класс с космической скоростью. Гаврилов, дружок, под твою ответственность! Убежала, стуча каблучками. Даже консервные банки не взволновали. Мишке -- ни слова благодарности. Пошли в класс. Пока англичанка Мария Александровна медленно шагала по коридору со своим огромным портфелем, все ее обогнали и расселись по местам. Мишка влез на парту и сделал яркий доклад о том, что теперь гордость у них есть, они точно обошли пятый "А", собрали металлолома килограммов, наверно, тридцать. На большой перемене быстро его сдадут и получат квитанцию. Жалко, что в школе только радио и нет телевидения, а то бы квитанцию можно было показать всем. Да здравствует пятый "Б"! Ура! Тут Мишка ощутил, что все смотрят на него. -- Гаврилов, хау ду ю ду? -- О'кей! -- радостно сказал он. -- Вери уэлл. Раз ты такой активный, иди отвечать. Уот дид ю припеа естеди, комрад? Мишка учил, а что, вспомнить не мог. -- Так что же ты вчера готовил, Гаврилов? -- Банки, -- сказали с задней парты. Тоже, остряки! Как будто лично Мишке олово нужно. В общем, обзавелся Гаврилов двойкой. Отец скажет, что сын позорит его фамилию, а дедушка будет вспоминать, как в детстве у него не было возможности учиться... На перемене, после английского, к Мишке подошел Гарик. -- Не расстраивайся, исправишь. Двойка -- ерунда. У нас сегодня большой день. Действительно, большой. Такое дело провернули! А чья идея? Мишкина. Впрочем, и кадры тоже ничего, справились с поставленной задачей. -- Ой! -- застонала Светка и, вбежав, чуть не упала прямо у двери. -- Ой!.. -- Что -- ой?.. Все повскакали с мест, но Мельникова только вращала глазами и открывала рот, как рыба. Наконец она отдышалась: -- Банки... Банки исчезли! Я бегала посмотреть. Нету! Звонка на второй урок не слышали. А когда урок все-таки начался, гул стоял -- ничего не разберешь. То ли урок, то ли перемена. Писали друг другу записки. "Гаврилов! Заяви!! В милицию!!!", "Если украли, пускай отдадут, а то хуже будет". (Вместо подписи -- череп и скрещенные кости.) Неизвестный прислал сообщение, что у них во дворе есть немецкая овчарка. Можно ее одолжить, и она по запаху компота элементарно найдет банки. К записке прилагался набросок овчарки, которая была похожа на осла. Только прозвенел звонок на большую перемену, рванулись всем классом в "Утильсырье". Светке ногу отдавили, но, и прихрамывая, она бежала впереди. "Говорит школьный радиоузел, -- раздался из репродуктора голос вожатой. -- Пятый класс "А" одержал новую большую победу. Сегодня утром он сдал еще двадцать килограммов консервных банок. Спрашивается, есть ли у ребят из пятого "Б" гордость?.." -- Есть, есть у нас гордость! -- подтвердил Мишка. И тут проник в глубины его сознания истинный смысл слов, донесшихся из репродуктора. Мишка повернул из вестибюля назад, в коридор. -- Это дело рук пятого "А"! Поняли?! -- задыхаясь, крикнул он. Все повернули. Светка отстала и, прихрамывая, добежала последней. В дверях пятого "А" остановились сопя. Гаврилов вышел вперед. Пятый класс "А" собрался в куче, слушал радио и изредка подбадривал себя радостными репликами. -- Только не кричи, узнай сперва, -- шепнул Мишке Гарик. -- А где вы взяли эти двадцать килограммов? -- спросил Гаврилов. -- Где взяли, там нету! -- Товарищи, поделимся опытом с юными коллегами!.. -- Да чего там...-- вышел вперед Крынкин, пошевелил нижней губой и сплюнул. -- Я седни проспал маленько. В школу, значит, двигаюсь, урок начался, а она тут как раз лежит, родимая. -- Кто -- она? -- Да банка... Ну, мне что? Урок идет, и я иду. Стал таскать мешки в ларек. Раз двадцать сходил -- как раз первый урок кончился, все оформил в лучшем виде... -- Слушай! -- Мишка почувствовал, как комок становится у него поперек горла. -- Но ведь это же наш болгарский компот!.. -- Ваш? Если ваш, чего ж вы его не сдали? -- Просто мы не успели! -- Вот видите, не успели! -- сказал Крынкин. -- Вожатая что говорит? Олово -- ценнейший металл. Оно нужно для ракет и кастрюли паять. А вы -- не успели. Компот ваш -- банка наша... -- Чего с ними толковать? -- зашумел пятый класс "А". -- Мы завтра еще никелированную кровать сдадим -- одна соседка выбрасывает. На ней набалдашники из олова -- с кулак. -- Да вы просто завидуете! Мишка растерянно оглянулся на свои кадры. -- Завидуем? -- не выдержал Усов и вышел вперед. -- Мы завидуем? Да это мы банки вчера у столовой собрали и всю ночь дежурили. -- Вы?! Чем докажете? Чем?.. А у нас квитанция... Генка сжал кулаки. НЕ ВЫШЕ ЧЕТВЕРКИ! Никто не понял, за что англичанка вежливо попросила Генку Усова удалиться из класса. Генка стоял, облокотясь о подоконник, и от скуки разглядывал морозные узоры на окне, когда в коридор следом за ним прошествовала Светка Мельникова. Ее тоже выгнали. Она поставила локти рядом с Усовым на подоконник и стала болтать. -- Нам-то что: учи -- не учи, на троечку вытянут. А учителей знаешь как ругают, если они много двоек ставят! -- Кто ругает? -- Ясно кто -- завуч... Нам-то что! А вот Сонкину совсем плохо. -- Почему плохо? -- удивился Генка. Гарик Сонкин был без пяти минут отличником и лучшим математиком в классе. Он даже занимался с Усовым как с отстающим. И вдруг у Сонкина дела совсем плохи... -- У Сонкина -- никакой перспективы, -- твердила Светка, -- потому что он ее сын. -- Чей сын? -- Да Аллы Борисовны! -- Ну и что? -- Ты сегодня, мягко говоря, несообразительный, -- возмутилась Светка. -- Во-первых, представляешь, иметь дома учительницу! У них под окнами опилки видел? -- Откуда? -- не понял Генка. -- Да она его с утра до ночи пилит и пилит. Читает ему нотации: делай то, не делай этого! -- Не-е, -- возразил Усов, -- вроде бы Алла не такая... -- Не такая? Откуда ты знаешь? Все училки одинаковые! Во-вторых, как бы он ни учил, все равно выше четверки она ему ни за что не поставит. Даже если он на шесть будет знать! Она ему, наверно, все уши прожужжала, чтобы он ее не позорил. "Представляешь, что будет, если мой сын будет учиться плохо?" Мельникова здорово научилась подделывать голос Аллы Борисовны. После уроков Гаврилов, которого, кроме председателя совета отряда, завуч велела выбрать старостой, собрал весь класс. -- Четверть кончается, -- сказал Мишка, -- а у нас на сегодняшний день ни одного отличника. Во всех классах есть, а у нас ни одного. И это всех тянет назад. Мы тут посоветовались и решили: надо срочно вырастить отличника в своем коллективе! У кого есть предложения? -- Усова! -- сказали сзади. Все засмеялись. -- Нет, ребята, это несерьезно, -- сказал Мишка, не поняв юмора. -- Из наших кадров есть налицо только один человек, подающий надежды, -- Сонкин. Его и будем выращивать. Сонкин, у тебя по каким четверки? -- По алгебре и по геометрии, -- вяло отвечал Гарик. -- Слушай, Сонкин, не посрами честь класса. Исправь на пятерки! -- Все равно ему пятерок не поставят, -- сказала Мельникова. -- Не думайте! -- Как ты считаешь, Сонкин? У тебя есть мнение? Скажи! Сонкин пожал плечами. Жизнь у него действительно трудная. Дома мать как мать (не пилит она его, конечно, а если и пилит, то не больше, чем другие матери). А в школе он должен собственную мать звать по имени и отчеству -- Алла Борисовна. Чтобы быть "как все". Не скажешь же на уроке: "Мам, дай тетрадку". -- Вы решайте, что хотите, только бесполезно это, -- заявил Сонкин. -- Лучше я еще с Усовым подзаймусь, чтобы у него двоек за четверть не было. -- Чего со мной заниматься? -- возмутился Усов. -- Я сам тебе помогу. В классе опять засмеялись. Алла Борисовна всегда заставляла сына заниматься с Усовым. И Генка был уверен, что именно из-за этого Сонкин отстает: времени ему не хватает. Постановили, что Гарик Сонкин будет заниматься изо всех сил. Усов тоже будет заниматься, но отдельно от Сонкина. И тогда в классе будет один отличник и ни одного двоечника. Генка очень переживал за своего репетитора. Каждый день спрашивал: -- Ну как, занимаешься? Может, тебе помочь? Четверть близилась к концу, выпал чистый снег, который уже успел закоптиться, и продавались новогодние елки. Просыпаться стало трудно: светало поздно, и очень хотелось еще поспать. Учителя суетились, выводили жирно четвертные оценки, доспрашивали тех, кого не успели спросить. Для тех же, у кого было по две и по три отметки по отдельным предметам, практически начались сидячие каникулы. Алла Борисовна прибежала на урок, и все были уверены: она тоже будет спрашивать. Но она тряхнула копной желтых волос и сказала: -- Чего там исправлять? Кто в четверти занимался, тот занимался, кто нет -- нет. Она думала, что класс возмущенно зашумит, и, наверное, заготовила какую-то остроумную фразу, чтобы всех утихомирить. А стало тихо. Подозрительно тихо. Прямо как на экзамене. Даже в парте никто не шуршал. -- Вы что, умерли? -- спросила Алла Борисовна. -- Вы же знаете, я не люблю, когда в классе тихо. Все это знали, и именно поэтому была тишина. Все смотрели на Гаврилова. Мишка поднялся. -- Алла Борисовна, мы тут посоветовались и приняли решение бороться. -- Бороться? Это очень хорошо, Гаврилов! С кем? -- Не с кем, а за что. Мы решили бороться за то, чтобы у нас в классе не было не только двоечников, но и... -- Отличников...-- подсказал кто-то. -- Я хотел сказать: но и... были отличники, -- поправился Мишка. -- Неплохая мысль! Ну и кого же вы назначили отличником? -- Сонкина! -- Сонкина? -- усмехнулась Алла Борисовна. -- Так ведь он же... Он же... Она чуть-чуть порозовела, открыла журнал и стала смотреть, будто не знала, какие отметки у ее собственного сына по ее собственным предметам. -- У него четверки, -- сказала она. -- Хорошие отметки. На пять он пока еще не знает... -- Знает! -- заверил Мишка. -- Спросите Сонкина по алгебре и по геометрии тоже. -- У него же четверки, Гаврилов! Если бы еще двойки, а так -- чего спрашивать?.. -- Нет, спросите, пожалуйста! Слово "пожалуйста" Мишка произнес прямо-таки угрожающе. Все зашумели. Алла Борисовна оглядела класс и согласилась. -- Ну ладно, так и быть, иди, Сонкин. Мишка оглянулся и подмигнул классу: "Порядок!" Гарик поправил очки и пошел, но без особого энтузиазма и не очень решительно. Истины ради нужно отметить, что отвечал он, однако, толково. Конечно, имеет значение, что мать у него учительница математики. Но он и сам голова! Он и к бегемоту ходит вычислять, сколько тот выталкивает из бассейна воды. Алла Борисовна дотошно его гоняла. И старое спрашивала, чего уж наверняка никто не помнил. Наконец велела Сонкину положить мел и разрешила сесть. Мы все ждали: похвалит или нет? Никогда она этого не делала. Замечания -- другое дело... -- Неплохо, Сонкин! -- сухо похвалила Алла Борисовна. -- Отлично выучил... Четыре. Класс аж онемел. Потом загалдели. -- Как четыре? -- За что -- четыре? Ведь он же абсолютно все знает! -- Соня, миленький, -- сказала Светка, -- ты для нас все равно отличник, не расстраивайся! Сонкин и не расстраивался. Он стоял победителем, всем своим видом говоря: вот видите, я же вам говорил, пятерки она мне все равно не поставит. Классная понимающе улыбнулась. -- Что ж тут удивительного? -- вдруг сказала она. -- Он мой сын, и я лучше знаю его возможности. Он может знать гораздо больше. -- Может, вам завуч не велит ему пятерки ставить? Чтобы кто-нибудь чего-нибудь не подумал... Это нечестно! -- бросила Мельникова, тут же поперхнулась и сделала вид, что закашлялась. Но Алла Борисовна, золотая учительница, не рассердилась. -- Почему же нечестно, Светлана? -- просто возразила она. -- Когда ты вырастешь и у тебя будут дети, разве нечестно тебе будет хотеть, чтобы они учились лучше?.. И завуч тут ни при чем. Такого аргумента никто не ждал. Действительно, каждый может знать больше, чем знает. И хотя с классной не согласились, это как-то выбило всех из колеи. Спорить стало вроде бы не о чем. -- Угораздило же тебя родиться у училки! -- прошептал Гаврилов Сонкину, когда тот проходил мимо. Мишкина идея бороться за передовой класс оказывалась несостоятельной на глазах. -- Выходит, отличника у нас не будет. Тогда хоть Усова спросите. -- Усова, конечно, спрошу, -- согласилась Алла Борисовна. -- Товарищ Усов, прошу вас!.. Генка встал, застеснялся своей длины, сгорбился и на полусогнутых пошел к доске. -- Посмотрим, -- сказала Алла Борисовна, -- какой друг Сонкин, как он помогал Усову. Все замолчали, потому что знали: Усов занимался сам. Как отвечал Генка, просто неловко рассказывать. Он будто прыгнул вниз, но не посмотрел, куда прыгает. Мялся и путал все. В результате Алла Борисовна сказала: -- Ничего не выходит, Усов. Что с тобой? -- Да я за Сонкина беспокоился. Нашему классу отличник очень нужен. -- Великолепно! -- сказала Алла Борисовна. -- Ты за него беспокоился, а он -- за тебя. Но бывают в жизни моменты, когда нужно отвечать только за себя. -- Алла Борисовна, -- решил уточнить Гаврилов. -- А много Усову до тройки не хватает? -- Тебе в каких единицах мерять -- в метрах или килограммах? Что вы все культ из отметок устраиваете? Вот не буду вообще ставить отметок! -- Вообще -- вам завуч не разрешит!.. -- Не разрешит! -- призналась Алла Борисовна. -- Ладно, довольно! Совсем заговорили! Кстати, за что тебя с английского выгнали, Гена? -- Есть захотел -- ну и вынул бутерброд... -- А тебя, Света? -- Из-за меня, -- сказал Усов. -- Она тоже хотела есть. Когда меня выгоняли, я ей бутерброд отдал... В общем, если не везет, так уж не везет. Да вы, Алла Борисовна, не расстраивайтесь. Это все потому, что у меня переходный возраст. Переходишь, переходишь, а толку никакого. -- Ох, Усов, Усов! -- вздохнула Алла Борисовна. -- Хоть бы ты уж скорей перешел! -- Да не могу я скорей, -- возразил Усов. -- Я, наверное, исключение. -- Какое еще исключение? -- Ну, такое, вроде как "стеклянный, оловянный, деревянный"... -- Выдумаешь тоже! Если бы ты был деревянный -- это было бы просто счастье. У нас не возникало бы с тобой никаких хлопот. -- Если бы оловянный, -- сострил Гаврилов, -- мы бы сдали тебя в утиль и уж тогда точно вышли бы на первое место. А ты... Он хотел добавить какое-то слово, но не стал. Словом, как собирался написать в дневнике Гаврилов: "В классе не только не прибавилось отличников, но и остался двоечник". Но Мишка решил этот отрицательный факт не записывать. Другая бы учительница Новый год просто отменила. Какие могут быть каникулы, когда такая ситуация? А вот Алла Борисовна махнула рукой, захлопнула журнал и сказала: -- Четверть окончена. Отдыхайте себе на здоровье и сейчас же, немедленно забудьте про все неудачи. Каникулы есть каникулы. Но после... Что будет после, она не сказала. Это и так ясно. ХРОМОЙ ДЕД МОРОЗ На Новый год, хотя он и новый, всегда одно и то же. Всем заранее известно, что он все равно наступит и ничего такого особенного не будет. Примерно так размышлял Гарик Сонкин, и у него родилась идейка. Маленькая такая, но он тут же, на перемене, обсудил ее с Генкой Усовым, и она стала побольше. Вместе они подошли к Мишке Гаврилову. -- Надо, -- разъяснил Гаврилов, -- Новый год встретить так, чтобы смеху хватило до самого конца каникул. Но не больше... Валяйте! Только об этом никому. Идея стала совсем большой, и ребята начали готовиться. Может, из-за этого Усов и двойку по математике заработал. Сонкин заходил к Генке, и они принимались за дело. А вечером, когда на горизонте появлялась бабушка, прятали все под кровать. Иногда пугали звонки в дверь. Опять, конечно, все убирали, и Усов шел открывать. За дверью каждый раз оказывалась Светка Мельникова. -- Мальчишки, -- шептала она. -- Я совершенно случайно... Просто мимо шла. Какие-то вы стали странные... Чего вы делаете, а? -- Сматывайся! -- вежливо отвечал Генка. -- Нам надо заниматься. -- Ухожу, ухожу, -- отвечала Светка, не обижаясь. -- Мне самой надо заниматься. Новогодний карнавал назначили на первый день каникул. Накануне вечером Сонкин и Усов кончили шить и клеить и на радостях отправились на каток. Только вышли на лед, Усов погнался за Сонкиным и не заметил резинового шланга, из которого заливали каток. Генка споткнулся, пролетел на животе несколько метров, и лицо его перекосилось от боли. Ногу подвернул: так больно ступить -- сил нет! Посидел Генка на льду, делать нечего, надо домой. Они шли обнявшись. Долговязый Усов обвис, согнулся в три погибели, обхватив Сонкина за шею. -- Зачем же ты упал? -- Откуда я знал, что там шланг лежит? -- Надо было посмотреть! Как же теперь все будет?.. Генка и сам расстроился. Утром он еле встал. Нога болела, и он ходил прихрамывая. К нему забежал Гаврилов. -- Сонкин сказал, ты ногу растянул? Что же ты весь класс подводишь? -- Не знаю...-- испугался Гена. -- А остальное все готово? -- Все! Только я хромаю... -- Ладно, приходи пораньше... Может, расходишься... Гаврилов собрал снаряжение в узел и унес. На карнавал Усов чуть не опоздал: прыгая на одной ноге, брюки гладил, и все получалось по две складки вместо одной. Добрался до школы, поднялся по лестнице и прошаркал по коридору до класса. Через него можно пробраться на сцену. Там уже суетились Гарик и Миша. -- Ну, как нога? Прошла? -- Нет еще, -- застыдился Генка. -- Но я могу незаметно хромать. Никто не увидит. Усов в щелочку глянул в зал. Елка медленно вертелась, играла радиола. Девчонки сидели на скамейках нарядные. Мальчишки входили и сразу начинали танцевать друг с другом что-то немыслимое. Сонкин тоже хотел станцевать для разминки, но Гаврилов строго сказал, что они собрались здесь не для этого. -- Сонкин! -- скомандовал он. -- Действуй! Сонкин встал ногами на парту и сел Генке на плечи. Гена качнулся, но устоял. Все-таки он был почти в полтора раза больше Сонкина. Усов прижал к себе его ноги. -- Хромать не будешь? -- Не буду, не буду! Мишка влез на парту, надел на них длинный белый тулуп, который накрыл обоих. А Сонкину, который сидел у Генки на плечах, -- огромную белую шапку и маску Деда Мороза. Дед получился огромный, метра два с половиной высотой. Гаврилов даже в ладоши захлопал. -- Что-то я плохо вижу, -- сказал из-под пальто Генка. -- Тебе и не надо видеть! -- отвечал сверху Сонкин. -- Если я тебя лягну левой ногой -- иди влево, правой -- значит, вправо. Обеими -- прямо. Мы же договорились! -- Я забыл, -- сказал голос из-под тулупа. -- А если стоять? -- Лягну два раза обеими ногами, стой. Ну, поехали! Дед Мороз зашатался. -- Стойте, стойте, -- заорал Мишка. -- Так дело не пойдет. Очень уж вы хромаете! Хромой Дед Мороз -- сразу догадаются, что это Усов. Все знают: он вчера ногу растянул. Вы поменяйтесь: хромой Ус вверх, Сонкин вниз. -- Правильно, -- сказал Сонкин. -- А то у Генки нога ведь болит, он просто молчит из гордости. Тут Гаврилов посмотрел на часы и сказал, что больше мучить детей нельзя и пора ничинать. -- Сами справитесь? -- Справимся! -- хором сказал Дед Мороз. -- Не забудьте, что вы один Дед Мороз. Говорите басом. И не оба сразу... -- А если у меня голос ломается? -- спросил Усов. -- Это не имеет значения!.. Со сцены вожатая объявила, что все начинается. И чтобы несли стулья поближе к сцене, и мальчики не забыли усадить девочек. Мишка не забыл, притащил стул Светке. Она говорит: -- Вот еще! Что я, без тебя не могу принести? Тогда Гаврилов сел сам и стал ждать. Мельникова принесла стул и села рядом с ним. Концерт был так себе. Эти пляски они уже раз десять видели на сборах и на утренниках. А лучшие артисты -- Усов и Сонкин -- были заняты друг с другом. Поэтому в зале было шумно. Все говорили со всеми. И смотрели друг на друга. И уже от этого было весело. Тут вожатая захлопала в ладоши и сказала, что сейчас будет самый главный номер. -- К нам в гости, ребята, пришел лично Дедушка Мороз! -- Подумаешь! -- тихо сказала Светка. -- Я этих артистов тыщи видела. Сейчас скажет: "Здравствуйте, милые дети!" Не могли чего-нибудь получше выдумать... Радиола заиграла марш. "Бум-бум-бум, трум-труру-рум!" Дед Мороз смело вышел в зал. Он хотел подойти к елке, замахал руками и качнулся из стороны в сторону. -- Здра...здравствуйте, милые де...-- начал он басом и вдруг накренился набок. -- Здра... Да не качай ты меня, стой на месте! -- прошипел Дед Мороз. -- Здра... -- Только не лягайся. А то скину! -- строго предупредил голос из его живота. -- Я лягаюсь? -- возмутилась голова. -- Не ври! Я управляю... Дед опять пошел, пошатываясь, как пьяный. Его клонило то влево, то вправо, и ребята хватали его под руки и поворачивали. -- Ой, девочки, не могу! -- хохотала Светка. -- Ой!.. Дед Мороз дошатался до стены, ухватился руками за шведскую стенку, хотел подтянуться, чуть не разорвался пополам и замер. Гаврилов подошел к Деду Морозу и зашептал: -- Безобразие! Вы что же, роль забыли? -- Не забыли! -- сказал глухой голос из живота. -- Пускай он не лягается, а то я его скину. -- Ладно, не буду, -- согласилась голова. -- Здравствуйте, де... -- Ой, ногу больно! Дед Мороз вздрогнул, захромал. Его потянуло вправо, потом влево. Он нагнулся вперед, потом еще больше нагнулся... Девочки завизжали и бросились врассыпную. Дед Мороз повалился на пол. Шапка повисла на елке, маска с длинной бородой отлетела в сторону. Верхняя часть, побарахтавшись в тулупе, выбралась и оказалась маленьким Сонкиным, а нижняя, длинная, в виде Усова, прорвав головой бумажный тулуп, сидела на полу и то трясла в воздухе кулаками, то потирала больную ногу. Заорали, завизжали, затопали и окружили толпой бывшего Деда Мороза. Сонкин ползал у всех под ногами -- никак не мог найти очки. Светка сняла очки с елки и надела на Сонкина. Оглядевшись, Сонкин бросился с кулаками на Усова. Тогда Светка втиснулась между Усовым и Сонкиным, чтобы их разнять. -- Я давно это знала, когда еще вы бумажный тулуп под кровать прятали. Думаете, не видела? Но не бойтесь, никому не выдала. Сказали бы мне, я бы вам такое лицо у Деда нарисовала -- пальчики оближешь! А вообще-то все равно целый Дед Мороз лучше. Он хоть не так качается и не дерется. -- Чего же вы не поменялись? -- сказал Мишка. -- Вам же было сказано... -- Сказано, сказано! -- ворчал Усов. -- Мы поменялись. Да Сонкин чуть не лопнул, когда я на него сел! Пришлось опять меняться. -- Не надо было тебе на катке падать! -- сказал Сонкин. -- Не надо было, -- согласился Усов. -- Если бы я знал... -- Эх, вы! -- ворчал Гаврилов. -- Такое важное мероприятие -- Новый год, -- а вы его своей подвернутой ногой сорвали! Ничего Усову доверить нельзя... ТРЕБУЮТСЯ КОШКИ С ржавой водосточной трубы свисало объявление, напечатанное на пишущей машинке заглавными буквами. Сбивая сосульки, Гарик Сонкин остановился, оттопырил губу, поднялся на цыпочки и молча ткнул пальцем в бумажку. Генка Усов тоже стал читать, но ничего не понял. ВНИМАНИЕ!!! НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОМУ ИНСТИТУТУ ТРЕБУЮТСЯ КОШКИ 7 ОБРАЩАТЬСЯ САДОВЫЙ ТУПИК 7 ЛАБОРАТОРИЯ 7 -- Ну и что? -- Понял? -- спросил Гарик. -- Чего "понял"? -- Как чего? Это каждому идиоту ясно. -- А я не идиот, мне не ясно. Усов, конечно, сам тоже может соображать, но его надо подтолкнуть. -- Собаки в космос летали, кошки -- никогда, так? Они выносливые -- так? Падать умеют лучше людей -- так? Тут до Усова начало доходить. Он стал на палец накручивать чуб. Его, как уже было сказано, только подтолкнуть, а дальше он и сам мыслить может сколько угодно. -- И сигналы подавать могут, -- продолжал он. -- "Мур-мур" -- значит, все в порядке, "мяу-мяу" -- значит, дело плохо. -- Это все шуточки, -- сказал Сонкин. -- А тут серьезно. -- Мы-то тут при чем? -- Здрасте! У тебя же самого кот есть. -- Есть-то есть! -- Усов замялся. -- Только понимаешь, он очень хороший. Ласковый такой. Я из школы прихожу -- Кактус возле ног трется. Мы ведь с ним до вечера сидим, пока бабушка приходит. Что же я -- сиротой останусь? -- Не навечно же! Слетает -- вернется!.. Генка свел брови, пошевелил губами и решился. Нельзя терять ни минуты. Помчались домой, стали шить скафандр. Все нормально, только Кактус мерить не хочет, кусается. Ну, ничего, привыкнет! Усов в перерывах между примерками его дрессировал. На задних лапах Кактус и раньше ходил. Надо его научить считать хотя бы до трех. А он мяукает только до двух. Тоже с характером. Скафандр и герметичный шлем из пол-литровой банки с собой взяли. Поехали на трамвае. Боялись, с котом кондуктор выгонит, но он не заметил. Пришли в Садовый тупик. Дом номер семь искали полчаса. Там всего на улице пять домов. Хорошо, ребята в футбол играют. У вратаря Сонкин спрашивает, где институт. Оказывается, надо проходным двором на соседнюю улицу выходить. -- Да ведь номер семь по этой улице? -- Никакой это не номер семь! Слушайте, что вам говорят. Там один дом -- красный такой. Прямо в проходную упретесь. Вратарь поймал мяч и выбил его в противоположный конец Садового тупика, туда, где стояли другие ворота. Перед проходной Усов вынул Кактуса из-за пазухи, погладил, поцеловал в последний раз. -- Вообще-то мы должны при запуске возле Кактуса быть, чтобы у него давление от волнения не поднялось. Но мало ли что? Вдруг не пустят... На двери проходной висело знакомое объявление: ВНИМАНИЕ!!! НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОМУ ИНСТИТУТУ ТРЕБУЮТСЯ КОШКИ 7 ОБРАЩАТЬСЯ САДОВЫЙ ТУПИК 7 ЛАБОРАТОРИЯ 7 -- Нам в седьмую, -- деловито сказал Усов. -- В седьмую? -- удивился вахтер в пиджаке и брюках галифе. -- Да у нас всего-то лаборатория одна. -- Нет, семь, -- стал спорить Усов. -- Ты кошку, что ли, принес? Во-он, видишь, сарай? Там надпись: "Посторонним вход запрещен". Это виварий. Туда и дуй, понял? -- Понял! -- гордо сказал Усов и покрепче прижал кота. -- А ты тоже с кошкой? -- спросил вахтер и загородил Сонкину рукой проход. -- Он со мной, -- сказал Генка. И вахтер убрал руку. Институт, видно, только построили. Еще леса не сняли. На дворе ни кустика, все перерыто. -- Видал, как у них с кошками плохо? -- сказал Усов. -- Сразу пропускают. Наверно, запускать пора, а некого. Усов открыл дверь, на которой написано: "Посторонним вход запрещен", -- и сразу наткнулся на пухлого старика в белом халате. Старик из-за своей толщины еле поворачивался. -- Академик! Видал? -- шепнул Усов. И церемонно поклонился старику. Сонкин поправил очки и тоже поклонился. И старик с ними раскланялся. -- У вас кошки? -- деловито спросил старик. -- Сколько? -- Кошек у нас один Кактус. Вам нужно семь, да? -- Почему семь? -- не понял старик, а когда вспомнил, заговорщицки наклонился и зашептал. -- Понимаете-с, молодые люди, какая у нас неприятность: машинка вместо точки бьет цифру семь-с. Вы уж извините! -- Ладно, чего там, -- сказал Гена. -- Это даже лучше. А что с Кактусом делать? -- Вот, видите, клетки? Найдите пустую. Номер клетки напишите на этой бумажке, адрес свой и фамилию. Писать умеете? Сонкин и Усов чуть не обидились. Академик спрятал бумажку в карман. -- Простите, а когда Кактуса запустят? -- Да на днях-с, -- сказал старик. -- А может, мы потребуемся? -- Нет, вы нет-с... Генка пошел было, но вернулся. Он подошел к клетке, в которой степенно, как тигр в зоопарке, ходил вдоль туда и обратно Кактус. Усов просунул в щель пальцы, и Кактус подошел, потерся о них ухом. Гена поджал губы. Гарик стоял в стороне и терпеливо ждал. Старик-академик ждал, пока они уйдут. -- Знаете что? -- Усов повернулся. -- Я совсем забыл. Мне ведь от бабушки попадет за кота. И вообще его жалко. Отдайте мне его обратно! -- Договаривайся с ним о чем-нибудь, -- тотчас проворчал Сонкин. -- Пожалуйста! -- согласился старик. -- Только мы ему ничего плохого не сделаем. И кормить будем хорошо. А выполнит свой долг перед наукой -- заберете. -- Ну, вот видишь! Согласен? -- Сонкин гнул свое. Генка погладил еще раз кончиками пальцев Кактуса, кивнул ему на прощанье, и они ушли. За проходной поссорились. По мнению Сонкина, Усову следовало лучше расспросить, что да как. Усов заорал, что Сонкин там вообще молчал как рыба. Надо было раньше думать. Знал бы, не брал бы его с собой. А Гарик напомнил, что это он предложил Кактуса для полета. Не подрались только потому, что надо было скорей обдумать, как сообщить о Кактусе в школе. Можно, конечно, просто ждать, пока в газетах будет сообщение ТАСС, но это очень долго. Лучше самим рассказать или намекнуть Крынкину из пятого "А" и предупредить, чтобы никому не говорил. Через полчаса вся школа будет знать. Крынкин поклялся, что будет молчать. Глаза у него расширились, и он перешел на шепот: -- Никому, само собой! Я -- могила! Это же космос! Все секретно!.. А долго надо молчать? -- Сколько сможешь. -- Понятно! -- Крынкин закрыл ладонью рот и исчез. Минут через пять к Сонкину подошел Гаврилов. -- Слушай, у меня к тебе секретный разговор. Ты Усову не говори, понял? -- Понял!.. -- Как ты считаешь, а его не могут взять с Кактусом? -- Все может быть... Мишка отошел и тотчас подошел к Усову. -- Слушай, -- тихо сказал он. -- У меня к тебе секретный разговор, ясно? -- Ага!.. -- Насчет сроков ничего не известно? Анкету вы уже заполняли? Без этого в космос нельзя... Остальные уроки не занимались. На переменах лезли из других классов посмотреть. Дежурные не пускали, но старшеклассники все равно проходили. С ними не справишься: выкручивают руки -- и входят. После уроков остались. -- Все-таки, если разобраться, с нами неправильно поступили, -- сказал Гаврилов и вытер нос ручкой от портфеля. -- Кот из нашего класса. А получается, что коллектив вроде бы ни при чем... Все зашумели. -- Есть предложение! -- крикнула Светка Мельникова. -- Выбрать ответственного за Кактуса. -- Так ведь это же усовский кот! -- крикнули сзади. -- Ну и что? -- сказал Гаврилов. -- А кто Усова назначал? Никто. -- Действительно, никто! -- Так и быть. Пускай Усов будет главным ответственным! -- Все "за"? -- спросил Гаврилов. -- Единогласно!.. Теперь дальше: обязать Усова отдать все силы подготовке Кактуса к полету. -- Ладно! -- вяло согласился Генка. -- Может, он еще вообще не полетит... И зачем это "не полетит" у него вырвалось?.. Все заорали. -- Как так не полетит?!. -- То есть какое ты имеешь право говорить, что не полетит?!. -- Тебе на честь класса наплевать! -- Может быть, переизберем ответственного? -- предложил Гаврилов. -- Да тише вы! -- сказал Сонкин. -- Полетит! Академик сам сказал: на днях запустят. Погодите, еще и бегемота из зоопарка в космос отправят. А что? Умнейшее животное! Но все равно появилось недоверие. Что, если Усов и Сонкин вообще трепачи? -- Вдруг на днях не полетит? -- спросил Мишка. -- Кто за это ответит? -- Тогда в следующий раз полетит. -- А если и в следующий не полетит? Знаете что? Так оставлять нельзя. Ехать всем классом в институт и бороться, чтобы летел наш Кактус. Кто "за"?.. Мало ли какую кошку несознательные элементы с улицы подсунут... Мы тут за него отвечаем, Кактус не подведет. Сонкин говорит: -- Может, не надо всем классом? Еще рассердится академик: "У вашего кота данных нет, а вы его в космос по блату пропихиваете..." Но все были "за". Пришли к проходной института -- не пускают. Вахтер в майке, галифе и сапогах встал поперек прохода и руки развел. Тут всем бороться расхотелось. Мишка вышел вперед, надул щеки и говорит: -- Товарищ вахтер, мы пришли от имени и по поручению. Дело очень важное. Вы бы не могли позвать нам академика? У нас совершенно секретный разговор. -- Какого академика? Мишка показывает: -- Такого седого из этого как его... ви-ва-рия. -- А, из вивария! Так бы сразу и сказали. Позвоню, только все ни с места. А то... -- Ясно, ясно! -- сказала Светка. -- А то буду стрелять... -- Вот именно, -- вахтер ушел к телефону. -- Мы своего добьемся! -- потирая руки, зашептал Мишка. -- Только не кричите, поняли? Главное -- организованность. -- Здравствуйте, молодые люди-с! -- Из проходной на улицу выкатился, как колобок, старик в белом халате. -- Вы что же, все кошек принесли? -- Нет, что вы!.. -- Тогда чем могу я быть полезен-с? -- Понимаете, у нас ответственное поручение. -- Мишка старался говорить как можно вежливее, а остальные кивали головами. -- Речь идет о чести школы. У вас находится наш кот Кактус... Так вы бы не могли точно сообщить, когда вы его запустите. -- Так, так-с, -- старик вынул руку из кармана халата и почесал остатки волос на затылке; какая-то мысль промелькнула у него в глазах. -- А куда, собственно, вы хотите, чтобы мы его запустили? Он посмотрел на вахтера, потом на ребят. -- Ясно куда, -- сказал Усов. -- Нас не проведешь, понимаем. В космос, конечно! Академик покачал головой: -- Ах ты, старая моя голова! Ну как это я сразу не сообразил?! Сегодня третья делегация из школы приходит. Писем целый ящик. И кошек штук тридцать. Приходится всем отказывать. -- Товарищ академик! -- Мишка старался убедить его изо всех сил. -- Я должен сказать, что наш Кактус -- животное особое. Он на задних лапах ходит, мяукает до двух. И потом, ему уже скафандр сшили. Вот он сшил... Усова вытолкнули вперед, но он скис. -- Ты скафандр сшил? -- спросил академик. Генка вяло кивнул. -- А вот он, -- Мишка отечески погладил по голове маленького Сонкина, -- всех космонавтов может без запинки назвать -- и наших, и американских. -- И американских?! -- изумился старик, и на глазу у него нависла слезинка. -- Хорошие вы мои! Я бы рад всей душой запустить вашего Фикуса... -- Кактуса, -- угрюмо поправил Усов, накручивая на палец чуб. -- Да, да, Кактуса! Я готов запустить его на Луну-с и даже потом на Марс. -- То-то же! -- сказали сзади. -- Прошу без выкриков, -- строго сказал Гаврилов. -- Давайте поддержим академика. Три-четыре -- ура-а!.. Но академик замахал рукой. -- Тише, тише! Кошки-то нам требуются не для этого. -- Не для этого?! А для чего? -- У нас в институте много мышей развелось -- а, как известно, лучше кошки зверя нет-с. Уж извините!.. Все притихли и растерялись. -- А я уже в план сбор включил, -- процедил сквозь зубы Гаврилов, -- на тему "У нас в гостях первый в мире кот-космонавт". -- Иди ты с твоим планом! -- не выдержал Усов. -- Узнали бы мы с Сонкиным тихо, сорвалось -- и все. А теперь расхлебывай... -- Что же вы, товарищ академик, -- возмутилась Мельникова, детей обманываете? Вас спрашивают: "Когда запустите?" Вы отвечаете: "На днях". Занятия в школе срываете... Лучше бы Усов занимался. Вот останется на второй год -- вы будете отвечать!.. -- Ай-яй-яй!.. Но мы действительно запустим на днях Фикуса... -- Кактуса, -- поправил Усов. -- А когда можно за ним прийти? -- Конечно, Кактуса! -- сказал академик. -- Пускай себе ловит мышей. Половит -- и милости просим. Только не спрашивайте академика. Я ведь сторож. Будьте здоровы-с! ЗАЙЦЕМОБИЛЬ Вечером случилось нечто такое, чему поверить было трудно. К Усову забежал Гарик Сонкин. -- Я, собственно говоря, хотел тебя предупредить: задача ни у кого не получается, даже у меня. Можешь спокойно ее не делать. Завтра что-нибудь придумаем. О погоде поговорим... -- О погоде можно, -- согласился Генка. -- Только задачу я решил. Спиши -- и все. -- Не может быть! А с ответом сходится? -- Сходится. Гарик долго глядел в тетрадку. -- Молоток! Чувствуется моя школа! Но списывать не буду -- нарушение принципа. Всю ночь Генке снилось, что он решает сложнейшие задачки -- одну за другой, как орешки щелкает. А потом выходит к доске отвечать. Класс немеет от восторга, и Аллочка Борисовна стоит с разинутым ртом. Ай да Усов! Сонкина, величайшего математика, обошел! На другой день выяснилось, что, кроме Генки, задачу действительно не решил никто. Генка скромно сидел и молчал, к нему подходили, просили его вызваться отвечать. Генка был на все согласен. Синяя птица пятерка, можно сказать, была уже у него в руках. К сожалению, Алла Борисовна, которой предстояло пятерку поставить, еще этого не знала. Она понятия не имела ни о том, что Усов задачу решил, ни о том, что весь остальной класс надеется на Усова. И, стремительно вбежав, как всегда, в свой пятый "Б", Алла Борисовна сказала, словно боясь об этом забыть: -- Сегодня к нам в класс должны пожаловать гости. Сразу начались догадки, вопросы, пересуды. Класс, ухватившись за соломинку, целеустремленно оттягивал роковой момент. Время шло, Генкина пятерка принимала форму нолика, нолик постепенно превращался в облачко. Облачко выпорхнуло в окно, растворилось в высоте. И никто этого не заметил. Тем временем делегаты солидно шли по коридору парами, взявшись за руки. Они с достоинством осматривали школу и лишь изредка, когда кто-нибудь, опаздывая на урок, проносился мимо них со скоростью света, растерянно останавливались, натыкаясь друг на друга, и в испуге втягивали головы в плечи. К таким скоростям делегаты не привыкли и, разинув рты, вопросительно оглядывались на воспитательницу. Та щурила глаза: дескать, идите-идите, еще не то увидите... Возле пятого "Б" воспитательница велела делегатам остановиться, подравняться и подтянуть колготки. Света Мельникова шла как раз из буфета, доедая булочку с повидлом. -- Ой вы мои миленькие, хорошенькие! -- запричитала она. -- Как вы сюда попали? Мальчик, давай я тебе носик вытру! -- Девочка, ты из пятого "Б"? -- спросила воспитательница. -- Скажи учительнице, что мы пришли. Света влетела в класс. Урок уже шел. -- Алла Борисовна! Там вас грудные спрашивают, из детского сада... Алла Борисовна побежала к двери приглашать гостей. Делегаты выстроились у доски. Весь класс их разглядывал с особым удовольствием, потому что домашнее задание становилось таким же ненужным, как пятое колесо у телеги... -- У нашей группы детского сада, -- начала воспитательница, когда все затихли, -- большая к вам просьба. Ребята очень любят играть, а вы все -- мастера -- умелые руки. Сделайте нам, пожалуйста, что-нибудь. Ладно? -- Что сделать? Что? -- спросила Мельникова. -- Да уж что сможете! Мы вам за это скажем... Что мы скажем, ребята? Три-четыре!.. -- Спа-си-бо! -- недружно заявили делегаты. Потом воспитательница взяла самого маленького, Вову, за руку и повела к двери. Остальные делегаты, толкая друг друга, потянулись за воспитательницей. Знакомство состоялось. Света догнала Вову и еще раз вытерла ему нос. -- Давайте быстро подумаем, что мы сделаем для наших подшефных, -- сказала Аллочка Борисовна, -- и займемся наконец математикой. -- Ясно! -- сообразил Гаврилов. -- Игрушки, конечно! -- Игрушки разные бывают, -- философски заметил Усов. В классе начался спор. -- Куклы всем надоели! У каждого их полно! -- Я придумал: сделаем зверей пострашнее! -- Верно! Зверей! Подарим зоопарк! -- Каждый сделает по зверю... -- Я буду делать лису, -- сказала Мельникова. -- У мамы мех остался от воротника. -- Я сделаю зебру! У меня платье старое, полосатое... -- Я -- жирафу! У