания в таком отеле достигает 3500 долларов! И добавил, что вакансий в них практически не бывает. Буковаться надо за несколько месяцев! Моего воображения не хватает, чтобы представить себе, что может стоить таких денег. Тем не менее... Погода стояла подходящая. Солнышко, редкие облачка, слабый бриз, мелкая волна... Мы входили в обширную лагуну безымянного острова с великолепным песчанным пляжем. Капитан бросил якорь метрах в тридцати от берега, и нас на моторной шлюпке перевезли на берег. Нам дали два часа на отдых. Мы устроились в тени на белом песке. Рядом росли кокосовые пальмы и несколько орехов лежали на песке у наших ног. Они были переспелыми и покрыты, как выдра, щетинистым ворсом. Вода в океане была как парное молоко. Погрузившись в нее с головой, все равно не получаешь живительной прохлады. На другом конце пляжа, уткнувшись в песок, стоят два гидросамолета. Меня тянет к ним. Подхожу, разглядываю. Летчики сидят на песке с теми, кого привезли на отдых. Закусывают, жуют. Типичные австралийские семьи - супруги и дети. По виду - китайцы. Самолеты простые, но сделаны хорошо. Двигатели - шестицилиндровые Lycoming. Лошадей 150 будет... За два часа, что мы провели на этом пляже, самолеты взлетали с воды и садились на нее несколько раз, подвозя и увозя новых туристов. Если бы не такое количество народу, если бы ничто не напоминало о том, что сейчас 21 век, то на таком острове можно забыть обо всем на свете... Выйдя из лагуны, капитан объявил пассажирам, что сейчас мы направляемся к коралловому острову. Минут через 15 он бросил якорь метрах в 100 от живописного берега. На этих ста метрах на глубине 3...5 метров была колония кораллов. Нам раздали маски и ласты и объяснили, где мы можем резвиться в своем любопытстве. Это пространство было довольно большим, и нам не удалось в отведенное время его все исследовать. Все дружненько попрыгали в воду и уткнулись взглядами на дно. В масках все женщины одинаковы. Пока мы с Сашей разобрались, где наши жены, пока они корректировали ремни на масках и трубках, все оторвались от нас. Мы начали неторопливо. Я умею хорошо нырять - когда-то мне не составляло труда проплыть под водой метров 30, да и глубина в 10 метров меня и сейчас не пугает. Вынужденный одеть маску без очков, я придерживался такой тактики - общий обзор с поверхности, детальное ознакомление - нырянием. В самом глубоком месте было не более пяти метров, так что проблем не было. Наташа и Таня плавали без ныряния с пенопластиковыми палками - это хорошо помогало экономить их силы. Вода была чистой, спокойной и теплой (потом мне показалось, что не такой уж и теплой). С первого взгляда на дно я понял, что плавать мы будем долго. Такой красоты я еще не видел. До этого я нырял в Одессе, Евпатории, Ялте, Гаграх, Сочи, Николаеве, Поти. Везде было почти однообразное дно, разбавленное отдельными скалами. И почти никогда не видел рядом с собой рыб. Может быть, только морских коньков, крабов, иногда - одинокого бычка. Тут же был настоящий рыбный рынок. Они плавали косяками и в них плавали рыбы разных "сортов". Они были каких-то фантастических форм и расцветок. Я уже давно видел фотографии австралийских рыб и был готов к встрече с ними, но твердо могу сказать, что неподготовленному к такой встрече товарищу вполне можно сойти с ума - не укладывается в голове, что такое вообще возможно! Рыбы нисколько не боялись, не шарахались от меня в стороны, даже тогда, когда я протягивал к ним руку, а только неторопливо отплывали на недосягаемую дистанцию. Но рыбы рыбами, а нас интересовали кораллы. Их тоже было большое разнообразие. Внешне они все разные. Одни похожи на камни или скалы, но они - живые организмы. На некоторых из них какое-то подобие цветов, колышащихся под действием течения или волны, но это - часть организма. Были кораллы, внешне похожие на ветвистые оленьи рога или засохшие ветви деревьев... Каждый из нас, обнаружив на дне что-нибудь интересное, высовывался из воды и созывал к себе остальных поделиться радостью открывателя и получить в свой адрес похвалу... Многие кораллы похожи на цветы репейника - они в шипах и колючках. На некоторых - застывшие гроздья цветов - уже окаменели, отжили свое. Тогда - это уже просто камни. Но нас предупредили, чтобы мы ничего руками не трогали. Во-первых, это опасно, можно пораниться. Во-вторых, нельзя наносить ущерб природе. Вот сломаю я кусочек коралла, а природа от этого обеднеет... Ну, вот есть такой бзык у австралов. А может быть, так и надо?... Но ведь я бы не был совком, если бы их слушал. Я нашел гладкий, похожий на большой шар, коралл, и залез на него, стал ногами. Ощущение было такое, что я стою не на камне, а на гимнастическом мате, обтянутом кожей. Я быстро слез с него - мне показалось, что я сделал ему больно... Были кораллы, из которых торчали розовые "пальцы", напоминавшие пальцы человеческого эмбриона из медицинских документальных фильмов. Между ними плавали рыбы... Большинство коралловых "цветов" оставляют впечатление живых, их можно погладить, они мягкие. Некоторые похожи на грибы с невероятным цветовым сочетанием и формой. Я видел "цветы", похожие на скорлупу арахиса. Некоторые кораллы имеют вид ноздреватого камня, из которого торчат "минные рога". Описывая сейчас виденное под водой, я испытываю полное языковое бессилие - я не могу найти подходящие слова, чтобы убедительно передать эту картину и вынужден использовать пошлый прием - это надо видеть самому... Это продолжалось часа два. Я начал замерзать. Температура воды была градусов 23-24, но для меня это не имело значения - важно было только то, что она была ниже температуры тела... Кожа на пальцах рук сморщилась от длительного пребывания в воде. Я еще не стал синий, какими бывают ребятишки, вытащенные родителями из воды от неумеренного в ней пребывания, но чувство озноба уже мешало и портило впечатление. Я сдался первым и с удовольствием растянулся под солнцем на палубе нашего пароходика... Мы вернулись в городок уже вечером. Впечатлений было много и все хорошие. За ужином мы стали обсуждать наши планы. Можно было продолжить коралловую эпопею, уплыть на далекие рифы, но эпидемия авантюризма у наших жен кончилась так же внезапно, как и началась. Они вдруг стали рассудочными и практичными. Их можно понять. Представить их себе с тяжелыми аквалангами на спине мы с Сашей не могли. Им было бы скучно. Ладно, мы пошли им навстречу. Приближался Новый год и мы решили встретить его на Surfers Paradise - популярной Мекке туристов. Это было уже на пути домой, в Сидней. Приехали мы туда на следующий день, отмахав примерно тысячу километров на юг. Долго рыскали в поисках свободных номеров. Свободных было много, но нас не устраивала цена - мы все же не Крезы. Наконец, после примерно часовых поисков мы нашли подходящий двухкомнатный номер в районе Labrador. Номер на третьем этаже с большим балконом и видом на океан. Собственно между океаном и нами был еще длинный узкий остров, тянущийся вдоль берега. В прилив это был полноводный канал, по которому плыли яхты и моторные лодки. В отлив он резко мелел. Погода испортилась. Небо было затянуто тучами, иногда шел дождь. Что делать в такую погоду? Мы играли в преферанс, смотрели телевизор, скучали. Но вот Татьяна, изучая рекламные проспекты, горкой лежащие у телевизора, наткнулась на объявление об однодневном туре на гору Тамбурин. И мы заказали его по телефону. Утром за нами приехал степенный мужик на Land Rover. Это был хозяин семейного туристического бюро. Бизнес такой - развозить туристов в своей машине по разным достопримечательным местам округи. Он же был и нашим гидом. Причем, как мы убедились, гидом весьма информированным и интересным. В ходе этого тура он привез нас в небольшой "краеведческий" музей, где был очень наглядный макет Gold Coast Hinterland, частью которого и является гора Тамбурин. Оказывается, когда-то, около 22 миллионов лет назад, тут был гигантский вулкан, взорвавшийся при извержении. Срезанная и оставшаяся после взрыва нижняя часть вулкана образовала кратер высотой около километра и диаметром 95 километров. Гора Тамбурин есть одна из вершин этого кратера. Внутри кратера теперь Национальный Парк Влажных Тропических Лесов. На гребне кратера - многочисленные жилые поселки и туристические объекты. С наружной стороны кратера - виноградники и другие сельхозугодья. Мы поднимались на Тамбурин-гору по каменистой узкой дороге, лежащей на гребне крутого, под 30-35 градусов, склона. Вокруг стоял густой лес. Гид рассказывал. О лесе, о горе, о вулкане... С утра был густой туман, и с вершины горы не было видно ничего, хотя в ясную погоду можно увидеть Брисбен, что в 100 километрах отсюда. Мы спустились пешком к водопаду, расположенному у подковообразного скалистого обрыва, заросшего буйной тропической зеленью. Было непонятно, откуда он бьет, этот водопад. Вода текла из-под кустов, тихо падая с десятиметровой высоты неширокой красивой пеленой. Гид показал нам на вид совершенно обычные по форме, но желтоватые листья какого-то дерева, одно прикосновение к которым грозит нервным параличем. Он сказал, что однажды такой падающий с дерева лист коснулся его щеки - он едва сумел остаться живым... Мы проходили мимо больших деревьев, которым, по словам нашего гида, более 500 лет. И это было не одиночное дерево, такие попадались на нашем пути довольно часто. В этом путешествии мы вообще узнали много такого, что можно назвать умопомрачительным . Что в Тасмании растет сосна, которой уже 2000 лет - это я знал и до путешествия. Но гид сказал, что на севере Квинсленда есть живое и здоровое дерево, которому как минимум 5000 лет! И что оно - самое древнее из всех известных в мире. Мы узнали, что остров Fraser Island, на котором мы уже побывали, природа строила 500 000 лет! Что вулкан на Тамбурин-горе взорвался 22 миллиона лет назад. Что аборигены Австралии попали сюда 60 тысяч лет назад из Юго-Восточной Азии, и что их первым наскальным рисункам уже 40 тысяч лет. Пожалуй, это самые древние доказательства существования человека... Все древние египтяне, вавилоняне, евреи и индусы могут спокойно спать под колыбельные песни австралийских аборигенов - дети еще в сравнении с ними... Новый год мы встретили в отеле. Приготовили праздничный стол, развесили шары и цветные ленты, закупили подарков друг для друга, заложили в холодильник водку и шампанское... Новый год по-австралийски - это анекдот. На улице жара под тридцать. Если бы не кондиционер - свариться можно. Какая тут елка! Какой Дед Мороз! Все наоборот! Но ледяная водка с селедочкой и бутерброды с икрой - это из нашего арсенала... Наклюкались как настоящие совки. Было весело... Наутро стали собираться домой. Вдруг Наташа кричит с балкона: "Смотрите, акулы!". Мы выбежали на балкон и увидели, как по проливу медленно дефилируют выступающие из воды плавники трех акул. А за ними в моторной лодке плывет мужик из службы спасения , следит, как бы чего не вышло... Домой мы решили ехать другой дорогой, по New England Hwy. Во-первых, наши жены по ней еще не ездили, а, во-вторых, я еще в Сиднее обнаружил на карте НЮУ загадочную надпись - Woollomombi Waterfall. На самом хайвее. Я убедил всех, что надо посмотреть этот водопад. Мы подъехали к нему уже под вечер. Я ожидал увидеть какие-то отвесные крутые скалы или горы, но вокруг был обычный пейзаж - холмы, покрытые лесом, поля с пасущимися быками или овцами... Но указатель на дороге приказал свернуть влево : "Водопад - через 1 км". Мы въехали в негустой лесок и остановились у ограды. Когда мы вышли из машины , подошли к ограде и глянули вниз - мама родная! Представьте, что на ровной земле кто-то вырыл яму диаметром с полкилометра и глубиной триста метров. Яма не круглая, а как замочная скважина. Стенки "ямы" - отвесные скалы . На дне - небольшое озеро. И в это озеро с высоты 260 метров падает вода! По высоте это в четыре раза больше Ниагары, но по мощи - никакого сравнения. Ниагара выигрывает. А тут ширина падающей струи всего несколько метров. Правда, нам объяснили, что сейчас еще не сезон, дождей мало, воды в речке недостаточно, и что когда она полноводна, то эффект гораздо сильнее... Я сделал несколько фотографий, но сам водопад на них виден плохо - воды все-таки было мало... Мы вернулись домой поздно ночью и сразу завалились спать... Так закончилось наше путешествие. СМЕРТЬ ОБХОДИТ ГЛУПЦА СТОРОНОЙ... С некоторых пор мне иногда снится один и тот же сон. Когда это случается, я просыпаюсь и уже не могу заснуть. Я просыпаюсь от ужаса. В моей жизни было несколько происшествий, которые могли закончиться для меня весьма печально, если не сказать трагически. Каждое из них со всеми драматическими подробностями иногда навещает меня во снах. И каждый раз я как бы заново переживаю их, и каждый раз просыпаюсь в тот момент, когда по несвершившемуся сценарию я должен был принять смерть... Мое самое первое в жизни воспоминание связано с опасностью. Сейчас это кажется мне смешным, но я-то помню... Мы идем по Ришельевской и останавливаемся у светофора на Дерибасовской. Этот знаменитый перекресток был первым, который мое сознание записало на мой "хард-диск". Мы - это, конечно, я и еще двое взрослых. Наверное, это были мои отец и мать. Лиц их я не видел, я шел своим ходом, на в меру упругих двухлетних ногах. Мои руки были подняты вверх, и это было очень неудобно - трудно было глазеть по сторонам. Мою левую руку держал отец. Это я сейчас так думаю, потому что я видел только его коричневые брюки. Правую - держала мать. Я видел ее голые ноги и легкую юбку, которая под порывами ветра иногда закрывала мое лицо. Мы подходим к светофору и ждем зеленый, чтобы перейти Ришельевскую и пройтись по Дерибасовской. Я не помню, было ли в тот день тепло, но я помню яркое солнце. Уже потом, когда я стал взрослым и часто пересекал этом перекресток, я видел его под солнцем в разное время суток, и понял, что тогда , в мой первый раз, я был на нем в полдень. Пока не загорелся зеленый свет, я крутил головой в разные стороны и запомнил огромное серое здание Оперного театра. Мой "хард-диск" записал и его. Когда загорелся зеленый, мы ступили на мостовую и стали пересекать Ришельевскую. Нам оставалось пройти совсем немного, когда с Дерибасовской на Ришельевскую стал сворачивать черный автомобиль. Он остановился в одном метре от меня. Я слышал, как отец что-то громко говорил шоферу, возможно, что ругал, но я был в ужасе. Нет, я не плакал. Я просто остолбенел. Меня потрясли эти огромные блестящие на солнце фары! Наверное, я уже успел проэктраполировать на доли секунды вперед и ужаснуться... Отца призвали в армию в июне 41-го. Мы оставались в Одессе. Но уже в июле началась эвакуация. Когда в обстановке паники и суматохи мы с мамой и бабушкой сумели попасть на пароход, нам досталось место на верхней палубе. И только пароход вышел в открытое море, как нас начали бомбить немцы. Сам я этого не помню, но бабушка рассказывала, что закрыла меня собой и в таком положении мы пережили эту бомбежку. Немцы в наш пароход не попали. Тем не менее, спустя несколько часов, я все равно умудрился потеряться и меня "спас" какой-то моряк, который обходил весь пароход, держа меня за руку и крича "Где эта сумашечяя мамаша?"... Войну я пережил почти без приключений. Нас отправили в совхоз на левобережье Волги в Саратовской области. Бабушка сидела со мной дома, а мама работала бухгалтером в совхозе. Иногда она брала меня с собой, когда ей по делам надо было посещать удаленные совхозные отделения. Ей давали лошадь, запряженную в двуколку, она садила меня рядом с собой, и мы целый день разъезжали по степи. Весной степь очень красивая. Ровная-ровная зеленая земля и ярко-желтые тюльпаны. Матери не было и двадцати пяти, она всю жизнь провела в городе, с лошадью ей приходилось трудно. Я помню, как однажды нас в степи застала гроза. Вначале пошел сильный дождь, а потом - град, да такой крупный, что очень быстро вся еще недавно зеленая от травы земля покрылась сплошным белым слоем льда. Градины были с голубиное яйцо. Мы остановились и спрятались под телегой. Градины долбили лошадь. Она и так не была рысаком - старая и флегматичная. А тут она просто упала на колени. Мама подумала, что лошадь умерла. Если бы это произошло, мы бы не добрались до дома. Но все обошлось. Маме с трудом удалось уговорить лошадь встать и мы кое-как доехали до дома. Приехали в сплошной темноте. Бабушка с плачем металась по двору... Вернулись в Одессу в июле 45-го. Было тяжело. Отец погиб на фронте. Всем жилось трудно. Мне было шесть лет, и компания моих сверстников была весьма шустрой. Для меня это было веселое время. Тогда каждый из нас носил на себе следы мальчишеского озорства - шрамы от пуль и осколков, обожженные порохом ресницы, брови. Но мы росли ловкими, смелыми и предприимчивыми. Тогда я научился плавать и нырять. Из этого возраста я вышел со шрамами от пули под коленом и от острозубого куска чугунного котла, разбитого специально , что заложил в рогатку мой неприятель из соседнего двора. Это, считай, повезло. Могло быть хуже... Лет до пятнадцати чувство страха меня не посещало. Видимо, еще мозги не совсем загустели, что-то еще не сформировалось внутри. Впервые настоящий страх я испытал в пятнадцать, когда мы уже переехали в Уфу. Мы жили в четырехэтажном доме для офицеров гарнизона. Это был простой, без излишеств кирпичный дом, который строили пленные японцы. Три подъезда, сорок восемь квартир. В каждой есть дети. Сверстников полно. Как-то летом в жаркий день я вышел во двор. У соседнего подъезда , облокотясь плечом о стену, стоял Борька Гурьев. Он был старше меня на год и перешел в девятый класс. В руке он держал настоящий теннисный мяч и неторопливо стучал им о бетонный пол подъездного крыльца. Делал он это ловко, ему не приходилось даже менять позу - его плечо касалось стены, одна нога была согнута и упиралась носком ботинка в землю, а вторая рука пребывала в кармане брюк. В те времена настоящий теннисный мяч был редкостью. Меня поймут те, кто чувствует упругую легкость его полета, заданную почти невидимым ловким движением руки. Мы стали перекидываться этим мячом. Сначала мы стояли близко один от другого и посылали мяч, ударив его о землю, чтобы, отскочив от нее, он попал в другие руки. Потом мы стали увеличивать расстояние. При этом мы уже просто кидали мяч, как камень. И тут Борька предложил: Давай перебрасывать мяч через дом, над крышей! Сможешь? Я посмотрел вверх. До крыши было метров двенадцать. Ширина дома - еще метров десять. Да сама крыша была крутая, до конька метра три. У меня было чувство, что я смогу это сделать, да и вызов был брошен. Борька был, конечно, сильнее меня - он был старше, занимался гимнастикой и штангой. Был силовиком. А я - гонял в футбол, да только начал заниматься баскетболом. И я согласился. Борька размахнулся и легко перекинул мяч через крышу. Я обежал дом и увидел скачущий по двору теннисный мяч. Я поймал его, подошел поближе к дому и стал примериваться. Слишком близко к стене стоять было нельзя - траектория будет, как у гаубицы, свечкой. Я отошел, размахнулся, и со всей силой швырнул мяч. Слышу, как Борька кричит: Есть! Лови! Мы начали дуэль. Борьке она давалась легко. Мне же каждый раз надо было упираться изо всех сил. Я не помню, сколько раз мне удалось перекинуть мяч, но раз десять удалось. На одинадцатый раз я не услышал борькиного "есть". Через сквозной подъезд я выбежал к Борьке. Где мяч? А ты бросал? Значит, на крыше лежит. Иди и доставай! Теннисный мяч был ценностью, и борькино требование было законным. И я полез на крышу. По пожарной лестнице я быстро добрался до крыши. Такое мы проделывали не раз. Теперь надо было найти мяч. На моей, южной стороне дома, его не было. Значит, он где-то на другой, северной. Я осторожно долез до конька и увидел его сразу. Он лежал в водосточном желобе на самом краю крыши. Я ринулся к нему. Но тут же спохватился - а как же я буду его доставать? Крыша была очень крутой - градусов сорок, покрыта была листами кровельного железа, никакого ограждения у водосточных желобов не было. Я начал осознавать опасность предприятия. Вылет козырька был около метра, под ногами я не чувствовал прочного основания - все колыхалось и скрипело. И тут мне пришла в голову мысль, которая тогда показалась мне очень удачной, но которую сейчас я даже мыслью назвать не могу. Я лег животом на крышу головой к ее краю и начал медленно спускаться к желобу. Как на снежной горке. Когда моя рука дотянулась до мяча, я осторожно взял его и тут же опустил за желоб. Я слышал, как он стукнулся о землю и как Борька крикнул "Есть!". И тут я посмотрел на землю... Лучше бы я этого не делал! Я понял, что если я упаду, то от меня ничего не останется. Мрачного юмора добавляло то, что я буду лежать как раз под окнами нашей квартиры, и первой мой окровавленный труп увидит моя бабушка... Я закрыл глаза. Мои руки дрожали, на лбу выступил пот. Я попытался отползти от желоба назад, вверх к коньку. К своему ужасу я обнаружил, что не могу этого сделать! Поза годилась для лазания по-пластунски, но только вперед, а назад, да еще и вверх - ну никак! Оттолкнуться руками от желоба было невозможно - его жесть прогнулась от моего легкого прикосновения. Впервые мне стало себя жаль. Мне не хотелось умирать. Это сейчас я понимаю, что когда ругаешь себя дураком, то знаешь, что хоть и дураком, но жив будешь. А вот когда становится себя жалко, то можешь в живых и не остаться... Не помню, сколько времени мне понадобилось, чтобы я обрел способность думать. Я лежал неподвижно, боясь пошевелиться. Оглянувшись по сторонам, я увидел справа сзади слуховое окно. До него по прямой было метров десять. Я мог совершать только змее-крабо-червячные телодвижения вбок, по направлению к этому окну. Еще не отдавая себе отчета, я стал осторожно, как-то плоско-параллельно переползать вправо, но при этом сантиметр за сантиметром смещаться вверх, прочь от страшной пропасти. Мне мешало все - раскаленная крыша, ребра кровельных листов, рубашка, вылезшая из штанов, кровь, прилившая к голове со всего тела, и мой страх. Я повеселел только тогда, когда отполз от края метра на два. Тогда я, лежа на животе, умудрился как-то развернуться на месте и перекатился на спину. Я поверил, что останусь живой. Полежав несколько минут и придя в себя, я сел, потом осторожно встал и медленно двинулся к слуховому окну. Достигнув его, я перевел дух. Через окно я влез на чердак - спускаться с крыши по пожарной лестнице было страшно. Для этого надо было с конька спускаться снова к желобу, но с южной стороны. Для моих нервов это было слишком... Теперь мне иногда снится, что я лечу головой вниз с этой чертовой крыши. В этот момент я всегда просыпаюсь... Летом 59 года, после окончания третьего курса, у нас была производственная практика. Мы работали в литейных цехах на моторном заводе. Мать с отчимом, братом и сестрой уехали в отпуск в Одессу. Я приехал к ним после окончания практики. Отпуск в Одессе без моря я не представляю. И не надо мне никаких пляжей, кроме моей родной Отрады. Тут я знаю каждый камень с детства. Сейчас его весь переделали, утыкали волнорезами и благоустроили, а еще в 59-м он был почти таким же диким, как и в 45-м. Я не люблю многолюдья. Выбираю пустынное место у камней, лежу себе под ласковым солнцем, загораю, размышляю. Станет жарко - войду в воду... Этим утром было тихо, безветренно. Вода в море стояла как озерная - ни малейшего намека на волну. Я плыл на солнце. В чистой прозрачной воде дно просматривалось хорошо. Я плыл брассом. Каждый гребок приносил удовольствие, наплыв был хорош, сил в себе я чувствовал немеряно. Заградительные буйки, заплывать за которые не разрешалось, остались далеко позади. Я остановился и лег на спину. Небо