ое зеркало я увидел, как из-за курятника, над которым еще стоял столб пыли после того, как его насквозь прошиб наш "ситроен", выскочил какой-то черный джип с хромированными защитными дугами и устремился вслед за нами, плюясь вспышками автоматных очередей и одиночными пистолетными выстрелами. Верхний люк джипа открылся, в нем появилась голова, а затем некое сооружение с двуногой cошкой, такое до боли знакомое сооружение, которое не могло быть не чем иным, кроме как легким пулеметом. Но я не успел угадать конструкцию -- боковое зеркало разлетелось от прямого попадания пули. -- Ничего себе! -- заметил Трубач и включил форсаж. Ходовые характеристики нашего "ситроена" были такие, что хоть выпускай его на международное ралли Париж -- Дакар. Но и горючку он жрал так, что каждые три-четыре сотни километров нам приходилось причаливать к комплексам "Интертанков", симпатичным таким сооружениям, где, кроме заправки, всегда есть кафе, мехмастерские, души и даже небольшие отели. И заливать в ненасытную утробу приходилось не соляру, а высокооктановый девяносто восьмой и желательно "бляйфрай", а литр его стоил почти полтора бакса. Из-за этого при покупке прижимистый Боцман целый скандал устроил, но времени искать дизельный грузовик у нас не было. Так что на всякий случай, про запас, мы купили и загрузили в кузов двухсотлитровую шелловскую бочку бензина, и сейчас воспоминание о ней заставило меня подскочить так, словно бы в задницу ужалила оса. Я высунулся в окно: расстояние между нами и джипом сокращалось. -- Не давай ему нас обойти! -- крикнул я Трубачу и рванулся в спальный отсек кабины. Док дрых себе в подвесном гамаке, а Боцман, разбуженный тряской, сидел на матрасике и спросонья никак не мог понять, что происходит. Отсек соединялся с фургоном небольшой дюралевой дверью, я пинком раскрыл ее и вывалился в кузов, лихорадочно размышляя, чем бы прикрыть эту проклятую бочку. Попадет в нее шальная пуля -- все, сгорим, как рождественская шутиха. Но в фургоне, как на грех, не было даже какого-нибудь деревянного щита, не говоря уж о куске железа. Вообще ничего не было, кроме двух ковров, в одном из которых вытащили с виллы Назарова. И бочка была стоймя привязана проволокой в углу возле кабины -- точно чтобы от нас всех не осталось и мокрого места! -- Откручивай! -- приказал я Боцману, вывалившемуся в кузов следом за мной, а сам кинулся в конец фургона, с трудом удерживая равновесие на крутых виражах. Ясно было, что джип пытается нас обогнать, а Трубач бросает "ситроен" из стороны в сторону, загораживая ему дорогу. Я расшнуровал плотно стянутые половинки тента и выглянул наружу. Джип висел у нас на хвосте, метрах в двадцати, его мотало по всей ширине дороги, водитель выискивал малейшую возможность протиснуться между кюветом и "ситроеном" и вырваться вперед. Малый, торчавший в верхнем люке, припал к пулемету и короткими очередями лупил по нашим колесам. -- Готово! -- крикнул мне Боцман и покатил бочку к заднему борту, наваливаясь на нее всем телом, чтобы инерцией не вышибло ее из рук. У меня-то мысль была самая банальная: положить бочку набок. Но план Боцмана, в который я мгновенно врубился, был куда лучше. Даже странно, как это у человека спросонья могут рождаться такие планы. Мы притиснули бочку к середине заднего борта, отщелкнули замки и припали к щели, выжидая удобный момент. Он наступил довольно быстро. "Ситроен" занял правую полосу на шоссе, джип повторил его маневр. Это означало, что впереди появилась какая-то встречная машина. Джип начал подтягиваться, я видел, как водитель джипа даже чуть подался вперед, чтобы не пропустить момент, когда левая полоса освободится и можно будет швырнуть свою машину в просвет. Встречная была уже на самом подходе. Я крикнул: -- Давай! Мы навалились на бочку, борт откинулся, бочка грохнулась на асфальт и в нее, как по писаному, врезалась хищная морда джипа. Остальное покрылось мраком неизвестности. Я лишь успел краем глаза заметить, как справа мелькнула и снарядом ушла вперед какая-то встречная легковушка, а на том месте, где состоялась встреча джипа с двухсотлитровой бочкой прекрасного шелловского бензина "бляйфрай", возник багрово-дымный шар и из него в стороны и вверх полетели куски металла. И, может быть, не только металла. Мы с Боцманом сидели на полу фургона и провожали взглядом быстро удалявшуюся картину. -- По-моему, это был "паджеро", -- проговорил он. -- Нет, "рэнглер", -- без особой уверенности возразил я. -- "Паджеро", точно тебе говорю! -- почему-то загорячился Боцман. -- "Мицубиси-паджеро", движок два с половиной литра, пятидверный, семь мест. И не спорь, вечно ты споришь! Я возмутился: -- Я спорю?! А кто рубаху на груди рвал, доказывая, что этот "ситроен" нам даром не нужен? Я? "Солярка дешевле"! Хороши мы были бы сейчас с твоей соляркой! Не так, скажешь? Боцман посопел и согласился: -- Ну, так. Только это был все равно "паджеро"! Мы подняли борт, защелкнули крепеж, зашнуровали заднюю часть тента, пулевые дырки в котором делали темный фургон слегка похожим на планетарий, и через спальный отсек пролезли в кабину. Док уже выбрался из гамака и сидел у окна с неизменной своей "Мальборо". Он потеснился, давая нам место на сиденье, и спросил: -- Ну, так что же это было? -- "Мицубиси-паджеро", -- ответил Боцман. -- Мотор два с половиной литра, пять дверей, семь мест, -- подтвердил я. -- А если менее конкретно? -- спросил Док. Дорога по-прежнему была почти пуста, редко-редко проходили встречные машины, из автомобильного приемника лилась какая-то полувосточная-полуевропейская мелодия. -- Что это за музыка? -- спросил я Трубача. -- Сиртаки. -- Сиртаки? -- удивился я. -- Это и есть сиртаки? Надо же. А могли бы так и не услышать. Симпатичная музыка... Ну, что ты на меня уставился? -- проговорил я, обращаясь к Доку. -- А то сам не знаешь, что это было. Засада это была. А если спросишь чья -- сам и будешь отвечать на свой вопрос! Нас со свистом обогнала темно-вишневая "альфа-ромео" с греческими номерами. -- Второй раз она нас уже обгоняет, -- отметил Трубач. Я даже внимания не обратил на его слова. Обычное дело. Заехали пообедать, тут мы их и обошли. Любая остановка в дороге -- как минимум трехкратная потеря времени. Особенно на наших, российских, дорогах. Обгоняешь, обгоняешь бесконечно ползущие "зилки" и "МАЗы", остановился заправиться или перекусить -- и все они снова впереди, снова их обгоняй, вылетая на встречную полосу. -- Засада, -- помолчав, повторил Док. -- Не буду спрашивать, чья. Меня другое интересует. Семиместный "паджеро". Сколько мест в нем было занято? -- Не обратил внимания, -- ответил я. -- Нам, знаешь ли, как-то не до этого было, -- подтвердил Боцман. -- Мне тоже, -- сказал Трубач. Еще километров десять мы проехали молча. Засада, мать ее. В Болгарии. Не могло это быть Управление. Никак не могло. В пору, когда КГБ было всесильно, куда ни шло. Да и то не так бы сделали. Задействовали бы дорожную полицию, они бы нас культурно тормознули, мы бы культурно остановились -- и бери нас голыми руками без всякой пальбы. А сейчас -- нет, не те времена. Независимая демократическая Болгария. Да они от одного упоминания КГБ вздрагивают. Рискнули втихаря, без санкции властей? Больно уж сомнительно. Достать грузовик и джип -- не проблема, допустим. А людей сколько задействовали? Один -- водитель грузовика, второй -- водитель джипа, третий -- с пулеметом в верхнем люке, да еще двое, а то и трое, что палили из окон из автоматов и пистолета. Кстати -- по колесам палили. И пулеметчик тоже. Значит, задача была не перестрелять нас, а остановить. Для начала. Потом, может, и перестреляли бы, но сначала им нужно было нас остановить. Зачем? О чем-то спросить? Явно не Управление. Уж им-то нас не о чем спрашивать. Управлению мы нужны только в виде неодушевленных предметов. И желательно -- непригодных к опознанию. И я на их месте решил бы эту проблему элементарно. Достаточно всего двух человек и одного джипа. И одного ручного гранатомета типа "Муха". Джип обгоняет "ситроен", задняя дверь открывается, и мина всаживается с десяти -- пятнадцати метров прямо в нашу кабину. И с концами. "Товарищ генерал-лейтенант, ваше приказание выполнено". Вот так бы я сделал. А в Управлении сидят люди не глупее меня. И не исключено, что намного умнее. А уж то, что опытнее, -- об этом и говорить нечего. Значит, не Управление. Кто? -- Разворачивайся! -- приказал я Трубачу. -- Зачем? -- Попробуем выяснить, сколько в этом проклятом джипе было занятых мест, а сколько свободных. -- Да мы уже полсотни кэмэ отмотали! -- возмутился Трубач. -- А мы разве куда-нибудь спешим? В Нови Дворе нам нужно быть через четверо суток. Раньше нас там не ждут. -- На этой тачке нельзя возвращаться, -- поддержал Трубача Док. -- Кто-нибудь мог увидеть и запомнить. Три оливы. Слишком приметная. Это было серьезное соображение. Не стоило рисковать. Поэтому мы свернули с шоссе Е-87 на "второкласен път", как он был отмечен на нашей болгарской карте, и километров через пять нашли отмеченный на той же карте мотель, стоявший на окраине небольшого поселка Череша на берегу моря. Хозяин довольно сносно говорил по-русски, игнорируя, правда, как все болгары, мягкие знаки в конце слов. Сотня баксов тоже способствовала нашему взаимопониманию. Мы загнали "ситроен" на яму под навес, служивший ремонтным боксом, сняли на ночь две крошечных комнаты в сложенном из песчаника доме, который хозяин именовал виллой. Не из тщеславия, однако, просто здесь все дома назывались виллами. После чего за дополнительную тридцатку он охотно согласился проехать с нами по трассе Е-87. Объяснение мы нашли самое простое: выехали из Турции вместе с приятелями -- мы на грузовике, а они на джипе. Они почему-то отстали, и мы хотим посмотреть, не сломалась ли их машина где-нибудь по дороге. Тем более что джип они купили с рук, очень не новый, что угодно с ним могло случиться. Объяснение его вполне удовлетворило, он выкатил из гаража ярко-желтый, как цыпленок, "фольксваген-жук" и гостеприимно раскрыл дверцу. О том, чтобы разместиться в этой жестянке вчетвером, нечего было и думать, особенно учитывая габариты Трубача. Поэтому Трубача с Боцманом мы оставили в мотеле, а я с Доком влез в "жука". "Фольксвагену" было лет тридцать, но ехал он на удивление бодро. Правда, хозяин, сорокалетний Петро Петров, оказался не просто словоохотливым, но и задвинутым на политике. Уже через полчаса он так нас достал своими сожалениями о развале Советского Союза, что я не выдержал и пообещал: -- Вернемся домой и сразу же восстановим. И пришлем вам на постой пару танковых дивизий и с десяток баллистических ракет с ядерными боеголовками. -- Танки -- нет! Ракеты -- нет! -- запротестовал он. -- Зачем танки? Не нужно танков! -- А как вы хотели? -- спросил я. -- Чтобы СССР был, а танков и ракет у вас не было? Так не бывает. -- Почему не бывает? -- удивился он. -- А вы сами подумайте, -- предложил я. Он всерьез отнесся к моему предложению и оставшуюся часть дороги сосредоточенно молчал. Солнце уже заметно склонилось к закату, когда мы увидели впереди несколько полицейских машин с включенными мигалками. Участок шоссе с черным, будто залитым нефтью, асфальтом был обнесен широкой желтой лентой, в центре гаревого пятна валялись бесформенные куски железа, в них копались двое каких-то гражданских -- следователи или эксперты. Петров притормозил, но один из полицейских тотчас приказал ему жезлом: проезжайте, не загораживайте дорогу. Мы отъехали метров на тридцать, вышли из "жука" и приблизились к оцеплению. Наш хозяин о чем-то поговорил с полицейским и вернулся к нам с встревоженным видом: -- На какой машине ехали ваши приятел? -- На джипе "рэнглер", цвета металлик, -- ответил я. -- Нет, это был не "рэнглер". И не металлик, а синий или черный. А сколько было приятел? -- Трое. Тут он уже вздохнул с явным облегчением: -- Не они. Слава Иисусу. Там было пят человек. Их отвезли в Медувково, в покойницкую. -- Нужно съездить, -- решительно сказал Док. -- А вдруг все же они? Еще двоих могли подсадить по дороге. Петров начал было уверять нас, что там нечего смотреть, что эти люди были убиты миной или бомбой и все сгорели, но дополнительная двадцатка сделала его сговорчивее. Еще десять баксов, врученные служителю больницы, открыли для нас двери морга. Петров был прав: смотреть там было не на что. Пять обгорелых трупов. И все. На что я уж вроде насмотрелся такого в Чечне, но тут же отступил к двери. У Дока нервы были покрепче. Он натянул на руки прозекторские перчатки и большим пинцетом начал раздвигать остатки обгоревшей одежды. Понятия не имею, что он хотел увидеть. Однако увидел. Кивком подозвал меня к себе и указал пинцетом на шею одного из трупов. Из-под гари блеснул какой-то желтый металл. Док подцепил его пинцетом и чуть вытянул. Это была толстая золотая цепь, излюбленное украшение крутых российских бандюг. Это было уже кое-что. Немного, но и немало. Мы вышли из морга. П<F31334M>е<F255D>тров ждал нас возле крыльца больницы, разговаривая с каким-то плотным, довольно молодым человеком в белом докторском халате. Он курил сигарету сильными затяжками, и вид у него был откровенно хмурый. -- Началник, -- представил нам его Петров. -- Труден ден был у него, очен труден ден. Началник обучивался в Москве, наш самый важный хирург! -- Что вы кончали? -- поинтересовался Док. -- Первый медицинский, отделение хирургии, -- ответил врач. -- А я Военно-медицинскую академию, тоже хирургию. -- Коллега! -- обрадовался врач. -- Как очень кстати! Просто большая повезуха! Он объяснил: два часа назад привезли молодого человека с тремя огнестрельными ранениями, с трассы, примерно оттуда же, откуда и тех пятерых. Русский, был без сознания, большая потеря крови. С двумя пулями -- в предплечье и в грудине -- ему все ясно, а вот третья застряла в районе селезенки, у него сомнения по тактике операции, не согласится ли коллега провести небольшой консилиум? Док, понятное дело, охотно согласился. Русский, огнестрельные ранения, с того же места. И примерно в то же время. Я и сам принял бы участие в консилиуме, но с моей стороны это было бы просто нахальством. Неуважением к медицине. А я ее уважал. Особенно хирургию. Больница была маленькая, уютная и почти пустая. Всего четверо или пятеро ходячих больных сидели в креслах в холле и смотрели телевизор. Минут через тридцать Док и местный хирург вышли из палаты с кипой рентгеновских снимков в руках, заканчивая обсуждать тактику предстоящей операции. Прямо военная терминология. Потом Док снял с себя белый халат, накинул мне на плечи и кивнул на дверь палаты: -- Зайди поговори. -- О чем? -- удивился я. -- Поймешь. Я сказал коллеге, что ты хочешь расспросить соотечественника, откуда он. Может, нужно что родным передать. Коллега дал любезное разрешение поговорить с ним. -- Только недолговременно, -- предупредил врач. -- Болной в сознании, но очен слабоватый. -- Три минуты, -- пообещал я и вошел в палату. На высокой белой кровати лежал под капельницей рыжий водила -- тот самый, что встречал нас в аэропорту в Никосии. Твою мать. Только этого поворота сюжета нам и недоставало в нашей и без того донельзя запутанной пьесе! Я придвинул к кровати стул, сел, как Некрасов у постели больного Белинского, и спросил: -- Узнаешь? Рыжий кивнул. -- Это ты грузовиком перекрыл нам дорогу? Он снова кивнул. -- Кто в тебя стрелял? -- Не знаю. Из машины. С ходу. -- Из джипа? -- Нет. Из спортивной, красной. -- Из темно-вишневой "альфа-ромео"? -- Да. Она выскочила, когда джип взорвался. -- Кто был в джипе? -- Люди Хруста. Он был в деле с Паном. -- Хруста арестовал Интерпол. -- Дело осталось. -- Какое дело? Он не ответил. Лишь на его бледном лице с проступившими сквозь бледность веснушками появилась как бы обиженная усмешка. -- Какое дело? -- повторил я. -- Ладно дуру гнать... А то не знаешь. Я не стал настаивать на ответе. Было неясно, на сколько ему хватит сил говорить, а у меня были вопросы поважней, чем дела этих бандюг. -- Почему ты не сидел в Нови Дворе, как было приказано? -- Мы сидели. Они нас нашли. По мерсовскому микроавтобусу. По билетам. Еще в Варшаве засекли. И вели до Нови Двора. -- Они не могли успеть перехватить вас в Варшаве. -- Мы... это... в Афинах погуляли немного. -- Сколько? -- Ну... два дня. -- Понятно. Акрополь посмотрели. Погуляли-то хоть хорошо? Он промолчал, но его ответ меня интересовал, как вчерашняя погода на Кубе. -- Зачем они вас искали? -- Выйти на вас... Они сначала думали -- мы. Потом поверили. -- Они вас пытали? -- догадался я. Он молча кивнул. Честное слово, мне его даже стало жалко. И куда их черт несет, этих придурков? Сидел бы себе в своих Люберцах или Химках, крутил бы баранку какого-нибудь "зилка" или такси, подался бы, наконец, в "челноки"! Так нет же, в крутые потянуло. Вот и стал крутым. -- Отец у тебя есть? -- Ну! -- А мать? -- Есть. -- Братья? Сестры? -- Сеструха... младшая. А что? -- Ничего. Хороший у нее брат. Защита и опора. Ладно, продолжим. Что было дальше? -- Они отвезли меня... в Ларнаку. Чтобы я показал вас. -- И ты показал? -- Да... вы как раз уезжали на "ситроене". -- Откуда они нас пасли? -- От турецкой границы. Хозяин "Эр-вояжа" рассказал, что вы в Стамбул за товаром, а потом домой через Болгарию и Румынию. -- Где они взяли оружие? -- Не знаю. Когда джип пришел в Малко Тырново, там уже все было. Сначала мы шли за вами. Потом обогнали... А потом... -- Что было потом, я и сам знаю... В палату заглянул Док: -- Сережа, закругляйся. -- Все, еще только пара вопросов... Где остальные двое твоих корешей? -- спросил я, когда дверь за Доком закрылась. -- Там, в Нови Дворе. -- В мотеле? -- Нет. Их держат в старой сыроварне, с километр от мотеля. -- Под охраной? -- Да. -- Сколько человек в охране? -- Трое или четверо, точно не знаю. -- Чего они там ждут? -- Ну, чего... вас, конечно. -- Зачем? -- Кончай, а? -- попросил рыжий. -- Чего ты из меня жилы тянешь? "Зачем!" Вы же всю дурь забрали! "Зачем!.." Я тебе все сказал. Как есть. Что мне теперь делать? -- Это ты у меня спрашиваешь? -- удивился я. Он снова помолчал, потом как-то безнадежно вздохнул и ответил: -- Мне больше не у кого спросить. Н-да. Такие признания обязывают. Я даже разозлился. Да что я ему, Макаренко? Папа с мамой? Справочная "09"? Но... -- Ладно, -- сказал я. -- Первое: выздоравливать. Второе: когда будут допрашивать болгарские полицейские, отвечать четко. Был на Кипре, деньги пропил, возвращаешься домой автостопом. Проголосовал перед джипом, оттуда выстрелили. Никакого "ситроена" не видел, взрыва не видел. Ничего не видел -- потерял сознание. Очнулся уже в больнице. Понял? Он кивнул. -- Паспорт есть? -- продолжал я. -- Да. Отдали -- чтобы билеты мог брать. -- Тем лучше. Из больницы смоешься, не дожидаясь выписки. Как только оклемаешься. Доберешься до Варны, там сядешь на теплоход до Одессы. -- А Интерпол? -- Забудь. Никто про тебя в Интерпол не сообщал. -- Но... Бабок у меня нет, все забрали. -- Как тебя зовут? -- спросил я. -- Вася. -- Сука ты, Вася! Понял? На паперти стоять -- вот к чему у тебя есть талант. Запоминай. В пятидесяти километрах отсюда -- поворот к морю. Поселок Череша. Хозяин мотеля Петро Петров. У него будет конверт для тебя. Васе от Сережи. В нем будет триста баксов. И ни в чем себе не отказывай, понял? -- Спасибо, -- сказал он. -- Хотел бы я знать, когда ты последний раз произносил это слово! Он подумал и признался: -- Не помню. -- Верю. Похоже, ты умеешь быть честным. Это позволяет с оптимизмом смотреть в твое будущее. Как говорят дипломаты -- с осторожным оптимизмом. Вошел местный хирург и решительно заявил: -- Доволно, доволно! Болной должен отдыхиват, завтра у него труден операция. -- Доктор, я умру? -- спросил рыжий. -- А как же? -- ответил я вместо хирурга. -- Ты что, рассчитываешь жить вечно? Обязательно умрешь. Весь вопрос: когда, где и при каких обстоятельствах. Будь здоров, Вася! -- У вашего приятел странная привычка шутить, -- заметил местный хирург, провожая нас с Доком к машине, возле которой уже истомился Петро Петров. -- У него много странных привычек, -- отозвался Док. -- Каких? -- заинтересовался хирург. -- Ну, например, у него есть привычка оказываться в самом неподходящем месте в самое неподходящее время и при самых неподходящих обстоятельствах. -- Это не привычка, -- подумав, возразил хирург. -- Это характер. А характер -- это судба. В этом он, пожалуй, был прав. Я втиснулся на заднее сиденье "жука" рядом с Доком, рассчитывая обсудить с ним по дороге полученную от рыжего информацию. Но разговаривать в машине не рискнул -- Петров даже музыку не включил. Он сидел за рулем с сосредоточенным и, как мне показалось, хмурым видом. Может, был недоволен непредвиденной задержкой в больнице? Но один вопрос я задать Доку все же рискнул: -- Что может означать фраза: "Вы же всю дурь забрали"? -- В каком контексте? -- Ну, в каком? В нашем. Начиная с виллы "Креон" и кончая золотой цепью в морге. -- От кого ты ее услышал? -- От рыжего. Док подумал и уверенно сказал: -- Героин. В точку. Вот теперь все стало понятно. "Дурь". Килограммов пять героина. Те самые, что неподалеку от виллы "Креон" бестрепетной рукой датского принца Гамлета, не обремененного вопросом "быть или не быть", вытряхнул в ручей Артист. Вот, значит, в каком деле были Хруст и Пан. И хотя первый сидит в комфортабельном СИЗО Интерпола, а второй, хотелось мне верить, в котле с кипящей серой, дело осталось. И верные соратники Хруста исполнены решимости довести его до конца. С их точки зрения, происшествие на вилле "Креон" было ясней ясного: какие-то отморозки (мы то есть), получив от кого-то наводку, что товар у Пана, решились на откровенный беспредел. Пана и его братву замочили, товар забрали, а этих троих отправили в Польшу, чтобы перевести стрелки. Деталь: среагировали люди Хруста очень быстро, практически мгновенно -- как только узнали о происшествии по телевизору или из газет. В газетах было лишь упоминание о том, что на бетонном полу гаража обнаружены следы героина. Ясно, они знали, что это значит. А знать могли лишь в том случае, если сами передали Пану товар. Не для розничной продажи, понятно. Значит -- для передачи покупателю или следующему посреднику. Отсюда: засада, попытка перехватить нас по дороге. Они не сомневались, что товар заварен в какой-нибудь кузовной короб "ситроена". Отсюда: темно-вишневая "альфа-ромео", таинственные пассажиры которой контролировали ситуацию. Отсюда же -- засада в Нови Дворе. На случай, если перехватить нас по пути не удастся. -- Сколько стоит килограмм героина? -- спросил я у Дока. Он усмехнулся: -- Его не продают килограммами. Грамм... зависит от качества. В среднем, думаю, порядка пятисот баксов. Могу и ошибиться в ту или другую сторону. Как понимаешь, я его никогда не покупал. Продавать тоже не приходилось. -- Пятьсот баксов за один грамм? -- переспросил я. -- Поэтому его и не продают на килограммы... Грамм -- пятьсот баксов. Килограмм -- пятьсот тысяч. Пять кг -- два с половиной "лимона" зеленых. Да никогда в жизни люди Хруста не поверят, что такие бабки можно высыпать в воду. Они скорей в мировую революцию поверят. Или в то, что Земля плоская. Тут хоть логика есть: если бы Земля была круглая, то тачка без ручника не могла бы стоять на месте, а куда-нибудь обязательно покатилась бы. Так ведь не катится же, стоит, блин! И теперь, когда я все это понял, меня начали заботить проблемы чисто практические. Рискнут они еще раз попытаться перехватить нас по дороге? Хватит ли у них сил и сумеют ли они перебросить свои резервы в нужное время и в нужное место? Там, где неизвестность, предполагай худшее. Допустим, резервы есть и средства доставки тоже не проблема. А вот проблема для них -- нужное место. Они ее решат, если мы будем продолжать двигаться вдоль побережья по трассе Е-87, которая на территории Румынии переходила в Е-60, а дальше разветвлялась на целый куст магистралей. А кто, собственно, заставляет нас по ней переться? Мы и выбрали-то этот маршрут без всякой задней мысли: движение наверняка не такое интенсивное, как по центральным шоссе, море рядом, в любой момент можно остановиться и искупаться. Отдохнуть, в общем. И чуть было не отдохнули. Значит, нужно срочно сваливать с Е-87 и идти в Польшу через Шумен, Русе и Бухарест. Вот тут уж точно споем: "Проезжая теперь Бухарест, снова слышу я речь неродную..." Второй вопрос. Что делать с нашим приметным красавцем? Свою отвлекающую роль он выполнил. И отвлек, и даже привлек. Но так или иначе Назаров получил возможность незаметно убраться с виллы. А это было главное. Если все прошло без накладок, он с двумя телохранителями, бывшими "альфовцами" из команды Губермана, давно уже переплыл из Фамагусты в Бейрут, оттуда через Эр-Риед и Дели долетел или еще долетает до Токио, оттуда переедет в Осаку -- или где там японцы сбывают нашим соотечественникам свои старые автомобили по цене железного лома. Там купит себе симпатичную "хондочку" баксов за двести -- триста и вместе с ней, счастливый от удачной покупки, переплывет на пароме во Владик. А потом сядет в обычный плацкартный вагон поезда Владивосток -- Москва и через семь суток вывалится вместе с разношерстной толпой на Казанском вокзале. Схема была громоздкая, но практически гарантировала от того, что Назарова задержат на каком-нибудь из западных погранпунктов или в Шереметьево-2. Даже если в Управлении предусмотрели этот вариант, то уж блокировать Дальний Восток, да еще паром или железнодорожный вокзал им и в голову не пришло. А теперь, после взрыва виллы, и вовсе бдительность потеряют. Но осторожность никогда не бывает чрезмерной. Фактор времени Назарова и вовсе не поджимал. Из купленного по дороге номера английского экономического журнала "Индепендет" Док вычитал, что на фондовых биржах России отмечается необычно оживленная торговля акциями нефтяных компаний, что -- по мнению экспертов -- связано с принятым правительством РФ решением о распродаже контрольных пакетов акций, находившихся в собственности государства. И здесь Назаров не просчитался. Крупного калибра мужик. Таких я никогда еще не встречал. Рядом с ним я чувствовал себя щенком. Кем, вероятно, и был. Ладно, с ним пока более-менее ясно. Сейчас нам нужно было подумать о себе. Избавиться от "ситроена" или продолжать путь на нем? Идеальный вариант, если бы дорожная полиция Болгарии или Румынии обнаружила на дне какого-нибудь горного ущелья останки нашего красавца, а в нем -- шесть трупов с нашими документами. Горных ущелий по пути хватало, а вот где взять шесть трупов? Играть самих себя в этой интермедии нам как-то не улыбалось. Просто бросить "ситроен", а самим инфильтроваться в Россию через Варну, Чоп или Брест -- тоже не проходило. Даже если Управление не разослало ориентировки на нас на все погранпереходы, чего исключать было никак нельзя, наше исчезновение поставит всех на уши, будут блокированы наши дома и все возможные связи. Даже если нас не переловят поодиночке и не сведут к нулю по милицейской графе "ДТП" или "бытовое ограбление и убийство", мы будем лишены всякой возможности действовать. А бездействие никак не входило в наш план, разработанный совместно с Назаровым. Значит, хотим мы того или нет, но сначала нам придется объявиться в Нови Дворе, а уж потом, на месте, решать, что делать. Уравнение со многими неизвестными. А тут еще эти ублюдки Хруста. Они не оставят нас в покое. Два с половиной миллиона баксов -- слишком сильный стимул. Значит, и с ними придется разбираться. Опять же: хотим того или нет. В этом смысле появление в Нови Дворе нашего экзотически разукрашенного "ситроена" было нам, пожалуй, на руку. Он станет для них, Хрустовых братков, приманкой. А это может облегчить нашу задачу. Теперь меня тревожило только одно. Болгарские следователи. Они наверняка обнаружили среди обгорелых обломков джипа автоматы и пулемет. И поняли, что здесь не просто странное дорожно-транспортное происшествие, а кое-что посерьезнее. Они и отнесутся к расследованию серьезно. А если наш "ситроен" попадет в зону их внимания и к тому же расколется рыжий Вася... Ни к чему нам входить в контакт с болгарской полицией. Ни с какой стороны ни к чему. Значит, нужно немедленно, сегодня же ночью, сниматься с места и гнать без остановки до румынской границы. Что мы и сделали. Петра Петрова наше решение необычайно расстроило. Не утешило его и то, что все баксы за ночлег останутся у него. Очень уж хотелось ему посидеть с русскими "братушками" за рюмкой доброй сливянки и поговорить о политике. Но он в этом смысле был человек западный и понимал: дела есть дела. Он взял у меня конверт с тремя стольниками для рыжего Васи, пообещал немедленно, как только тот появится, передать, но напоследок, уже перед самым нашим отъездом, все же не удержался и спросил: -- Значит, если танков нет, ракет нет, то и Советский Союз нет? -- Нет, -- подтвердил я. Он немного подумал и сказал: -- Тогда и не надо его восстанавливат. -- Тогда и не буду, -- пообещал я. III Через трое с половиной суток, просвистев с юга на север почти всю Восточную Европу и потеряв напоследок часа четыре в старых кварталах и новостройках Белостока, потому что по дурости проскочили поворот на объездную дорогу, мы выбрались наконец на трассу Е-12, ведущую к Гродно, а еще через час свернули с нее на "дрогу другорцедне", второстепенную дорогу, углублявшуюся в пущи и болота Мазурского поозерья. До Нови Двора оставалось около сорока километров. Но не успели мы проехать по этой "дроге" и четверти часа, как увидели возле автобусной остановки, торчавшей на обочине посреди бескрайних картофельных полей, серый "жигуленок" первой модели, выпуска какого-то девятьсот лохматого года, с польским транзитным номером на заднем бампере. Возле "жигуленка" торчал, полуприсев на багажник, какой-то человек в светлом плаще и курил сигарету. При виде нашего "ситроена" он выбросил окурок и коротко поднял руку -- так, словно у него не было ни малейших сомнений в том, что эта многотонная серебристая махина остановится как вкопанная от его небрежного жеста. Док, сидевший за рулем, лупить по тормозам не стал, но приказ остановиться выполнил. Да и как было не выполнить, если его отдает твой начальник. А полковник Голубков, тормознувший нас, был -- пока или еще, или все еще -- нашим начальником. Мы выпрыгнули из кабины и окружили его. -- Привет, дядя Костя! -- весело сказал Трубач. -- На какой помойке вы нашли этот шедевр советской автомобильной промышленности? -- Не нашел, а купил, -- строго поправил Голубков. -- На авторынке в Нови Дворе. Там довольно приличный выбор. -- Зачем?! -- изумился Боцман. -- Отгоню в Гродно и продам. А потом вернусь в Нови Двор и куплю другой. -- Такой же? -- предположил Боцман. -- Какой попадется. И тоже продам в Гродно. -- А потом? -- заинтригованно спросил Трубач. -- Потом?.. Потом куплю самолет и улечу от всех этих дел -- сказать куда? -- Не стоит, -- ответил Док. Но Голубков все же сказал. -- Что случилось, Константин Дмитриевич? -- спросил я. -- Случилось? Ничего не случилось. Вполне житейское дело. Просто я получил приказ перейти границу вместе с вами. -- Вон оно что! -- пробормотал я. -- А вас-то за что? Он с усмешкой взглянул на меня и ответил вопросом на вопрос: -- А вас? Потом помолчал и перешел на деловой тон: -- Докладываю ситуацию. Я почему жду вас сегодня здесь с самого ранья? Потому что ваших двоих, Мухина и Артиста... вы их отправили изучить обстановку на зеленой? -- Да, -- кивнул я. -- Я так и понял. -- Что такое "зеленая"? -- спросил Док. -- Место перехода границы. "Зеленая тропа", -- объяснил Трубач. -- Так что с ними? -- Вчера вечером их взяли. -- Кто? -- вырвалось у меня. -- Управление? "Контора"? Местная полиция? -- Нет. Четыре каких-то бугая. Насколько я разбираюсь в людях, три "быка", а четвертый -- "козырный фраер". Это вроде доверенного лица при воре в законе или авторитете, -- объяснил Голубков, не дожидаясь, пока Док проявит по-человечески понятную, но совершенно несвоевременную любознательность. -- Как офицер по особым поручениям при генерале. -- Здешние? -- спросил я. -- Нет. Русские. Но не местные. И не московские. По-моему, этот след тянется с Кипра. -- Почему вы так решили? -- Загар. -- Константин Дмитриевич, так мы проторчим здесь до вечера. Давайте по правилам, -- предложил я. -- Сначала -- то, что вы видели своими глазами, а потом уж догадки и предположения. -- Согласен, -- кивнул Голубков. -- Но прежде нужно убрать ваш "ситроен" с глаз долой. Если, конечно, у вас нет намерения засвечиваться раньше времени. Такого намерения у нас не было. Поэтому мы проследовали за серым "жигуленком" Голубкова километров пять по направлению к Нови Двору, свернули на проселок и пристроили нашего красавца на машинном дворе местной сельхозартели, а сами разместились в задней комнате деревенской харчевни, где по вечерам, вероятно, собирались здешние завсегдатаи перекинуться в картишки. Пока хозяин распоряжался на кухне насчет обеда для заезжих панов, Голубков ввел нас в курс дела. Артиста и Муху он увидел совершенно случайно два дня назад на авторынке, где околачивался от нечего делать, разглядывая свезенные сюда со всей Европы тачки -- от новых, наверняка ворованных "мерсов" до "фольксвагенов-жуков" и американских "виллисов" времен второй мировой войны. Артист и Муха, похоже, таким же образом убивали время. Вступать с ними в контакт он не стал, но на всякий случай проследил их до отеля, в котором они остановились. Это был не придорожный мотель на въезде, а другой, со стороны границы, довольно симпатичный деревянный теремок в три этажа, полупустой из-за совершенно бешеных цен. Сам Голубков за простенький номер в гостинице возле почты платил сорок баксов в сутки, а тут самый дешевый стоил целую охапку злотых, эквивалентную почти ста долларам. Часов в семь вечера Артист и Муха вывели из двора отеля два велосипеда и уехали на них в сторону границы. Вернулись около восьми утра. Из чего Голубков сделал естественный и совершенно правильный вывод о том, чем они занимались ночью в районе границы и что за приборы были в их небольших студенческих рюкзачках. На другой день -- это было вчера, после обеда -- Голубков вновь увидел их на авторынке: то ли всерьез, то ли от нечего делать они приценивались к микроавтобусу типа "вишенка". Но тут он заметил кое-что поважнее: их пасли. Трое. Два "быка" и третий -- молодой, явно "шестерка", весь в фингалах и с заплывшим от синяка глазом. Голубков и раньше обратил внимание на эту троицу, шатавшуюся по рынку и разглядывавшую не выставленные на продажу машины, а покупателей и продавцов. Они явно кого-то искали. И по их реакции при виде Артиста и Мухи Голубков понял: нашли. После этого один из "быков" увел куда-то "шестерку", а второй "бык" остался на рынке, держась в стороне, но не упуская Артиста и Муху из виду. Минут через сорок тот "бык" снова появился возле первого. Он вел под руку другого парня, тоже молодого и тоже с прилично обработанной кулаками физиономией. "Быки" издали показали этому третьему Муху и Артиста. Тот кивнул, будто подтверждая: они. -- Я рассказываю с деталями, потому что не знаю сути, -- объяснил Голубков. -- Тебе эти подробности что-нибудь говорят? Я подтвердил: -- Да. Продолжайте. После этого второй "бык" куда-то увел молодого, а через час вернулся еще с двумя "быками". Они дождались, когда Артист и Муха, так и не сторговав "вишенку", вышли с территории рынка. Один из "быков", главный из них -- "козырный фраер", подошел к ребятам и показал им на белый фиатовский фургончик с металлическим кузовом. Жест истолковывался однозначно: вы интересовались "вишенкой", может, эта тачка вам подойдет? Артист и Муха обошли микроавтобус, придирчиво его осматривая. "Козырный фраер" открыл дверь, приглашая испробовать тачку на ходу. Артист и Муха влезли внутрь, "фраер" за ними. Дверь закрылась, и фургон уехал. -- Вот и все, -- закончил Голубков. -- Но почему вы решили, что их взяли? -- спросил Док. -- Метров через двадцать этот "фиат" начал вдруг выписывать по дороге довольно затейливые кренделя, пару раз даже чуть не врезался в бетонный забор. Так он двигался метров сто. Потом поехал нормально. Это одно. Второе: Муха и Артист в отель не вернулись. -- Вам не удалось проследить, куда их увезли? -- спросил я -- так, на всякий случай, ни на что не надеясь. -- Как? Такси там нет, а этого автомобиля у меня еще не было. К сожалению, -- добавил Голубков. -- Тебе что-нибудь ясно? Я кивнул: -- Практически все. -- А теперь объясни и мне. И я объяснил. Почти все. А сам подумал: какое все-таки счастье, что мы отказались от мысли бросить наш "ситроен" где-нибудь на полпути. Теперь только на него была вся надежда. И на святого Георгия-победоносца, покровителя воинов. И на молитвы отца Андрея. "Отец мой небесный, всемилостивый и всемогущий, Ты судишь народы, суди и меня, Господи, по правде моей и по непорочности моей во мне. Да прекратится злоба нечестивых, а праведника укрепи, ибо Ты испытуешь сердца и утробы, праведный Боже. Щит мой в Тебе, спасающем правых сердцем. Господи Боже наш! Как величественно имя Твое по всей земле!.." Глава седьмая ОБЪЕКТ УГРОЗЫ I Когда-то, при царе Горохе -- в брежневские и горбачевские времена, -- Нови Двор был типичным захолустным польским местечком с населением тысяч в пять -- семь жителей, работавших на картофельных и ржаных полях и на мелких производствах вроде лесопилок и молокозавода. Некоторое оживление в местечковые будни вносил присоседившийся сбоку военный городок, где -- по Варшавскому договору -- базировалась советская танковая дивизия. Здешние панночки постреливали глазами на молодых офицеров, мечтая выйти замуж хоть и за русского и уехать с ним нехай хоть у тую Сибирь, лишь бы подальше от опостылевшего ридного Нови Двора. Народ пожилой с большим интересом поглядывал на прапоров и старшин, отпущенных в краткосрочное увольнение или самоходом сваливших из расположения воинской части в надежде раздобыть местной сливовицы или можжевеловой самогонки. Что им неизменно и удавалось, потому что самогонку в Нови Дворе не варил только самый лядащий, а рынок сбыта был постоянным и на редкость устойчивым, не подверженным никаким валютным кризисам. В уплату шли и рубли, и злотые, а когда их запасы в военном городке истощались, деньги с успехом заменяли бензин, солярка, комбинезоны, шапки, сапоги, домкраты и прочий полезный в хозяйстве инструмент, не говоря уж про олифу и краску. Добрая половина домов и заборов в Нови Д