. Карандашом по карте провел и оттяпал весь Юг в пользу Грузии. Обыдно,
да?
-- Ай, земли много в стране! -- махнул рукой Никита. -- Советский Союз
большой, и мы живем в единой могучей державе. Вся земля общая,
государственная!
-- Вах! Какая общая?! Это у тебя в России земли много, а у Осетии мало.
Каждый клочок полит кровью предков.
-- У нас ее тоже нет лишней! Но разве тебе сейчас есть разница, где
проходит граница Грузии и Осетии? Это ведь только на карте пунктиры и
черточки. На земле ее нет!
-- Всякое в жизни случается... Сегодня нет, а через десять-двадцать лет
-- по горам столбы пограничные встанут.
-- Но-но! Только без глупостей! Ты что думаешь, отец, у нас турки или
персы пол-Кавказа отнимут? Да мы их в бараний рог согнем! Повернем армию из
Афгана и до Средиземного моря дойдем! -- Никита все более плыл и его
потянуло на обсуждение политических тем. В конце концов, замполит он или
где?! Или как?
Лекция о международном положении, как в песне о дурдоме. Один не
понимает, что плетет спьяну, другой не понимает, о чем идет речь. Но
кончилась всЈ, слава богу, обниманиями, лобызаниями, полным
взаимопониманием.
У картежников дела шли хуже, обстановка накалялась. Хлюдов выиграл
вторую коробку конфет, а первую, распакованную, брать отказывался:
-- Э нет! Так дело не пойдет! Вы мне давайте целую, эта распечатана!
-- Так ведь это ты же ее открыл! Ты пробовал, -- сердился гигант Эдик.
-- Ну и что? Я их пробовал, но мог ведь не выиграть!
-- Но ты выиграл! Теперь получай ее!
-- Э-э-э! Нет, сами их ешьте! А мне давай запечатанную.
-- Выиграй вторую коробку -- отдам! -- горячился средний, Давид.
-- Вовка! Не затевай межнациональный конфликт из-за двух конфет! Ты все
равно сладкого не ешь! -- попытался утихомирить вернувшийся Никита.
-- Нет! Они проиграли мне целую коробку, а подсовывают начатую!
-- Вовка! Сейчас в морду из-за двух конфет получишь! Зачем идти на
скандал? Уступи.
-- Н-ни за что!
Никита схватил бутылку, разлил водку по стаканам:
-- Тост! За русско-осетинскую дружбу!
Старики в знак согласия закивали головами, а злобные рожи молодых,
немного смягчились. Все выпили. Закусили конфетами из открытой коробки.
-- Так где мой выигрыш? -- в который раз не унялся Хлюдов.
Громила Эдик растерянно почесал затылок -- открытая коробка опустела.
Брат-Давид в сердцах достал еще коробку, нераспечатанную:
-- На бери! Пусть твоя русская жопа слипнется! Жадный!
-- Я не жадный, я принципиальный! Играем дальше? Осетинская жопа?
-- Играем!!!
Никите совсем захорошело.
-- Тост! -- на сей раз алаверды от горцев. -- -- За нашу Советскую
Армию!
-- До дна! -- Хлюдов хлобыстнул залпом. Тост того стоит!
Никита выцедил свои полстакана уже с отвращением.
-- На тебя тошно смотреть! -- усмехнулся Хлюдов. -- Ты словно мою кровь
пьешь! Так морщишься!
-- Не нравится -- не смотри! -- Никита с шумом выдохнул. -- Эх...
сейчас бы чего спеть!
Брат-Давид с готовностью начал выводить что-то зычное, гортанное, с
придыханием. Деды песню подхватили. Громила сорвал с себя рубашку и, свирепо
вращая глазами, пустился в пляс. Молодой подсвистывал.
Хлюдов принялся стучать по столику, как по барабану. Звуки этого
пластикового "тамтама" гулко загромыхали в вагоне.
Никита вначале что-то пытался подпеть, а потом скинул китель, изобразил
"лезгинку". Или "барыню"? Или "семь-сорок"? Или...
Песни и танцы народов СССР продолжались еще около часа. Впрочем,
счастливые часов не наблюдают. Счастливые и пьяные. Что иногда, а то и
зачастую одно и то же.
Табачный дым, вагонная духота, запах пота, алкоголь окончательно
замутили сознание. Каждый глоток воздуха -- взахлеб, словно кисель. Все
заверте... лось. При чем тут лось? Лось! Отдай рог! Или панты? Нет панты у
оленей -маралов. Или понты? Короче - отдай рог!
Глава 9. Поход в Иран
Глаза сомкнули минут на пятнадцать, а вроде прошла вечность. Как больно
головушке!
-- Эй, офисер! Вставай! Педжен проехаль! - нудил над ухом противный
голос.
Никита никак не мог разомкнуть опухшие многопудовые веки. Он потер их
кулаками, но глаза не открылись. А голова... о-ой, голова-а!... Где мои
мозги? И тошно. В самом что ни на есть прямом смысле слова. Бр-р-р!
Никита наудачу похлопал по столику ладонью, цапнул стакан, хлебнул.
Вода... И слава богу! Язык в результате сумел пошевелиться:
-- Воха! Хлюдов! На выход! Вовка!
Капитан Хлюдов оторвал голову от смятой фуражки-аэродрома, послужившей
подушкой, тупо уставился на Никиту:
-- Ты хто?
-- Ромашкин, блин! Что, совсем сбрендил? А ты тогда кто?
Хлюдов посмотрел мутным невидящим взором по сторонам:
-- А действительно, кто я? Где я?
-- Ты Хлюдов, блин! Капитан Советской Армии. А я Ромашкин, блин! И мы с
тобой в общем вагоне зачуханного пассажирского поезда! Который движется с
тихой скоростью в какую- то задницу! Через задний прход.
-- Интересная мысль! -- Хлюдов тоже отхлебнул воды. -- Уф-ф! А где это
-- относительно Вселенной? И кто мы как частица природы? Гуманоиды? Люди?
-- Люди! Человеки! Вставай, алкаш! Наша станция на горизонте. Не
философствуй!
-- А где видишь горизонт? За окном черно, как у негра...
-- Вот там и горизонт. В заднице! Я ж тебе сказал: мы в нее движемся --
медленно, но уверенно.
Проводник что-то бурчал на туркменском, поторапливал. На соседних
полках спали утомленные горцы. Значит, бурная ночь была реальностью.
-- Чего надо, иноверец?! -- рявкнул капитан. -- Чего бормочешь? Что-то
мне твоя наглая рожа не нравится!
-- Слюшай! Зачем опять хулиганишь? Что я тебе плохого сделал, а?
Пачаму?
-- Что значит -- опять?! Да я твою физиономию в первый раз вижу!
Сгинь...
-- Я проводник вагона. Твой станций! Приехаль! Вылезай, офисер, не
скандаль. Иначе милисия прийдет и заберет!
Никита потянул Хлюдова на выход, взяв под мышку обе шинели и фуражки.
Хлюдов нес в руках лишь коробку конфет и портфель.
За дверью чернела непроглядная зимняя ночь. В тамбуре Хлюдов снова
завелся:
-- Где станция, басурманин?! Где Педжен? Куда ты нас завез?!
-- Вы его проехаль! Крепко спаль. Я будиль. Твоя не проснулься. Оба
теперь вылезаль!
-- И что ты нам, красным офицерам, предлагаешь, урюк?! Топать по ночной
пустыне обратно? Куда я должен вылезаль, чурка нерусская?! Сейчас тебе будем
делать кердык!
-- Зачем по песку? По рельсам ходи! Скоро рассветет, не потеряетесь!..
-- понизив голос, проводник буркнул: -- Сам ты чурка, офисер!
-- Нет, пешком не пойдем, -- не уловил "чурку" Хлюдов. -- Доедем до
Серахса, а оттуда вернемся поездом.
-- Эй, не хулигань! Твой билет до Педжена! Слезай капитан, а то на
стансия милиция позову! Всю ночь буяниль, опять начинаешь! На станции в
комендатуру сдам!
-- Вовка! Пойдем пешком. Тут вроде бы недалече. Дотопаем, -- снова
потянул Никита Хлюдова. - в Серахсе на губе погранцы командуют. Лютуют!
Неохота попасть в лапы ГБ.
-- Нет! Только паровозом. И какой из меня ходок? Ноги будто чужие,
словно студень! Паровозом! Чух-чух-чух! Ту-ту-у!
Совместными усилиями и уговорами Никиты и проводника-туркмена все-таки
удалось... Вот она, победа разума! Никита, держась за поручни, осторожно
спустился по ступенькам на гравий, а Хлюдов следом спрыгнул в его
распростертые объятья. Поезд издал протяжный гудок и покатил в непроглядную
тьму.
Оп! А вы господа офицеры, кажется, прие-е-ехали. Ни перрона, ни станции
-- ничего и никого. Черная пустыня, беззвездное небо, тянущиеся вдаль
рельсы.
-- Ну? И зачем ты меня вытащил из вагона? Ехали бы себе. В Серахсе или
Кушке пивка бы попили у моих приятелей-пограничников и подались бы обратно.
Следующим поездом. А теперь что? Ползать по пескам? Может, тут раз в месяц
поезд останавливается? Ты помнишь, до какой конечной станции состав шел? В
какую сторону мы заехали?
-- Нет! Это ведь ты, Вовка, билеты покупал, хотел до Маров! А туркмен
болаболил про Серахс!
- Слово -то какое! Серахс! Это ж надо так погано городишко обозвать! -
горестно вымолвил Хлюдов.
Офицеры огляделись по сторонам. Глаза постепенно привыкли к темноте.
Через железную дорогу переброшен деревянный настил-переезд. В обе
стороны -- грунтовка. Необорудованный переезд, без шлагбаума, без семафора.
Еле различимая дорога куда-нибудь да вела, и наверняка к жилью. Не может не
быть жилых домов. Пусть сакля, пусть кошара, пусть хибара, хоть дувал
какой-нибудь!
Никита, осторожно ступая, спустился с насыпи и наткнулся на старый
мотоцикл с коляской. Рядом валялся еще один, но без переднего колеса.
Драндулеты стояли возле избушки, зарывшейся по окна в песок от пола до
крыши, высотой всего метра полтора. Дверь заперта на висячий замок, окошко
узкое, даже если выбить стекло, не пролезешь вовнутрь.
-- Лю-уди-и!!! -- куражливо заорал Хлюдов.
-- Чего ты орешь? Моцик стоит у сарая. Давай заведем.
-- А куда ехать? В какую сторону? Ладно, давай заводить! Где могут быть
спрятаны ключи?
Искать ключи зажигания не понадобилось. Хлюдов качнул мотоцикл и
обнаружил полное отсутствие в баке бензина:
-- Вот черт! Как бы мы ловко домчались до гарнизона на этой тарахтелке!
А теперь что нам делать? И за что проводник-туркмен так на нас взъелся?
Высадил, блин, в пустыне! Ты все пела -- это дело. Так пойди же попляши.
-- Кто -- пела? -- тупо вопросил Никита.
-- Ты и "пела". До того, как мы все вырубились.
-- Ромашкин.
-- Какое догоним... -- махнул рукой Хлюдов и обреченно уселся на
валяющийся брус. -- Ну догоним, а двери-то заперты. Висеть на подножке пару
часов и сорваться с поручней на полном ходу? Я лучше в какой-нибудь хибаре
переночую.
-- А чего эта сволочь, проводник, нас не разбудил? -- продолжал
недоумевать Никита. -- Ведь просили же его, как человека!
-- Ха! А ты помнишь, что было вчера? -- рассмеялся Хлюдов.
-- Кое-что. Отрывками и урывками. Как в кино с порванной кинопленкой.
Что-то крутится в мозгу. Осетины, ром, песни, пляски.
-- Во-во! Пляски, гортанные песнопения. А ты что, осетин?
-- Почему? -- удивился Никита.
-- На чистейшем осетинском языке "пела"! Орал, что мы все потомки
древних аланов. Скифы! Деды так растрогались, что даже слезу пустили. С тем
горилой-абреком ты почти побратался. А когда проводник зашел к нам и
потребовал, чтоб прекратили шуметь, ты его обозвал печепегом, а этот Эдик
ему сказал: "Уйди, не мешай! Зарэжу!". Туркмена как пыльной бурей сдуло.
-- Значит, я пел? А то думаю, чего я так охрип.
-- А у меня руки болят. И пальцы. Об стол отшиб, все барабанную дробь
выстукивал ладонями.
-- Вот это да! Я?! Пел?! По-осетински?!
-- И агитировал их вступить в ряды Четвертого Интернационала. Ты что,
троцкист?
-- Такой же, как и ты, французский шпион! Нет, я простой "оппортунист",
из левой оппозиции. Ха-ха! А что, меня чуть с госэкзамена не турнули -- за
отличные знания троцкистского движения. Но таки поставили пять по истории, и
признали мой ответ лучшим на выпуске. А я был просто с перепоя, страшно
мутило. С похмелья нес все, что знал. Вот и сболтнул лишнего -- из того, что
читал, в том числе и "самиздат".
-- Давно замечаю, Никита, не наш ты человек!
-- Наш, не наш! Ваш, не ваш! Давай по прибытии уточним.
-- По прибытии куда?
-- То-то и оно. Вовка, ты тут дольше меня служишь, предлагай!
-- Пойдем пешком. Я думаю, километров тридцать. К полудню дойдем.
-- А в какую хоть сторону идти?
-- Н-да! А действительно, в какой стороне Педжен? -- спросил сам себя
капитан Хлюдов. -- Давай определяться.
-- Может, сориентируемся по звездам, где север?
Тучи уплыли. Небо прояснило.
-- Нет, старичок! Мы не доверимся этим глупым песчинкам в небе. Я в
астрономии ни бум-бум! Начнем логически рассуждать. В какую сторону поезд
ушел?
-- Вроде влево. Но не уверен...
-- А не вправо? Точно? Давай вернемся в исходный пункт нашей высадки.
Где мы с тобой десантировались, Никит? Сейчас пойдем обратно по нашим следам
и тогда определим, где мы вначале стояли!
Низко нагнувшись к пыльной земле и вглядываясь в темноту, они медленно
побрели в поисках стартовой позиции. Обоих качало и мутило, в голове шумело,
кровь пульсировала в висках, липкий пот лил ручьями. Беспрестанно спотыкаясь
и запинаясь, все же начало следов нашли.
-- Уф-ф-ф! Уже легче! Вот мы тут спрыгнули, -- произнес глубокомысленно
Хлюдов. -- Так... В какую сторону ушел паровоз?
Никита безнадежно пожал плечами.
-- А с какой стороны вагона по отношению движения мы в Ашхабаде
загружались? Справа или слева?
Никита безнадежно пожал плечами.
Хлюдов вытянул руки вперед и спросил:
-- А какая из них правая?
-- Это с какой стороны посмотреть. И относительно чего. Относительно
вокзала или относительно платформы?
-- Ты меня не путай!.. Мы подошли к вагону, сели, поезд поехал. Потом
туркмен нас высадил. На какую сторону тамбура, он нас выпроводил, Никит?
-- Ты меня сам не путай! Погоди... определяюсь! Я вот сюда лицом
спрыгнул и после этого туда... И поезд уехал. Туда? Туда уехал?
-- А мне кажется, мы выскочили вот так, -- Хлюдов изобразил как, -- и
поезд отправился в противоположную сторону. Ту-ту-у!
-- Э-э-э! Нет-нет! Вагон пересек переезд! Мы к этим доскам
возвращались!
-- Точно уверен? А не то будем хвост уехавшего вагона догонять. А нам
надо в противоположную сторону!
-- Уверен. Туда!
-- А я нет, не уверен! Когда мое тело покинуло тамбур, я даже имя свое
не вспомнил. Это ты меня Вовой назвал! А может, я Арнольд, Альберт или
Альфонс?!
- Альфонс, как есть альфонс!
- Кто есть я такой, что за существо? - продолжил Хлюдов. - Разумное ли?
-- Конечно, неразумное! Выжрали на круг почти канистру рома и водки! Я
ж тебе говорил: хватит Вовка, хватит! А ты...
-- Я?! Что -- я?! Вот Вове и высказывай претензии! А я -- просто Ваня!
Иван!
-- Еще скажи -- Иван Поддубный!
-- И скажу! А скажешь, нет?! Это ты все за дружбу русско-осетинскую
пил. За мир во всем мире! За братский Кавказ! Интернационалист хренов! А я
боролся! Выигрывал умственно и физически! О-о, сколько я выиграл!...
-- Ну и где оно?
-- Дык... выпили. И конфеты, главное, пожрали... А я жену хотел
порадовать. Ну, ничЈ! Фак ю, фак их! -- с кошмарным акцентом произнес Хлюдов
культовую иностранную матерную фразу.
-- Лучше бы нам все-таки сейчас не фак, -- урезонил Никита. -- лучше бы
нам... вперед, топать что ли...
Вперед! Шли некоторое время по шпалам, спотыкаясь и чертыхаясь. В конце
концов, ломать ноги надоело, сошли на насыпь. Но там -- старые рельсы,
металлические скобы и костыли, прочий хлам. Как-то само собой получилось --
свернули на проселочную дорожку, вдоль "железки". Шли-шли-шли...
-- Стоп! Володя! Мы идем куда-то не туда!
-- Куда -- не туда?
-- В никуда! Где рельсы, вдоль которых мы шли? Где шпалы о которые мы
копыты сбивали? Где? Только не рифмуй!
Огляделись. Луна, камыши.
-- Ты куда меня завел, Сусанин?! -- заблажил Хлюдов.
-- Я завел?! Ты сам сказал, что надоело козлом скакать по шпалам! Ты
первый уклонился от маршрута!
-- М-да? Вообще-то мы верно идем! Видишь, поезд идет? Скоро к нему
выберемся. Сядем и поедем.
-- Нет, Вова! Никуда мы на нем не приедем. Это иранский поезд. И идет
он в Тегеран или Мешхед! -- осенило Никиту. -- Тебя и меня персы шлепнут на
месте. Как красных командиров. Или вернее, как комиссаров...
-- С чего ты взял, что поезд иранский?
-- А с того, что рельсы были справа от нас. Мы ушли влево. И поезд
бежит с левой стороны! А должен быть справа!
-- Уф-ф! Лейтенант Ромашкин, ты мне опять мозги запудрил! Не трещи так
быстро: право, лево, вправо, влево! Повтори помедленнее и покажи рукой!
Никита, чуть протрезвевший на воздухе, повторил медленно и показал
рукой.
-- М-да! -- процедил сквозь зубы Хлюдов. -- Вот это фокус! Покус! Мы
топаем в Иран! Интересно, границу уже перешли? Если да, то почему мы ее не
заметили? Где полосатые пограничные столбы? Где контрольно-следовая полоса?
Где парни в зеленых фуражках? А мне басни рассказывали, что граница на замке
и ключи утеряны!
До утра брели обратно наугад. Окончательно выбившись из сил, прилегли
под кустиком на бугорке. Их окончательно сморило. Спать... Мучили кошмары.
Пустыня, жажда, чудовища.
Нет, не сон, а явь. Проснулись от яркого палящего солнца. Огляделись и
ужаснулись. Никакой дороги не было. То, что еще вчера было колеей, оказалось
твердым солончаком. Вернее, солончаковым плато. Выжженная земля справа,
слева, впереди и сзади -- до горизонта. Сиротливый кустик, под которым они
ночевали, -- единственная растительность.
-- Кошмар! -- охнул Хлюдов.
-- Кошмар! -- согласился Ромашкин. -- Куда нас с тобой занесло? До чего
же пить хочется! Горло огнем горит.
-- Может, арык найдем... Но из арыков лучше не пить. В них одна зараза
плавает. Будем искать колодец!
-- Где ты будешь его искать?
-- Там... -- махнул неопределенно рукой Хлюдов.
-- А если там не отыщем?
-- Тогда будем копать здесь. Выроем колодец, по местному - кяриз.
-- Чем?
-- Руками! И... подручными средствами.
Вырыть кяриз в выжженной пустыне -- дело безнадежное. Вот кабы людей
найти. Но никаких признаков присутствия человека не наблюдалось: ни в виде
жилья, ни в виде машин, ни в виде мусора, ни в качестве испражнений. Птицы
не летали, верблюды не бродили, овцы не паслись. Ровным счетом ничего.
Только тушканчики время от времени перебегали то вправо, то влево. Ну, раз
тушканчики, значит, все-таки это не Марс, а Земля. Уже хорошо!
-- По-моему, мы в какой-то то ли лагуне, то ли шхере. Но только
пересохшей! -- предположил Хлюдов. -- Видишь: и вправо и влево и вперед и
назад у горизонта края задираются. Поэтому мы ничего и не наблюдаем!
Идем-ка, друг мой, назад! Откуда пришли!
-- А откуда мы пришли?
Хлюдов огляделся, но их следов в обратную сторону не наблюдалось. Так
что явиться сюда они могли с любой стороны.
-- Сволочь ты, Ромашкин! Так вчера нажрался, что даже не соображал, как
шел? И меня напоил!
-- Я?! Ты сам меня поил! Кто купил ром?! Кто водку хлестал с абреками?!
Кто пьянку организовал!?
-- Я... -- сознался Хлюдов и сразу оживился: -- Никита, а ведь у нас
еще есть ром и водка. Это ж жидкость! От жажды не умрем! Будем пить и идти
пока сможем!
-- А если просто пить? Без ходьбы? -- робко предложил Никита. --
Приляжем, подождем, когда нас найдут спасатели.
-- Наивный! Кто найдет? Кто будет искать? Никто же не знает, что нас
сволочь проводник высадил на том занюханном полустанке. Да и от того
полустанка мы ушли далеко-о... И от рельсов -- далеко-о... Блин! Семенили бы
себе по шпалам и семенили потихоньку. Уже в Педжене были б, пивом
похмелялись... Ладно, давай рому хлебнем что ли. Или водки хочешь? У нас еще
бутылка "Столичной".
-- Йо-хо-хо! И бутылку рома! Диабло! Точнее, черт подери!
Хлебнули. А закусить? Коробка конфет и забытый черствый беляшик. Точно!
Купили в привокзальном кафе и позабыли... Разделили провиант по-братски,
пополам, отхлебнули из горлышка по паре глотков теплого рома. Кровь
заиграла, затем закипели мозги. Через пять минут оба хлопнулись на землю.
Идти никуда не хотелось, да и сил не было. Повесили на куст капитанский
китель, подостлали под себя шинели и легли в некотором подобии тени.
День прошел в полубреду. Рожи опухли, губы потрескались. Возникли
миражи в виде озера, караванов верблюдов, машин, деревьев.
-- О! Машина едет! Видишь? -- показывал пальцем Никита.
-- Нет, у меня это верблюд идет! -- отвечал Хлюдов.
Спустя некоторое время Никита вновь вопрошал:
-- А речку видишь?
-- О-о-о. В моем мираже вижу виноградники. Ну что, выпьем еще по
глотку?
-- Выпьем.
Воображаемые виноградники сменялись пшеничным полем, затем заливным
лугом и так далее. Алкогольный коктейль, и жаркое солнце сделали свое дело.
***
-- Помню, под Кандагаром в пустыне без воды оказалась наша
разведгруппа, так я тоже мираж видел! -- воскликнул разведчик Виталик.
-- Братцы! Раз зашел разговор о разведчиках, давайте помянем моего
дружка, Петю Грекова, героически погибшего в Баграмской "зеленке"! -- поднял
стакан Никита. - Трех духов завалил, а четвертого не заметил....
Выпили, закусили, чуток помолчали.
Глава 10. Бунт против "Белого царя"
Солнце уже клонилось к горизонту. Бесконечный день все-таки
заканчивался. Начали быстро сгущаться сумерки.
-- Все! Хватит лежать! Встаем! -- распорядился Хлюдов. -- Пойдем на
огоньки, иначе сдохнем на этой "сковородке". Пошли влево, зайдем на
возвышенность. И где увидим огни, там и будет наше спасение!
Огней нигде не было, снова пошли наугад. Шли всю ночь, пока прохладно.
Под ногами -- твердый солончак. Шли, шли, шли.
Ступили на рыхлый песок. Очень рыхлый.
-- Кажется, контрольно-следовая полоса! -- застыл Никита, вляпавшись
двумя ногами
-- Мне одно непонятно. Мы уже за границей или нет? - задал глупейший
вопрос Хлюдов. -- Или мы только на подходе? Что-то ни колючей проволоки, ни
собак не наблюдается.
Эх! Не поминай всуе!.. Из пересохших камышей выскочили три огромные
псины и с хриплым лаем бросились к ним.
-- ВсЈ, прощай, молодость! Поминай, как звали!.. Никита, только не
беги! Побежим, точно разорвут!
-- Да куда тут побежишь! У меня и ноги-то не ходят...
Псины-волкодавы окружили, сели на задницу в двух шагах. Рычали, но не
бросались. И то хорошо!.. Все-таки до чего ж для человека широкое понятие
"хорошо"! Стоишь по щиколотку на подгибающихся ногах в зыбучем песке,
избегая лишнего движения, вокруг тебя брызжущие слюной клыкастые образины --
и... хорошо!
-- Тохта (стой)! Эй, бача (эй, мужик)! Буру(иди)! -- на ближайшем к ним
бугре появилась фигура человека с винтовкой.
-- Та-ак... Если это пограничник, то не наш, а перс! И мы возертаемся
из Ирана! Обратно на Родину!-- процедил Хлюдов. -- Абзац! Если мы в Иране,
будет большой скандал! Опять сын шпион, но теперь - иранский. Батю из
газового министерства выгонят! Турнут в шею из-за меня, непутевого сынка,
нарушителя границы...
-- Какое, к дьяволу, министерство! Нашел о чем сейчас думать! Не
повесили б как шпионов! Эй, не стреляй! Мы заблудились! Мы -- советские
офицеры! -- Никита поднял повыше руки. -- Мы не вооружены! Не стреляй и
убери собак!
-- Чего ты разорался? -- прошипел Хлюдов. -- Он ведь все одно, что
марсианин. По-русски ни бельмеса. Его бы по-английски...
-- Чего ему сказать? "Дую спик инглиш"?
-- Нет, что-нибудь другое. Мол, не стреляй, заблудились, желаем виски,
сигару, кофе. Вспоминай, что в школе учил!
Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь... В школе про виски,
сигару, кофе как-то не...
-- Эй, офисер! Ходи сюда, на мой сторона! Не бойся! Моя стрелять не
будет! -- Ура! Абориген знает русский!
Абориген свистнул псинам, и те послушно сняли осаду, быстро убежали
прочь.
-- Слава, тебе, яйца! -- выдохнул с облегчением Хлюдов. -- Не за
границей, кажись. И яйцы целы, не отрезали. Чую, мы дома! Интересно, что это
за юный друг пограничников? Кто такой?
Они опасливо приблизились.
-- Салам! - радостно произнес Никита.
-- Салам алейкум! - изобразил счастье на лице Хлюдов.
Туркмен тоже, похоже, был в восторге:
-- Салам, товарищи офисеры! Я такой рад, что ко мне зашла живая
человек. Почти год никого не вижу, редко гости бывают. Я местный чабан,
Абдулло.
-- О, это просто пастух! Ковбой! Гаучо! -- обрадовался Хлюдов. -- Ура!
Мы спасены!
Обменялись рукопожатиями. А дальше? "Салам, товарищи офисеры!" Ну,
здрасьте. Вот тебе и здрасьте! Пьяные, пропыленные, усталые и черт знает,
где находятся -- товарищи офисеры. Как объяснить этому пастуху, почему сюда
забрели? И действительно, далеко ли граница?! Что бы такое ему, чабану,
сморозить для завязки разговора?
Но он товарищей офисеров опередил:
-- Я сам год назад был солдат. Стройбат. Служил в городе Горьком. Какой
хороший город! Какие замечательные девушки! Я их так любил!
-- О, земляк! -- заорал Хлюдов. -- Я ж оттуда родом!
Никита удивился. Земляк?
-- Я ж с Волги, только с верхней части!
Ну, в принципе, да, Москва-река -- приток Волги.
-- Меня Владимиром зовут. А этот -- Никита.
-- Осинь рад! Осинь! А я Абдулло! Я хотеть остаться в России, жениться,
там калым не нужен. Но отец вызвал домой. Я не поехаль, а он со старшим
братом прибыль и увез. Вот загналь сюда овца пасти. Людей не вижу, газэт нэ
читаю, телевизор нэт! Рюсский язык забываю. Я так вам рад! Пойдемте, шурпой
накормлю!
О, шурпой! А шашлык?
Подошли к чахлому частоколу из тонких жердин. Туркмен махнул палкой на
свирепого вида собак, отогнал прочь. Невдалеке -- кошара и загон для овец.
Рядом -- низенький глинобитный домик, пастушья избушка. Ни одного даже
чахлого деревца, только полынь, колючки и камыши. Убогое, но все же жилье...
-- Так ты что тут один живешь? -- спросил Хлюдов Володя, оглядывая
стены саманного закутка.
-- Почему один? Собаки, овцы...
-- Э-э, с овцой, что ли, спишь? А где ханум? - сострил Хлюдов.
-- На ханум деньги зарабатываю. Пять овец мои, ягнят выращу, будет
десять. Потом еще расплодятся.
-- А сколько надо-то? Сколько ягнят?
-- Если некрасивая жена -- двадцать пять баранов. Если красивая --
пятьдесят. А красивая и работящая -- сто.
-- А если умная? -- ухмыльнулся Ромашкин.
-- Вот за умная и грамотная платить меньше. Много работать не станет,
спорить будет, умничать. Жена ведь, какой должен быть: послушный, ласковый и
молчаливый. Слушать, что умный муж говорит, а не свой мысль ему навязывать.
-- Так ты какую ищешь? Глупую, красивую и молчаливую? -- спросил
Никита.
-- Ай! Красота не главное. Работящий для хозяйства.
Характерно все аборигены ставили на первое место у будущей супруги не
красоту и ум, как мы, а работоспособность. Вот и Ахмедка в общаге,
помнится...
Хлюдова в тепле снова развезло. Поев шурпу и плов, он с умным видом
вдруг произнес:
-- Будет тебе, Абдулло, бесплатная жена! Мы вот с Никитой войско
собираем! Повстанцев! Записываем, взбунтовавшиеся местные народы в отряды
против "Белого царя"! Хватит жить под игом Москвы! Пора поднимать племена
под ружье! Долой Белого царя! Пора жить своим умом! С королевой
Великобритании мы договорились, а Рейган нам обязательно оружием
поможет...Тому, кто встанет в строй, бесплатная жена.
-- А две можно?
-- Две можно! Можно и две, но только особо отличившимся в боях за
свободу! И бесплатно!
-- Зачем тебе две жены? -- полюбопытствовал Никита. -- Прокормишь?
-- Вторую жена возьму умную и красивую. Русскую. Первый жена будет
работать, а второй ласкать!
-- Вот и договорились! -- воскликнул Хлюдов. -- Записываем тебя бойцом
в первую кавалерийскую сотню, "бронекопытной, дикой дивизии"! Конь есть?
-- Есть конь. И шашка острая, дедовская, и ружье хорошее есть! Патронов
мало-мало! -- защебетал туркмен.
-- Вовка, ты что, сдурел совсем?! -- ткнул Никита в бок Хлюдова. --
Шутки шутками... Договоришься! Он ведь и вправду поверил!
-- Вот и славно! А я, может, и не шучу! Ты, главное, мне подыгрывай!
-- Да не хочу я подыгрывать!
-- А придется!
Чабан тем временем достал из шкафчика бутылку какого-то ужасного пойла,
холодное мясо, лепешки.
После второго тоста за свободу уже не смущали ни шкуры, полные блох, на
которых они полулежали, ни пыль в войлоке, ни осыпающаяся с потолка глина.
После четвертого тоста за джихад неверным, Никита сломался.
Керосиновая лампа нещадно дымила, в печурке горели вонючие кизяки,
насекомые кусались, но зато было тепло и сытно. Великая вещь -- крыша над
головой, горящий очаг и вода... Никита провалился в сон. Голова, правда,
гудела, как трансформатор. Еще бы! Двое суток пить вместо воды ром и водку!
...Пробуждение сопровождалось паническим животным страхом -- кто-то на
него пристально смотрит. Кто-то или что-то -- непонятное и потому страшное.
Чуть приоткрыв глаза, Никита их вновь крепко зажмурил. Басмачи! Накликал
Хлюдов, пьянь! Расхлебывай теперь! Расхлебаешь, как же!
Вокруг их первобытного ложа стояли фигуры в халатах и чалмах. То, что
испугало Ромашкина, оказалось молодой девушкой. Видны были только глаза.
Остальное -- чадра. Выходит, красный командир Федор Сухов освободил не всех
женщин Востока. Далеко не всех.
Чабан Абдулло что-то оживленно рассказывал трем вооруженным берданками
и двуствольными ружьями угрюмым мужчинам. Два древних старичка на корточках,
о чем-то переговаривались и жестикулировали. У изголовья толпилась стайка в
платочках, чадрах, паранжах. Кто их разберет, в чем...
Ромашкин аккуратно, но сильно пихнул в бок Хлюдова:
-- Капитан! Вовка! Проснись, пьянь! Что ты вчера плел, сволочь, об
освобождении от тягот коммунизма и империализма, о свободе и независимости
диких племен? Объяснись с народом! Ты собирался зеленое знамя ислама
водрузить в Кремле?! Теперь водружай...
Хлюдов открыл глаза и тотчас тоже зажмурился:
-- Ого! Никита, что будем делать? Делаем вид, что спим?
-- Нет, надо как-то изворачиваться. Вовка, а это точно не Иран?
-- Если наш друг вчера не соврал, то нет. Но мы наверняка рядом с
границей. Только бежать к гарнизону далеко и незнамо куда! А, была, не была!
Хлюдов резко приподнялся, развел руки в знак приветствия:
-- Салам алейкум, аксакалы!
-- Салам...
-- А не подскажете, как проехать в Педжен? Там размещается штаб
формируемого исламского эскадрона!
Чабану Абдулло немножко нездоровилось после вчерашнего. Или он был
немножко растерян из-за открывшихся вчера же перспектив? Чабан Абдулло
указал на соплеменников:
-- Вот, офисер, это наши бригадиры. Они ехали волка загонять. Могут
подвезти к шоссе. А ты, офисер, их в войско запишешь? Потом сюда вернешься?
Когда нам за ружья браться? У меня пулемет "Максим" есть и патронов ящик...
Уже ящик? Вчера было "мало-мало". Растет благосостояние братского
туркменского народа! Не по дням, а по часам!
Соплеменники чабана Абдулло стали выходить во двор из душного домика,
недоуменно пожимая плечами, что-то бурча по- туркменски.
Хлюдов обнял чабана Абдулло за плечи, уверенно пообещал:
-- Не переживай, Абдулло! Жди! Мы скоро вернемся. На днях поднимем
"зеленое знамя ислама" над отрогами Копетдага, и наши скакуны пересекут
пустыню Каракумы до Волги и далее. Я и начальник штаба повстанцев. По весне
вернемся с отрядом! Формируй добровольцев, составляй списки, назначай
командиров отрядов. Только без лишнего шума. Конспирация!
Во дворе стоял бортовой "уазик". Бригадир и шофер стояли у кабины, а
женщины -- в кузове, держась за передний борт. Аксакалы расселись под
навесом у стены, попивая зеленый чай. Верно, старые басмачи, заслуженные --
уж больно живо они обсуждали пьяный бред Хлюдова.
-- Стр-р-роиться! -- вдруг рыкнул Хлюдов. - Р-р-равняйсь! Смир-р-рно!
Здр-р-равствуйте, бойцы!
-- Салам, здра... -- ответили мужчины вразнобой.
Хлюдов прошелся вдоль строя. О чем говорить? И как? Язык с перепоя еле
ворочался. А говорить нужно убедительно, эмоционально, с душой. И чтоб
выглядело правдоподобно. Не то грохнут за насмешки над собою, и поминай, как
звали. Пустыня большая....
Но не зря же ученые толкуют, что в экстремальных ситуациях человек
способен превзойти себя на два, а то и на три порядка.
Хлюдов толкнул проникновенную и пламенную речь. Каждому -- землю, волю,
отару баранов и легализацию многоженства... В подробностях передавать --
лейтенант Ромашкин пас. Вредный бред!
...И "уазик" понесся по пыльной грунтовой дороге между зарослей камышей
вдоль арыков. Шофер гнал как можно быстрее -- командиры-офисеры должны
успеть на тайное совещание повстанческих сил перед решающим освобождением от
ига "Белого царя". Командиры-офисеры в кузове тряслись в такт попадания
колес в ямы и на кочки Недоосвобожденные женщины красного Востока,
устроительницы социализма в Средней Азии, со смехом заваливались на них при
резких поворотах.
Через час бешеной гонки машина резко затормозила у развилки. Никита,
пытаясь удержаться на ногах, навалился на одну из молодок, плотно прижавшись
к ее груди, чем вызвал дикий визг и веселый писк аборигенок.
-- Пардон! Виноват! Извиняйте!
Из кабины высунулась хмурая рожа бригадира:
-- Эй, офисер! Нам туда, а вам туда! Мало-мало пешком и дойдешь. Там
дорога! Асфальт. Педжен совсем будет рядом! Километров десять. Возвращайся
скорее, будем ждать!
Едва они спрыгнули на пыльную обочину, как машина резко сорвалась с
места и умчалась к хлопковым полям.
-- Ну, как тебе эта девица, к которой ты прижался? -- съехидничал
Хлюдов. -- Хороша?
-- А черт ее знает! Все одно, будто ватное одеяло пощупал. На ней штуки
три стеганых халатов надето.
-- О! Даже халаты успел пересчитать! Ручонки шаловливые!
-- Пошел ты к черту, Вовка! Вверг меня в авантюру с мятежом. А если они
в милицию или в районное КГБ сообщат?!
-- Да, брось! Чего по пьянке не бывает. Я бы мог себя наследником
Хромого Тимура объявить или Чингисхана. А тебя -- очередным пророком
Магометом, если б еще пару бутылок выпили! Не терзайся, не переживай.
Экзотическое путешествие. Сафари! Кэмел - трофи!
-- Но ты призывал их к мятежу! А вдруг они всерьез воспримут?!
-- Не дрейфь. Банда басмачей у ворот КПП не появится. Наш легендарный
Федор Сухов вместе с Буденнымтут такого страху навели, что еще лет сто никто
не взбунтуется.. Ладно, давай отсюда выбираться. Какое направление абориген
рукой показал? А? Вспоминай!..
-- Вовка! Опять заплутаем! Ты ведь только сейчас сказал туркмену, мол,
дальше дорогу знаю!
-- Ну... мы ж предводители повстанцев, полководцы! Заблудиться, по
определению, не можем! Каким бы я перед ним олухом выглядел?! Ну, чего ты
переживаешь? Пойдем вдоль арыка, найдем, в конце концов, асфальт. Где
асфальт, там машины. Тормознем кого-нибудь, подвезут. Только давай
вспоминай, в какую сторону туркмен рукой махнул!
-- Ох, Вовка! Не помню... Кажется, сюда, вправо...
-- Кажется? Или точно?
-- Кажется, точно...
-- Эх, ты! Одни хлопоты с тобой!
-- Со мно-ой?!
-- Ладно-ладно! Пойдем навстречу солнцу! -- скомандовал Хлюдов и
потопал по тропинке к дальним деревьям. Или миражам...
Тропинка оказалась нескончаемой. Она то шла мимо арыков, то вилась
вдоль канала, то петляла между полей засеянных хлопком, то исчезала на
солончаках. Пыль, нещадное солнце. Черт! А ведь это декабрь! Позавчера,
когда выезжали из Ашхабада, было прохладно, не более десяти градусов, а
сегодня под тридцать. Шинели и фуражки они несли в руках, кители распахнули,
от галстуков освободились, пуговицы рубашек расстегнули. Пот струился по
лицу, по телу и противно стекал по позвоночнику мимо копчика и далее...
-- Сволочи аборигены! -- взвыл Хлюдов. -- Куда-то завезли не туда. По
моим прикидкам, давно должен быть асфальт! Я устал уже!
-- Предлагаешь сесть и ждать попутку?
-- Какую тут, на хрен, попутку дождешься. Если только арба проедет, и
то через неделю. С голода умрем! Только вперед! Еще поищем!
Кто ищет, тот всегда найдет. Когда силы окончательно иссякли, на
горизонте блеснула лента дороги. Шоссе!
-- Ура!!!
А что "ура"?! Ну, на горизонте. Если не очередной мираж. До него еще
идти и идти. А он, паразит, является, как известно, воображаемой линией,
отодвигающейся все дальше и дальше по мере приближения к нему!
Но нет. Все-таки добрели -- асфальт. Теперь-то ура? Ну, относительное
ура. От раскаленного асфальта, как такового, проку мало. Идти по нему,
допустим, легче -- ноги не проваливаются в пыль и песок, не бьются о камни.
Но шоссе-то -- в обе стороны. И?
-- Вовка! Нам на север?
-- Всенепременно! Даже если мимо Педжена промахнемся, в Россию уйдем, а
не в исламский Иран! Только на север!
-- А где он, север?
-- Там, слева от восхода Солнца!
-- Это сколько тысяч верст нужно прошагать до Волги, как ты давеча
предлагал басмачам? -- горько усмехнулся Никита.
-- До Родины-то? Полторы или две тысячи -- по прямой. Если петлять по
барханам, то больше. А там, на Родине, замечательное "Жигулевское", без
добавок стирального порошка!
-- Тогда лучше в Педжен, к местному вонючему пиву! К нему то мы точно
дойдем живыми! Если повезет...
Повезло! Грузовичок! Притормозил, посадил, подкинул -- до искомой
развилки.
-- Вот эти места я, кажется, уже знаю! -- повеселел Хлюдов.
-- Кажется? Или точно? -- съязвил Никита, "возвращая должок".
-- Кажется, точно! -- принял "должок" как должное Хлюдов. -- Вон
чайхана! Побежали?!
Ну, побежали. Спотыкаясь на непослушных ногах, со скоростью бегущей
черепахи, помчались к заветной чайхане.
-- Где мы, Вовка?
-- Эх, Никитушка! Это же ВКП! Выносной командный пункт!
-- Выносной?
-- "Пендинка"! Чайхана "Пендинка". Ну, название такое! Тут один из
предыдущих командиров полка Вазарян... еще до Андрусевича и Хомутецкого...
штаб держал и управлял отсюда, в гарнизоне месяцами не появлялся.
-- Как так не появлялся? Не может быть!
-- Еще как может. Это сейчас нас замучили: занятия, учения, строевые
смотры. Во всем виновата проклятая война! А раньше, пока афганская заваруха
не началась, служивые старожилы говорят, была тишь да гладь. Эх, какая была
славная служба! Начальства не то что из штаба округа -- из дивизии не
увидишь! Бывало, стоишь помощником дежурного, звонит командир дивизии,
требует "кэпа". Ему скажешь, что он в движении где-то или на полигоне. А
комдив сразу смекает, требует соединить с "Пендинкой". Чтобы не дергали
попусту лишний раз в кабинет, к чайхане кабель протянули, телефонный аппарат
поставили! Солдата живого месяцами не видели, казарму приходилось самому
охранять! Все бойцы на полях работали, хлопок убирали или дома туркменам
строили. Курсанты заранее были распланированы кто куда -- на весь период
обучения! Асфальтовый заводик, кирпичный завод, хозработы по строящимся
домам! А комбаты, какие были зубры! Наш Алсынбабаев им и в подметки не
годился.
Они, оба-два, Ромашкин с Хлюдовым, уже расположились в заветной
чайхане. И расслабленно попивали. Понятно, не чай.
-- Центральная улица Педжена, знаешь, как называется? -- задал вопрос
на засыпку Хлюдов.
-- Ну, имени Ленина.
-- Темнота! Нет! В народе говорят: имени Бабия! В честь комбата,
который ее построил. Спроси любого туркмена кто такой Бабий? Ответят:
любимый комбат! А про нынешнее начальство они ничего не ведают. По крайней
мере, не все. Богатый был мужик Бабий, всех под себя подмял. Когда с полком
прощался, бочку пива к воротам полка подогнал и гарнизон угощал. Вот был
размах! История одна смешная произошла...
История смешная, да. После отъезда Бабия по замене в Германию приходит
однажды на КПП парнишка узбек в драном халате, в тапочках, с посохом и
требует от дежурного, чтоб пропустили к командиру. Зачем? Уволиться,
говорит, из армии хочу. Устал. Четвертый год служу. Сколько можно? Бабий
где? К нему тоже надо, расчет нужен, зарплата.
Приводят его, значит, в штаб к замполиту, а солдат начинает права
качать! Мол, я порядки знаю! Положено служить два года! Почему я отслужил
три?! Мне хозяин сказал: только моряки три года служат! Я не моряк, я
танкист! Где командир Бабий?
Вначале начальство посмеялось, подумало: сумасшедший. А подняли приказы
-- и точно, наш солдат, но бывший. Уволен еще год назад, но не
демобилизован... А военного билета у бойца нет, и где он неизвестно.
Документы были у комбата, и не спросишь теперь, куда он их подевал.
Оказалось, солдат батальона. Бабий его