тьян и проведения железных дорог". -- "Уже в 1878 на долю евреев приходилось 60% хлебного экспорта, а в дальнейшем вывоз хлеба осуществлялся почти исключительно евреями". И "благодаря еврейским промышленникам второй по значению статьей российского экспорта (после хлеба) стал лес". Лесорубные договоры и приобретение евреями лесных имений не были воспрещены уже с 1835. "Лесная промышленность и торговля лесом развиты были евреями. Евреями же создан лесной экспорт за границу". -- "Лесная торговля представляет собой в одно и то же время и одну из крупнейших отраслей еврейской торговли и одну из наиболее выдающихся по степени концентрации капитала... Начало усиленного роста еврейской лесной торговли относится к 60-70-м гг., когда в связи с ликвидацией крепостного права помещики выбросили на рынок массу имений и лесов". -- "Семидесятые годы были годами первого массового устремления евреев в промышленность" -- в том числе в мануфактурную, льняную, пищевую, кожевенную, столярную, мебельную, а "табачное производство издавна сосредоточено в руках евреев"102. В описании еврейских авторов: "В эпоху Александра II вся богатая еврейская буржуазия была... лояльн[а]... к монархии. Именно в это время создались крупные состояния Гинцбургов, Поляковых, Бродских, Зайцевых, Балаховских, Ашкенази". Как уже сказано, "откупщик Евзель Гинцбург основал в Петербурге свой банк". Самуил Поляков построил шесть железнодорожных линий; они, три брата Поляковых, стали потомственными дворянами103. "Благодаря железнодорожному строительству, которое гарантировалось и во многом субсидировалось государством, создавались крупные состояния Поляковых, И. Блиоха, А. Варшавского и других". -- А уж как перечислить состояния помельче, например А. И. Зак, бывший помощник Е. Гинцбурга по откупам: переехав в Петербург, он создал тут Учетно-ссудный банк, "имел обширный круг родственников, своих и жены, и пристраивал их к предприятиям, во главе которых стоял"104. Да от хода александровских реформ менялась же и вся общественная жизнь, открывая для деятельных евреев новые возможности. "В правительственных постановлениях, разрешавших некоторым группам евреев с высшим образованием поступать на государственную службу, не было никаких ограничений в отношении их продвижения по служебной лестнице. С получением чина действительного статского советника евреи на общих основаниях возводились в потомственное дворянство"105. В 1864 -- прошла реформа земская. Она "носила характер всесословный. Положение... не предусматривало никаких ограничений в правах евреев на участие в земских выборах, равно как на занятие выборных земских должностей. В течение 26 лет, пока действовало Положение, во многих местах встречаются евреи в качестве гласных, а также членов земских управ"106. Никаких ограничений на евреев не накладывали и судебные уставы, того же 1864. По судебной реформе была создана независимая судебная власть и, взамен прежних частных ходатаев по делам, -- независимая адвокатура как самостоятельное сословие с особым корпоративным устройством (и, кстати, даже с таким необжалуемым правом, как отказать просителю в помощи "по нравственной оценке его личности", что можно было использовать и для оценки политической). И никаких ограничений для евреев вступать в это сословие не было. Гессен пишет: "Не говоря уже об адвокатуре, в которой евреи заняли видное место, они начинают появляться изредка в судебных канцеляриях в качестве следственной власти, а также в рядах прокурорского надзора; кое-где они заняли и места в судебно-мировых учреждениях и в окружных судах", а также участвовали как присяжные заседатели107 -- и, в первые десятилетия, без процентных ограничений. (Еще отметно: присяга евреев перед гражданским судом произносилась без соблюдений требований иудейской религии.) В те же годы осуществилась и реформа городского самоуправления. Первоначально предполагалось установить, чтобы число евреев среди гласных городской думы и членов городской управы не превышало бы половины всего состава, но, по сопротивлению министра внутренних дел, -- городовым положением 1870 эта доля была сведена до одной трети, и евреи не получали права занимать должность городского головы108: опасались, "что иначе внутренняя сплоченность и внешняя обособленность евреев обеспечат за ними руководящую роль в городовых учреждениях и перевес при разрешении общественных дел"109. Однако евреи получали теперь полное равенство в ходе самих выборов (не -- отдельной курией, как раньше), отчего "усилилось влияние евреев на городские дела". (Впрочем, в вольной Одессе этот не-куриальный порядок установился еще от рождения города, затем и в Кишиневе. "Вообще на Юге России над евреями не тяготело общественное презрение, усердно культивировавшееся некогда в Польше".)110 Так развивался "быть может... лучший период в истории русских евреев". Был "открыт доступ к общественной службе... Правовые облегчения и общая атмосфера "эпохи великих реформ" благотворно воздействовали на душевное состояние еврейского населения"111. Под влиянием эпохи великих реформ, казалось, "традиционный быт еврейской народной массы повернулся лицом к окружающему миру" и еврейство "стало принимать посильное участие в борьбе за право и свободу... Нет той области хозяйственной, общественной и духовной жизни России, в которой не отразились бы творческие усилия русских евреев"112. Наконец же: двери для еврейского всеобщего образования были широко распахнуты еще в начале века. Хотя долго шли в них евреи -- мало, нехотя. Известный в дальнейшем судебный деятель Я. Л. Тейтель вспоминает о Мозыре 60-х годов: "Директор гимназии... часто... обращался к мозырским евреям, указывая на пользу образования и на желание правительства видеть в гимназии побольше евреев. К сожалению, евреи не шли навстречу этому желанию"113. Да, в первые пореформенные годы не шли -- даже и тогда, когда предлагалось содержание на казенный счет; когда устав гимназий и прогимназий (1864) декларировал, что учебные заведения открыты для поступления без всяких различий в вероисповедании114. "Министерство народного просвещения... старалось облегчить евреям поступление в общие учебные заведения", проявляло "благожелательное отношение... к еврейской учащейся молодежи"115. (Л. Дейч тут особенно выделяет тогдашнего попечителя Новороссийского учебного округа известного хирурга Н. И. Пирогова: что он "в сильной степени содействовал ослаблению враждебного отношения моих соплеменников к "гойским" школам и наукам"116.) -- Вскоре после воцарения Александра II министр просвещения так формулировал правительственную программу: "Необходимо распространить всеми мерами преподавание предметов общего образования и с тем вместе как можно менее вмешиваться в религиозное обучение детей, а предоставлять его более попечению родителей, не стесняя никакими ограничениями и руководствами со стороны правительства"117. Для детей же евреев-купцов и евреев-почетных граждан обучение в общих казенных учебных заведениях объявлялось (1859) обязательным118. Однако все эти льготы и приглашения -- не имели взрывного успеха. Наибольшее, чего добились власти к 1863: в гимназиях России евреи составили 3,2%119, то есть свою пропорциональную норму. Кроме отталкивания от русского образования в еврейской среде, тут не без влияния была и перемена задачи у еврейских общественных лидеров: "Когда наступила эпоха великих реформ, "друзья просвещения" слили вопрос об образовании народной массы с вопросом о правовом положении"120, то есть снятии сразу всех оставшихся ограничений. Возможность такого либерального простора ясно увиделась после сотрясения тяжелой Крымской войны. Но в отношении образования почти магическое изменение произошло с 1874 -- после издания нового воинского устава, "предоставлявшего льготы по службе лицам с образованием": с той поры произошел "наплыв евреев в общую школу"121. "После военной реформы 1874 даже во многих ортодоксальных семьях стали отправлять сыновей в средние и высшие учебные заведения ради сокращения срока службы"122. Эти льготы были -- не только отсрочка воинской службы и облегчение несения ее, а, как вспоминает Марк Алданов, евреи теперь могли сдавать экзамены на офицеров "и получать офицерские чины". "Нередко получали [и] дворянское звание"123. В 70-е годы произошел "огромн[ый] рост [числа] евреев-учащихся в общих учебных заведениях и создани[е] многочисленного слоя дипломированной [из числа евреев] интеллигенции". Во всех университетах страны в 1881 евреев стало около 9%, к 1887 выросло до 13,5%, то есть каждый седьмой студент. А в отдельных университетах -- и много выше: в Харьковском на медицинском факультете -- 42% евреев, в Одессе -- 31%, а на юридическом -- 41%124. -- Во всех гимназиях и прогимназиях страны процент евреев с 1870 по 1880 удвоился -- до 12% (сравнительно с 1865 -- учетверился), в Одесском учебном округе к 1886 достиг 32%, по отдельным же учебным заведениям -- 75% и больше125. (И когда Д. А. Толстой, министр просвещения с 1866, стал вколаживать с 1871 русскую школу в "классическую" систему, перевес к античности, -- в кругах русской интеллигенции негодовали, а среди евреев та реформа не встретила неудовольствия, как вспоминает не один мемуарист.) Однако это образовательное движение пока коснулось только "еврейской буржуазии и интеллигенции. Широкие массы остались верны... хедерам и ешиботам", русская "элементарная школа... ничего в смысле привилегий" не давала126. "Массовый еврей остался в прежней изолированности, в силу специфических условий своей внутренней и внешней жизни"127. -- "В народной массе городов и местечек черты оседлости, жившей в атмосфере строжайшей религиозной традиции и дисциплины, лишь чрезвычайно медленно происходил процесс приобщения к современной общечеловеческой культуре, и ростки нового с трудом пробивались наружу"128. -- "Скученная в черте оседлости, еврейская масса в повседневной жизни не испытывала потребности в знании русского языка... Широкая масса по-прежнему оставалась в знакомых ей стенах первобытной начальной школы-хедера"129 -- и кто едва умел читать, должен был читать сразу Библию, на иврите130. А с правительственной стороны: при широком открытии евреям общего образования -- теряли смысл еврейские казенные училища. С 1862 решено было предоставить должности их старших смотрителей также и евреям. Теперь в этих училищах "персонал постепенно пополнился более идейными педагогами евреями; действуя в духе времени, последние направили старания к тому, чтобы поднять изучение русского языка и сократить преподавание еврейских предметов"131. В 1873 эти училища были частично упразднены, частично преобразованы в начальные еврейские общего типа, по 3 и по 6 лет обучения, а два раввинских училища, в Вильне и Житомире, -- в учительские институты132. Правительство отныне... полагало преодолеть отчуждение [евреев] через образование совместное. Но в "Комиссию по устройству быта евреев" поступали как доклады еврейских заступников, часто и высокочиновных, так и тормозящие мнения: что к евреям "нельзя относиться... наравне с другими народностями Империи... нельзя допускать их к безусловному жительству по всему пространству России; допущено это может быть тогда лишь, когда предварительно испробованы будут всевозможные меры к обращению их в производительных полезных граждан на нынешних местах их жительства и когда меры эти окажутся явно успешными"133. Между тем в сотрясении ото всех происходящих реформ, даже и особенно от отмены (1856) тяжелой рекрутской повинности (но и прав старшин над еврейской общиной в связи с тем), затем и отмены (1863) связанной с нею особой подати, -- "административная власть общинных заправил оказалась значительно поколебленной по сравнению с той былой почти неограниченной мощью", которая перешла к ним от упраздненного (в 1844) кагала, того прежнего безраздельного властителя над еврейской жизнью134. И как раз в эти же годы, в конце 50-х и в 60-е, выступил перед правительством, а затем публично, крестившийся еврей Яков Брафман с энергичной попыткой добиться решительного реформирования еврейского быта. Он подавал о том записку императору, вызывался Синодом в Петербург для консультаций. Он взялся разоблачить и истолковать кагальную систему (отчасти уже и опоздав, по упразднении кагалов), для того перевел на русский достанные им акты минского кагала конца XVIII -- начала XIX века, публиковал их сперва частями, затем (1869, 1875) и сводно в виде "Книги кагала", иллюстрируя всеохватную полноту личностного и имущественного бесправия члена общины. Эта книга "приобрела исключительный авторитет в глазах администрации, будучи принята как официальное руководство, и завоевала себе право гражданства (чаще всего только понаслышке) в широких кругах русского общества", "победоносное шествие Брафмана", "исключительный успех"135. (Позже книга была переведена на французский, немецкий и польский языки136.) -- ""Книге кагала" удалось внушить множеству отдельных лиц фанатическую ненависть к еврейскому народу как к "всемирному врагу христиан", удалось распространить превратное представление о внутреннем быт евреев"137. "Эта миссия" Брафмана по собиранию кагальных актов и переводу их на русский язык "всполошила еврейское общество"; по требованию евреев была создана, с их участием, проверочная правительственная комиссия. Некоторые "еврейские писатели не замедлили выступить с доказательствами того, что кагальные документы приведены у Брафмана частью в искаженном виде, частью в ложном освещении", а один критик "даже заподозрил подлинное некоторых документов"138. (Новая Еврейская энциклопедии через столетие, 1976, подтверждает, что "использованные им [Брафманом] материалы являются подлинными и переводы его достаточно точны", хотя и ставит ему в вину ложность интерпретации139. Еще более новая "Российская Еврейская Энциклопедия" в 1994 оценивает, что "опубликованные Брафманом документы -- ценный источник для изучения истории евреев в России конца 18--начала 19 вв."140. (Кстати: поэт Ходасевич -- внучатый племянник Брафмана.) Брафман утверждал, "что государственные законы не могут уничтожить ту вредоносную силу, которая таится в еврейском самоуправлении... по его словам, эта организация не ограничивается местными "кагалами"... а охватывает, мол, еврейский народ во всем мире... и вследствие этого христианские народы не могут избавиться от еврейской эксплуатации, доколе не будет уничтожено все то, что способствует замкнутости евреев". Брафман содействовал "взгляду на Талмуд не как на кодекс религиозно-национального характера, а как на "гражданско-политический кодекс", идущий "против течения политического и нравственного развития христианских стран""141, создающий "талмудическую республику". Он настаивал, "что евреи составляют государство в государстве", что евреи "считают для себя государственные законы необязательными"142, еврейская община имеет "одной из основных целей "умозатмение христиан" для превращения их лишь в фиктивных собственников принадлежащего им имущества"143. -- Шире того он "обвинял Общество для распространения просвещения между евреями России и Всемирный Еврейский Союз ("Альянс израэлит") в том, что они являются частью "всемирного еврейского заговора""144. По оценке Гессена, ""Книга кагала"... требовала только того, чтобы в корне было уничтожено общественное самоуправление евреев", невзирая на "гражданское бесправие"145. Государственный Совет, "смягчив решительную фразеологию "Книги кагала"", заявил, что если административными мерами и удастся добиться, что исчезнет внешнее отличие евреев от остального населения, то "этим нисколько еще не будет обеспечено уничтожение замкнутого и даже почти враждебного к христианам настроения еврейских обществ", а "уничтожить вредную для государства обособленность евреев" могут, "с одной стороны, ослабление по возможности общественной между собою связи евреев и злоупотребительной власти еврейских старшин, а с другой, -- и это еще важнее, -- распространение между евреями просвещения"146. А этот-то процесс -- просветительства -- уже начался и в самом еврейском обществе. Прежнее движение Гаскалы 40-х годов было воспитано больше на немецкой культуре, а русский язык оставался им чужд (знали Гете и Шиллера, но не знали Пушкина и Лермонтова)147. "До половины 19 в. даже образованные евреи, за редкими исключениями, не знали русского языка и литературы, прекрасно владея в то же время немецким языком"148. Но движение тех "маскилим", более озабоченных собственным просвещением, а не толщи еврейского народа, -- к 60-м годам увяло149. "Русские веянья ворвались в еврейскую среду в 60-х годах XIX века. До этого евреи не жили, а проживали в России"150 -- видя свои проблемы совсем отдельно от русской действительности. До Крымской войны еврейская интеллигенция в России признавала только немецкую культуру; но от Реформ -- потяготела к русской, владеть русским языком -- "подымает... чувство самоуважения"151. -- Теперь развивалось еврейское просветительство под сильным влиянием уже русской культуры. "Лучшие... русско-еврейские интеллигенты не забывали про свой народ", не уходили только "в область личных интересов", но заботились "об облегчении его доли", -- да ведь и русская литература учила служить меньшей братии152. Однако для нового просветительства это обращение к своей народной массе сильно затруднялось тем, что та была прочно связана религией, то есть, для прогрессистов, "фактором безусловно регрессивным"153. А возникшее движение еврейского просветительства было, разумеется, в духе времени -- вполне секулярным. Процесс секуляризации общественного сознания в еврейской среде "протекал особенно трудно ввиду исключительной роли, которую религия в течение многих столетий играла в диаспоре в качестве основы еврейского национального сознания", так что "формирование еврейского светского национального сознания" началось широко -- по сути лишь в конце века154. -- "И это не вследствие косности, а совершенно сознательно: еврей не хотел подвергнуть себя риску быть оторванным от Бога"155. Но вот еврейско-русская интеллигенция в самом своем нарождении встретилась с русской культурой, да еще в бурный период развития и самой русской интеллигенции, да еще в затопе от потока и западной культуры в Россию в те годы (Бокль, Гегель, Гейне, Гюго -- и уже до Конта и Спенсера). Указывают156, что деятели первого поколения еврейско-русской интеллигенции, оказавшего потом немалое влияние и на еврейство мировое, родились почти в соседние годы, 1860-1866: С. Дубнов, М. Кроль, Г. Слиозберг, О. Грузенберг, Саул Гинзбург. (Впрочем, в эти же годы -- рождались и ровесники их, видные еврейские революционеры: М. Гоц, Г. Гершуни, Ф. Дан, Азеф, Л. Аксельрод-"Ортодокс", а главный П. Аксельрод, Л. Дейч и многие другие еврейские революционеры -- еще и в 50-х годах.) В 1863 в Петербурге, при поддержке богачей Евзеля Гинцбурга и А. М. Бродского, было разрешено основать "Общество для распространения просвещения между евреями в России" (ОПЕ), -- сперва в узком составе, и первое десятилетие оно занималось не школьной, а только издательской деятельностью -- но и этим вызвало "резкое противодействие" еврейских ортодоксов157 (протестовали и против русского издания Пятикнижия как кощунственного посягательства на святость Торы). С 70-х годов ОПЕ оказывало денежную поддержку еврейским школам. Культурная работа его была русифицирована, делались уступки только ивриту, но не "жаргону"158, как тогда все согласно называли идиш; по мнению беллетриста Осипа Рабиновича, ""испорченный жаргон", которым говорят евреи в России, не может "споспешествовать просвещению, потому что на нем не только что невозможно выразить отвлеченные понятия, но даже нельзя высказать ни одной порядочной мысли""159. "Мы, евреи в России, вместо усвоения себе прекрасного русского языка, остаемся при нашем испорченном жаргоне, неблагозвучном, неправильном и бедном"160. (Германские "маскилим" в свое время высмеивали жаргон еще и резче.) И вот в российском еврействе "возникла новая общественная сила, которая не замедлила вступить в борьбу [с] союз[ом]... капитала и синагоги", как выражается либеральный Ю. И. Гессен. И этой силой оказалась, пусть пока только в робком рождении, -- еврейская периодическая печать на русском языке161. Ее первенцем был одесский журнал "Рассвет", выходивший, правда, всего лишь два года (1859-1861), выпускал его тот же О. Рабинович. Журнал должен был служить "средством распространения "полезных знаний, истинной религиозности и законов общежития и нравственности", приохотил бы евреев изучать русский язык, "сродниться с отечественной образованностью""162. "Рассвет" уделял внимание и политике, причем он изъявлял "любовь к отечеству" и намерение "споспешествовать видам правительства"163. "Жить общей жизнью со всеми народами, участвуя в их образовании и их успехах, и в то же время хранить, развивать и совершенствовать свое особое, национальное достояние"164. Один из ведущих сотрудников "Рассвета" публицист Л. Леванда определял цель журнала как двоякую: "действовать оборонительно и наступательно, -- оборонительно против нападок извне, когда дело идет о защите наших человеческих прав и конфессиональных (религиозных) интересов, а наступательно против нашего внутреннего врага: мракобесия, рутины, общественных неурядиц, наших племенных пороков, слабостей"165. Это последнее направление, "раскрывать больные места внутренней еврейской жизни", вызывало в еврейских кругах опасение, что оно "приведет к новым законодательным репрессиям". И возникшие к тому времени еврейские газеты (на идише) "признавали направление "Рассвета" чрезмерно радикальным". -- Но и сами те умеренные газеты уже одним своим появлением колебали ""патриархальный строй" общинной жизни, который поддерживался безгласностью народа"166. Само собой, не утихла в еврейском обществе борьба между раввинатом и хасидами, а с 60-х годов на нее наложилась и борьба передовых публицистов против косных устоев быта. И, как замечает Гессен, "в 60-х годах система репрессивных мер против идейных противников не оскорбляла совести даже вполне интеллигентных людей", и, например, публицист А. Ковнер, "еврейский Писарев", не воздержался сделать донос на одну из еврейских газет -- новороссийскому генерал-губернатору167. (Сам Писарев в 70-е годы "пользовался среди еврейских интеллигентов... огромной популярностью"168.) М. Алданов считает, что рассматривать участие евреев в русской культурной и политической жизни надо начиная с конца 70-х годов169. (В революционном движении -- на десятилетие раньше.) В 70-х годах началось сотрудничество новых еврейских публицистов -- того же Л. Леванды, критика С. Венгерова, поэта Н. Минского -- в общей русской печати (Минский, как сообщает Г. Аронсон, в русско-турецкую войну собирался ехать воевать за братьев-славян). Министр просвещения граф Игнатьев выразил тогда веру в привязанность российских евреев к России. После русско-турецкой войны 1877-78 среди евреев возникли слухи о предстоящих крупных благоприятных реформах. Тем временем центр еврейской интеллигенции переместился из Одессы в Петербург, там выдвигались новые литераторы, адвокаты -- как руководители общественного мнения. В атмосфере этих новых надежд в 1879 в Петербурге возобновился "Рассвет". В программной статье М. И. Кулишер писал: "Быть органом нужд и потребностей русских евреев... для пробуждения громадной массы русских евреев от умственной спячки... этого требует и благо России... Интеллигентная часть русских евреев этим не выделяет себя из среды русских граждан"170. А рядом с развитием еврейской печати не могла не начать развиваться и еврейская литература -- сперва на иврите, потом на идише, потом и на русском, стимулируясь образцами русской литературы171. При Александре II "немало было еврейских писателей, которые убеждали своих единоверцев учиться русскому языку и смотреть на Россию, как на свою родину"172. В условиях 60-70-х годов еврейские просветители, еще столь немногочисленные и окруженные русской культурой, и не могли двинуться иначе, как -- к ассимиляции, "по тому направлению, которое при аналогичных условиях привело интеллигентных евреев Западной Европы к односторонней ассимиляции с господствующим народом"173, -- с той, однако, разницей, что в странах Европы общекультурный уровень коренного народа всегда бывал уже более высок, а в условиях России ассимилироваться предстояло не с русским народом, которого еще слабо коснулась культура, и не с российским же правящим классом (по оппозиции, по неприятию) -- а только с малочисленной же русской интеллигенцией, зато -- вполне уже и секулярной, отринувшей и своего Бога. Так же рвали теперь с еврейской религиозностью и еврейские просветители, "не находя другой связи со своим народом, совершенно уходили от него, духовно считая себя единственно русскими гражданами"174. Устанавливалось и "житейское сближение между интеллигентными группами русского и еврейского общества"175. К тому вело и общее оживление, движение, жизнь вне черты оседлости некоторой категории евреев, к тому и развитие железнодорожного сообщения (и поездки за границу), -- "все это способствовало более тесному общению еврейского гетто с окружающим миром"176. -- А в Одессе к 60-м годам и "до одной трети... евреев говорили по-русски"177. Население тут быстро росло "благодаря массовому переселению в Одессу как русских евреев, так и иностранных, преимущественно из Германии и Галиции"178. Расцвет Одессы к середине века был предвещением расцвета всего российского еврейства к рубежу XIX-XX вв. Вольная Одесса еще от начала XIX в. развивалась по своим особым законам, отдельным от общероссийских, -- то порто-франко, то открыта турецким судам, когда с Турцией война. "Основным занятием [одесских] евреев в этот период была торговля зерном. Многие евреи были мелкими торговцами, посредниками (главным образом между помещиками и экспортерами), агентами крупных иностранных и местных, в основном -- греческих, хлеботорговых компаний, маклерами... на зерновой бирже оценщиками, кассирами, весовщиками, грузчиками"; "евреи занимали доминирующее положение в торговле зерном: к 1870 в их руках находилась большая часть экспорта зерна. В 1910... 89,2% экспорта"179. -- "По сравнению с другими городами черты оседлости в Одессе проживало больше евреев -- лиц свободных профессий... у которых сложились хорошие отношения с представителями русского образованного общества и которым покровительствовала высшая администрация города... Особенно покровительствовал евреям... попечитель Одесского учебного округа в 1856-58 Н. Пирогов"180. Современник ярко описал это одесское смешение, где в напряженной конкуренции сильно сталкивались коммерсанты еврейские и греческие, где "в урожайные годы половина города живет от продажи зерновых продуктов, начиная с крупного хлебного воротилы и кончая последним старьевщиком", -- там, в этом смешении-кружении со связующим русским языком "невозможно было провести черту, где в Одессе кончается "пшеничный" коммерсант или банкир и где начинается человек интеллектуальных профессий"181. Итак, вообще "среди просвещенного еврейства стал усиливаться... процесс уподобления всему русскому"182. "Европейское образование, знание русского языка стали необходимыми жизненными потребностями", "все бросились на изучение русского языка и русской литературы; каждый думал только о том, чтобы скорее породниться и совершенно слиться с окружающей средою", не только усвоить русский язык, но ратовали "за полное обрусение и проникновение "русским духом", чтобы "еврей ничем, кроме религии, не отличался от прочих граждан"". -- Современник эпохи М. Г. Моргулис передавал это так: "Все стали сознавать себя гражданами своей родины, все получили новое отечество"183. -- "Представители еврейской интеллигенции считали, что они "обязаны во имя государственных целей отказаться от своих национальных особенностей и... слиться с той нацией, которая доминирует в данном государстве". Один из еврейских прогрессистов тех лет писал, что "евреев, как нации, не существует", что они "считают себя русскими Моисеева вероисповедания"... "Евреи сознают, что их спасение состоит в слиянии с русским народом""184. Тут, может быть, следует назвать врача и публициста Вениамина Португалова. В молодости он пережил революционные увлечения, даже посидел в Петропавловке, с 1871 обосновался в Самаре. Он "сыграл выдающуюся роль в развитии земской медицины и санитарного дела... был одним из пионеров лечения алкоголизма и борьбы с ним в России", устраивал и народные чтения. "Еще в молодости он проникся народническими представлениями о губительной роли евреев в хозяйственной жизни российского крестьянства. Эти представления легли в основу догматов иудеохристианского движения 1880-х гг.". (Духовно-библейское братство.) Португалов считал необходимым освободить быт евреев от обрядности и что "еврейство может существовать и развивать культуру и цивилизацию, лишь растворившись в европейских народах (подразумевался русский)"185. Одновременно можно отметить в эпоху Александра II и заметное понижение числа крещений, ставших безнадобными после "эпохи кантонистов" и при расширении еврейских прав186. -- С этих лет и секта "жидовствующих" стала открыто исповедовать свою религию187. Такое в то время отношение евреев состоятельных, особенно вне черты, и евреев, получивших русское образование, к России как к своей несомненной родине -- достопримечательно, и должно быть -- да и было -- отмечено. "В виду великих реформ, все сознательные русские евреи без исключения, можно сказать, были русскими патриотами и монархистами, относясь к Александру II буквально с обожанием. Знаменитый своей жестокостью к [восставшим в 1863] полякам тогдашний ген.-губернатор Северо-Западного края М. Н. Муравьев относился к евреям покровительственно, преследуя здравую политику привлечения значительной части населения Западного края, еврейской, на сторону русских государственных начал"188. Хотя в восстании 1863 польское еврейство значительно участвовало на стороне поляков189, но евреям Виленской, Ковенской и Гродненской губерний "здоровый народный инстинкт подсказал... что нужно пойти с Россией, как с той стороной, от которой они могли ожидать больше справедливости и человеческого отношения, чем от поляков, которые, хотя издавна и терпели евреев, но относились к ним всегда, как к низшей расе"190. (Я. Тейтель освещает это так: "Польские евреи всегда стояли в стороне от русского еврейства", смотрели на него "как истые поляки". А сами поляки интимно объясняли ему о русских евреях в Польше: "Самые лучшие из евреев -- это наши враги. Русские евреи, наводнившие Варшаву, Лодзь и другие крупные центры Польши, являются проводниками несимпатичной нам русской культуры"191). В те годы обрусение русских евреев было "весьма желанным" и для российского правительства192. Русскими властями "общение с русской молодежью было признано вернейшим средством перевоспитания еврейского юношества, искоренение в нем "вражды к христианам""193. Впрочем, этот новорожденный еврейский русский патриотизм имел и четкую границу. -- Юрист и публицист И. Г. Оршанский оговаривал, что для ускорения процесса "необходимо поставить евреев в такое положение, чтобы они могли сознавать и считать себя свободными гражданами свободной цивилизованной страны"194. -- Уже упомянутый Лев Леванда, "ученый еврей" при виленском губернаторе, тогда писал: "Я [русским патриотом] стану только тогда, когда еврейский вопрос будет разрешен окончательно и удовлетворительно". Современный же нам еврейский автор, прошедший долгий и горький опыт XX века и эмигрировавший в Израиль, отвечает ему, оборачиваясь через столетие: "Леванда и не замечает, что Матери-Родине условий не ставят. Ее любят безоговорочно, без кондиций и предварительных условий, любят потому, что она Мать. Эта программа -- Любовь при условии! -- выдерживается русско-еврейской интеллигенцией на редкость последовательно на протяжении 100 лет при самой безупречной во всех остальных условиях "русскости""195. Однако в описываемое время "к "русской гражданственности" приобщались лишь отдельные небольшие группы еврейского общества, и притом в более крупных торгово-промышленных центрах... И таким образом создавалось преувеличенное представление о победоносном шествии русского языка в глубь еврейской жизни". А "широкая масса оставалась в стороне от новых веяний... она была изолирована не только от русского общества, но и от еврейской интеллигенции"196. Еврейская народная масса и в 60-70-е годы еще оставалась вне ассимиляции, и угрожал отрыв от нее еврейской интеллигенции. (В Германии при еврейской ассимиляции такого явления не было, ибо там не было "еврейской народной массы" -- все стояли выше по социальной лестнице и не жили в такой исторической скученности197.) Да и в самой еврейской интеллигенции уже в конце 60-х годов прозвучали тревожные голоса против такого бы обращения евреев-интеллигентов просто в русских патриотов. Первый об этом заговорил Перец Смоленский в 1868: что ассимиляция с русским обликом носит для евреев "характер народной опасности"; что хотя не надо бояться просвещения, но и не следует порывать со своим историческим прошлым; приобщаясь к общей культуре, надо уметь сохранить свой национальный духовный облик198, и "что евреи не религиозная секта, а нация"199. Если еврейская интеллигенция уйдет от своего народа -- он не вырвется из административного угнетения и духовного оцепенения. (Поэт И. Гордон формулировал: "Будь человеком на улице и евреем дома".) И петербургские журналы "Рассвет" (1879-1882) и "Русский еврей" шли уже по этому направлению200. Они усилили влечение еврейской молодежи к изучению еврейского прошлого и нынешней жизни. В конце 70-х--начале 80-х возник водораздел между космополитическим и национальным направлениями в российском еврействе201. "В сущности руководители "Рассвета" уже не верили в истину ассимиляции... "Рассвет", сам того не сознавая, шел по пути... к пробуждению национального самосознания... ярко выраженный национальный уклон... иллюзии русификации... рассеива[лись]"202. К тому настраивал и общий европейский исторический фон второй половины XIX в.: бурное польское восстание, в боях объединение Италии, затем и Германии, затем и балканских славян. Везде накалялась и торжествовала национальная идея. И, очевидно, направление это продолжало бы крепнуть в еврейской интеллигенции и без событий 1881-82. Тем временем, за те же 70-е годы, менялось и отношение к евреям русского общества, в высшем взлете александровских реформ -- самое благожелательное. Немало насторожили русское общество публикации Брафмана, принятые весьма серьезно. А еще совпало, что в 1860 в Париже был создан громогласно Всемирный Еврейский Союз (Alliance Israelit Universelle) -- "с целью защиты интересов еврейства" всего мира, с Центральным Комитетом (во главе которого вскоре стал Адольф Кремье)203. "Недостаточно осведомленный... о положении евреев в России", Всемирный Еврейский Союз "стал интересоваться русским еврейством", и вскоре "стал работать в пользу евреев в России с большим постоянством". Союз не имел отделов в России и "не функционировал в ее пределах". Кроме работы благотворительной и просветительной, Союз не раз обращался непосредственно к правительству России, заступаясь за русских евреев, хотя часто и невпопад. (Как в 1866: чтобы не был казнен обвиненный в поджоге с политической целью Ицка Бородай, -- а он и не был приговорен к смерти, а другие прикосновенные к делу евреи были и без ходатайства оправданы; или протестовал Кремье против переселения евреев на Кавказ и на Амур -- а такого и намерения у русского правительства не было; в 1869 -- что евреев преследуют в Петербурге204, -- но этого не было; и жаловался президенту США на предполагаемые им гонения на саму еврейскую веру со стороны российского правительства.) Между тем новосозданный Альянс (с эмблемой Моисеевых скрижалей над земным шаром), по донесению русского посла из Парижа уже пользовался "чрезвычайным влиянием на еврейское общество во всех государствах". Все это -- насторожило не только русское правительство, но и русское общество. Усиленно агитировал против Всемирного Еврейского Союза и Яков Брафман. Он утверждал, что Альянс, "как и все еврейские общества, носит характер двуличия (его официальные документы говорят правительству одно, а секретные -- другое)", что Альянс имеет задачей "ограждать иудейство от гибельного для него влияния христианской цивилизации"205. (Рикошетом падали обвинения и на ОПЕ -- "Общество для распространения просвещения между евреями в России", созданное в 1863: что оно имеет своей задачей "достижение и укрепление всемирной еврейской солидарности и кастовой замкнутости"206.) Опасения против Альянса питались и первоначальным, столь эмоциональным, воззванием организаторов Альянса "к еврейству всех стран", и подделками. По поводу еврейского единения там звучало: "Евреи!.. Если вы верите, что Союз для вас -- благо, что, составляя часть различных народов, вы тем не менее можете иметь общие чувства, желания и надежды... если вы думаете, что ваши разрозненные усилия, добрые намерения и стремления отдельных лиц могли бы стать крупной силой, соединясь в одно целое и идя по одному направлению и к одной цели... поддержите нас вашим сочувствием и содействием"207. А позже возник и побочный документ, напечатанный во Франции, -- якобы воззвание самого Адольфа Кремье "К евреям вселенной". Очень вероятно, что это -- подделка. Не исключено, что это был один из проектов обращения, не принятый организаторами Альянса (однако он попадал в тон обвинениям Брафмана, что у Альянса -- скрытые цели): "Мы обитаем в чуждых землях и мы не можем интересоваться переменчивыми интересами этих стран, пока наши собственные нравственные и материальные интересы будут в опасности... еврейское учение должно наполнить весь мiр..". В русской прессе вспыхнула острая перепалка, в завершение которой И. С. Аксаков в своей газете "Русь" заключил, что "вопрос о подложности... воззвания не имеет в настоящем случае особого значения ввиду неподложности высказанных в оном еврейских воззрений и чаяний"208. Дореволюционная Еврейская энциклопедия пишет, что с 70-х годов в русской прессе "голоса в защиту евреев стали раздаваться реже... В русском обществе стала укрепляться мысль, будто евреи всех стран объединены крепкой политической организацией, центральное управление которой сосредоточено в Alliance Israelite Universelle"209. Так что его создание произвело в России, а может быть и не только в России, реакцию, обратную заданной цели Альянса. Если создатели Альянса могли бы предвидеть, сколько из-за организации Альянса проистечет осуждений против еврейской мировой сплоченности и даже обвинений в заговоре -- они, может быть, и воздержались бы от него, тем более, что хода европейской истории Альянс не повернул. После 1874, когда в России новый воинский устав ввел всеобщую равную мобилизационную повиннос