ически заявляю. - Вот до этого еще не додумались. Дед Мусий вдруг забеспокоился: - Товарищ... товарищ шофер, остановите, будь ласка, машину. - Зачем? - страшно удивляюсь я. - Пойду я лучше по магазинам похожу. Хочу купить бабке Параске платок. Чего мне с тобой ездить? - Как хотите, - вздыхаю, вроде мне очень жаль с дедом расставать- ся.- Остановите машину, товарищ шофер. Проворненько выскочил дед Мусий из машины, потом говорит мне: - Заходи, Максим, вечером к нам в гостиницу. Сердце мое так и стиснулось от этих слов. Прийти в гостиницу? Прийти посмотреть на Федино счастье? Пожалуй, стоит. Хочу от Маруси слово услышать и в глаза ее поглядеть. - Хорошо, диду, приду. - Только стерегись, - предупреждает меня Мусий, - чтоб этот ради- оприемник не облучил тебя. Больно много ты набрехал сегодня, - и хохо- чет, старый. Что ты скажешь! Не удалось деда обхитрить. Ох и дед.... Подался я искать квартиру народного артиста Кривцова Алексея Фи- липповича. Еле проталкивается вперед наша "победа" среди машин. Вот, наконец, и дом, в котором народный артист проживает. Поднимаюсь лифтом на тот самый этаж. И вдруг замечаю: на двери квартиры товарища Кривцова висит табличка: "В квартире корь". Не думаю, чтобы сам народный артист заболел, но факт остается фактом. Потоптался я на лестничной площадке и все же поднял руку к звонку. Приоткрывается чуть-чуть дверь; вижу - женщина. Объясняю все по порядку и извиняюсь, что по случаю кори не могу зайти. Прошу ее взять магнитофон и сделать все, что нужно. Ушла спрашивать народного артис- та. Согласился. Унесла мою машину и закрыла дверь. Я тем временем на ступеньку присел. Отдыхаю и сам про себя смеюсь: заболеет, думаю, мой магнитофон корью... А тут, слышу, топает кто-то сверху по лестнице. Оглядываюсь. Идет старушка лет под сто и ведет на цепочке крохотную собачонку. Цуценя настоящее. На голове у старушки шляпа с пером, на руках - черные пер- чатки. Я чуть подвигаюсь к стенке - боюсь, как бы это цуценя не цапну- ло меня зубами. А то махнешь рукой, убьешь нечаянно, потом отвечай. Собачка заметила меня и залилась лаем. Так и рвется с цепочки. А старушка уговаривает ее: - Мэри, перестаньте! Прекратите, Мэри, прошу вас. Ишь ты! На "вы" к цуценяти... - Вот так, - и старушка нагнулась, чтоб погладить утихшую собаку. - Умница. Не бойтесь, молодой человек, она у меня послушная. - А я и не боюсь, - отвечаю. Поровнявшись со мной, старушка остановилась. - О чем это вы задумались, молодой человек? - кокетливо спрашива- ет. - Да так... о разном, - вздыхаю я. - О! Понимаю, - бабка многозначительно подняла вверх палец. - И грусть на вашем лице понятна. О любви, стало быть, размышляете, су- дарь. - А что, разве на лестнице об этом думать нельзя? - Везде можно. И нужно!.. - отвечает старушка. - На свете нет бо- лее святого чувства, чем любовь. Разумеется, настоящая любовь. И это чувство великое не часто посещает человека. И если вы поверили, что вас полюбили всем сердцем, не торопитесь отвергать любовь, если даже ваше сердце не откликнулось на нее. - А если, скажем, к примеру... - перебиваю ее. - Выслушайте меня, молодой человек! - сердится старушка. - Так вот... Бережно, очень бережно отнеситесь к этой несравненной драгоцен- ности. Ибо поистине, нет таких драгоценностей, которые могли бы срав- ниться с любовью. Безрассудство бросать бриллианты в воду, чтобы насладиться буль- каньем воды. Тем более великое безрассудство легкомысленно относиться к любви. Любовь - самое высокое проявление жизнедеятельности челове- ка... Запомните это, молодой человек. Прощайте, - и потопала вниз, вслед за своей Мэри. - Да-а, разумна жинка. Видать, собаку съела в вопросах любви... Наконец, выносят мне мою машину. А тут как раз лифт остановился. Вышел из него какой то человек в шляпе, и я занял его место. Нажимаю кнопку, которая вниз везет. Нырнул вниз, проехал этаж, второй, и вдруг лифт застрял прямо между этажами, и ни туда ни сюда. - Эгей! - кричу и на кнопку звонка нажимаю. - Кто там внизу есть! Застрял! - А? - доносится снизу женский голос. Это - лифтерша. - Нажмите по очереди все кнопки! - Да я нажимал! Ничего не помогает! - Вот окаянная машина! - начинает ругаться лифтерша. - Опять ис- портилась... Посидите, механика позову. - А долго сидеть? - интересуюсь. - Нет. Часика полтора, - отвечает она таким тоном, вроде разговор идет о двух минутах. - Домоуправ его услал куда-то. Тут я вскипел. - Слухайте! - кричу. - Мне не до шуток! Выпускайте скорее! - А что же я сделаю? - сердится лифтерша. - Машина она и есть ма- шина! Захочет - везет, не захочет- стоит. Вот попался! И ничего не придумаешь. Ну, как тигр, сижу в клетке. Да еще клетка висит между небом и землей... Решил не терять времени. Нужно пока прослушать, что тут наспевал в магнитофон товарищ Кривцов. Осматриваюсь. Но розетки нигде не видно. А-а... Солдатская смекалка выручит. Прилаживаю штепсель к патрону электролампы и включаю магнито- фон. И такая, скажу вам, полилась песня, что я позабыл обо всем на свете. Ох, и голос у народного артиста! Прямо дивизией командовать можно. Слушаешь и вроде себя не чувствуешь. Нет тебя. Есть только пес- ня и сердце твое. Но тут мой слух уловил какую-то возню внизу. Чуть-чуть поворачи- ваю рычажок, приглушаю песню и слышу, что лифтерша курицей кудахчет. - Ой ты, горе мое! - голосит. - Алексей Филиппович в лифте заст- рял, - и кого-то быстро за механиком посылает. Я опять песню погромче даю. Вскоре прилетел механик. Лифтерша ло- почет ему что-то, а он отговаривается: - Я же выходной сегодня. Костюм новый вымажу. - Сердится очень Алексей Филиппович, - убеждает его лифтерша. - Ругался уже. - Ругался?.. Ох, и попадет мне! Давайте ключ!. Взялся-таки механик лифт ремонтировать. Здорово действует товарищ Кривцов. И только песня утихла, докладывает механик: - Ф-фу! Готово! Вызывайте лифт - Вызываю, Алексей Филиппович!.. - добрым голоском кричит лифтер- ша. И вот я уже внизу, щелкаю дверью. Мне навстречу кидается механик - долговязый мужчина в новом сером костюме, на котором виднеются све- жие масляные пятна. - Пожалуйста, Алексей Филиппович, - приглашает выходить. - Изви- ните, что задержал вас. И за песню спасибо. Давайте ваш чемоданчик. - Какой чемоданчик? - строго спрашиваю. - Во первых, я не Алексей Филиппович, а Максим Кондратьевич, и во-вторых, лифт надо в порядке содержать! - Батюшки! Военный! - ахнула лифтерша. - А где же Алексей Филип- пович? - Как... Это вы пели? - спрашивает механик и смотрит на меня гла- зами, круглыми, как головки подсолнухов. - А что? Плохо? - смеюсь я. И тут заныл механик. - Ой!.. Костюм!.. Новый костюм из-за вас испортил! - Так зато какую песню послушали, - успокаиваю его. А лифтерша все удивляется: - Батюшки!.. - и хлопает руками об полы. - Голос точь-в-точь как у Алексея Филипповича. - Безобразие! - перебивает ее механик. - Людей от работы отрыва- ют! Меня там люди... Сегодня я не дежурю! - Ничего, ничего, а костюмчик бензинчиком, - и, захватив магнито- фон, прощаюсь. - До свиданья! Открываю выходную дверь и ради шутки пробую затянуть песню, какую народный артист пел. Слышу, шутка в точку попала. Лифтерша еще сильнее закудахтала вслед мне. - Батюшки! - лопочет она. - Семьдесят годков живу, а такого не видывала. Вот это артист! Как голоса умеет менять! Большое удовольствие доставила мне история с лифтом. Выхожу на улицу и оглядываюсь по сторонам. Вот и телефонная буд- ка. Набираю номер. Отвечает швейцар. Спрашиваю у него про своего ас- систента. Говорит, что уже никого нет. Видел он, что появился с боль- шим букетом цветов агроном товарищ Олешко и увел с собой Марию Козак и Людмилу Васильевну. Куда же они с цветами? Может, в загс?.. Так, дело ясное... Кре- пись, Максим! Ничто не помешает тебе выполнить задание! ...Приехали, наконец, мы на радио. Прощаюсь я с шофером и захожу в вестибюль. Останавливаюсь у будочки: там сидит гражданочка и пропус- ка выписывает. Говорю ей: - Перепелице - пропуск. - Сейчас посмотрим... Так... Олешко уже прошел... Товарищ Козак Мария прошла. Прямо подпрыгнул я на месте: - Маруся Козак и агроном Олешко здесь?! - А чего вы удивляетесь? - отвечает мне гражданочка. - У нас раз- ные люди бывают. Вот и их, видать, пригласили по радио выступить... Взбежал я на второй этаж... Надо вначале найти Марусю и Федора. Подхожу к первой двери. И вдруг слышу: - Ой!.. Ой!.. помогите!.. На помощь! На помощь! Мавр госпожу убил... На помощь! Сюда, сюда... - Что это? Кого убили? Эй! - начинаю стучать в дверь, откуда крик доносится. - Откройте! Откроите, говорю! Откройте! Вдруг распахивается дверь и оттуда вылетает черноокая дивчина - недовольная и даже, я бы сказал, сердитая. - В чем дело?! - набрасывается она на меня. - Что случилось? Что вам надо? Почему стучите? - миллион вопросов в секунду. - Что это у вас там? - опешил я.- Почему кричат? - Ничего особенного. "Отелло" режут. - Что? - У меня глаза на лоб полезли. - Кто вы такой? - строго допрашивает дивчина. - Кого режут, спрашиваю?! - отмахиваюсь я от ее вопроса. Тут дивчина вдруг так расхохоталась, что мне неловко стало. - Я же говорю: "Отелло" режут! - объясняет: - Ну, пленку режут! Монтируем шекспировскую передачу! - Фу!.. А я напугался. Думал, убийство. Дивчина же все хохочет: - Ой, смешной какой!.. А кто вы такой? Объясняю ей, кто я и зачем здесь. А она, не дослушав до конца, берет меня за руку, поворачивает в сторону коридора и говорит, как го- рохом сыплет: - Вон дверь в самом конце. Там надпись есть. И не врывайтесь в аппаратные, кто бы там ни кричал!.. Пошел я по коридору. А за каждой дверью... Наверное, тоже переда- чи готовят. То песня гремит, то визжит Буратино, то про футбол расска- зывают, то раздаются команды для утренней гимнастики, то детский хор "Угадайку" поет. Ну и коридор! Гауптвахту бы сюда переселить. Лучшего наказания не придумаешь. И вот я остановился перед дверью. Но над ней огнем горит надпись: "Не входить. Идет запись". Открываю соседнюю дверь. А это не комната, а небольшая полутемная кабина. Спиной ко мне сидит за столиком женщина и какие-то рычажки руками трогает. Столик упирается в стеклянную стен- ку. Глянул я сквозь эту стенку, за которой - огромная светлая комната, и обомлел, Маруся... Да-да, Маруся. На стуле сидит Федор Олешко, а Ма- руся подходит к нему и садится рядом. Среди комнаты на длинной ножке стоит микрофон. А у микрофона ка- кой-то парень с листом бумаги в руках. И вдруг, вижу, этот парень что-то говорит в микрофон, а в кабине, где я стою, гремят из репродук- тора его слова: - Вы слушали выступление передовиков сельского хозяйства агронома Федора Олешко и колхозницы Марии Козак. Ваши отзывы о передаче... Диктор еще что-то говорит, а я трогаю за плечо женщину. - Позовите, пожалуйста, вон ту дивчину, Марусю Козак. - Сейчас нельзя, - отвечает она. - Запись передачи еще не закон- чена. Посидите в комнате напротив; как товарищ Козак освободится - я пришлю ее к вам. Словом, состоялась встреча с Марусей... Да и с Федором. Первым делом Федор на свадьбу меня пригласил. А чего удивляться? Женится хло- пец! Женится на девушке-москвичке, с которой вместе академию кончал. И увозит ее в нашу Яблонивку. Допросил я Марусю и насчет того, что в академии случилось. Поче- му, мол, она не вышла тогда и зачем десять рублей передала? Об этом можно и не говорить. Конечно, мало ли что бывает? Впрочем, скажу. Оказывается, та женщина в очках сказала Марусе, что ее милиционер спрашивает. А Маруся как раз улицу перебегала в неположенном месте, в лекторий спешила, где ее студенты ждали. Вот и решила, что за штрафом милиционер пришел... Что значит человек из деревни. Не знает даже, что сейчас за это уже не штрафуют. Итак, встретился я с Марусей... Ну и, конечно, задание выполнил. В воскресенье вечером состоялся радиоконцерт по заявкам воинов нашего полка. Хороший концерт! Еще бы! Ведь это я, Максим Перепелица, принимал участие в его подготовке. ЗАКОН БОЯ Проснулись мы перед самым восходом солнца. И не в казарме, а в березовой роще, где заночевала наша рота после большого марша. А сол- датская постель в походе известно какая - под голову вещмешок, на себя и под себя - шинель. Вроде только-только устроился я на земле под кус- том орешника между земляком и другом моим младшим сержантом Левадой и Али Таскировым, как горнист заиграл "Подъем". Вскочил я на ноги, раз- минаю их, потягиваюсь, шинель снимаю, чтобы умыться. Свежевато. А вок- руг красота какая! Воздух чист и прозрачен, даже звенит. Ни одна ветка на деревьях не шелохнется. На что березы говорливы по своей натуре, но и те стоят, как воды в рот понабрали. Говорю Степану Леваде: - Нет лучше времени, чем утро. Смотри, как хорошо. Каждая росинка тебе в глаза заглядывает. Все вокруг вроде заново родилось. Вон сколь- ко сил у меня сейчас, не то что вчера вечером, после похода, - и пока- зываю товарищам на свои мускулы. Али Таскиров даже подошел и пощупал их. - Уй-бай! - говорит. - Хорошо, Максим, силы много имеешь. Давай бороться будем, вместо физзарядки. Но Максим Перепелица себе цену знает. Сил у меня много, на турни- ке любое упражнение кручу, двухпудовую гирю двенадцать раз подряд вы- жимаю, но бороться с Таскировым - не-е .. Враз на обе лопатки положит. Ведь силища-то у него какая! Не зря до службы в армии Али табунщиком был. Несподручно Перепелице мериться силами с Таскировым. Только окон- фузишься. Отвечаю я на его предложение: - Не хочется мне бороться, боюсь тебе шею ненароком свернуть. А вот давай попробуем, кто быстрее на березку залезет. А березы вокруг высокие, стройные. Верхушки их уже солнце увиде- ли, огнем загорелись. Не знаю, чем бы спор закончился, но тут подошел наш командир взвода, лейтенант Фомин. Утирается он полотенцем, умылся только, и го- ворит: - Ловок, Перепелица! Если силой нельзя, так хитростью верх хочет одержать. Она вещь полезная. Посмотрим, как вы ее сегодня на учениях проявлять будете. - Обхитрим, кого хотите, - отвечаю ему. - Леваду не обхитрите, - усмехается лейтенант, - он же из вашего села, из Яблонивки! Думаю, как бы лучше ответить лейтенанту Фомину. - Дело тут не в Ябленивке. Левада ведь тоже в вашем взводе слу- жит, поэтому и обхитрить его трудно, - и смеюсь. Все солдаты тоже сме- ются. Каждому известно, что лейтенант Фомин всегда учит нас военной смекалке. Опытный он воин, не зря два ордена имеет. В его биографии столько боевых дел числится, что на весь наш взвод хватило бы. Гово- рят, в боях под Яссами Фомин, служивший тогда рядовым разведчиком, так обманул фашистов, что диву дашься. Сумел целехонького немецкого "тиг- ра" привести в расположение части... Боевой у нас командир. Понял лейтенант, на что я намекаю, засмеялся и тут же прикрикнул: - А ну-ка быстрее поворачиваться! Кухня давно дожидается. Всем отделением побежали мы к ручью умываться. Умываюсь я и все думаю о словах лейтенанта. Да, на войне нужна хитрость. Это я узнал давно - еще когда хлопчиком у яблонивской школы играл с товарищами в "красных" и "белых", в "лапту". Бывало, мчишься на во- роном коне из ясеневой ветки и представляешь, что ты Чапаев или Пархо- менко, Щорс или Котовский, что рубишь врага саблей и военной сметкой. Ведь каждый в нашем селе читал книги про этих героев, ходил в клуб смотреть кинокартины. А еще больше понял, что за штука военная хитрость, из книг, из рассказов, из кинофильмов о Великой Отечественной войне. Каких только случаев не бывает в бою!.. Но то же бой, война. А как провести неприятеля, если он лишь на занятиях называется "противником", а так - шагает с тобой в одном строю, из одного котла ест и, главное, одну с тобой военную науку пос- тигает? И, представьте себе, обхитрить можно! Можно потому, что нет гра- ниц находчивости. Кто-нибудь да сумеет шире раскинуть свои мысли, глубже оценить обстановку, лучше использовать обстоятельства. К тому же военная хитрость - это закон боя. Не будешь придерживаться этого закона - задание командира не выполнишь. А где же найдешь у нас такого солдата, чтобы он не стремился как можно лучше приказ командира выпол- нить? В березовой роще мы долго не задерживались. После завтрака наш взвод, назначенный в головную походную заставу, первым вышел на доро- гу. Скорой встречи с "противником" не предвиделось, - он где-то по ту сторону реки. А раз "противник" далеко, то к реке можно приближаться смело. Вот почему и удивились мы, когда через несколько часов марша дозорные головного дозора вдруг подали сигнал, что на высоте "Тыква" замечены солдаты. Откуда они могли там взяться?! Командир нашего взвода лейтенант Фомин - тут как тут. Выдвинулся в головной дозор, залег и из канавы в бинокль смотрит, решение прини- мает. Видит, что дозорные не ошиблись. "Тыква" и вправду окопами утыка- на, и в окопах виднеются головы солдат. Кое-где, полусогнувшись, еще продолжают рыть землю. Значит, не ожидают нашего появления. Но что за наваждение? Откуда "противник"? Ведь он должен быть, по данным развед- ки, далеко за рекой. Хмурится наш лейтенант. Да и как тут не задумаешься? "Противник" перед нами бывалый. Командует им лейтенант Курганов - офицер не менее опытный, чем наш командир взвода. Времени терять нельзя. Пока не ожидает он нас, нужно бить по "Тыкве" с ходу, - такое решение принял лейтенант Фомин, хотя наверняка опасался каверзы со стороны Курганова. Передает лейтенант Фомин приказание - всем отделениям скрытно сосредоточиться в лощине, по дну которой течет Сухой ручей. Ручей этот высоту "Тыква" огибает, и более удобного подхода к "противнику" не найдешь. Втянулись наши отделения в лощину, а на дороге как никого и не бывало. Только ветер поднимает пыль, вихрит ее и несет в сторону "про- тивника". Подобрались мы незаметно поближе к этой "Тыкве", выдвинули на фланги все свои огневые средства и так стремительно атаковали, смот- реть любо! Солдаты нашего отделения кричали "ура" до колик в животе. А когда ворвались мы на высоту, сразу же онемели. "Тыква" пуста. Ни од- ной живой души. Правда, окопов много - свежевырытые. Па брустверах ук- реплены фигуры касок, вырезанные из фанеры, картона или сплетены из лозы. Прямо застонали мы от досады. На одном бруствере я увидел... да- же говорить стыдно - высохший коровий кизяк. И его заставили служить для обмана. Дует ветер со стороны дороги, и все эти фигуры шевелятся, наклоняются, маячат. А "противник", устроив всю эту пакость, отошел, как только мы в атаку поднялись. Вот какой конфуз случился. Свои же ребята, - палатки наши по со- седству расположены, - а так бессердечно провели. Спускаемся мы с этой проклятой "Тыквы" в лощину и друг другу в глаза посмотреть не можем. Дали одурачить себя. А что впереди ожидает, наверное одному командиру полка известно. Но если "противник" заставил нас развернуться на "Тык- ве" и показать свои силы, значит он окопался где-то недалеко. Так и оказалось. Разведка донесла, что на этом берегу речки "про- тивник" занял небольшой плацдарм на плоских высотках, а в его тылу са- перное подразделение спешно наводит через речку понтонный мост. Знать, серьезные бои предстоят за этот плацдарм. Лейтенант Фомин хмурый, как ночь. Ведь придется атаковать "про- тивника" второй раз. А это уже не та музыка: внезапности не достиг- нешь, стремительного удара не нанесешь. Очень еще тот понтонный мост беспокоил нашего командира взвода. Если на захваченный "противником" плацдарм подоспеют новые его силы, выиграть бой будет нелегко. Медлить нельзя, нужно действовать. Воспользовались мы тем, что ветер дул в сторону реки, и зажгли на широком фронте дымовые шашки. Через несколько минут перед нами выросла чуть желтоватая стена дыма. И только поднялась она над полем и поползла к плоским высоткам, как це- почки отделений, пригнувшись, побежали вправо. Задумал командир стя- нуть на правый край дымовой завесы все подразделение и оттуда через некоторое время, опять же прикрываясь дымом, бросить все силы на пра- вый фланг "противника". А наше отделение получило особую задачу. Командир взвода приказал младшему сержанту Степану Леваде слева обогнуть плоские высотки и вый- ти к реке у села Кувшиново. На лодке переплыть на другой берег, по бе- регу подобраться к понтонному мосту "противника" и уничтожить его. В крайнем случае, огнем задержать переброску на плацдарм новых сил "неп- риятеля", если они появятся. Передал нам Левада слово в слово приказ лейтенанта, а от себя только добавил: - Обстановку выясним на месте. За мной! Побежали мы влево вдоль дымовой завесы, уползавшей к плоским вы- соткам. Нелегким был тот бросок. Ведь, кроме оружия и снаряжения, име- ли мы при себе взрывпакеты, бикфордов шнур, дымовые шашки и прочие принадлежности. ...Добрались до Кувшинова, переправились на другой берег и по кустарнику, разбросанному вдоль реки, стали подбираться к понтонному мосту "противника". Подобрались, насколько можно было, и рассматриваем из зарослей, как на воде покачиваются резиновые понтоны, на которых настил лежит. По мосту два сапера прохаживаются, а на этом и противо- положном берегу, у моста, уже окопы вырыты, солдаты мост охраняют. Стало нам ясно, что к понтонам не подобраться. Думаю я себе: "Был бы перед нами подлинный противник, соорудили бы плот, облили бы его бензином, зажгли, и пусть плывет к мосту. А вокруг плота еще бы нефти с бочку на воду разлить - пусть и она горит. В момент сожрал бы огонь мост!.." И тут другая думка: "А нельзя ли так сделать, чтобы взрывчатка сама подплыла к понтонам?" Обрадовался я этой мысли. Сразу и план созрел у меня в голове. Говорю Степану Леваде: - Разрешите, товарищ младший сержант, лодку из села к изгибу реч- ки пригнать. Наложим туда взрывпакетов, я на дно ее лягу и поплыву по течению. А как лодка причалит к мосту, зажгу взрывпакеты. Поглядел мне Левада в глаза и отвечает: - Идея правильная. Только лодка в этом деле не годится. На мосту догадаются и выловят ее прежде, чем она к понтонам подплывет. Давай еще подумаем. И стали думать, уточнять мой план. Отползли немного назад - за изгиб реки. Отсюда до моста метров двести пятьдесят. Нашли в кустах сухую корягу и столкнули ее в воду, чтобы проследить, как долго она будет плыть к мосту и не прибьет ли ее к берегу. Коряга медленно выбралась на середину реки и важно последовала прямо к понтонам. Саперы, дежурившие там, заметили корягу, подцепили ее с моста багром и вытащили из воды на отмель. Тут Левада отдал приказ: - Перепелице и Ежикову - бегом в Кувшиново. Видели, когда реку переплывали, бондарную мастерскую на берегу? Бочки там в воде отмачи- вали. Одолжите в мастерской одну деревянную бочку, желательно негодную или с подпиленным верхним дном. Через пятнадцать минут быть здесь. Поняли мы замысел командира. Сняли с себя лишний груз и что есть духу побежали в деревню. Бочку нам дали без лишних разговоров. Колхоз- ники понимают, что раз солдатам нужно, значит для дела. Катили мы эту бочку по траве, а где на руках несли, чтобы не гре- мела, и через двенадцать минут уже были в знакомом кустарнике. Отделение сразу же взялось за дело. Вынули мы верхнее дно бочки, которое держалось, как говорят, на честном слове, и насыпали в нее ведра четыре песку - взамен взрывчатки. Потом далеко за изгибом пусти- ли бочку по течению реки. Левада глядел на часы и подсчитывал, сколько метров проплывет бочка за одну минуту. Подсчитал и приказал Таскирову выловить ее и немного отсыпать песку. А сам лопаткой начал отмеривать бикфордов шнур. Это не трудно было сделать, раз известно, сколько времени будет плыть наш "гостинец" от изгиба реки до понтонов. Затем в бочку втиснули пять взрывпакетов, ловко, точно рукой хи- рурга, присоединенных к бикфордову шнуру, а потом - и сам шнур. Работа шла быстро, бесшумно, под прикрытием залегших на краю кус- тарника у изгиба реки стрелков, автоматчиков и пулеметчика. Все готово. Бочку, начиненную песком и взрывпакетами, закрыли и осторожно перенесли к тому месту, где заняли позицию основные силы от- деления. Здесь младший сержант Левада зажег торчавший из щелки конец бикфордова шнура и втолкнул его внутрь. Потом столкнул бочку в воду... Лежу я на краю кустарника и смотрю, как уплывает наша хитрая "ми- на". И уже мне боязно, а вдруг бочка взорвется, не доплыв до моста? Руки точно вросли в автомат, тело как струна напряглось; кажется, тронь его, и зазвенит. Оглядываюсь на товарищей. И такие у всех окаменелые лица, прямо смех! Вроде извержения вулкана ожидают. Ежиков вытаращил очи и с испу- гом смотрит на бочку. Таскиров Али в комок весь сжался, вроде собира- ется метнуть аркан на дикого скакуна. Особенно комичная поза у Петра Володина. Вытянул он свою шею, словно дальше хочет заглянуть, вздернутый нос побледнел, каска набок сползла. Не замечает даже, что ему на щеку здоровенная муха села. А бочка все плывет. Заметили ее с моста, забеспокоились. Два сол- дата спустили на воду надувную лодку. Неужели неудача? К лодке подошел еще один солдат. Слышим, говорит: - Хозяйка небось вымачивать ее поставила, а она уплыла. А другой отвечает: - А дымовая завеса тоже от хозяйкиной печки? - и показывает рукой через речку. Мы невольно посмотрели за реку и увидели, что плоские высотки окутаны дымом. Несомненно, это наше подразделение готовится к атаке и маскирует направление своего главного удара. А может, и успели подойти основные силы... Отчалила резиновая лодка от берега и поплыла навстречу бочке. И вдруг младший сержант Левада, сдерживая голос, командует: - Подготовиться к атаке! И тут же громко: - Огонь! В атаку, за мной! С ходу ударили мы из автоматов, карабинов и ручного пулемета по надувной лодке, а сами с криком "ура" бросились к окопам, которые вы- рыты по бокам у входа на мост. "Противник" не сразу понял, что прои- зошло. Начал, конечно, сопротивляться. Но через мост прибежал посред- ник с белой повязкой на рукаве, завернул лодку с реки, а солдатам в окопах приказал выйти из боя, так как наша атака оказалась, по его мнению, неотразимой. Вскочили мы в окопчики, вырытые "противником", и оружие на другой берег повернули. Оттуда уже успехи открыть огонь. Но нас не выковыр- нешь из земли. Стреляем по противоположному берегу и за бочкой смот- рим. Вот-вот она подплывет к мосту. Но тут еще происшествие. Один сапер, который дежурил на понтонах, вдруг бросился в воду и поплыл навстречу бочке. Стреляем мы по нему, а он плывет. Мы на посредника глаза косим, а тот только улыбается. - Плохо, - говорит, - стреляете! Подплыл сапер к бочке, ухватился за ее верх и... увидел, что боч- ка закупорена со всех сторон. А он надеялся, хитрец, успеть выдернуть бикфордов шнур. Не вышло! Не вздумал бы только верхнее дно поднимать. Но солдат начал толкать бочку к берегу. Тогда посредник ему крик- нул: "Вы убиты!" А мы все стреляем по окопам "противника". Пулеметчик уже второй диск холостых патронов дожигает. Наконец, бочка наша подплыла к понто- нам, потерлась о резиновый бок большой надувной лодки, стукнулась о деревянный настил и как ахнет! Сработали все наши пакеты. Верхнее дно бочки подпрыгнуло - и в воду. А в небо - туча дыма и песку. После взрыва из-за реки донеслось протяжное "ура!". Это наши пе- решли в атаку. И в самый раз. Увидели мы, что к понтонному мосту, который счита- ется взорванным, приближается колонна пехоты "противника". Даже пыль столбом, так спешит она. Но какой толк? На тот берег ей теперь не по- пасть, к атаке не успеть. А нам как быть? Ясное дело - отходить вдоль берега. Ведь свою за- дачу выполнили, обхитрили - победили. ТРЕТЬЯ ВСТРЕЧА Первый раз встретился я с ним при таких обстоятельствах... Заканчивалась лагерная учеба. В поле уже было скучно. Убраны хле- ба, местами поднята зябь, сиротливо мокло под дождем жнивье. А у сол- дат продолжалась страдная пора: учения, походы, стрельбы. Наша рота заночевала в долине Сухого ручья. Я спал, как и все, на земле, одетый в шинель, подняв воротник, а кисти рук спрятал в рукава. Подушкой служил вещмешок. Казалось, не успел я как следует улечься, а чья-то рука уже тор- мошит меня. - Перепелица, твоя очередь заступать на пост, - узнал я голос Али Таскирова. Вскочил я на ноги, поежился. Затянул потуже ремень, расправил под ним складки шинели и взял лежавший у козел свой автомат. Рассветало. Осматриваюсь. Справа по лощине темнеет лес. В той стороне где-то полевой караул от нашей роты. Чего доброго, из леса "противник" может нагрянуть. Слева лощина раздваивается. Один конец ее загибает на се- вер, другой - пологий - переходит в широкую равнину, убегающую в серую муть. Я обратил внимание на то, что серое небо перед восходом солнца предвещает добрую погоду. От этого даже настроение поднялось. Хожу, караулю спящих товарищей и их оружие. По ту сторону козел с оружием бродят часовые из соседних взводов. Вдалеке, на равнине, пок- рытой стерней, замечаю всадника. И куда несет человека в такую рань, да еще не по дороге? Провожаю его взглядом, пока он не скрывается из виду за скатом долины. Время от времени поглядываю на ручные часы. А часы, когда на пос- ту стоишь да зябнешь, не торопятся. Но как бы ни ленились часы, а вре- мя идет. Вижу, стрелка к четырем тридцати подкралась. Сигналист играет подъем. Миг, и солдаты на ногах. С подъемом моя служба на посту закончилась. В походе распорядок известный. Первым делом умыться, затем крепко позавтракать, попить чаю. Мы с младшим сержантом Левадой из одного котелка едим... Хорошо завтракать и смотреть, как выплывает из-за серой каймы го- ризонта слепящее солнце. Красивый восход. Застывшие на небе тучи огнем вспыхивают. А стерня точно битым стеклом усеяна: это роса на ней заго- рается серебряными искрами. Серебрятся также капельки влаги на нитках паутины "бабьего лета", которой стерня опутана. Сидим мы со Степаном Левадой, уминаем кашу с мясом и глаз не от- рываем от всей этой красоты. Не заметили даже, как ложки о дно котелка заскребли. После каши - сладкий чай с сухарями. А потом - самое неинтересное - котелки чистить. Иду вдоль Сухого ручья, выбираю, где песок получше, чтобы в мину- ту посуду свою надраить. Нашел такое место - тут же за изгибом оврага. Присел, "Путь далек..." насвистываю и чищу алюминий. Вдруг слышу, гуп- нуло что-то о землю, точно конь ногой. Оглядываюсь... Действительно, из-за недалекого куста виден круп рыжей лошади. - Кто там? - спрашиваю. - Свои! - отвечает хрипловатый голос, а потом к лошади: - Ну, пошла, чтоб тебе! Поела листьев, и хватит. Вижу, всадник, наверное тот, которого я на рассвете заметил. Подъезжает ко мне. - Чи не видели вы случайно моей коровы? - спрашивает. - Вчера ве- чером, окаянная, отбилась от стада и как сквозь землю провалилась! - Не видел, - отвечаю и разглядываю всадника. Передо мной человек лет тридцати пяти, широкий в плечах и животик выпирает из-под туго подпоясанной телогрейки, вроде дядька этот поваром в ресторане работа- ет. Сам чернявый, лицо полное, нос немного горбатый, а глаза чуть на- выкате. И такой смешливый! Говорит: - Вот беда. Сказала жена, что если коровы не найду, чтоб домой не возвращался. Как же быть? Может, в солдаты записаться? Примете? - А сам: "хо-хо-хо" да "хе-хе-хе". - Куда уж вам в солдаты с таким хозяйством? - говорю я ему и по- казываю на живот. - Из-за него никакого равнения в строю не будет. - А я, - говорит, - спиной наперед встану. Чай, не горбатый. Потом вдруг сделал испуганные глаза и спрашивает: - А не сварил ли ты, солдат, мою корову в котелке? Я засмеялся, сполоснул котелок водой из ручья и к роте иду. Дядь- ка за мной едет и охает, как ему теперь на глаза жинке показаться. Просит: - Разузнай у товарищей, может кто из них мою корову где заприме- тил. Раз просит, спрашиваю у солдат. А Василий Ежиков (колючий же па- рень!) отвечает: - Не эта ли случайно "корова" интересует вас? - и указывает на брезент, которым покрыто орудие. Дядька метнул взгляд на брезент и говорит: - Эта штучка мне знакома. Аль, думаете, я не солдат? Ого-го. Три года с фашистами воевал. Еще кое-кого из вас могу по- учить, как с ружьем управляться. - А паспорт у вас есть? - неожиданно спрашивает Ежиков. Дядька засмеялся и сказал: - Шутник солдат. Кто же в поле с паспортом ходит? Но у меня как раз есть. Вчера ездил в город за запасными частями для колхозного дви- гателя. А там документ нужен был. Вот смотри, - и полез рукой под фу- файку. Поглядел Ежиков в паспорт, потом Леваде дал полистать и вернул дядьке. А тот засмеялся, спрятал документ и хлестнул своего рыжего ко- ня. Уже на ходу крикнул: - Если увидите бурую корову - выгоните ее на дорогу. Сама домой придет. Переглянулись мы с Ежиковым. Вижу, недоволен Василий, косится на младшего сержанта Леваду - что тот скажет. А Степан говорит: - Не нравится мне этот балагур, хоть документы его в порядке. Ес- ли еще раз появится близко, задержать нужно. В это время на гребне ската показались наши офицеры. Видно, ко- мандир роты ставил им задачу. Мы заторопились. Ведь нет ничего хуже, когда солдат не готов выполнить команду: "Становись!" С тех пор прошло, может, с неделю, может, с полторы. Перед возв- ращением из лагерей заступила наша рота в гарнизонный караул. Мне вы- пало нести службу возле очень важного объекта - склада. И вот какой произошел случай. Днем это было. Заступил я на пост. Прохаживаюсь между стеной склада и высокой каменной оградой. Слышу, на улице мотоцикл трещит. Увидеть же его не могу. Думаю себе: чего он пыхтит здесь, почему не едет? А мотоцикл уже под самой оградой. Проехал он по улице и свернул вправо, в переулок, который огибает склад. От переулка он только колю- чей проволокой отгорожен, сквозь нее все видно. Заехал мотоцикл в пе- реулок и начал в нем разворачиваться. Караулю я склад и за мотоциклом слежу. Мало ли что может быть! Повернул он мотоцикл передним колесом к складу, и тут я узнал дядьку, который искал в поле корову. Отворачива- юсь и снова двенадцать шагов вперед, двенадцать шагов назад. Не сооб- разил я тогда, что мне надо незаметно для дядьки нажать кнопку сигна- лизации, а самому усилить наблюдение. Думаю себе: "И чего его в будний день в город понесло за сорок километров?" А мотоцикл: "тыр-тыр" - и заглох. Дядька сошел с него и заохал: - Что ж ты капризничаешь? Чи совести у тебя нет?.. Заводит мотор и так смешно приговаривает: - Ну, миленький, р-ра-з!.. Эх-ма! Осечка. Еще, р-ра-з! Так-так-так!.. Мотоцикл зачихал и зататакал, как пулемет. Я успел заметить, как дядька тронул рукой ключ зажигания. Ясное дело, мотоцикл опять заглох. А дядька хлопочет: - Вот нечистая сила!.. Потом кинул взгляд в мою сторону, и точно током меня от этого взгляда ударило. Уловил я в глазах этого "дядьки" страх и понял, что неспроста он здесь с мотоциклом возится. Оглянулся я вокруг и бросился к углу склада. Командую: - Стой, ни с места! Стрелять буду! Дядька вскинулся всем телом, но делает вид, что не слышит моего окрика. Тронул рукой ключ зажигания, и мотоцикл опять затарахтел. Те- перь мне кричи не кричи, ничего не слышно. Я поднял автомат и дал оди- ночный выстрел в воздух. Это подействовало. Дядька оглянулся и застыл на месте. Но тут, как на грех, грузовая машина по переулку едет. Шофер ничего не замечает и газует так, что проволока, которой склад обнесен, дрожит. Я и сообразить не успел, а машина уже заслонила дядьку. А он не зевал. Вскочил на мотоцикл и ходу! Но от меня не уйдешь. - Стой! Стреляю! - опять кричу. И тут же присел да под машину из автомата - прямо по колесам мотоцикла. Дядька кубарем на землю. А шо- фер грузовика услышал, что я стреляю, решил, что это по скатам его ма- шины. Так затормозил с перепугу, что грузовик завизжал и целую тучу пыли поднял. Подбежал я к проволоке и опять командую: - Стой! А шофер поднял руки вверх в кабине и вопит: - Да я ж стою, не стреляй больше... - Держи, - кричу ему, - мотоциклиста!.. А мотоциклиста и след простыл. Будто растаял вместе с тучей пыли. Только мотоцикл на дороге валяется. Говорю шоферу (он из нашей части): - Газуй на улицу, может поймаешь этого типа! - а сам сигналю в караульное помещение. Но какой толк! Шофер с машиной вернулся, когда уже наряд караула прибыл. Нигде не видно дядьки. Сиганул куда-то во двор. Не пожалел даже свой мотоцикл бросить. И знали б вы, что то был за мотоцикл!.. Оказалось, в передней его фаре фотоаппарат вмонтирован. Когда проявили пленку, увидели на ней склад, подходы к складу и... Максима Перепелицу на посту! Одним словом, прославился Перепелица. Спать не мог после этого случая. Попробуй усни, когда в тебя каждый пальцем тычет: шпиона упус- тил. Конечно, всем ясно, что положение мое было трудным. Ведь переулок тот не закрытый. Мало ли за день по нему людей пройдет, машин проедет. И дядька тот не перешагнул же запретной границы. Но, с другой стороны, на то ты часовой, чтобы не дать себя одурачить, на то и задержание шпиона подвигом называют, раз дело это нелегкое. Да и с умом устав нужно выполнять, а не только "двенадцать шагов вперед, двенадцать ша- гов назад"... Потом меня вызвал капитан из штаба. Фотоснимок показывает и спра- шивает: - Он? Вглядываюсь в карточку и с трудом узнаю на ней дядьку. С усами, с бородой, в шляпе, в кожаном пальто. Ничего не понимаю. А капитан смеется. Говорит: - Эту птицу мы знаем. Вот только след ее потеряли. Но найдем... Даже во сне стал я дядьку видеть. Черный да горбоносый, смеется надо мной. И так обозлился я! Иду по улице и прохожим в лицо загляды- ваю: вдруг встречу его. А сколько мечтал о том, как буду действовать, когда столкнусь я с дядькой. Но все получилось не так, как мечтал. Известно, что некоторых солдат хлебом не корми, а дай сфотографи- роваться и карточку домой послать. Признаться, такой слабостью и я страдаю. Как прохожу мимо фотографии, так и тянет туда завернуть. И тем более повод появился к фотографу наведаться - из лагерей мы возв- ратились загорелые, возмужалые. Начал я уговаривать своего друга Степана Леваду поддержать компа- нию. Степан согласился. Тут я ему ставлю условие: сниматься будем у одного старичка фотографа. Хвалят его хлопцы. Да я и видел: как сдела- ет карточку, ахнешь! И похож на себя, и так красив, что любая девушка заглядится. Да еще и приловчился этот старичок на фотографии портупею командирскую дорисовывать, если кто пожелает. А один солдат явился к нему в пилотке, ему же хотелось в фуражке на карточке красоваться. Так фотограф и фуражку сделал. Вот до чего умелый человек! Степан отвечает: - Веди куда знаешь. Только я сниматься буду в той форме, какую ношу. - Это твое дело, - говорю ему, - а Перепелице и ремни через плечо не помешают. Больше серьезности в лице будет. Фотография эта находится в такой кривой уличке, что и отыскать ее трудно. Заходим. Две тесные комнаты. В одной зеркало большое, в другой - коробка на треноге стоит - фотоаппарат. Встречает нас сам знаменитый фотограф - неказистый такой старичишка, в клеенчатом фартуке. Рыжая козлиная бородка, такие же рыжие усики, лысина во всю голову. Лицо хоть и в морщинах, но розовенькое. Одним словом, бодрый старичок. А язык у него точно мельница. Уж на что я поговорить люблю, но до него мне далеко. - Уважаю, - говорит, - военных клиентов. Орлами на снимках полу- чаются. Только девушкам такие карточки дарить. Вы небось, - на меня указывает, - хотите увидеть себя на фотографии с портупеей и в фураж- ке. Степан, на что серьезный хлопец, и то рассмеялся. Ведь так раску- сил мои мысли этот старик! Сфотографировались мы, расплатились и ушли. В следующее воскресенье за фотографиями иду я один. Степана Лева- ду дела задержали. Встречает меня фотограф, как старого знакомого. - Получайте свои снимки, - говорит, - и товари