вони ще вмiли лiтати? Може, вони й зараз у своїх пташиних снах спроможнi бачити себе в летi, вiдчувати напругу крила? Чи спати їм не дає якраз оця магiя ночi, з гуркотом моря, з мiсяцем, з бурунами? Iдуть гуси парою бережком. Пристоять у тiм мiсцi, де вiтрильник защух на березi, Ягничiв ковчег, "пiратська", таверна. Людей нема, а лiхтарi горять, пiдвiшенi на бортах, лiхтарi старовинної форми, - такi тьмавi свiтильники, певне, стерегли колись тишу портових вуличок середньовiчних мiст. Нiмфа-русалка у вечiрнiм освiтленнi ще бiльше вражає, вона мовби вилiтає пружно з грудей корабля, жива й усмiхнена, пориваючись кудись понад розбурханiсть моря, не знаючи втоми у своїм непорушнiм вiчнiм стремлiннi... Буруни й буруни гуркочуть там, де влiтку тихо мерехтiла Овiдiєва дорiжка. Перевальцем, поважки йдуть птахи берегом, лишаючи вiзерунки лапатих слiдiв на мокрiм пiску, - буде їх видно вранцi. Зрiдка перегелгуються на ходу, перемовляються своєю, тiльки їм зрозумiлою мовою. Пiдiйшли, зупинились - двi грудки снiгу бiлiють перед джумою. Наче питають, загледiвши постать: - Хто ти? Пристоять, перегелгнуться i знову рушать далi. Якась є сумовита загадковiсть у цих їхнiх щонiчних виходах iз насиджених бур'янищ пiд самi бризки та гуркоти бурунiв - бурунiв безконечностi. Щось невикорiнне їх вабить сюди, когось нiби чатують без сну, вслухаючись у розвированi простори нiчного безмежжя. А там десь, за далеччю вiдстаней, пiд слiпучим днем у цей час iде "Орiон", на всiх вiтрилах летить над глибинами до рiдних своїх узбереж. 1975-1976