ведь сюда могли попасть и действительно больные люди для которых наркотик - лекарство. - Вы просили всех. Нестеров допил пиво, поблагодарил, взял пачку подмышку и откланялся. Слишком это было невероятно, но с таким списочком он нашел хорошую работу оперативникам. Прогуливаясь по улице, Нестеров вспоминал разговор с незнакомцем, или скорее ощущение от этого разговора и решил, что он сходит с ума. Но это было бы слишком просто и примитивно, и поэтому он, поддавшись магии внутреннего голоса, стал вникать в информацию о пришельце. И чем больше он этим занимался, тем больше он понимал, что существует какая-то доселе ненащупанная связь между этой странной встречей и его визитом в эту область. Присев на скамью на бульваре, Нестеров стал рассматривать листы, переданные ему при столь обыденных, а потому странных обстоятельствах. Верхний лист пачки засветился, едва Нестеров прикоснулся к нему пальцами. На нем появилось изображение пришельца. Нестеров так сидел довольно долго, не отрывая руки от листа скорее в шоке, нежели в раздумье. Он и не подозревал, что неведомые силы исследуют в этот момент его мозг, чувства, код нравственности. Не подозревал он и того, что сегодняшняя встреча не была случайной: Нестеров был заранее намечен как объект исследований, и поэтому случайностью встречи можно считать лишь то, что она произошла у пивного ларька... Пришелец, как он представился Нестерову, залетел с планеты Ускоренных мелодий. Он рассказал полковнику, что любая мелодия - это кодированная информация, и что вполне поэтому резонно, что ее можно прослушать в два-три раза быстрее, чем обычно. Он говорил еще много непонятного и таинственного, и земной Нестеров даже грешным делом подумал, а не из госбезопасности или не из обкома ли его инопланетянин. В конце концов Нестеров устал и отправился в гостиницу, где добавил к пиву еще сто пятьдесят "Пшеничной" и отлично был накормлен Анной Михайловной. Телевизор смотреть не хотелось, Анечка что-то шила, вдруг встала, чтобы его поцеловать, и случайно взглянула в окно. - Коленька, иди скорей сюда, смотри, что там происходит? Нестеров подошел к окну и взял жену за плечи. -Ничего особенного, - он тряхнул головой, - это на площади устанавливают по просьбе трудящихся памятник вождю мирового пролетариата, другу всех угнетенных, товарищу Владимиру Ильичу Ленину. - Коля, - делая серьезные глаза спросила Анна Михайловна, - а что, в этом номере гостиницы, где остановился полковник из Москвы, нет микрофонов? - Есть, конечно, - успокоил ее муж, - но вряд ли они работают. Вся энергия ушла вот на это. - И он показал в окно. На следующий день утром Нестеров в прокуратуру не пошел. Он все еще изучал странные документы, которые передал ему неизвестный. Дважды звонили из прокуратуры и УВД, но он говорил резко и коротко: "Разбираюсь, надо будет, приеду", - и его оставляли в покое. Не пошел он и на пикничок, устраиваемый местным руководством. Он сидел один в номере гостиницы (Анна Михайловна отправилась за покупками) и пытался вызвать в себе то же состояние, которое ощущал вчера. Взял в руки очередной лист. Этот тоже засветился, едва только Нестеров к нему прикоснулся снова. Вновь завязалась молчаливая беседа, и продолжалась она до тех пор, пока Нестеров не почувствовал смертельную усталость. 3. - Слушай, Нестеров, - голос прокурора был возбужден, как будто от него только что ушла любовница. Но Нестеров знал, что любовницы у прокурора не может быть, не столько в силу возраста, сколько в силу партийных традиций, поэтому он сразу же сказал: - Что случилось Василий Игнатьевич? - Что случилось, что случилось, - завопил в трубку прокурор, случилось то, что никогда не случалось. Какой-то мудак, - он произнес это слово по слогам, вероятно, чтобы Нестеров лучше понял, - привязал нашего ответственного работника, между прочим, депутата, цепочкой к новому памятнику Ленину. Я не знаю, как ты это квалифицируешь, по двести шестой или двести двенадцатой, но думай сам... Но то, что парень уже второй день мается у памятника, это безобразие. Между прочим, почему ты на работу не ходишь? Нестеров выдержал паузу. Решил на второй вопрос не отвечать. - Не понимаю вас, Василий Игнатьевич, как можно маяться, стоя у памятника Ленину. Вы, по-моему, что-то не то сказали. Прокурор тоже выдержал паузу, ровно такую, чтобы оценить степень сказанного Нестеровым. Степень дозволенности. Но ничего недозволенного в речи полковника не нашел. Более того и сам вдруг подумал о том, что постоять у памятника вождю, вознося здравицы партии в расчете на обещанный коммунизм, - почетное дело каждого советского человека. И хотел сказать об этом Нестерову. Но потом понял, что это было бы не по существу. Поэтому начал снова: - Николай Константинович, - сказал он уже мягче, - когда депутат выходит из машины и делает замечание какому-то странному субъекту в блестящем костюме, а тот приковывает его за это к памятнику вождю, это, согласитесь, безобразие. И мириться с этим нельзя. - Ну, а что, разве инцидент нельзя исчерпать, освободив уважаемого депутата из плена? - спросил Нестеров, начиная уже кое-что понимать. - В том-то и дело, что нет, - почти закричал прокурор в трубку, - вы не представляете, из какого сверхпрочного материала сделан памятник. Нестеров уже знал это. Об этом в области знали все. - А цепочка? - спроси он, понимая, что ему ответит прокурор. - Как сказали наши эксперты, - тихо и внятно объяснил ему собеседник, - цепочка сделана из материала, в сто пятьдесят раз превышающего по крепости "Дельту-2М", его не может разрезать вся наша техника. Нестеров, вдумайтесь в мои слова. В области происходит черт-те что. - А почему вы мне об этом говорите? - Да потому, что это дело должно быть возбуждено на уровне минимум республики, а не области. Вот оно что? Прокурор, оказывается, пекся не о депутате, а беспокоился о престиже области: как бы чего не вышло, поэтому и просил московского полковника, коль уж он все равно здесь, подсобить. Нестеров потребовал к себе в номер гостиницы дежурного по УВД со сводкой происшествий за последние двое суток. Просмотрев ее, он быстро нашел то, что искал, тот самый случай, о котором говорил ему прокурор. И теперь уже был уверен, что инцидент с приковыванием депутата цепочкой к памятнику Ленину из материала, не имеющего аналога в земном металлостроении, есть дело рук его недавнего космического знакомца, но как и кому об этом скажешь? Анна Михайловна была счастлива. Она возвратилась из магазина с покупками, а тут еще Коля оказался дома и впервые за много лет совместной жизни пригласил ее на вечернюю прогулку. - Смотри, Анечка, что происходит, - вдруг сказал он, когда они подходили к площади. И его возглас был уместен. На площади учинялось нечто несовместимое ни с традициями, ни с воспитанием, ни с обычаями большой страны. Огромный, конечно, западного производства, кран ловко захватывал в этот момент памятник вождю мирового пролетариата товарищу Владимиру Ильичу Ленину и осторожно укладывал его на гигантский трейлер. Он делал это осторожно не только потому, что этот памятник являл собой вершину идеологии масс, но еще и потому, что к нему по-прежнему был прикован депутат Верховного Совета. Трое суток принужденно просидевший возле вождя депутат, имел вид счастливого человека. Он улыбался и громко декламировал стихи: "Узкоглаз, рыжеволос, степенен, Бревна разрубал ребром руки. - Кто ты? - мужики спросили. - Ленин... -Так и охуе.ли мужики." Присутствующий на демонтаже памятника врач потребовал немедленно госпитализации депутата. Но как. Не отрезать же ему руку. А так как в эти дни особенно восторженно говорили о приоритете личности, то обком вынужден был дать добро, и депутат был вскоре доставлен в сумасшедший дом вместе со своим невольным прицепом. - В наше время не следует сходить с ума на почве такого психоза, - резонно заметил главный врач, - попробуйте внушить себе, что вы свободны. Депутат попробовал и не смог. Тогда повинуясь ситуации, главный психиатр области вырвал у обкома деньги, и начал строить здание нового сумасшедшего дома, чтоб поместился и памятник. А он все равно не встраивался. И тогда под сумасшедший дом решено было отдать только что построенное здание высокого обкома партии. 4. Незнакомец в сверкающем костюме был помощником капитана космического корабля. Он не был человеком и не походил на людей. Но в адаптационном шлеме легко мог принять облик существа, которые обитали здесь, где он теперь находился. Единственной задачей, в программе его мозга, было сеяние нравственности на Земле. На третьей планете Солнечной системы (о чем уже последовал доклад высшего космического разума) нравственность, насажденная миллионы лет назад подобными ему существами, значительно поредела, и озабоченные этим обстоятельством, эти существа снова появились на Земле, чтобы в многообразии объектов выискать хомо сапиенс с кодом бесспорной нравственности. Одним из таких объектов оказался Нестеров. Но каково же было удивление незнакомца, если это понятие вообще может быть присуще представителю инопланетного разума, когда он обнаружил, что полковник, творящий добро, любимец многих, и даже тех, чья нравственность оставляет желать большей плотности, всего лишь плод воображения грустного писателя, одинокого и нелюдимого, выдумывающего свои странные истории... Москва 10