Ах! Был он весел неизменно... Поражала, поражала Бодрость духа Тюрлюпена. Всем, кто беден, - брат названый, Он всех чванных осуждал И, свой плащ латая рваный, Философски рассуждал: - Что за прок в наряде новом? Ах! Разве счастью он замена? - Каждым словом, каждым словом Дорожили Тюрлюпена. - Королевскую персону Хочешь видеть? - А к чему? Разве снимет он корону, Если я колпак сниму? Нет, лишь хлебопеку слава, Ах! Вот кто друг для Диогена! - Крикнем "браво", крикнем "браво" Мы ответу Тюрлюпена. - Победителей народу Восхваляй! Лови экю! - Чтоб бесчестил я свободу? Побежденных я пою! - Так в тюрьму иди, да живо! - Ах! - Я готов, о тень Криспена! - Как красиво, как красиво Прямодушье Тюрлюпена! - Ну, а черные сутаны? - Мы соперники давно. Церкви или балаганы - Это, право, все равно. Что Юпитер, что Спаситель - Ах! Два бездушных манекена. - Не хотите ль, не хотите ль Знать о боге Тюрлюпена? У покойного, конечно, Недостаток все же был: Слишком влюбчив, он беспечно, Как и мать его, любил... Право, яблочко от Евы, Ах! Он бы принял непременно... Стройте, девы, стройте, девы, Мавзолей для Тюрлюпена! Перевод Вал. Дмитриева ПАЛОМНИЧЕСТВО ЛИЗЕТТЫ - Пойдем, - сказала мне Лизетта, - К мадонне Льесской на поклон. - Я, как ни мало верю в это, Но коль задаст Лизетта тон, Уверую и не в мадонн: Ах, наша связь и нрав наш птичий Становятся скандальной притчей. - Так собирайся, друг мой, в путь. В конце концов таков обычай. Да кстати четки не забудь, Возьмем же посохи - и в путь! Тут я узнал, что богомольный Сорбоннский дух воскрес опять; Что по церквам, в тоске невольной, Опять зевает наша знать; Что философов - не узнать; Что - век иной, иные моды; Что пресса будет петь нам оды - И что потом за этот путь Причислят Лизу все народы К святым... - Так четки не забудь, Возьмем же посохи - и в путь! Вот два паломника смиренных - Пешком шагаем и поем. Что ни трактир, забыв о ценах, Закусываем мы и пьем, - Поем, и пьем, и спим вдвоем. И бог, вином кропивший скверным, Теперь из балдахинных сфер нам Улыбки шлет. - Но, Лиза, в путь Мы шли, чтоб с нами по тавернам Амур таскался?! Не забудь: Вот наши посохи - и в путь! Но вот мы и у ног пречистой. - Хвала божественной, хвала! - Аббат румяный и плечистый Зажег нам свечи. - О-ла-ла! - Мне Лиза шепчет, - я б могла Отбить монаха у Лойолы! - Ах, ветреница! Грех тяжелый Ты совершишь! За тем ли в путь Мы снарядились, богомолы, Чтоб ты... с аббатом?! Не забудь, Как с посохами шли мы в путь! Аббат же приглашен на ужин, Винцо развязывает рот: Куплетцем ад обезоружен, И в папу - ураган острот. Но я заснул: ведь зло берет! Проснулся, - боже! паренек сей От рясы уж давно отрекся. - Изменница! Так, значит, в путь Меня звала ты, чтоб вовлекся И я в кощунство? Не забудь - Вот посохи, и живо в путь! Я о делах чудесных Льессы Восторга в сердце не припас... Аббат наш - там, все служит мессы. Уже епископ он сейчас: Благословить он жаждет нас. А Лиза, чуть в деньгах заминка, Она, гляди, уже бегинка. Вот и для вас, гризетки, путь: В паломничество - чуть морщинка! Но только - четки не забудь И, посох взявши, с богом - в путь! Перевод Л. Пеньковского СМЕРТЬ САТАНЫ Чтоб просветить моих собратий, Я чудо расскажу для них: Его свершил святой Игнатий, Патрон всех остальных святых. Он шуткой, ловкой для святого (В другом была б она гнусна), Устроил смерть для духа злого, - И умер, умер Сатана! Святой обедал. Бес явился: "Пьем вместе, или тотчас в ад!" Тот очень рад; но изловчился Влить в рюмку освященный яд. Бес выпил. В пот его кидает; Упал он; жжет его с вина. Как еретик, он издыхает... Да, умер, умер Сатана! Монахи взвыли в сокрушенье: "Он умер! Пал свечной доход! Он умер! За поминовенье Никто гроша не принесет!" В конклаве все в унынье впали... "Погибла власть! Прощай, казна! Отца, отца мы потеряли... Ах, умер, умер Сатана! Лишь страх вселенной управляет: Он сыпал нам свои дары. Уж нетерпимость угасает; Кто вновь зажжет ее костры? Все ускользнут из нашей лапы, Всем будет Истина ясна, Бог станет снова выше папы... Ах, умер, умер Сатана!" Пришел Игнатий: "Я решился Его права и место взять. Его никто уж не страшился; Я всех заставлю трепетать. Откроют нам карман народный Убийство, воровство, война. А богу то, что нам негодно, - Хоть умер, умер Сатана!" Конклав кричит: "В беде суровой Спасенье нам в его руках!" Своею рясой орден новый Внушает даже небу страх. Там ангелы поют в смущенье: "Как участь смертного темна! Ад у Лойолы во владенье... Ах, умер, умер Сатана!" Перевод М. Л. Михайлова ПАПА-МУСУЛЬМАНИН В столетье, кажется, десятом, Святейший папа (вот урок!) Был схвачен на море пиратом И продан в рабство на Восток. Сначала взвыл он от печали, Потом стал клясться невпопад. - Святой отец, - ему сказали, - Вы попадете прямо в ад. Боясь, что скоро сядет на кол, От ужаса лишаясь сил, Светильник церкви вдруг заплакал И к Магомету возопил: - Пророк, молю тебя о чуде. Признать тебя давно я рад. - Святой отец, что скажут люди? Вы попадете прямо в ад. Подвергнут чину обрезанья, Скучая в праздности, без дел, Забыв проклятья, покаянья, Он развлекался, как умел, И даже Библию безбожно Рвал по листочку, говорят. - Святой отец, да разве можно? Вы попадете прямо в ад. Лихим он сделался корсаром, Омусульманился совсем. И, подражая янычарам, Завел блистательный гарем. Его невольницы, как розы, У ног владыки возлежат. - Святой отец! Какие позы! Вы попадете прямо в ад. Чума те страны посетила, И в ужасе, забыв кальян, Он, добродетели светило, Удрал обратно в Ватикан. - Вам снова надобно креститься. - А он: - Зачем идти назад? - Святой отец, так не годится, Вы попадете прямо в ад. С тех пор и ожидаем все мы, Как папа - что ни говори - Преобразит в свои гаремы Все женские монастыри. Народ оставлен им в покое, Еретиков уж не палят... - Святой отец, да что ж такое? Вы попадете прямо в ад. Перевод Вс. Рождественского КРАСНЫЙ ЧЕЛОВЕЧЕК Я во дворце, как вы слыхали, Метельщицей была И под часами в этой зале Лет сорок провела. Иную ночь не спишь И, притаясь, глядишь, Как ходит красный человечек: Глаза горят светлее свечек. Молитесь, чтоб творец Для Карла спас венец! Представьте в ярко-красном франта, Он кривонос и хром, Змея вкруг шеи вместо банта, Берет с большим пером. Горбатая спина, Нога раздвоена. Охрипший голосок бедняги Дворцу пророчит передряги. Молитесь, чтоб творец Для Карла спас венец! Чуть девяносто первый минул, Он стал нас посещать - И добрый наш король покинул Священников и знать. Для смеху мой чудак Надел сабо, колпак; Чуть задремлю я левым глазом, Он Марсельезу грянет разом. Молитесь, чтоб творец Для Карла спас венец! И раз мету я, как бывало, Но вдруг мой кавалер Как свистнет из трубы: "Пропал он, Наш добрый Робеспьер!" Парик напудрил бес, Как поп с речами лез, И гимны пел Верховной Воле, Смеясь, что вышел в новой роли. Молитесь, чтоб творец Для Карла спас венец! Он сгинул после дней террора, Но вновь явился вдруг, И добрый император скоро Погиб от вражьих рук. На шляпу наколов Плюмажи всех врагов, Мой франтик вторил тем, кто пели Хвалу Анри и Габриели. Молитесь, чтоб творец Для Карла спас венец! Теперь, ребята, дайте слово Не выдавать вовек: Уж третью ночь приходит снова Мой красный человек. Хохочет и свистит, Духовный стих твердит, С поклоном оземь бьет копытом, А с виду стал иезуитом. Молитесь, чтоб творец Для Карла спас венец! Перевод В. Левика НАРОДНАЯ ПАМЯТЬ Под соломенною крышей Он в преданиях живет, И доселе славы выше Не знавал его народ; И, старушку окружая Вечерком, толпа внучат: - Про былое нам, родная, Расскажи! - ей говорят. - Пусть была година злая: Нам он люб, что нужды в том! Да, что нужды в том! Расскажи о нем, родная, Расскажи о нем! - Проезжал он здесь когда-то С королями стран чужих, Я была еще, внучата, В летах очень молодых; Поглядеть хотелось больно, Побежала налегке; Был он в шляпе треугольной, В старом сером сюртуке. С ним лицом к лицу была я, Он привет сказал мне свой! Да, привет мне свой! - Говорил с тобой, родная, Говорил с тобой! - Через год потом в Париже На него я и на двор Поглядеть пошла поближе, В Богоматери собор. Словно в праздник воскресенья, Был у всех веселый вид; Говорили: "Провиденье, Знать, всегда его хранит". Был он весел; поняла я: Сына бог ему послал, Да, ему послал. - Что за день тебе, родная, Что за день сиял! - Но когда Шампанье бедной Чужеземцев бог послал И один он, словно медный, Недвижим за всех стоял, - Раз, как нынче, перед ночью, В ворота я слышу стук... Боже, господи! воочью Предо мной стоит он вдруг! И, войну он проклиная, Где теперь сижу я, сел, Да, сюда вот сел. - Как, он здесь сидел, родная, Как, он здесь сидел? - Он сказал мне: "Есть хочу я!.." Подала что бог послал. "Дай же платье просушу я", - Говорил; потом он спал. Он проснулся; не могла я Слез невольных удержать; И, меня он ободряя, Обещал врагов прогнать. И горшок тот сберегла я, Из которого он ел. Да, он суп наш ел. - Как, он цел еще, родная, Как, еще он цел?! - Вот он! Увезли героя, И венчанную главу Он сложил не в честном бое - На песчаном острову. Долго верить было трудно... И ходил в народе слух, Что какой-то силой чудной К нам он с моря грянет вдруг. Долго плакала, ждала я, Что его нам бог отдаст, Да, его отдаст... - Бог воздаст тебе, родная, Бог тебе воздаст! Перевод Аполлона Григорьева НЕГРЫ И КУКЛЫ В продажу негров через море Вез португальский капитан. Они как мухи гибли с горя. Ах, черт возьми! какой изъян! "Что, - говорит он им, - грустите? Не стыдно ль? Полно хмурить лбы! Идите кукол посмотрите; Рассейтесь, милые рабы". Чтоб черный люд не так крушился, Театр воздвигли подвижной, - И вмиг Полишинель явился: Для негров этот нов герой. В нем все им странно показалось. Но - точно - меньше хмурят лбы; К слезам улыбка примешалась. Рассейтесь, милые рабы. Пока Полишинель храбрился, Явился страж городовой. Тот палкой хвать - и страж свалился. Пример расправы не дурной! Смех вырвался из каждой груди; Забыты цепи, гнет судьбы: Своим бедам не верны люди. Рассейтесь, милые рабы. Тут черт на сцену выступает, Всем мил своею чернотой. Буяна в лапы он хватает... К веселью повод им другой! Да, _черным_ кончена расправа; _Он_ стал решителем борьбы. В оковах бедным снится слава. Рассейтесь, милые рабы. Весь путь в Америку, где ждали Их бедствия еще грозней, На кукол глядя, забывали Рабы об участи своей... И нам, когда цари боятся, Чтоб мы не прокляли судьбы, Давать игрушек не скупятся: Рассейтесь, милые рабы. Перевод М. Л. Михайлова АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ Был бедняк разбит параличом... Ангела-хранителя встречая, Он его приветствовал смешком: - Вот, скажи на милость, честь какая! Квиты мы, мой ангел дорогой! Кончено! Лети себе домой! Родился в соломе я. Беда До седин меня лишала дома. - Что ж, - ответил ангел, - но всегда Свежей ведь была твоя солома. - Квиты мы, приятель дорогой, Что нам спорить? Улетай домой! - Расточая молодости пыл, Скоро я лишился состоянья... - Да, но ведь тебе я подарил Крепкую суму для подаянья! - Это правда. Квиты мы с тобой! Что нам спорить? Улетай домой! - Помнишь, ангел, как в бою ночном Бомбою мне ногу оторвало? - Да, но ведь подагрою потом С ней пришлось бы мучиться немало. - Это правда. Квиты мы с тобой! Что нам спорить? Улетай домой! - Помнишь, как судья меня пилил: С контрабандой раз меня поймали? - Да, но я же адвокатом был. Только год в тюрьме тебя держали. - Квиты мы, приятель дорогой! Что нам спорить? Улетай домой! - Вспоминаешь горький час, когда, На свою беду, я шел к Венере? - Да, - ответил ангел, - из стыда Я тебя покинул возле двери. - Квиты мы, приятель дорогой! Что нам спорить? Улетай домой! - Скучно без хорошенькой жены. Мне моя дурнушка надоела. - Ах, - ответил ангел, - не должны Ангелы мешаться в это дело. - Квиты мы, приятель дорогой! Что нам спорить! Улетай домой! - Вот умру, у райского огня Мне дадут ли отдых заслуженный? - Что ж! Тебе готовы - простыня, Гроб, свеча и старые кальсоны. - Квиты мы, приятель дорогой! Что нам спорить? Улетай домой! - Ну так что же, - в ад теперь мне путь Или в рай, где радость вечно длится? - Как сказать! Изволь-ка потянуть Узелок: тем дело и решится! - Квиты мы, приятель дорогой! Что нам спорить? Улетай домой! Так бедняк из мира уходил, Шутками больницу потешая, Он чихнул, и ангел взмахом крыл - Будь здоров - взвился к чертогам рая. - Квиты мы, мой ангел дорогой! Кончено. Лети себе домой! Перевод Вс. Рождественского КАМИН В ТЮРЬМЕ Мне взаперти так много утешений Дает камин. Лишь вечер настает, Здесь греется со мною добрый гений, Беседует и песни мне поет. В минуту он рисует мир мне целый - Леса, моря в углях среди огня. И скуки нет: вся с дымом улетела. О добрый гений, утешай меня! Он в юности дарил меня мечтами; Мне, старику, поет о юных Днях. Он кажет мне перстом между дровами Большой корабль на вспененных волнах. Вдали певцам уж виден берег новый В сиянии тропического дня. Меня же крепко держат здесь оковы. О добрый гений, утешай меня! А это что? Орел ли ввысь несется Измеривать путь солнечных лучей? Нет, это шар воздушный... Вымпел вьется; Гондолу вижу, человека в ней. Как должен он жалеть, взносясь над нами, Дыша всей грудью вольным светом дня, О людях, обгороженных стенами! О добрый гений, утешай меня! А вот Швейцария... ее природа... Озера, ледники, луга, стада... Я мог бежать: я знал - близка невзгода; Меня свобода кликала туда, Где эти горы грозно громоздятся В венцах снегов. Но был не в силах я От Франции душою оторваться. О добрый гений, утешай меня! Вот и опять переменилась сцена... Лесистый холм, знакомый небосклон... Напрасно шепчут мне: "Согни колена - И мы тюрьму отворим; будь умен". Назло тюремщикам, назло оковам Ты здесь, - и вновь с тобою молод я... Я тешусь каждый миг виденьем новым... О добрый гений, утешай меня! Тюрьма Ла Форс Перевод М. Л. Михайлова МОЯ МАСЛЕНИЦА В 1829 ГОДУ Король! Пошли господь вам счастья, Хотя по милости судьи - И гнева вашего отчасти - В цепях влачу я дни свои И карнавальную неделю Теряю в чертовой тюрьме! Так обо мне вы порадели, - Король, заплатите вы мне! Но в бесподобной речи тронной Меня слегка коснулись вы. Сей отповеди разъяренной Не смею возражать, - увы! Столь одинок в парижском мире, В день праздника несчастен столь, Нуждаюсь я опять в сатире. Вы мне заплатите, король! А где-то ряженым обжорам, Забывшим друга в карнавал, Осталось грянуть песни хором - Те самые, что я певал. Под вопли их веселых глоток Я утопил бы злость в вине, Я был бы пьян, как все, и кроток. Король, заплатите вы мне! Пусть Лиза-ветреница бредит, Мое отсутствие кляня, - А все-таки на бал поедет, И лихом помянет меня. Я б ублажал ее капризы, Забыл бы, что мы оба - голь. А нынче за измену Лизы Вы мне заплатите, король! Разобран весь колчан мой ветхий - Так ваши кляузники мстят. Но все ж одной стрелою меткой, О Карл Десятый, я богат. Пускай не гнется, не сдается Решетка частая в окне. Лук наведен. Стрела взовьется! Король, заплатите вы мне! Тюрьма Ла Форс Перевод П. Антокольского ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ ИЮЛЯ Как память детских дней отрадна в заточенье! Я помню этот клич, во всех устах один: "В Бастилью, граждане! к оружию! отмщенье!" Все бросилось - купец, рабочий, мещанин. То барабан бил сбор, то пушка грохотала... По лицам матерей и жен мелькала тень. Но победил народ; пред ним твердыня пала. Как солнце радостно сияло в этот день, В великий этот день! Все обнимались, все - и нищий и богатый; Рассказ чудесных дел средь женщин не смолкал. Вот криком радостным все встретили солдата: Герой осады он, народу помогал. С любовью Лафайет, я слышал, поминался; Король же... вкруг него черней сгущалась тень. Свободна Франция!.. Мой разум пробуждался... Как солнце радостно сияло в этот день, В великий этот день! Назавтра был я там: уж замок с места срыли. Среди развалин мне сказал седой старик: "Мой сын, здесь произвол и деспотизм душили Народный каждый вопль, народный каждый крик. Для беззащитных жертв им мест недоставало... Изрыли землю всю: то яма, то ступень. При первом натиске, шатаясь, крепость пала". Как солнце радостно сияло в этот день, В великий этот день! Свобода, древняя святая бунтовщица, Вооруженная обломками желез, Зовет - торжественно над нами воцариться - Святое Равенство, сестру свою с небес. Они своих борцов уж выслали насилью: Для громов Мирабо двор - хрупкая мишень. Народу он кричит: "Еще, еще Бастилью!" Как солнце радостно сияло в этот день, В великий этот день! Где мы посеяли, народы пожинают. Десятки королей, заслышав наш погром, Дрожа, свои венцы плотнее нажимают, Их подданные нас приветствуют тайком. Отныне светлый век - век прав людских - начнется, Всю землю обоймет его святая сень. Здесь новый мир в пыли развалин создается. Как солнце радостно сияло в этот день, В великий этот день! Уроки старика я живо вспоминаю; И сам он, как живой, встает в уме моем. - Но через сорок лет я этот день встречаю - Июльский славный день - в темнице за замком. Свобода! голос мой, и преданный опале, Звучит хвалой тебе! В окне редеет тень... И вот лучи зари в решетках засверкали... Как солнце радостно выходит в этот день, В великий этот день! Тюрьма Ла Форс Перевод М. Л. Михайлова ДЕВУШКИ О боже! Вижу предо мною Красавиц молодых цветник. (Ведь все красавицы весною!) А я... что делать?.. я старик. Сто раз пугаю их летами - Не внемлют в резвости живой... Что ж делать - будем мудрецами, Идите, девушки, домой. Вот Зоя, полная вниманья. Ах! между нами, ваша мать Расскажет вам: в часы свиданья Меня случалось ли ей ждать. "Кто любит в меру - любит мало" - Вот был девиз ее простой. Она и вам так завещала. Идите, девушки, домой. От вашей бабушки... краснею... Урок любви я взял, Адель... Хоть я и мальчик перед нею, Она дает их и досель. На сельском празднике стыдливо Держитесь лучше предо мной: Ведь ваша бабушка ревнива. Идите, девушки, домой. Вы улыбаетесь мне, Лора, Но... правда ль?.. ночью, говорят, В окошко вы спустили вора, И этот вор был светский фат? А днем во что бы то ни стало Вы мужа ищете с тоской... Я слишком юн для вас, пожалуй. Идите, девушки, домой. Идите, вам заботы мало! Огонь любви волнует вас. Но чур! Чтоб искры не упало На старика в недобрый час. Пусть зданье ветхое пред вами, Но в нем был склад пороховой, - Так, придержав огонь руками, Идите, девушки, домой. Перевод В. Курочкина КАРДИНАЛ И ПЕВЕЦ Как для меня нападки ваши лестны! Какая честь! Вот это я люблю. Так песенки мои уж вам известны? Я, монсеньер, вас на слове ловлю. Любя вино, я перед Музой грешен: Ее терять я скромность заставлял... Грех невелик, коль хмель ее потешен; Как ваше мненье, милый кардинал? Как, например, вам нравится Лизетта? Я посвящал ей лучшие стишки. Вы отвернулись... Полноте! Секрета Ведь в этом нет: мы с Лизой старики. Она под старость бредит уж Лойолой, В нем находя рассудка идеал, И управлять могла бы вашей школой... Как ваше мненье, милый кардинал? За каждый стих свободный об отчизне Со мной вести желали б вы процесс. Я - патриот; вольно же вам при жизни Считать, что все мы - граждане небес. Клочок земли в краю моем родимом Мне каждый мил, хоть я на нем не жал; Не дорожить же всем нам только Римом! Как ваше мненье, милый кардинал? В моих припевах, часто беспокойных, Не все, признайтесь, ересь и раскол. Не правда ль, много истин в них достойных Самаритянин добрый бы нашел? Держа в руках бальзам любви целебный, Когда б в цепях он узника видал, Не стал бы петь он судьям гимн хвалебный!.. Как ваше мненье, милый кардинал? Еще не правда ль: сквозь веселость Музы В моих стихах сверкает божество? Остер и весел я, как все французы, Но в сердце с небом чувствую сродство. Став жертвой гнева, я смеюсь над гневом И рад предстать пред высший трибунал... Кто ж эту смелость дал моим напевам? Как ваше мненье, милый кардинал? Но вы в душе добры, я это знаю; Простите ж мне, как я прощаю вам: Вы мне - куплет, который я слагаю, Я вам - проклятье всем моим стихам. Да, кстати: папа, слышал я, скончался... Еще конклав другого не избрал: Что, если б вам престол его достался? Как ваше мненье, милый кардинал? Тюрьма Ла Форс Перевод И. и А. Тхоржевских НАДГРОБНЫЙ КАМЕНЬ Я жив, здоров, а вы, друзья, хотите Воздвигнуть мне богатый мавзолей; К чему? Зачем?.. Карман свой пощадите И блеск гробниц оставьте для князей. Что в мраморе и бронзе для поэта? Я и без них просплю в земле сырой, Пока я жив - купите мне моэта: Пропьем, друзья, надгробный камень мой! Друзья мои, придется вам немало За мавзолей богатый заплатить: Не лучше ль нам, под чоканье бокала, Мой памятник приятельски распить? Все за город! Затеем там пирушку! Своих подруг возьмите вы с собой; Уж так и быть... и я возьму старушку... Пропьем, друзья, надгробный камень мой! Старею я, но молода подруга, И нет у нас того, чем блещет знать. В былые дни мне приходилось туго, Так уж теперь давайте пировать. Куплю Лизетте веера и ленты, В ее сердечке оборот такой Мне принесет изрядные проценты, - Пропьем, друзья, надгробный камень мой! Но прежде чем почнем из казначейства, Подумаем о том, мои друзья, Что, может быть, есть бедные семейства, Которые не ели два-три дня... Сперва мы им отложим хоть две трети, А там - катай из суммы остальной! На радости, что счастье есть на свете, Пропьем, друзья, надгробный камень мой! Что пользы мне, когда на золоченой Большой доске чрез двести, триста лет Какой-нибудь археолог ученый Прочтет, что здесь такой-то вот поэт?.. Я не ищу ни славы, ни потомства... С веселою, беспечною душой Я пропивал и жизнь в кругу знакомства... Пропьем, друзья, надгробный камень мой! Перевод Д. Т. Ленского ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ Десять тысяч. Десять тысяч штрафа После стольких месяцев тюрьмы! Видно, я живу не хуже графа. Дешев хлеб, - далеко от сумы. О министр! Ведь нет таких законов, Сбавьте хоть немного, вас молю. Нет? За оскорбление Бурбонов Десять тысяч франков королю? Хорошо! Я заплачу. Но надо Выяснить и мне один вопрос. Это что ж? Всему суду награда Или только плата за донос? Сыщикам за грязную работу? Цензору ли, мстящему стихам? Так и быть! Две тысячи по счету Отделяю этим подлецам. Коль платить - так лопнувших от жира И льстецов вношу я в свой бюджет. Там, где трон, всегда ржавеет лира И страдает насморком поэт. Господа поэты! Для вельможи Пойте лишь за деньги, - так и быть, С этой суммы в вашу пользу тоже Я готов две тысячи скостить. Сколько наплодилось великанов В орденах и лентах там и тут. Как для коронованных болванов Все они охотно спину гнут! Много им добра перепадало. Францию проглотят - дай лишь срок! Двух-то тысяч им, пожалуй, мало. Дам все три лакеям на зубок. Что я вижу? Митры и тиары, Женщины, пиры, монастыри... Сам Лойола, греховодник старый, Насыпает золотом лари. Вопреки грядущему блаженству, Ангел мой ощипан догола. Менее трех тысяч духовенству Дать нельзя за все его дела. Подсчитаем! Две да две - четыре. Шесть еще, - все десять есть как раз. Лафонтен-бедняга в этом мире Не платил за роковой указ. Был добрей Людовик, - как хотите, - Высылал, расходов не деля. Ну, Лойяль, квитанцию пишите: Десять тысяч в пользу короля. Тюрьма Ла Форс Перевод Вс. Рождественского ДОЧЬ НАРОДА Цветов весенних ты даришь немало, Народа дочь, певцу народных прав. Ему ты это с детской задолжала, Где он запел, твой первый плач уняв. Тебя на баронессу иль маркизу Я не сменяю ради их прикрас. Не бойся, с музой мы верны девизу: Мой вкус и я - мы из народных масс. Когда мальчишкой, славы не имея, На древние я замки набредал, Не торопил я карлу-чародея, Чтобы отверз мне замкнутый портал.