Феликс Кривин. БИФы ----------------------------------------------------------------------- Авт.сб. "Хвост павлина". Изд. "Карпаты", Ужгород, 1988. OCR & spellcheck by HarryFan, 16 January 2001 ----------------------------------------------------------------------- Слово БИФ происходит от слова БИТ, обозначающего в науке единицу информации. Замена одной буквы придает этому научному термину дополнительное значение, и теперь его следует понимать как единицу ИНФОРМАЦИИ и ФАНТАЗИИ. В качестве литературного жанра БИФ не следует путать с МИФОМ, поскольку своими корнями он уходит не в историю, а в естественные науки. Соединяя единицу научной информации с единицей информации фантастической, БИФ рождается сам, неся в себе уже две единицы. СТАРЫЕ И НОВЫЕ СКАЗКИ (Трактат) Сказки о животных - древний жанр, но часто в них животным приписывались качества, которые им в действительности не были присущи. Например, самым глупым в сказках считают осла. А между тем, современная наука считает, что осел - очень умное животное. Правда, дикий осел. А глуп - домашний осел. Но тут возникает вопрос: то ли он поглупел оттого, что его одомашнили, то ли одомашнили только самых глупых ослов (возможно, глупые легче поддаются одомашниванию)? Если эта глупость не от природы, а от воспитания, то зачем же винить в ней осла? Еще сказки глупой считают свинью. Возможно, потому, что она не понимает простой истины: чем скорее растолстеешь, тем скорее помрешь. Человек это понимает, старается себя ограничивать, а свинья не понимает и толстеет себе во вред. Может, ее потому и считают глупой? Но современная наука утверждает, что свинья тоже умное животное. На одном из конкурсов, которые ученые устраивают для животных, чтобы проверить их сообразительность, свинья по своим показателям оказалась выше собаки. Первое место в этом конкурсе, конечно, заняла обезьяна. Во-первых, потому, что она действительно умное животное, а во-вторых, обезьяна - родственница всей судейской коллегии, как бы она не заняла первого места? Второе место заняла лиса, третье - енот, а четвертое - свинья. А пятое - собака. Что интересно, что шестое место, сразу же за собакой, занял баран. А ведь он у нас все равно, что осел, - не в научных, конечно, а в бытовых разговорах. Но самое интересное - это то, что мышка заняла девятое место, а кошка - одиннадцатое. В природе это закономерность: те, которых едят, всегда умнее тех, которые их едят. Наука утверждает, что хищные птицы - самые глупые среди птиц. Орел глупее курицы и глупее воробья, хотя сказки подняли его на такую высоту, на какую его никогда не подняли бы собственные крылья. Так наука развенчивает старые сказки. Но вместо них она открывает новые. В природе много сказок, их нужно только открыть. К примеру, живет в Индийском океане рыба тонкинский апагон. На большой глубине, в вечной темноте, где приходится пользоваться собственным освещением. И апагон пользуется, у него целых три фонаря, но почему-то все эти фонари у него в желудке. Наука до сих пор не может дать ответ: зачем он освещает собственный желудок? А сказка может, она отвечает так: вероятно, апагон следует призыву древних философов. Философы призывали: познай самого себя! Апагон познает себя, но вокруг него не прибавляется света. А жучок ломехуза? Он живет в муравейнике и пользуется большой популярностью у муравьев. У него такое свойство: если его полизать, приходишь в состояние опьянения. Муравьи это любят. Они собираются вокруг ломехузы и начинают его лизать - за успех дела, за здоровье родственников. И чем больше они налижутся, тем значительней их потери. Потому что ломехуза уничтожает их детей, разоряет их муравейник... В общем, как это всегда бывает в подобных случаях. Имеющий уши да слышит... Как раз этого нельзя сказать о змее. У змеи нет ушей - какая жалость! Вокруг столько новостей, столько разговоров - и все это мимо ушей, мимо ушей, потому что ушей змея не имеет... По земле ползают слухи, и змея тоже ползает, припадает к земле в надежде что-то услышать. Она извивается и даже рот открывает, чтоб было слышней. И действительно - так вроде слышней. Слышно, как ветер шипит в листве, как шипят в небе птицы, слышно, как шипит целый мир... Потому что змея слышит - жалом. Не знаю, как у змей, а у нас, людей, до сих пор не решена проблема идеального мужа. Каждая женщина ищет идеального мужа, но находит не идеального, начинает его переделывать в идеального... Это долгий и мучительный процесс, никогда не дающий положительного результата. И кое-кто уже начинает подумывать: а может быть, идеальный муж вообще не существует в природе? Им в утешение можно сказать: идеальный муж существует. Он живет в Австралии на дереве эвкалипте. Это медведь коала. В чем его идеальность? Ну, во-первых, в том, что он совершенно не пьет. Он не пьет даже воды - так принципиально к этому делу относится. А во-вторых, он носит свою жену на руках. Верней, на спине, потому что лапы у него заняты. Они заняты по двум причинам: во-первых, потому, что он всю жизнь лазает по деревьям, а во-вторых, - у него семья, а когда имеешь семью, тогда все лапы заняты. Если ты, конечно, идеальный муж. Идеальные жены встречаются чаще, и за ними не нужно ездить в Австралию. Они встречаются на каждом шагу, но мы проходим мимо, мы ищем красивых, а идеальные редко бывают красивыми. Вот муравьиха. Что в ней особенного? А муравьиха - идеальная жена. Когда муравьиха полюбит, у нее вырастают крылья. Ну, крылья вырастают у всех, кто полюбит, но у муравьихи они вырастают в буквальном смысле. И тогда она летает и любит. А когда отлетает и отлюбит, она опускается на землю и сама обламывает себе крылья, чтобы больше уже никогда не любить. Услышав об этом, одна женщина задала нетерпеливый, но вполне естественный вопрос: - Скажите, а на следующий год у нее вырастают крылья? Хотелось ей ответить: "Да, вырастают. И на следующий год, и на следующий месяц, да чего там, на следующий день вырастают крылья и опять летай!" - но мы ведь здесь не сказки рассказываем. Это в старых сказках можно было рассказывать что угодно, а в новых нужны факты, одни только факты, как требует наш научный, рационалистический век. НАКОРОТКЕ СО ВСЕЛЕННОЙ Со Вселенной Земля разговаривает на коротких волнах. Короче говоря... Еще короче... Лишь короткие волны пробиваются в космос, а длинные не в состоянии оторвать себя от Земли. Поэтому будем кратки - чтоб нас услышали. ЗАКОН ВСЕМИРНОГО ТЯГОТЕНИЯ У Вселенной непорядок с одной Галактикой. - Что с тобой, Галактика? Как-то ты вся затуманилась. - Да вот, Солнце тут есть одно... У Галактики непорядок с одним Солнцем. - Откуда у тебя, Солнце, пятна? - С Землей что-то не ладится... У Солнца непорядок с одной Землей. - Что у тебя, Земля, там происходит? - Понимаешь, есть один Человек... У Земли непорядок с одним Человеком. - Что с тобой, Человек? - Бог его знает! Вроде ботинок жмет... Один ботинок - и тяготит всю Вселенную! 1965 БОЛЬШОЕ НЕБО Когда-то небо было маленьким, и тогда оно было все на виду, и, чтоб его рассмотреть, не нужно было никаких телескопов. Небо было маленькое, и звезды на нем были маленькие, и Солнце, и Луна... И все это вертелось вокруг Земли, которая одна в то время была большая. Много было забот с этим маленьким небом. То оно в тучах, то в молниях, то потемнеет средь бела дня, то всю ночь светится - не угомонится. И Земля затмевалась его затмениями и обливалась его дождями - потому что она, Земля, была большая, а небо было еще маленькое. Но прошли годы, и небо выросло. Теперь оно не вертится возле Земли, а Земля вертится по его небесным законам. И если раньше оно было все на виду, то теперь за ним не уследишь в самые, мощные телескопы... Но Земля есть Земля, и она по-прежнему затмевается его затмениями и обливается его дождями, да еще сокрушается его катастрофами, которые, как это всегда бывает, доходят до нее через тысячи световых лет. Маленькое небо - маленькие хлопоты, большое небо - большие хлопоты... Небо теперь очень большое, поэтому так много хлопот у Земли. СВЯЗЬ МИРОВ Пульсары... Позывные из космоса... Кого зовут они, о чем торопятся сообщить? Земля ждет из космоса хороших вестей, ей хочется услышать что-то приятное, радостное. О далеких цивилизациях, о разумных мирах... Но пульсары приносят другие известия... Катастрофа в районе Крабовидной туманности, катастрофа в районе туманности "Вега-Х"... Сигналы, сигналы... По небесным законам, далеким от нужд земных, миры во Вселенной общаются между собой - главным образом подавая сигналы бедствия. КЛИМАТ ПЛАНЕТ Молодая Венера спокойна, погодой не переменчива, не слишком ветрена, но и безветрием не страдает. А старый Марс - волнуется, горячится, ветрами свистит, что ни день меняет погоду. Венере зачем горячиться? Она и без того горяча. А Марс давно остыл. Поэтому он горячится. ЗВЕЗДЫ В звездную ночь песчинки смотрятся в небо, как в зеркало, и каждая легко находит себя среди других, подобных ей песчинок. Это так просто - найти себя: стоит только посмотреть в небо и поискать самую яркую звезду. Чем ярче звезда, тем легче жить на свете песчинке. КАРЛИКИ И ГИГАНТЫ В мире звезд удельный вес карлика намного выше удельного веса гиганта. Поэтому среди звезд больше карликов, чем гигантов. И это понятно: когда удельный вес гигантов почти сведен к нулю, каждая звезда предпочитает остаться карликом. КОСМИЧЕСКАЯ ПЕДАГОГИКА Что-то притягивает комету к Солнцу, а что-то отталкивает от него. Когда сильно отталкивает, комета распускает хвост - так, что перечеркивает им все небо. А когда больше притягивает - она поджимает хвост и покорно приближается к своему светилу. В этом есть что-то простое и человеческое: когда отталкивают, хочется распустить хвост. Правда, Солнце отталкивает не саму комету, а лишь ее хвост. Не было бы хвоста, никто б ее не отталкивал. Но с другой стороны - не отталкивали бы, не было б хвоста. ЖИЗНЬ СВЕТА Звездный луч пронзает космос насквозь, он ясно видит свой путь в темном, безжизненном космосе... А попав на Землю, луч начинает дрожать, спотыкаться о каждый фонарь, пока совсем не пропадет, не затеряется в земной атмосфере... Луч света в темном царстве чувствует себя хорошо. Погибает же он - в светлом царстве. МОГУЩЕСТВО МАЛЫХ Маленькие частицы летят, оторвавшись от Солнца... Огромные планеты не решаются от него улететь, подчиняясь силе его притяжения, а крохотные частицы улетают от Солнца. Откуда у них эта смелость, вернее, дерзость (потому что смелость малых принято называть дерзостью)? Может, они не понимают законов всемирного тяготения? Может, не понимают... А скорей - потому, что у них нет ни массы, ни веками обжитых орбит, благодаря которым планеты вертятся около Солнца. У них нет ничего, чем принято дорожить во Вселенной, и потому они летят, и несут с собой свет, и зажигают над Землей северные сияния... ИЗМЕРЕНИЕ БЕСКОНЕЧНОСТИ Миллионы световых лет - что это: время или пространство? Это пространство, которое существует только во времени, и это время, которое существует только в пространстве... Пространство огромное и пустое, и время огромное и пустое... Развернуться есть где, да нечему: все, что в мире имеет смысл, измеряется часами и метрами, миллионами же световых лет измеряется пустота. Пустота... Она начинается там, где стирается грань между временем и пространством. МОЛНИИ СРЕДИ МОЛНИЙ Есть среди молний чудаки. Идеалисты... Здраво рассуждая, что нужно молнии на земле? Ей нужен какой-нибудь домик, какой-нибудь садик, чтобы за что-то зацепиться и продлить свою молниеносную жизнь. Потом она, конечно, погаснет, но все же оставит какой-то след. Пусть небольшой, какой оставляют на земле молнии... Но есть среди молний чудаки: они летят не к земле, а в противоположную сторону. Сорвавшись с облака, они устремляются вверх, в неземные миры. Им никогда не долететь до этих миров, потому что жизнь коротка, у молний жизнь коротка и рассчитана на земную дорогу. И путь у молвив короткий, веками проторенный путь - к земле. А они устремляются в небо. Чудаки. Летят и гаснут, не успев далеко улететь, не сумев продлить своей молниеносной жизни. Для чего они вспыхнули? Что оставят после себя? Они оставят землю, ее сады и дома, несожженный мир, который давно превратился бы в прах, если б не было в нем вот таких чудаков... Идеалистов... ЛЕДОВИТЫЙ ОКЕАН У Северного Ледовитого океана были неледовитые времена, когда он свободно плескался, ничем не скованный. И все у него было хорошо, и ни о чем бы ему не думать, ни о чем не печалиться - только плескаться. Но неледовитые времена Ледовитого океана были для земли самыми ледовитыми. Эпоха Великого оледенения, льды, как реки, текут по земле, а реки не текут, потому что они скованы льдами. Казалось бы, хорошо. В целом мире оледенение, а у тебя все нормально, температура выше нуля. Плещись на здоровье, благословляй судьбу, что ты не в таком положении, как другие. Так нет же. - Могу ли я спокойно плескаться, когда на земле эпоха Великого оледенения? - спросил себя Ледовитый, а в то время Неледовитый океан. На этот вопрос можно ответить по-разному. Можно ответить просто: - Оледенение? Какое оледенение? Лично я не вижу никакого оледенения... Можно ответить иначе: - Эпоха эпохой, но ведь один раз живем. И почему б не пожить, когда тебе созданы все условия? А можно и так ответить: - Великое оледенение? Ну и пусть о нем думают великие океаны. А я океан маленький: в шесть раз меньше Индийского, в семь раз меньше Атлантического, в четырнадцать раз меньше Тихого - какой с меня спрос? Можно было ответить. Но он ответил не так. Нет, сказал он себе, в такое время я не имею права плескаться, хотя имею возможность плескаться. Возможность - это одно, а право - это другое. И он заковал себя во льды. Он, самый маленький из океанов, принял на себя льды всей земли, хотя его, казалось бы, дело маленькое... С тех пор на земле прекрасная погода: плещутся океаны, зеленеют материки. Но не плещется Ледовитый океан, он стоит, закованный в ледяные латы. У Северного Полюса, на своем неизменном посту... И пока он так стоит, земле не страшны ледники, ей не страшны никакие великие оледенения. АНТАРКТИДА Когда-то Антарктида была такой же, как все, землей, теплой и открытой. Ее согревало солнце и орошали дожди, и она цвела не хуже других земель, добрая земля Антарктида. А потом... Неизвестное тело ворвалось на Землю из космоса, огромное раскаленное тело насквозь прожгло материк и оставило на нем глубокую рану. Пятьсот километров в диаметре - такая рана вряд ли когда-нибудь зарастет. Раны, которые не зарастают, иногда покрываются льдом. Чтобы не вызывать сочувствия, не бросаться в глаза, они покрываются льдом равнодушия... Но они болят. Там, подо льдом, они болят, эти раны. Их бы исцелили лучи и дожди, как исцеляют они все на земле, - но не пробиться сквозь толщу льда, ни дождям, ни лучам не пробиться. Давным-давно не цветет древняя земля Антарктида. Потому что на теле ее рана и рана эта покрыта льдом. Раны, которые не зарастают, иногда покрываются льдом, а раны, покрытые льдом, никогда не зарастают. МНОГО ЛИ РАСТЕНИЮ НУЖНО СВЕТА? Когда живешь в хороших условиях, когда все у тебя есть - и тепло, и пища, - зачем тебе свет? Конечно, немного света не помешает: чтобы лучше зеленеть, чтобы листьям, как говорится, была работа. Небольшая работа. Потому что зачем же большая работа, когда есть и пища, и тепло? Когда все есть, много ли растению нужно света? Опыт показывает, что немного. Ведь хорошие условия можно создать и в тени, и даже в полумраке. Света нет, а условия есть. Опыт показывает, что лишь те растения, которым чего-нибудь не хватает - пищи не хватает или просто тепла, - только те растения по-настоящему тянутся к свету. ЭНЕРГИЯ СОЛНЦА Океан потребляет восемьдесят процентов поступающей на землю солнечной энергии. Не за особые заслуги, не по чрезмерным потребностям, а по безразличию Солнца, которое одинаково светит всем, выдавая это за высшую справедливость. ЕСЛИ ЗАГЛЯНУТЬ НА ДНО ОКЕАНА... Океан дал земле жизнь, он первый превратил неорганическую материю в органическую, за что органическая материя ему благодарна. Но если поглубже в него заглянуть... Если поглубже заглянуть, можно увидеть то, что происходит на дне океана. А там происходит такое, что даже страшно вообразить... На дне океан превращает органическую материю в неорганическую. Прямо, непосредственно, минуя все переходные формы, он превращает органическую материю в неорганическую... - Я вас всех породил! - басит океан. Породил, породил, и за это тебе благодарны. Три миллиарда лет благодарны. Ты дал земле жизнь, так зачем же ее отнимать? Заслуги заслугами, но зачем разрушать, убивать? Зачем превращать органическую материю в неорганическую? ЕСЛИ САХАРУ ПОГЛУБЖЕ КОПНУТЬ... Если Сахару поглубже копнуть (примерно до двух с половиной километров), то под ней обнаружится море. Такое большое, как Черное, Белое и Красное моря, вместе взятые. И все это зарыто на такой глубине - для чего, спрашивается? Зачем эта внешняя сухость, когда внутри у тебя моря? Чтобы казаться неприступней? Но зачем? Ведь даже те, у кого в глубине пустыня, стараются этого не показывать. А у Сахары такое богатство, и она его прячет от глаз. Недавно в науке прошел слух, что Сахара движется к Атлантическому океану. То ли для того, чтобы самой ороситься, то ли для того, чтобы осушить океан? Чем грандиознее замыслы, тем их труднее понять, и пока еще трудно понять: зачем Сахара движется к океану? Может, если ее поглубже копнуть... Пора уже, пора ее поглубже копнуть, чтобы сразу получить ответ на все вопросы. ОБЫКНОВЕННОЕ ОЗЕРО ТИТИКАКА Три тысячи восемьсот двенадцать метров над общепринятым уровнем - вот на какую высоту поднялось озеро Титикака. А когда поднимаешься на такую высоту... Конечно, о тебе начинают поговаривать. А собственно - почему не поговорить? Если маленькое озеро сумело подняться над своей водной стихией... Может быть, у него глубина? Может быть, несметные внутренние богатства?.. Тихий океан внизу. Атлантический - внизу. А кто вверху? Озеро Титикака. Легенды, легенды... Титикака плавает в облаках легенд... Вернее, плавало раньше, потому что со временем облака рассеиваются. Прошло время, рассеялись облака, и мир увидел озеро Титикака. Обыкновенное озеро Титикака на необыкновенной для озера высоте. ПОТЕРПЕВШИЕ НА ЗЕМЛЕ Облака рождаются в океане и терпят бедствие на земле, осыпаясь дождями, расшибаясь о камни и сухую земную твердь. И они высаживаются в какой-нибудь луже, как Робинзон на необитаемом острове, и плывут посреди грозной стихии, земли, попутным ручейком или попутной речушкой в большие попутные реки, а там - на родину, в океан. А за ними вырастают леса, расцветают сады, оживает земля, напоенная влагой. Если ж нет ничего попутного - ни рек, ни ручейков, - они уходят под землю. Они проходят сквозь землю, сквозь эту сухую твердь, и ничто не может их остановить: ведь они идут к своему океану. В подземной темноте, натыкаясь на камни и руды, они идут к своему океану - через многие километры, через суглинки, известняки и пески... А над ними зеленеют поля и созревают колосья. И живет, и дышит над ними земля... И они возвращаются в океан. Чтобы вторично родиться облаком, и в десятый, и в сотый раз родиться облаком в океане. И всякий раз терпеть бедствие на земле. А она зеленеет, земля, расцветает и хорошеет, и плывут над ней облака, идущие с океана... И все, что она имеет, все, чем земля хороша, сделали те, кто на ней потерпел бедствие... ДВА ГОЛЬФСТРИМА Гольфстрим, текущий с юга на север, и Гольфстрим, текущий с севера на юг, - это, по сути, два разных Гольфстрима. Один из них, молодой и горячий, мчится с юга на север со скоростью девяти километров в час. - Какой темперамент! - удивляются воды северных морей и теплеют от удивления, что вот, оказывается, и в наших широтах не все промерзло насквозь, есть еще у нас свои Гольфстримы! А Гольфстрим течет. Сначала у самой поверхности, как это бывает у молодых и горячих, а потом все глубже и глубже... глубже и глубже... И вот уже над ним два километра воды. Течет Гольфстрим, а соседние воды его охлаждают: - Куда ты спешишь, Гольфстрим? Чего горячишься? Пора бы тебе поостыть. Там, наверху, знаешь, какие льды? Их, Гольфстрим, не согреешь... Гольфстрим уже и сам понимает, что их не согреешь. Теперь он все понимает - на такой глубине. И он остывает. И поворачивает назад. Потому что когда остынешь, всегда поворачиваешь назад. Теперь ему спешить некуда, и он движется с прохладцей. Полкилометра в час. На глубине почти в три километра. А над ним, текущим с севера на юг, течет он, Гольфстрим, с юга на север. Молодой и горячий, со скоростью девяти километров в час. И северные моря теплеют от удивления, что вот, оказывается, и в их широтах не все промерзло насквозь, есть еще у них свои Гольфстримы. ВУЛКАНЫ У вулканов много тепла, которое они спешат поскорей отдать и потому извергают его, обжигая, но не согревая... Теплоту ведь тоже нужно уметь отдать. Чтобы благие порывы не стали стихийными бедствиями. ПОДЗЕМНОЕ НЕБО Подземные руды по-своему видят мир и рисуют его, не выходя из своих подземелий. На каждой травинке, на каждом цветке, до которого смогут из-под земли дотянуться. Это большое искусство - раскрасить лепестки так, чтобы они потом зацвели и заиграли на солнце, особенно если не видишь солнца и не видишь самих лепестков, да и красок своих - тоже не видишь... У каждого металла свои краски и свои излюбленные цветы. Железо золотит листья полыни, молибден разрисовывает лепестки мака... И, может быть, потому краски мира так хороши, что они созданы в недрах земли, и самое яркое небо - то, которое создано воображением подземелья. ПОТОМКИ ПЕРВЫХ Первый солнечный луч, открывший необитаемую планету Земля, оставил здесь большое потомство. Огненный луч - от первых костров... Газовый луч... Электрический луч... И наконец, луч лазера. Всесильный луч, который, по примеру своего далекого предка, может быть, проникнет на другие планеты. И что оставит он там? Хотелось бы - чтоб тоже лучи. Лучи должны рождать только лучи, а не мрак, которого и без них достаточно в космосе. РОЖДЕНИЕ СИЛЫ Мягкое олово приобретает твердость в соединении с еще более мягким графитом. Потому что когда видишь еще более слабого... Часто силу рождает слабость. Слабость, которую хочется защитить. Может быть, с этого началась история нашей планеты. ВОЗРАСТ ЗЕМЛИ Легкий гелий улетает с Земли, и легкий водород улетает с Земли, а оседает на Землю все тяжелое. Тяжелый кремний. Железо. Тысячи, миллионы тонн. Вся тяжесть космоса ложится на плечи Земли - с каждым днем все больше и больше... Да, возраст - это не годы и даже не века. Возраст - это то, что происходит с Землею. Когда все легкое улетает, исчезает неизвестно куда. А на плечи ложится тяжелое - неизвестно откуда... КОСМОС Падает космос на Землю. Дождями метеоритов, космической пылью, потоком частиц... Оседает космос на Землю. Приживается на Земле. Со своим космическим холодом и безразличием ко всему. Со своими вспышками, взрывами и космическими катастрофами. С черной ночью и такими далекими звездами, что до них невозможно когда-нибудь долететь. Оседает космос на Землю. С каждым веком все больше... С каждым годом все больше... С каждым днем... И уже не знаешь, чего на Земле больше: Земли или космоса? Тепла или света? Ночи или дня? В каждом растении - космос. В каждом строении - космос. В каждом движении, в каждом брошенном взгляде. Чего на Земле больше: Земли или космоса? Трудно сказать. Поэтому так дорого нам все земное. ВСЮДУ - СРЕДИ СВОИХ Как будто некуда насекомым спешить, но по земле они не ходят, а бегают. На свиданье - бегом. Со свиданья - бегом. Всюду бегом. Только бегом. Потому что мир вокруг них большой, а они в этом мире маленькие. А в большом мире маленьким приходится хорошенько побегать. Но зато как бегают насекомые! Лошадь бегает прекрасно, по по стене она не побежит. И по потолку не побежит. А насекомые вот - бегают. Какие силы их держат, когда они бегают по потолку? Их держат молекулярные силы. Силы тех молекул, которые составляют и стены, и потолок, и вообще любую поверхность. Молекулы маленькие, но есть у них силы, способные поддержать. Лошадь они не поддержат. Слона не поддержат. А насекомых поддерживают. Потому что насекомых больше некому поддержать. Потому что маленькие должны поддерживать маленьких. СЕМЕЙСТВО ТОЛКУНЧИКОВ Сказать по правде, какой из Толкунчика жених? Нос длинный, ноги длинные, а голова такая маленькая, что даже закрадывается сомнение: сможет ли Толкунчик подумать о семье? Да, на такого поглядишь - не обрадуешься. Муха он или не муха? Ножищи кривые, лохматые, а по всему телу плешь. Как будто, когда засевали Толкунчика, начали с его ног, а на остальное не хватило посевного материала. А нос у Толкунчика - что портновская игла. Такой бы нос Муравью-Портному, Муравей-Портной сколотил бы на нем состояние. А Долгоносик-Фрачник уж такой бы сшил себе фрак! Но Толкунчик не портной, и никакой он не фрачник. На него хоть шей, хоть не шей - главное снаружи останется. Такой он, Толкунчик. Не подарок. Тем более не свадебный подарок, и уж конечно, не в качестве жениха. Поэтому, чтобы как-то поднять это качество, Толкунчик является к своей невесте с подарком. Он приходит с мешком, как какая-нибудь Бабочка-Мешочница, а в мешке у него мошка или мушка, - словом, приданое. При другой внешности можно приданое взять с невесты, но при такой внешности спасибо, что хоть от тебя соглашаются взять. Впрочем, тут дело не только во внешности. Тут дело в характере невесты, вернее, жены. Потому что как только невеста становится женой, она готова съесть своего мужа Толкунчика. Пока она невеста, она готова его любить (хотя любить Толкунчика - это, можно сказать, подвиг). Но едва став женой, она готова съесть своего мужа Толкунчика... Что имеем, не храним... Бабочка-Мешочница вообще без мужа живет, вот бы она, наверно, любила своего мужа! Но она живет без мужа, да и жизни ее - каких-нибудь несколько минут. Без мужа долго не проживешь. Дать Бабочке-Мешочнице мужа, она бы, конечно, пожила, да еще бы благодарила. А жене Толкунчика этого не понять, она считает, что без мужа она не останется. Разве на свете один Толкунчик? На свете много толкунчиков. С таким носом. Следила бы за своим носом, это было бы самое правильное. У самой нос, что твой шприц, что твой заступ. Дали б такой шприц Жуку-Пилюльщику, он бы весь мир вылечил без пилюль, а Жук-Могильщик с таким заступом всех уложил бы в могилу. И в общем, если честно сказать, у Толкунчика жена ничуть не лучше Толкунчика. Но это если честно сказать. А вы пробовали ей честно сказать? Ну-ка, ну-ка, попробуйте! Вот когда вам пригодятся ваши длинные ноги! ЧЕТЫРЕ ПРАВИЛА ПРОСТЕЙШИХ Каждый простейший знает свою клетку, и его не интересует, что происходит в клетке, где обитает его сосед. Первое правило простейших: _мой дом - моя клетка_. Нападение - тот единственный случай, когда одноклеточные объединяются, чтобы одолеть многоклеточного врага. И тут вступает в силу второе правило простейших: _много одноклеточных сильней одного многоклеточного_. Конечно, можно было бы объединиться на другой основе, например, на основе любви. Но у простейших нет любви. Даже потомство они производят без любви. Третье правило простейших: _для того, чтоб продолжить род, нужно не соединиться, а разделиться_. И они делятся, каждый делится сам по себе и сам по себе производит потомство. Родители не умирают, они переходят в детей. И дети не умирают, они переходят во внуков. Четвертое правило простейших: _ни один простейший не смертен_. Иллюзия бессмертия, без которой простейшие не могут существовать. Для того, чтобы простейший существовал, он должен верить, что тело его бессмертно. Не душа, а именно тело. Потому что не могут в одной маленькой клетке поместиться и тело, и душа. КАРАПУЗИК Жук Карапузик только и делает, что притворяется мертвым. Чуть какой шум, чуть какой стук или треск, а Карапузик уже мертвый. Это он так притворяется. Мертвому не так страшно, да и вообще как-то спокойнее. Лучше уж притворяться мертвым, чтоб не умереть от страха, чем умирать от страха, а притворяться живым. ОПЫТ ЖИЗНИ Опоссум так ловко притворяется мертвым, что даже падает с дерева и уже сам не может сказать, мертвый он или живой. А что вы думаете - в этом так просто разобраться? Когда всю жизнь притворяешься, только и знаешь, что притворяешься, как тут сказать с уверенностью - опоссум ты или уже не опоссум? ЛЮБОВЬ К ЖИЗНИ Тритон - большой жизнелюб. Его можно заморозить, задушить и даже засушить на несколько лет - и все равно он оживет: - Вот он я! С того света вернулся... И опять он живет, и опять жизни радуется - той самой жизни, которая сушила его и морозила, так что не поймешь, была это жизнь или смерть. Ну, а если не поймешь, будем считать это жизнью. Надо же как-то жить! Тритону обязательно надо жить, иначе он себе жизни не представляет. У него, земноводного, две стихии, земля и вода, и он лавирует между этими двумя стихиями. Он смотрит, где какие условия жизни. Конечно, бывают такие условия... Но для него любые условия - это прежде всего условия жизни. Потому что Тритон любит жизнь. Если бы тарпаны и странствующие голуби по-настоящему любили жизнь, они бы не рвались в небеса, не скакали бы по бескрайним степям, а научились бы жить в любом состоянии. В засушенном, задушенном, замороженном состоянии, Тогда бы они, может, и выжили... Но все говорят о тарпанах, о странствующих голубях, о том, как они замечательно жили и как печально кончили свою жизнь... Все им сочувствуют, восхищаются ими... Тритоном никто не восхищается, и слава богу: когда тобой начинают восхищаться, это значит, долго на свете не проживешь. А Тритон любит жизнь. Не эту - громкую, поднебесную и степную, а тихую, незаметную, земноводную жизнь... И когда в нем все высыхает, когда в нем все вымерзает, так, что, кажется, ничего больше нет, в нем остается, живет твердое убеждение, что любые условия - это прежде всего условия жизни. КВАРТИРА СЛЕПЫША Слепыш устроился под землей, но с комфортом. Сыровато, правда, темновато, зато все удобства. Есть где развернуть семейную жизнь. Залетит какой-нибудь воробей, стукнет у входа, а Слепыш снизу: - Кто там? Если волк - не откроет, если лиса - не откроет. А если воробей - почему не открыть? Выглянет Слепыш, насколько глаза позволяют, и сразу квартиру показывать, будто воробей просится к нему на постой. - Вот это у меня галерея, это - кладовые для хранения зерна, здесь туалет - в общем, подсобные помещения. А здесь у нас детская, а здесь наша с женой, мы ее называем свадебной. Свадебная комната - придумают же такое! Раз в год свадьба, а комната - круглый год! Да, живут слепыши, устраиваются. И наверх не лезут, не то, что мы, воробьи. - Мы наверх не лезем, нам и тут, внизу, хорошо... - Да, вам хорошо, - позавидует воробей. - Мы у себя наверху что видим? Это вы видите, слепыши. И полетит воробей к себе вверх. А что делать? Такая уж наша участь воробьиная: и ничего там не видим, и никакой от этого радости, а все равно лезем вверх. КЕНЕНИЯ УДИВИТЕЛЬНАЯ ИЗ ПЛЕМЕНИ АРАХНИД Кенения Удивительная и сама удивляется, что живет. При выходе на сушу, когда все меняли жабры на легкие, Кенения совершила неудачный обмен: и жабры у нее отобрали, и без легких оставили. Возникает вопрос: как же жить? Неизвестно как, но Кенения приспособилась. Она дышит кожей, хотя это, конечно, уже не то. Ни глубоко вздохнуть, ни с облегчением выдохнуть. Затем, когда стали распределять места на земле, Кенению почему-то загнали под землю. Разве можно жить под землей? Вероятно, нельзя, но Кенения приспособилась. Она живет под землей и редко выходит на свет, и вообще она плохо относится к свету. Может быть, потому, что когда раздавали зрение, Кенению тоже обошли, и она осталась слепой. Конечно, приспособилась, но с тех пор она не выносит света. И опять возникает вопрос: как же так? С одной стороны, не видеть света, а с другой - его ненавидеть... Разве это возможно? Конечно, нет. Невозможно. Но Кенения приспособилась. МИР БЕСПОЗВОНОЧНЫХ Мир беспозвоночных - это, в сущности, не мир, а война, жестокая война и с позвоночными, и с беспозвоночными. Гидра живет в этом мире, в этой постоянной войне, и ее буквально рвут на куски, но это ей не во вред, а скорее даже на пользу. Потому что из каждого куска образуется новая гидра, и, таким образом, армия гидр не редеет, а умножается. Вероятно, здесь все дело в позиции. Нормальная позиция живого существа - стоять лицом к радостям жизни, а спиной - ко всем неприятностям. Гидра же занимает противоположную позицию, ибо мир для нее не мир, а война, и все неприятности идут ей на пользу. Гидру даже можно вывернуть наизнанку, а она все равно будет жить. И изнанка станет ее лицом, а лицо - изнанкой. Вы так не пробовали? Это весьма эффективный стратегический прием: в трудную минуту вывернуться наизнанку. Тут уже не страшно встретиться лицом к лицу с опасностью, потому что вы встретитесь с ней не лицом. И когда вам случится ударить лицом в грязь, вы ударите в нее не лицом. И даже пусть вам плюют в лицо, в этом нет ничего оскорбительного, потому что плюнут-то вам не в лицо... В этом суть стратегии: чтоб сохранить лицо, нужно вовремя вывернуться наизнанку. НЕ ТАК ПРОСТО БЫТЬ ПРИЛИПАЛОЙ Да, не так просто быть Прилипалой. Прилепиться-то просто, но только вопрос: к кому? Прилепишься к кому-нибудь, а его заглотнут. И все, песенка спета... Нет, тут надо выбирать кого покрупней. Акулу, например... Прилипала выбирает Акулу. Конечно, Акула тоже не идеал, Прилипала за многое ее осуждает. Ему, прямо сказать, не по душе ее поведение. Но Акулу не заглотнут, и этим она нравится Прилипале. Впрочем, тоже до поры до времени. Вот поймают Акулу, потащат на корабль, тогда Прилипала мигом отлепится. А прилепится к кому? К кораблю. Нет, не то чтобы Прилипала его одобрял, Прилипала, прямо сказать, его осуждает. И он первый отлепится, если корабль, допустим, пойдет ко дну. Когда корабль идет ко дну, самое главное - поскорей отлепиться. Трудная жизнь у Прилипалы. У всех рыб жизнь трудная, но у него она к тому же и хлопотная: только и гляди, кто кого потопит, кто кого заглотнет. В этом деле главное - не ошибиться. В этом деле ошибаются один раз. Другие ошибаются один раз. Но Прилипала - не ошибается. ДВА МЕТОДА СКОЛЬЗИТЬ ПО ПОВЕРХНОСТИ Водомерка совсем не умеет плавать, хотя живет постоянно в воде. Собственно, живет она не в воде, а на воде, на самой ее поверхности. И скользит по этой поверхности, меряя воду не вглубь, а вширь, и умудряясь не замочить ног и не замутить водной глади. Потому что если замочишь ноги - беда, и если замутишь воду - беда, и если чуть-чуть углубишься - тоже беда. А чтоб не было беды, лучше всего скользить по поверхности. Впрочем, и по поверхности можно скользить по-разному: ведь поверхность-то имеет две стороны. Водяной Жук бегает по водной поверхности снизу, как муха по потолку. Это очень удобно: и пол под ногами, и одновременно крыша над головой. И дождь не намочит, - конечно, если из воды не высовываться... Скользить, чтоб не высовываться, и скользить, чтоб не углубляться, - вот два метода, которые помогают держаться на поверхности. Это знают не только водомерки и водяные жуки. ЗОЛОТОПОЛОСЫЙ АФИОСЕМИОН (Семейство Карпозубых) Золотополосый Афиосемион, которого для краткости можно называть Семеном, живет в болоте, в котором грязи хоть отбавляй, а сырости, надо прямо сказать, не хватает. Жил бы Семен в Европе или, допустим, в Америке, ему бы вода, как говорится, падала с неба. А в Африке жди, когда она тебе упадет. Пока с неба упадет, в своем болоте вся пересохнет. Те рыбы, которые имеют для своих детей океан, редко думают о том, что из их детей вырастет. У Семена нет океана. И никогда не будет у него океана. И к этому он готовит своих детей. Он высушивает свою икру, хорошенько высушивает, чтобы эта икра, когда она станет взрослой, не боялась самой суровой засухи. Он закаляет свою икру на жаре, потому что понимает: его детям мало что с неба упадет. Очень важно приучить детей, что им не упадет с неба, что нужно пройти через трудности, если хочешь вырасти не каким-нибудь Лиогнатом (которого для краткости можно назвать Игнатом), не каким-нибудь Барбоурисом (которого для краткости можно назвать Борисом), а настоящим, сильным, закаленным в сухих песках Золотополосым Афиосемионом. Которого для краткости можно назвать Семеном. ПУТЬ ЗАЙЦА Зайчонок-Беляк не знает ни крова, ни родительской ласки. Едва он откроет глаза, родители врассыпную. Бывают дети, от которых родителям хочется врассыпную, но здесь дело не в детях. Конечно, можно друг за друга держаться, когда имеешь крепкие копыта или рога, но когда нет ничего, кроме длинных ушей, за что ж тут держаться? И родители, наскоро покормив малыша, припускают в разные стороны, предоставляя Зайчонку самому подниматься на ноги и выбирать жизненный путь. Пройдет Зайчонок немного, а там, глядишь, какая-нибудь Зайчиха, сбежавшая от собственных детей: - Ой ты мой бедненький, иди, я тебя покормлю! Где-то и мой вот так же бродит... И вторая Зайчиха покормит, и пятая, и десятая, так что, пока Зайчонок в возраст войдет, порядочно родителей переменит! Все чужие - и все свои. У тех, понятно, у кого зубы да когти, - все чужие. У тех, у кого рога и копыта, - все свои. Ну, а у тех, у кого нет ни того, ни другого, - все чужие и все свои. И потому у них главный закон - врассыпную. ОДИН ИЗ МОРСКИХ ЕЖЕЙ Сказать о том, что этот морской еж ходит на зубах, значит испугать всех рядовых пешеходов. Добавить, что он ходит на иглах, значит еще больше испугать пешеходов да вдобавок сильно озадачить портных. Чтобы ходить на иглах и на зубах, нужно быть очень уж страшным чудовищем. Но этот еж не чудовище. Просто он ходит на зубах. Другие не ходят на зубах, но зубы у них тоже не сидят без работы. А он ходит на зубах. Гуляет на зубах. Для него прогулка на зубах - лучший вид отдыха. Нельзя сказать, чтобы этот еж только гулял на зубах, если только гулять на зубах, то, как говорится, быстро протянешь зубы. Нет, он сначала погуляет, а потом поест. А после еды снова погуляет (это особенно полезно - прогулка после еды). Причем он ест все подряд, не перебирая. Он совершенно всеядный еж. Правда, всеядность его больше в том заключается, что его самого все едят. Несмотря на то, что он гуляет на зубах, распугивая пешеходов, и что он ест все подряд, - его едят все подряд. Так он сочетает всеядность со съедобностью. Но называют его все-таки Съедобный Морской Еж. Не Всеядный, а Съедобный Морской Еж. Потому что ценят его не за всеядность, а за съедобность. 1972 СМИРЕННЫЙ РЯБЧИК Дикушу называют "смиренным рябчиком". Похоже, что это так. Сидит Дикуша на дереве, см