елом ежились от холода в юрте и на дворе, у печки и в постели,
словом, повсюду и везде.
-- Бррр! Однако не сладко зарабатывать свой насущный хлеб в этом
Ледяном аду!
-- Не греши, мы получили 120 тысяч долларов за наш участок. Разве это
худо? Право, нам не так уж плохо живется здесь!
-- О, ты неисправимый оптимист! По-твоему, все прекрасно!
-- Да, это потому, что я счастлив! -- сказал Леон Фортен, кинув
многозначительный взгляд на Марту, опиравшуюся на его руку.
-- Да, конечно! Ты счастлив... но при всем том, страшный холод, и наше
счастье -- дамка за нулевой отметкой. Вперед, мадемуазель Жанна, не то я
чувствую, что сейчас превращусь в ледяной столб.
-- Во всяком случае ваш язык еще не замерз, мосье Поль, это не подлежит
сомнению! -- отвечала девушка, и все трое весело рассмеялись.
-- Вы называете эту страну льдов и морозов Ледяным адом, господа? Но,
право, грешники в этом аду -- люди веселые, хотя иные и ропщут на свою
судьбу!
-- Как долго нет Жана! -- проговорила вдруг Марта, слегка озабоченная
его продолжительным отсутствием.
-- Не беспокойся о нем,-- сказала Жанна,-- ведь он уже не ребенок: ему
шестнадцать лет, а в этом возрасте наши молодые канадцы предпринимают в
одиночку такие переходы, которые продолжаются иногда целые недели. Он,
вероятно, скоро вернется!
В этот момент, как бы в подтверждение ее слов, в тощих кустарниках,
росших на гряде небольших холмов, тянувшихся к западу, раздался выстрел.
-- Вот видите! -- воскликнула Жанна.-- Это его винчестер... а вон и
дымок от его выстрела!
-- Я решительно ничего не вижу! -- произнес журналист.-- И абсолютно не
понимаю, как вы можете отличить выстрел из его ружья от выстрела такого же
винчестера вашего батюшки или Лестанга!
-- Выстрел -- это голос ружья, и каждое ружье имеет свой характерный,
особый звук, который для нас, истинных охотников, различим так же, как и
голоса людей! -- наставительно проговорила канадка.-- Что же касается отца
или Лестанга, то они не могут вернуться раньше, чем через два дня, с тем
индейцем, который покажет нам дорогу к Золотой горе.
-- У вас решительно на все имеются ответы, и мне волей-неволей
приходится замолчать! -- отвечал молодой человек.
Между тем Жан на своих легких лыжах с удивительною быстротой
приближался к ним. Чувствуя себя превосходно в своем эскимосском наряде,
бодрый и румяный, юный лицеист казался сильным, здоровым мужчиной в полном
смысле этого слова.
-- Ну, что? Как нынче охота? -- спросил Леон.
-- Очень удачна,-- весело отозвался юноша,-- я уложил двух зайцев,
белых, как горностаи, и, кроме того, прелестное животное, которое по
некоторым соображениям принял за вапити (канадский олень - прим. авт.),
ростом с жеребенка, с роскошными рогами. Я захватил с собой всего один
окорочек, но и тот весит не менее 20 фунтов!
-- Ну да, конечно, это вапити,-- подтвердила молодая канадка,-- с таким
трофеем можно вас поздравить: им гордятся даже самые ловкие и смелые
охотники моей страны.
-- Нет, право, удивительный молодчина наш юный Немврод[7]:
по двадцати часов кряду проводит в снегах, без всяких проводников, кроме
небесных звезд да своего компаса, спит под открытым небом на морозе, когда и
белые медведи замерзают,-- и все это ему нипочем!
-- Нет, мосье Поль, прошу извинить -- на этот раз, я спал не под
открытым небом, а в чудном гроте или, вернее, пещере с песчаной почвой, где
температура даже без костра и печей весьма сносная, чтобы не сказать более.
Туда я стащил, как мог, разрубленного на части топором вапити и, завалив
вход в пещеру снегом, явился сюда, чтобы захватить салазки или санки и затем
отправиться туда обратно за остальным мясом, которое, судя по всему, должно
быть превосходнейшего вкуса!
-- О, ваше открытие, Жан, неоцененно для нас! Мы превратим вашу пещеру
в склад для провианта, и если она достаточно велика, то можем даже
поселиться в ней на время, пока будем разыскивать "Мать золота".
-- По всей вероятности, она должна быть очень велика, так как над нею
возвышается целый холм!
-- А далеко это отсюда?
-- Да часов семь ходьбы для привычного человека, а для нашего каравана
с собаками и санями не менее полусуток!
-- Ну, все равно, как только Жан обогреется и отдохнет, надо будет
пуститься в путь. Если мы поселимся в этой пещере, нам будет несравненно
лучше, чем под открытым небом!
-- Я готов хоть сейчас! -- сказал Жан.
-- Нет, нет, -- необходимо плотно поесть перед дорогой и собраться!
После хорошей, основательной закуски стали снимать палатку и вырывать
железные скобы, служившие для ее установки; все это сложили, а также и всю
домашнюю утварь и пожитки. Затем маленький караван, состоявший из пяти
саней, запряженных двадцатью эскимосскими cобaкaми, бодро тронулся в путь.
Почва почти повсюду была совершенно ровная, а плотный снег был
настолько тверд, что полозья саней почти вовсе не уходили в него, и сани
легко скользили по поверхности, что значительно облегчало путь. Собаки,
дружно налегая на хомуты, резво везли свои далеко не легкие саночки, люди
же, все на лыжах, идя за санями, частично управляли, а иногда и подсобляли
им, подталкивая сани сзади. Жанна направляла передние сани, и собаки,
повинуясь ее голосу, весело бежали по направлению к востоку. Луна светила,
что называется, во всю, и на снежной равнине было светло, как днем. Время от
времени Жанна останавливала свои передовые сани, при этом мигом
останавливались и остальные. Кто-нибудь из мужчин брал привязанную сверху к
саням лопату, взрыхляя ею снег так, чтобы из него образовалась небольшая, но
высокая кучка -- и поезд трогался дальше. Эти возвышения, или кучки должны
были служить путеводными знаками для отсутствующих, когда они вернутся к
месту прежней стоянки.
Конечно, и от саней остается след на снегу, но всегда мог выпасть новый
снег и замести его. Вот почему молодая девушка подсказала своим товарищам
этот столь простой и столь же верный способ помочь отсутствующим узнать
направление, по которому следовал маленький караван к новой стоянке.
Долгое время путь был ровный и гладкий, томительно-однообразный, но
удобный; вдруг местность совершенно изменилась: со всех сторон теснились
темные глыбы камней, казавшихся черными при ярком свете месяца.
Руководствуясь указаниями Жана, маленький поезд спустился в небольшую
ложбинку, окруженную со всех сторон беспорядочно разбросанными скалами и
замыкаемую высоким холмом, почти горою, у подножья которой, точно туннель,
чернел вход в пещеру.
-- Вот она! -- воскликнул Жан.
Еще минута -- и все принялись дружно отрывать вход, который молодой
охотник из предусмотрительности завалил снегом. Туша вапити была здесь,
только успела уже совершенно окостенеть от мороза. Собак поспешно выпрягли,
предоставив их самим себе, а сани выстроили полукругом перед входом; только
затем наши друзья стали осматривать свое новое жилище.
Все они сильно утомились, и каждый думал прежде всего о постели. Все
спешили достать из саней предметы первой необходимости и устроиться на
ночлег, а Жан, вооружившись маленькой лампочкой, проник в глубь пещеры.
Суженная у входа до полутора аршин[8], и менее сажени высотой,
пещера эта представляла собою вначале подобие коридора, затем вдруг
расширялась настолько, что напоминала большую круглую залу, стен которой не
было видно в первый момент.
Здесь было настолько тепло, что стали не нужны меховые одежды. Все
восторгались открытием Жана, сознавая, что впоследствии, когда входное
отверстие будет завешено какой-нибудь шкурой, ничего лучшего и желать не
надо. Поставили печку, зажгли лампу и стали готовить чай. А в это время Леон
стал сверяться со своей "буссолью для золота". Чувствительность леония к
золоту и удивительная точность прибора, изобретенного молодым ученым, была
такова, что ни разу с того момента, как наши путешественники вступили на
золотоносную почву, игла этой буссоли ни минуты не оставалась абсолютно
неподвижной. Так как золото здесь встречается почти повсюду, то игла эта
постоянно отклонялась то в ту, то в другую сторону, то вниз, то вверх,
указывая на присутствие драгоценного металла. Но на этот раз Леон впервые
заметил, что стрелка стала совершенно неподвижно. Напрасно он наклонял и
встряхивал свою буссоль, напрасно постукивал по ней ногтем -- ничто не
помогало. Он встревожился, уж не испортился ли этот удивительный инструмент,
и, достав из маленького кожаного мешочка самородок золота величиной с орех,
поднес его к своей буссоли. В таких случаях игла обычно делала быстрый
поворот и следовала по направлению к самородку, но теперь она осталась
неподвижна. Холодный пот выступил на лбу у молодого человека: очевидно, его
леоний утратил свою удивительную способность, так как золото уже не
действовало на него... Что же теперь делать?
ГЛАВА II
Фанатики золота.-- Тайна индейца атна.-- Отправление.-- В пути.--
Ожидание.-- Надо воздействовать.-- Первая победа.-- Подвиги школьника.--
Пир.-- Кошмар.-- Смертельная опасность.
Все золотоискатели Клондайка одержимы мечтою найти "Мать золота", ту
сказочную залежь драгоценного металла, которая, по рассказам, должна
содержать золота больше, чем на целый миллиард. На эту тему существует
древняя легенда, известная индейцам с незапамятных времен и распространяемая
теперь с особым усердием золотоискателями. Многие уже стали жертвой своего
легковерия, но легенда эта по-прежнему находит все новых приверженцев и
фанатиков, которые добровольно переносили самые страшные мучения и погибали,
не отказавшись от своей золотой мечты.
Это -- те же алхимики средних веков, ищущие философский камень: им мало
богатейших россыпей золотоносного песка, мало даже и самых крупных
самородков; подавай те сказочные залежи, те сплошные пласты драгоценного
металла, что прозваны здесь "Матерью золота". Другое почти не трогает их и
не представляет в их глазах почти никакой ценности. Это какие-то маньяки,
одержимые жаждою несметных богатств. Одним из таких фанатиков был и старый
Пьер Лестанг, канадский рудокоп и страстный золотоискатель, которого всю
жизнь преследовала химера "Матери золота". Между тем он был, пожалуй,
единственным человеком, невероятные, упорные усилия которого могли в конце
концов увенчаться успехом, так как долгие годы жил среди индейцев, самых
скрытных и недоверчивых по отношению к белолицым. В конце концов ему удалось
войти с ними в дружбу, но и этого еще было мало, и только в прошлом году,
когда ему посчастливилось спасти жизнь одного из вождей с риском для
собственной жизни, индейский вождь еще раз доказал миру, что благодарность и
признательность -- добродетели, присущие и краснокожим.
-- Я знаю, что ты хотел бы найти "желтое железо", до которого так жадны
все бледнолицые,-- сказал ему однажды индеец,-- и укажу тебе место, где его
так же много, как простых камней, и где глыбы его так велики, как вот эти
обломки скал!
Лестанг слушал его с замиранием сердца. Затем индеец дал ему понять,
что эти залежи "желтого железа"[9] находятся очень далеко, что
доступ в те места трудный и опасный, но что человек, упорный и настойчивый в
труде, смелый и отважный, в конце концов может достигнуть желаемого.
-- О, это, наверное, "Мать золота"! Да! Да! Это не подлежит сомнению!
-- повторял Лестанг, обезумев от этой мысли.
-- Знаешь, брат мой, надо идти отыскать это желтое железо! -- обратился
он к краснокожему.
-- Если мой брат хочет, пойдем! -- просто отвечал тот.
Дело было зимою, а в том году холода доходили до 52° ниже нуля. Но это
не помешало им пуститься в дальний и трудный путь. Претерпевая страшные
мучения и лишения, эти отважные люди упорно шли к своей цели; однако,
несмотря на все усилия, им не удалось достигнуть земли обетованной.
Лишившись всего необходимого, полуживые от холода и голода, съев по дороге
своих собак, даже ременную кожаную упряжку и сами шкуры собак, они вернулись
к индейцам, больше похожие на живые скелеты, чем на людей, состоящих из мяса
и костей.
Тогда Лестанг понял, что для достижения его цели необходимы другие
средства и условия, и, расставшись со своими друзьями атнасами (индейцами),
отправился на Юкон, где нанялся в землекопы и стал копить деньги в надежде
собрать необходимую сумму для снаряжения новой экспедиции, задуманной им и
его другом -- индейцем.
Случай столкнул его с нашей маленькой дружественной компанией
франко-канадцев. Вскоре он сделался одним из членов этой тесной семьи,
окружившей его вниманием, ласками и заботами, как родного, и вызвавшей в нем
чувство глубочайшей признательности и безграничной преданности, которое
побудило его, подобно его другу индейцу, открыть друзьям все, что он знал о
"Матери золота". И все в один голос воскликнули то же, что воскликнул и он в
ответ на сообщение индейца:
-- Надо идти туда, надо отыскать эти невероятные залежи золота!
Теперь, именно теперь такого рода экспедиция была своевременной. После
первого блистательного успеха в стране золота и льдов наше маленькое
общество испытало немало тяжелых неудач: во-первых, кража "гнезда
самородков", затем ужасный случай с двумя канадцами, чуть было не стоивший
им жизни, потом несправедливое и возмутительное обвинение, арест,
трехмесячное тюремное заключение и штраф в 50 тысяч франков, которому
подверглись Леон Фортен, Поль Редон и Тоби. Когда же им вернули свободу, и
пострадавшие во время катастрофы совершенно оправились, уже пришла зима,
холодная, упорная, суровая.
Правда, это самая благоприятная пора для разведки, но, не говоря уже о
том, что наше маленькое франко-канадское общество было не особенно склонно к
этого рода работе, громадное большинство золотоискателей, англо-саксонцев
или космополитов, смотрело на них косо и недоверчиво после их пребывания в
тюрьме. Из-за подлых интриг тех двух господ, в которых наши друзья
по-прежнему упорно продолжали видеть Боба Вильсона и Френсиса Бернетта,
общественное мнение с каждым днем все более и более выступало против них. Им
не хотели сдавать в наем ни одной, даже самой жалкой лачуги под жилье, никто
не соглашался наняться даже и за большие деньги работать на их участке, при
случае они наталкивались даже на публичные оскорбления. Все это заставило их
понять, что дальнейшее пребывание в Доусон-Сити для них невозможно, и они
решили пустить в продажу свой великолепный участок на прииске. За него они
получили 120 тысяч долларов чистоганом, хотя эта концессия стоила вчетверо
больше. И вот ничем не связанные более, они решились невзирая на все ужасы
"ледяного ада" отправиться на розыски "Матери золота". Поспешно снарядили
экспедицию, сделали громадные запасы провианта, необходимой одежды,
динамита, орудий и оружия, снарядов и керосина, предназначенного и для
обогрева и для освещения. Все это было размещено на шести санях таким
образом, чтобы на каждые из них приходилось по одной шестой доле всего, что
везли с собой наши отважные золотоискатели. Такого рода мера являлась крайне
разумной на случай гибели или пропажи одних или даже нескольких саней.
Пять сильных, здоровых и привычных к этому делу упряжных собак должны
были везти каждые сани, чтобы сберечь их силы, столь необходимые для успеха
всякой полярной экспедиции, Лестанг предложил, чтобы по крайней мере первую
часть пути собаки были заменены лошадьми. С этой целью ему удалось нанять,
правда за неслыханно высокую плату, достаточное количество лошадей, на
которых решено было везти всю кладь на расстояние 80 миль, от Доусон-Сити к
востоку.
Маленький караван двинулся через проток Юкона по льду толщиною в 12
вершков; лошади везли кладь, а сами участники экспедиции шли пешком, почти
по колено в снегу.
За шесть дней они успели пройти намеченные 80 миль, затем лошади и их
проводники вернулись обратно в Доусон-Сити, а наши друзья теперь
рассчитывали на свои собственные силы. План старого Лестанга, единогласно
избранного начальником экспедиции, заключался в том, чтобы прежде всего
достигнуть со всем караваном того места, до которого они в предыдущем году
дошли с индейцем; затем, выбрав подходящее место для более продолжительного
пребывания и оставив там весь караван и все маленькое общество, вдвоем с
Дюшато отправиться в индейскую деревню за старым другом, индейцем атна.
Когда оба канадца и индеец вернутся, все маленькое общество двинется дальше
под предводительством последнего к тому таинственному месту, где, согласно
легенде, находится золотая житница Юкона, та "Матерь золота", о которой так
страстно мечтают все золотоискатели.
Теперь уже вся первая половина программы была выполнена, и молодые люди
вместе со своими мужественными спутницами ожидали только возвращения двух
канадцев с индейцем атна. Прошло более двух недель с тех пор, как Лестанг и
Дюшато ушли, а остальные вели однообразную жизнь среди снеговой равнины в
своих палатках.
Чтобы избежать малоподвижной жизни, столь пагубной во всех полярных
экспедициях, наши молодые люди ежедневно посвящали несколько часов прогулкам
на вольном воздухе.
Леон и Марта совершали длинные прогулки, при сорока пяти градусах
мороза, беседуя о прошлом и строя планы на будущее. Что же касается
журналиста, то он сначала предпочитал оставаться в палатке, греясь у печки и
стойко выдерживая все нападки товарищей, пытавшихся заставить и его
посвящать какое-то время движению на воздухе. Только упорство Жанны в конце
концов взяло верх.
Это была первая победа молодой уроженки Канады над этим парижским
зябликом, этим, на первый взгляд, слабачком, и девушка в душе очень
гордилась ею. Ей удалось заставить его выходить ежедневно хоть на полчаса, и
с этого времени здоровье его стало заметно улучшаться. Он понемногу стал
привыкать к морозу и хотя иногда снова впадал в свой прежний грех, кутался в
меха и грелся у печки, но все же находил в себе силы бороться с этой
привычкой и побеждать ее, как того и хотела Жанна.
Напротив, Жан Грандье превосходно приспособился ко всем ужасам
"ледяного ада" и чувствовал себя в этой насквозь промерзшей стране, как в
родной стихии. Смелый и отважный, полный сил и здоровья, он не пугался
никакой стужи, никакой непогоды, охотился целыми днями и почти никогда не
возвращался без добычи. Этот шестнадцатилетний мальчик, не задумываясь, шел
на медведя, на вапити, на карибу и большого северного оленя, который, даже
раненный на смерть, обыкновенно кидается на охотника и одним ударом рогов
пропарывает ему живот. Презирая всякую опасность, юноша уходил один, в
сопровождении только своего верного ньюфаундленда Портоса, который также
чувствовал себя прекрасно в этой стране морозов и снегов.
Во время одной из прогулок юноше и удалось, как мы знаем, найти пещеру,
где теперь все маленькое общество могло поселиться с не меньшими удобствами,
чем в любом, даже лучшем из местных жилищ. Здесь им не грозила никакая
опасность ни от мороза, ни от диких зверей, ни от людей. При более
основательном осмотре оказалось, что уже на небольшом расстоянии от входа
температура была не ниже --3°, а немного подальше вглубь термометр стоял на
нуле, тогда как в палатке, несмотря на раскаленную печь, температура никогда
не подымалась выше --15°.
Пещера эта уходила очень далеко вглубь и разветвлялась в разные стороны
в виде гусиной лапы тремя узкими коридорами.
Наши друзья не дали себе труда осмотреть эти коридоры, не имея в них
никакой надобности, а разместились в средней круглой зале, достаточно
вместительной и просторной. Собаки устроились у входа на мягком песке и тут
же принялись пожирать отбросы и остатки от убитого Жаном вапити. Между тем
хозяева их принялись с особым наслаждением жарить на вертеле,
приспособленном к печке, сочный окорок этой дичи. Вкусный запах жареного
мяса распространился по пещере, проникая и во все темные коридоры. После
долгой, веселой беседы золотоискатели с особым удовольствием предались сну.
Только одна маленькая лампочка, наполненная керосином и надетая на
высокую бамбуковую трость, освещала эту общую спальню, разделенную надвое
занавеской из полотнищ той же палатки.
Все мирно спали в продолжение нескольких часов. Вдруг Поль Редон,
спавший в глубине пещеры, внезапно пробудился от жуткого кошмара. Какая-то
страшная тяжесть налегла ему на грудь и сдавила его. Он чувствовал, как
кто-то перекатывает его с боку на бок и топнет ногами, хотел закричать и не
мог. В висках у него застучало, сердце усиленно забилось, наконец он сделал
страшное усилие и открыл глаза.
Невероятное зрелище представилось ему при свете маленькой лампочки и
вызвало из груди страшный хрип: его кошмар оказался действительностью;
дикая, смертельная опасность грозила ему и всем его друзьям.
ГЛАВА III
Серый медведь.-- Прерванный сон.-- Выстрел.-- Жан и Леон.-- Редон
неподвижен.-- Героиня.-- Самообладание.-- Свойство керосина.-- Необычайная
смерть гризли.
Без сомнения, это был серый медведь, или гризли -- страшное, самое
громадное, самое сильное и свирепое животное из всех диких обитателей
дремучих лесов Нового Света. Несмотря на свои колоссальные размеры, он
проворен и ловок, как пантера, сильнее, чем бизон, и всегда пребывает в
ярости, всегда готов с остервенением накинуться на любое препятствие и всюду
оставляет за собою смерть и разрушение. Средней величины гризли имеет в
длину сажень и двенадцать вершков и весит около 40 пудов, притом отличается
необычайной живучестью. Были примеры, что пробитый несколькими пулями
медведь, из которого кровь лилась, как вино из бочки, нагонял коня,
пущенного вскачь, ударом своей могучей лапы переламывал ему хребет,
сбрасывал всадника и, растоптав его ногами, раздирал в клочья и коня, и
человека.
Облаченный почти непроницаемой бронею из мускулов, жира и толстой,
плотной шкуры, он почти неуязвим; не только холодное оружие, но даже пули
редко могут достичь главных жизненных органов этого огромного зверя. Чтобы
уложить его, пуля должна пройти ему в глаз, в ухо или прямо в сердце.
Вот почему ожерелье из когтей серого медведя считается самым славным и
драгоценным украшением у индейского воина, как явное доказательство
несомненного мужества, ловкости и силы. К счастью, эти дикие звери
встречаются редко, но зато там, где они появляются, они наводят ужас на
целую округу.
Благодаря трагической случайности пещера, открытая Жаном, оказалась
берлогой пары таких страшных зверей. Находясь в состоянии полуспячки, эти
медведи, вероятно, недавно поселились в одном из темных ходов, выходящих в
среднюю круглую залу пещеры. Зимняя спячка у некоторых медведей довольно
слабая, и они очень легко пробуждаются от нее, а под влиянием приятной
теплоты, распространяемой печкой, и вкусного запаха жареного мяса и совсем
пробудились. Кроме того, быть может, гризли, отличающиеся вообще чрезвычайно
тонким обонянием, почуяли и присутствие человека. Так как они весьма лакомы
до человеческого мяса, то не мудрено, что один из них, пробудившись и
руководствуясь присущим ему инстинктом, отправился прямо туда, где наши
друзья так безмятежно расположились на ночлег.
В первый момент этот обитатель полярных стран остановился, удивленный
зрелищем стольких непривычных ему предметов, новой и дикой для него
обстановки, видом лежащих на земле неподвижных фигур. Поднявшись на задние
лапы, медведь как будто размышлял; нечто похожее на зверскую усмешку
исказило на мгновение его громадную пасть. Но любопытство взяло верх, и он
стал оглядывать все. Вот, опустившись на все четыре лапы, страшный зверь
осторожно подкрался к ближайшему от него меховому мешку, где лежал укутанный
в меха Поль Редон.
-- Медведь! Медведь! Помогите! -- закричал не своим голосом несчастный,
как только успел прийти в себя.
Одним прыжком Леон выскочил из своего мешка и стал озираться кругом,
отыскивая оружие. Жан сделал то же. Крик ужаса невольно вырвался у них при
виде смертельной опасности, грозившей их другу.
От этого крика пробудились и обе девушки. Не понимая, что случилось,
они растерянно засуетились, опрокидывая кое-какие вещи на своем пути, и
произведенный ими переполох смутил на мгновение нежданного гостя. Тем
временем Жан схватил свое ружье, а у Леона очутился в руках нож; между тем
зверь при виде врагов с яростным ревом встал на задние лапы.
-- Не стреляйте! -- крикнула Жанна, к которой вернулось все ее обычное
самообладание.
Но было поздно. Раздался выстрел -- и густое облако дыма застлало на
минуту все кругом. Жанна подкрутила лампу как можно ярче, чтобы борющиеся не
поранили друг друга. Выстрел раздробил зверю челюсть, но это только сделало
его еще более опасным. Он конвульсивно замотал головою, дикий рев огласил
пещеру, кровь ручьем полилась из страшной раны, но чудовище продолжало
стоять на задних лапах и как будто топтало что-то ногами.
Боже правый! Да ведь это Леон, кинувшийся с ножом на медведя, Леон,
который одной рукой вцепился в косматую шерсть зверя, а другой наносил ему
бешеные удары ножом в грудную полость и живот! Сам того не подозревая,
отважный молодой человек повторил в данном случае прием индейцев-охотников,
решающихся вступить в рукопашный бой с могучим гризли. Помертвев от страха,
бледная, как саван, Марта, полагая, что Леон безвозвратно погиб, отчаянно
протянула к нему руки и с душераздирающим воплем грохнулась навзничь,
лишившись чувств. Жанна подхватила ее, брызнула ей в лицо водой, не успевшей
еще замерзнуть после ужина, и стала тереть виски, с замиранием сердца следя
за ходом борьбы. Вдруг среди наступившей минуты затишья, когда слышалось
лишь тяжелое дыхание борющихся, раздался прерывающийся сдавленный голос:
-- Черт возьми, господа! Я никак не могу выбраться из своего мешка...
Пощадите, вы совсем растоптали меня, превратив в поле битвы!
Это был голос Поля Редона, принужденного лежать неподвижно, в полном
бездействии, так как он не мог шевельнуться, не только что подняться:
гигантский медведь и оба борца топтали его ногами. Все это сразу стало ясно
его товарищам. Жан сделал второй выстрел; на этот раз пуля снесла половину
морды и глаз, но все-таки не проникла в мозг, и потому чудовище все еще
осталось на ногах, хотя, по-видимому, уже не надолго.
Тогда, почти задыхаясь под тяжестью громадного зверя, Леон всадил нож
по самую рукоятку в живот медведя. Зверь разжал свои лапы, пошатнулся и
опрокинулся навзничь. Все было кончено. Опасность миновала; теперь можно
было свободно вздохнуть. Жан, бросив ружье, поспешил на помощь Леону,
пытавшемуся вызволить Поля Редона, наполовину раздавленного тяжестью
топтавшего его медведя. Вдруг из глубины пещеры появился другой медведь, еще
больших размеров. Одним прыжком свирепое животное бросилось на
золотоискателей -- и вся пещера огласилась невероятным ревом. Трое мужчин,
которым все еще приходилось бороться с издыхающим врагом, не могли прийти на
помощь двум бедным девушкам, а на них-то и шел теперь второй медведь. При
виде грозящей ей неминуемой гибели Марта, непривычная к такого рода ужасам,
снова лишилась чувств. Жанна же, более сильная, находчивая и энергичная, не
найдя под рукою оружия и видя опасность, схватила висевшую над печкой
салфетку, смочила ее керосином. Затем, обмотав ею бамбуковую палку с
железным отверстием, служившую для установки палаток и валявшуюся теперь без
употребления, воспользовалась моментом, когда косматый зверь с громким
рычанием, широко раскрыв пасть, двинулся на Марту, всу нула ему в пасть по
самую глотку этот импровизированный горящий фитиль, который она успела
зажечь от лампочки. Смоченная горючим веществом салфетка мигом
воспламенилась и, подобно факелу, внезапно озарила всю внутренность пещеры.
Смущенный в первый момент видом столь высокого пламени медведь на минуту
приостановился, но затем рассвирепел еще сильнее. Тогда мужественная
девушка, собрав все свои силы, стала толкать шест как можно глубже.
Мгновенно шерсть на морде зверя опалилась, язык, небо, гортань и бронхи, в
которые проникло горючее вещество, столь сильно воспламеняющееся, что горит
даже в воде,-- все было охвачено огнем, опалено и сожжено. Несчастное
животное опрокинулось, забарахталось, сжимая передними лапами обгорелую
морду, затем началась ужасная, мучительная агония, длившаяся, впрочем, всего
несколько минут, после чего страшное чудовище затихло.
Между тем и Леон и Жан, опрокинутые медведем при падении, оглушенные
ревом, силившиеся выбиться из железных когтей зверя, подавленные его
непомерной тяжестью, почти не заметили появления второго медведя и не видели
того, что здесь произошло. Марта в нескольких словах рассказала о подвиге
своей подруги, рассказ был встречен всеобщим восторгом.
-- В минуту опасности всякий делает что может и что знает! -- скромно
отвечала героиня в ответ на общие поздравления.
-- Да,-- сказал Редон,-- я служил только подмостками для трагической
сцены, в которой вы, господа, были героями и героинями!
-- Тут добрых 75 пудов мяса и пара славных шкур на одеяла, постели или
плащи, каждому по желанию! -- заметил Жан, задумчиво следя за последними
конвульсиями двух гризли.
-- Эти чудовища не менее ужасны, чем пресловутая "Красная звезда"!
Леон невольно содрогнулся при упоминании этого названия, из-за которого
он столько выстрадал и столько пережил.
-- Впрочем, что вспоминать об этих негодяях теперь, когда они нашли в
Доусоне свою "Мать золота"; у них вероятно, нет никакой охоты преследовать
нас еще и здесь! -- закончил Поль Редон.
Леон задумчиво покачал головой, промолвив:
-- Как знать!
ГЛАВА IV
Возвращение.-- Канадцы и краснокожий.-- Ожерелье вождя.-- Неутомимые.--
В пути.-- Стрелка вновь вращается.-- Сомнения.-- Кто прав? -- "Здесь!" --
сказал индеец.
Четыре дня или, вернее, четыре ночи, длившиеся каждая 23 часа и 55
минут, прошли с тех пор, как новые обитатели медвежьей пещеры поселились в
ней. Людям, рожденным в более средних широтах, очень трудно бывает привыкать
к этому надоедливому мраку полярных стран во время зимовок. Мерцающие
звезды, лучезарные сумерки и пламенеющие северные сияния -- все это вносит
лишь кратковременное появление света при сплошном мраке полярных зим, таких
тягостных для человеческих нервов. Нетрудно себе представить, как после
бесконечных летних дней эта постоянная темень, в которой люди двигаются, как
тени, в тумане испарений в морозном воздухе, среди снежной равнины,
заглушающей шум шагов и всякий другой живой звук, удручающе действует и на
самых стойких. Кажется, что и дух, и тело начинают погружаться в спячку, и
единственным, хотя и весьма однообразным развлечением остается восход и
невероятно быстрый закат солнца. Но и это развлечение вот-вот должно было
прекратиться, так как солнце, подымавшееся все меньше и меньше над
горизонтом, вскоре должно было окончательно уйти за линию горизонта.
Прошло уже четверо суток со дня нападения гризли, шкуры которых были
содраны и превращены в покрывала, а мясо разрублено на части, заморожено и
спрятано в одной из боковых галерей, превращенных в кладовые.
Наступила ночь. Обитатели медвежьей пещеры спали. Зато вблизи пещеры
слышались человеческие голоса, собаки глухо рычали, проворные тени сновали у
входа в пещеру в облаке беловатого тумана. Наши друзья вышли на этот шум,--
и у них вырвались шумные крики радости.
-- Отец! Это вы, да? -- воскликнула Жанна.
-- Да, да, дитя мое!
-- Ну, все благополучно? Никаких бед?
-- Все как по маслу! -- отвечал Лестанг.
Собаки вновь прибывших путников тоже братались с остальными собаками,
только один Портос продолжал рычать: с двумя возвратившимися канадцами был
еще третий, и Портос не мог успокоиться в присутствии незнакомца.
-- Молчи, Портос! -- крикнул на него Жан.-- А вас, друзья, прошу
пожаловать в наш дом! -- добавил он, указывая рукою на внутренность пещеры,
ярко освещенной двумя лампочками в честь прибывших.
Почти окоченев от холода, трое путников прежде всего отпрягли своих
собак и прибрали сани, в чем им помогли и остальные, затем уже осторожно
направились внутрь пещеры, чтобы не задохнуться от внезапного перехода к
теплу после пятидесятиградусного мороза. Очутившись в круглой зале пещеры,
где весело топилась печь, они сбросили с себя свой меховой наряд и ощутили
невыразимое чувство блаженства и покоя после всех трудностей своего пути.
-- А вот и грог готов! Как мы рады, что вы вернулись, и что все
обошлось благополучно!
-- Грог -- дело доброе,-- произнес Лестанг,-- но всему свое время.
Позвольте мне прежде всего познакомить вас с моим другом Серым Медведем,
которому известна тайна местонахождения "Матери золота", тайна, которою он
готов поделиться с нами!
-- Ах, так его зовут Серый Медведь! Какое странное совпадение! --
воскликнул журналист, кидая испытующий взгляд на вновь прибывшего,
типичнейшего представителя краснокожей расы, с горбоносым профилем с
древнеримских медалей и монет, с железными мускулами, телом, точно вылитым
из бронзы, с глазами черными как уголь и блестящими как алмаз. Одет он был в
простую охотничью блузу, индейские штаны с кисточками и мокасины, а на
плечах носил шерстяной плащ, заколотый спереди длинной косточкой.
-- Да... этот человек не мерзляк,-- подумал про себя Редон,-- в такой
мороз и так налегке! -- При этом он заметил на шее индейца любопытное
ожерелье из медвежьих когтей.
-- Это ожерелье вождя! По нему узнают человека отважного, героя! --
пояснил Лестанг, давно уже знакомый с нравами и обычаями краснокожих, в
среде которых ему много приходилось вращаться.
-- А, ведь и мы, Лестанг, герои и героини: мы здесь убили двух серых
медведей! -- произнес один из молодых людей.
Девушки в это время разносили кипящий грог. Индеец, постоянно живший
среди канадских охотников, научился понимать по-французски.
-- Ax! -- воскликнул он.-- Брат мой убил двух гризли? Брат мой --
великий вождь!
-- О, восторг! Он говорит языком героев Купера и Эмара[10]!
-- воскликнул журналист.-- Нет, уважаемый краснокожий, не мне хвастать этим
славным подвигом, а вот этой молодой девушке, мадемуазель Дюшато, и моему
товарищу Леону Фортену, отважному галлу, воину, ученому знахарю, да вот еще
этому юноше! -- указал он на Жана.-- Настоящий прирожденный траппер и
вольный охотник!
Заинтересованный индеец попросил подробно рассказать ему все, как было.
Леон тотчас же согласился удовлетворить его любопытство, и старый вождь
почувствовал невольное сердечное влечение к этим бледнолицым, совершившим
тот же подвиг, каким сам он снискал себе славу и звание великого вождя.
Затем мало-помалу разговор перешел к вопросу, наиболее занимавшему
всех, то есть к вопросу о золоте. Под влиянием общего дружеского настроения,
единодушного сердечного приема и ласки, какие встретил здесь угрюмый
краснокожий, он стал и сам дружелюбней и общительней и рассказал, что
"желтого железа" там, куда он хочет их свести, много-много.
-- Так много, что вот настолько от земли! -- говорил он, показывая
рукою на добрые три четверти аршина от земли.-- Тянется оно далеко-далеко!
-- И он принялся шагать большими шагами по пещере, приговаривая: "Вот
столько и еще больше, еще больше!.."
Очевидно, индеец говорил о целом пласте золота таких колоссальных
размеров, что это превосходило всякие предположения.
-- Нет сомнения, что это и есть сама "Мать золота"! -- воскликнул
Лестанг.
-- Да, да! -- произнес Редон: -- И это все будет наше, и золото, и его
мамаша!
-- Надо посмотреть, так ли это? -- заметил вполголоса Леон.-- Во всяком
случае такие пласты золота -- нечто невероятное, но если моя стрелка оживет,
и к ней вернется ее прежняя чувствительность, то мне весьма любопытно знать,
на каком расстоянии леоний укажет нам присутствие золота на этой золотой
равнине!
-- Скажите, краснокожий брат мой, далеко ли отсюда это золото? --
спросил он вождя.
-- На расстоянии приблизительно восьми дней пути.
-- Да, но каких дней? Как теперь, в пять минут солнца и света и три
часа сумерек или же летних дней, когда солнце стоит полные 24 часа над
горизонтом?
-- Не слишком длинных и не слишком коротких дней! -- серьезно отвечал
индеец.
-- Ну если так, отправимся теперь же! -- произнес журналист.-- Впрочем,
вы, может быть, утомились с дороги?
Индеец рассмеялся, как будто Редон высказал какое-нибудь по-детски
забавное и совершенно невероятное предположение.
-- Утомился? Я не знаю, что значит это слово, хотя и понимаю, что
другие так называют! -- сказал он.-- Я готов сию же минуту идти, куда надо!
-- Тогда, отдохнув часов десять, мы тронемся в путь. На этом и порешим!
Путешествие должно было продолжаться всего каких-нибудь 20 дней, потому
решено было часть багажа и запасов оставить в пещере, где их зарыли в мелкий
сыпучий песок, представлявший собою почву пещеры. Затем, облачившись в
костюмы эскимосов, наши друзья стали припрягать собак к санкам и, когда все
было готово, весело пустились в путь, рассчитывая недели через три, в
крайнем случае через месяц, вернуться сюда и провести в медвежьей пещере всю
остальную часть зимы. Поезд тронулся бодро и весело по твердому, хрустящему
снегу. Мороз был настолько силен, что несмотря на меха и усиленное движение
казалось, что кровь стынет в жилах и дыхание спирает в груди.
-- Пятьдесят градусов ниже нуля! -- пробормотал журналист, взглянув на
маленький термометр, прикрепленный к первым саням.
-- Да что вы смотрите на эту мерилку мороза! Смотрите лучше на индейца:
глядя на него, не поверишь в мороз! -- проговорил Лестанг.
Действительно, Серый Медведь,-- так звали индейца,-- проделывал
довольно своеобразную гимнастику. Отойдя немного в сторону, вероятно, из
чувства стыдливости, он разделся донага и стал кататься в снегу, кувыркаясь,
подскакивая и ныряя с удивительным проворством; и это на морозе, от которого
трескаются камни, лопаются и распадаются на щепки громадные деревья. Поль
Редон смотрел и буквально не верил своим глазам, а между тем Серый Медведь,
вдоволь набарахтавшись и накувыркавшись, проворно надел свой несложный
наряд, накинул на плечи плащ и, бодрый и веселый, присоединился к остальным.
-- Ну, что? -- спросил его Редон.
-- Даже жарко теперь! -- отвечал индеец.
Путешественники стали немного согреваться от напряжения и быстрой
ходьбы, но очень, очень мало. Малейшее прикосновение к чему-либо
металлическому производило страшный, болезненный ожог на таком морозе. Это
испытал на себе Леон: вечно озабоченный своей буссолью, он вздумал взглянуть
на нее, чтобы еще раз убедиться, окончательно ли она перестала действовать.
Сняв на мгновение перчатку, он достал буссоль из внутреннего кармана своей
меховой куртки, рассчитывая, что мороз не сразу успеет остудить ее
металлическую оправу настолько, чтобы она могла примерзнуть к его пальцам.
Но, увы! Прежде, чем он успел что-либо сделать, он уже ощутил страшный ожог
пальцев, и кожа пристала так крепко к металлу, что пришлось ее отодрать от
пальцев. Несмотря на сильную боль, Леон поспешно натянул перчатку и все же
продолжал свои наблюдения.
Теперь стрелка вращалась и дрожала, но все-таки упорно останавливалась
на одном и том же месте,-- и странное дело,-- указывала отнюдь не то
направление, по которому двигался маленький караван, а смотрела именно в
сторону медвежьей пещеры, покинутой нашими путешественниками шесть часов
тому назад.
Удивленный до крайности этим обстоятельством, Леон положил буссоль
обратно в свой карманчик и долго оставался задумчивым и молчаливым.
-- Куда ведет их этот индеец, который