- А как же?
     - Всяко  бывает. Иной раз: сдали  - и  поминай  как звали... За городом
все-таки, ездить далеко...
     - Чего вы там шепчетесь? - рявкнула Марья.- Ты, голубушка, стул поставь
и  иди себе,  нужно станет -  по­зову. Уходи,  не  мешай, отвлекаешь.- Марья
снова по­вернулась к Игорю: - Чего я говорила-то, не помнишь?
     Игорь пожал плечами.
     - А-а! - Марья стукнула себя кулаком по лбу:- В партии с какого года?
     - В армии вступил...
     - На фронте?
     - Дак... Я же...
     -- Не был? Жалко... Люблю, когда мужик повоевал. У меня  вот  на  войне
брата убило, Ромочку... В честь него и этого вот дурня назвали...
     - Меня -имеется в виду,-пояснил Ромка, разре­зая торт.
     - Кого ж еще...  К столу давайте! - Марья подняла  руки в  стороны, как
пингвин крылышки.-Волоките. От торта Марья наотрез отказалась:
     - Я сладкое к старости - не-ет... Я лучше баранку. Вон, в тумбочке...
     Ромка полез в нижний ящик тумбочки, чихнул.
     -  Простудился,   деточка  моя!..  Надо  это...  капелек...  Мы  сейчас
сестру... Красную нажми! Красную!..
     - Не надо, Игорь! Это ж пыль.
     - Пыль? - недоверчиво спросила Марья.- Ну, пыль так пыль... Черт с ней.
Тогда другое. У  меня на книжке  тысяча  сто рублей скопилось.  Возьмешь.  Я
доверенность  дам.  Положишь на  себя. Люське не говори - отнимет. Привозить
мне ничего не надо, все  дают,  разве  по мело­чи только... Не пропей. Трать
сообразно. Штиблеты се­бе на осень купи,  кофту плотную... Ему,- она кивнула
на Игоря,- если чего надо.
     - У меня обмундирование бесплатное...
     - Сами  смотрите... Штиблеты  и кофту  -мне пока­зать, чтоб я  знала  и
чтобы Липочке спокойно...- она  снова  хлюпнула  носом.- Вещи-то Липины куда
поде­вали: перину, подушки пуховые?.. Небось Танька изъяла?
     - Нет, она в Алжире была... Вещи мы с Игорем со­седке отдали, татарке,-
она за Липой ходила. Квар­тиру Таня велела сдать внаем, а я чтобы выметался.
     - Зараза!
     - А я заколотил дверь, и дело с концом.
     -  Эх, зла  не хватает! -  Марья похлопала себя по карманам халата, где
шестьдесят  лет лежали запрещен­ные  теперь  папиросы  "Казбек".-  И  курить
нету...
     - У меня сигареты,- сказал Игорь.- Вот.
     Марья оторвала фильтр, намотала на конец сигаре-ты оторванную от газеты
полоску  бумаги и,  послюнив самодельный мундштук,  покрутила его для лучшей
склейки в пальцах.
     - Дверь закрой на крючок. Ромка подошел к двери:
     - Нет крючка. Кури так, я на атасе постою.
     - Стой,- согласилась Марья.
     - Только немного, слышишь.
     -  Да  я  чуть-чуть,  дерну пару  раз -  и  ладно... Как же  я  по тебе
соскучилась,  Жоржик!.. Иди-ка сюда, я тебя поцелую... Деточка  моя...-  Она
выдохнула дым в сторону и потянулась к Ромке.- И тебя давай,- она дернула за
портупею Игоря.- Да, а то забуду: там, в чемодане за шкафом, шкатулка...
     Ромка достал небольшой  деревянный  ящичек  с  ис­тертыми  от  старости
углами, перемотанный бинтом.
     - Когда в последний раз в больницу ложилась, за­мотала, чтоб не рылись.
А то помрешь невзначай, а чу­жие люди... Возьмешь с собой.
     - Чего там?
     -  Дай-ка сюда. Да не  развязывай  -  ногти полома­ешь, ножом  поддень.
Во-о...-  Марья  достала старинную  твердую фотографию,  отколупнула  ногтем
папиросную бумагу.- Я с Петром... Прапорщик... Видишь: сабля, крест, рука на
перевязи...  Ну,  руку-то он  для форса по­весил,  она  уж  у  него  зажила,
считай... А  отец про свадь­бу и слышать не хотел, пока гимназию не кончу. И
пра­вильно ставил вопрос. В шестнадцатом только повен­чались. А Петька снова
на войну пошел. Приходит,  а  я уж  член укома.  И  - все наперекосяк... Я в
Самару пое­хала с продотрядом, а ему сказали -  с  хахалем. Вот он цианистый
калий-то и съел.
     Ромка согнал с торта муху и хотел прикрыть его крышкой.
     - Этой - кусок! - Марья тупым ногтем ткнула че­рез стол в  пустой диван
напротив.
     - Соседке?
     - Ага.  Ей кусок, остальное - в  холодильник. Ну-ка,  ребятки,  давайте
меня на диван, насиделась.
     Марью довели до дивана.
     -  Никуда стала, валюсь...  У меня  к тебе, Ромочка, просьба. И капитан
пусть  слушает. Ты мне колесики к  стулу приспособь хоть какие... Я  за стул
схвачусь и бу­ду за ним по коридору бегать. У них-то есть,- Марья кивнула на
входную   дверь,-  да  мало,   нарасхват;   а  я  еще  вдобавок  просить  не
любительница. Сходи погляди, как они сделаны...
     -  Здравствуйте,  добрый день, с приездом! - Нав­стречу Ромке в комнату
вкатилась  маленькая,  чуть не по пояс ему, круглая стремительная старушка в
очках с выпуклыми линзами.- Шукурова Клавдия Андреевна...
     Ромка  подал  ей  руку,  и старушка  покатилась  даль­ше  в направлении
разговора.
     - Шукурова Клавдия Андреевна,- она сунула ру­ку Марье.
     - Да мы с  тобой  уж  и так знакомы,- Марья  раз­драженно оттолкнула ее
руку.- Торт будешь? Внуки привезли. Безейный...
     - Мне в мою  тарелочку,- проверещала Клавдия Андреевна,  покатившись на
свою половину к тумбочке. Делала она все на ощупь,  но очень быстро.- Тортик
хороший,  а  у меня  вареньице есть...-  бормотала она,  приспосабливаясь  к
торту.- Крыжовенное, кисленькое...
     - Вот  елозит  перед  глазами, прям хоть ты что!  -  пожаловалась Марья
плачущим голосом.- Андревна! Ты сядь, что ль!
     -  ...А  вы  за  бабушку  свою  не беспокойтесь,-  бор­мотала старушка,
ложечкой соскабливая крем с торта на блюдце.- Я за ней присмотрю. На ноги-то
я  быст­рая. А  с глазами вот - контузия. Вы  придвигайтесь-ка к  столу,  со
свиданьицем чайку  выпьем. А у нас ей весе­ло будет. У  нас кружки всякие, и
питание хорошее, и врачи...
     - Что бормочет-то хоть? - беспомощно подалась вперед Марья.
     - Хорошо, говорит, здесь.
     - А-а... Куда лучше - богадельня... Кудай-то ты собрался?
     - Покурить,- сказал Игорь.
     - Садись. Здесь кури!  - приказала Марья.- Ска­жу: я курила. Что они со
старой  дурой  сделают? Не  в Саранск  же  назад волочить!  Там небось  уж и
квартира сдадена, ха-ха-ха!..
     Ромка кивнул брату: слушайся. Игорь сел, но ку­рить не стал.
     -  ...А хоронят нас  во-о-он  там,  недалеко  совсем,-  покушав  торта,
неожиданно  сообщила Клавдия Андре­евна.- Два раза в год: осенью и весной. В
урночках...  Спасибо.  Было  очень приятно  познакомиться. Вы  приез­жать-то
будете к ней?
     - Обязательно.
     -  А  если  и  не будете,  все равно  не  беспокойтесь. У нас коллектив
дружный...-  Клавдия  Андреевна  взяла   с  тумбочки  будильник  и  пальцами
нащупала, где стрел­ки.- Ой, ой, опаздываю на кружок...
     - Не женился отец-то? - спросила вдруг Марья.
     - Отец? Нет, не женился. Один живет. Жалко его...
     - Жалко!.. Жалко у пчелки в попке. Вон  его жал­ко!- Она ткнула пальцем
в сторону Игоря.- Мать жалко! Его мать, не Люську! Люську ко мне  не возить!
Сам приезжай да вот он. Про колесики понял?
     - Понял, все понял. Ты отдохни, а я пойду с врачом потолкую.
     Старуха послушно повалилась на подушку.
     Когда Марья отдохнула, Ромка с Игорем под руки повели ее в садик. Марья
велела  прогуливать  себя  по  длинной   дорожке,   чтобы  возможно  большее
количество персональных  пенсионеров - старых  большевиков -  от­метили факт
заслуженного внимания со стороны родст­венников к Соковой Марии Михайловне.
     Но хватило ее ненадолго. Братья приволокли стару­ху к грибку.  Усевшись
за  стол и отдышавшись,  Марья выкурила еще одну нелегальную сигарету, снова
отор­вав- для  крепости -  фильтр,  и  деловым  голосом стала рассказывать о
своей  работе  в  обкоме,  хотя  уже  пятнад­цать  лет была  на  пенсии. Два
старичка, сидевшие ря­дом с ней под грибком, внимательно слушали.
     Когда внуки  собрались  уходить,  Марья велела под­вести  себя  к окну,
легла на подоконник животом.
     - Через те  ворота идите. Чтоб мимо  моих окон. Я вам рукой  помашу. На
улице уже темнело.
     - И одеколону  мне  привезите! - кричала  Марья в окно, явно  привлекая
внимание пенсионеров.-  "Белую  сирень"!  И конфет  шоколадных.  Трюфелей!..
Рома, Ро­ома!.. Левку-то все-таки привези! Черт с ним