ого роста..."24 Перечитайте. Теперь зажмурьтесь. Теперь представьте: вы, беспомощный горожанин, воздыхатель по Чехову -- в этот ад ледяной! вы, туркмен в тюбетейке -- в эту ночную мятель! И корчуйте пни! Это было в лучшие светлые двадцатые годы, еще до всякого "культа личности", когда белая, желтая, чЈрная и коричневая расы Земли смотрели на нашу страну как на светоч свободы.25 Это было в те годы, когда с эстрад напевали забавные песенки о Соловках. Так незаметно -- рабочими заданиями -- распался прежний замысел замкнутого на островах лагеря Особого Назначения. Архипелаг, родившийся и созревший на Соловках, начал своЈ злокачественное движение по стране. Возникала проблема: расстелить перед ним территорию этой страны -- и не дать еЈ завоевать, не дать увлечь, усвоить, уподобить себе. Каждый островок и каждую релку Архипелага окружить враждебностью советского волнобоя. Дано было мирам переслоиться -- не дано смешаться! И этот ногтевский доклад под "шепот удивления" -- он ведь для резолюции выговаривался, для резолюции трудящихся Кеми (а там -- в газетки! а там по посЈлкам развешивать): "...усиливающаяся классовая борьба внутри СССР... и возросшая как никогда опасность войны26 ... требует от органов ОГПУ и УСЛОН еще большей сплочЈнности с трудящимися, бдительности... ...ПутЈм организации общественного мнения... повести борьбу с... якшанием вольных с заключЈнными, укрывательством беглецов, покупкой краденых и казенных вещей от заключЈнных... и со всевозможными злостными слухами, распространяемыми про УСЛОН классовыми врагами". И какие ж это "злостные слухи"? Что в лагере -- люди сидят и ни за что! Еще потом пункт: "...долг каждого своевременно ставить в известность..."27 Мерзкие вольняшки! Они дружат с ээками, они укрывают беглецов. Это -- страшная опасность. Если этого не пресечь -- не будет никакого Архипелага. И страна пропала. И революция пропала. И распускаются против "злостных" слухов -- честные прогрессивные слухи: что в лагерях -- убийцы и насильники! что каждый беглец -- опасный бандит! Запирайтесь, бойтесь, спасайте своих детей! Ловите, доносите, помогите работе ОГПУ! А кто не помог -- о том ставьте в известность! Теперь, с расползанием Архипелага, побеги множились: обречЈнность лесных и дорожных командировок -- и всЈ же цельный материк под ногами беглеца, всЈ-таки надежда. Однако, бегляцкая мысль будоражила соловчан и тогда, когда СЛОН еще был замкнутым островом. Легковерные ждали конца своего трехлетнего срока, провидчивые уже понимали, что ни через три, ни через двадцать три года не видать им свободы. И значит свобода -- только в побеге. Но как убежать с Соловков? Полгода море подо льдом -- да не цельным, местами промоины, и метут мятели, грызут морозы, висят туманы и тьма. А весной и большую часть лета -- белые ночи, далеко видно дежурным катерам. Только с удлинением ночей, поздним летом и осенью, наступает удобное время. Не в Кремле конечно, а на командировках, кто имел и передвижение и время, где-нибудь в лесу близ берега строили лодку или плот и отваливали ночью (а то и просто на бревне верхом) -- наугад, больше всего надеясь встретить иностранный пароход. По суете охранников, по отплытию катеров о побеге узнавалось на острове -- и радостная тревога охватывала соловчан, будто они сами бежали. Шепотом спрашивали: еще не поймали? еще не нашли?.. Должно быть, тонули многие, никуда не добравшись. Кто-то, может быть, достиг карельского берега -- так тот скрывался глуше мЈртвого. А знаменитый побег в Англию произошел из Кеми. Этот смельчак (его фамилия нам не известна, вот кругозор!) знал английский язык и скрывал это. Ему удалось попасть на погрузку лесовоза в Кеми -- и он объяснился с англичанами. Конвоиры обнаружили нехватку, задержали пароход почти на неделю, несколько раз обыскивали его -- а беглеца не нашли. (Оказывается: при всяком обыске, идущем с берега, его по другому борту спускали якорной цепью под воду с дыхательной трубкой в зубах.) Платилась огромная неустойка за задержку парохода -- и решили на авось, что арестант утонул, отпустили пароход. И вышла в Англии книга, даже, кажется, не одно издание. (Очевидно "На адском острове" С. А. Малзагова).28 Эта книга изумила Европу (и, вероятно, автора-беглеца упрекнули в преувеличениях, да просто должны были друзья Нового Общества не поверить этой клеветнической книге!), потому что она противоречила уже известному: как описывала рай на Соловках "Роте-Фане" (надеемся, что еЈ корреспондент потом побывал на Архипелаге) и тем альбомам о Соловках, которые распространяли советские полпредства в Европе: отличная бумага, достоверные снимки уютных келий. (Надежда Суровцева, наша коммунистка в Австрии, получила такой альбом от венского полпредства и с возмущением опровергала ходящую в Европе клевету. В это время сестра еЈ будущего мужа как раз сидела на Соловках, а самой ей предстояло через два года гулять "гуськом" в Ярославском изоляторе.) Клевета-то клеветой, но досадный получился прорыв! И комиссия ВЦИК под председательством "совести партии" товарища Сольца поехала узнать, что' там делается, на этих Соловках (они же ничего не знали!..). Но впрочем, проехала та комиссия только по Мурманской ж-д, да и там ничего особого не управила. А на остров сочтено было благом послать -- нет, просить поехать! -- как раз недавно вернувшегося в пролетарское отечество великого пролетарского писателя Максима Горького. Уж его-то свидетельство будет лучшим опровержением той гнусной зарубежной фальшивки! Опережающий слух донесся до Соловков -- заколотились арестантские сердца, засуетились охранники. Надо знать заключЈнных, чтобы представить их ожидание! В гнездо бесправия, произвола и молчания прорывается сокол и буревестник! первый русский писатель! вот он им пропишет! вот он им покажет! вот, батюшка, защитит! Ожидали Горького почти как всеобщую амнистию! Волновалось и начальство: как могло, прятало уродство и лощило показуху. Из Кремля на дальние командировки отправляли этапы, чтобы здесь оставалось поменьше; из санчасти списали многих больных и навели чистоту. И натыкали "бульвар" из Јлок без корней (несколько дней они должны были не засохнуть) -- к детколонии, открытой 3 месяца назад, гордости УСЛОНа, где все одеты, и нет социально-чуждых детей, и где, конечно, Горькому интересно будет посмотреть, как малолетних воспитывают и спасают для будущей жизни при социализме. Не доглядели только в Кеми: на Поповом острове грузили "Глеба Бокого" заключЈнные в белье и в мешках -- и вдруг появилась свита Горького садиться на тот пароход! Изобретатели и мыслители! Вот вам достойная задача, на всякого мудреца довольно простоты: голый остров, ни кустика, ни укрытия -- и в трехстах шагах показалась свита Горького, -- ваше решение!? Куда девать этот срам, этих мужчин в мешках? Вся поездка Гуманиста потеряет смысл, если он сейчас увидит их. Ну, конечно, он постарается их не заметить, -- но помогите же! Утопить в море? -- будут барахтаться... Закопать в землю? -- не успеем... Нет, только достойный сын Архипелага может найти выход! Командует нарядчик: "Брось работу! Сдвинься! Еще плотней! Сесть на землю! Та'к сидеть!" -- и накинули поверху брезентом. -- "Кто пошевелится -- убью!" И бывший грузчик взошел по трапу, и еще с парохода смотрел на пейзаж, еще час до отплытия -- не заметил... Это было 20 июня 1929 года. Знаменитый писатель сошел на пристань в Бухте Благоденствия. Рядом с ним была его невестка, вся в коже (чЈрная кожаная фуражка, кожаная куртка, кожаные галифе и высокие узкие сапоги) -- живой символ ОГПУ плечо-о-плечо с русской литературой. В окружении комсостава ГПУ Горький прошел быстрыми длинными шагами по коридорам нескольких общежитий. Все двери комнат были распахнуты, но он в них почти не заходил. В санчасти ему выстроили в две шеренги в свежих халатах врачей и сестЈр, он и смотреть не стал, ушел. Дальше чекисты УСЛОНа бесстрашно повезли его на Секирку. И что ж? -- в карцерах не оказалось людского переполнения и, главное, -- жердочек никаких! На скамьях сидели воры (уже их много было на Соловках) и все... читали газеты! Никто из них не смел встать и пожаловаться, но придумали они: держать газеты вверх ногами! И Горький подошел к одному и молча обернул газету как надо. Заметил! Догадался! Так не покинет! Защитит!29 Поехали в Детколонию. Как культурно! -- каждый на отдельном топчане, на матрасе. Все жмутся, все довольны. И вдруг 14-летний мальчишка сказал: "Слушай, Горький! ВсЈ, что ты видишь -- это неправда. А хочешь правду знать? Рассказать?" Да, кивнул писатель. Да, он хочет знать правду. (Ах, мальчишка, зачем ты портишь только-только настроившееся благополучие литературного патриарха... Дворец в Москве, именье в Подмосковьи...) И велено было выйти всем, -- и детям, и даже сопровождающим гепеушникам -- и мальчик полтора часа всЈ рассказывал долговязому старику. Горький вышел из барака, заливаясь слезами. Ему подали коляску ехать обедать на дачу к начальнику лагеря. А ребята хлынули в барак: "О комариках сказал?" -- "Сказал!" -- "О жердочках сказал?" -- "Сказал!" -- "О вридлах сказал?" -- "Сказал!" -- "А как с лестницы спихивают?.. А про мешки?.. А ночЈвки в снегу?.." ВсЈ-всЈ-всЈ сказал правдолюбец мальчишка!!! Но даже имени его мы не знаем. 22 июня, уже после разговора с мальчиком, Горький оставил такую запись в "Книге отзывов", специально сшитой для этого случая: "Я не в состоянии выразить мои впечатления в нескольких словах. Не хочется да и стыдно (!) было бы впасть в шаблонные похвалы изумительной энергии людей, которые, являясь зоркими и неутомимыми стражами революции, умеют, вместе с этим, быть замечательно смелыми творцами культуры".30 23-го Горький отплыл. Едва отошел его пароход -- мальчика расстреляли. (Сердцевед! знаток людей! -- как мог он не забрать мальчика с собою?!) Так утверждается в новом поколении вера в справедливость. Толкуют, что там, наверху, глава литературы отнекивался, не хотел публиковать похвал УСЛОНу. Но как же так, Алексей Максимович?... Но перед буржуазной Европой! Но именно сейчас, именно в этот момент, такой опасный и сложный!.. А режим? -- мы сменим, мы сменим режим. И напечаталось, и перепечаталось в большой вольной прессе, нашей и западной, от имени Сокола-Буревестника, что зря Соловками пугают, что живут здесь заключЈнные замечательно и исправляются замечательно. "И, в гроб сходя, благословил" Архипелаг...31 А насчЈт режима -- это уж как обещано. Режим исправили -- в 11-й карцерной роте теперь НЕДЕЛИ СТОЯЛИ ВПЛОТНУЮ. На Соловки поехала комиссия, уже не Сольца, а следственно-карательная. Она разобралась и поняла (с помощью местной ИСЧ), что все жестокости соловецкого режима -- от белогвардейцев (АдмЧасть), и вообще аристократов, и отчасти от студентов (ну, тех самых, которые еще с прошлого века поджигали Санкт-Петербург). Тут еще неудавшийся вздорный побег сошедшего с ума Кожевникова (быв. министра Дальне-Восточной Республики) с Шепчинским и Дегтяревым-ковбоем -- побег раздули в большой фантастический заговор белогвардейцев, будто бы собиравшихся захватить пароход и уплыть, -- и стали хватать, и хотя никто в том заговоре не признался, но дело обрастало арестами. Всего задались цифрою "300". Набрали еЈ. И в ночь на 15 октября 1929 года, всех разогнав и заперев по помещениям, Святые ворота, обычно запертые, открыли для краткости пути на кладбище. Водили партиями всю ночь. (И каждую партию сопровождала отчаянным воем где-то привязанная собака Блек, подозревая, что именно в этой ведут еЈ хозяина Багратуни. По вою собаки в ротах считали партии, выстрелы за сильным ветром были слышны хуже. Этот вой так подействовал на палачей, что на следующий день был застрелен и Блек и все собаки за Блека.) Расстреливали те три морфиниста-хлыща, начальник Охраны Дегтярев и... начальник Культурно-Воспитательной Части Успенский. (Сочетание это удивительно лишь поверхностному взгляду. Этот Успенский имел биографию что называется типическую, то есть не самую распространенную, но сгущающую суть эпохи. Он родился сыном священника -- и так застала его революция. Что ожидало его? Анкеты, ограничения, ссылки, преследования. И ведь никак не сотрЈшь, никак себе не изменишь отца. Нет, можно, придумал Успенский: он УБИЛ СВОЕГО ОТЦА и объявил властям, что сделал это ИЗ КЛАССОВОЙ НЕНАВИСТИ! Здоровое чувство, это уже почти и не убийство! Ему дали легкий срок -- и сразу пошел он в лагере по культурно-воспитательной линии, и быстро освободился, и вот уже мы застаем его вольным начальником КВЧ Соловков. А на этот расстрел -- сам ли он напросился или предложили ему подтвердить свою классовую позицию -- неизвестно. К концу той ночи видели его, как он над раковиной, поднимая ноги, поочередно мыл голенища, залитые кровью. -- На фото (стр. 91) крайний справа, может быть, он, может быть однофамилец.) Стреляли они пьяные, неточно -- и утром большая присыпанная яма еще шевелилась. Весь октябрь и еще ноябрь привозили на расстрел дополнительные партии с материка.32 (ВсЈ это кладбище некоторое время спустя было сравнено заключЈнными под музыку оркестра.) После тех расстрелов сменился начальник СЛОНа: вместо Эйхманса -- Зарин, и считается, что установилась эра новой соловецкой законности. Впрочем, вот какова она была. Летом 1930-го года привезли на Соловки несколько десятков сектантов, отрицавших всЈ, что идЈт от антихриста: нельзя получать никаких документов, ни паспорта, нельзя ни в чЈм расписываться, ни денег брать в руки нельзя. Во главе их был седобородый старик восьмидесяти лет, слепой и с долгим посохом. Каждому просвещенному человеку было ясно, что этим сектантам никак не войти в социализм, потому что для того надо много и много иметь дела с бумажками, -- и лучше всего поэтому им бы умереть. И их послали на малый Заяцкий остров -- самый малый в Соловецком архипелаге -- песчаный, безлесный, пустынный, с летней избушкой прежних монахов-рыбаков. И выразили расположение дать им двухмесячный паек -- но при условии, чтобы за него расписался в ведомости обязательно каждый из сектантов. Разумеется, они отреклись. Тут вмешалась неугомонная Анна Скрипникова, уже к тому времени, несмотря на свою молодость и молодость советской власти, арестованная четвЈртый раз. Она металась между бухгалтерией, нарядчиками и самим начальником лагеря, осуществлявшим гуманный режим. Она просила сперва сжалиться, потом -- послать и еЈ с сектантами на Заяцкие острова счетоводом, обязуясь выдавать им пищу на день и вести всю отчЈтность. Кажется, это никак не противоречило лагерной системе! -- а отказали. "Но кормят же сумасшедших, не требуя от них расписок!" -- кричала Анна. Зарин только рассмеялся. А нарядчица ответила: "Может быть это установка Москвы -- мы же не знаем..." (И это, конечно, было указание из Москвы! -- кто ж бы иначе взял ответственность?) И ИХ ОТПРАВИЛИ БЕЗ ПИЩИ. Через два месяца (ровно через два, потому что надо было предложить им расписаться на следующие два месяца) приплыли на Малый Заяцкий и нашли только трупы расклЈванные. Все на месте, никто не бежал. И кто теперь будет искать виновных? -- в 60-х годах нашего великого века? Впрочем, и Зарин был скоро снят -- за либерализм. (И кажется -- 10 лет получил.) ___ С конца 20-х годов менялся облик соловецкого лагеря. Из немой западни для обречЈнных каэров он всЈ больше превращался в новый тогда, а теперь старый для нас вид общебытового ИТЛ. Быстро увеличивалось в стране число "особо-опасных из числа трудящихся" -- и гнали на Соловки бытовиков и шпану. Ступали на соловецкую землю воры матЈрые и воры начинающие. Большим потоком полились туда воровки и проститутки (встречаясь на Кемперпункте, кричали первые вторым: "Хоть воруем, да собой не торгуем!". И отвечали вторые бойко: "Торгуем своим, а не краденым!") Дело в том, что объявлена была по стране (не в газетах, конечно) борьба с проституцией, и вот хватали их по всем крупным городам, и всем по стандарту лепили три года, и многих гнали на Соловки. По теории было ясно, что честный труд быстро их исправит. Однако, почему-то упорно держась за свою социально-унизительную профессию, они уже по пути напрашивались мыть полы в казармах конвоя и уводили за собой красноармейцев, подрывая устав конвойной службы. Так же легко они сдруживались и с надзирателями -- и не бесплатно, конечно. Еще лучше они устраивались на Соловках, где такой был голод по женщинам. Им отводились лучшие комнаты общежития, каждый день приносил им обновки и подарки, "монашки" и другие каэрки подрабатывали от них, вышивая им нижние сорочки -- и, богатые, как никогда прежде, с чемоданами, полными шелка, они по окончанию срока ехали в Союз начинать честную жизнь. А воры затеяли карточные игры. А воровки сочли выгодным рожать на Соловках детей: яслей там не было, и через ребЈнка можно было на весь свой короткий срок освободиться от работы. (До них каэрки избегали этого пути.) 12 марта 1929 г. на Соловки поступила и первая партия несовершеннолетних, дальше их слали и слали (все моложе 16 лет). Сперва их располагали в детколонии близ Кремля с теми самыми показными топчанами и матрасами. Они прятали казЈнное обмундирование и кричали, что не в чем на работу идти. Затем и их рассылали по лесам, оттуда они разбегались, путали фамилии и сроки, их вылавливали, опознавали. С поступлением социально-здорового контингента приободрилась Культурно-воспитательная Часть. Зазывали ликвидировать неграмотность (но воры и так хорошо отличали черви от треф), повесили лозунг: "ЗаключЈнный -- активный участник социалистического строительства!" и даже термин придумали -- перековка (именно здесь придумали!). Это был уже сентябрь 1930-го года -- обращение ЦК ко всем трудящимся о развЈртывании соревнования и ударничества -- и как же заключЈнные могли остаться вне? (Если уж повсюду запрягались вольные, то не заключЈнных ли следовало в корень заложить?) Дальше сведения наши идут не от живых людей, а из книги учЈного-юриста Авербаха33, и потому предлагаем читателю делить их на шестнадцать, на двести пятьдесят шесть, а порой брать и с обратным знаком. Осенью 1930-го года создан был соловецкий штаб соревнования и ударничества. Отъявленные рецидивисты, убийцы и налЈтчики вдруг "выступили в роли бережливых хозяйственников, умелых техноруков, способных культурных работников" (Г. Андреев вспоминает: били по зубам -- "давай кубики, контра!"). Воры и бандиты, едва прочтя обращение ЦК, отбросили свои ножи и карты и загорелись жаждой создать коммуну. По уставу записали: членом может быть происходящий из бедняцко-середняцкой и рабочей среды (а, надо сказать, все блатные записывались УчЈтно-Распределительной Частью как "бывшие рабочие" -- почти сбывался лозунг Шепчинского "Соловки -- рабочим и крестьянам!") -- и ни в коем случае не Пятьдесят Восьмая. (И еще предложили коммунары: все их сроки сложить, разделить на число участников, так высчитать средний срок и по его истечению всех разом освободить! Но несмотря на коммунистичность предложения, чекисты сочли его политически-незрелым.) Лозунги Соловецкой коммуны были: "Отдадим долг рабочему классу!", и еще лучше "ОТ НАС -- ВСі, НАМ -- НИЧЕГО!"34 Придумано было вот какое зверское наказание для провинившихся членов коммуны: запрещать им выходить на работу! (Нельзя наказать вора суровее!!) Впрочем, соловецкое начальство, не столь горячась, как культвоспитработники, не шибко положилось на воровской энтузиазм, а применило ленинский принцип: "ударная работа -- ударное снабжение"! Это значит: коммунаров переселили в отдельные общежития, мягче постелили, теплей одели и стали отдельно и лучше питать (за счЈт остальных, разумеется). Это очень понравилось коммунарам, и они оговорили, чтоб никого уже не разлучать, из коммуны не выбрасывать. Очень понравилась такая коммуна и не коммунарам -- и все несли заявления в коммуну. Но решено было в коммуну их не принимать, а создавать 2-й, 3-й, 4-й "трудколлективы", уже без таких льгот. И ни в один коллектив не принималась Пятьдесят Восьмая, хотя самые развязные из шпаны через газету поучали еЈ: пора, мол, пора понять, что лагерь есть трудовая школа! И повезли самолЈтами доклады в ГУЛаг: соловецкие чудеса! бурный перелом настроения блатных! вся горячность преступного мира вылилась в ударничество, в соревнование, в выполнение промфинплана! Там удивлялись и распространяли опыт. Так и стали жить Соловки: часть лагеря в трудколлективах, и процент выполнения у них не просто вырос, а -- вдвое! (КВЧ это объясняло влиянием коллектива, мы-то понимаем, что -- обычная лагерная тухта.35) Другая часть лагеря -- "неорганизованная" (да ненакормленная, да неодетая, да на тяжких работах) -- и, понятно, с нормами не справлялась. В феврале 1931-го года конференция соловецких ударных бригад постановила: "широкой волной соцсоревнования ответить на новую клевету капиталистов о принудительном труде в СССР". В марте ударных бригад было уже 136. А в апреле вдруг потребовалась их генеральная чистка, ибо "классово-чуждый элемент проникал для разложения коллективов". (Вот загадка: Пятьдесят Восьмую с порога не принимали, кто ж им разлагал? Надо так понять: раскрылась тухта. Ели-пили, веселились, подсчитали -- прослезились, и кого-то надо гнать, чтоб остальные шевелились.) А за радостным гулом шла бесшумная работа отправки этапов: из материнской соловецкой опухоли слали Пятьдесят Восьмую в далекие гиблые места открывать новые лагеря. 1 И только сами монахи показались ему для Соловков грешными. Был 1908 год, и по тогдашним либеральным понятиям невозможно было вымолвить о духовенстве одобрительно. А нам, прошедшим Архипелаг, те монахи пожалуй и ангелами покажутся. Имея возможность есть "от пуза", они в Голгофско-Распятском скиту даже рыбу, постную пищу, разрешали себе лишь по великим праздникам. Имея возможность привольно спать, они бодрствовали ночами и (в том же скиту) круглосуточно, круглогодно, кругловременно читали псалтырь с поминовением всех православных христиан живых и умерших. 2 Специалисты истории техники говорят, что Филипп Колычев (возвысивший голос против Грозного) внедрил в XVI веке технику в сельское хозяйство Соловков так, что и через три века не стыдно было бы повсюду. 3 И пришлось-таки монастырю стоять против англичан в 1808-м, и в 1854-м, и выстоять, а против никоновцев в 1667-11 предал Кремль царскому боярину монах Феоктист, открыв тайный ход. 4 Сколько вер разбило в человечестве это тюремное совместительство христианских монастырей! 5 Государственная тюрьма в Соловках существовала с 1718 г. В 80-х годах XIX в. командующий войсками С.-Петербургского военного округа великий князь Владимир Александрович, посетив Соловки, нашел воинскую команду там совершенно излишней и у б р а л  с о л д а т  с  С о л о в к о в. С 1903 г. соловецкая тюрьма прекратила своЈ существование. (А. С. Пругавин. -- Монастырские тюрьмы. -- изд. "Посредник". стр. 78, 81.) 6 И на этот пожар тоже ссылался "Антирелигиозная бацилла", объясняя почему так трудно теперь найти вещественно прежние каменные мешки и пыточные приспособления. 7 Их убрали с Соловков лишь около 1930 г. -- и с тех пор прекратились уловы: никто больше не мог той селЈдки в море найти, как будто она совсем исчезла. 8 По-фински это место называется Вегеракша, т. е. "жилище ведьм". 9 В честь председателя московской тройки ОГПУ, недоучившегося молодого человека: "Он был студент, и был горняк, ЗачЈты же не шли никак." * (из "дружеской эпиграммы" в журнале "Соловец. о-ва", 1929, No. 1. Цензура глупая была и не понимала, что пропускает.) 10 1930 г. No. 1. 11 Все ценности с годами перепрокидываются -- и то, что считается привилегией в лагере Особого Назначения 20-х годов -- носить казЈнную одежду, то станет докукой в Особом лагере 40-х годов: там у нас привилегией будет н е носить казенной, а хоть что-нибудь своЈ, хоть шапку. Тут не только экономическая причина, тут и волны эпохи: одно десятилетие видит в идеале как бы пристать к Общему, другое -- как бы от него отстать. 12 Перетащили сюда ж-д Старая Русса -- Новгород. 13 Не путать с вольным Дегтяревым, начальником войск Соловецкого архипелага. 14 И тут же оборвалось: как-то показывал сам режим, что не до этих шуток. В 1929 г. после крупных соловецких событий и общего поворота всех лагерей к перевоспитанию, журнал возобновился и выходил до 1932 г. 15 А сейчас на камнях, где вот так волокли, в этом месте двора, укромном от соловецкого ветра, жизнерадостные туристы, приехавшие повидать пресловутый остров, часами к и к а ю т в волейбол. Они не знают. Ну, а если б знали? Да так же бы и к и к а л и. 16 Соловецкий приЈм, странным образом повторенный на катынских трупах. Кто-то вспомнил -- традицию? или свой личный опыт? 17 Вот немногие соловчане, сохранЈнные памятью уцелевших: Ширинская-Шахматова, Шереметева, Шаховская, Фитцтум, И. С. Дельвиг, Багратуни, Ассоциани-Эрисов, Гошерон де ла Фосс, Сивере, Г. М. Осоргин, Клодт, Н. Н. Бахрушин, Аксаков, Комаровский, П. М. Воейков, Вадбольский, Вонлярлярский, В. Левашов, О. В. Волков, В. Лозино-Лозинский, Д. Гудович, Таубе, В. С. Муромцев. Бывший кадетский лидер Некрасов (он ли?). Финансист проф. Озеров. Юрист проф. А. Б. Бородин. Психолог проф. А. П. Суханов. Философы -- проф. А. А. Мейер, проф. С. А. Аскольдов, Е. Н. Данзас, теософ МЈбус. Историки Н. П. Анциферов, М. Д. Приселков, Г. О. Гордон, А. И. Заозерский, П. Г. Васиенко. Литературоведы Д. С. Лихачев, Цейтлин, лингвист И. Е. Аничков, востоковед Н. В. Пигулевская. Орнитолог Г. Поляков. Художники Браз, П. Ф. Смотрицкий. АктЈры И. Д. Калугин (Александринка), Б. Глубоковский. В. Ю. Короленко (племянник). В 30-е годы уже при конце Соловков здесь побывал и о. Павел А. Флоренский. 18 Как поживаете? 19 Интересно, как на заре Архипелага с того самого начинают, к чему вернЈмся и мы в поздних Особых лагерях: с удара по стукачам. 20 Необычно название горы и скита, оно не встречается нигде больше. По преданию (рукопись XVIII века, Государст. Публич. Биб-ка, Соловецкий патерик) 18 июня 1712 г. иеромонаху Иову под этою горой во время ночного молитвенного бдения явилась Богоматерь "в небесной славе" и сказала: "сия гора отселе будет называться Голгофою и на ней устроится церковь и Распятский скит. И убедится она страданиями неисчислимыми". Так назвали и построили так, но более двухсот лет предсказание казалось холостым, не предвиделось ему оправдаться. После соловецкого лагеря этого уже не скажешь. 21 Сборник "От тюрем...", стр. 115 22 "Соловец. о-ва", 1930 г., No. 2-3, стр. 56--57. 23 Там же, стр. 57. 24 Г. Фридман -- "Сказочная быль", журн. "Соловец. о-ва", 1930, No. 4, стр. 43-44. 25 О, Бертран Рассел! О, Хьюлет Джонсон! О, где была ваша пламенеющая совесть т о г д а? 26 Всегда у нас к а к  н и к о г д а, слабее не бывает. 27 Журн. "Соловец. о-ва", 1930, No. 2-3, стр. 60. 28 И еЈ вы тоже не читали, сэр Бертран Рассел?.. 29 Гепеушница, спутница Горького, тоже упражняясь пером, записала так: "Знакомимся с жизнью Соловецкого лагеря. Я иду в музей... Все едем на "Секир-гору". Оттуда открывается изумительный вид на озеро. Вода в озере холодного темно-синего цвета, вокруг озера -- лес, он кажется заколдованным, меняется освещение, вспыхивают верхушки сосен, и зеркальное озеро становится огненным. Тишина и удивительно красиво. На обратном пути проезжаем торфоразработки. Вечером слушали концерт. Угощали нас местной соловецкой селедочкой, она небольшая, но поразительно нежная и вкусная, тает во рту". -- "М. Горький и сын". изд-во "Наука", М., 1971, стр. 276. (Примечание 1972 г.) 30 Журн. "Соловец. о-ва", 1929, No. 1, стр. 3 (В собрании сочинений этой записи нет.) 31 Жалкое поведение Горького после возвращения из Италии и до смерти я приписывал его заблуждениям и неуму. Но недавно опубликованная переписка 20-х годов даЈт толчок объяснить это ниже того: корыстью. Оказавшись в Сорренто, Горький с удивлением не обнаружил вокруг себя мировой славы, а затем -- и денег (был же у него целый двор обслуги). Стало ясно, что за деньгами и оживлением славы надо возвращаться в Союз и принять все условия. Тут стал он добровольным пленником Ягоды. И Сталин убивал его зря, из перестраховки: он воспел бы и 37-й год. 32 В какой-то из приЈмов был расстрелян и Курилко. 33 И. Л. Авербах -- "От преступления к труду", под ред. Вышинского, изд-во "Советское законодательство", 1936. 34 Этот лозунг, уже вполне зрелый, достоин был, пожалуй, и всесоюзного распространения. 35 Меня корят, что надо писать туфта, как правильно по-воровски, а туХта есть крестьянское переиначивание, как ХвЈдор. Но это мне и мило: туХта как-то сроднено с русским языком, а туфта совсем чужое. Принесли воры, а обучили весь русский народ, так пусть и будет туХта. -------- Глава 3. Архипелаг дает метастазы Да не сам по себе развивался Архипелаг, а ухо в ухо со всей страной. Пока в стране была безработица -- не было и погони за рабочими руками заключЈнных, и аресты шли не как трудовая мобилизация, а как сметанье с дороги. Но когда задумано было огромной мешалкой перемешать все сто восемьдесят миллионов, когда отвергнут был план сверх-индустриализации и вместо него погнали сверх-сверх-сверх-индустриализацию, когда уже задуманы были и раскулачивание и обширные общественные работы первой пятилетки, -- в канун Года Великого Перешиба изменился и взгляд на Архипелаг и всЈ в Архипелаге. 26 марта 1928 года Совнарком (значит -- еще под председательством Рыкова) рассматривал состояние карательной политики в стране и состояние мест заключения. О карательной политике было признано, что она недостаточна. Постановлено было:1 к классовым врагам и классово-чуждым элементам применять суровые меры репрессии, устрожить лагерный режим (а социально-неустойчивым вовсе не давать сроков). Кроме того: поставить принудработы так, чтоб заключЈнный не зарабатывал ничего, а государству они были бы хозяйственно-выгодны. И: "считать в дальнейшем необходимым расширение Јмкости трудовых колоний". То есть попросту предложено было готовить побольше лагерей перед запланированными обильными посадками. (Эту же хозяйственную необходимость предвидел и Троцкий, только он опять предлагал свою трудармию с обязательной мобилизацией. Хрен редьки не слаще. Но из духа ли противоречия своему вечному оппоненту или чтоб решительней отрубить у людей жалобы и надежды на возврат, Сталин определил прокрутить трудармейцев через тюремную машину.) Упразднялась безработица в стране -- появился экономический смысл расширения лагерей. Если в 1923-м году на Соловках было заключено не более 3 тысяч человек, то к 1930-му -- уже около 50 тысяч, да еще 30 тысяч в Кеми. С 1928-го года соловецкий рак стал расползаться -- сперва по Карелии -- на прокладку дорог, на экспортные лесоповалы. Также охотно СЛОН стал "продавать" инженеров: они бесконвойно ехали работать в любое северное место, а зарплата их перечислялась в лагерь. Во всех точках Мурманской железной дороги от Лодейного поля до Тайболы к 1929-му году уже появились лагерные пункты СЛОНа. Затем движение пошло на вологодскую линию -- и такое оживленное, что понадобилось на станции Званка открыть диспетчерский пункт СЛОНа. К 1930-му году в Лодейном поле окреп и стал на свои ноги СвирЛаг, в Котласе образовался КотЛаг. С 1931-го года с центром в Медвежегорске родился БелБалтЛаг2, которому предстояло в ближайшие два года прославить Архипелаг во веки веков и на пять материков. А злокачественные клеточки ползли и ползли. С одной стороны их не пускало море, а с другой -- финская граница, -- но ничто не мешало устроить лагерь под Красной Вишерой (1929 г.), а главное -- беспрепятственны были пути на восток по Русскому Северу. Очень рано потянулась дорога Сорока-Котлас ("Соро'ка -- построим до срока!" -- дразнили соловчане С. Алымова, который однако дела своего держался и вышел в люди, в поэты-песенники.) Доползя до Северной Двины, лагерные клеточки образовали СевДвинЛаг. Переползя еЈ, они бесстрашно двинулись к Уралу. В 1931-м году там основано было Северо-Уральское отделение СЛОНа, которое вскоре дало самостоятельные СоликамЛаг и СевУралЛаг. Березниковский лагерь начал строительство большого химкомбината, в своЈ время очень восславленное. Летом 1929-го из Соловков на реку Чибью была послана экспедиция бесконвойных заключЈнных под главенством геолога М. В. Рущинского -- разведать нефть, открытую там еще в 80-х годах XIX века. Экспедиция была успешна -- и на Ухте образовался лагерь -- УхтЛаг. Но он тоже не стыл на месте, а быстро метастазировался к северо-востоку, захватил Печору -- и преобразовался в УхтПечЛаг. Вскоре он имел Ухтинское, Интинское, Печорское и Воркутское отделения -- всЈ основы будущих великих самостоятельных лагерей.3 Освоение столь обширного северного бездорожного края потребовало прокладки железной дороги: от Котласа через Княж-Погост и Ропчу на Воркуту. Это вызвало потребность еще в двух самостоятельных лагерях, уже железнодорожных: СевЖелДорЛаге -- на участке от Котласа до р. Печоры, и ПечорЛаге (не путать с промышленным УхтПечЛагом!) -- на участке от р. Печоры до Воркуты. (Правда, дорога эта строилась долго. ЕЈ вымьский участок от Княж-Погоста до Ропчи был готов в 1938-м, вся же она -- лишь в конце 1942-го.) Так из тундренных и таЈжных пучин подымались сотни средних и маленьких новых островов. На ходу, в боевом строю, создавалась и новая организация Архипелага: Лагерные Управления, лагерные отделения, лагерные пункты (ОЛПы -- Отдельные лагерные пункты, КОЛПы -- комендантские, ГОЛПы -- головные), лагерные участки (они же -- "командировки" и "подкомандировки"). А в Управлениях -- Отделы, а в отделениях -- Части: 1 -- Производственная, II -- УчЈтно-Распределительная (УРЧ), III -- Опер-Чекистская (опять третья!..) (А в диссертациях в это время писалось: "вырисовываются впереди контуры воспитательных учреждений для отдельных недисциплинированных членов бесклассового общества".4 В самом деле, кончаются классы -- кончаются и преступники. Но как-то дух захватывает, что вот завтра -- бесклассовое -- и никто не будет сидеть?.. отдельные недисциплинированные... Бесклассовое общество тоже не без тюряги.) Так вся северная часть Архипелага рождена была Соловками. Но не ими же одними! По великому зову исправительно-трудовые лагеря и колонии вспучивались по всей необъятной нашей стране. Каждая область заводила свои ИТЛ и ИТК. Миллионы километров колючей проволоки побежали и побежали, пересекаясь, переплетаясь, мелькая весело шипами вдоль железных дорог, вдоль шоссейных дорог, вдоль городских окраин. И охлупы уродливых лагерных вышек стали вернейшей чертой нашего пейзажа и только удивительным стечением обстоятельств не попадали ни на полотна художников, ни в кадры фильмов. Как повелось еще с гражданской войны, усиленно мобилизовались для лагерной нужды монастырские здания, своим расположением идеально приспособленные для изоляции. Борисоглебский монастырь в Торжке пошел под пересыльный пункт (и сейчас он там), Валдайский (через озеро против будущей дачи Жданова) -- под колонию малолетних, Нилова Пустынь на селигерском острове Столбном -- под лагерь, Саровская Пустынь -- под гнездо Потьминских лагерей, и несть конца этому перечислению. Поднимались лагеря в Донбассе, на Волге верхней, средней, нижней, на Среднем и Южном Урале, в Закавказьи, в центральном Казахстане, в Средней Азии, в Сибири и на Дальнем Востоке. Официально сообщается, что в 1932-м году площадь сельско-хозяйственных исправтрудколоний по РСФСР была -- 253 тысячи гектаров, по УССР -- 56 тысяч.5 Кладя в среднем на одну колонию по тысяче гектаров, мы узнаем, что одних только сельхозов, то есть самых второстепенных и льготных лагерей, уже было (без окраин страны) -- более трехсот! Распределение заключЈнных по лагерям ближним и дальним легко решилось постановлением ЦИК и СНК от 6.11.29. (И всЈ годовщины попадаются...). Упразднялась прежняя "строгая изоляция" (мешавшая созидательному труду), устанавливалось, что в общие (ближние) места заключения посылаются осужденные на сроки менее трЈх лет, а от трех до десяти -- в отдаленные местности.6 Так как Пятьдесят Восьмая никогда не получала менее трех лет, то вся и хлынула она на Север и в Сибирь -- освоить и погибнуть. А мы в это время -- шагали под барабаны!.. ___ На Архипелаге живЈт упорная легенда, что "лагеря придумал Френкель". Мне кажется, эта непатриотичная и даже оскорбительная для власти выдумка достаточно опровергнута предыдущими главами. Хотя и скудными средствами, но, надеюсь, нам удалось показать рождение лагерей для подавления и для труда еще в 1918-м году. Безо всякого Френкеля додумались, что заключЈнные не должны терять времени в нравственных размышлениях ("целью советской исправительно-трудовой политики вовсе не является индивидуальное исправление в его традиционном понимании"7), а должны трудиться, и при этом нормы им надо назначить покрепче, почти непосильные. До всякого Френкеля уже говорили: "исправление через труд" (а понимали еще с Эйхманса как "истребление через труд"). Да даже и современного диалектического мышления не нужно было, чтобы додуматься до использования заключЈнных на тяжелых работах в малонаселенной местности. Еще в 1890-м г