ласковый голос. Когда я услышал ее шаги, я вдруг понял, что жду не только тетрадку. С того самого мгновения, как я увидел эту женщину в первый раз, меня тихо, незаметно потянуло к ней, как щепку тянет издалека водой к водопаду. Не вторая ли это золотая песчинка подошла к горловине стеклянных часов, чтобы в один миг пролететь через нее? "Что ж, лети и пролетай, - подумал я. - Теперь для меня это не существует... Ведь вы, красавицы, любите, чтобы за вами долго и упорно гнались, - и правильно делаете. А ты тем более - ты ведь еще не забыла того, кому кричала: "Да! Да! Да!" И вряд ли ты его забудешь - разве сможет моя ничем не примечательная фигура вытеснить из твоей памяти этого экзотического невероятного человека с чужим лицом? Я умер для любви, меня нет". Тут она и открыла дверь, и вошла - невысокая, тихая красавица, с очень покатыми плечами. "Люблю тебя!" - закричало во мне все живое. Я понял, что в моей новой жизни уже прошло детство и наступила ранняя юность. Но тут же я услышал охлаждающий щелчок в оконное стекло и даже не посмотрел на окно: мне сразу все стало ясно. Еле поздоровавшись с женщиной, я выхватил из ее рук тетрадку, повернулся к гостье спиной, раскрыл тетрадь и увидел чертежи, наброски и расчеты - те самые, что несколько лет щедро разбрасывал и сжигал. Я перелистал тетрадку. Ого! Уже не десять, а восемь лет! Я буду работать в институте и дома - это даст еще ж два года. Я поставлю дело так, чтобы опыты шли не в одном, а сразу в нескольких направлениях. Днем и ночью! Куда вы так спешите? - спросила женщина, видя, как поспешно я соединяю провода и включаю приборы. Мне осталось очень мало... - сказал я и осекся. - Жизнь коротка, а работы много. Я тороплюсь. Я включил приборы все до одного, и зажглись веселые огни в колбах и ретортах, побежали по стеклянным трубкам прозрачные кипящие струи, и в тиглях начали плавиться редкие земли. Моя сова спала за окном, спрятав голову под крыло. Я решил проверить одну вещь, устранить последнее сомнение. - Что это там за окном? - неожиданно спросил я у женщины и показал на сову. При этих словах громадная птица подняла голову и быстро-быстро замигала желтыми линзами глаз. Женщина подошла к окну, приникла к стеклу, закрылась от света обеими руками. Там никого нет, - сказала она улыбаясь. И вдруг умолкла. Стала пристально следить за мною, закусила губу, словно пораженная каким-то открытием. - Там никого нет, - повторила она. - А вы кого-нибудь увидели? За вами следят? Нет - так нет, - уклонился я от ответа. И вдруг она - она! - задала мне вопрос. Пришла ее очередь удивить меня, поставить в тупик. Она спросила: - Вы зачем переменили комнату? Я опешил, выпрямился, но не ответил ей - я уже жил во власти новой дисциплины. Пустые вещи не должны касаться меня. Я стал вертеть ручку своего старенького арифмометра - мне нужно было произвести кое-какие вычисления. Женщина, не отрываясь, следила за мной. Примерно через час она не выдержала - тихонько рассмеялась. Вы мне хоть скажите, куда вы так гоните? Куда? Один человек, вы знаете, о ком идет речь, наверно, уже говорил вам, куда он гонит... Говорил... Так вот, туда же гоню и я. Я прожил целую жизнь и ничего еще не сделал. А я могу дать кое-что людям. У меня нет опоры на земле, пока благодарный человек не встряхнет мне руку так, чтобы сердце сорвалось со своего места. Я буду работать для него. Он неизвестно где ходит. Войдет - и это будет счастливый день. Ей, должно быть, понравились эти слова. Она помолчала, а потом опять принялась за свое. - Зачем вы теряете время? Ведь это так не похоже на вас. Ведь у вас есть новый, совершенный вычислительный аппарат. Еще новости? Какой-то новый аппарат! Я опять не ответил ей. Тогда она взяла меня за руку и повела к двери. Что еще? - Я остановился. Не теряйте времени, - сказала она, подражая мне. - Не бойтесь! Я помогу вам выиграть время. Она потащила меня в другую квартиру, туда, где месяц назад жил мой необыкновенный товарищ - бандит. Достала ключ, открыла дверь его комнаты, зажгла свет и отвернулась от меня, пряча улыбку. Зато я откровенно просиял: в комнате стояли новейшие дорогие приборы - как раз то, чего мне не хватало. Я стал осматривать, передвигать приборы и совсем забыл о своей спутнице. - Как вам не стыдно! - вдруг услышал я ее голос. - Притворяетесь, будто никогда не видели этих вещей! Опять за свое! Что вы хотите сказать? - резко спросил я. Ну, вы должны же были хотя бы навещать своего товарища, - уклончиво ответила она. - Может быть, вы не видели и это? На подоконнике в аквариуме рос незнакомый мне большой цветок с сильным запахом. Женщина подвела меня к нему. Она словно экзаменовала меня. И я вдруг вспомнил. Это лотос. Он выращен из семечка, которое пролежало в гробнице две тысячи... Та-ак, - сказала она торжествуя. - Ставлю вам пять с плюсом. А это вам знакомо? И она подала мне вычислительную машинку последней модели - такую, о которой я не смел даже мечтать. Эта машина могла заменить целое бюро вычислителей, вооруженных простыми арифмометрами, Эту вещь можно взять? - не удержался я. Вы теряете время! - возвысила она голос, передразнивая не то бандита, не то меня. - Да! ДА! Да! Это все ваше. Все приборы. И даже лотос! Мне показалось, что она обиделась на что-то. - Ну да, понятно, - вдруг сказала она в раздумье, - Переменил лицо, переменил голос, значит, надо менять и комнату. Чтобы никто не знал, не сказал... И даже друзей... Мне бы тогда еще задуматься над этими словами! Но я же говорю, я был во власти новой дисциплины, которая все в моей голове повернула по-новому. Я махнул рукой на ее болтовню. За эту ночь я сделал громадный прыжок в своей работе. Я убедился в правильности своих отдаленных предположений. Если так пойдет дальше, я месяцев через восемь получу первый результат, - тогда можно будет включать в дело весь институт. Все скептики сложат оружие! Ничего не замечая вокруг, полный самых радостных надежд, я пришел утром в нашу лабораторию. Еще в дверях я услышал веселый шум. Оказывается, мой вечный противник С. уже тиснул ответ на мою статью! - Какая оперативность! - иронически восклицал наш шеф, и в кругу болельщиков после каждого его слова взмывал и опускался угрожающе - веселый шум. Все они стояли вокруг моего стола, шеф хохотал, держась за живот, и в знаменитой картине не хватало только писаря с пером за ухом, то есть меня. - Ну, дорогой боец, дело теперь за вами, - сказал шеф и положил газетную вырезку мне на стол. И я их удивил. Я даже не стал читать статью этого С., который мне теперь казался только наивным, но ни в какой мере не опасным чудаком. Он уже не зажег мою кровь, в ней горел другой огонь. Я отмахнулся от него, как от комара. И должен сказать, забегая вперед: этот С. долго еще печатал статьи специально для меня. В одной сноске он писал, что я отсиживаюсь в кустах, что я, как страус, спрятал голову. Он кукарекал издалека и хлопал крыльями, как петух, заманивая меня продолжить бой. Увидев, что я отодвинул в сторону газетную вырезку, мои товарищи переглянулись. - Да ты ли это? - спросил пораженный любитель шалостей. - Смотрите, он, кажется, небритый! Друзья! Он бросил пальто на стул! Ну-ка, ну-ка... На пальто нет двух пуговиц! Не кажется ли вам, что его подменили? Он чем-то смахивает на этого..., который сидел рядом с ним... И он выразительно поглядел на пустующий стол бандита. И правда, мой характер круто переменился. Я стал другим человеком. Мгновенно забыл я все свои манеры большого ученого, перестал говорить нараспев, перестал кружиться и ворковать вокруг пустячных вопросов. Я летел все время в каком-то горячем полусне. Во мне проснулась жадность к жизни. Чем же я наслаждался? Я все время смотрел на нее. Она капитально устроилась в моей комнате, принесла с собой кроватку - раскладушку и работала у приборов днем и ночью. Я даже не знаю, когда она спала. И я наслаждался, издали глядя на нее, как она сидит за столом, любовался особенным наклоном ее головы и шеи - как будто молодая мать наклонилась к младенцу. И, глядя на эту слабоволнистую ласковую дугу, по которой - по одной - я узнал бы ее всегда, я мечтал; мне хотелось, чтобы она обернулась. Она всегда улавливала мой молчаливый приказ - оборачивалась, упиралась подбородком в плечо. Но какой-то постоянный вопрос пробуждал ее, и она, пристально взглянув на меня, возвращалась к своему делу. Вопрос этот мучил ее. Она решила устроить мне еще один экзамен. У нас установилось правило: если в работе появлялось окошко, которое надо было заполнить, мы обязательно шли часа на два куда-нибудь: - на выставку, в оперу или на концерт. И вот однажды вечером, установив автоматы, включив приборы, она взяла меня под руку. - У нас есть свободное время. Целый час. Можете вы подарить его мне? Я подумал. - Ну, хорошо. Подарю. Мы вышли на улицу. Она потащила меня куда-то, мы пошли по какой-то темной аллее. Вдруг эта женщина спросила: - Неужели ты не помнишь эту дорожку? Мне все это надоело, и я не стал скрывать свою досаду. - Вот и правильно, переходите со мною на ты. Давно бы так. Но я прошу оставить странную игру, вы ведете ее вот уже два месяца, и я ничего не понимаю. Эта игра отнимает у нас время. - Куда вы так все время спешите? В этот момент я увидел в тени за фонарем темную фигуру моей совы, ее блестящие, быстро мигающие глаза. Я остановился. Хотел показать своей спутнице эти два глаза и вспомнил: она ведь все равно их не увидит! - Куда я спешу? - Я решил сказать ей все напрямик. -- Вот куда: мне осталось жить меньше года. Мои слова сильно подействовали на нее. Я словно сказал нечто последнее, чего ей не хватало для взрыва. Она остановила меня, зашла вперед и, сложив руки лодочкой, взяла меня за подбородок. И я увидел близко-близко ее глаза, полные слез. - Коли ты уверен, что меньше года, тогда зачем же мы обманываем друг друга! - шепнула она. Я открыл было рот, но она положила пальцы мне на губы. - Ведь это же ты, ты! И я догадался. - Вы думаете, что я - этот... ваш? - Хватит меня мучить... Вспомни, как ты прятался от меня в первый раз. За что ты меня наказываешь? - Но ведь я совсем другой! - закричал я. - Смотрите - у меня другие волосы, другое лицо! Я ничего у себя не менял! У меня нет никаких швов. Это все мое! - У тебя и в первый раз не было швов. А я угадала. Я сразу угадала. Скажи, ты почему, когда я к тебе пришла с твоей запиской и с часами, - ты почему вдруг изменился в лице и спросил: "Была ли любовь?" Тебе очень хотелось это узнать. Я тогда же разгадала эту твою наивную хитрость, - Она засмеялась, - Знаешь, как ты меня обрадовал этими словами! - Я скоро расстанусь с вами по-настоящему,- сказал я. - Никогда мы не расстанемся. Я найду тебя, даже если ты опять убежишь от меня, сделаешь себе не только другое лицо, а даже переменишь рост. - Мне осталось жить меньше год Это определенно. - Не верю. Ты уже столько лет это говоришь! - Но ведь тот говорил, и его убили. - Не убили! Ты умница, ты все продумал! И велел передать все своему двойнику - тебе же. Ты хитрый! Они тебя никогда не настигнут... - А, черт! Глупости какие-то... Должно быть, и тот так обрывал ее - она засмеялась. - Я не буду об этом говорить. Ты и тогда этого не любил. Не буду! Сегодня ты еще лучше, чем тогда был. У тебя мягче стал характер, ты так улыбаешься! Ты так хорошо говоришь о человеке, который придет... Я потеряла столько времени! Зачем я позволяла себе играть тобой, как будто мне семнадцать лет! Хочешь, я крикну тебе то слово, о котором ты так просил? Да! Да! Ты слышишь? Крикни мне, что слышишь! - Слышу, - шепнул я. Я не мог больше противостоять течению. Щепка понеслась к водопаду. - Какого меня ты больше любишь, - только и успел я спросить, - того, который убит, или того, который здесь, рядом с тобой? - Который здесь!... Меня любили. Я видел глаза. Стоило мне слегка повернуть голову вправо, и я встречал две блестящие от слез звезды. И я занял место ушедшего от нас бандита. Моя юность стала зрелой молодостью. Доктор правильно все предсказал: пять или шесть месяцев прожил я после встречи с ним, и стало мне плохо. Среди яркого лета я должен был слечь. Я виновато сказал своей тихой, растерянной, зримой любви: - Знаешь, дружок, мне трудно ходить. Придется тебе покомандовать одной, а я сегодня останусь в постели. Включи радио. Она включила - и сразу стал слышен то вызывающий, громкий, то пропадающий в грохоте магнитных бурь голос нашего темного материка. Они там работали, добывали уголь, выращивали под искусственным светом капусту. - Надо энергичнее действовать. Надо поспешить! И еще быстрее побежали кипящие струи в стеклянных трубках, и ярче разгорелись огни. В дождливом сентябре мы закончили работу на одной из установок. Я лежал в постели и был настолько слаб, что не мог поднять головы. - Открой первый свинцовый колпачок, - сказал я. Она открыла. - Ошибка, - услышал я ее тихий голос. - Здесь лежит только маленький красноватый уголек. - Нет, это не ошибка, - ответил я спокойно. - Это только вариант. Все учтено на других установках. А уголек этот уже можно показать... Позови ребят. Позови шефа... Они вошли, ступая на носках, как входят к больному. Раньше я не пускал их к себе, и теперь, войдя в мою комнату, которая превратилась в лабораторию, они остановились у двери, стали озираться. Они не знали, что подумать обо мне, их удивило все: и стены, исписанные формулами, и исцарапанная гвоздем мебель - я и на ней писая, - и блеск приборов, от которых доходили до них легкие струи тепла. Потом они увидели меня. Должно быть, мой вид поразил их - они еще больше притихли. Только любитель шалостей, не сводивший глаз с моей подруги, что-то шепнул шефу. - Доложи им, - сказал я. И она как настоящий ученый, за десять минут сделала им доклад о нашей работе и показала уголек, который никак не хотел остывать. Этот уголек удивил всех, особенно шефа. 0н первым торжественно подошел пожать мою руку. И все мои товарищи зашумели и наперебой бросились ко мне, схватили мои ослабевшие руки и стали их трясти, - и я почувствовал, что сердце мое вот-вот сдвинется с места. - Сегодня же мы включаемся в работу, - сказал шеф. - Всей лабораторией! С этого дня в моей комнате стали дежурить днем и ночью два наших сотрудника, и, кроме того, каждый день из лаборатории по телефону передавали нам сводки, - дело быстро двинулось вперед. В холодном декабре в присутствии нашего шефа моя подруга открыла второй свинцовый колпачок. - Опять ошибка, - тихо сказала она шефу. - Здесь еще хуже - уголек совсем черный. Но я услышал их. - И эта ошибка учтена, - Я еле двигал губами. - Продолжайте работу. Быстрее! У меня был изощренный слух. Я услышал, как шеф, прикрыв рот рукой, шепнул: - Третья ошибка убьет его... - И добавил громко: - Гм... Я полагаю, лучше будет увезти третью установку к нам в лабораторию. Там мы быстрее и точнее проведем опыт. - Доверяю, - сказал я. И вот мы остались одни с моей женой в тихой пустой комнате. Мы вдвоем - и еще сова, которая в один из дней ухитрилась через форточку протиснуться к нам и теперь дремала на подоконнике или бродила под столом, постукивая клювом по полу. Жена - она действительно заслужила это имя - сидела около меня, и мы тихо вспоминали нашу короткую молодость. На третий или четвертый день я почувствовал себя хуже и попросил: - Открой окно. - Милый, на дворе мороз. Нужно ли? - Открой, открой, - шепнул я. Жена подошла к окну. - Что это? В декабре - весна! Слышишь? На улице тает, и муха проснулась, бьется в стекло! - Открой!.. Она открыла сначала форточку, а потом распахнула и все окно - и вместе с весенним теплым ветром в комнату ворвалась необыкновенно приятная далекая музыка. Она струилась над городом, то затихая, то разливаясь мощной волной. Я слушал ее и не знал, что это играют телефонные провода, разнося по всему миру весть о победе человека над холодом и темнотой. Время от времени к этой музыке присоединялся торжественный, уходящий вдаль звон - это самолеты летели над городом с драгоценным грузом, они везли первую весну на темный материк. Но я этого не знал, мне было очень тяжело, я совсем ослабел, прислушивался, не идут ли товарищи с доброй вестью. И еще меня пугала сова: она в странном возбуждении ходила около моей постели, встряхиваясь, резко взмахивая крыльями. Нет ничего тяжелее расставания с жизнью, если ты не довел до конца нужное людям и зависящее от тебя дело! Потом меня потянуло ко сну. Где-то гудела лестница, хлопали двери, шаркали поспешные шаги. Но я этого не слышал. Я услышал только голос доктора, моего школьного товарища: - Еще жив! Он сел у моего изголовья и дрожащими руками стал развинчивать свинцовый патрон, - Скорей, скорей, скажи! - хотел крикнуть я. И крикнул, потому что моей болезни уже не было со мной. Ослепительная капля дрожала в руках доктора, заливая солнечным светом всю комнату. Я знал о ней давно, она мне снилась; закрыв глаза, я часто видел ее еще тогда, когда только устанавливал приборы. А теперь я не мог смотреть на это слишком яркое маленькое солнце. Я поднялся с постели, шатаясь на слабых ногах. Моя подруга подбежала, чтобы поддержать меня, но я движением руки остановил ее и сам прошелся по комнате. Даже топнул! Жена прислонилась к стене, сияя, не веря. - Спасибо, доктор, - шепнула она. - За что? Он сам победил свою смерть. Сам нашел лекарство! Это его свет! Опять лестница загудела, захлопали двери, и в комнату ворвалась целая толпа - здесь были и мои товарищи, и множество других людей, которых я не знал. Меня обступили, кто-то жал мне руку. Мой шеф протиснулся ко мне. - Вы все-таки сумели утрясти в мешке свое время! - поздравил он меня, - В древности рядом с вашим именем нарисовали бы сову! И я подумал действительно, я ведь утряс свое время! Я прожил за один год целую жизнь. А сколько таких лет впереди - целый океан времени! Кого же мне благодарить за это? Я посмотрел на подоконник, где всегда сидела моя сова. Но ее там не было. Там стоял только аквариум, и в нем цвел лотос. А за окном, далеко-далеко в бледно-голубом весеннем небе, улетала к горизонту какая-то большая птица, тяжело взмахивая крыльями. Океан времени плескался у моих ног. Я стоял на его берегу, готовый начать жизнь сначала, и таинственные волны будущего одна за другой ложились у моих ног и отступали, заманивая меня. Завтра я уже буду плыть далеко за горизонтом. Мне стало немного страшно: за год я привык к постоянному присутствию совы. Смогу ли я жить без ее напоминаний? Не превратится ли этот могучий океан, ожидающий меня, в маленький ручеек, который я даже не замечу, как перешагну? Тут я вспомнил о часах, о подарке бандита. И сразу похолодел от страха - часов моих не было слышно. Я схватился за цепочку... Ах, да! Они остановились! Ведь год, год прошел, их надо опять завести! Я достал часы, вставил фигурный ключ и двадцать раз повернул его. Вот и упор - часы идут. Они пошли на Новый год. "Московский рабочий" 1965 год.