бабушки накидка в жирафьих пятнах... -- Погодите! -- сказал Гаврилов. -- Одному подарим лису, другому зебру, третьему жирафу -- они же все перессорятся. А? Алла Борисовна? -- Решайте сами, вы у меня самостоятельные, -- сказала Алла Борисовна. -- Что ты предлагаешь, Гаврилов? -- А вот что. Старик Хоттабыч подарил футболистам двадцать два мяча, чтобы не ссорились. И нам надо всем дарить одинаковых зверей. Чтобы не ссорились... Без обиды... И делать легче! -- Если одинаковых, -- сказала Светка, -- тогда давайте делать зайцев. Зайцев почему-то все малыши любят... -- Правильно, зайцев, -- поддержали Мельникову остальные девочки. -- Мордочку сшить и туловище. Ватой набьем, глаза нарисуем, уши пришьем -- и можно дарить. Алла Борисовна, ко всеобщей радости, так и не успела из-за этих зайцев заняться математикой. Но домашнее задание все же записала. Дома перво-наперво Генка вытащил бабушкино шитье и свои инструменты. Заяц обязан быть летом сереньким, а зимой -- беленьким. Но ни серой, ни белой материи у бабушки не было. Была розовая, осталась от распашонок, которые бабушка шила для соседского малыша. Генка вырезал из розовой материи туловище, голову и одно ухо. На другое ухо материи не хватило. Швейная машинка у бабушки была открыта. Нитки в ней были заправлены черные, но шпульку вставлять Усов не умел и решил шить черными. Усов прострочил зайцу живот. Вытащил его из-под лапки, но оказалось, что живот пристрочился к Генкиной рубашке. Генка взял ножницы и, чтобы не портить зайцу живот, отрезал его с частью своего рукава. Теперь надо набить живот ватой. Но как набить, когда со всех сторон застрочено? Пришлось разрезать, наложить в отверстие ваты и снова зашить. Живот получился первого сорта. Только видно, что зайцу сделали операцию аппендицита. Голова шилась легче. На этот раз он застрочил не все, оставил отверстие, натолкал туда ваты и хотел зашить, но раздумал. Это же рот! Настоящий рот! Ну, подумаешь, из него вата торчит! Голову Генка пришил к туловищу и занялся ушами. Первое ухо вышло замечательно длинное, но несколько узкое, похожее на чулок. Генка пришил это ухо к голове и стал думать, из чего сделать другое ухо. Усов нашел лоскуток красный в горошек -- от блузки. Из него он выкроил второе ухо, пришил, нарисовал чернилами глаза, но заяц получился безжизненный. Ему не хватало усов. Из чего их сделать? Конечно, из проволоки. Стал Генка искать проволоку и нашел батарейку. Тут уж идея сама собой пришла. Распорол он снова зайцу туловище, вату вынул, засунул батарейку и вставил в глаз лампочку от карманного фонаря. Глаз у зайца загорелся. Теперь другое дело! Надо бы и в другой глаз вставить лампочку, но больше лампочек нет. Заяц стоял, помахивал ухом в красный горошек, светил одним глазом и не шевелился. Чего-то в нем не хватало. Усова посетила еще одна мысль, и он помчался во двор. Возле песочницы играли малыши. В два счета Генка обменял фонарик без батарейки на заводной автомобиль без ключа и вернулся обратно. Он оторвал от автомобиля кузов так, что осталась одна рама с колесами. На нее он привязал своего зайца. Взял плоскогубцы и завел ими пружину. Заяц затрещал и как бешеный помчался по комнате, светя впереди себя одним глазом. Он ударился в стену и повернул обратно. Так заяц носился до тех пор, пока завод не кончился. Генка отсоединил провод от лампочки, чтобы не села батарейка, завернул зайца в бумагу, засунул вместе с плоскогубцами в портфель. Задание было выполнено. Генка так увлекся, что про задачки, которые Алла Борисовна велела решить дома, и не вспомнил... На другой день пятый "Б" тащил в школу свертки. Только и разговоров было, как пойдут после уроков в детский сад. Гаврилов проверял, кто что сделал, и ставил в списке плюсы. Генка вынул из портфеля сверток и сунул Гаврилову под нос. Мишка не стал разворачивать, нашел Усова в списке и поставил плюс. Тут в класс как раз вошла Алла Борисовна. Она раскрыла журнал и сразу спросила: -- Кто не приготовил домашнего задания? Вчера целый урок проболтали... На этот раз задачи решили все. А Генка решил, что речь идет о зайцах, и закрыл глаза. Зайца он, как известно, сделал. -- Гена Усов, прошу с тетрадкой! -- Я лучше с зайцем! -- предложил Усов. -- С задачами! -- Ой... А вчерашнюю задачу можно? -- Ну знаешь ли, Усов! -- возмутилась Алла Борисовна. -- Если не сделал, имей мужество сознаться... И получить двойку... Два! Если б не заяц, который лежал в парте и которым Генка собирался всех удивить, день можно было бы считать неудачным. После уроков все двинулись в детский сад. Девчонки шли под руку парочками, а мальчишки сзади, подталкивая друг дружку в сугробы на глазах у смеющейся Аллы Борисовны. Завидев пятиклассников, воспитательница сказала своим: -- Быстрей допивайте компот и выходите строиться!.. Никто не стал допивать компот. Все выбежали строиться. Генка с грустью смотрел на обилие оставшегося компота. Он очень любил компот и мог съесть кастрюлю в один присест. Гаврилов вышел вперед, откашлялся солидно и произнес: "Дорогие дети! Уважаемая воспитательница!" Но в это время уважаемая воспитательница сказала: -- Сейчас шефы подарят вам игрушки! И все испортила. Никакой торжественности не получилось, а просто все бросились к малышам и стали разворачивать и показывать подарки. Света Мельникова стояла возле маленькой девочки с большим бантом. Девочка проверяла, все ли у зайца на месте. Он был симпатичен, Светкин заяц, только косоват немножко. Но ведь заяц и должен быть косым. Гарик сделал огромного зайца из воротника своего старого пальто. Заяц был темноват, потому что воротник был из крашеного кролика. Но это тоже было ничего. Заяц и кролик как-никак родственники. Тут Генка увидел, что маленький Вова стоит в стороне и к нему никто не подошел. Генка молча протянул Вове сверток. Вова стал немедленно разворачивать. -- Кто это? -- спросил он. -- Это зайцемобиль. Генка подключил проволочку к батарейке -- и глаз у зверя загорелся. Потом он вынул из кармана плоскогубцы, завел пружину и поставил зайца на пол. Заяц нервно вздрогнул, тряхнул ухом в красную горошину, отчего лампочка замигала. Едва Усов отпустил руку, заяц затрещал и помчался прямо на Вову. Испугавшись, Вова сперва отступил на шаг, но тут же бросился догонять игрушку. -- Зайцемобиль! -- радостно закричал он. -- У меня зайцемобиль! Зайцемобиль остановился, мигая глазом. Вова схватил его, тут же рассмотрел, как он устроен, погладил и принес Генке. -- Заведи еще! Ребята побросали своих зайцев и столпились вокруг Усова. -- Теперь дай мне! -- потребовал рыжий мальчик. -- И я хочу зайцемобиль, -- сказала маленькая девочка с большим бантом. -- А просто зайца -- не хочу... Усов снова завел игрушку и вернул Вове. Но у Вовы ее тут же вырвали. Заяц затрясся в воздухе, зашипел и замигал одним глазом. Его выпустили из рук, и он шлепнулся на пол. Тут на него навалились человек десять. Послышался рев. Воспитательница с Аллой Борисовной бросились разнимать дерущихся. Гаврилов стоял посреди комнаты очень сердитый и все еще держал в руках открытую тетрадку с речью. -- Так я и знал! -- воскликнул он. -- Опять Усов! Если сам не дерется, так из-за него драка. Я говорил -- нужно делать всем одинаково, а ты? -- Что я? -- спросил Генка. -- Пускай зайцемобиль будет общий... -- Усов, Усов! -- повторяла Алла Борисовна. -- Усов, Усов!.. -- Я всю жизнь Усов, -- пробурчал Генка. Но настроение у него после двойки и после драки все-таки не испортилось. Подумаешь невидаль, размышлял он. Мне всегда не везет. Выходит, если мне не везет, значит, все в порядке... ГЕНКА, ФЛОРА И ФАУНА -- Чего это ты сегодня такой тихий? -- спросила бабушка, входя из кухни в комнату. -- Здоров? И она приложила руку Генке ко лбу. Генка сидел за столом и глядел вдаль. Время от времени что-то передвигал на столе и снова задумывался. Бабка очень удивилась, потому что такая сосредоточенность находила на Генку не часто. Взрослеет, наверное... -- Не приставай. Я думаю, -- отстранил Усов мягкую руку бабушки. -- Можно и повежливей ответить. Матери бы письмо написал, скучает по тебе ведь!.. Генка промолчал, что само по себе тоже являлось признаком болезни или очень большой его занятости. И бабушка вышла. Усов двигал по столу марки: то соединял, то раздвигал. Но в каком порядке ни ставь девять штук, все равно мало. А нужна коллекция. И не просто, а на какую-нибудь интересную тему. Как тут ни крути, тема не придумывается. Из девяти две марки с героями войны, три -- звери, две -- самолеты, на одной какой-то цветок, и еще одна польская, с гербом. Генка двигал, двигал и все же соединил по темам: герои стали в один ряд, самолеты -- в другой, животные -- в третий, цветок повис отдельно. Самолетов и героев было мало, поэтому Генка решил собирать зверей и цветы. Получалось четыре марки. То, что росло, было флора. Что бегало -- фауна. Флора и фауна, фауна и флора. Ничего звучит! Бабушка опять не выдержала, вошла. -- Уроки сделал? -- Почти, -- сказал Генка. -- Все-таки плохо, что ты не домохозяйка. -- Что, что?.. Это почему? -- Да потому, что у всех ребят, у кого матери не работают, они ходят днем по магазинам и покупают марки. Ты хоть и бабушка, а толку что? У всех, знаешь, сколько марок? А у меня?.. -- Марки? Да, во-первых, сам ты можешь купить. Если, конечно, не дорого. А во-вторых, зачем покупать? Поезжай к Юльке, Юле! У нее в канцелярии каждый день почта приходит! Усов сразу смекнул, чем это пахнет: -- И ей не жалко? -- У нее их столько, что, наверное, не жалко. От бабушки тоже, оказывается, польза бывает. Юля, старая подруга матери, иногда и теперь еще забегала к ним в гости, долго крутилась перед зеркалом, спрашивала, что пишет мать, и просила бабушку помочь ей скроить юбку или платье. Когда у Юльки было хорошее настроение, пока бабушка кроила, она хватала Генку и пыталась учить его танцевать. Из этого ничего не выходило. -- Что ты топчешься, как слон? -- проиостанавливалась Юля. -- Танцуй легко: ля-ля, ля-ля... Но кончалось тем, что Усов наступал ей на ногу, она стонала, на одной ноге прыгала в кухню и усаживалась пить чай. От Юли исходил таинственный аромат духов, и после танца такой же аромат долго чувствовал Усов, поднося к носу собственные ладони. Ища Юлю, Генка шел по нескончаемому коридору заводоуправления, свернул налево, как объяснила бабушка, и сразу за поворотом увидел дверь, возле которой висела дощечка: Директор Усов остановился и как-то застеснялся. Но марки все-таки нужны, он пересилил себя, приоткрыл дверь и просунул голову в щель. В комнате было полно народу, висел дым, стоял гам. А когда много людей и гам, уже не так страшно, потому что никто на тебя не обращает никакого внимания. Генка протиснулся между людьми, которые стояли группками, и увидел у окна стол, такой большой, что на нем можно было бы играть в пинг-понг. Рядом с ним еще столик, уставленный разноцветными телефонами. За столом сидела Юля. Она держала руками сразу две телефонные трубки и то в белую, то в красную говорила: -- Подождите минуточку... Минутку обождите... Потом бросала одну из трубок на стол, что-то записывала, снова ее хватала. Тут звонил третий телефон, Юля говорила в обе трубки сразу: "Позвоните позднее", -- вешала обе трубки, снимала третью -- зеленую, -- не послушав, сообщала: -- Директора нет! Кто его спрашивает? Соединяю. И Юля нажимала кнопку. Генка стоял перед разноцветными телефонами с разинутым ртом. Он забыл, зачем пришел. Юля подняла голову и обратила на Усова внимание, наверное, только потому, что все вокруг были взрослые, а он еще не очень. И она сразу его узнала. -- Подождите минуту! -- строго сказала Юля в трубки и положила их на стол. Она протянула через стол обе руки к Усову, схватила его за уши и притянула к себе. -- Усик, здорово, милый! Как ты сюда попал? Что-то я бабушку давно не видела... Случилось чего? Мама письмо прислала? Ей нужно что-нибудь? Юля тараторила быстро, и Генка растерялся. Он ничего не ответил, только головой покачал. -- Подожди минуточку, Усик, я сей момент... Она снова начала снимать и вешать трубки, говорить и записывать. Когда телефоны замолчали, у нее образовался маленький перерыв, и она спросила: -- Так тебе чего? -- Марок, -- сказал Усов неокрепшим басом. -- У вас нет марок? Генка сказал и тут же испугался, что отрывает Юлю от работы и что сейчас выйдет сам директор и строго скажет: "А этот мальчишка что здесь делает?" Усова прогонят, а Юле попадет. Он стоял и теребил в руках шапку. -- Марки? -- удивилась Юля и задумалась. Снова зазвонили телефоны. Усов вздохнул и хотел уйти, но Юля сделала ему знак, чтобы подождал. Снова он стоял, переминаясь с ноги на ногу. Потом Юля вскочила, принесла стул, открыла ящик стола, усадила Генку в углу, возле стола, положила перед ним ножницы. На конвертах в ящике были налеплены марки -- большие и малые, всех цветов. Усов провел рукой по горе конвертов и растерянно спросил: -- И все можно вырезать? -- Дурачок, конечно, все! А то уборщицы выбросят. Усов понял, что жизнь ему улыбнулась. Он не торопясь вынул из ящика первый конверт, не стал вырезать марку, положил на стол так, чтобы не мешать Юле, а затем начал вырезать все подряд, складывая марки в этот первый конверт. На всех конвертах было написано одно и то же: "Директору завода Гаврилову В. Я.". Генка вырезал, вырезал, вырезал, сбрасывая остатки конвертов в корзину. Корзина скоро заполнилась, и конверты стали ложиться горой в угол под столик с цветными телефонами. А Генка все работал ножницами, и вскоре конверт с марками раздулся так, что новые класть было некуда. Тогда Усов взял второй конверт и снова стал вырезать и заполнять его. На заводе кончился рабочий день, стемнело, и только директор Юлю еще не отпускал. Она сидела, усталая, и, вынув зеркальце, подводила ресницы. Телефоны звонили все реже. Они тоже устали. -- Ну как, годится? -- Юля вспомнила про Генку. Он кивнул. Он уже подчищал остатки. -- Пойдем, я тебя выведу из проходной. -- поднялась Юля. -- А то не выпустят. Бабушку поцелуй, а маме привет. Усов шагал по улице, гордо держа два больших конверта, до отказа набитых марками. Дома Генка выложил марки на стол. Первым делом он налил в таз воды и высыпал туда марки -- целую гору. Отобрал их, отмокшие, снял с полки все книги, которые только были в доме, и между страниц сложил марки. Бабушка штопала Генке носки, если же ей надо было пройти, осторожно вышагивала по комнате зигзагами, обходя таз, и стопки книг на полу, и расстеленные газеты. Генка высыпал марки на стол и отобрал флору и фауну, прибавив изрядную порцию к тем четырем маркам, которые у него были. Он только теперь по-настоящему понял, как много у него марок. Можно собрать на любую тему. Но пускай уж остается флора и фауна. Остальные Генка разбирать не стал -- надоело. Он решил, что обязательно напишет матери письмо. Как достал марки и вообще как дела. От Юли привет не забыть бы передать... Но письмо успеет. Он подошел к окну и стал свистеть Светке Мельниковой, что жила этажом выше. Светка тут же высунулась из окна, взмахнула руками, скрылась и через минуту спустилась. Она вошла и удивленно застыла у стола. -- Бери, -- сказал Генка. Светка недоверчиво посмотрела на него и загадочно улыбнулась. -- Бери! -- повторил Усов и покраснел. Мельникова подошла к столу крадучись, как кошка. У нее разбежались глаза. Она сразу обратила внимание на самые большие марки с космическими кораблями и тут же решила их собирать. А может, и спорт тоже? Губы у Светки приоткрылись, она часто-часто хлопала длинными ресницами. Генка смотрел на нее счастливыми глазами. -- Послушай, -- вдруг спросила Светка. -- Тебе на жалко? -- Чего там! Захочу -- еще достану! -- Тогда я возьму еще про войну. И вот эти серебряные, ладно? -- Бери! Светка завернула марки в газету. -- Ну, я пошла... И взглянула на Усова. Генка стоял посреди комнаты и не отрываясь глядел на Светку. Глядел -- и глаза его сияли. -- Я пошла, -- повторила она. -- Посиди еще... Хочешь, чай будем пить? -- очнулся Генка. -- Чай? Да мне попадет! Уже почти что ночь... Пока! Она погладила его по голове, как всегда делала ее мать, уходя ни работу, и выскользнула за дверь. Все марки, кроме флоры и фауны, Усов принес утром в класс и просто выложил на парте. Произошла небольшая свалка. Несколько марок порвали. -- Подумаешь, я и сам соберу! -- сказал Мишка. -- Беспорядок только устраивают. И в толкучку не полез. Генка стоял в стороне и блаженно улыбался, видя, как из-под его парты вылезают коллекционеры, крепко прижимая к груди марки. За этим занятием застала свой чудесный класс Алла Борисовна. Весь урок и следующий тоже в классе шел энергичный обмен. Тот, кто схватил ненужные марки, менял теперь у других на те, которые требовались. -- Осел ты! -- ласково сказал Гарик Сонкин Усову. -- Самый настоящий, с длинными ушами. Ты бы мог знаешь сколько выменять на эти марки? А ты выбросил. -- Не выбросил, а отдал, -- заметил Усов. -- Буду еще мелочиться! Что я, Плюшкин какой-нибудь? -- Да у Генки, знаешь, сколько марок? -- вмешалась Мельникова. -- Он себе и так собрал -- будь здоров! Сонкин задумался и ничего не возразил. Всеобщий азарт его не задел. До выставки оставался всего один день. Все должны были расклеить свои марки на большие листы бумаги и принести в школу. -- Кто не расклеил, завтра -- последний срок! -- обходил и предупреждал всех Гаврилов. Листы разложили на полу, и Мишка отгонял любопытных, чтобы не наступили. -- А твои где? -- спросил он Усова. Тот показал коробку. -- Разве у тебя тоже фауна и флора? -- удивился Гаврилов. -- Нет, -- ответил Генка. -- У меня флора и фауна. Оказывается, никто не собирал флору и фауну, кроме Мишки и Усова. -- Это же нечестно, понял? -- Мишка увидел, что у Гены марок намного больше. -- Надо самому собирать, а нахватать сразу я, знаешь, сколько могу, если схожу к отцу? -- Пойди, -- согласился Усов. -- Так ведь их отмачивать надо, лучше готовые купить. -- Купи, -- снова согласился Генка. Тут начали марки вывешивать. Мишка повесил, и у него оказалось совсем мало. Усов вспомнил, как вырезал марки у тети Юли. Только теперь до него дошло, что директор завода и есть сам Мишкин отец. Как-то нехорошо получилось. Ведь, правда, Мишка мог сходить на завод, и это были бы его марки. На конвертах же написано: "Директору завода Гаврилову И.Я.". -- Знаешь, что? -- сказал вдруг Усов. -- Мне премию все равно не дадут. -- Почему не дадут? -- спросил Мишка. Он кнопками прикреплял листы с марками. -- Ну, все будут смеяться: двоечник, а марки собирает... Не буду я в этой выставке участвовать. Бери мои марки! -- Ты это серьезно? -- удивился Мишка. -- Не шутишь? Вместо ответа Усов протянул ему коробку с флорой и фауной. Миша пожал плечами, спрятал коробку в портфель и ушел домой. Дома Усов вспомнил, что хотел написать письмо матери. Но чего ж теперь писать про марки, когда их нету? Назавтра в классе прибавилось несколько огромных листов с наклеенными марками и надписью сверху: "Фауна и флора Гаврилова М.". Из всех классов ходили смотреть выставку, и все замечали Мишкину коллекцию. Она была виднее всех, и в ней было больше всего марок. Даже вожатая гордо сказала: -- Растут ребята. У многих хорошие коллекции, а у Гаврилова флора и фауна лучше всех. Берите, ребята, все, как один, пример с Гаврилова. Мишка получил премию: статуэтку -- чугунный полководец Чапаев с саблей на скачущем коне. Он аккуратно завернул Чапаева в газету, положил в сумку, и все Гаврилову хлопали. А про Усова как-то забыли. Если и вспоминали, то с обидой: одним дал больше марок, другим -- меньше. Раз уж ходил марки вырезать, мог бы взять и побольше. МЕЧЕНЫЙ ЛЕЩ Всю ночь кто-то шаркал босыми ногами, и бабушка встала. Приоткрыла дверь в коридор -- на кухне горел свет. Она еще больше удивилась и испугалась. За столом, растопырив пятерню и держа на ней блюдце, сидел Генка Усов в одних трусах и пил чай, доставая вишневое варенье из банки столовой ложкой. Увидев бабушку, Усов встал, закрыл банку с вареньем крышкой, поставил в шкаф. Сел, продолжая пить чай без варенья, как ни в чем не бывало. -- Что с тобой? -- спросила бабушка. -- Нормальные люди спят. -- Мне рыбу ловить. Видишь, светает? -- Рыбу... У него переэкзаменовка, а он рыбу... Все матери напишу! Бабушка вздохнула, легла, долго ворочалась, не могла уснуть. Усов допил чай, спокойно натянул штаны и, не возражая, выскользнул из парадного, держа в руке бидон и удочку. Пересек двор и остановился у подворотни нового дома. Два окна над самой подворотней -- Гарика Сонкина. Самое лучшее свистнуть, но свистнуть Усов стеснялся. Вдруг проснется его мать Алла Борисовна? Все-таки училка. Усов стоял и не то, чтобы свистел, а подсвистывал. Так, слегка, и нельзя было догадаться, то ли он действительно свистит Сонкину, то ли просто так стоит, задумавшись... С тех пор, как начались каникулы, Усов с Сонкиным ездят на озеро. И каждый день на берегу, сидя на обрыве, смотрят, как Тимофеич, небольшого роста небритый мужичок в резиновых сапогах, пыхтя, вытаскивает из тины бредень, выбирает из него рыбешку, складывает в бидон, извлекает из кармана четвертинку водки и сверток, пьет, закусывает, а потом подходит к ребятам. Тимофеич живет в одном дворе с Генкой и Сонкиным, днем где-то пропадает, а по вечерам стучит в "козла". -- Это что же у вас, -- замечает вдруг он, -- одна удочка на двоих? Снасть я те дам! Любую рыбу возьмет! Вот там, в затончике, говорят, сом живет большой. -- Где? -- А вон слева. Хитрый такой. Говорит: просто так не дамся! -- Кому говорит? -- Кому, кому! Известно кому -- рыбакам. А здесь мое местечко. Я его, как говорится, облюбовал. Смотав амуницию, Тимофеич берет бидон и поднимается кривой тропинкой в гору. -- Знаешь, почему у нас не ловится? -- сказал Сонкин, когда вчера они налегке возвращались домой. -- Тимофеич всю рыбу бреднем забирает, а остальную распугивает. Мы приходим -- пусто. Давай завтра придем раньше его. Нам бы хоть маленькую поймать. -- Вставать надо рано, -- скис Усов. -- Да ты не спи совсем, пей крепкий чай ночью -- и не проспишь. -- А с вареньем не лучше? -- Может, лучше, -- сказал Сонкин, -- я и так могу не спать, сколько хочу. Читать буду... И вот теперь Усов ждал у подворотни Сонкина, а Сонкин не появлялся. Генке надоело без толку посвистывать, и он крикнул. В окне показалось заспанное лицо Сонкина. Он радостно замахал руками, не то потягиваясь, не то делая зарядку, а потом сошел вниз, важно неся перед собой на ладони банку с мотылем и в другой руке книжку. Пустой автобус только выкатил из парка. Он был весь мокрый и снаружи, и внутри. В автобусе Сонкин вспомнил, что очки забыл дома. Книжку взял, а очки забыл. На озере никого. И самого озера не было, его застилал тихий туман. Он цеплялся по кустам, по траве и исчезал на берегу. Усов поежился, снял ботинки. Он отломил и воткнул рогульку, налил в бидон воды, аккуратно расстелил собственную куртку, чтобы удобно было сидеть. Возле удочки решили дежурить по очереди. Один поймает рыбу, идет отдыхать -- садится другой. Бросили орел-решку: кому сидеть первым. Выпало Усову. Гена сидел долго, смотрел на поплавок, смотрел, смотрел и задремал. Вместо поплавка поплыла перед ним чашка с недопитым чаем, пошли от нее круги по воде. Со дна всплыла банка варенья, которую бабушка прятала. Задремав, Усов сполз по скользкой траве с откоса и чуть не плюхнулся в воду. Зацепился за куст. -- Эй, рыбак, рыбу проспишь! -- Проспишь тут! -- встрепенувшись, сказал Усов. Он оглянулся и увидел Тимофеича. -- Обошли, значит, старика? Так, так... -- Соня, твоя очередь! -- крикнул Усов. -- Я посплю немного. Гарик гулял вдоль берега и на ходу читал книжку, приставив ее к носу. Глаза у Генки слипались. Он отдал удочку, на четвереньках залез под куст и тут же заснул. Как провалился. Сонкин вытащил крючок. Мотыля не было, съели. Еще весной достал он книжку, выучил наизусть все способы ловли, тренировался в комнате с дивана, а все равно никакого результата. Он нанизал нового, самого большого и жирного червя, какого только смог найти в банке. Едва закинул -- поплавок повело, и он провалился. Потом показался опять и заметался по воде. -- Смотри как повело! -- воскликнул Тимофеич, перестал разматывать свою хитрую сеть и подскочил к Сонкину. -- Дай-ка мне, я лучше выну. -- Сам я, сам! Я и сам могу, я читал, как надо! Руки у Сонкина тряслись. Он тянул удочку, и два раза из воды показалась голова. Сонкин притягивал ее к берегу и уже почти выволок на траву. -- Сом! Смотрите, какой сом! -- крикнул он. -- Где же сом? -- удивился Тимофеич. -- Это лещ. -- Вы же сами говорили, что тут должен быть сом! -- Мало ли что должен?! А вышел лещ. Лещ запрыгал по траве, бил хвостом и сползал обратно в воду. -- Да держи ты его, держи, не то ведь уйдет! Сонкин упал на траву, накрыл леща грудью, и тот стал бить его хвостом по лицу. Сонкин хохотал и двумя пальцами вытаскивал у леща изо рта крючок. Лещ успокоился и, вяло открывая рот, засыпал. Тимофеич между тем потоптался вокруг и безразлично произнес: -- Да, хорошо вы моего леща сняли... -- Почему вашего? -- А как же? Я в это время всегда прихожу, и вся эта рыба моя. -- Ну да! -- возмутился Гарик. -- Кто поймал -- того и рыба. -- Это еще неизвестно! -- сказал Тимофеич. Он наклонился над лещом, и лицо его озаботилось. Он даже присвистнул. -- Фьють... Погорели вы, ребята! Леща взяли запретного! -- Почему? -- испугался Сонкин. -- Вот, видишь, -- он ткнул пальцем в плавник лещу. Из-под плавника выглядывала крошечная пластинка с цифрами, Сонкин без очков еле ее разглядел. -- Да за такого леща, знаешь, что бывает? -- и Тимофеич повел рукой поперек шеи. -- Мы разве виноваты? Сам же на крючок полез. -- Полез-то, полез... Да надо его тут же обратно пустить. А вы... -- Что же теперь? -- Так и быть... Давайте его мне, возьму грех на душу, спрячу, пенсионера не будут обижать. Я тут свой человек, скажу: не видел, мол, кто поймал. Лежал, мол, меченый на берегу -- и все. Сонкин растерянно оглянулся на Усова. Генка сладко спал под кустом, подобрав колени к подбородку. Сонкин подошел к нему, ткнул в пречо. -- Ус, вставай! Ус!.. -- Встаю, -- не открывая глаз, пробубнил Гена. -- Только посплю немножко. -- Вставай, -- повторил Гарик. -- Я вроде леща поймал. -- Леща? -- открыл глаза Гена. -- Да, леща, только не того. Усов сел, хлопая глазами. -- Как не того? Покажи. Сонкин оглянулся -- рыбы на траве не было. Тимофеич укрывал свой бидон крышкой. -- Отдай леща, -- сказал Сонкин. -- Да ускакал он в воду... -- Отдай! -- крикнул Сонкин. -- Вам же хуже, -- удивился Тимофеич. -- В милицию попадете. -- Отдай, -- поднялся Усов и стал плечом к плечу к Сонкину. Генка был худой и длинный, и челюсть у него как-то нехорошо заходила. -- Чего нервничаете, чего? Мужичок открыл крышку, сунул руку в бидон и швырнул леща на траву. Лещ тяжело плюхнулся, разевая рот, и выпученным глазом посмотрел на Генку. Усов прижал его к груди. -- Насчет леща еще пожалеете! Сообщу вот, куда следует, вас под суд отдадут... Смотанный бредень Тимофеич бросил на траву и зашел в кусты спрятать одежду. Усов все держал в руках леща. Рядом, на голову ниже, стоял Сонкин и растерянно моргал. -- Видишь метку? -- спросил Гарик. -- Что будем делать? Может, правда, нельзя? Может, рыба на учете в водоеме? -- В каком водоеме? -- В этом, в озере!.. Слушай, давай отнесем леща! Мы же не виноваты! -- Леща жалко, -- сказал Усов. -- Большой такой. В жизни не поймаешь... -- Жалко, -- согласился Сонкин. -- Отнесем? Он молча закинул на плечо удочку и побрел. За ним Усов в обнимку с лещом. Вдруг Сонкин остановился: -- Иди, я сейчас... -- Ты куда? -- Говорю -- сейчас... Скоро он догнал Усова. -- Ты чего радуешься? -- подозрительно оглядел его Генка. -- Да так, ничего... Возле сторожки постояли. Усов толкнул дверь -- она заперта. Сели на пороге. Усов опять задремал, не отпуская рыбы. -- Кого ждете? Не меня ли? Перед ними стояла полная женщина, одетая в ватник, несмотря на жару. -- Что же -- меченого поймали? -- Да мы не нарочно, объяснил Гарик. -- Знаю, не нарочно. Ну-ка, несите! Она порылась в кармане, вынула ключ, долго отпирала дверь, положила леща на стол. Вынула из ящика скальпель и отрезала пластинку вместе с плавником. -- Так, -- бодро сказала она, -- заприходуем... Усов, привыкший к неприятностям, покорно стоял, глядя себе под ноги и слегка пошевеливая ушами. Он всегда так делал, когда надвигались неприятности. Это успокаивало нервы. Женщина спрятала метку в коробочку и открыла сейф. -- Берите рубль! -- Рубль? -- удивился Усов. -- За леща меченого положен рубль. Сонкин взял рубль и засунул в карман. -- А нам что теперь? -- удивленно спросил Усов. -- Идите домой! Они вышли из сторожки. -- Эй! А леща-то, леща берите! Усов остановился. Не поворачиваясь, сделал два шага назад, схватил леща и бегом бросился на улицу. Следом за ним Сонкин. -- Понял? -- кричал Усов. -- Понял! -- кричал Сонкин. -- Видал? -- кричал Усов. -- Видал! -- кричал Сонкин. -- Леща видал? -- сунул ему под нос рыбу Генка. -- Рубль видал? -- спросил Гарик, остановившись. Солнце поднялось высоко. Они вышли на улицу и у конечной остановки автобуса купили мороженое. Потом, выскочив из автобуса, на углу у кино опять купили. А возле дома у продовольственного купили еще эскимо. Рубль кончился. -- Как же теперь быть? -- спросил Усов. -- Нас двое, а лещ один... Слушай, а где твоя книжка? Книжку на радостях забыли на траве у кустов. Но настроение было прекрасное. -- Бери леща ты! -- сказал Генка. -- Алла Борисовна уху сделает. -- Лучше бери ты, -- сказал Гарик. -- Матери нет, она на занятиях, а у тебя бабушка сварит. -- Так и быть! Бабушка сварит, а ты приходи есть. Все порешили и хотели расходиться, когда в подворотню вошел Тимофеич. На ногах он стоял не очень уверенно и прошел было мимо. Потом увидел ребят, двинулся на них, но споткнулся о выбоину в асфальте. -- Дождетесь у меня! -- прохрипел он. -- Я вам еще покажу, как меченую рыбу ловить... Маленький Сонкин засмеялся. -- Ты чего? -- не понял Усов. -- Помнишь, когда мы уходили с озера, я вернулся... -- И что? -- Да я бредень Тимофеича закинул в озеро. Далеко. Пускай честно рыбу ловит. -- По домам! -- весело крикнул Усов. Тимофеич стоял, покачиваясь, посреди двора и ругался. СЕМЬ АВТОБУСОВ И ГРУЗОВИК -- Наконец-то я от тебя избавлюсь! -- сказала бабушка. -- Все печенки мне проел... Не ел ей Генка печенок. Вообще они видятся мало. И на второй год Генка все-таки не остался. Она просто так, любя, это говорила, пока аккуратно пришивала ему метки к одежде с инициалами Г.У., обсуждала, какие штаны класть, а какие нет. И как быть со свитером: брать нужно, а локоть рваный. Тем временем Гена то и дело вынимал из кармана ножик. Наконец-то, по случаю перехода в шестой, бабушка его подарила. Ножик прекрасный, туго открывался, а захлопывался со страшной силой. -- Смотри, пальцы не прищеми! -- вскрикивала бабушка каждый раз, когда нож щелкал. -- Купила на свою шею, станешь, не дай бог, инвалидом... Наконец бабушка написала на листке от тетради красивым почерком: "Гена Усов", вырезала и приклеила "Гену Усова" к чемодану. К заводской проходной Генка пришел, как всегда, последним. Народу полно было, и дежурные всех рассаживали по автобусам. -- Вон того видишь? Это начальник моего цеха, -- говорила бабушка. Начальник цеха бежал с огромным чемоданом, волоча за руку девочку. -- А вот это, -- бабушка показала пальцем на крыльцо, -- сам директор завода. -- Да?! -- не поверил Усов. -- Это Гаврилов? -- Гаврилов. А почему бы нет?.. Усов хмыкнул, не ответил. Он очень удивился. Ему почему-то казалось, Мишкин отец толстый, с большим животом, очень строгий и обязательно в очках. А директор был тощим, длинным и без очков. Генка не раз заходил к Мишке домой, но отца никогда не видел. Мишка и сам видел его мало. Директор уезжал чуть свет, появлялся ночью. Ночью, говорил Мишка, он приходит и еще сидит, читает. Когда он только спит?.. Директор тоже вышел проводить детей в лагерь. Мишки не было. Его в санаторий для особых детей в Крым увезли. Бабушке кто-то махал рукой, хлопал по плечу, все ее знали, и она всех: уж сколько лет в одном цехе работает. -- По автобусам! Скорей по автобусам! Все ребята карабкались на подножки, запихивали под сиденья чемоданы, открывали окна, свешивались вниз. Вожатая кричала: -- Дети, окна открывать запрещено! Кому сказано?! И так не жарко ехать... -- Это ты, Усов? -- сказала вожатая. -- А это вы? -- спросил Генка. -- Я с вами на лето в лагерь еду. Смотри не повторяй своих школьных штучек, а то... -- Усик, садись, -- сказала бабушка. -- Расстанемся на месяц. Ты от меня отдохнешь, а я от тебя. Вздохнула и отвернулась, сморкаясь в маленький платочек. -- Я от тебя вообще-то не устал, -- сказал Гена. -- Зато я от тебя устала. Она обняла его за шею. Он был с бабушкой одного роста, даже, пожалуй, чуть повыше. Она подала ему чемодан с наклейкой "Гена Усов". В автобусе было полно. Генка втиснулся на заднюю скамейку. Хоть бы кто-нибудь знакомый был из школы. Никого! Светку и ту к родным в деревню на лето отправили. Мимо вереницы автобусов проехала милицейская машина "раковая шейка" с рупором на крыше, рупоры вращались и объявляли: "Лагерь отправляется! Провожающие, отойдите от автобусов. Всем отойти от автобусов!.." "Раковая шейка" развернулась и медленно покатила по улицам. За ней черная "Волга", в которой сидел начальник лагеря. За "Волгой" "Скорая помощь" -- на всякий случай. А после автобусы. Из окон все равно высовывались. Девочки руками махали, родители бежали кросс по тротуарам, обгоняя друг друга, пока не отстали. Зря бежали! Все равно автобусы крутили колесами быстрей и скоро скрылись за углом. Усов в окно не смотрел. Он вытащил ножик, открывал и закрывал. Ножик щелкал, только успевай пальцы убирать. Вожатая похлопала в ладоши и сказала: "Знакомиться не будем, потом и так познакомимся, будем лучше петь". Долго ехали. Город кончился. Выехали на шоссе. Леса побежали мимо. Мальчик, который рядом с Усовым сидел, говорит: -- Дай нож посмотреть. Отдал Генка; тот открыл, потом стал закрывать, да так, что чуть пальцы не прищемил. Генка у него отобрал: мал еще с такими игрушками играть. Другой сосед говорит: "Дай мне". Ну и ему дал. Пошел нож гулять по автобусу. Все смотрели, даже девочки, хотя ничего они в ножах не понимают. Ждет Генка свой нож, а тот не возвращается. Встал Усов, пошел по автобусу, спрашивает: -- У кого мой ножик? Отдайте! Насилу нашел, спрятал в карман. Вожатая кричит: -- Садись, Усов, на место! Ходить не разрешается. -- А я разве хожу? Мне нож взять... -- Какой еще нож? -- спросила вожатая. -- Ну-ка дай его сюда! Она повертела ножик и спрятала в карман куртки. -- Когда отдадите? -- спросил Генка. -- Не бойся, придет срок -- отдам. Тут автобусы остановились. Мимо проехала "раковая шейка": -- Остановка пять минут. Далеко не отходить. До кустиков! Мальчики направо, девочки налево... Двери открылись, и все посыпались из автобуса, побежали к кустикам. Усов пошел вперед, стал считать автобусы. Насчитал семь, а сзади грузовик. Кузов накрыт брезентом. Обогнул грузовик, на заднем борту написано: "Обгон запрещен -- лагерь!" Интересно все же, обгоняют или нет? Милиция впереди, откуда ей видно? Генка оглянулся, вокруг никого. Уцепился за борт грузовика, влез на колесо, подтянулся и перевалился в кузов. В грузовике матрасы для кроватей везут. Усов сразу под брезент, накрылся, лежит, в щель поглядывает. Лежать роскошно: просторно, мягко, как королю на именинах. Зачем ехать в душном автобусе? Там даже окна открыть не разрешают, а здесь ветерок, облака над тобой плывут, верхушки деревьев покачиваются. Опять "раковая шейка" проехала. Всем велят в автобусы садиться, сейчас отправляемся. Генка разлегся, в щель глядит. Заурчал мотор -- тронулись. Вот и не заметили, что Генки нет. "А вдруг я в лесу заблудился? Вдруг меня волки съели? Остались от Усова рожки да ножки". От этого Генке стало так весело, что он захохотал. И тут слышит: мотор умолк. Опять стало тихо. Послышались крики, а что кричат -- не разберешь. "Раковая шейка" проехала. Кто-то кричит: -- Ребят не выпускать. Ищите его в лесу! Вожатая бежит куда-то. -- Фамилию установили? Проверьте по спискам, кого не хватает. Слышит Генка, в лесу кричат: -- Усов! -- Усов!! Генка чуть было не отозвался. Но думает: лучше пока помолчу. Доеду до лагеря, там уж все наверняка поймут, что это шутка. "Молодец, -- скажут, -- Усов, скучно было ехать, ты всех развеселил". Назначаем тебя капитаном команды КВН -- ты у нас самый веселый и самый находчивый. А возле автобуса суета. Взрослые бегают, и "раковая шейка" раза два проехала. Те, кто в лес пошел, вернулись, руками разводят. Смотрит Усов -- две огромные зеленые машины остановились. Из них солдаты выпрыгивают. Построились в шеренгу прямо на шоссе. Начальник лагеря стал им что-то объяснять, офицер крикнул, они растянулись цепочкой и вошли в лес. Хотел Усов вылезти и посмотреть. Но мотор заревел, и грузовик тронулся за автобусами. На шоссе только "раковая шейка" осталась и военные машины. Опять ехали они по шоссе мимо леса, потом свернули на проселок. Все под пылью скрылось. Высунулся Усов из-под брезента, а ничего разглядеть не может. Пыль клубами. Закашлялся, испугался, что его сейчас найдут. И действительно, остановились. Забился Усов поглубже. Сидит, на всякий случай не вылезает. Полчаса прошло. После выглянул; видит: вокруг домики, лужайка зеленая, разноцветные флажки к забору прибиты. Ребята бегают, разносят свои вещи по корпусам, а совсем рядом с грузовиком кто-то кричит: -- Матрасы где сгружать? Сейчас брезент скинут. Надо удирать, пока не поздно. Сполз на колесо, спрыгнул и побежал от грузовика подальше. Смотрит, ребята уже в футбол играют. Он, конечно, сразу сосчитал, в какой команде на игрока меньше, и пристроился, тоже начал играть. Ребята сначала заворчали, а после он с левой так врезал по воротам, что ему сказали: -- Где же ты раньше был?.. Генка вспотел, и пыль, намокнув, текла по нему бурыми полосами. Поиграл Усов немножко и соображает: "Надо бы в свой отряд пойти, а то, чего доброго, без кровати останешься и без обеда. А как своих найти, когда все незнакомые?.." Стал из отряда в отряд ходить. Половину корпусов прошел -- ничего не понять. Навстречу по дорожке вожатая идет. Увидела его , издали кричит: -- Ты где это так вымазался? Котельную чистил? Из какого отряда?.. Тут вожатая подошла поближе, всплеснула руками и как закричит: -- Это же Усов! Усов, который потерялся! Генка думает: чего эт