Александр Солженицын. Знают истину танки! киносценарий для экрана переменной формы -------------------------------------------------------------------- (C) Александр Солженицын "Дружба Народов" 1989, No 11 Сканирование, вычитка: Назар Явников (jawnikow@yahoo.com) -------------------------------------------------------------------- Д Е Й С Т В У Ю Щ И Е Л И Ц А: П а в е л Г а й, Т-120 П е т р К л и м о в, Т-5 И в а н Б а р н я г и н, летчик, Герой Советского Союза В л а д и м и р Ф е д о т о в, Р-27, студент В и к т о р М а н т р о в, его одноделец А л е к с а н д р Г е д г о в д, Ы-448, "Бакалавр" Ч е с л а в Г а в р о н с к и й, Р-863 Г а л а к т и о н А д р и а н о в и ч, хирург Д е м е н т и й Г р и г о р ь е в и ч М е ж е н и н о в, ботаник Е в д о к и м о в, полковник Т и м о х о в и ч, бригадир П о л ы г а н о в, бригадир К и ш к и н, Ф-111 Б о г д а н, глава бандеровцев, Ы-655 М а г о м е т, глава мусульман А н т о н а с, литовец Х а д р и с, ингуш Ю р о ч к а, молодой врач Пожилой н о р м и р о в щ и к А у р а, литовка С-213, секретарь прораба, лагерный скрипач К о к к и А б д у ш и д з е В о з г р я к о в, С-731 Ч е р е д н и ч е н к о, майор, начальник ОЛПа Н а ч а л ь н и к о п е р ч е к и с т с к о г о о т д е л а С т а р ш и й о п е р у п о л н о м о ч е н н ы й Б е к е ч, лейтенант, начальник режима Н а ч а л ь н и к К В Ч Н а ч а л ь н и ц а с а н ч а с т и Н а д з и р а т е л ь с у г о л ь н ы м л и ц о м Н а д з и р а т е л ь - "морячок" П о л и т р у к П р о р а б Д е с я т н и к Заключенные Особлага в номерах. Надзиратели. Конвойные офицеры, сержанты, солдаты. Танкисты. Во вступлении и эпилоге: М у ж Ж е н а А л ь б и н а Оркестранты, официанты, Курортная публика. Значок "=" означает монтажный стык, то есть внезапную полную cмену кадра. В остальных случаях подразумевается, что последующий кадр получается из предыдущего плавным (панорамным) переходом. Надписи, начатые с левого края страницы, означают музыкальное и всякое звуковое сопровождение. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . УЗКИЙ (ВЕРТИКАЛЬНЫЙ) ЭКРАН. Кипарисы! Вытянулись!.. Исчерна-зеленые. У их подножья - снование маленьких людей. Далеко за вершинами - скалистые горы в клубящемся туманце. ШИРОКИЙ ЭКРАН. = Курортная аллея под ними. Газоны. Стволы и стебли знают свое место. И все же хорошо... Идут курортники нам навстречу в веселом пестром легком. В чалмах самодельных. Защитных очках. И с мохнатыми полотенцами. Шуршит под ногами гравий. Обрывки неясные речи. Звук подъе- хавшего автомобиля. Из "волги" выходят - Дама со слишком золотистой прической, ее Муж в чесучевом костюме, Девушка и Мантров, подобранный, довольно молодой. Они заперли машину и идут по аллее то в тени, то на солнце. То сквозь тень, то сквозь солнце. Свисают ветви с бледно-розовой ватой цветов. Они идут мимо киоска сувениров. Мимо скамей, где отдыхают грузные курортники и грузные дети. = Открывается крутой откос наверх. По откосу - широкие ступени, декоративный кустарник. Они поднимаются. Вверху - веранда, парусиновые пологи над ее пролетами. Над входом надпись: Ресторан "Магнолия". оттуда доносится музыка. Муж дамы: - Ну как, Виктор? Выдерживаешь? У Виктора сдержанная, но располагающая улыбка, ясный взгляд. То ли рассеянность, то ли растерянность: - Не знаю. Еще не могу привыкнуть. Золотистая дама: - Ах, Витенька! К хорошему люди привыкают легко! К хорошему мы вас быстро вернем. Правда, Альбина? Девушка в той поре,когда всякая хороша. Мило-диковатая прическа. Улыбается вместо ответа. ресторанная музыка ближе и громче. Они уже - под шатром веранды. Белизна и сверкание столов. Есть свободный, они садятся. = В прозор между балюстрадой и пологом - вершинки кипарисов где-то близко внизу, а за ними - море, море... Беленький пассажирский катерок. веселенькая разухабистая музыка. = Муж - Нет! Поразительное и удивительное не что Виктор там был, а что он оттуда вернулся! Невредимым! Дама: - Страдалец! Чего он там натерпелся! И ничего не хочет рассказать! Мантров смотрит ясными глазами, улыбается умеренно: - К сожалению, я ничего не помню. Я - все забыл... = Море - во весь экран, лишь край полога наверху, колонка веранды. И внемлющий профиль девушки: - Но сейчас-то вам - разве плохо? только голос его: - Хорошо бесконечно. Море. И профиль девушки. В кадр входит плечо и темя официанта, наклонившегося к их столу: - Антрекот - два, фрикассе из лопатки - раз... Суфле лимонное четыре... = Голова Мантрова запрокинулась, кадык ходит по горлу: - Будто в насмешку... = Общий вид ресторана. Чистая кушающая публика. Дородные официанты просторными проходами снисходительно разносят подносы. Две пары покачиваются между столиками. На эстраде - маленький оркестр: струнные, саксофонист, ударник. бесшабашный мотивчик. Голос Мантрова: - Будто в насмешку вот такой же оркестрик по воскресеньям играл и там... = Скрипка и виолончель и движущиеся их смычки остаются резкими. Остальные инструменты и все оркестранты расплываются... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . но резко звучит все тот же, все тот же распущенный мотивчик. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . = И проступают четверо оркестрантов в черных спецовках, и черных картузиках. Над козырьками картузиков, выше сердца на спецовках и над левыми коленями у всех - белые лоскутки с черными номерами. У первой скрипки, одутловатого парня с добродушным видом, - номер С-213. Стулья оркестра - на маленьком сколоченном возвышении около квадратного столба, посреди огромной столовой, где в два ряда идут такие же столбы. И тесовые грубые ничем не покрытые столы - в четыре долгих ряда. И за каждым столом - по десятку заключенных, лицами к нам и спинами к нам (меж лопаток у каждого - тоже лоскут с номером). В проходах - тесно. Проталкиваясь среди приходящих и уходящих, одни заключенные несут деревянные подносы с полными мисками. А иные собирают пустые миски, накладывая их друг в друга горкой до двадцати. И из мисок, в каких остается,- выпивают, вылизывают остатки. Едящие. Грязная публика. Их плечи пригорблены. Лица - нетер- пеливо голодны. Те - жадно заглядывают в миску к соседу. А тот пробует ложкой - пуста попалась ему баланда! Молодой парень снял шапку и крестится перед едой. та же счастливая подпрыгивающая мелодия. Только танцевать! И один сборщик пустых мисок подтанцовывает. Собирая миски, он неприлично подбрасывает зад то правым, то левым боком, горку мисок обнимая как партнершу. Лицо у него круглое, придурковатое. И все приемы юродивого. И одет он по-дурацки: сверх черной спецовки - какая-то зеленая рваная жилетка, к которой приколот кумачовый бантик, как на первое мая. На спине жилетки и на груди мелом выведен тот же номер, что на фуражке: Ф-111. Обедающие смеются над ним: - Кишкин не унывает! КРУПНО. Парень наклонился над миской, весь ушел в жеванье голого рыбьего скелетика, свисающего у него изо рта. Тут на столе, между мисками, много наплевано таких костей. Вдруг чья-то рука со стороны трогает его ломтик хлеба, лежащий рядом. Парень вздрагивает и двумя руками ухватывается за свой хлеб. Но, подняв глаза, улыбается: это Кишкин хватал, теперь отпускает, его круглое лицо в улыбке: - Все вы такие. Пока вашей пайки не тронь, вы ни о чем не спохватитесь. = И уже пританцовывает с пустыми мисками дальше. Вдруг поставил горку на край другого стола и наклонился к сидящим: - Ребята!.. Его голова над столом и несколько обедающих. К нам лицом: Мантров, стриженный наголо, с номером над сердцем, как у всех, и Р-27, юноша с очень впалыми щеками, с быстрыми сообразительными глазами, необщим выражением лица. - Ребята! Если батька - дурак, а матушка - проститутка, так дети будут сытые или голодные? - Голодные! кричат ему, предвидя забаву. Мантров лишь рассеянно взглядывает, продолжая аккуратно есть. Р-27 остановил ложку, с интересом слушает, как и соседи. Кишкин разводит руками: - Разделите семь-восемь миллиардов пудов (прим.- "7-8 милли- ардов пудов" - настрявший вдолбленный лозунг сталинских 30-х годов о советском обильном урожае) на двести миллионов человек. Сколько получится? И, обняв миски, приплясывая, исчезает из кадра. Он оставил недоумение. Все считают. Р-27 трясет за плечо сдержанного Мантрова: - Слышь, Витька, какая простая мысль! Ай да Кишкин! Я никогда не считал. Значит, это будет... Но Мантров не увлечен, он методично высасывает с ложки жижицу баланды. Р-27 оборачивается к соседу с другой стороны - к Р-863: - Пан Гавронский! У Гавронского - удлиненное лицо с тонкими чертами. Он тоже считал. Он говорит почти без акцента, но с затруднением: - Сорок пудов в год. Два килограмма в день. Даже на ребенка в люльке. С кривой улыбкой жалости он берет с тряпицы на столе свой кусочек хлеба. ВО ВЕСЬ ЭКРАН его ладонь с этой неровно обломленной ничтожной корочкой. всплеск наглой музыки! = Невозмутимо пилит смычком одутловатый скрипач С-213. ЗАТЕМНЕНИЕ МЕДЛЕННОЕ. ба-бам! - оглушительно бьют железом о рельс.- Ба-бам! ИЗ ЗАТЕМНЕНИЯ КРУПНО. = Рука в гимнастерке медленно бьет молотком о висящий качаю- щийся рельс. = На алом восходном небе - черный силуэт зоны: вышки черные по краям экрана, соединенные сплошным забором, над ним - заостренные столбы с фонарями и колючая проволока во много нитей. Черная. Зона медленно проплывает, как видна она изнутри. Одна вышка переходит в другую. И снова проволока. Потом - полукругло вытянутые верхушки ворот. Ворота - выше забора. Они - двойные во всю их высоту. Простые, деревянные. Но что-то готическое в них. Что-то безысходное. Только тут смолкают мерные удары в рельс. Ворота распахиваются к нам. А МЫ ОТСТУПАЕМ. И видна теперь долгая прямая "линейка" - дорога, ведущая сквозь ворота. Ничем не обсажена, голая, меж бараков. На ней - три тысячи спин! Три тысячи спин по пять в шеренгу! В одинаковых черных курточках с крупными белыми лоскутами, пришитыми меж лопаток неаккуратно, неровно - номера! номера! номера! МЫ ПЛЫВЁМ над колонной, как над таблицей логарифмов. КРУПНО. = Артистическая рука с кисточкой. И одна такая спина. Кисточка кончает выписывать номер: Ы-448. Человек поворачивается. Он выше окружающих, даже долговяз. Лицо худое. Пока тот же номер ему выписывают над козырьком шутовского картузика, он говорит: - Гран мерси! Вы очень любезны. Как сказал некий поэт: "Есть еще хорошие буквы - Эр! Ша! Ы!" За его спиной торопливое движение. голос: - Гедговд! Бакалавр! Ы-448 из-под кисти бросается догонять. = Разведя полы своих черных курточек, пятерки арестантов отделяются от колонны и проходят раздельно на обыск. Пять надзирателей с голубыми погонами и голубыми околышами фуражек стоят прочно, расставив ноги, и в обнимку принимают и обхлопывают заключенных. Пройдя обыск, заключенные добегают к воротам и снова выстраива- ются по пять. За воротами снова счет: - Одиннадцатая! Двенадцатая! Тринадцатая!.. Названная пятерка отделяется от задней колонны и переходит в переднюю. А там - еще один пересчет. = Кругом - оцепление автоматчиков. Автоматы наизготове. Угрожа- ющие нахмуренные конвоиры. = В строю - Гедговд. Он что-то заметил в стороне, просиял, тормошит соседей: - Посмотрите, посмотрите, бригадир! ЧЕслав! Гавронский! Скорее! Вон, где машины ждут каменный карьер. С ним рядом Р-863, тонконосый Гавронский, и бригадир Т-5, могучий парень, широколицый, курносый. Он поворачивается туда же: - Ну-у-у!.. Они видят: = в косом радостном свете восхода стоят два потрепанных ЗИСа с пустыми кузовами,передняя часть которых отгорожена железной решеткой. За решетками сидят на крышах кабин по конвоиру. Автоматы их до времени беспечно лежат на коленях, но уже и сейчас направлены дулами в кузова. Внизу, прислонясь к борту одного из ЗИСов, ждут в бравых позах остальные конвоиры. Они как будто застыли, фотографируясь. Станковый пулемет выставлен у их ног. Но где же их офицер?.. В кабине на командирском месте сидит и высунулась сквозь окошко дверцы - большая овчарка. Умная злая морда. Оскаленные зубы. Смотрит на нас, = на колонну заключенных. Длинный Гедговд в строю поднимает длинные пальцы: - Ах, как забавно! Страна восходящего солнца! = Опять тот же живописный неподвижный снимок - конвоиры залиты утренним солнцем. И собака не поведет головой. = Бригадир Т-5 усмехается: - Сторонники мира! Они трое, рядом. Гавронский впился в увиденное. Его лицо опалено шляхетским гневом. Аккорды 12-го этюда Шопена доносятся как ветерок. Он шепчет: - Да-а... Они - за мир! = Конвоиры, ЗИС, собака высунулась. Никакого движения. Фотогра- фия! ... Они - сторонники мира! Такого мира, чтоб автоматы и собаки были у них, а мы... траурные ритмы. Тихо, во настойчиво. = Долгая колонна заключенных, руки за спину, головы опустив, тянется уныло, как на похоронах. В двадцати шагах от нее слева и справа - автоматчики, колонной по одному, в разрядку. МЫ ПОДНИМАЕМСЯ Колонна и автоматчики видны нам сверху. Длинные черные тени от невысокого солнца. И не одна эта колонна, а много их, расходящихся степными доро- гами от главных ворот. И весь лагерь сверху - прямоугольник, обнесенный забором и вышками. Внутри еще заборы в зоны, бараки, линейки и ни деревца. МЫ ОПУСКАЕМСЯ к одной из выходящих колонн, к другим воротам. Эта колонна - женщины... С такими же номерами на груди, на спине, на шапке, на юбке. В таких же платьях и телогрейках, забрыз- ганные глиной, штукатуркой. ВЕСЬ КАДР БРЫЗГАМИ РАЗЛЕТАЕТСЯ. = Это - брызги щебня от камня, = от молота, опускаемого черной рукой заключенного, дробящего камень на щебень. Однообразно он поднимает и опускает молот. стук многих молотков по камню. = Целая бригада заключенных сидит на земле, на камнях - и бьет камень на щебень, камень на щебень. Не трудно как будто, а говорить не хочется. Не трудно как будто, а работа каторжная. И так же вручную другие зэки относят набитый щебень носилками. Медленно относят. Еле покачиваются спины их с латками-номерами. Они взносят носилки на помост и высыпают щебень в пасть бетоно- мешалки. гудит бетономешалка. И следующие туда же. И следующие. = А внизу в подставляемые носилки-корытца бетономешалка выливает бетон. И этими корытцами пары зэков несут и несут бетон. = Все - одной дорожкой, как муравьи. Как муравьи. И - трапом наверх. И идут по лесам вдоль опалубки. И выливают свой бетон. И назад. Торчат, уходят вдаль вертикальные стойки лесов и опалубки. Вспышки электросварки. Большое поле стройки вокруг здания. Нагорожено, наставлено, навалено. Строятся и другие здания. = Клочок строительного поля. КРУПНЕЕ. Земля вылетает из траншеи от невидимых лопат. Сбоку - ноги стоящего в лагерных тупоносых ботинках. из траншеи голос: - Бригадир! Ну, смотри, опять обвалилось. Как копать? От ботинок на вверх - и весь бригадир, Т-5. Очень хмуро он смотрит = вниз, в траншею. Она уходит за оба обреза экрана - узкая глубокая щель с обвальными песчаными краями. Там внизу, когда копающий наклонится, - кажется, он совсем на дне, черепаха с белой латкой на спине. Сюда наверх, в нас, летят из траншеи сыпки с лопат. шорох сыпков земли. Их четверо копает. Озабоченный низенький мужичок с черной небритой щетинкой. И Гавронский, Р-863. Но только долговязый Гедговд, распрямившись, почти достает до верха траншеи. Он опять улыбается: - Покойная мама всегда предупреждала меня: Саша, ты плохо кончишь! Ты кончишь плохо - ты женишься на проститутке!.. Но боюсь, что до этого заманчивого конца я не доживу! Вчера Сатурн зловеще вступил в восьмой квадрат. Это очень меня беспокоит. = Бригадир хмурится. И слушает и не слушает. - А ну-ка, Бакалавр, пошли со мной. Наклоняется и протягивает руку Гедговду. Тут уцепился, карабка- ется из траншеи. Выбрался, но из-под ног его обваливается косяк песчаной стенки. Гедговд оборачивается, качает головой. = И - вслед за бригадиром. Тот быстро шагает, широкая спина. Мимо них опять - с носилками, с носилками... И сидит на земле, как на восточном базаре, та бригада, что бьет камень на щебень. удары молотков о камень. И тачки катят вереницей, железные тачки. "Машина ОСО"! - две ручки, одно колесо... грохот тачек, повизгивание колес. = Вот и подходят - близится дощаное временное здание, на фанерной двери кривая надпись углем: "Контора". Бригадир обернулся: - Подожди меня здесь, Бакалавр. Если еще раз откажут, так мы... Обещающе кивнул, вошел в контору. Мимо Гедговда Проходит автомобиль-самосвал и останавливается перед вахтой, тоже дощаной некрашеной будкой. Гедговду видно, как из вахты выходит ефрейтор, подходит к кабине шофера, проверяет его пропуск. На подножку вскочил, заглянул в кузов - не уцепился ли кто там? Потом прошел к воротам - двойным, решетчатым из брусков. Внутренние развел внутрь, внешние - наружу. = А между конторой и вахтой - трое заключенных ошкуряют топо- рами долгие бревна. стучали топорами - и перестали разом. По всему низу экрана тянется их бревно. А они подняли глаза от топоров и покосились = туда, на открытые ворота. Самосвал, покачиваясь, прошел сквозь них. а сзади нас - опять сигнал грузовика. Ефрейтор от ворот оглянулся, но не оставил ворот открытыми, свел и внешние и внутренние. = Трое опять наклонились над бревном, работают. стучат их топоры. = Опять самосвал, минуя нас и Гедговда, подошел к вахте. Ефрейтор повторяет все сначала: проверяет пропуск, осматривает кузов, заглядывает меж колес. И так же идет к воротам, открывает внутренние, разводит внешние. топоры смолкли. = И все трое (лицо одного выделяется щедрой мужественностью) смотрят опять от своего бревна... = ...на то, как выходит грузовик в свободные ворота. Как заводит ефрейтор наружные, закрывает внутренние. А дальше от ворот - колючая проволока во много рядов. Столбы. И вышка. На ней - часовой. Свесился через барьерчик, смотрит сюда, дуло карабина высовывается над барьерчиком. А с наружной стороны вышка обшита тесом, от ветра. Ведь ему туда не стрелять. застучали топоры. ШТОРКА. ПОСЛЕ НЕЁ ШИРОКИЙ ЭКРАН ПРЕВРАТИЛСЯ В ОБЫЧНЫЙ. = Комната конторы. За канцелярским столом - худой мужчина в форменной фуражке с молоточком и ключом - прораб. Рядом со столом прораба сидит майор МВД, очень жирный. Сбоку стоит С-213, он принес прорабу подписывать бумаги. Он сейчас - деловой, крепенький, и ломком бы мог ворочать. голос от нас: - Почва песчаная, осыпается чуть тронь. Глубина траншеи два метра двадцать! = Это - Т-5, бригадир. Он говорит со злостью: ...И вы обязаны делать крепление! Техника безопасности одинакова для всех! Заключенные тоже люди! = Лицо майора. Всем доволен. Его не проймешь! Даже нахмурился небрежно, не делает усилия как следует нахмуриться: - Ах, тоже люди?! Ты демагогию бросай, Климов, а то я тебе место найду! Прораб. Жестко, быстро, одновременно подписывая бумаги: - Траншея - временная, и крепления не полагается. Сейчас уложите трубы - и завалите. Вам и дай крепление, так вы только доски изрубите да запишете в наряд! Знаю! А ставить не будете. Не первый год с заключенными работаю. Уходите! = Климов. Немного жил - и всю-то жизнь или солдат, или военно- пленный, или заключенный. Да чем можно пронять этих людей? Слишком много пришлось бы сказать, если начинать говорить... За спиной Климова распахивается дверь. В нее ныряет, не помещаясь, Гедговд. Он искажен, кричит: - Бригадир! Засыпало наших!! И убежал, ударившись о притолоку. Лицо Климова!! Спина! И убежал. Только непритворенная дверь туда-сюда покачивается, покачивается... ПО ШИРОКОМУ ЭКРАНУ все это засыпает внезапным песком. Густой обвал желтого песка по всему экрану. СВЕРХУ. Мертвая неподвижность уже свершившегося обвала. Уже и потерялось, где были раньше стены траншеи. Нет, чуть сохранилась линяя с краю. Там картузик лежит на бывшей твердой земле: Р-863. А из песка высунулись руки! - пять пальцев! и другие пять! Они пытаются очистить путь своей голове. топот. Сюда бегут. Выбарахтывается, выбарахтывается кто-то из траншеи. Его тянут! Тянут и отгребают. Это - Чеслав Гавронский... Нет, не дай Бог видеть лицо человека, вернувшегося с того света!.. Губы искривлены, как у параличного. Рот набился песком. Кашляет судорожно. Его вытащили уже всего. Он кашляет, кашляет - и пальцем показы- вает, где засыпало его товарищей. Скорей! скорей! Кто-то с размаху вонзил лопату в песок и выгребает ею. - Стой! Голову разрубите! Только руками! В кадр вбегает Климов. Он бросается на колени. И роет быстро- быстро, как лапами крот. = И с ним рядом - Гедговд. И другие. На коленях все. А с краев - лопатами, лопатами. Осторожно. Гавронский приподнялся на руках, кашляет, хрипит и показывает, где отгребать. = Кто-то сверху (только ноги его видны да спустившаяся рука) надевает на голову Гавронскому его картузик Р-863. Ног много кругом. Все собрались, да работать негде. - Врача бы из лагеря... - Звонили. Конвоя не дают врачу. Шторка. Вид сверху. = Со дна траншеи копающие поднимают над собой тело. Это - мальчик почти. Мертвец. Его лоб надрублен наискосок неосторожной лопатой. Песком забиты ноздри и зев рта. Положили его на землю. Лицом к небу. А рядом взмахами рук-плетей делают искусственное дыхание мужичку, черной щетинке. Климов делает. Но уже и он на исходе сил. Слабеющими взмахами рук-плетей щетинка черная отбивается от жизни. музыка похоронная. Климов сидит около мертвеца. Схватился за голову. Плачет солдат. Виноват - солдат... = Гедговд идет прочь. Он идет зоной, не видя ее. Он если и слышит что, так эту музыку. Похоронную. Мимо него - с носилками, с носилками. И сидит бригада на земле, бьет камень на щебень. Катят тачки железные вереницей. = Колючая проволока. Передвигается по экрану. Вот и ворота. Вахта. Грузовик ждет выпуска. = Ефрейтор проверил пропуск, с подножки осмотрел кузов. Заглянул под задние колеса. Топоры тесали и остановились. = Трое смотрят от своего бревна. = Пошел ефрейтор к воротам, открыл внутренние, взялся за внешние. голос сзади нас: - Шофер! Шофер! Иди сюда! Прораб зовет. Шофер - в старой солдатской пилотке, но в гражданском. Вылез из кабины, пошел на голос. а мотор тихо работает. = Ефрейтор развел внешние ворота и оглядывается - почему шофер не едет. = Трое над бревном. Переглянулись молнией. = Машина ждет! И дверца открыта. = И бросились! = Двое - в кабину! один - в кузов! И - тронули, на ходу прихлопывая дверцы! = Изумленное лицо Гедговда!! в музыке - бетховенская рубка! ("гремят барабаны! литавры гремят!") - И я! И я с вами!! = Долговязый! Догоняет машину! Вспрыгнул на задний борт. Висит! = Машина - на нас!! Раздавят!! * вой мотора. = Не на нас! - на ефрейтора! Он метнулся прочь, давая дорогу. И у столба ворот - за пистолетом лезет в кобуру. Лезет, никак не вытащит. Выхватил! = Вон - уходит грузовик по дороге! Гедговд ноги подбирает в кузов. выстрел! Выстрел! - от нас, пистолетный. А сбоку сверху, с вышки,- карабинный, раскатистый. И еще! Уходит грузовик! уходит! ("гремят барабаны! литавры гремят!") МЫ ВОЗНЕСЛИСЬ. СВЕРХУ. Угол зоны, обращенный к бегущим. Вот с этой угловой вышки и стрелять! - но несподручно: она с двух внешних сторон обшита от ветра. Изгибаясь, бьет часовой. = А грузовик уходит! уходит! выстрелы слабеют вдали. ПОСЛЕ КОСОЙ ШТОРКИ - ТОЛЬКО УГОЛОК ЭКРАНА. = Индукторный телефон старого образца. На него падают руки военного - на трубку и на ручку. Круть, круть, круть! - говорящего не видно всего: - Конвойный городок! Конвойный городок! С третьего объекта - побег! На машине в сторону рудника Дальнего! Дайте знать на рудник Дальний! Вызовите мотоциклы! Всем - в ружье!! КОСАЯ ШТОРКА ЧЕРЕЗ ВЕСЬ ЭКРАН. = Из нее наискось вырывается наш грузовик. Он несется, несется, несется! - мимо последних строений поселка. Он уходит, уходит, уходит! - уже по степной дороге. И две фигуры видны нам сзади в кузове. Их швыряет, они скрючились, держась за борта и крышу кабины. Один слишком высок. = А теперь - спереди. Две головы - над кабиной. Два лица - в кабине, через ветровое стекло. Их напряжение обгоняет бег автомобиля: убежать! успеть! уйти! = Двое в кабине - во весь широкий экран. За рулем - тот крупно- лицый, главарь. Что за щедрая сила у этого человека! Крутит руль и стонет: - Э-э-эх, где вы, мои крылышки? Когда надо - вас нет!.. Сосед его - за плечо: - Слушай, Ваня! Рудник Дальний - объедем! Они до дороги - достанут! Объедем по целине! - Не! На целине скорость потеряем! Дуну ветром! Сосед стучит назад в стекло: - Эй вы, шпана! Ложись! Ложись! Прицепился, черт долговязый... НО МЫ ОТСТУПАЕМ ЕЩЁ БЫСТРЕЙ, ЧЕМ на нас несется грузовик. Мы видим его все меньшим, меньшим. Его отчетливо видно: черненький, сзади от него - хвост серо- белой пыли, перед ним - серо-белая лента дороги. = Мы видим его с охранной вышки - меж двух ее столбиков и под ее навесом. Мы чуть опережаем его дулом нашего карабина. = Мы видим его увеличенным в наш оптический прицел и выбираем место цели - передний скат. Сейчас мы его... оглушающий выстрел около нас. = Ствол карабина рвануло и увело. Тем временем - выстрелы неподалеку. И в прицеле нашем видно, как грузовик уже заносит поперек дороги. Бьем и мы! И вместе с выстрелом несемся на грузовик. Шофер-летчик выпрыгивает, смотрит на пробитый скат. И назад смотрит, откуда приехали на нас. Ну что ж, берите, гады. Крепкие руки из-под закатанных рукавов лагерной курточки скрестил на груди. Его товарищ выскочил из кабины и показывает: - Топоры наши!.. Летчик кивает головой: - Закинь их подальше... И те двое выскочили из кузова. Гедговд мечется: - Ах, ну как же это? Как же это досадно получилось... Побежим напрямик! Побежим! Летчик лишь чуть повел глазами туда, куда машет Гедговд. = Сколько глазу хватает - открытая степь. Песок. Редкими кустиками травка. Да "верблюжья колючка". = Четверо у грузовика. Обреченные. Один навалился ничком на капот. а сзади зрителей, еще не близко, нарастает рев мотоциклов. Летчик оборачиваемся: - Слушайте, кто вы такой? Гедговд снимает блин фуражки и делает подобие гостиного поклона: - Вообще я довольно вздорный человек. Я боюсь, что вы подбиты из-за моего несчастного гороскопа. Сатурн - в восьмом квадрате. И мне не следовало прыгать в вашу машину. Я - недоучка, философ, два факультета Сорбонны. Русский эмигрант, везде лишний. Александр Гедговд, по прозвищу "Бакалавр". Летчик протягивает широкую ладонь: - Будем знакомы. Герой Советского Союза майор авиации Иван Барнягин. А рев мотоциклов уже за самой нашей спиной. Барнягин смотрит, прижмурясь, как они несутся: - Ну, ребята, сейчас будут бить. Насмерть. И ранеными в карцер. Валите на меня, все равно... уже кричат, чтобы перекрыть мотоциклы: - Кто останется жив - привет товарищам! Да здравствует свобода!! Все четверо они впились, как = летят мотоциклы. Их восемь. Сзади каждого - автоматчик. Все на нас! Разъезжаются вправо и влево, чтоб охватить нас кольцом. Остановились с разбегу. Автоматчики соскакивают и, замахнувшись прикладами, бегут на нас!! Опрокидывается небо. Теперь только небо во весь экран, небо с облаками. крики: - Р-разойдись, стервятина! Р-раступись, падаль, по одному! Руки назад! Свободы захотели?.. бьют. Здесь, в зрительном зале, бьют. Слышны удары по телам, паденья, топот, кряхт, хрип, тяжелое дыхание бьющих и избиваемых. Крики боли. Ругательства и ликование. Кучевые облака - храмы небесные, снежные дворцы - медленно проплывают голубым небом. стало тихо. Небо отходит в верхнюю часть экрана, а снизу выступают верхушками столбы строительных лесов и сами леса. Двое заключенных мерно несут по помосту вдоль стены носилки с диким камнем. Они несут так медленно, как плывут эти облака. Они идут - и все здание постепенно показывается нам в медленном повороте. Это - тюрьма-крепость. Одно крыло ее уже построено: неошту- катуренный массив дикого камня, только дверь небольшая и оконца крохотные в один рядок. Не пожалели камня. Второе крыло лишь теперь и строится. Мы поднялись с подносчиками и видим, что возводимые стены тюрьмы - толще метра. Сверху видно, как на клетки маленьких камер и карцеров разделена будущая тюрьма. грохот камня, высыпаемого из носилок. = Подносчики высыпали камень около худощавого юноши Р-27, кладущего стену. Высыпали, постояли. Еще медленней пошли назад. Как будто раздумывают: да надо ли носить? И Р-27 кладет стену с той же печальной медленностью, с той же неохотой. Камни бывают большие, он их не без труда поднимает на стену двумя руками, выбирает им место. = А в небе плавает коршун. = А вокруг - и без того з о н а. Колючка, вышки. Степь. ветерок посвистывает. = Р-27 тешет камень молотком, чтобы лег лучше. = Каменщики и подносчики в разных местах вокруг возводимых стен. Все работают с такой же надрывной неохотой. КРУТО СВЕРХУ. От лагерных ворот подходит к тюрьме воронок - такой же, как в городах, но откровенного серо-черного цвета. Его подают задом к двери тюрьмы. Все на постройке замирают: у груд камней, внизу, откуда нагружаются носилки; на трапах; на лесах у косо-ступенчатых стен. Бригада напряженно смотрит, как = открывается задняя дверца воронка, отпадает подножка, выскакивают трое солдат и из кабины выходит лейтенант в зеленой фуражке. = Навстречу им открывается окованная железом дверь тюрьмы. Оттуда выходит надзиратель с большим ключом (его голубые погоны с белыми лычками - мяты) и еще другой в матросской форменке без нашивок, на груди обнажен угол тельняшки. = Лейтенант кричит внутрь воронка: - Вы-ходи! И по одному, сгибаясь при выходе, а потом распрямляясь с усилием и болью, выходят четверо беглецов. Все они избиты до крови и досиня. У троих руки связаны за спиной. Первым идет Барнягин с заплывшим глазом, с лиловой полосой на лбу. Но голову закинул и кивает строителям. Потом - Гедговд, кровоточа ртом, с распухшей губой. Спина его долгая не распрямляется. У третьего рука висит плетью, одежда с плеча содрана, там рана. = Шагов двадцать им до раскрытых дверей тюрьмы. Надзиратель- "морячок" ногой поддает проходящим, и лицо его при этом искривляется радостной психопатической истерикой. Надзиратели вошли вслед за арестантами. Дверь заперлась. Солдаты вскочили в воронок, и он отходит к воротам. = Общий вид все так же неподвижных строителей. = Острое мучение на чутком лице Р-27. Это его избили вместе с беглецами. Припал ничком на стену, уронил голову. звякнул = упавший мастерок. = К Р-27 подходит Мантров. Та же арестантская черная куртка, тот же картузик, такие же номера, но какая-то рассчитанностъ, чуть ли не изящество и в его одежде, и в его движениях. И лицо очень чистое - хорошо выбрито или на нем еще не растет. Обнимает дружески товарища: - Ну брось, Володька! Володька... Володя поднял голову. Что же можно "бросить", если тебя только что избили сапогами?! - Виктор! Как мы можем так низменно жить? Зарабатывать у палачей пайку хлеба! Сто грамм каши лишней на ужин! - и чем? Что строим тюрьму для себя самих?!.. Уголок номера на его фуражке чуть отпоролся и треплется ветерком. Больше нечему развеваться на этих стриженых головах. Мантров омрачился. Вздохнул: - Я не напрашивался на эту работу, ты знаешь. Я добивался вывести бригаду за зону. А назначили сюда... Р-27 с негодованием: - Хотя бы у блатных мы переняли немножко гордости, цыплячьи революционеры! Ведь блатные не положат ни камешка на стену своей тюрьмы! И не натянут ни одной нитки колючей проволоки! Трех лет еще не прошло- студентами какие мы гордые речи произносили! Какие мы смелые тосты поднимали - перед девчонками! А здесь - наделали в штанишки?.. Мантров, проверив, чист ли камень, садится боком на стену: - Но прошло три года, и пора становиться мужчинами. Здесь постарше нас, поопытней,- а что придумали? Вот, Герой Советского Союза... А что придумал он? Куда бежал? На что рассчитывал? Таран!- своими боками... Или полковник Евдокимов. Академию Фрунзе кончил, два раза упоминался в сводке Информбюро. И говорит: я из окружения полдивизии вывел, а вот что здесь делать - не знаю... - Но из нашей трезвой трусости! Из нашего беспамятного рабства! - какой-то же выход должен быть!! - Самообладание, мой друг,- вот наш выход. Ясность ума. И самообладание. Только тогда мы можем рассчитывать пережить срок. Выйти на волю. Захватить еще кусочек мирной жизни, пока не начнется новая война. Нет! нет! нет! нет! не то. - Да как ты не понимаешь? Да не нужен мне мир! И никакая воля мне не нужна!! И сама жизнь мне не нужна!! б е з с п р а в е д л и- в о с т и!! МЕДЛЕННОЕ ЗАТЕМНЕНИЕ. стеклянный печальный звон бандуры. Неторопливый перебор струн на мотив "Выйди, коханая..." ИЗ ЗАТЕМНЕНИЯ. = По экрану, в длину его, медленно проплывают двухэтажные вагонки, вагонки, вагонки, печь беленая, барачные окошки в решетках (за ними - тьма). Заключенные лежат, лежат, на первых "этажах" еще и сидят. Раза два мелькают шахматисты. Редкие читают. Кто спит, кто так просто лежит. Слушают, смотрят на... звуки ближе. ...бандуру. На втором этаже вагонки поставлен ее ящик. Откинута и стоймя держится крышка. На ней изнутри - умильно-лубочный пейзаж: белая мазаная хатка с вишневым садочком за плетнем, на улочке - верба погнутая, и дивчина в лентах с писаным лицом несет на коромыслах ведра. Но в благородном звоне бандуры у нас не улыбку, а грусть об утраченном вызывает этот наивный рисунок. струны бандуры перебирают пальцы двух рук. Это играет старик со стриженой седой головой. Там, наверху, он поджал ноги, сгорбился над бандурой. Он сам - не плачет ли?.. На соседней с бандуристом койке - мордастый парень - Ы-655. У него грубое лицо, но умягченно он слушает бандуру. И у него в таком селе такая дивчина. (Выйди, коханая, працею зморена, Хоч на хвылыноньку в гай!..) МЫ ОТХОДИМ по большому бараку, а потом и теряем бандуру из виду. Но она все играет, надрывая душу. Потом тише. = Внизу сидит старик с головою льва, только без гривы. Щеки небриты, сильно заросли. Высокое чело, оголенное возрастом темя. Он - в очках, штопает шерстяной носок. Близкий голос: - А за что, Дементий Григорьич, могли посадить вас, безвредней- шего ботаника? Дементий Григорьич поверх очков покосился на спросившего. Улыбнулся: - Ботаников-то и сажают, вы газет не читаете?.. Впрочем, я не за ботанику. Я раньше успел... Штопает носок. ...Будь это лет сорок - полсотни назад, я вполне мог бы послужить персонажем для чеховского рассказа. Ученая размазня, собирающая свои гербарии где-то в захолустной России. Писал бы труд о каком-нибудь "леукантемум вульгарис". Ну и девушка, конечно,- передовая, непонятная... Какое-нибудь мучительное провожание между ржи, при луне. Кажется, даже такой рассказ у Чехова есть. Но в наше время новеллы имеют другие сюжеты. Я наказан за реликтовое чувство: за нелепое желание защищать родину. Тюрьма моя началась с того, что я записался в народное ополчение. Кто не пошел - продвинулся, преуспел. А ополчение бросили с палками на танки, сдали в плен и от издыхающих в плену отказались... Занимается своим носком. КОСАЯ ШТОРКА, ЗАЙДЯ ЗА ДИАГОНАЛЬ ЭКРАНА, ОСТАНАВЛИВАЕТСЯ ЧЁРНОЙ ЧЕРТОЙ. В нижнем задавленном углу, окруженное сизыми клубами затемнения, остается освещенное лицо ботаника. Он - штопает. А наверху, на просторе экрана - светлая чистая комната. Портрет маршала Сталина на стене. Пирамидка с карабинами и автоматами. На нескольких скамьях, друг за другом, сидят солдаты, сняв фуражки на колени. Бритые головы. Привыкшие к исполнению лица. Очень серьезные, как перед фотоаппаратом. Скомандуй им залп - и тотчас будет залп. ПЛАВНЫЙ ПОВОРОТ ОБЪЕКТИВА. Солдаты - затылками, а лицом к нам - их политрук. Толоконный лоб! - ...ознакомить вас с некоторыми судебными делами заключенных, чтобы вы понимали, кого вам поручено охранять. Это - отбросы общества, это - гады, задохнувшиеся от ненависти, это - политическое отребье, недостойное того хлеба и каши, которые им дает советская власть. Я вот в канцелярии лагеря выбрал дела наугад... Политрук берет папку из стопы перед ним, раскрывает... ...Меженинов Дементий Григорьевич. По специальности ботаник. Прокрался в аппарат Академии наук. Получал огромную зарплату. Спрашивается - чего еще ему не хватало? Так нет! - он отравлял семенные фонды! Подрывал прогрессивную систему академика Лысенко и тем способствовал гибели урожаев! А во время войны пошел и предал родину!.. Откладывает папку в негодовании, берет сразу две, одна вложена в другую, ...Или, пожалуйста, его бригадир Мантров Виктор, и в той же бригаде одноделец Мантрова - Федотов Владимир. = В темном задавленном углу гаснет лицо Меженинова, вспыхивает уменьшенный тот же самый кадр, каким смотрели на нас со стены тюрьмы Федотов и Мантров. а мелодия бандуры не угасла, она порой доносится едва-едва. ...Оба - двадцать седьмого года рождения! Советская власть их вспоила, вскормила, допустила к высшему образованию. Так вы думаете - они были благодарны? Они создали подпольную антисоветскую группу, писали клеветнические сочинения и ставили своей задачей свержение власти рабочих и крестьян, реставрацию капитализма! Растленные бандиты, они по ночам выходили на улицы, грабили прохожих, насиловали и убивали девушек! Так если такой побежит - что? Жалко ему пулю в спину?! = Лица замерших солдат. Сведенные челюсти. Нет! Пули не жалко! Озверелый автоматчик позади них на плакате. = В нижнем углу погасли мальчики-однодельцы. В светлом овалике вспыхнуло настороженное, смотрящее вверх лицо Чесла