т свободен весь сегодняшний вечер, он будет сторожить возле дверей через два часа, столько скольно нужно!.. Внешне его готовность отдать все на свете за то, чтобы проводить ее, выразилась крайне небрежно и уверенно : "Буду ждать в раздевалке первого корпуса в четыре." Она медленно кивнула, не сводя с него глаз, после чего он убежал первым, готовым разметать все оставшиеся зачеты! Емельянов заждался - пока Сергей отсутствовал, осталось только пять мучеников. Сергей, сам для себя неожиданно, 'просек' вопрос и через десять минут покидал лабораторию с полной победой над дросселями. Еще полчаса, и повержены оставшиеся зачеты. А точнее, на Сергея пролилась милость от спешивших преподавателей. Он подходил к кафедре иностранных языков и увидел, как распахнулась дверь, и Людмила Андреевна так же хрипловато-насмешливо пригласила его войти : "Herein, bitte! Садитесь вот сюда, пожалуйста !" Перед Сергеем сидела еще одна дама, исподлобья изучавшая его. Людмила Андреевна рассказывала : "Представляете себе, этот, с позволения сказать, англичанин подсказывал моим лоботрясам на зачете и , в целом, правильно !" И, обратясь к Сергею : "Вы где учили язык ?" "Сам !" "Прочтите нам, пожалуйста, немного...отсюда. Можете с любого места" Сергей открыл нетолстую книгу в глянцевой обложке с заголовком Ein bisschen Suedsee и начал читать. Прочитал полстраницы - его не останавливали, еще полстраницы и услышал : "Genug!" Дама смотрела на Сергея очень внимательно : "Наверняка, у вас был контакт ! Вы в Германии не жили ?" "Нет!" "У нас открываются курсы - вам надо ходить !" - Людмила Андреевна и дама - обе улыбались, дама, слегка поджав губы. С Наташкой они встретились вечером. Сергей повел ее в 'Кинематограф' на какую-то ерунду, то ли итальянскую, то ли французскую. Потому что он ничего не видел, а все два часа продержал Наташкину жаркую руку в своей. Наташка жила в Выборгском районе, и домой Сергей попал в три часа ночи, пройдя пешком от Московских ворот. Его знобило от воспоминаний от прикосновения длинных ног, и он смог забыться сном только к шести утра... Он звонил Наташке каждый день во время сессии. От троек Сергей расстроился, но, увидев назавтра после своей последней тройки сиявшую Наташку ("Пятерка!"), он забыл про все свои огорчения. Они встречались с самого утра, бродили по запорошенному снегом городу, сидели в кино, но ни Сергей, ни Наташка, будто сговорившись, не приглашали друг друга в гости. В 'День Студента' - получения стипендии - Сергея зазвали в общежитие ребята из сборной института. Сергей предупредил, что придет не один и пришел к семи вечера вместе с Наташкой. Она продрогла и первый час просидела не снимая шубы. Сергей знал только Володьку Повалихина и Юрку Сеня. Присутствовали еще пять человек, всего три девушки, вместе с Наташкой. После первых двух стопок у Сергея зашумела голова, он положил ладонь на колени Наташки. Она, раскрасневшаяся, смеялась и часто прижималась своей щекой к щеке Сергея. Сергей от ее прикосновений на мгновение трезвел, но в следующую секунду голоса вокруг становились еще чуть-чуть шумнее. Он часто перехватывал Володькин восхищенный взгляд. И замирало сердце, бившееся в кончиках пальцев, сжимавших теплые крепкие колени... ...Наташка безропотно подчинилась его руке, обвившей ее талию. Они шли к самой дальней комнате в коридоре, которую отдал ему Володька, вызвав Сергея на минуточку за дверь. Володька держал в руке стакан с водкой, пил мелкими глотками и тряс головой, как от наваждения : "Ну и тетка !" Допив, Володька ушел осторожными ровными шагами к соседу-второкурснику. Они вошли в темную комнату. Сегей оставил ключ в замке, снял куртку и повернул к себе Наташку. Она приняла его в жаркие объятия, и он задохнулся от ее поцелуя. Сергей обнял ее - ее спина дрожала, ноги, полные и крепкие, вплотную прижались к его ногам. Сергей ощупью нашел кровать и осторожно потянул Наташку за собой. Она переступала, повторяя каждый его шаг, ни на мгновение не отстраняясь от него. Сергей целовал в полной темноте ее шею, его руки сползали по ее спине - от лопаток вниз. И когда руки его наткнулись, как на преграду, на ее ягодицы, выпуклые и каменные, она затрепетала и опять задушила его поцелуем. Внезапно руки Сергея стали подниматься и опускаться. Он задрожал и вдруг ощутил себя, лежавшим на ней, а ладони его были раздавлены Наташкиными мускулистыми ягодицами. Сергей засуетился, то стягивал с нее трусы, то бросался раздеваться сам и, совершенно неожиданно у него закружилась голова, как бывает при падении в бездну... В окно пробивался тусклый свет. Сергей обнаружил на себе рубашку, носки и трусы. Постепенно, раздирая веки, вел взглядом по комнате. Спиной к нему стояла Наташка, расчесывась у зеркала, одетая. "Доброе утро! Как спалось ?" "Хорошо..." - хрипло ответил Сергей. Ему стало плохо, когда он попытался приподняться, полежал чуть-чуть, но голова все равно кружилась. "...Извини...Не смотри..." - выдавливал он, натягивая брюки. Наташка один раз обернулась, лицо ее по-видимому было довольным. Они прошли как тени мимо вахтерши, с подозрением смотревшей на них. Когда Сергей пропускал Наташку в дверь, вахтерша, сорокалетняя баба в ватнике, попыталась зацепить Сергея : "Ты откуда здесь взялся ? А девка ?! Я всех тут знаю!.." Но Сергей бесцеремонно оторвал ее руку, даже не обернувшись - ему было плохо : "...Отвали..." Наташка медленно шла по улице. Сергей догнал ее и попытался обнять, но Наташка так же продолжала идти, отсутствующе глядя перед собой. Так, как чужие, они дошли до автобусной остановки. Сергей подсадил Наташку, она бросила быстрый взгляд на него. Он постоял, колеблясь и решительно сделал шаг назад, пропустив еще несколько человек, совершенно скрывших Наташку своими спинами. Автобус отошел, а Сергей еще некоторое время в одиночку торчал столбом на остановке, не отворачиваясь от налетавших вихрей снега. "Да! Плевать !" - сказал он вслух и отправился в путь легкой походкой... Да и нужды было убиваться! Немецкий всегда при нем, потом он приметил уже одну девочку, кажется со второго курса факультета автоматики, а ноги у нее!.. А кроме того, у него появилась как бы невеста - его одноклассница, в которую он был влюблен еще в восьмом классе и которая училась в Герцена. Отношения с Мариной, той которая как бы невеста, напоминали затяжной подъем на пологий перевал - выше пройденного склона вырастал следующий склон, и сама перевальная точка терялась посреди широкой бескрайней равнины. Марина разрешила себя обнять через неделю после первой встречи, еще через две недели они поцеловались, точнее, Сергей пытался поцеловать неподвижные губы. После этого каждое свидание Марина с Сергеем проводили по два часа в парадных. Марина стояла, не шелохнувшись, и послушно отвечала на поцелуи. И однажды Сергей, стараясь не видеть Марининых глаз, признался ей в любви. В ответ он услышал, как подтверждение давно известного факта, ответное признание от Марины. Все очень спокойно и надежно, не опалив пламенем. Они теперь всякий раз обсуждали, что они будут делать, когда поженятся, где будут жить. И также всякий раз, положив голову Сергею на плечо, Марина молила не торопить ее, так как она сама не знала еще почему... Сергей принимался уговаривать ее не быть такой разумной, уговоры завершались поцелуями и новыми уверениями в любви и мечтами о будущем. Он также пытался покорить Марину своим немецким, но она твердо попросила его не портить ей слух. Сергей был вынужден оставаться один со своей страстью. Однажды, пребывая уже на пятом курсе, Сергей завернул на кафедру иностранных языков, в ту самую общую аудиторию. В дверях он уловил жестикуляцию Людмилы Андреевны и поспешно подошел к ней. "Вас берут в ГДР!" - с внезапным акцентом произнесла она. Сергей не успел ничего сказать. "Вот телефон командира отряда - он уже справлялся о вас !.." Сергей прирос к полу. Deutschland ! Ein Wintermaerchen ! Началась германская лихорадка... Во-первых, анкета, в шести экземплярах - и все первые ! Во-вторых, фотографии для неведомого еще загранпаспорта. А главное - пройти три идеологические комиссии. На первой, в институтском комитете комсомола, Сергей снисходительно освещал какому-то по порядку секретарю, историю Германии. Тот, похожий на любого другого секретаря, слушал очень внимательно и неожиданно задал коварный вопрос о 'битве народов' под Лейпцигом. А коварство заключалось в том, чтобы правильно назвать, какие народы были против каких. Сергей принялся перечислять : французы, конечно, австрийцы, русские, неведомые саксонцы (а на самом деле просто немцы!)... Секретарь перебил, а поляки - с кем и против кого ?.. Сергей отвечал, что вероятнее (секретарь был похож в этот момент на члена экзаменационной комиссии, который переживал за 'своего' ученика) всего, против русских. Секретарь расцвел от восторга, но как многоопытный взрослый предупредил, чтобы о Наполеоне, который для поляков - все равно, что национальный герой, ни одного плохого слова. Потому, что идеологически вредно и политически опасно... С поляками у Сергея была последняя встреча на Вроцлавском шоссе в 1981 году. По шоссе перебрасывались войска из Германии в Польшу. До сведения всех офицеров были доведены приказы, обещавшие совсем скоро польский фронт. И шоссе должно было охранять для прихода силы, готовой давить "Солидарность". ...Толпа, густея, выдавливала взвод десантников с обочины на полотно автострады. Толпа собиралась и с тыла цепи, беря в плотное кольцо три десятка человек в русской полевой форме. Сергей орал время от времени, надсаживая горло в гуле многих тысяч голосов. Солдаты с затравленными лицами угрюмо отступали. Напротив Сергея, в двадцати шагах от него, вертелся среди взрослых мальчишка лет четырнадцати и демонстративно подбрасывал на ладони камень. Сергей следил за этим камнем и не сразу расслышал жестяной звук. Сержант Авхледиани, дернув головой, c отчаянной тоской посмотрел в глубину глаз Сергея. Сергей предостерегающе поднял руку - не стрелять! И в этот миг молодой , Шерипов, схватился обеими руками за лицо. Сквозь пальцы неостановимо заструилась кровь. Шерипов осел боком и упал ничком, звонко стукнула по бетону каска. Сергей яростно топнул ногой и сдернул с плеча автомат. Тишина поплыла по людям. Подросток ввинчивался за спины, на бегу оглядываясь и наклонив голову к плечу, как собака, которая боится удара. Сергей резко отпустил затвор, повел стволом по толпе. Толпа подалась и начала разваливаться. Сергей не сразу поднял автомат и выпустил длиннейшую - во весь магазин - очередь над головами... Он стрелял не один - все его солдаты, одинаково отставив левую ногу, с наслаждением палили поверх разбегавшейся толпы... Вторая комиссия, партийная, была короче и формальнее. Удивление вызвал, естественно, Сергей, ни разу не причастившийся к работе в ССО. Сергей горячо возразил, что он, слава богу, защищал честь института на всех соревнованиях и тоже работал. Хотя и не так, как прочие. Про знание немецкого он умолчал, поняв по характеру недоумения, что это будет только отягчающим обстоятельством. Короче, ничего, кроме демонстрации пролетарского трудолюбия!.. Третья - обычное построение в райкоме, под оком бабы-секретаря, двухминутная нотация о чести страны, и поздравление с наградой-поездкой. Но внезапно возникло такое обстоятельство, что Германия стала растворяться в голубоватой дымке. То, что хуже всего - несданный зачет. И притом, зачет, не могущий быть сданным по одной простой причине, что зачет этот требовал заниматься НИРС'ом ( наукой !) в течение двух (!) лет. Сергею почудилось, что на него съехала плита с выбитыми буквами - verschoben heisst nicht aufgehoben ! - "отложить не значит отменить!" Сергею, естественно, было не до науки, да и не требовалось никакой отчетности ни о посещении, ни о сделанных открытиях вплоть до самого последнего момента. Инстинктом Сергей чувствовал угрозу. Угроза надвигалась вместе с сессией и разразилась простым вопросом-утверждением очередного экзаменатора - "А вы почему-то не допущены!?" Деканат разрешил сдать первый экзамен. После экзамена Сергей вновь сидел перед очами занудного Сорина. Сорин уже вошел в курс, но, произнеся одну фразу, то отвлекался на телефонный звонок, то уточнял какие-то списки для секретарши. Потом он надолго пропал за дверью кабинета декана. "...Ну-с-с, молодой человек! Что будем с вами делать ?" - взгляд Сорина сверлил и выражал непреклонность. Сергей пожал плечами - зачет, конечно, сдавать. "У вас руководителем Гончаренко ?!" - Сорин помедлил. Сергей молчал, сам знает все, чего спрашивать... "Так вот, Юрий Иванович мне уже жаловался..." - Сергея удивило, что профессор 'жалуется' - "...что вы ни разу у него не были!" Взгляд, от которого перехватывает дыхание и разливается немощь по членам... Сергей, однако, нагло выдержал взгляд. Сорин, закаленный миллионами душераздирающих сцен, суровый и справедливый, тоже, надо сказать, не отводил глаз, но через две минуты состязание в твердости ему надоело : "Что будем делать ?.." И внезапно Сергей самым развязным тоном, будто прощая себе трехрублевый долг, спросил : "А если я не сдам зачет ?" Сорин твердо и печально подвел итог - "Тогда придется ставить вопрос об отчислении из института!" Сергей почувствовал перелом ситуации : "Я хочу забрать документы !" Сорин от неожиданности выпрямился :"Да вы что - с пятого курса!.. И не думайте, что так просто отделаетесь !" Сергей спешил закрепить успех : "Вы же видите - Юрий Иванович меня не знает даже, а зачет..." "Не суетитесь !" - перебил его замдекана - "Я ему позвоню...Да, прямо сейчас !.. Ларисонька, где у нас телефон Гончаренки ?" Секретарша, весьма неприязненно глядя на Сергея, телефон нашла и назвала. Сорин переписал его на специальную бумажку - для Сергея - и принялся накручивать диск. В телефоне вместо голоса незнакомого Сергею Юрия Ивановича долго гудело. Потом женский голос (даже Сергею за два метра было слышно) отвечал, что Юрий Иванович на конференции в третьем корпусе до шестнадцати часов. "Спасибо! Передайте, пожалуйста, что Сорин звонил. Слышали ? " - устало положил Сорин трубку. "...И уговаривайте ! Я позвоню ему вечером!" Сорин выпроводил Сергея, приказав беспокоить в любое время... Сергей забегал. Почище, чем во все годы учебы. Победить или умереть - на кону стояла Германия ! Юрий Иванович Гончаренко, вытащенный Сергеем бесцеремонно из зала заседаний, рассматривал Сергея с брезгливой улыбкой. Сергей, фамильярно осведомившись, Юрий ли Иванович перед ним стоит, спросил, как и когда возможно сдать зачет по научно-исследовательской работе студентов. Профессор подпрыгнул от возмущения : "О чем вы говорите ! Вы, которого я даже в глаза не видел !" И удалился в залу. Сергея уже охватила лихорадка состязания. Он вынужден был - пока - отступить. На улице он рассмотрел бумажку, выписанную замдеканом - там значился рабочий телефон несостоявшегося руководителя. Через час Сергей звонил по этому номеру - Юрий Иванович отбыл на другое совещание и уже не ожидался. Итак, сегодняшний день уже потерян ! - думал Сергей, отмеряя шаги к факультетскому корпусу, уютно разместившемуся в стороне от всей массы институтских зданий по другую сторону Кировского проспекта на Петроградской стороне... Молодившаяся секретарша, смятая им, выдала домашний телефон профессора. Домой Юрию Ивановичу Сергей позвонил еще из города. Очень приятный голос сообщил, что Юрий Иванович будет в течение часа. Сергей успел доехать до своей квартиры и тут же 'уселся' на телефон. Трубку поднял сам Юрий Иванович. Разговор был на уже на две фразы длиннее, причем Сергей успел только представиться. В трубке коротко загудело. Сергей, не теряя самообладания, позвонил еще через час. Юрий Иванович, человек очень интеллигентный, начал рассуждать : "Но ведь вы должны понять, что я не могу поставить вам зачет !?" И ожидание... Он не бросил трубку !!! Сергей отвечал осторожно, но испортил дело, заверив, что зачет для него - привычное дело. Трубка была брошена в очередной раз. Поколебавшись, Сергей позвонил снова через час, что было уже просто неприлично - без десяти одиннадцать. К счастью, Юрий Иванович не имел повода обвинить его в неприличии и тем усугубить ситуацию - телефон был занят в течение полутора часов. Сергей заснул и пробудился, совершенно выспавшимся, в семь утра. Привычно набрал номер и услышал обиженный голос :"Это вы ? Хорошо ! " - Сергей задержал дыхание - "В два часа я вас жду в третьем корпусе! Возле конференц-зала! Принесите какой-нибудь реферат - это необходимо. Все." Сергей осторожно положил трубку на место. Теперь только реферат ! К счастью, какие-то журналы по теоретической электротехнике были еще дома... Без десяти два Сергей стоял около назначенного места встречи. Юрий Иванович поднимался снизу. Подошел к Сергею :"Принесли ?" Сергей протянул ему довольно толстую пачку листов. Юрий Иванович удивленно поджал губы. Сергею хотелось поделиться соображениями о реферате - он по-настоящему разобрался в работе - но Юрий Иванович наскоро пролистал пачку, очень сухо и, стараясь не смотреть Сергею в глаза, проговорил :"Спасибо.", поставил подпись в зачетке и навсегда ушел из жизни Сергея. На улице на Сергея нашла тоска, но он бодро дошел еще раз до деканата, сунул секретарше зачетную книжку - чтоб отметила в допускной ведомости. Секретарша только что и смогла покачать головой :"Ну и прохвост !.." Сессия была пройдена неожиданно очень успешно - три пятерки и две четверки. И оставшийся до отъезда месяц был потрачен Сергеем на изучение немецких Gebrauchswoertern und - saetzen. И вот конец июля. Варшавский вокзал. Вагоны с надписью 'Ленинград - Берлин. Провожающие, Людмила Андреевна... Поезд мягко набрал ход в направлении Германии. ___________________ Путешествие в страну мечты продолжалось месяц и никогда более один только месяц не казался таким бесконечным, как в это первое волшебное путешествие. Пересекали первую границу - с Польшей - за Гродно. Поезд остановили, и по всем вагонам зазвякали подковки на сапогах. В чистенькой, образцовой форме пограничник вступил в купе и звонко отрапортовал :"Пограничный контроль! Прошу предъявить для проверки ваши паспорта!" Солдат - точно по инструкции - рассматривал каждое лицо, в натуре и на фотографии и громко стукал штемпелем по документу. Окончив проверку, не поворачиваясь, пограничник отступил в коридор, и через мгновение его звонкий голос раздался из соседнего купе. Потянулись таможенники. Заглядывали в купе, без всякого интереса просили открыть чемодан и, не дожидаясь окончания суматохи, проходили дальше. Поезд уже медленно продвигался по Польше. В Кузнице стали на смену колес. Все желающие могли выйти из вагонов и принуждены были гулять два-три часа - пока не окончат работы. Сергей стоял перед своим вагоном, рассеянно наблюдая за домкратами. И внезапно почувствовал на себе взгляд. Из соседнего вагона, из крайнего окна, на него смотрела светловолосая девушка в шляпке колокольчиком. Увидав, что Сергей прищурил глаза, девушка улыбнулась, и Сергей шагнул ближе. Серые с искоркой глаза не отрывались от Сергеевых. Слова получались сами собой : "Wie heissen Sie ?" "Jutta." Пауза. "Jutta Mueller." "Wie stehen Sie denn zu der bekannten Jutta Mueller ?" Она засмеялась :"O, das ist'n reiner Zufall !" Ютте исполнилось только пятнадцать лет, но 'wird's sechszehn bald !' Тем временем вагоны были закреплены на новых тележках, на 20 см уже, и лицо Юты опустилось к Сергею вместе с вагоном. Сергея окликнули. Он задержал взгляд на Юте и запрыгнул к себе. От Кузницы часа три ползли до Варшавы. В Варшаве была объявлена получасовая остановка, и Сергей на свой страх и риск прогулялся по городу. На вокзал он прибежал за пять минут до отхода. По перрону расхаживал Лешка из их отряда и курил. Сергей подошел к нему, заговорили, и вдруг Сергей опять увидел в освещенном окне Юту, смотревшую на него. Он оставил Лешку и очутился рядом с Ютой, и снова разговор был никчемный. Сергей ушел с непонятным чувством. В купе они вчетвером сидели, пили пиво, взятое еще в Вильнюсе, пересказывали по десятому разу случаи в стройотрядах. Пересечение границы с Германией ожидалось на следующий день. Сергей проснулся ни свет ни заря, его спутники спали. В дверь осторожно стукнули. Сергею показалось, что ему послышалось, на всякий случай он отодвинул дверь и увидел двух людей в серой мешковатой форме. Немецкие пограничники. Один из них протянул руку, и Сергей сообразил подать ему свой паспорт. Второй немец неторопливо оглядывал просыпавшихся в купе. Растолканные Сергеем, ребята зевали, искали паспорта, а немцы без всякого выражения нетерпения стояли возле дверей. Как только пограничники ушли, Сергей быстро оделся и вышел в коридор. У комиссара Карпова, уже торчавшего там, спросил : "Уже Германия ?" "Нет!"- отвечал тот :"Просто немцы садятся еще в Польше." Сергей отправился умываться. Не успел он, умывшись, подойти к своему купе, как на него набросился Карпов :"Тебя уже немка искала !" Сергей недоверчиво взялся за ручку двери, но Карпов толкал его :"...Она тебя ждет там!" Юта стояла в тамбуре его вагона. Она была очень высокой, выше Сергея, стройной. Сергей улыбался и не знал, о чем говорить - "Ей только шестнадцать лет!.." - и время от времени бросал взгляды в окно. Поезд подходил к реке - Одеру. Серые глаза не отпускали взгляд Сергея. "Und als ich an die Grenze kam!.." - продекламировал он и слегка кивнул на реку. Юта обрадовалась: "Frankfurt am Oder." Сергей внимательно посмотрел на нее. "Ich muss da absteigen. Dann fahren nach Fuerstenwalde. Da ist mein Haus." Она говорила с паузами между фраз, будто ожидая, что Сергей перебьет ее. Поезд пересек Одер и терял скорость посреди рядов пряничных домиков. Сергей сомневался - спросить адрес, телефон и что ? Юта сделала шаг к нему и дала ему свою ладонь. Сергей осторожно взял ее в свою, но Юта неожиданно очень крепко пожала руку Сергею. И ушла в свой вагон... Сев в купе возле окна, Сергей захотел увидеть Юту на платформе, но не увидел ее нигде. Легкая грусть пронеслась и испарилась, когда поезд прибыл на Ostbahnhof в Берлин. Сергею пришлось начать исполнять обязанности переводчика. Они с командиром, тоже Сергеем, аспирантом кафедры, другой, их общего факультета, прошли к справочному, где Сергей - первый, старательно строя вопрос - Wenn faehrt der Zug nach Dresden ab?- получил в ответ быстрое нечленораздельное предложение. В общем, расписание в центральном зале оказалось точнее и гласило, что ближайший поезд nach Dresden уйдет через 2 часа, а предыдущий ушел вот-вот (пока выясняли). Сергей-командир разрешил отряду разбиться по интересам, а именно, четырем - отправиться в центр Берлина, а остальным - пить темное пиво не выходя с вокзала. Сверили часы и разошлись. Сергей по карте узнал, что Бранденбургские ворота находятся неподалеку и совратил Николая, преподавателя истории КПСС, но очень непростого парня, и еще пару студентов - Лешку и Виталика, ленинского стипендиата. Шли неторопливо по Маркс-Энгельс-Аллее. Если бы не немецкие вывески, то здания ничем не отличались от советского провинциального центрального проспекта. Гигантская равнина 'Алекса' - Александрплатца - доказала, что это все-таки Берлин. Красная ратуша, фонтан 'Нептун' и необычайной формы телевышка. Бранденбургские ворота возвышались невдалеке над удивительно короткой, легендарной Унтер-ден-Линден. На вокзал решили приехать в метро. Но в подземном переходе сгинули Леха и Виталик. Сергей принялся методично обшаривать все четыре рукава перехода, и откуда-то на него выскочили пропавшие - Лешка, с побелевшими глазами. Виталик же вцепился в локоть Сергея и не отпускал его до самого Ostbahnhof'а. Метро разочаровало настолько, что не захотелось никому об этом рассказывать. Оставшиеся пробовать пиво не выглядели разочарованными. В указанный в расписании момент времени весь отряд сидел в поезде, отходившем на Юг к Дрездену. Сергей еще не верил, что он в стране, о которой грезил последние два года. Берлин не произвел впечатления, наверное, как слишком знакомый по фоографиям и оттого, что Сергей ходил по излишне популярным местам. Но по мере того, как поезд миновал один городок за другим - городки, безостановочно перетекавшие друг в друга, городки со все большим числом пряничных домиков с маленькими окнами, Сергей все глубже въезжал в эту туманную страну. В Дрезден поезд не прибыл, а сам Дрезден, широко раскинувшийся, внезапно поглотил в себя поезд. Центральный вокзал как будто был вытеснен из этого города вверх на эстакаду. Было уже очень жарко. Сергей присел на скамейке на перроне. От избытка немецкой речи потянуло в сон, и Сергей продремал до очередного поезда. Этот поезд, больше похожий на русскую электричку, описывал дугу, в точности, как Эльба, по самому краю берега и влетел в 'Саксонскую Швейцарию' - страну невысоких темно-изумрудного оттенка песчаниковых гор, покрытых лесом и голых. Над той стороной крохотной речушки - гордой Эльбы - царил огромный массив Papststein и его можно было видеть еще не раз, потому что Эльба делала здесь очень крутую петлю. Проскочили туннель перед Ратеном. Городки замелькали с фантастической быстротой - две, три минуты между платформами: Rathen, Radebeul, Koenigstein, Bad Schandau... В Бад-Шандау остановка три минуты, последняя... Тут оказался еще один, но самый последний, поезд. Городок с красноватыми домами, с собором, с ратушей остался на другой стороне реки... Лагерь стройотряда начинался через пять метров от крохотной станции, за шлагбаумом. На правильной прямоугольной полянке стояли в два ряда шатровые брезентовые палатки. Перед ними - три вагончика, несколько пустых флагштоков. Неприметный парень, встретивший прибывших, представился как начальник лагеря, очень своеобразно - Lagerfuehrer. Сергей едва не расхихикался, когда переводил. Michael говорил на страшнейшем саксонском диалекте, в котором шипят везде - isch, misch, sisch... Michael шипел даже в своем имени - Mischael, но fuehrer' ом он был очень распорядительным - русских уже расписали по палаткам, обед ожидался через час, потом - свободное время. А пока Сергей с Сергеем-командиром включились в оформление бумаг, чтение приказов. Сергей с ходу переводил любой написанный текст, но с трудом, он надеялся пока, разбирал говор 'Мишаэля'. Тем временем подтянулся Herr Komissaer Гюнтер, обликом напоминавший Маркса, но огромнее. Следом подплыла Мартина, толстая, похожая на сонную медведицу. Немецкий обед был очень необычен - никакого супа, одно большое второе, колбаса, чай со странным привкусом. Девчонки решили, что с календулой, и он стал таковым. Поляна размещалась посреди невысоких лесистых вершин на выходе из ущелья, в котором исчезала песчаная дорога. Командир отряда работал тут еще в прошлом году, знал местность и предложил - "Наверху деревня, а в ней отличный кабак! Кто идет?" Пошли все, кроме Сергея, которому захотелось посмотреть телевизор. Уже сильно стемнело, ущелье нависло и обступило едва различимыми стенами поляну и станцию. Сергею стало холодно в вагончике, он отрывался от экрана, из которого неслась беспрерывная пулеметная речь, выходил пробежаться па опустевшему лагерю. Засветились окна в домах, разбросанных в округе, горели по-южному ярко ледяным светом звезды. Однажды Сергею привиделся среди кустов под деревьями огонек, будто блеснувший в далеком окне. Он подошел ближе - огонек приблизился, но все равно сверкал как фонарик в крошечном игрушечном домике, притаившемся среди кустов. Ближе к полночи, больше похожий на учебный, просмотр немецкого телевидения стал поперек горла и завершился. И к этому времени начали выходить из ущелья первые посетители кабака. Веселье удалось на славу, Сергею пеняли, что как дозарезу был необходим переводчик, и расходились долго, хохоча, по койкам. Встали в восемь утра, к сасмому Fruehstueck'у. Ко второму же завтраку ожидался основной контингент - двести немцев и - Сергей был готов поклясться, что пятьдесят, но Сергей-командир поправил : пятнанадцать поляков. К десяти утра лагерь, как проросшую грибами после дождя поляну, заполнила толпа, среди которой действительно 'тусовалось' пятнадцать, т.е. fufzin, поляков из Вроцлавского университета. Повели всех завтракать во второй раз. В полдень состоялось открытие лагеря с подъемом всех флагов, с представлением ректору Технического университета Дрездена, с зачтением плана работ... В шесть же имел место вечер дружбы. Сергей оценил, как труден хлеб переводчика. Когда надо понимать не только и не сколько говорившего на изысканнейшем Hochdeutsch ректора доктора Мюллера, а и кошмарное шипение, забивавшее помехами на всю длину любое предложение. Худо-бедно Сергей справлялся. По-крайней мере, после именно его перевода, как он надеялся, русские стали в нужную очередь для получения спецодежды и спецобуви. Медосмотр, беглый и похожий на посещение участкового - Drei Minuten pro einen Menschen und ein Naechster..., три минуты на человека и следующий. После осмотра Сергей-командир собрал всех русских участников работ и, переспрашивая Сергея-переводчика, объяснил, что каждый теперь подчиняется своему - 'как, не понял ?' - ...Бригаденфюреру !?' Увидев нехорошую усмешку командир заметил : "Так не шути!.." И всех разлучили. Сергей вместе с Володькой Реженашвили, греком из Тбилиси, попал в бригаду 'цво', то есть вторую. Еще через час к палатке подошел бригадир Бодо, невысокий плотный парень. Он с удовольствием хлопал своих русских Kumpeln по плечам и давал хлопать себя : "Also, Morgen six!" "Was six?" - не понял Сергей. "Aufwachen, um sieben - Appel, dann schuften !" "Пахать с семи..." - объяснил Сергей Володьке. Тот просто ответил : "Хороше." А пока в шесть вечера они с Володькой тянулись в гору, идя по ущелью среди сосен по песчаной тропе. Окрестности напоминали немного Карелию, только слева глубоко внизу шумел горный поток. Два раза навстречу попадались деревянные скамеечки на двоих, развилку осенял добротный указатель с названием конечных пунктов, обозначением километража и потребного времени пути. "Прямо!" - потащил Володька Сергея налево. Дорога выполаживалась. Они вышли на луга, сделали еще один поворот в рощице и вступили в деревню. Точнее, в улицу, состоявшую из каменных фахверковых домов, не имевших возраста, окруженных стенами каменных заборов, толщиной в кирпич. Гастхаус, 'гаштет', был приподнят над домами, все его окна ярко горели. Внутри сидело множество людей. От веселья, громкого смеха, звона кружек дрожал самый воздух, как дрожит воздух над перегретой землей. Вновь прибывших моментально поглотила толпа. Сергей, решивший держать себя в руках, понемногу цедил пиво. Напротив сидели немцы, двое - снизу, из лагеря, один - пожилой, еще двое, по виду, уставших пролетариев. После осушенной кружки пива Сергей бухнулся как в воду, в общую беседу, заказал еще один Grossbier. Светловолосый парень, Франк, говоря почти только с Сергеем, изредка кивал на него - Es klingt gut ! С каждым новым Bierglass речь окружавших распадалась на отдельные, очень громкие, звуки. Болтали обо всем, ржали после очередного глотка пива, хлопали друг друга по плечам... И в итоге Сергей, потеряв Володьку, нетвердо спускался к лагерю во время от полуночи до двух часов ночи, ухватив Франка под локоть. Сновидений не было, а было то, что Сергей увидел Гюнтера, стоявшего в растворе палатки : "Guten Morgen!" Сергей с трудом двинул глазами на Володькину кровать. Она оставалась не смятой. На остальных ворочались, с хрустом разгибались люди. Было три минуты седьмого. Трава, на которой стояла палатка, была мокра на вид и на самом деле. Вместо воздуха легкие поглощали клубы неопадавших водяных капель. Дуновение утреннего ветра загоняло холодные мокрые струи под куртку. Холод подгонял. Освежившись от умывания под ледяной водой, Сергей разглядывал окрестности. Невозможно было узнать, где они сейчас находились. Из ущелья как дым от влажных дров выползал туман. Туман покрывал и все окружные вершины гор, и лагерь, казалось, одиноко лежал под серым небом. Из-под тяжелых дымившихся клубов проступали на миг черные громады, но новые струи тумана наползали и стирали их из виду. На Appel'е - построении - раздавался план на день. Озвучивал его железнодорожник, плохо знакомый с немецким произношением, и Сергей постоянно переспрашивал у маленькой, черноглазой немки, стоявшей рядом с ним, после чего переводил командиру. Володька прибыл после завтрака, пропитанный благовониями, сытый и отдохнувший. Командир недовольно вполголоса что-то сказал, и Володька кивнул и ответил опять : "Хороше!" Когда пошли на посадку на рабочий поезд, разразился настояший ливень. Сергей, командир, успокоил : "В прошлом году тоже каждое утро лило, а с двенадцати - дикая жара..." Поезд останавливался на трассе, выбрасывая, как десант, очередную бригаду, и с раскачкой двигался по рельсам. Первые три недели шла обычная работа по замене довоенного еще участка железной дороги, положенной на чугунные шпалы. Дорога петляла среди волнистых гор и над городками с красно-черепичными крышами. Каждое утро начиналось ливнем. К десяти шум воды, щедро проливавшейся сверху, сменялся ревом вздувшихся многочисленных ручьев и речушек, а к двенадцати, будто специально к обеду, солнце высушивало небо до белизны, загоняло потоки в незаметные русла и тянуло всех работающих заснуть крепким сном. Сном, тем более крепким, чем ближе к подъему был отбой. Начиналась работа необычайно рано - в 6-30 утра. В три часа полусонные бригады прибывали в лагерь. В лагере сон разгонялся в течение двух следующих часов - пока мылись, ходили zeltenweise, по выражению Бодо, ужинать. И с шести начиналась свобода! Свободу меняли на 'гаштет наверху', в Бад-Шандау, лежавшем за ближней горой. Сергей очень близко сошелся с Володькой, и они вместе обшарили все окрестные городки, откуда возвращались обыкновенно после двух ночи. В шесть же утра снова обходил все палатки похожий на Карла Маркса Гюнтер со своим : "Guten Morgen!"... В выходные гуртом ездили по окрестностям, намеченным для посещения начальством лагеря. Городки, прятавшиеся в ущельицах, зацепившиеся за склоны гор по берегам Эльбы, напоминали скорее декорации для съемок фильмов, но все дома были обжиты, звенели колокола лютеранских церквей, а из распахнутых окошек домов на центральных - рыночных- площадях смотрели на многочисленных туристов обитатели городков. Как и когда-то в старину, через Эльбу переправлялись на пароме. Толпа собиралась на пристани, сходила на большую платформу, раздавался резкий гудок, и платформа медленно отрывалась от берега... Вечера по уик-ендам заканчивались по обыкновению в кабаке под немецкое хоровое пение и с поглощением немецкого пива : светлого, янтарного, темного, вишневого цвета, холодного, под закуску Bratenwuerst'а с горчицей... Когда кончились две трудовые декады и получили деньги, коллективные походы в кабаки сменились беготней по магазинам, и все собирались вместе только для перезда в следующий пункт на карте Германии. Сергей побывал в Дрездене, Лейпциге, Готе, Эрфурте, Веймаре, Айзенахе и Берлине в течение десяти дней. В Лейпциге была остановка на несколько часов. Сергей подхватил Петера, который был родом отсюда, и они вдвоем отправились по городу. Петер с видимым удовольствием водил Сергея. ...На старинной ратуше задвигались чугунные молотобойцы, ударяя поочередно в огромный колокол на макушке центральной башни. Один выбивал частые, звонкие, быстро гасившиеся звуки. Низкий гул от ударов молота другого раскачивал под ногами брусчатую мостовую площади... ...Томас-Кирхе была окружена рощицей высоких густых деревьев, под тенью которых стоял каменный человек. В парике, с дирижируюшей правой рукой. До Сергея легонько дотронулись - солдат в советской форме держал в руках фотоаппарат и старательно подыскивал слова : "Геноссе, фотографирен, битте..." Второй стоял в трех шагах поодаль. Сергей молча взял фотоаппарат. Солдаты стали плечом к плечу перед пьедесталом, закрыв надпись "Johann Sebastian Bach", и , будто ожидая команды, стали глядеть в объектив. Сергей щелкнул. Солдаты с облегчением отошли от памятника. Первый взял фотоаппарат, и оба они, немного косолапя, пошагали прочь, оглядываясь и едва касаясь друг друга плечами, как в строю... На следующий день была запланирована поездка в Веймар и Бухенвальд. Сергей успел уснуть в поезде за те полчаса, что тащились из Готы. До Бухенвальда шел автобус, среди пассажиров которого большинство были русские. Дорога постепенно поднималась. Внезапно, автобус, качнувшись, остановился на площадке перед бетонным шоссе, скрывавшимся за поворотом среди букового леса. Это шоссе - 'Дорогу смерти' - не касались колеса автомобилей, от чего она была опрятной и ухоженной. ...Ровно уложенная плита кончалась едва заметным швом и переходила в такую же плиту. А бетонка уходила все вправо, за густые деревья, выложенная из ровных плит. И Сергею вдруг захотелось отдалить миг, когда дорога закончит свой бег! Шоссе вырвалось из леса и неотвратимо приближалось к песочного цвета каменному бастиону. Последняя плита ушла под массивную железную решетку, и Сергей поднял глаза. В центре затейливых фигурных ворот перед его лицом висели слова : "Jedem das Seine!" - Каждому свое! Он вошел в открытую калитку... Музей был похож на Музей истории Ленинграда - стеклянные витрины с экспонатами, надписи, фотографии, опять надписи, пожелтевшие тетради, обрывки бумаг, плети, дубинки, кандалы, очищенные от ржавчины... Сергей вошел не один, но через некоторое время он невесомо скользил от стенда к стенду, читал, рассматривал фотографии. Фотографировались охранники лагеря, одни и с заключенными. Фотографировали вновь прибывших, отовсюду, в той одежде, в какой кто был застигнут. На одном из фото замерла колонна усталых людей в буденновках, пилотках, длиннополых шинелях. Вид сверху - тысячи людей, разбитых на квадраты, застывших на суточном Appell'е. И опять улыбающиеся охранники, позирующие сбоку от изможденных людей в полосатых пижамах и уродливых деревянных колодках. И трупы - голые, одетые, одиночные, кучами, на плацу, на виселице, во рву, в кузове грузовика... И рядом и среди трупов - люди в униформе, которых попросили оторваться на секунду от работы... Лица убивавших были до удивления одинаково-стертыми и уверенными, как у людей, трудившихся под охраной закона. Их показания, простые и убедительные : "...Я сказал ему, что буду мучить его, если он будет жив к моему приходу. Когда я пришел, то увидел, что он висел сидя на корточках под дверью..." "...Я сорвал с одного из них шапку (Muetze) и бросил за спину часовому. Заключенный побежал подобрать ее, так как за потерю ее грозило суровое наказание. Едва он поднял шапку, часовой выстрелил ему в голову, потому что был приказ стрелять за попытку побега..." "...Я велел заключенному стать ноги вместе в центре камеры, обвел краской вокруг его ступней и сказа