мае. Он начал соглашаться с мнением Джонни о политических деятелях. Было бы лучше, если бы парламент время от времени заседал не в полумиле от "Нью-Сесилотеля", а в конце Фишнет-стрит. В первый раз за всю свою жизнь он начал серьезно задумываться над существующей системой. Задуматься над ней помогли его странные приключения, неделя пребывания в Слейкби, включая не только его собственные впечатления, но и высказывания доктора, над которыми нельзя было не задуматься, дяди и брата. От этих высказываний он растерялся, однако его не покидала решимость разобраться во всей этой путанице. Вот что принесла ему поездка в Слейкби. Однако это было не все. В следующий понедельник в дом торжественно вошел доктор Инверюр. - Так вот, миссис Аддерсон, - начал он с места в карьер, - вы знаете, что вы - больная женщина. Минутку, минутку, не перебивайте меня. Я намерен отправить вас туда, где вы получите надлежащее лечение. Вы поедете в Френтландз, на побережье. Отличное место. Я обо всем уже договорился. Тетушка Нелли в первые минуты могла только смотреть на всех. Ответить за нее вынужден был муж. - Не может быть. Вы, доктор, отлично знаете, что мы не в состоянии заплатить. Из камня воду не выжмешь. - Платит Чарли! - крикнул Джонни, не в силах больше держать все в секрете. - Он сам говорил мне. - Чарли! - Да, тетушка. - Нет, как же так? Погоди, мальчик. Как же так... - Довольно, довольно, Аддерсон! - зарычал доктор. - Платит племянник. Он может сделать это. Он, черт побери, богаче, чем я. Вопрос решен. И все остальное тоже решено. Предупреждаю вас, если вы попробуете совать в колеса палки, когда уже все сделано, я больше никогда не приду в этот дом, даже для того, чтобы подписать свидетельство о смерти. - Но мне сейчас не надо никуда ехать! - воскликнула тетушка Нелли. - Ну, посмотрите на меня, доктор. Правда, я лучше выгляжу? Всю неделю мы с Чарли гуляли, ездили даже к водопаду. - Конечно! Восторги вас приободрили немного - и все. Ну-ка пульс. Отвратительный. Отвратительный пульс. - Кроме того, кто будет ухаживать за... - Сами за собой поухаживают, не младенцы. Неужели вы хотите, что бы они только и ждали, что вы их покормите с ложечки? Если нет, так поезжайте туда, где из вас сделают более-менее здоровую женщину, и потом цацкайтесь с ними сколько душе угодно. А теперь, довольно всех глупостей. Не думайте, что я обзвонил полгосударства, а ваш племянник приехал сюда из Лондона только для того, чтобы слушать, как вы городите всякую чушь. Будьте готовы к половине седьмого, и я сам отвезу вас туда. У меня вызов по пути... Только вас, запомните, а не всю семью. В полседьмого. Том Аддерсон взял его под руку и тревожно спросил: - Там ей будет хорошо? - Хорошо! Да там она будет жить так, как никогда не жила. Туда надо ехать всем нам! А теперь мне надо переговорить с этим молодцом. Он вытолкал Чарли из комнаты, потом из дома. - Лучшего места для нее не найти. У них там новый метод лечения, очень успешный метод. - Ей сейчас немного лучше, чем тогда, когда я приехал, - сказал Чарли. Доктор фыркнул. - Нисколько. Просто нервный подъем, который переутомляет ее сердце. - Он пристально посмотрел на Чарли. - Мы, вам известно, чудес не творим. Джолли - он заведует лечебницей в Френтландзе - очень талантливый врач. Если еще что-то можно сделать, все будет сделано. Если нет, не вините его, не вините меня, не вините природу. Вините этот идиотский мир, в котором мы живем, который просто берет крепкую духом, умную, хрупкую женщину, такую как миссис Аддерсон, и сворачивает ей, как цыпленку для супа, шею. - А деньги? - К черту деньги! Люди выдумали деньги для своего удобства, а теперь они висят на шее, как мельничные жернова. Ладно, вот вам моя визитная карточка. Напишите мне, когда будете собираться уезжать, и сообщите, где вас найти. Думаю, что вы не надуете нас... - Нет, не надую. - Полагаю, что этого не случится. Пришлите мне свой адрес, а в доме положите конец всей болтовне. Вы сняли с меня заботу об одном больном, но чтобы помочь всем, нужен Рокфеллер. Да и он не поможет. Ну ладно, до свидания. Оказалось, что Чарли, вернувшись в дом, должен был многое улаживать. Джонни кричал на отца, потому что отец не желал сразу же соглашаться с этим великолепным планом. Тетушка Нелли страшилась оставить их я была в ужасе от предполагаемых расходов Чарли. Муж ее был обижен тем, что раньше ему никто ничего не говорил, и облегчал свое сердце тем, что кричал на Джонни. Чарли сообразил, что самым правильным будет взять все в свои руки, что он и сделал, объяснив вначале со всеми деталями, что сказал доктор, а затем подчеркнул, что может позволить себе заплатить за лечение тетушки и что его обидят, если откажутся от его помощи. Таким образом все было улажено. В половине седьмого тетушка Нелли уезжала с доктором во Френтландз. Оставшиеся несколько часов она то смеялась, то плакала. Она смеялась, представляя, как в доме будет хозяйничать муж и Джонни, и плакала при мысли, что ей надо оставить их одних и еще потому, что Чарли был такой добрый. - Я не знаю, герой ты или нет, Чарли... - начала она. - Нет, не герой, - торопливо ответил Чарли. Слова его означали именно то, что он думал. - ...Но я знаю другое. Ты - славный парень, и если мир устроен так, как он должен быть устроен, - когда-то я так и думала, а теперь иногда начинаю сомневаться, - если мир устроен как надо, тогда ты должен прожить хорошо и счастливо. И я думаю, что так и будет, и тебе не придется страдать. И не говори, что твоя тетка не может произносить речей. Посмотри на дядю с этим чемоданом. Ручаюсь, что когда я вернусь, в доме не найдется ни одной целой сковородки или кастрюли. - Не забивай себе этим голову, - взволнованно сказал муж. - Правда, Джонни, она не должна думать об этом? - Конечно, не должна. Просто забудь обо всем - и все. Просто не думай... Об этом как раз говорил доктор. Правда, Чарли? Чарли подтвердил, что это было так. - И вы не беспокойтесь. - Тетушка засмеялась. - Когда я приеду, я буду такой толстой и ленивой, что вам всю жизнь придется возиться со мной. - Пришла машина, - объявил Джонни. Она обернулась и посмотрела на мужа. - Ведь мы правильно решили, Том, дорогой! - Конечно правильно, Нелли. Ты должна поправиться - вот и все. - Вы будете без меня скучать, правда? - Мы? Нет. - Ах, так? Ах ты большой и глупый бездельник! Как можно говорить такие вещи женщине! С этим они расстались. Что думал доктор Инверюр, когда трогал машину? Думал ли он о том, что через несколько недель к тетушке вернется здоровье, думал ли он, что для такого слабого сердца, которое могло остановиться каждую секунду, поездка эта может оказаться слишком поспешным и ненужным предприятием и что тетушка Нелли, возможно, видит Фишнет-стрит в последний раз, или, быть может, он думал не о ней, а о Министерстве здравоохранения и комиссии по проверке нуждаемости, или о банкирах и экономической системе? Чарли не знал этого. Когда через час пришла с работы Мэдж и узнала, что произошло, она пылко расцеловала Чарли, измазав его губной помадой. Далее она заявила, что намерена начать приготовления к отъезду. - Не говори глупостей, - сказал отец. - Это не глупости. Мама благодаря Чарли устроена, и я уезжаю. Если хотите знать, так только мама и удерживала меня. Я не могла ее бросить, такую больную. Теперь а могу уехать и уезжаю. - Куда? - Мм... Для начала - из Слейкби. Это - главное. Отец, здесь больше мертвого, чем живого. Правда, Чарли? Что мне здесь делать? Восемнадцать шиллингов в неделю в кондитерской - вот все, что мне здесь можно заработать. Ты сам не можешь найти работу. Большинство мужчин без работы. А что будет с нами, если остаться? Выйдешь замуж, родишь ребенка я будешь жить в задней комнатке у свекрови. Будешь существовать на пособие по безработице. Чего же бояться? Кроме того Слейкби надоел мне. Если он наполовину умер, так умирать с ним я не хочу. Нет, спасибо. - Все понятно, - сказал отец сухо. - Очень хорошо, что понятно. Отец вспыхнул. - Нет, не понятно! Как ты смеешь так разговаривать со мной. Кого ты из себя строишь? Только вчера исполнилось двадцать лет и уже начинаешь... - Да, я достаточно взрослая, чтобы знать, что я хочу! - крикнула Мэдж. - Нет, не знаешь! Ты... ты еще глупая мартышка! Не знаешь, ничего не знаешь! Ишь ты, какая взрослая! Твое место здесь, со мной и матерью! - Мое место там, где мне будет лучше, - возразила она. - Я много об этом думала. Если хочешь знать, сейчас такая жизнь, что каждый должен думать о себе. Не подумаешь о себе, никто о тебе не подумает. Теперь я позабочусь о себе сама, довольно. Я знаю, что делаю. - Знаешь, что делаешь? Ты ребенок! Выпороть тебя надо, вот что. - Только тронь. Попробуй только тронь. Для Тома Аддерсона это было слишком, и он отвесил ей звучную пощечину. Секунду Мэдж была недвижима. Потом сказала: - Все, больше говорить не о чем, - и выскочила из-за стола. Разразившись целым потоком слез, она убежала наверх. Отец, побледнев и задрожав, превратился в несчастного старика. Он сел и забормотал: - Не надо было делать этого. Не надо было бы это делать. Чарли молчал. Он не знал, что говорить, минуту он даже не знал, куда смотреть. Дядя Том заговорил первым. - Если человек решил уехать, его не остановишь, - медленно сказал он. - Теперь она уедет, теперь она, конечно, уедет. Как примет это мать, не знаю. - Не надо ругать ее, дядя, за то, что она хочет уехать, - сказал Чарли. - Она права. Что ей здесь делать? - Это ее дом. - Да, но все сейчас не так, как было раньше. - Ты хочешь сказать, что теперь мы годимся только на свалку? Что если ты не можешь заработать на жизнь, значит, ты уже бездомный? - горько спросил дядя Том. - Так, что ли? Может быть, ты прав, может быть, и прав. - Я этого не говорил, - запротестовал Чарли. - Э, нет. Ты как раз сказал это, дружище. - Она сама позаботится о себе. А здесь это невозможно. Для девушки сейчас есть только два пути: или найти работу, или выйти замуж. Она думает, что найдет работу получше, если уедет. Я тоже так думаю. А если она собирается замуж, так для нее будет лучше, если она сделает это где-нибудь, а не здесь. Вы ведь не хотели бы видеть, что она выходит замуж за какого-нибудь приятеля Джонни. - Не хотел бы. Но мать и я боимся, что если она уедет, то попадет в беду. - Может быть, а может быть, и нет, - ответил Чарли, который знал Мэдж сейчас намного больше, чем неделю назад. - Она и здесь, даже скорее, чем где-нибудь, может попасть в беду, в какую хочешь беду. За эти дни, дядя, я кое-что повидал здесь. Мэдж сошла вниз в шляпке. На ее лице пудры было больше, чем обычно. Не говоря ни слова, она направилась к двери. - Послушай, Мэдж, - смущенно окликнул ее отец. - Я жалею, что ударил тебя. - Я тоже об этом жалею, - ответила она и ушла. Дядя Том смотрел в одну точку и вздрагивал. Наступило молчание. - Как ты думаешь, сегодня она не уедет? - спросил дядя у Чарли, глядя на него с надеждой. - Нет, не уедет, - заявил Чарли. - Сейчас она просто пошла рассказать все своему парню. Она никуда не тронется, пока не будет уверена, что получит работу. Так что успокойтесь, дядя. Некоторое время они молча курили, Чарли раздумывал над тем, что ему делать дальше. Собственно, все, что он должен был сделать здесь - отправить в лечебницу тетушку, - было сделано. Теперь следовало подумать и о себе. Ответа от Хьюсона он не получил. Ждала ли "Дейли трибюн" его вторичного приезда в Лондон? Все решил Джонни. Джонни ушел из дому сразу же после отъезда матери. Он вернулся за сигаретами. - Говорят о России, - начал Джонни, найдя сигареты, - а чем здесь лучше? Называется свобода! - Ну, чем опять недоволен? - проворчал отец. - Приятель сказал мне - об этом есть в вечерних газетах, - что полиция сцапала парня, который недавно был здесь и толковал с нами. Они поймали его в Лондоне - в твоих краях, Чарли, - и просто ни за что ни про что, потому лишь, что он красный. А всего месяц назад он толковал с нами. Теперь они его засадят. И Джонни направился к двери. - Как его фамилия? - без особого интереса спросил Чарли. - Кибворс, - бросил Джонни и ушел, не заметив, что это имя произвело такое же впечатление на Чарли, как если бы в комнате разорвалась бомба. - Кибворс, - повторил Чарли, уставившись на дядю и не видя его. - В чем дело, паренек? Ты знаешь его? - Да, немного знаю. - Ну и что? Во всяком случае печалиться об этом особенно нечего. Не обращай внимания на Джонни. Я думаю, что этот человек что-то сделал, чего делать не следовало бы. Чарли не ответил. Он был чем-то озабочен, и дядя решил переменить тему. - Послушай-ка, паренек, - начал он, - ты уверен, что можешь заплатить за тетку! Я хочу сказать тебе, что лечение не так-то дешево стоит. - Все в порядке, дядя. Я могу заплатить. - Что ж, с твоей стороны, паренек, это очень хорошо. Ты получил в Лондоне деньги? Да? - Да, - не скрывая, ответил Чарли. - Мне дали пятьсот фунтов. - Пятьсот фунтов! Ого! Кто дал? - Газета "Дейли трибюн". - Понятно. Что же, пятьсот фунтов для них комариный укус, я так считаю. Но так или иначе, пятьсот фунтов - очень большие деньги. Многие люди совершили удивительные дела, спасая жизни людей, ценности и тому подобное, и не видели и пяти фунтов, не говоря уже и пятистах. Пойми, Чарли, я не говорю, что ты не заслужил этих денег. Я уверен, ты заслужил их. - Но, знаете, дядя, я не заслужил этого, - с отчаянием сказал Чарли. - Что ты говоришь, парень? - Не заслужил. Я ничего не сделал. - Стой-ка, погоди. Ты должен был что-то сделать? - Я не сделал ничего. - Но как же тогда, черт бы побрал... - Выслушайте меня, дядя, просто выслушайте. Сейчас я подумаю. - Он стал напряженно думать, стараясь перенестись назад, в ту ночь, которая была спрятана где-то далеко в памяти, намеренно отодвинута в сторону. - Кажется, теперь я понимаю все, - сказал он задумчиво. - Это он все сделал. - Кто? О ком ты говоришь? - Тот человек, о котором только сейчас говорил Джонни. Кибворс. - Ну, знаешь, Чарли! У тебя с головой все в порядке? Ради бога, не говори загадками. При чем тут Кибворс? - Тут все так запутано! Том пристально посмотрел на него. - Полагаю, паренек, во всем этом нет ничего бесчестного? - сурово спросил он, вновь становясь дядюшкой Томом, механиком фирмы "Стерки", которого некогда побаивался и уважал Чарли. - Сейчас я объясню, дядя. Сейчас объясню. Дайте мне минутку подумать. - И он напряженно думал, перенесясь назад в вечер того вторника. Сначала он должен был рассказать обо всех событиях, которые Произошли днем, когда он познакомился с изобретателем Финнинганом Отли и Кибворсом, о том, как он провел с ними вторую половину дня. Затем он рассказал, как промокший под дождем Кибворс, за которым охотилась полиция, пришел к нему и попросил его спрятать. - Он не хотел, чтобы я отвечал хоть за что-нибудь, понимаете, дядя, и спрятался так, что я даже не знал, где он. И, как я уже говорил, в ту ночь мне очень хотелось спать, а спать там нельзя не потому, что ты на работе, а потому что нельзя оставлять все без наблюдения - это опасно. Ну вот, через сколько-то времени я присел в углу, я не собирался сидеть больше чем минуту-две, и уснул. Потом все перепуталось, но надо постараться разобраться во всем. - Пора, давно пора, Чарли, - сказал дядя. - Пора, я думаю. - Я проснулся от шума и от того, что пахло горелым. В том конце завода, где мое место, стоял большой бак с каолином - наш завод делает каолин - жидкое горючее, которое получают из угля. Оно куда опаснее бензина. Несколько искр - и бак взорвется. Или даже если огонь будет только рядом, и бак нагреется, он все равно взорвется. Я понял, что где-то пожар, и побежал по коридору. Было очень много дыма, и вообще там всегда темно. Кто-то пробежал по коридору мимо меня. - Тот парень? Кибворс? - Наверное. В конце коридора было много ящиков и шел электропровод. Я теперь помню, что Кибворс - он инженер-электрик - сказал тогда, что провода ненадежны. Наверное, замкнуло или еще что-нибудь - и ящики загорелись. Когда я туда прибежал - не забывайте, дядя, я только что проснулся и было очень много дыма, ящики с той стороны, где был бак, были кем-то порублены. Там и топор лежал, и я схватил его. Кое-где дерево еще горело, и я стал рубить и рубить. И немного обжег руку. Но - и в этом-то все дело - главное было сделано до меня, и мог сделать это только Кибворс. Теперь я понимаю, как было. Он сделал все, что мог, - спас завод, а может, и весь город, а потом, зная, что прибегут люди, он убежал, чтобы его там не застали, потому что его искала полиция, и он не имел права находиться на заводе. Могли сказать, что он устроил пожар, а не погасил его. Я вам говорю как понимаю сейчас, а не как понимал тогда. Тогда я только и думал, как бы не узнали, что я спал. Теперь вы видите, что никакого разговора о геройстве и быть не может. Я знал, что если бы узнали, что я спал, меня бы вышвырнули через две минуты. А я не хотел терять работу. - За это я тебя не виню, паренек, - сказал дядя. - Бог свидетель, не виню. - Потом Кибворс, - продолжал Чарли, лицо его блестело от пота, - потом Кибворс, выбежав с завода, нажал пожарный сигнал, потому что пожарная команда приехала сразу же, и пожарники так и не знали, кто первый вызвал их. Кибворс сделал свое дело и постарался исчезнуть, иначе его сцапала бы полиция. Все, что мне оставалось делать, это было не показывать, что я спал. Мастер и еще один человек застали меня с топором в руке, одна рука у меня была немного обожжена. Я наглотался дыма, и вообще я был похож черт знает на кого. Они подумали, что все сделал я, и так и сказали корреспонденту. Только, поймите, дядя, тогда не было никаких разговоров о геройстве и тому подобное. Я не выставлял себя за героя ни тогда, ни потом. Но я делал все, чтобы меня не уволили. Я только об этом и думал. Потом приехал мистер Кинни. - Кто такой Кинни? - Знаменитый корреспондент из "Дейли трибюн" и "Санди курир". Пишет специальные статьи и вроде этого. Он сразу же объявил, что я - герой, который спас завод и, может быть, и город, что рисковал жизнью и тому подобное... - Я думаю, что все-таки ты рисковал, а Чарли? Так или иначе, но ты ведь побежал туда, где был огонь, где стоял этот бак. - Да, это так. Но вообще-то я ничего такого не сделал. А он и слышать об этом не хотел. Я был великий герой, и он, мистер Кинни, собирался написать обо всем этом, а когда управляющий захотел вмешаться, он послал его подальше. И с этого времени я и впутался. Идти на попятную было никак нельзя. Вот так все и началось. Я не просил мистера Кинни поднимать шумиху. Но тогда я никак не мог выпутаться. - Так, - сказал дядя. - А потом ты получил пятьсот фунтов за то, чего не делал. - Получается как будто так, - сознался Чарли. Потом добавил не без хитрости: - Но если уже говорить прямо, я получил эти пятьсот фунтов не за то, что в Аттертоне был пожар, а потому что согласился поехать в Лондон и разрешил показывать себя, как быка на выставке, ради газеты. Они в кино снимали всю эту затею - как я получал их пятьсот фунтов. - Реклама? - Вся поездка в Лондон была сплошная реклама. - Теперь и мне более-менее понятно, - медленно проговорил дядя. - Но факты говорят, что дело сделал тот парень, а не ты, а славу заработал ты, а не он. - Сейчас они его сцапали, - возбужденно сказал Чарли. - Вот в чем дело. - Поэтому тебе остается сделать одно, паренек. И ты сам знаешь, что тебе надо сделать, да? - Ехать в Лондон?.. - Ехать в Лондон, пойти в редакцию или в редакции, я не знаю, сколько там их было замешано в этом деле, и выложить им прямо, что ничего подобного ты не делал, а что сделал все другой человек, и если они подняли шумиху вокруг тебя, то пусть теперь они поднимут ее о нем. - Ему бы это сейчас пригодилось, раз полиция сцапала его, черт ее побери. Это же несправедливо! - Несправедливо, Чарли. Ты должен сделать все, чтобы было справедливо, и чем скорее, тем лучше. Ты должен поехать, найти этого Кибворса и рассказать ему обо всем. Не думаю, что все эти деньги его, судя по тому, что ты рассказал мне, но часть - да, и я не уверен, что мы можем взять хоть сколько-нибудь. - Почему? Сколько-то из этих пятисот фунтов мои. Могу поспорить, что Кибворс согласится с этим. Разве я не делал все, что они заставляли делать меня в Лондоне? - Это вы должны решить сами, паренек. Но газеты, которые подняли шум вокруг тебя, должны поднять его вокруг него, когда узнают, что именно он сделал все. И ты должен заставить их сделать это. Пусть они, сделав из него героя, выпустят его из тюрьмы. Уже если ты заслужил такое внимание, он тем более. - Я поеду завтра, дядя. - Лучше поздно, чем никогда. И ты почувствуешь себя лучше, когда сделаешь то, что должен сделать. Я несколько раз замечал, что у тебя что-то на душе. Как с работой в Аттертоне? Чарли не очень весело рассмеялся. - Работы нет. - Хотя во всех газетах ты герой? А скоро у тебя не будет ни геройства, ни работы. - Похоже на то. - Зато ты будешь честным человеком, Чарли. Это что-то да значит. Говорят, что честность встречается так же часто, как мусор, но это не так. Трое из любых пятерых всегда готовы схитрить. Значит, ты едешь завтра? - Завтра утром, дядя. Поставлю все на свои места. Больше героя из меня они не сделают, пока этот парень в тюрьме. У них теперь будет другая "сенсация", как они называют такие вещи, и уж они выжмут из нее все, что возможно. - Он засмеялся. - Знаете, дядя, я уже сейчас чувствую себя лучше, потому что история становится ясной. Вот что, тетя уехала, а тут такое с Мэдж - думаю, что вам не мешает слегка подкрепиться. Давайте заглянем в какое-нибудь местечко. Кто знает, когда я опять попаду в Слейкби. 7. ЕЩЕ ОДИН ЛОНДОН Когда Чарли вернулся в Лондон, он поймал себя на том, что думает не о Кибворсе или Кинни, а о той девушке, об Иде Чэтвик, что с его стороны - он знал это - было просто глупостью, напрасной тратой времени. Но так уж получалось. Он сказал себе: "Здесь Ида Чэтвик", и от этого, казалось, посветлела вся мрачная громада Кинг-Кросс стейшн [лондонский вокзал]. На этот раз глупостей вроде "Нью-Сесил" уже не будет. Он подыщет жилье по себе, и оно будет недорогим. Он не был слишком гордым человеком и поговорил с носильщиком. Носильщик порекомендовал ему остановиться в "Бумеранг-Хаузе", всего в пяти минутах ходьбы от вокзала. "Бумеранг-Хауз" представлял собой высокое, узкое, словно сдавленное с боков, здание, очень темное внутри. В нем стоял запах сырого шерстяного носка. Разовый ночлег с завтраком стоил здесь пять шиллингов, в неделю - тридцать шиллингов. Чарли очень искусно, как считал он, оставил открытым вопрос о том, будет ли он платить каждый раз по пять шиллингов за ночлег и завтрак или заплатит соответствующие тридцать шиллингов в конце недели. Хозяйка пансиона оказалась очень странной женщиной. Она носила очки и жеманничала во время разговора. У нее были влажные глаза, длинный красный нос я вся она, казалось, пропиталась виски. Сначала и до конца она называла Чарли "мистер Иббл". - Я уверена, мистер Иббл, вы найдете комнату очень удобной. У нас живут одни и те же джентльмены. Ис года в год. - Она негромко, как это принято среди леди, засмеялась, но смех ее, к сожалению, напоминал взрывы на виноперегонном заводе. - Вот почему пансион насывается "Пьюмеранг-Хаус" - добавила она. Чарли не сумел догадаться. - Почему, вы сказали? - Потому, что все восвращаются обратно. Как восвращается пьюмеранг. Понимаете, мистер Иббл? Снаете, что таксе пьюмеранг? - Понял, понял! - воскликнул Чарли, считая бумеранг предметом куда приятнее пансиона. Хозяйка вдруг стала серьезной и положила руку на рукав Чарли. - Я вас должна предупредить, мистер Иббл, ваша соседка, миссис Баррагада, считается нашим постоянным жильцом. Да, миссис Баррагада. Фамилия, конечно, иностранная. Она была самужем за джентльменом ис Южной Америки. О, он был очень, очень богат. Я думаю, он был очень, очень, очень богат, мистер Иббл. Но миссис Баррагаде пришлось пережить очень много сабот. - Сабот? - Да, сабот. У всех есть саботы, не так ли, мистер Иббл? Но у бедняжки миссис Баррагады сабот было больше, чем она могла перенести, и - но это только между нами, мистер Иббл, только между нами - она не совсем сдорова, не совсем сдорова. "Не все дома", - предположил Чарли не очень радостно. Ему не хотелось жить рядом с человеком, у которого "не все дома". - Только в тех случаях, когда речь идет об одной-двух вещах. Она думает, что ее дочь, ее дочь Лаура, - оперная певица и что она вот-вот должна петь в Конвент-Гарден. - А она не певица? - Насколько мне исвестно, мистер Иббл, ее дочь Лаура самужем са управляющим магасина шестипенсовых вещей то ли в Ливерпуле, то ли в Гласго, по-моему, в Гласго. Но об этом говорить с бедняжкой миссис Баррагадой бесполесно. Ис-са всего этого у нее было слишком много сабот. А так она действительно очень интересная леди. - Если она заведет разговор про свою дочь, с ней надо соглашаться? - спросил Чарли. Вся эта история ему очень не нравилась. - Вот именно, - воскликнула хозяйка. - И еще одно. Как, восможно, вам исвестно, в "Пьюмеранг-Хаусе" спиртные напитки не продаются. Но мы можем все устроить, мистер Иббл, можем все устроить. Скажите только слово, и мы устроим. Говоря откровенно, один из наших постоянных жильцов служит в "Винах и ликерах". Мы можем с ним договориться на очень хороших условиях. Скажите только словечко - и все. Чарли пробормотал что-то. В эту минуту ему показалось, что хозяйка содержит в себе столько спиртного, что его хватило бы на весь пансион. Затем он кое-что вспомнил. Возможно, эта женщина сможет ответить. - Не посоветуете ли вы мне... - начал он после небольшого колебания. - Если смогу, - заверила она его. - Я приехал сюда, чтобы повидать одного человека, с которым я знаком. Но недавно я прочел в газете, что его арестовала полиция и что он до сих пор находится под следствием - так, кажется, называется это? Где он сейчас, я не знаю и не знаю, можно ли мне его повидать. - Не имею представления, могу вас саверить, - ответила хозяйка с чувством собственного достоинства и все возрастающей холодностью. - Мои обясанности сдесь, в "Пьюмеранг-Хаусе", до сих пор не давали мне повода иметь отношение к полицейскому суду. У нас никогда, никогда не было таких сабот, могу скасать вам об этом с радостью. - Очень хорошо. Не беспокойтесь. Этот человек не жулик или еще что-нибудь такое. Я тоже не жулик. Дело связано с политикой. - Пусть даже так, - ответила хозяйка, немного оттаивая. - Я вам, мистер Иббл, помочь не могу ничем. Один не наших постоянных жильцов, мистер Смит, имеет отношение к сакону. Вот ему вы все и расскажите. - Он дома? - Мистера Смита сейчас нет, и я не могу вам скасать, мистер Иббл, когда он будет. Мистер Смит бывает дома очень редко. Но вы можете састать его савтра утром, хотя этого я не обещаю, не обещаю. Если что-нибудь будет угодно вам, своните горничной. И она удалилась, заставив Чарли подумать, что вопрос о полицейском суде не улучшил его положения в "Бумеранг-Хаузе". Он распаковал вещи и задумался - что делать дальше? Он должен был повидать Кибворса и сходить в редакцию "Дейли трибюн". В коротенькой заметке в одной из газет, которые он читал в поезде, он прочел, что дело Кибворса слушалось вчера в полицейском суде на Норфолк-стрит, но Чарли знал о полицейских судах, особенно о столичных полицейских судах, не больше хозяйки гостиницы и не мог представить себе, что надо сделать, чтобы получить свидание с человеком, содержащимся под следствием. Находится ли сейчас Кибворс в полицейской тюрьме на Норфолк-стрит (и где находится эта Норфолк-стрит?) или его куда-нибудь перевели? А может, оставить это дело и заняться "Дейли трибюн?" К несчастью, он совершенно бесполезно продолжал думать о девушке. Теперь, когда он вернулся в Лондон как человек, а не как чья-то выдумка, он чувствовал себя ужасно одиноким. "Бумеранг-Хауз" ничем не мог поднять его настроение. Из соседней комнаты доносились неопределенные звуки. Производила ли их миссис Баррагада, у которой было в жизни столько забот, что она стала ненормальной? Чарли испытывал ужас от людей, у которых голова была не в порядке, всегда испытывал его, и поэтому сейчас чувствовал себя не в своей тарелке из-за негромких звуков, которые раздавались в соседней комнате. Собираясь уходить - он не был намерен проводить вечер в "Бумеранг-Хаузе", - он подошел на цыпочках к двери, неслышно отворил ее и выглянул. Никого не было. Он вышел и захлопнул за собой дверь. Тотчас же соседняя дверь распахнулась, и из нее выскочила маленькая неряшливая женщина и преградила ему дорогу. - Не одолжите ли вы мне несколько спичек? - весело крикнула она, звякая бесчисленными бусами и браслетами. - Не одолжите? - Она протянула пустую коробку. Чарли дал ей несколько спичек, она взяла их и положила в коробку. - Пять, - сосчитала она. - Еще парочку, а? Для удачи. Всего парочку. Ага, семь. - Я - миссис Баррагада, а вы? Чарли представился. Она была очень смуглой, морщинистой, старой женщиной, ее глаза, ни на секунду не оставаясь неподвижными, были какого-то странного светлого оттенка, отчего казалось, что они светились. - Мы - соседи, - воскликнула она еще веселее. - Не правда ли, это просто замечательно. Не правда ли? - Она подошла вплотную и посмотрела ему в лицо. - Вы любите музыку? Любите? - Я... Я не знаю, - небрежно ответил Чарли. - Хорошая мелодия мне по душе. - Но поворот их разговора был ему не по душе. Миссис Баррагада сильным толчком поставила его перед открытой дверью своей комнаты и бросилась внутрь, чтобы в мгновенье ока вернуться с поблекшей фотографией молодой женщины. - Моя дочь Лаура! - крикнула она. - Узнаете ее? Узнаете ее? Узнаете? У нее самый чудесный голос, какой когда-либо слышали в Аргентине. Она скоро будет петь в Конвент-Гарден. - Вот как, - сказал Чарли, стараясь найти выход из создавшейся обстановки. - В Конвент-Гарден через неделю. Три специальных концерта. А я не могу пойти. Знаете почему? Не знаете? - Ее небольшое коричневое лицо утратило всю веселость и стало похоже на физиономию маленькой обиженной обезьяны. - Мне не разрешает Лаура. Если я буду в театре, она не сможет петь. - Она может петь для всех, ах, как чудесно петь! Но только не для меня, не для ее матери. - Как жаль! И как ей не стыдно! - неуверенно сказал Чарли. - Конечно, стыдно, конечно, стыдно. Я теперь не могу ее услышать никогда, никогда! Ее родная мать! - Она заплакала. - Не смотрите на меня, не смотрите на меня, - с упреком повторяла она сквозь слезы и уже сердито добавила: - Уходите. - Чарли машинально сделал шаг назад, и она тотчас же захлопнула перед его носом дверь. Такой вот была миссис Баррагада. Чарли заспешил вниз, чувствуя себя несчастным. Он был готов упаковать вещи и переехать в другую гостиницу. "Чего уж тут переезжать, - сказал он себе. - Устроился, значит надо оставаться". Он смешался с шумом, суетой и грохотом Лондона. Лондон после Слейкби казался необъятной ярмаркой. Он бродил по улицам и чувствовал себя маленьким, неуверенным, потерявшимся человеком. Две недели назад, когда он приехал в Лондон, его поддерживала почти магическая сила "Дейли трибюн", для которой было достаточно сказать только слово, чтобы перед ним раскрылись все двери. Теперь он вернулся в Лондон как живой человек, а не знаменитость, как рабочий, у которого нет ни работы, ни постоянного жилья, а это было страшно. Он закусил в кафе, в котором, как он мрачно отметил, большинство посетителей были или супружескими парами, или влюбленные, а остальные, казалось, пришли сюда только для того, чтобы проглотить пищу, а затем выскочить из кафе и заняться чем-то серьезным и важным. После кафе он совершил автобусную поездку стоимостью в пенни и оказался возле "Нью-Сесил-отеля". Он подошел к гостинице, чтобы посмотреть на великолепие громадных, сияющих входных дверей, подумал, живет ли до сих пор в ней Ида Чэтвик, хотел переброситься парой слов с рыжей горничной, но ничего не посмел сделать и медленно ушел. Наконец он очутился поблизости от редакции "Дейли трибюн" и решил, что ему, пожалуй, следует зайти. Для начала он спросит Хьюсона. На этот раз в редакции он чувствовал себя свободно. Человек в униформе, сидевший в маленькой конторке в вестибюле, дал ему заполнить анкету, в которой надо было указать фамилию, имя и причину посещения. Затем Чарли должен был подождать десять минут. - Мистера Хьюсона в редакции нет, - объявил этот фельдфебель. - Когда он будет? - спросил Чарли. - Неизвестно. И "большой чин" повернулся к нему спиной. Чарли не решился спросить еще кого-нибудь, во всяком случае, не в этот вечер. Завтра он постарается повидать Кибворса и уже потом вплотную займется "Дейли Трибюн". В подавленном настроении он вернулся в "Бумеранг-Хауз", который сейчас выглядел еще неприветливее. На втором этаже какой-то жилец, для которого, несомненно, "все было устроено", справлял вечеринку, отчего на всем этаже стоял шум и крик. На следующем этаже было сумрачно, тихо и отсутствовали признаки миссис Баррагады. Чарли благополучно добрался до комнаты, тотчас же лег в постель и следующие полтора часа проворочался, путанно думая об Иде Чэтвик, Кибворсе и мистере Кинни. Следующим утром он вспомнил о мистере Смите, джентльмене, имеющем отношение к закону, и, чтобы не пропустить его, спустился в столовую завтракать пораньше. Через полтора часа, уже успев проголодаться, но узнал от служанки, что мистер Смит завтракать в столовой не будет и что его можно видеть в комнате номер шесть. - Прошу извинить меня, - сказал Чарли, входя в комнату. Нельзя сказать, что на мистера Смита, который еще не вставал, так как лег очень поздно, было приятно смотреть. Лицо его было помято, как были помяты простыни, глаза налиты кровью, голос хриплый. - Перебрал вчера лишнего, - не без угрюмой гордости заявил он. - И главное, пил разное. Всегда одна и та же ошибка. Никогда нельзя мешать. - Согласен, - солидно подтвердил Чарли. - Кстати, что вы хотите? - приветливо спросил мистер Смит. - Понимаете, - начал Чарли и в двух словах объяснил, зачем он пришел. Мистер Смит застонал. - Как у вас хватает совести говорить со мной с утра о полицейском суде, когда у меня в голове и во рту такое. Это бесчеловечно. А вообще-то вы попали куда надо. Я растолкую вам, где находится этот человек. Значит, позавчера его судили полицейским судом на Норфолк-стрит, так? Тогда он в тюрьме для подследственных в Брикстоне. Свидания с ним разрешаются. Это не то, что в обычной тюрьме. В Брикстоне содержатся подследственные, а не осужденные. - Если я поеду сейчас, я увижу его? - Если приедете вовремя. Забыл, когда разрешаются свидания, не то с десяти до двенадцати, не то с двух до четырех. Забыл. Последнее время не приходилось бывать там, хотя мой хозяин занимается и делами полицейского суда. В чем твоего парня обвиняют? - Сам точно не знаю, - признался Чарли. - Но, кажется, они давно охотятся за ним - он коммунист. - А, красный. Так? Тогда его посадят как опасную личность или припишут ему поведение, направленное на подрыв спокойствия, или что-нибудь в этом роде. Срок он получит. Так ему и надо. Мы не в России. Чарли согласился с тем, что они не в России. - Такие вот дела. Мы не в России и не хотим, чтобы здесь было так, как там. У нас - свободная страна. - Но не для Кибворса, правда? - Что ж, ему не следовало быть коммунистом. Так или не так, но ты найдешь его там. И смотри, чтобы они не прицепились к тебе. Они, наверное, ищут его дружков. - Постараюсь, - ответил Чарли. - Спасибо большое. - Ничего не стоит, - вежливо ответил мистер Смит. - Передай мне вон ту коробку с солью и кувшин с водой. Помню, вчера я съел очень много огурцов. Стоит мне только начать пить все подряд, и я наваливаюсь на закуску. Долго будешь жить здесь? Если долго, то держи свои виски подальше от хозяйки. Она обычно отливает половину и доливает водой. Пока. Чарли ушел, забыв спросить, как в Брикстоне найти тюрьму. Он даже не знал, где был сам Брикстон. К тому времени, когда он добрался до Брикстона, отыскал тюрьму и получил разрешение на свидание с Кибворсом, утро почти кончилось. Оставалось всего двадцать минут до конца срока утреннего свидания, когда он сошел в одну из небольших, разделенных на секторы комнат для свиданий, где разговаривают с заключенными через проволочную решетку. Он увидел, как появился Кибворс - лицо его так и сняло от радости. Но когда Кибворс подошел к решетке и увидел по другую ее сторону Чарли, улыбка исчезла с его лица и на нем появилось выражение растерянности. - По-моему, здесь какая-то ошибка, - сказал он. - Вы не узнаете меня, Кибворс? - спросил Чарли. И Кибворс узнал. - Аттертон, да? О, черт, конечно! Наш герой из Аттертона, так? Хэббл, если не ошибаюсь. Ну и ночь тогда была, ну и ночь! - Послушайте, Кибворс, это вы тогда погасили пожар? - Почти погасил, товарищ. Потом пришлось скрыться. Иначе было нельзя, иначе бы они меня нашли. Если бы они меня там поймали, они бы приписали мне, что я поджег завод Разве я тебе тогда не говорил, что провода не годятся? Замкнуло - и все. Я срубил часть деревянной перегородки и убежал, но сначала на улице позвонил в пожарную команду. - Я не хотел, чтобы все это приписали мне, Кибворс, - сказал Чарли и рассказал ему все, что произошло дальше. - Давай забудем об этом, - сказал Кибворс, улыбаясь. - Нет, не будем забывать! Слушайте, Кибворс, я хочу заставить "Трибюн" напечатать, что я ничего не сделал, а что все сделали вы. - Вот как! - Да. - Но помимо желания надо иметь и возможность. А у тебя нет ее никакой. - Посмотрим. - Я тебе скажу, что меня ждет, - пара месяцев в Пентонвиле [название тюрьмы]. - Нет, если "Трибюн"... Кибворс покачал головой: - Я для них прокаженный. Большевистский агитатор, вот кто я для них. Нет, на этот раз мне все-таки припишут пару месяцев. Ты не беспокойся: у меня хороший защитник, тоже из партии, но и он не в силах освободить меня, и знает об этом. Так что все идет, как и должно идти, то есть, сделано все, что можно было сделать в этом случае. Я знаю, что надо делать, товарищ. Мне надо познакомиться с Пентонвилем и, возможно, это пригодится. - Если я сумею, я сделаю так, чтобы вам не пришлось знакомиться с Пентонвилем. - Верю. Только ничего у тебя не получится. - Да, а деньги! - Чарли рассказал о пятистах фунтах. - И ты считаешь, что часть их принадлежит мне, так, товарищ? - Да, часть ваша. Худое лицо Кибворса стало сердитым. - Они тебе дали деньги не за то, что ты сделал что-то полезное, и если бы на твоем месте был я, они бы мне не дали ни гроша, они тебе дали их ради одного из своих фокусов, товарищ. Они сделали из тебя куклу, вот и все. Мне не надо их денег. Я ненавижу их, этих свиней. Я задушил бы Хэчланда его грязными газетами, заставил бы его проглотить целое мерзкое издание, вот чего я хотел бы, приятель. - Понимаю, - неуверенно сказал Чарли. - Но часть этих денег ваша. - Как я возьму их? Если в партии узнают, что я взял деньги Хэчланда, деньги его газеты... - Но ведь вы возьмете их не у него, а у меня, а это большая разница. И не говорите, что не можете взять их у меня, вы или еще кто-нибудь из вашей семьи. Кибворс задумался. - Вот что, дружище, - начал он мягко. - Если они меня посадят, одному человеку придется нелегко. Она не жена мне, если смотреть с точки зрения законов хозяев, которые еще пока существует у нас, но для меня она - жена, и если меня не будет месяца два, ей и нашему ребенку