л рукава пальто и повернулся уходить. Сделал несколько шагов в сторону, резко крутнулся на месте, подбежал к Сергею и рванул за плечо. - Не дури, паря! Туда всегда успеешь! 3 глузду зъихав, чи шо! Сидай в машину. Сопротивляться чужой воле у Сергея не было сил. Ему вдруг стало все безразлично. Какая-то незнакомая доселе пустота души и мысли завладела им. Слегка подталкиваемый в спину водителем такси, он шел к машине и не мог сообразить, где он, зачем, что собирался делать и куда ведет его этот незнакомый человек. - Как тебя зовут? Где ты живешь? - допытывался шофер, а Сергей смотрел на него пустыми стекляшками глаз и молчал. Чувствовал, как в его мозг остриями вкалываются ледяные иголки, не вызывая ни холода, ни боли, ни страха. На короткие мгновения появлялось желание ответить на вопросы таксиста, но что и как на них отвечать, Сергей не знал. Водитель включил мотор и дал газ. Машина сорвалась с места и, круто развернувшись, устремилась в город. Куда и сколько они ехали, Сергей не помнил. Когда такси выехало за город, к нему, как обрывок незапомнившегося сна, пришло: вернулась Таня и увидела разбитое окно. - Куда мы?.. - встрепенулся Сергей. - Мозги проветрить! - сердито ответил шофер, I С минуту опять ехали молча. Водитель достал папиросу, покрутил ее в руке и, скомкав, выбросил в окно. Сергея начинало знобить. Холод зарождался где-то внутри и, медленно расползаясь, заполнял все тело. - Колы в мене загынув сын... - вдруг тихо заговорил водитель, - я теж... А потим подумав: що ж це робится? Виталик своих дел не доделав на земле, и я сдаюсь... Говорю соби: Тимохвей, скилькы ты друзив потеряв на шляху вид Смоленска до Берлину? Богато... А як ты мстив хвашистам за них! Так будь же солдатом до кинця дней своих! Зажми сердце, як рану в бою, и вперед... Живи, працюй... за двоих... Самовбивство це не выхид с положения... А писля смерти сына житы не можно було... Один вин в мене. Вся радисть и надия... десятый класс кинчав... на мотоцикле с дружком поихав, и... тот калика, а мий... и не дыхнув... - Водитель помолчал, вновь достал папиросу, постукал себя по карманам и, не найдя спичек, скомкал ее. - Ну, а как ты живешь? С кем? - С женой... - Она що... покынула тебя? - Нет... она хорошая... - Давно... руки-то?.. - В этом году. - Жинка вид постели, навить, не видходила, кормила, поила... - Откуда вы знаете? - Морду тоби набыти, и того мало! Откуда знаю... Самого себя жалко стало? Герой... Де дом? - На Ленинской. У ворот машина остановилась. - Сколько я должен? - буркнул Сергей. - Добряче по шее, если перед женой на коленях прощения не попросишь! - ответил шофер и потянулся открыть дверку. Из калитки бледная, с заплаканными глазами выбежала Таня. Сергей вылез из машины, понурив голову, остановился рядом. Таня повернула голову и увидела его. - Сережа! - вырвался крик. Она медленно подошла, каким-то отрешенным, невыносимо усталым движением стянула с головы косынку, уронила- ее на дорогу и ткнулась лицом в грудь Сергею. - Непутевый ты мой... Подняла голову, Сергей посмотрел ей в глаза и покраснел. Боль, обида, горючий упрек невысказанными, незаслуженными застыли в них. - Предатель! - Таня неловко замахнулась и хлестко ударила Сергея по щеке. Пыталась бежать, но тут же повернулась, порывисто обняла голову мужа, прижала ее к груди и, глотая слезы, зашептала: - Я и в "скорой помощи", и в милиции... Не любишь ты меня, Сережка... скажи, за что ты так... Разве я виновата в чем?.. 4 В начале ноября Сергей получил вызов с Харьковского протезного завода. Все нужные документы были отосланы туда еще из Донецка. Сергей мучился в догадках: согласится завод изготовить ему протезы или нет. "Их цеплять-то не за что, за плечи или за шею разве... Говорили же в больнице: "Для такой высокой ампутации протезы не делают". И вот: "Предлагаем вам прибыть в г, Харьков по вопросу изготовления протезов плеч". Всю ночь перед отъездом Сергей и Таня не сомкнули глаз. Строили предположения, какими будут искусственные руки, что можно будет ими делать, и оба боялись: а вдруг скажут там, в незнакомом городе, - напрасно ехали, помочь ничем не можем... Утром, едва засерел рассвет, Петровы, смиряя нетерпение, отправились на вокзал. В Харьков приехали во второй половине дня. Завод находился метрах в пятистах, прямо перед вокзалом. Серое двухэтажное здание с небольшими, точно в старом жилом доме, окнами, коричневая дверь, перед ней скверик с засохшими цветами, пустые скамейки - вот все, что жадно схватил Сергей одним взглядом, ожидающим, недоверчивым, тревожным. Метрах в пяти от дверей он остановился. Таня потянула за рукав: - Ты что, Сережа? - Подожди, дай отдышаться... - Страшно? - напрямик спросила жена, : - Да, - : не скрывая, ответил он. - Где наша не пропадала! - задорно улыбнулась Таня. - Что ждет за этой дверью? Убьют надежду или... - тихо сказал Сергей. Врач, седой человек в очках, не отрываясь от бумаг, привычно приказал: - Раздевайтесь! Что у вас? - Ампутация обеих рук в верхней трети плеча, ограниченные движения правой стопы с обширной ожоговой поверхностью, - одним духом выпалил Сергей. - Вы из Луганска? - сняв очки, поднялся из-за стола врач. - Да. Только с поезда, - подтвердила Таня. - Хорошо, - неизвестно к кому обращаясь, проворчал протезист. - Где это вас угораздило? - В шахте, - кашлянул Сергей. - Протез правого плеча мы вам изготовим. О левом не может быть и речи. Ампутация слишком высокая. Предварительно вам необходимо сделать операцию. У вас не в порядке кость, и нервные окончания выходят на поверхность кожи. При таком состоянии вы не сможете пользоваться протезом. - А без операции можно обойтись? - заволновалась Таня. - Таня! - укоризненно перебил Сергей. - Раз надо, значит, надо. - И к доктору: - Я согласен на все. К вечеру Сергей лежал в больнице. Таня категорически отказалась вернуться в Луганск и, сняв квартиру неподалеку от клиники, осталась жить в Харькове. И опять потянулись нудные, длинные больничные дни. Нельзя сказать, что Сергей не боялся предстоящей операции. Нет, он боялся. С внутренней дрожью вспоминал все прошлые, с ярким светом огромных ламп, с гнетущей тишиной операционной, с дурманящей волной крови, насыщенной новокаином и болью, отчего хотелось рвануться со стола и закричать: "Хватит! Ведь есть же предел человеческому терпению!" Побороть, подавить страх помогала засветившаяся надежда получить протез. Как никогда раньше, Сергей понимал теперь нужность и значение этой последней операции. Только она откроет ему возможность какой-либо деятельности. И Сергей торопил время. Он готов был немедленно пойти в операционную, лечь на стол и еще раз пройти через боль, страх, лишь бы скорее получить протез. Таня в обход больничного режима, позволяющего посещать больных два раза в неделю в строго отведенные часы, добилась разрешения приходить каждый день. Целыми днями простаивал Сергей у окна палаты, всматриваясь в многолюдный поток, проплывающий по тротуару мимо больницы. И о чем бы он ни думал в эти часы, глаза его машинально скользили по толпе, отыскивая в ней жену. И когда в людском водовороте мелькала зеленая косынка, которую он всегда безошибочно узнавал среди сотен таких же, глаза его загорались радостью, сердце начинало учащенно биться, и он забывал обо всем на свете, кроме этого родного, с задорно вздернутым кверху носиком человека. В палату Таня входила в белом халате, с застенчивой улыбкой на губах, и Сергею каждый раз казалось, что вместе с ней в помещение врывалось яркое солнце, которое властно раздвигало стены, наполняло все до краев ласковым теплом и светом. И, глядя со стороны на счастливых от встречи супругов, нельзя было подумать, что над этими людьми пронеслась свирепая жизненная гроза. Трудно было поверить, что этот молодой человек с поседевшей головой и двадцатилетняя женщина, пройдя через нечеловеческие боль и страдания, сумели сберечь кристально чистыми, необыкновенно нежными и по-человечески возвышенными чувства друг к другу. - Счастливый ты человек, Сергей! - с завистью говорили ему его новые друзья. - Уж чего-чего, а счастья на мою долю выпало с излишком, на пятерых хватило бы! - не понимая причин зависти, иронически отвечал Сергей. - Что руки... Ты бы посмотрел на себя с Таней нашими глазами. Любовь - это тоже счастье. - Говоривший задумался, помолчав, добавил: - Некоторые и с полным комплектом рук и ног, а вот не находят общего языка, калечат друг другу жизнь... да еще как... и не замечают этого... Назначенный день и час операции надвигались все ближе и ближе. Были сделаны последние предоперационные анализы, проведены исследования, а Сергей не решался сказать Тане, на какое время назначена операция. Не хотелось прибавлять волнений в ее и без того беспокойную жизнь, и вместе с тем Сергей чувствовал, что обидит ее, если не скажет. Лучше пусть обидится на меня, чем будет затыкать уши под дверью операционной", - решил наконец он. В день операции Таня пришла в клинику раньше обычного. Улыбаясь, вбежала. в палату и остановилась в дверях. Сергей лежал на постели в знакомой позе, бледный, крестнакрест перепоясанный через грудь бинтами. - Что такое, Сережа? - шепотом спросила она. - Все в порядке! Только с операции... - слабо улыбнулся Сергей. - Я так и знала. Все утро меня как магнитом тянуло в больницу. Чувствовала, тут что-то неладно. - Чего ж неладного? Жив... даже улыбаться могу... - Как... операция?.. - Хорошо, Танечка, хорошо. Разве может быть плохо? - Больно было? - Испытывал себя - выдержу или нет, чтоб не пикнуть, А ассистент, черт, все время забывал новокаин вводить. - Ты бы сказал... - Говорил. Смеется: "Смотри, доктор, сегодня у тебя два ассистента". А тот ему: "Такие больные, коллега, не хуже нас в медицине разбираются. На собственной шкуре практику проходили", В больнице обедали. Таня сидела рядом с Сергеем и кормила его. Они всегда затягивали время, отведенное на еду, чтобы подольше побыть вместе, поговорить или просто молча посмотреть друг на друга. В дверь вошла дородная женщина и оглядела больных, - Петров есть здесь? - Да, я... - Сергей почему-то испугался. - Вас просят сойти вниз, протез примерить, - Чего? - Протез. - Уже готов? - не веря своим ушам, переспросил Сергей, - Первый раз заказываешь? - Всю жизнь только тем и занимался, что протезы заказывал, - буркнул Сергей. Не верилось, что сейчас, через минуту, он сойдет вниз, на первый этаж, и увидит руку, не живую, искусственную, которая отныне займет место той - мускулистой и сильной, и он должен принять ее, свыкнуться с ней, как с частью своего тела. Сергей испуганно посмотрел на Таню, сорвавшимся голосом спросил: - Что делать, Тань?.. Протез лежал на столе, согнутый в локте, с натянутой на кисть черной перчаткой. Непомерно длинный большой палец неуклюже прижимался одним кончиком к указательному, образуя неестественную щепоть. От локтя тянулись ремни, сходились на уровне плеча в перепутанный клубок. Сверху, на локтевом сгибе, блестела никелированная гайка. "А если она раскрутится? - мелькнула шальная мысль. Человек в черном фартуке поднялся со стула и взял протез в руки. Тот щелкнул и разогнулся в локте. Ладонь оказалась перевернутой вверх, и Сергей с внезапной неприязнью отметил: "У меня пальцы были короче..." - Примерь-ка! Если что не так, не стесняйся, говори. Чтобы потом претензий не было. А то вы народ какой!.. Поскорей получить и айда, а потом - тут не так, там не эдак, трет, жмет, и понеслось... - Я первый раз... - И никогда не видел? - Не приходилось... - Тогда смотри. Вот эта тяга отжимает палец. Вот так, - протезист потянул за кожаный шнур, большой палец отошел от указательного и с легким щелчком вновь сомкнулся в щепоть. - В локте протез сгибается от движения плеча вперед. Вот и вся механика. - Ясно, - ничего не поняв, сказал Сергей и насупился. Он уже видел, что прекрасная искусственная рука, гибкая и подвижная, рисовавшаяся ему в долгие часы послеоперационных ночей, останется всего лишь мечтой. "Но, может быть, этот примитивный прибор, называемый протезом верхней конечности, хоть как-нибудь поможет..." Надев протез, Сергей ощутил неживой, отталкивающий холод металла и толстой бычьей кожи. Холод проникал до самых отдаленных клеток мозга, студил сердце, жестко отталкивал от себя. И, будто приняв этот непонятный вызов несовместимости, вражды и неприязни, все клетки организма Сергея восстали против протеза, так же жестко отталкивали его, не хотели не только принять, но и допустить приближения к себе. Первым желанием было поскорее сбросить с себя этот инструмент и бежать прочь. "А что же делать, другого-то пет, может, свыкнусь..." - Неловко? - сочувственно спросил мастер. - Так, дружище, у всех поначалу. С протезом надо сжиться. - Долго? - Кто как. Одни быстро, другие долго. Бывает, вообще не могут привыкнуть. Мучаются, мучаются, психанут - и в печку протез. - А потом? - Что ж потом! Винят нас, протезистов. А сам посуди: при чем тут мы? Так природа устроена. - Я не выброшу. Мне работать надо. Да и зачем тогда было ехать сюда? - Это ты правильно сказал: работать. От безделья-то с ума сойти можно. Был у нас месяца три назад гастролер один. Кистей рук нет. Ба-тюш-ки-и! Чего он только не вытворял! Что ни день, то пьянка, дебош. Выгнали как миленького из больницы! А он даже за протезами на завод не зашел. Я так понимаю: совсем они ему не нужны. Голову зря морочил! - Если бы мне только кистей недоставало... А то отчекрыжили... дальше некуда, - вздохнул Сергей. - Ты не унывай! - бодро перебил его мастер. - Главное, чтобы человек сам себя не потерял вместе с конечностями. Вот ведь в чем вопрос! А руки?.. Дело всегда найдется. Было бы желание и, - мастер потряс кулаком, - это самое... понял? Серым, непогожим днем Петровы возвращались в Луганск. В купе сидели втроем. Щуплая седая женщина лег шестидесяти, их попутчица, переводила взгляд с Сергея на Таню, с Тани на Сергея и украдкой вздыхала. Всем было неловко, и потому молчали. Вагон вздрагивал, как в ознобе, дробно стучал колесами, за окном мелькала тусклая, однообразная картина, и мысли Сергея текли медленно и безрадостно. "Неужели ничего не смогу делать протезами? Не может быть. Я должен научиться. Просто обязан! Иначе как же тогда... Ведь для чего-то же делают их. Пусть неуклюж, некрасив, но это, наверное, с непривычки. Да разве в красоге дело! Лишь бы работать научиться ими". - Жена али кто будешь? - осмелев, быстро спросила попутчица. - Жена, - коротко ответила Таня и вся как-то подобра-лась и вытянулась. - Пензия-то хоть большая? - допытывалась старушка. - Нам хватает! - резко сказала Таня и отвернулась к окну. Сергей попросил папиросу, и Таня, ловко чиркнув спичкой, прикурила ее и подала ему. - Спасибо! - буркнул он и вышел в тамбур. "Ну и вредный народ эти бабки! И все-то им надо, до всего-то им дело. Теперь, пока всю биографию не разузнает, не отстанет!" - с раздражением думал Сергей; затягиваясь папиросой. Постепенно он успокоился, и мысли его опять занялись протезом. "Вот хотя бы для начала научиться папиросу держать". - Сергей согнул протез в локте и поднял кисть ко рту. В соседнем купе щелкнула дверь, и в коридор вышла женщина. Он засмущался и опустил протез. "Можно! - радостно мелькнуло в голове. - А там, глядишь, и..." Разогнувшись в локте, протез упал вниз и громко стукнул кистью о поручень. Из-за двери выглянула Таня, и Сергей, окончательно смущенный, ушел в купе. "Если бы живой рукой так ударился, было бы больно", - зло подумал он, но тут же прогнал эту мысль. Успокоившись, стал строить планы, как он начнет осваивать протез. Таня сидела рядом, веселыми глазами смотрела на мужа, и весь ее вид без слов говорил: "Все в порядке, Сережа! Операция позади, мы едем домой, а там все будет хорошо". - "Все будет хорошо!" - улыбнувшись одними глазами, поддержал ее Сергей. Старушка осмелела и нетерпеливо ерзала по лавке. "Непременно допрос над Татьяной учинила, - сдерживая улыбку, подумал Сергей, - и по позе видно, всю подноготную нашу знает. Таня, она человек общительный, любит поговорить". - То, что от мамы на частную квартиру ушли, так это нехорошо, - очевидно продолжая прерванный разговор, сказала старушка. - Ничего плохого тут нет, - возразила Таня. - Комнатка у нее маленькая, и потом, зачем ей и видеть, и переживать наши невзгоды. Мы так решили. - За квартиру-то сколько берут? - Двадцать рублей. - Креста на них нет, на хозяевах ваших! - А мы неверующие, - вступил в разговор Сергей. - Вы вот что, касатики... - медленно сказала старушка, - переходите-ка жить ко мне. Платы мне никакой не надо, нам со стариком пензии хватает. Места на всех будет. Переходите. И нам веселее, и вам сподручнее. Дом у нас свой, кирпичный, под черепицу, газ намедни провели. Переходите, касатики. - Ну что вы, Даниловна, - смущенно ответила Таня. - Нам и там хорошо. Правда, Сереж? - Как же... вот так сразу и... переходите... Вы нас, мы вас не знаем, - возразил Сергей. - И-и-и-их, сынок... - вздохнула Даниловна и подперла подбородок рукой, - шестьдесят второй годок на людей гляжу, чай, пора и различать их научиться. На лбу у каждого и не написано, кто он, да все равно видно. Она сидела маленькая, тихая, с большими грубыми руками в темных прожилках вен, и Сергею вдруг стало стыдно за свои скоропалительные мысли о ней. "Из породы Егорычей", - подумал он. - Спасибо, Даниловна! - искренне сказал Сергей. - Пока нужды большой в этом нет, а припечет... - Дело ваше. Подумайте. А адресок на всяк случай возьмите. Это недалеко от вас, на улице Артема. И перебраться поможем. В Луганск поезд пришел вечером. Над городом висели тяжелые осенние тучи, сеял холодный дождь. Тане, как и в день отъезда, хотелось пройтись пешком, но, видя желание Сергея скорее добраться домой, она передумала и взяла такси. Сергею действительно очень хотелось скорее попасть домой. Ставшие нестерпимыми фантомные болн в отсутствующих конечностях подтверждали предположение о том, что с протезом не так-то легко сжиться. Желание сбросить его с себя как можно скорее становилось с каждой минутой все настойчивей |и непреоборимей. Казалось, сними сейчас протез - и сразу же утихнут, угомонятся обжигающие боли в пальцах, локтях, мышцах, перестанут выкручиваться несуществующие суставы и исчезнет сковывающая все тело тяжесть. v "Так вот какой ты жестокий!" - думал Сергей. Ночью он долго не мог заснуть. Беспокойно ворочался с боку на бок, не находя телу удобного положения. Ждал, когда утихнут боли, а они не утихали. Мысленно сжимал и разжимал кулаки и чувствовал, как у самого плеча дергаются мышцы, больно натягивая кожу. После харьковской операции воображаемый средний палец на правой руке заметно переставал слушаться. Он словно прирос к большому, и все попытки Сергея оторвать его не приносили успеха. У безымянного пальца исчезло ощущение ногтя. В последние дни он сильно болел, словно ноготь медленно срывали, и вот боль ушла, и вместе с ней ушло ощущение ногтя. Сергей знал из рассказов врачей, что ощущение ампутированных рук может совсем, навсегда исчезнуть. Знал и боялся этого. Вот уже полгода, как у него нет рук, но он чувствует их, они живут в ощущениях, снятся по ночам, болят всеми болячками и царапинами, приобретенными еще в детстве и в последующие годы. Особенно отчетливо Сергей чувствовал указательный палец левой руки и порез на нем ниже сгиба. Ему было лет восемь, когда, играя перочинным ножом, он поранил палец. Восьмилетний Сережа очень перепугался и с оглушительным ревом прибежал к матери: "Палец отрезал, что же теперь будет?!" Но все обошлось. Палец зажил, только остался на всю жизнь бугристый шрам. I И вот теперь, спустя полгода после ампутации рук, потерять их еще раз было страшно. Однажды он хотел рассказать Тане об ощущении рук, но она неожиданно заплакала и, уткнувшись ему в грудь, попросила: "Не надо, Сережа, я боюсь..." Теперь, лежа рядом с ней, Сергей не решался поделиться своими опасениями. - Почему не спишь, Сережа? - шепотом спросила Таня, - А ты?.. - Я... Таня замолчала. По окну шуршал дождь, далеко в ночи тяжело пыхтел паровоз, протяжно и жалобно гудел, словно безнадежно звал кого-то на помощь. Сергей вдруг сказал: - В народе говорят: медведя и того можно научить танцевать. Попробуем! СЕМЕЙНЫЙ ДНЕВНИК ПЕТРОВЫХ Первые записи в дневнике случайны, не. помечены датами и сделаны в большинстве своем чернилами, рукой Тани под диктовку Сергея. x x x О войне прочитано много книг. Попадались хорошие. Но впервые я увидел войну своими глазами в книгах К. Симоно-ва "Солдатами не рождаются" и "Живые и мертвые". Навсегда запомнились скорбные шеренги военнопленных и слова! "Казалось, что всю Россию взяли в плен". x x x - "За бортом по своей воле". Смелый парень Ален Бомбар! Вот бы попробовать, как он! А, Тань? - Ночью страшно. Акулы... - Представляешь, кораблекрушение, люди в море... И вместо паники - надежда! Он же смог быть в океане шестьдесят пять суток, чем мы хуже?! Да, надежда - великая сила! x x x Куприн - замечательный писатель. Перечитал всего. Только почему его герои такие бездеятельные? Мечутся из угла в угол, как мыши в мышеловке, и не знают, что делать. x x x Как много хороших стихов! Эх ты, модница, злая молодость, : Над улыбкой - седая прядь! Это даже похоже на подлость - За полтинник седою стать! И еще: И какому кощунству в угоду, И кому это ставить в вину? Как нельзя вводить горе в моду, Так нельзя вводить седину. Написала моя землячка - Румянцева. Молодец, Майя! x x x Братцы проходчики дали всесоюзный рекорд. Бригадир - мой друг, вместе техникум кончали. Эх, Витька, Витька!.. Хоть на денек бы к тебе в забой... Наработался бы до чертиков, подышал бы шахтным воздухом, ей-богу, легче бы стало... Сны меня, друг, замучили... совсем изведут... Всю ночь застилают глаза копры, терриконы... x x x Сережка. Какая силища! Его буранами шатало От кроны до седых корней, А он стоял. Жег суховей, А он стоял. Мороза жало Зима вонзала до костей, А он стоял. Плетьми огней Сто молний по стволу хлестало, А он стоял. Стал только злей И выстоял. В Харьюзов. Умеют люди писать... x x x Жизнь дорога каждому человеку. Каким бы он ни был. Жизнь - постоянная надежда на лучшее. Одни подразумевают под этим лучшим материальное состояние, другие - моральное удовлетворение, третьи, и их большинство, и то и другое. Разнит людей вопрос, что в их деятельности первично - моральное удовлетворение или материальное состояние. И из этого вытекает: одни любят жить, другие - жизнь. Одни говорят: я дышу - значит, существую; другие: я приношу пользу людям - значит, живу. Но умирать не хочется любому из них. Первый надеется пожить, второй - испытать гордую радость от сознания, что он нужен людям. Третьего не дано. x x x 1 ноября. Последний месяц осени, а на дворе теплынь. Скоро праздник... Что подарить тебе, Танечка? - Подари мне город на широкой ладони степи! - Если б мог, подарил бы самую яркую звезду с неба. Ведь ты подарила мне жизнь! Свою и мою. - Нет. Любовь! - Это равносильно. x x x Горсовет обещает к Новому году выделить комнату. А чем до того времени топить эту халупу? По ночам становится прохладно. Сверчок в углу напоминает детство. У отца в деревенской избе такой же певун заливается трелями ночи на-кролет. Миллион лет прошло с тех пор. Порой кажется, какая-то волна выбросила нас на другую планету - планету боли и безысходного отчаянья. - Не сгущай краски, Сережа. - Рад бы... А куда спрячешься от солнца, людского смеха? Я ведь тоже человек.. x x x "Комсомольская правда" опубликовала письмо одного парня. Работать он не хочет, всех, кто трудится, презирает, любит красиво одеваться, танцульки, ресторан... Ну, и, как у нас водится, рядом печатают ответы ему! Воспитывают, стыдят! Черт побери, неужели то, что труд и жизнь - понятия неразделимые, одинаково необходимые человеку, как мозг и сердце, надо еще кому-то доказывать! Обезьяны знали это!.. Да этого выродка надо взять за шиворот и тряхнуть как следует. Говорят, что тот, кто долго живет далеко от родины, заболевает ностальгией. Что это за болезнь - не знаю. Но, наверное, что-то похожее на мучительную тоску по работе. Знал бы тот младенец, какая это жестокая пытка! x x x - Таня, не пытайся угадать мои мысли. - Я не угадываю, я знаю. - Ну и что? - Не принимай неудачу с письмом как поражение. И я уверена, что, будь твоя нога здоровой, ты бы научился писать. Но что делать?.. А я разве плохой секретарь? - Отличный. Но где мне взять уверенность, что я еще что-то могу? x x x Вчера мужчина спешил к автобусу. Запыхался, мокрый весь, на работу опаздывал. Подбежал, и... дверь закрылась, машина уехала. Как он, бедолага, ругался! Я стоял рядом и от зависти чуть не плакал. Я-то никуда уже не опаздываю, меня никто и нигде не ждет. 5 Город секли грозы. Поздние, ярые... Столбами вздымался песок в переулках и островками оседал на асфальт, грузный, недвижимый, пришпаренный косым дождем. Таня боялась грозы. Раскат грома наводил на нее панический страх. Она, как ребенок, забивалась в угол, укрывала голову, затыкала уши и дрожащим голосом спрашивала: "Сережа, кончилось?" Сергей не понимал ее страха. Более того - он неожиданно почувствовал, что во время грозы ему трудно сидеть на месте, его неудержимо тянет на улицу. Что-то созвучное своей душе, своим мыслям и чувствам находил он в диком неистовстве природы. Но что? Сергей и сам не мор понять. Может быть, ему хотелось вот так же буйно, свободно и широко излить свою душу, высказаться о чем-то сокровенном, что глубоко сидело в нем и настойчиво просилось наружу. Вспомнил Сергей свой давнишний разговор с Егорычем. "Трудно держать в себе все пережитое, перечувствованное, - говорил старик. - И даже будет такой момент, когда не высказаться, не поделиться с большим кругом людей своими думами станет невмоготу. Человека потянет к бумаге. Ты не исключай этой возможности, Сережа". "Соломинку подбрасывает Егорыч, - думал Сергей. - Заблуждается по своей доброте душевной. Кроме всего прочего, чего у меня нет, чтобы излить свою душу, нужны еще и способности. А их не приобретешь, с ними рождаются". После смерти Ларина Сергей несколько раз возвращался мысленно к тому разговору. Но дальше заключения о том, что из этой затеи ничего не выйдет, не шел. Однажды он вспомнил, как в школе, в порыве гнева за несправедливо (по его мнению) поставленную двойку, он тут же, на уроке, глотая слезы, сочинил стих. Стихотворение было длинным, злым и нескладным. На общешкольном собрании секретарь комсомольского бюро, девчушка с куцыми косичками, во всеуслышанье дала Сергееву творенью оценку и в качестве первого гонорара потребовала объявить поэту строгий выговор с занесением в личное дело. "У русских поэтов всегда были трудные судьбы!" - утешил себя Сергей. - Декабрист! - издевались над сгорающим от стыда поэтом хохотуньи из соседнего класса. Тернии оказались очень колкими, и школьник Сережка Петров, решив, что он родился не в тот век, прервал свой путь к вершинам Парнаса. Позднее, в армии, Сергей попробовал написать рассказ, В творческих муках дневальный по подразделению не заметил, как в казарму прокрался рассвет и вместе с ним сердитый старшина. Солдаты поспали две минуты сверх нормы, а рядовой Петров со всеми армейскими почестями отхватил два наряда вне очереди за грубейшее нарушение устава внутренней службы. В газете "Советский воин" вскоре появилась короткая заметка о воинах, поехавших после демобилизации на освоение целинных и залежных земель. С замершим от волнения сердцем солдат прочитал свою фамилию: "С. Петров, авиамеханик Н-ской части". - Я же целый рассказ написал! - удивился опомнившийся корреспондент. - Что они с ним сделали! Здесь же пятая часть от написанного! Но в душе был рад и этой части, гордился ею, а газету долго хранил в солдатском вещмешке. Дальнейшие попытки Сергея напечатать свои творения на страницах газет не имели успеха. Все его рассказы и очерки возвращались редакциями назад с односложными, обидными ответами: "Опубликовать не можем, советуем больше читать современных авторов, работать над языком..." И солдат читал, работал, но за перо больше не брался, твердо решив: способностей у него нет. Эти мысли, как тучки, робкие, неуверенные, медленно собирались в большую тучу. Туча не могла быть пленницей, ей становилось тесно, она рвалась на простор, на свободу. Ей не хватало молний. Егорыч не ошибся в прогнозе. Исподволь Сергей копил силы и жадно ждал грозу. Не осмыслив, не выплеснув наружу всего пережитого - жить стало невмоготу. ИЗ СЕМЕЙНОГО ДНЕВНИКА ПЕТРОВЫХ "...в глубоком понимании горя, душевного страдания, скорби таится огромная нравственная сила, помогающая лю-. дям мужественно переносить тяжкие удары судьбы". x x x Решено! Начинаю учить английский язык. Пригодится! x x x Сережа, по ночам читать вредно. Или тебе дня не хватает?. x x x Человеческая жизнь мизерно коротка для познания того, что человека интересует, В юности мы преступно небрежно тратили свое время. Что мы читали? Чем интересовались? Да и читали ли с должным вниманием? Сейчас перечитываю читаное, и в каждой строке открытие. x x x Мне все говорят, что я не изменилась, только в глазах какая-то озабоченность и усталость. Правда, Сереж? Ты об этом не говорил. x x x Помнишь песню: Глаза твои усталые Еще красивей кажутся. x x x Давай забудем и больше никогда не вспомним о вчерашнем. Без упреков, без оправданий... Ничего не было. Была водка. Ее больше не будет. И спасибо тому таксисту. x x x Пришел вызов на Харьковский протезный завод. Быть или не быть? x x x Харьков. Я взяла нашу тетрадь. Не обижайся, что без тебя продолжаю записи. Еще в Луганске я знала: если тебя положат в больницу, я одна домой не вернусь. Не могу. И напрасно уговариваешь. x x x Ты знаешь, Сергей, в своей любви к тебе я открыла что-то новое. Что это, не пойму. Но, наверное, подобное чувство испытывает мать, выстрадавшая свою любовь к ребенку. Не знаю, может быть, это не так, но я люблю тебя все сильней и сильней. Четверг. Волнения и боль прошедших операций делили пополам, так что же случилось - ты не хотел поделиться со мной этой, последней? Неужели сознание того, что вместе с тобой, за дверями операционной, переживает, волнуется близкий тебе человек, не придает сил? Как увидела тебя в бинтах, испугалась. Показалось, что мы в Донецке, а впереди вечность операций. Ты уже спишь, Сережа? Сейчас 23, а у вас в 22 отбой. Что тебе снится? Друзья? Шахта? Угадала? Послушай, я прочитаю тебе стихотворение Марины Цветаевой: Любовь - Ятаган? Огонь? Поскромнее, - куда как громко!. Боль, знакомая, как глазам - ладонь, Как губам - Имя собственного ребенка. Спокойной ночи, родной. x x x - Опять начала крутить волосы в колечки? - спросил ты у меня. Полгода не крутила, думала, забуду, так нет же, вспомнила. А почему, не знаю. x x x Вторник. Не ожидала, что протез будет таким примитивным. Тебе он тоже не нравится. В наш век и... такая стыка... Отчего это так? Где же высокий технический уреввиь, кибернетика, электроника? Крикунов и хвастунов у нас много. Сделают электронную букашку - шуму... на всю вселенную... А вот останется без рук такой букашечник, всучат ему допотопный костыль... Тогда бы, наверное, призадумался, что человек - это звучит гордо. x x x Луганск. Протезы - это не массовое производство, дохода они не дают, затраты на их изготовление большие. Так кому они нужны! Инвалиды как-нибудь перебьются с первобыт-ными костылями. Потерпевший кораблекрушение увидел спасательное судно, но оно прошло мимо. Что он чувствует в этот момент? Наверное, ему хочется превратиться в чайку! Ну почему нет на свете волшебства! Неужели нет надежды на протез? x x x - Сережа, не верю! Я понимаю тебя. Нам трудно сейчас. Но тем крепче должны быть наши нервы, тем настойчивей должны мы быть. Надо искать. И без паники. Помнишь у Горького? Одни упали на дно лодки, испугались и погибли. Другие наперекор всему боролись и победили! x x x - Ты права. Выше голову, черт возьми! Когда задыхался в бреду, было не легче. Выжил же... x x x - У тебя опять в кровь растерта спина проклятыми ремнями протеаа. Мне страшно смотреть на протез, он весь в крови. Сколько же это может продолжаться? - Пака не научусь писать. - А если это физически невозможно? x x x Врач запретил пользоваться протезом. Лечат растертую спину и плечи. Кажется, его и незачем больше надевать. Разве только для того, чтобы не болтался пустым рукав. Кому нужны были эти поездки, волнения, операция, ожидания, надежда? Никому. Снег выпал ночью. Сначала он шел вперемешку с дождем, но к утру зима одолела осень. Большие мохнатые хлопья повалили, как пух из распоротой перины, и за несколько минут одели город во все белое. Ударил мороз, подул северный ветер, и завыла зима снежной круговертью. Так уж устроен мир - с переменами в природе человек всегда ждет каких-то изменений в своей жизни. Ждал их и Сергей. Но... по-прежнему длинно и однообразно тянулись дни, серые, скучные, с утра до ночи заполненные бесплодными попытками овладеть протезом, вырваться из опостылевшей беспомощности. Первая задача - сжиться с протезом - Сергею удалась довольно быстро. Превозмогая боль и неловкость, он трое суток не снимал его с плеч. Измученный днем, Сергей заставлял себя и на ночь ложиться в постель с протезом. Сон походил на пытку. Металлические части давили в бок, ремни врезались в тело, плечи нестерпимо горели, протез превращался в чудовищный капкан. Лишь на четвертый день Сергей почувствовал облегчение. "Сжился! - победно мелькнула мысль, и сразу стало легче на душе. - Теперь за карандаш! Писать! Если научусь, то буду готовиться в институт!" Но шли дни, недели, спина и плечи Сергея превратились в сплошную кровоточащую рану, а успехов не было. И чем больше прилагал он усилий, чтобы научиться писать, тем менее оставалось надежд на это. В короткие минуты передышки, прижимая к щеке холодные, мертвые пальцы, Сергей, словно живых, просил их: "Ну не упрямьтесь, пожалуйста... Почему вы не хотите помочь мне? Вы же теперь мои, мои, мои... Я приучил себя к вам, мне это дорого стоило! Так неужели все напрасно?" Помогая ртом, ногами зажимал черными негнущимися пальцами карандаш и продолжал бесплодные попытки написать хотя бы одну аршинную букву. Но и это не удавалось. И когда подступало отчаяние, Сергей сбрасывал протез на пол и бил его, бил до изнеможения, до кровавых ссадин на собственных ногах. И вновь казалось, что жизнь кончилась. ИЗ СЕМЕЙНОГО ДНЕВНИКА ПЕТРОВЫХ В дневнике пропущено несколько чистых листов. Дальнейшие записи сделаны карандашом, большими печатными буквами, неуклюже разбегающимися в разные стороны. 17 марта. Ура, Таня! Пишу! Сам! Сам! Сам! Пишу! x x x Два часа ночи. Утром ты проверишь мою писанину. Не ставь, пожалуйста, двойку. Ты и так их сыпала как из рога изобилия за те мои палочки и крючочки, что я терпеливо выводил, как заправский первоклассник. Поставь мне пятерку, мой строгий учитель! Я очень хочу получить ее. Ты никак не хочешь понять, что даже самый плохой первоклассник выводит свои палочки рукой, а я зубами. x x x Я плачу от радости. Те двойки, что я ставила за написан ные тобой палочки и крючочки по программе первого класса которые ты писал, сгрызая карандаши, стоят четырех пятерок, вместе взятых. Ведь нельзя же измерить обычными оценками твой титанический труд, твое упорство и настойчивость Буквы Ж, Щ, Ф потренируйся писать. Задание: по двести строчек каждую x x x 20 марта. Месяца через два буду писать вполне прилично. Только бы не болели глаза и челюсть. Интересно, каким будет почерк? Встретил вчера в городе Борю Кулакова. Армейский друг! Женат. Растет дочь. А сам нисколько не изменился. Вспомнили солдатское житье-бытье. Никогда не подумал бы, что Борис такой тактичный парень. Наверно, чтобы не бередить мне душу, так и не спросил, как все случилось. Дал адрес и сказал: "Если нужна будет моя помощь, не стесняйся, зови". А живет-то он в Казани. К нам попал случайно, в командировку. Зови... Нет, Боря, не позову. Не тот я уже, твой бывший комсорг. Людей стесняться стал. Надломилось что-то во мне. А что, сам не пойму. x x x Самое трудное - это сознание собственной ненужности. Потерять руки, перенести все кошмары операций - еще не самое страшное. Остаться за бортом жизни в расцвете сил, почувствовать свою ненужность обществу - вот самое жестокое испытание, которое может выпасть на долю человека. Из письма друзей: ..а еще сообщаем тебе - наша бригада коммунистического труда каждую смену дает одну норму сверх плана. Нас девять, а в наших сердцах ты десятый. Так что не погасла твоя шахтерская лампочка! Все мы здесь очень жалеем, что ты не вернулся жить в поселок. Его теперь не узнать. Летом утопает в зелени. Очень пригодился твой совет о саженцах. Шесть тысяч корней пересадили с той балки. Еще раз напоминаем: пожелай - и мы мигом перевезем вас сюда. Квартира будет - какую пожелаешь. x x x Может быть, то была ошибка. Может, правы Николай и Рафик? Нет, нет, нет... Раненый всегда производит гнетущее впечатление на тех, кто идет в бой. x x x 27 марта. Что заставило меня побежать отключать тран-сформатор? Я же знал - это опасно. Черт знает что... И ни о чем я не думал, когда бежал. Просто мельтешили перед глазами лица ребят, что были там, в лаве... x x x В чем смысл жизни? Сколько копий поломано на этом вопросе! Смешно, как вспомню сейчас те дискуссии! О каком смысле может идти речь, если во главу угла не ставить труд. Будничный, повседневный, честный труд. Отбери у человека возможность трудиться - и все блага жизни теряют смысл. x x x 30 марта. Московский журнал "В мире книг" предлагает своим читателям поделиться мыслями о личных библиотеках. Не попробовать ли? Опыт у меня невелик да и библиотека не солидна, но ведь есть люди, у которых и этого нет. x x x Я никогда не вижу себя во сне без рук. Всегда снится, что у меня чего-то не