ния автомобиля, и тот останавливается. Нужно только вовремя застопорить машину, а то если зазеваешься, то она рванет назад: ведь сжатый газ - та же сжатая пружина! Затем шло переключение гидронасоса на режим гидродвигателя. Теперь в него запускалось масло под давлением, и гидродвигатель, вместо обычного двигателя, разгонял автобус. Одним словом, в принципе происходило то же, что и в маховично-вариаторном "гибриде", только вместо маховика были гидроаккумуляторы, а вместо вариатора - гидромашина. Все устройство получилось в несколько раз больше и тяжелее маховичного варианта, оно уже занимало всю заднюю часть салона автобуса. Но зато все части его можно было купить готовыми, о чем мечтал зам. министра автомобильной промышленности. Я понимал, что, как и в случае с маховичным гибридом, "смертником-испытателем" должен был стать я. Какое же я имел моральное право посадить рядом с адской машиной другого человека, и чтобы он еще и управлял ею? А главное - сел бы он туда сам? Поэтому мы отгородили весь "задок" салона стальным листом, поставили туда эти бомбы-баллоны и соединили их гибкими шлангами в руку толщиной с гидромашиной, расположенной под сиденьем. Хуже моего положения трудно было и представить. Я сидел на гидромашине, в которой было 250 атмосфер давления, широко расставив ноги, а между моими ногами проходили гибкие шланги на те же 250 атмосфер. Это они только без давления были гибкими, а когда подавали давление, то у них наступала такая "эрекция", что в сторону не сдвинешь - твердые, как стальные! Все оборудование - экспериментальное, гарантии на него не было! Разорвется баллон - снесет голову на фиг! Но это полбеды. Оторвется штуцер от шланга или порвется сам шланг - а это было в сотни раз вероятнее - я мог бы остаться жив, но кому такая жизнь нужна? Вы не забыли, где проходили шланги? Они начинались примерно с уровня моих колен, проходили между ногами и уходили к гидромашине, на которой я сидел. Прорвись хоть что-то - и сколько одних Тамар осталось бы без "техобслуживания", не говоря уже о других именах! Особенный ужас вселял в меня мой новый дружок Федя Киров, увлекшийся теми же идеями и считавший себя моим учеником. Он рассказывал про случай, когда прорвало такой шланг высокого давления, и тонкая струйка масла "впилась" в человека. В считанные секунды вся кровь у него из сосудов была вытеснена маслом! Ничего себе перспектива! Федя Киров жил в Ильичевске, городке-порте близ Одессы. Он настолько увлекся моей маховичной тематикой, что бросил работу в порту, и организовал научно-исследовательскую лабораторию при одном из ВУЗов Одессы. Все время он проводил в поездках ко мне и обратно в Ильичевск. Федя был на несколько лет старше меня, не дурак выпить и погулять. "Свой в доску", одним словом. С ним связан целый этап в моей жизни. Этап яркий, но короткий - Федя Киров, к сожалению, погиб в авиакатастрофе, в одном из своих "челночных" перелетов, лет через семь после нашего знакомства. Но как вы понимаете, я остался жив. Более того, то, что я сейчас женат, свидетельствует о том, что шланги во время работы не прохудились и не сделали меня кастратом. Но однажды я перепугался здорово. Все, кто хоть чуть-чуть знает автомобиль, поймут меня. Испытания автобуса заключались в следующем. Во рту у меня был свисток и для начала движения я свистел один раз. Стасик Слепухов трогал с места и разгонял автобус. Два свистка - он устанавливал нейтраль в коробке, а я подключал гидромашину. Автобус останавливался, и Стасик ставил его на "ручник". Три свистка - автобус снимался с ручника, и с той же нейтралью в коробке разгонялся этак до 40-50 километров в час с подключенным к трансмиссии гидродвигателем. Вот и весь цикл. Двигательный отсек сзади был открыт, шкивы двигателя были выкрашены "зеброй", и народ мог видеть, что автобус разгонялся без участия двигателя - тот был неподвижен! Этот автобус в конце 70-х годов множество раз был показан и в кино, и по телевидению. Чудо советской техники - экономится половина топлива, в десятки раз снижается токсичность выхлопа! Все эти лозунги остались словами! Советская автомобильная техника начала свое медленное умирание, а за рубежом были свои решения и патенты. Теперь о том, как я чуть ни стал импотентом, а в лучшим случае - заикой. Стасик Слепухов не выполнил мои указания в точности и оставил коробку включенной на первой передаче, лишь выжав сцепление при разгоне на "гибриде". Все равно потом надо начинать с первой передачи! А тут такая тонкость - ведь коробка была постоянно соединена с ведущими колесами автомобиля. И только нейтраль предохраняла сцепление от разноса. Посудите сами - при 50 километрах в час колеса автобуса делают около 4,5 оборотов в секунду. Главная передача автобуса повышает эту скорость в 10 раз, а первая передача коробки - еще почти в 8! В результате диск сцепления должен был разогнаться до 360 оборотов в секунду или почти до 22 тысяч оборотов в минуту! Но не разогнался он до этих оборотов, потому, что лопнул, разорвался как маховик на осколки, еще раньше. Пробило картер сцепления, и так поддало меня сзади с пушечным выстрелом, что я стал готовиться к переходу в мир, лишенный страстей. Но прошла секунда-другая; ощупывая себя, я убедился, что главные детали моего тела в порядке, потом ощупал голову - тоже цела. В чем дело? И до меня дошло... - Стасик, твою мать, ты что, вместо нейтрали включил! - Первую! - виновато отвечал Стасик, до которого тоже стал доходить смысл происшедшего. Жесткий мат стоял на улице Тускарной еще минут пять, отпугивая ворон и случайных прохожих. До нового корпуса было километров десять; послали Славика в ближайший магазин за едой и, подкрепившись, начали ремонт прямо на улице. Автобус застопорило, его нельзя было даже тянуть на буксире. Я, как самый сильный, лег на асфальт под коробку, а Славик сверху через лючок стал откручивать болты, крепящие картер сцепления к двигателю. Толя Черный контролировал ситуацию. И что-то Славик затих. А мне уже невмоготу держать коробку, она - килограммов сто со сцеплением, да еще масло на лицо капает. - Славик, твою мать, ты что, заснул там? Молчание. - Толя, посмотри, что, он спит там, я больше не могу! - простонал я, держа коробку на вытянутых руках из последних сил. - Да он и правда спит! - с ужасом вымолвил Толя. Оказывается, наш алкаш - Славик, при походе в магазин нажрался водки и заснул, оставив своего шефа под грузом. Я, истошно матюгаясь, опустил тяжеленную коробку с карданом себе на грудь, еле выбрался из-под нее и набросился с кулаками на своего обидчика. - Убью гада! - кричал я, бегая за Славиком. - Больше не повторится! - привычно отвечал он, ловко увертываясь от меня, даже в пьяном виде. Я был взбешен. Стасик чуть не вызвал у меня инфаркт этим разрывом сцепления, Славик чуть не придавил меня коробкой передач. Да что это за сотруднички, всех поубиваю на фиг! Но, утомившись бегать за молодежью, я присел на бордюр. Славик издалека показал мне бутылку 0,8 литра портвейна, которую вынул из сумки с инструментом. Я стал подзывать его к себе пальцем. Но Славик, покачав головой, поставил открытую бутылку на тротуар, рядом положил на газету плавленый сырок и отошел в сторону. Пришлось мне самому вставать и идти за бутылкой. Это было как раз то, что мне было нужно! Выпив из горлышка портвейн ("Крымский красный" - 18 градусов, дешевый), я откусил немного сырка и приказал ребятам: - Чтобы все было в порядке, иначе всех поубиваю и уволю! Нет, сперва уволю, потом поубиваю! Тьфу! Я зашел в заросли поближе к речке, постелил газету, на которой лежал сырок, и прилег на густую мягкую траву. Летняя жара, бутылка "Крымского красного" и пережитые страхи сморили меня. Я заснул, и, видимо, надолго. Потому, что когда Толя растолкал меня, дело шло уже к вечеру. - Ребята поставили сцепление, правда, его картер пробит, но это пустяки. Ехать можно! Все в порядке. Еще полностью не проснувшись, я сел в салон автобуса и погрозил пальцем уже протрезвевшему Славику. - В следующий раз ты сядешь на этот гидравлический стул! - и я показал ему на мое место испытателя. Славик промолчал, но решительно покачал головой. Мы доехали до института и поставили автобус в специальный загон, где ворам до него было не добраться. Назавтра опять были испытания, и я опять сидел на своем "гидравлическом стуле", находя его лишь немногим комфортнее электрического. Почти все полезные показатели "гибридов" - маховично-вариаторного и гидравлического, совпали. И КПД, и экономия топлива и снижение токсичности (которое мы измеряли вместе с Санэпидстанцией Курска), были очень близки для обоих типов гибрида. Только размеры и вес гидравлического "гибрида" были намного больше маховично-вариаторного. Зато, повторяю, почти все его части можно было купить. Дорого, но купить! А у маховично-вариаторного все было намного меньше, проще и дешевле, но надо было делать самим! Но когда я поехал в Министерство автомобильной промышленности докладывать о результатах испытаний, меня ждал печальный сюрприз. Покровитель мой - Д. Д. Мельман, оказывается, недавно умер; такая же судьба постигла и зам. министра, с которым мы разговаривали. Обескураженный, я вернулся в Курск. Во Львове тему пока оплачивали, и мы с Толей Черным продолжали работы. Забегая вперед, проинформирую, что в развитых "капиталистических" странах (не на Кубе, не в Албании, и не в Северной Корее!), конечно, маховичные гибриды предпочтительнее гидравлических. Но привод, то есть, то чем у нас был вариатор, чаще всего электрический. И не потому, что электричество здесь очень подходит. Просто вариатора толкового пока нет. Но будет! По секрету скажу, что опытные образцы такого мы уже изготовили и испытали! Но до этого - еще лет двадцать. Щучья икра Наступило лето, отпуск и пора спокойной любви. Чтобы без постоянных разъездов, конспиративных квартир и нелегальных встреч. Лиля - на Кавказ с детьми, а я - по "пробиванию диссертации в ВАКе", то есть в Москву к Тамаре. Тамара была уже вполне здоровой, активной, только волосы на голове росли очень уж медленно - их несколько раз еще брили. Она начала уже прилично "поддавать", и что хуже всего, ревновать меня. К жене, к неизвестным ей женщинам из ИМАШа, к той, с кем я иногда езжу в поезде. Я несколько раз не позволял Тамаре провожать меня на вокзал, понимая, что увидеть Томочку со мной в двухместном купе, она рада не будет. Это и вселило в нее подозрения... Несколько раз она приходила в ИМАШ, якобы к Моне по научным вопросам. Но кому надо и не надо заявляла: - Видите ли, я - любовница Нурбея Владимировича! Лора была возмущена до предела. - Как ей ни стыдно показываться в лаборатории, где все так любят и уважают жену Нурбея Владимировича! - такую мысль высказала она разок на "женсовете" лаборатории. Моня хохотал до слез: - Нет предела женскому ханжеству! Кто-кто говорил бы, но только не Лора! Ведь вся лаборатория, даже весь институт знает, кто она тебе! Тут самый раз вспомнить, что недавно перед самой защитой у меня завелся в Москве друг, настоящий и близкий. Это был сотрудник одного из сверхсекретных КБ, с которым мы вели хозрасчетную работу по супермаховикам. А кроме сугубо научно-технических вопросов, мы сошлись с ним на сексуальной почве (бога ради, не подумайте дурного!). Конечно же, он был знаком и с Лилей, и с Лорой, и с Тамарой, и с Томочкой. Но Элия (это старинное еврейское имя), или как я его называл - Элик, был сексуальным гигантом. А для гигантского секса нужно иметь, кроме дамы, которую, как оказалось, найти было не так уж трудно, еще и надежного напарника-мужика. Который не разболтает всем, в том числе и жене (а Элик был женат, причем на очень доброй и красивой женщине!), да и не "наградит" ничем. И главное - надо было понравиться даме, которой уже нравится Элик. И выбор Элика сошелся на мне. Теперь я, приезжая в Москву, провожая Томочку или нет, утром же звоню Элику и узнаю - "задействован" ли я на сегодня. Если нет - иду с вечера к Лоре (для меня она всегда была свободна), и на ночь остаюсь с ней, одной, или как обычно. Если же "задействован", то на ночь иду все равно к Лоре, но перед этим, днем "отрабатываю" дружбу с Эликом. Дело в том, что успех в таком предприятии выпадает "фифти-фифти". Встречались мы обычно на конспиративной квартире, которую Элик снимал или "одалживал" у друзей. Сценарий был таков - я ждал у дома, когда Элик и "девочка" зайдут в подъезд. Через минут двадцать я звонил в дверь. Парочка уже обычно сидела на кухне и выпивала. Мне наливали, я присаживался, выпивали еще, а потом я выходил в туалет. В это время Элик и "девочка" уже заходили в комнату, "девочка" раздевалась и ложилась в постель. Я выходил из туалета и громко кашлял. Элик выходил из комнаты и объявлял вердикт. Вариант первый (мрачно, с сожалением): "Девочка сказала, что ты ей физически неприятен! Прости, друг!". Мы целовались с Эликом, и я уходил к Лоре пораньше. Вариант второй (радостно, скороговоркой): "Раздевайся на кухне и неожиданно войди минут через пять!". Чего ради дружбы не сделаешь! Поступал как сказано, и бесстрашно входил...Не надо нездоровых эмоций, ничего сверхъестественного не происходило, вы все видели это миллион раз в соответствующих фильмах. Клянусь, что было все так, как там, без существенных отклонений! Иногда "девочка" не устраивала меня, тогда я тут же, после первой рюмки, отзывал Элика и говорил: "Элик, я столько не выпью и не сумею помочь тебе! Прости друг!". Мы целовались с Эликом, и я опять же уходил к Лоре пораньше. Но были и нестандартные случаи. Как-то раз я уже готовился сообщить Элику, что столько не выпью, но он сделал ужасные глаза и сказал: "Это невозможно! Она помогла мне купить мебель, и я обещал ей групповуху! Кровь из носа, но надо!" Тогда я зашел на кухню снова, выпил стакан водки и снял с себя тельняшку. Элик выпил и тоже разделся по пояс. А надо сказать, что Элик - толстячок, такой жирненький, гладенький, красивый толстячок. Сама же "девочка" - еврейка, лет пятидесяти, упитанная и выглядевшая чуть старше своего возраста. Она сообщила Элику, что ни разу в жизни не изменяла своему мужу, судя по последующему, тоже жирненькому толстячку. И вдруг решилась изменить, причем сразу с двумя - анекдот! Вот сидим мы с Эликом раздетые по пояс, пьем водку, базарим о чем-то, а "девочка" глаз не сводит с меня, так и шарит взглядом по моему телу. "Радуется, дура, какое счастье ей привалило", - думаю я, - "такого качка поиметь за какую-то мебель!". И вдруг "девочка" спрашивает меня: - Извините, пожалуйста, вы не обижайтесь, конечно, но я хотела вас спросить, - вы что, больны чем-нибудь, у вас все тело в буграх! У Элика глаза на лоб вылезли: - Дура, это же мышцы! - А почему у моего мужа, или у тебя нет такого, наверное, молодой человек болен чем-нибудь? Как Элик ни крутил пальцем у виска, как он ни призывал "девочку" вспомнить американские фильмы про суперменов, она была непреклонна. - Я верю своим глазам, а не американским фильмам, которые я не смотрю. Ты привел мне больного молодого человека! - твердила упрямая пожилая "еврейская девочка" - "аидиш киндер". Я быстренько, пока "аидиш киндер" не одумалась, оделся и, поцеловав Элика, сказал: "Прости, друг, на этот раз я девочке, кажется, физически неприятен!". Элик плакал и матюгался одновременно - весь труд, и труд тяжелый падал теперь на него одного. Что ж, свою мебель самому и надо отрабатывать! Сегодня ночью я был особенно нежен и предупредителен с Лорой... А в другой раз произошел курьез совсем иного рода. Как-то один знакомый, уезжая в длительную загранкомандировку, уступил Элику свою квартиру в центре Москвы. И Элик нашел девочку на всю ночь, о чем строжайше предупредил меня по телефону: "Явка обязательна!" Что ж, обязательна - так обязательна, встретились вечером. Я оказался физически приятен "девочке", и она мне тоже. Упитанная, плотная спортсменка, лет тридцати, уже на тренерской работе. Сказала мужу, тоже спортсмену, что едет на день в командировку по спортивным делам в Калугу. Там вскоре должны проводиться соревнования, и надо было уладить формальности. Мы улаживали эти формальности целую ночь, и о буграх на теле не было вопросов. Но главная суть не в этом, а в том, что Элик устроил для нас званый вечер со всякими деликатесами, в том числе и со щучьей икрой. Я никогда раньше не ел жареную щучью икру и она мне очень понравилась, особенно под водку. Я съел ее почти столько же, сколько и знаменитый дьячок из Уклейки. Ему говорили: "Батюшка, это не каша!", а он отвечал: "Сам вижу, сын мой, что не каша!". "Батюшка, это целковый стоит!". А он - "Стоит, сын мой, стоит!" - пока не съел всю икру. Я, конечно, всю икру не съел, но уж лучше бы доел ее до конца. Назавтра Элик пригласил к себе в эту же квартиру на ночь меня с Тамарой. Я предупредил его, что Тамара страшно ревнива, и чтобы он вдруг не проговорился. Элик с пренебрежением выслушал меня и отрезал: - Ты знаешь, кого ты предупреждаешь? У меня первая форма секретности, я государственными тайнами владею! А ты про бабу, про ревность! Что ж, пришли мы вечером в гости к Элику. Я, якобы, только утром с поезда, весь вокруг Тамары увиваюсь, здороваюсь с Эликом, целую его, давно, дескать, не виделись. Все путем! Усадил он нас за стол, и надо же было ему опять предложить мне эту щучью икру. А мне она вчера так приелась, что я и отвечаю: "знаешь, мол, я с детства не люблю щучью икру". - А как вчера, то полкило слопал, - заворчал Элик и осекся. Так и остался стоять этот "сверхсекретный агент" с открытым ртом. Тамара перехватила мой красноречивый взгляд Элику, и медленно встала со стула. Я так же медленно встал со своего стула. Она быстро схватила столовый нож со стола и - ко мне. Я - от нее. Так мы и бегали вокруг стола (а он был большим и круглым) минут пять, пока Тамара не утомилась. Она положила нож, присела, улыбнулась змеиной улыбкой, и сквозь зубы сказала: "Тебе это так не пройдет!". Мы с Эликом горячо убеждали ее, что это всего лишь шутка, что я никак не мог быть вчера здесь и так далее. Тогда Тамара попросила меня показать ей билет на поезд, на котором я прибыл. Билета, разумеется, не было. Номер поезда и время его прибытия я тоже точно назвать не смог. И Тамара отомстила мне. Через много лет она призналась, что совратила Моню. Причем сразу же после вечера у Элика. Позвонила Моне в ИМАШ, как бы по делу, встретились и пошли к друзьям. Но это случилось всего раз. Моня признал факт измены дружбе, но один только раз. Сколько она не соблазняла его на повторную встречу, Моня не поддавался. Вот как вредна для любви щучья икра! Не было бы этой щучьей (так и хочется сказать "сучьей"!) икры, и не было бы измены мне сразу двух друзей - Тамары и Мони! Это вы можете Одно время, что-то в середине 80-х годов, я стал необычайно популярен. У меня брали автографы прямо на улице, про меня снимали киножурналы, один из которых - "Человек с телеэкрана", был первым журналом с таким названием. Меня узнавали в очередях и пропускали вперед; узнавали в милиции и отпускали назад. Меня узнавали даже в общественных туалетах и за углом - с бутылкой. Прекрасные незнакомки сами стремились ко мне и, либо ломились ко мне домой, либо тянули к себе. Множество курьезных случаев было связано с этой "сверхпопулярностью", но самый необычный, произошел в Германии уже в конце 90-х годов на презентации одной энергетической фирмы. Незадолго до этого у меня вышла в Германии научно-художественная книжка "В поисках энергетической капсулы", где был помещен мой портрет, да и телевидение ГДР раньше часто транслировало телепередачи с моим участием. Одним словом, я стал узнаваем и в Германии, что обнаружилось во время презентации. Глава фирмы г-н Герхард Упхаус, удивленный такой моей популярностью в Германии (кстати, сам он нашел и "призвал" меня к делам своей фирмы, именно благодаря этой книге), водил меня с моим другом Сашей по праздничной "тусовке". Мы чокались и выпивали с гостями, где, кстати, г-н Упхаус и убедился в этой моей популярности. Но вот он подвел нас к импровизированной сцене, где выступали африканские артисты, и с уверенной улыбкой сказал: "Вот эти господа, г-н Гулиа, я уверен, вас знать уж никак не могут!". Это был негритянский народный ансамбль из какого-то африканского племени. Женщины в набедренных повязках и "топлесс", колоритный долговязый мужчина весь татуированный, разукрашенный краской, с кольцом в носу и шапкой из перьев бил рукой в бубен, что-то пел по-своему, исполняя вместе с дамами танец своего племени. Но каково было изумление г-на Упхауса, когда вдруг долговязый негр, перестав бить в бубен, буквально уставился на меня, и к удивлению присутствующей публики, сошел со сцены и подошел к нам: - Дратвуйте, Дурбей Дладимировит! - радостно проговорил он, протягивая руку, - я дак рад вас дес дстретит! Мы обнялись; я налил стакан вина мужику с горящими глазами, в которых на фоне лица были видны только огромные белки, и мы выпили. - Я даконтил удиверситет Патрис Лумумба в Модкве и всегда дмотрел вад по тедевидору! "Это вы модете" - был мой дубимый педедата! Так вот оно что - это "свой брат", болельщик нашей передачи в бытность его студентом университета Дружбы Народов в Москве! Телепередача "Это вы можете!" выходила в эфир, как минимум, два раза в неделю по центральным каналам: одна - оригинальная, другая - повтор. Шла она и по многим региональным каналам. Продолжительность передачи чаще всего была 45 минут, но в отдельные периоды она длилась больше часа. Постоянная аудитория зрителей составляла около 100 миллионов человек, а после каждой передачи телецентр получал многие тысячи писем. О нашей передаче говорил в своих выступлениях даже Президент Горбачев. Передача затрагивала почти все области жизни и интересов людей: самодельные автомобили, амфибии, летательные аппараты, музыкальные инструменты, кулинарию и оборудование для нее; медицину - роды в воде, ясновидение, таинственные явления и фантастические проекты, гипноз; домашнее творчество, сад и огород; даже сексуальные проблемы. Да это еще я и половины всех тематик не упомянул! Поэтому контингент зрителей передачи был самым разнообразным: от детей с 7-8 лет до пенсионеров - самых страстных поклонников передачи. Кому сейчас свыше 30 лет, должны обязательно помнить нашу передачу! Возникла она в середине 70-х годов прошлого века стараниями нашего первого ведущего - Владимира Александровича Соловьева - души и сердца передачи. Поначалу передача касалась только изобретений-самоделок, с непременной демонстрацией действующих образцов. Автор рассказывал о своем изобретении, показывал его в действии, говорил о перспективах. Затем следовало обсуждение устройства. В зале сидели молодые специалисты, всесторонне эрудированные люди - Женя Островский, Никита Фаробин, Олег Катовский, Виктор Шумейко, Вика Калмыкова и другие. Особое место занимали такие неординарные люди, как Сергей Щербаков - здоровяк, богатырь с мрачным взглядом из-под нахмуренных бровей и фразами типа такой: - Моя теща - умная женщина, никогда бы не приобрела такую лабуду! (это насчет какой-нибудь новой кастрюли, сковородки или дачной печки). Или Валентин Архипов, "человек от сохи", калужанин, придумавший и построивший десятки необычных, почти фантастических земледельческих машин, озвучивавший голос "простого народа". Он же нередко читал свои стихи в стиле Василия Кирилловича Тредиаковского. Помните великолепные в своей неуклюжести стихи незабвенного Василия Кирилловича: Стрекочущу кузнецу в златом блате сущу, Золотому червецу по злаку ползущу... А окончательное мнение об изобретении высказывало жюри, неофициальной главой которого был писатель, поэт и главный редактор популярного журнала "Техника молодежи" Василий Дмитриевич Захарченко. Кроме него в жюри сидели кандидаты наук - изобретатель Юрий Ермаков и теоретик Геннадий Зелькин. Первое участие И вот вдруг я получаю в Курске вызов на эту передачу. Дело в том, что в качестве "задела на будущее" мы изготовили детский маховичный автомобильчик. Он включался в сеть, маховик разгонялся, а потом ребенок мог ездить на нем около километра. Фото этого автомобильчика обошло многие журналы, и Володя Соловьев заинтересовался им для своей передачи. Что ж, в назначенный срок в Москву выехала целая команда - я с автомобильчиком, водитель - сын Войтенок - Дима, лет шести, и его мама - Лида. Саша, немного ревнуя, погрузил нас в двухместное купе, и поезд повез нас в Москву. В Москве я впервые встретился с Соловьевым - красивым, безукоризненно одетым человеком; мы обговорили сценарий выступления. Передача выходила в записи, которая длилась несколько часов. Я пригласил в студию Тамару и Моню - и для помощи, и "себя показать". Технически все прошло безукоризненно. Дима проехал несколько кругов, я показал, как автомобильчик "заряжают" и отметил, что такого же устройства могут быть и автомобили для взрослых. Вопрос обсуждался довольно бурно и, к сожалению, "скатился" совсем в другое русло - полезны детям или нет, вообще моторизированные средства транспорта. Щербаков, забивая всех своим могучим басом, гремел: - Я не куплю для своего сына такую игрушку, пусть он лучше крутит педали - здоровее будет! На это я предложил толстяку Щербакову отключить лифт в его доме, так он сам будет здоровее, да и, возможно, похудеет. Василий Дмитриевич подвел итоги, наш экспонат завоевал первое место (не помню уже среди чего), и я получил приз - транзисторный приемник. Передача выходила в эфир несколько раз, куряне были очень довольны, что их земляк "попал в телевизор". Раз уж я заговорил про передачу "Это вы можете!", расскажу, как складывались мои с ней отношения в дальнейшем, ведь эта передача стала существенной частью моей жизни в течение долгих лет. Уже живя в Москве (а это произошло через года полтора после описываемых событий), я смотрю очередную передачу "Это вы можете!". С ужасом наблюдаю демонстрацию на ней безопорных движителей - "инерцоидов", с которыми я борюсь, как с личными врагами. "Инерцоид" - это современный заменитель "вечного двигателя", который сегодня изобретать стало уже "не престижно". А "инерцоид" - пока можно, его труднее "уличить" в недееспособности. Я жду от жюри немедленного "разгрома" этого невежества, но жюри одобряет и благословляет эту химеру. Захарченко даже ожидает то время, когда "инерцоиды вместо ракет будут бороздить космическое пространство". Этого я уже не вынес - немедленно позвонил Соловьеву, и во избежание полной дискредитации передачи, предложил записать свой сюжет, разоблачающий "инерцоиды". Тот быстро согласился, а я, срочно изготовив "прибор Кавендиша" - крутильные весы, а также аналог инерцоида, пришел на запись. Дело представили так, что прошлая передача давала возможность зрителям самим оценить реальность "инерцоидов". А раз этого не последовало, то мы показываем их критический анализ. Я запускал "инерцоид", как и в прошлой передаче по столу - он скакал быстро, как кузнечик. Кстати, все детские игрушки передвигающиеся толчками без приводных колес - птички, лягушки, и им подобные - тоже "инерцоиды". При этом никто их не предполагает запустить в космическое пространство! Но стоило мне привязать "инерцоид" к одному краю коромысла крутильных весов, а на другом краю закрепить соответствующий противовес - "инерцоид" разоблачал сам себя! Он беспомощно дергался, будучи не в состоянии сдвинуться в какую-нибудь сторону. Все дело в том, что на столе и другой поверхности, даже в воде, возникает некоторое сопротивление движению тел - то же трение. "Инерцоид", кратковременно развивая большую силу в одном направлении, преодолевает это сопротивление и движется. В другую же сторону сила развивается маленькая, но длительная; она и не в состоянии сдвинуть прибор с места. Каждый из нас может, если надо, сам стать "инерцоидом", если встанет на сани, возьмет в руки кувалду и будет колотить ею по задней части саней. При ударе сани будут передвигаться вперед, а при замахивании молотом они просто не сдвинутся - сила трения удержит. В крутильных же весах почти нет никакого сопротивления - вот "инерцоид" и становится беспомощным. Я многократно выступал с лекциями перед изобретателями, демонстрировал им "инерцоид" на крутильных весах, и как вы думаете, что они при этом делали? Они просто отворачивались в момент работы "инерцоида", а потом говорили, что ничего не видели! Ну, как назвать такую болезнь - шизофрения или хитрость страуса, как известно, прячущего в невыгодных ему ситуациях голову в песок! Чуть позже я выпустил монографию "Инерция", где прямо на обложке был изображен опыт с "инерцоидом" на крутильных весах. Думаете, это убедило горе - изобретателей? Ничуть! Но поближе к передаче "Это вы можете!". Я убедил Соловьева, что ему нужен в жюри хоть один эксперт, профессионально разбирающийся в механике, чтобы различные химеры либо не проникали на передачу, либо вовремя были разоблачены. Так я и вошел в состав жюри. Вскоре в этот состав был принят еще автомобилист - Илья Туревский, и в таком составе жюри просуществовало много лет. Таким его и изобразил на своей карикатуре великий датский художник Херлуф Бидструп. Стоит со своим самодельным автомобилем озадаченный изобретатель; напротив него за столиком, ведущий - Володя Соловьев, а за ними - жюри. Вот тот, озверевшего вида мужчина в очках с черной бородой и в сванской шапочке, занесший правую руку прямо над головой уважаемого Василия Дмитриевича - это я. С тех пор я сильно изменился - нет очков (прошла близорукость), нет черной бороды и волос (они поседели, и я их сбрил), нет даже сванской шапочки (ее стали путать с еврейской "кипой", и я перестал ее носить). Но озверелость осталась, это прошу учитывать! Кто только ни побывал на наших передачах, с кем только ни столкнула меня судьба! Хорошо запомнился тогда еще 94-х летний Л.С. Термен, изобретатель первого электронного музыкального инструмента - "терменвокса". Термен рассказывал, как однажды он буквально водил руками В.И. Ленина, обучая его игре на терменвоксе. "Руководил вождем мировой революции!" - опасно шутил он. Оригинально прошла моя первая встреча с Л.С.Терменом. Меня делегировали встречать престарелого корифея и доставить его в студию. Я стоял у лестницы в помещении телецентра в Останкино, когда вдруг появляется Л.С.Термен, подходит ко мне и почти как старик-Державин лицеиста-Пушкина, спрашивает: "Юноша, где здесь туалет?". Наслышавшись о сыне легендарных А. Ахматовой и Н. Гумилева - этнографе Льве Николаевиче Гумилеве, я с трепетом ожидал встречи с человеком, который для меня был символом русской интеллигенции. Но все вышло несколько иначе. Речь в передаче шла о кочевых народах, которые Гумилев горячо защищал. А на мое замечание о том, что кочевники оставляют после себя лишь загаженную пустыню, он вдруг резко отреагировал: - Молодой человек, а вам известно, что я профессор? Я вас на зачет не допустил бы! - и все это в микрофон. Несмотря на то, что Гумилев грассировал на все буквы и понять его было трудновато, я все-таки его реплику "усек", и тут же, тоже в микрофон парировал: - А я не только профессор, но и доктор наук, к тому же - заведующий кафедрой, и с такими взглядами я бы никакого профессора до лекции не допустил! Шум, смех в зале. Соловьев мимо камеры грозит мне кулаком и делает страшное лицо... "Досталось" от Гумилева и Захарченко. Защищая русский быт, писатель упомянул русскую избу. На что Гумилев, превозносивший юрту кочевников, строго спросил Василия Дмитриевича: - А вы вообще-то русскую избу когда-нибудь видели? Захарченко аж застонал от обиды и умоляюще посмотрел на Соловьева: - Володечка, зачем я должен терпеть такое? А Володя и весь зал хохотали. Встречались на передаче и люди откровенно безграмотные. Иногда я не выдерживал чьей-нибудь безграмотности, причем высокомерной, и, озверев, хватал стул или иной тяжелый предмет и нападал на обидчика. Тот почти всегда позорно ретировался. Эти моменты Володя обычно оставлял в эфире - они вызывали "оживляж". У того, кто помнит наши передачи, может остаться впечатление, что мы с Василием Дмитриевичем были антагонистами. На самом деле препирались-то мы чаще всего для пущего интереса. За исключением случаев, когда Захарченко требовал внедрения разработок кустарей-изобретателей нашими заводами. Как человек близкий к производству, я понимал, что это невозможно. Пример: Кузов легкового автомобиля самодельщики чаще всего клеили из нескольких слоев стеклоткани на эпоксидке. В лучшем случае вся эта склейка продолжалась неделю. А теперь представьте себе, что на ВАЗе внедрили бы этот метод. В год ВАЗ тогда выпускал не менее 660 тысяч автомобилей, в неделю - это около 15000. Где бы "сохли" целую неделю эти 15000 кузовов, и что стало бы со сборочным конвейером при этом? Тогда наши препирательства становились принудительными. Однажды в наш спор вмешался даже ЦК КПСС. Одному из секретарей ЦК КПСС, отвечающих за промышленность показалось, что я таким образом охаиваю отечественное автомобилестроение (хотя его и надо было охаивать!). И он тут же после окончания эфира передачи, а это было около 11 часов вечера, звонит "суровому" и своенравному Председателю Гостелерадио тов. Лапину, о том, что некий профессор в кожаном пиджаке из жюри "Это вы можете!" хулил нашу автомобильную промышленность. "Узнать, навести порядок, доложить!" Лапин уже ночью поднимает с постели Соловьева и в еще более действенных выражениях требует объяснений. Володя успокоил его, доложив, что агрессивный профессор - "свой человек" и полностью находится под "нашим" контролем. А мне Володя позвонил и сказал только: - Сегодня ночью мне из-за вас попало! А я передумал, какие угодно сценарии этого "ночного назидания", но суть дела узнал только при личной встрече. Мы с Василием Дмитриевичем хорошо "сошлись" на почве выпивки. Обычно, мы "это" брали с собой, и, либо во время перерывов, либо, когда камеры "смотрели" не на нас, "пропускали" стаканчик - другой. Когда Володя замечал это, ругал нас нещадно. А однажды, уже в начале "сухого закона" зимой 1985 года, мы с Василием Дмитриевичем, не придав ему серьезного значения, принесли с собой выпивки на всю нашу бригаду - жюри. После съемок мы пригласили коллег отведать "чем Бог послал"", но те как-то вежливо отказались. Пришлось пить вдвоем - не пропадать же добру! Съемки происходили в Институте Народного хозяйства им. Плеханова, и выпивать пришлось, почти как у Райкина - в "антисанитарных условиях" - в гардеробе. Гардеробщица стыдила нас и так, и этак, а мы только предлагали ей поддержать нашу компанию. Была зима, страшный холод, и у "Волги" Василия Дмитриевича замерзло лобовое стекло. Но, тем не менее, мы сели в машину, и Захарченко, опустив стекло левой двери, браво повел машину, глядя в открытое окно. Таким образом он довез меня до Таганской площади, близ которой я жил, и вдруг пронзительный милицейский свисток прервал наш кайф. К нам бежал ГАИшник в бушлате и меховой шапке со свистком во рту. - Мы пропали! - патетически провозгласил Василий Дмитриевич и бессильно откинулся на сидение. Разъяренный ГАИшник просунул голову в раскрытое окно, в нос ему "шибанул" концентрированный запах алкоголя, но вдруг... лицо его расплылось в широкой улыбке. - Оба здесь, надо же! Чего же не попросили нас, чтобы довезли, зачем сами рисковали? - и ГАИшник стал рукавом бушлата оттирать лед с лобового стекла. Я вышел из автомобиля и заспешил домой. По дороге меня медленно обогнала "Волга". Машину вел ГАИшник, а Василий Дмитриевич по-барски развалился рядом. Он опустил стекло и только успел сказать: - Вот бл..., популярность, а! Тогда же у Захарченко случилась большая неприятность. Он дружил с известным писателем-фантастом Артуром Кларком, жившим на острове Цейлон. И фантаст решил опубликовать в "Технике-молодежи" свой новый роман целой серией статей, из номера в номер. Статьи стали появляться, их с интересом читали, и вдруг публикация резко оборвалась. А потом мы узнаем, что Василия Дмитриевича "снимают" с должности главного редактора журнала. В чем же дело? Оказывается, "паразит" Кларк дал всем героям своего романа, имевшим русское происхождение, фамилии наших известных диссидентов. Эти герои как бы являлись их детьми, об этом свидетельствовали даже их отчества. Конечно же, не предупредить об этом своего друга было свинством со стороны Кларка. А наш Вася "прозевал" такую существенную для того времени деталь. Но бдительные "писарчуки" нашлись, и дело дошло до ЦК Нашей Любимой Партии. И Васю сняли... Он очень переживал случившееся. Участие в телепередаче хоть как-то сгладило шок от мгновенного прекращения его общения с людьми, читателями, обществом, через свой журнал. И вот в июле 1990 года мы с Володей наметили "выездную" запись передачи из Киева, где я присмотрел хороший объект. В Киевском Гидропарке самодельщики оборудовали почти полгектара территории, построенными своими руками тренировочными стендами. Это было бы самое масштабное творение самодельщиков в наших передачах. Но в конце июня, прямо во время эфира очередной передачи "Это вы можете!" мне домой позвонил наш администратор Саша Куприн. Я весело приветствовал его, но голос в трубке был сдержан и лаконичен: "У нас горе - Володя умер!" Молодой, здоровый человек внезапно погиб от обильного инфаркта, который случился на даче. Это была первая для меня потеря столь близкого товарища, моего ровесника, потеря, так сильно изменившая течение моей жизни. Еще некоторое время передача, как бы "по инерции" продолжала существовать, сильно меняя свой "имидж". Сюжет из Киева мы все-таки сняли, но ровно через год. Получился он хорошим. Но конец передачи был предрешен. Клуб наш, к сожалению, распался, и люди, более десятка лет бывшие столь близкими друг другу, расстались. Связывал всех нас наш дорогой друг и ведущий Володя Соловьев. Без него все потеряло свой былой смысл... В конце 90-х годов была сделана попытка реанимировать передачу, и она на год вновь появилась в московском эфире под названием "Жизнь замечательных идей". Ведущим стал постоянный участник соловьевской передачи - Женя Островский. По экономическим причинам эта передача закрылась. Вскоре после закрытия передачи ушли из жизни молодой еще Геннадий Зелькин и испытанный боец - "аксакал" Василий Захарченко. Я с трудом мог представить себе, что этот лежащий в гробу высокий худой человек - весельчак, жизнелюб, человек кипучей энергии, неутомимый и неугомонный Захарченко. Несмотря на солидную разницу в возрасте (он мне годился в отцы!), он мне был настоящим другом. А чтобы сгладить траурный тон, я расскажу про очень веселые съемки моего новогоднего поздравления, где в последнем эфире передачи я поздравил москвичей с Новым 1998 годом прямо из проруби. Узнав, что я "морж", телеканал ТВЦ, на котором транслировалась передача "Жизнь замечательных идей", попросил меня поздравить москвичей с Новым 1998 годом прямо из проруби. Сценарий был несложен: в плавках, в красной шапочке Деда Мороза и при своей натуральной седой бороде, я должен был залезть в прорубь и спрятаться подо льдом. Снегурочка в купальном костюме - моя жена Тамара, тоже "моржиха", три