и тем, кто потерял мавродиевские акции. Несомненно, у большинства сторонников этой идеи акций никогда и не было. Вторые настаивали на том, что очередь должна быть не живой, а подчиненной строгой логике. Эта партия вскоре разбилась на фракции. Одни считали, что первыми должны пройти самые старые люди, которые уже не могут долго ждать в силу биологических обстоятельств. Другие -- что очередность следует устанавливать в зависимости от размеров вклада в "МММ", и первыми должны быть обслужены наиболее пострадавшие. Были и такие, которые настаивали на учете трудового стажа, наличия правительственных наград и ученых степеней. Третьи размахивали многочисленными справками о низких доходах, о потере работоспособности, об иждивенцах, приживалах, малолетних внуках и престарелых родителях. Четвертые стали сомневаться в правомерности столь высокого процента, который "Sledopyt Incorporated" берет за свои услуги. И тут во всех четырех партиях, каждая из которых ожесточенно отстаивала свою прерогативу на истину, прозвучало слово "жулики". Вначале даже не утвердительно, а в форме вопроса: "А не жулики ли они, раз хотят содрать с нас тридцать процентов?" Совсем скоро в мозгах возбужденной толпы развеялись всякие сомнения, и слово прозвучало уже утвердительно: "ЖУЛИКИ!" В воздухе запахло бунтом. * * * И он разразился. Когда Танцор позвонил Следопыту, то он и его сотрудники находились в отчаянном положении. Два охранника уже еле сдерживали разъяренную толпу, намеревавшуюся выместить на засевших в офисе жуликах всю свою накопившуюся за долгие годы беспросветной жизни ярость. Под натиском злых тел рвались мешочки, песок из них высыпался, и охранники катастрофически теряли массу, а с ней и устойчивость. Предвидя скорую развязку. Следопыт позвонил своему недавнему компаньону по борьбе с WEB-сайтом "Мегаполис" Леониду Степанову, который по-прежнему работал следователем в Краснопресненском отделении, торопливо объяснил ситуацию и с мольбой попросил спасти его и четверых доверившихся ему людей. Тот обещал приехать с бригадой и эвакуировать, получив согласие Следопыта оплатить бойцам ОМОНа бензин и горючее. Следопыт упаковал в две коробки процессорный блок и монитор, наиболее ценное оборудование. Выпустил из клетки несчастного Юру, которому ситуация сулила реальную смерть. И только собрался выдернуть из розетки телефонную вилку, как раздался звонок Танцора. -- Алло, Следопыт! Ну как твои буржуйские дела? Не озолотился еще? -- Какой, на хрен! Связался с идиотами! У них, как и тогда, когда их Мавроди окучивал, снова крыша поехала! -- Так у них ее никогда и не было. -- Во-во! Решили, что я их хочу обворовать! Слышишь, что вытворяют?! И Следопыт отнял трубку от уха и повернул микрофон к окну. Хотя этого можно было и не делать -- рокот толпы и отдельные яростные восклицания наполняли все пространство комнаты, как рассол без промежутка заполняет банку с огурцами. -- Ну что, слышишь?! -- Да уж, -- ответил Танцор. -- Стихия. Не поубивают вас там? Насколько я понимаю, пути к отступлению отрезаны? -- Да, сейчас должен приехать Степанов с омоновцами. Только бы два мои бугая продержались до этого момента. -- Слушай, пока тебя там не убили, может, поговоришь со Стрелкой? У нее к тебе дело есть. В трубке возник Стрелкин голос: -- Следопыт, ты ведь у нас большой спец по Паскалю. Так, нет? -- Говори скорей, не слышишь, что делается? -- ответил Следопыт, ерзая на стуле и одновременно слушая телефон и изменения рокота толпы. Пытаясь понять, что же там, перед дверьми и под окнами, происходит. -- Ладно. Конкретно мне надо написать прогу, которая перекодировала бы полтора мегабайта символьного массива. Перекодировка элементарная. Сделаешь? -- Сделаю, сделаю! Если жив останусь! -- Брось истерики закатывать. Ты ведь в декабре и не в такой заварухе уцелел. Тебя, я слышала, менты должны вывезти. Так? -- Да, если продержимся до их приезда. -- Кончай, блин, еще раз говорю! В общем, так, сразу же давай к нам. Тут конкретней и поговорим. Идет? -- Слушай, а куда мне своих-то девать? -- Каких своих? -- не поняла Стрелка. -- Да бухгалтершу, охранников и актера. -- Ты, я смотрю, совсем от страха ум потерял! Гони их на хрен! -- Так рассчитать надо, книжки оформить, -- продолжал бубнить в трубку Следопыт, испуганно озираясь. -- Господи, какие еще книжки?! -- Трудовые. -- Танцор, -- завопила на всю окрестность Стрелка, -- да он сейчас безумнее своих клиентов! -- Потом сделала паузу и согласилась: -- Ладно, привози и своих недоделков. Все, ждем. И положила трубку. Следопыт сделал то же самое. А потом выдернул телефон из розетки и засунул его в коробку. Все стали напряженно ждать эвакуаторов. * * * Наконец-то вдалеке возникла сирена. И начала приближаться. Несомненно, милицейская, избавительная. Через три минуты послышался зычный ментовский рык: "А ну, посторонись, граждане. Сейчас мы во всем разберемся. Жуликов под арест. А вы будете показания в суде давать. Так что завтра в это же время сюда подойдете. С паспортами, будем свидетелей переписывать". Толпа загудела уже совсем по-другому -- радостно. Распахнулась дверь, и четверо омоновцев с полной боевой выкладкой впихнули в комнату охранников, на которых невозможно было смотреть без слез. У одного была рассечена бровь, у второго из носа текла кровь. И, несмотря на то, что на обоих были надеты стандартные черные куртки и брюки, создавалось впечатление, что их только что ощипали и собирались кинуть в котел с кипятком. Последним, с традиционной следовательской папочкой, вошел Степанов. И плотно прикрыл за собой дверь. -- Значит так, -- сказал он, словно был при исполнении, -- вначале рассчитайся с бойцами. Следопыт вытащил стодолларовую бумажку и протянул Степанову. -- Не мне, -- сказал тот раздраженно, -- я с друзей деньги не беру. Бойцам, говорю. Но это только на бензин. А еще на горючее. -- Не понял, -- удивленно поднял брови Следопыт, который все еще был напуган до неадекватного восприятия реальности. -- Каждый из них выпивает по литру виски. Итого четыре литра. Это стоит двести пятьдесят баксов. Округляем до трехсот. Потому что еще закусить надо. -- Ну это уж слишком! -- Если слишком, тогда мы поехали, а ты сам разбирайся с этой публикой. И тут Следопыт понял, что до публики дело не дойдет. Во всяком случае, для него. Потому что его прямо сейчас задушат двое охранников. А Нина выцарапает глаза уже у мертвого, задушенного. Поэтому отсчитал еще три бумажки и дал. На том и поладили. Степанов скомандовал: "Руки за спину! И не трепыхаться у меня! Шаг влево, шаг вправо -- и очередь промеж ушей!" Впереди пошел омоновец с выставленным вперед стволом автомата. За ним пошел Степанов с папочкой. За Степановым пошел второй омоновец с ящиками с аппаратурой. За ним гуськом проследовали преступники с понурыми головами и в наручниках. Замкнули шествие еще два омоновца, которые артистично, словно на съемках крутого боевика, то и дело тыкали автоматными дулами в спины ощипанных охранников. Всех погрузили в ментовскую каталку и повезли в неизвестном направлении, завывая сиреной и сверкая проблесковым маяком. Спецоперация, однако! Несчастных акционеров "МММ" с легкостью одурачили и на сей раз. Однако Лене Голубкову, то есть несчастному актеру Юре, кто-то все же умудрился врезать по голове пивной бутылкой. К счастью, била, несомненно, некрепкая старческая рука, в связи с чем раненого даже не затошнило. Правда, вполне вероятно, что у хронических алкоголиков, к числу которых принадлежал Юра, какие-то свои, специфические, симптомы сотрясения головного мозга. * * * Вначале тихий московский дворик всполошила милицейская сирена. Потом, видимо, поняв свою неуместность, замолчала. И через две минуты затрезвонил дверной звонок -- часто и настойчиво. -- Что за ментовские повадки у нашего друга, -- сказала Стрелка и пошла открывать. На пороге стояли члены преступной инкорпорейтид и сопровождавший их следователь Степанов. -- А, милости просим! -- глумливо воскликнул Танцор. -- Пламенный привет работникам частного бизнеса! Потом вгляделся в затравленные лица и понял, что малость перегнул палку: -- Ладно, рассаживайтесь, чайку с устатку. А ты, Следопыт, оформляй свои идиотские книжки и дело с концом. Следопыт достал из бокового кармана четыре трудовых книжки, что-то в них быстро нацарапал, размашисто расписался и стал растерянно хлопать себя по карманам: "Где же, блин, печать-то?" Бухгалтерша Нина вытащила из левой половины бюстгальтера печать, из правой -- металлическую коробочку с губкой, пропитанной чернилами, и протянула шефу. Тот в последний раз с содроганием посмотрел на то место, откуда были извлечены сии орудия канцелярского труда, подышал на вырезанные на деревяшке буковки, словно они были живые, озябшие на морозе, и четырьмя решительными ударами печати превратил своих бывших сотрудников в безработных. Правда, обошелся он с ними более чем порядочно. Дал каждому по сто долларов выходного пособия. -- Ну, с Богом! -- сказал им на прощанье Следопыт. -- Не поминайте лихом и не закладывайте ментам! -- Стой, -- воскликнул Танцор, -- а этот куда же, Леня Голубков? Его же сейчас поймают и отметелят как следует. Актер Юра пошел в ванную, пробыл там минуты три, смывая грим, а когда вернулся, то Танцор с абсолютно неприличным хохотом повалился на пол и стал сучить ногами: -- Ой, блин, держите меня, на хрен! Да что же это такое делается-то! Да как же он столько лет прожил, и ему никто яйца не отрезал! Не-мо-гу, бли-и-и-и-н! Все с недоумением посмотрели на эти корчи. Наконец Танцор успокоился, встал, отряхнулся и совершенно серьезно сказал: -- Ну ладно, они -- салаги. Они не видели по ящику всю эту эмэмэмовскую вакханалию. Но ты, актер, разве не знаешь, на кого ты похож? -- Нет, -- честно и не моргая ответил Юра. -- Вылитый Мавроди! Так что вот тебе от меня сотня рубликов, садись в такси, чтобы никто тебя не видел, и неделю не высовывай носу из дому. Пока эта бодяга, которую вы взболтали, не успокоится. А то ведь за милую душу линчуют. Ведь линчуют, товарищ лейтенант? -- спросил Танцор Степанова. -- Так точно, -- ответил тот. -- За милую душу. И никто не заступится. В том числе и я. Потому что своя жизнь ближе к телу. Бывшие наемные работники, допив чай, ушли. В квартире остались четверо. Танцор в лоб спросил Степанова: -- Леня, у нас тут затевается очень серьезная игра. И неизвестно, чем она закончится. То ли мы все прославимся и озолотимся. То ли наоборот -- пойдем на корм морским свинкам. Так ты с нами или против нас? В смысле, рискнешь? -- Больно крутые у вас игры. Судя по предыдущей. Так что я -- пас. Но если крепко влипнете, и понадобится помощь, тогда звоните. Если будет возможно, то помогу. Без обид? -- Без обид. Ништяк, как говорят твои клиенты. В квартире остались трое. АППЛЕТ 10. ТЕПЕРЬ ОН ДИЧЬ, А НЕ ОХОТНИК Танцор подробно рассказал о том, что произошло на Пушке. Максимально подробно, поскольку каждая неучтенная мелочь в этом деле могла обойтись очень дорого. Рассказал о том, что Стрелка прочла на дискете. Рассказал о звонке Сисадмина. Стрелка врубила звуковой файл, и все сосредоточенно прослушали запись этого телефонного разговора. -- Ну, какие будут соображения? -- спросил Танцор у компаньонов. -- Какие тут могут быть соображения? -- сказала мрачно Стрелка. -- Стратегия остается прежней. Уничтожение Сисадмина и всей его блядской лавочки. В прошлый раз не вышло, так еще раз попытаемся. Но, конечно, надо вначале разобраться, что же это за игра такая. -- Мне кажется... -- Танцор затянулся сигаретой, выпустил дым, еще раз затянулся, -- что теперь я стал кем-то типа то ли дичи, то ли живца, на которого хотят кого-то поймать. -- Похоже, -- согласилась Стрелка. -- Кстати, если это так, то за тобой должна бегать не одна команда. Как минимум две. -- Не понял. -- Двое, которые хотели у Ханурика дискету перехватить. Да еще те, кому он ее нес. Ну-ка, напрягись, не заметил тогда, на Пушке, еще кого-нибудь подозрительного, кто мог иметь отношение к этому делу? Сосредоточься, это очень важно. Танцор закрыл глаза и мысленно прокрутил в памяти всю эту историю, пытаясь вспомнить самые незначительные детали. -- Ах, блин, точно! Когда я поднялся, чтобы пойти навстречу этим козлам, то напротив, через сквер, что-то вспыхнуло. Наверное, сфотографировали. Хотя день был солнечный. Вспышка-то совсем не нужна. -- Ну, не скажи, -- откликнулся до сих пор молчавший Следопыт. -- Если мыльница стояла на автомате, то вспышки не должно было быть. Но если был принудительный режим, то тогда все сходится. А переключать режимы у человека времени не было. Значит, это был тот, кому Ханурик нес дискету. И у него твоя фотография. И он сделает все, чтобы эту дискету заполучить. Вплоть до высшей меры. -- Да, -- сказала еще более мрачно Стрелка, -- воевать на два фронта -- это не фонтан. -- Кстати, -- Следопыт подошел к компьютеру, -- покажи-ка мне этот файл с карточками. Я его перекодирую, и тогда, может, еще что-нибудь интересное обнаружится. Сел перед монитором, вызвал редактор Паскаля и забегал пальцами по кейборду. Через пять минут программа была готова. И суеверно поплевав через плечо, левым указательным пальцем прижал Control, а правым тюкнул по F9. Процесс пошел. Прошла минута. Экран монитора продолжал оставаться непроницаемо черным. Создавалось ощущение, что влетели в какой-то туннель, вырубленный в антрацитном пласте, конца и края которого не просматривалось. Прошло пять минут. Системный блок невозмутимо шумел вентилятором, гоняя в своих недрах по адресным и числовым шинам потоки бешеных электронов. "Темно, как у негра", -- подумала Стрелка. А вслух сказала Следопыту саркастически: "Куда ты завел нас? Не видно ни зги!" Следопыт, не желая терять реноме программиста высшей квалификации, попытался свалить все на случайность: -- Наверно, повис, зараза. Однако сделал Control -- Break. Процессор не висел, а очень даже работал, впустую, поскольку на мониторе выскочила информация о том, что программа прервана на выполнении метки qwert. Стрелка не преминула откомментировать этот прискорбный факт на всю катушку: -- Так и я могу. Хоть и самообразованка, институтов не кончала, с профессорами за зачеты не трахалась, но бесконечные циклы и я, со своим бабьим умишком, могу делать. Следопыт проглотил это молча, поскольку считал склоку с женщиной недостойным занятием. Поковырялся в программе, поправил параметры операторов IF и GOTO и снова запустил ее. Через несколько секунд бипнул оператор ВЕЕР, и на монитор поперла раскодированная информация. И все это были номера карт, ПИН-коды и имена и фамилии владельцев. Больше ничего. Ни что за банк, ни сколько на каждой карте бабок, ни какая это система -- "Виза" или "Мастер кард", или "Юнион кард", ни иной дополнительной информации. Следопыт, глянув на счетчик строк, констатировал: -- Сорок девять тысяч восемьсот девяносто три позиции. По всей видимости, это список всех карт, выданных каким-то весьма крутым банком. Дело серьезное. Либо стереть это все на хрен и спрятаться от неминуемого возмездия лишь за то, что мы это видели и держали в руках. Спрятаться как можно дальше -- в Воркуте, а лучше в Парагвае. Либо, господа и дамы, презрев страх и преодолев инстинкт самосохранения, пойти, извиняюсь за каламбур, ва-банк! -- Это каким же образом? -- поинтересовался Танцор, который не был столь меркантилен, поскольку у него после "Мегаполиса" оставалось на счету еще штук пятьдесят баксов. -- Ведь мы даже не знаем, чьи это карточки, какого банка. То есть в какие банкоматы, если мы их, конечно, подделаем, можно с ними соваться. -- А это мы сейчас посмотрим, навскидку. Вдруг повезет? И Следопыт перегнал файл из досовского редактора в вордовский. Выбрал директиву поиска, взял у Танцора его карту, переписал с нее: "Andrey N. Shundrin" и тюкнул по энтеру. Компьютер нашел строку: 6197 0694 8760 8411 12/01 6951 Andrey N. Shundrin Стрелка, как самая эмоциональная, завопила свое коронное ВАУ! Танцор грязно выругался. Следопыт погрузился в раздумье. Это был Трейд-банк, в котором у Танцора лежали деньги. По всей видимости, кто-то намеревался очистить счета его клиентов самым примитивным способом: изготавливаются дубликаты карт, а затем по ним снимаются деньги либо через банкоматы, либо в магазинах, принимающих электронные платежи. Однако это какой-то слишком идиотский путь, поскольку даже сто человек физически не в состоянии снять таким образом, "вручную", даже сотую часть всей суммы. А сумма, вероятно, очень приличная. Если на каждом из пятидесяти тысяч счетов лежит хотя бы по две штуки баксов, то всего получается сто лимонов. За один раз банкомат выдает полштуки. Следовательно, необходимо повторить эту операцию двести тысяч раз. Если в афере участвуют сто человек, то на каждого приходится две тысячи подходов к банкомату. Бред и абсурд! Следопыт поделился своими соображениями. Стрелка согласилась. -- Да, -- сказала она, до того увлекшись поиском ответа на актуальный вопрос, что не заметила, как начала курить фильтр, -- да, это полная хренотень! Для того, чтобы сшибить штук пятьдесят -- семьдесят, не надо такого огорода городить. Достаточно купить банкомат, поставить его рядом с каким-нибудь кабаком пошикарней и писать на ленту номера и ПИН-коды карт, которые в него будут совать бухие состоятельные граждане. Вместо баксов же на каждый запрос высвечивать надпись: "Извините, у нас кончились купюры". А потом использовать по назначению несколько десятков номеров карточек. И не надо было рисковать, переписывая на дискету всю базу. -- Да уж, -- откликнулся из кухни Танцор, пытавшийся отыскать в пустом холодильнике хотя бы пару банок пива. -- Один уже поплатился самым дорогим, что у него было. Танцор вернулся с кружкой воды из-под крана и продолжил: -- Я так понимаю, что мы стали свидетелями начала межбанковской войны. -- Не свидетелями, дорогой, не свидетелями! -- возразила Стрелка. -- Потому что ты уже по уши влез во все это. Так что бездействие в этом случае равносильно смерти. Как говорится, кто не с нами, тот труп. -- Ладно, пусть будет по-твоему. Механизм же, я думаю, тут такой. Какой-то конкурент решил завалить Трейд-банк. Заказал какому-то иуде, чтобы тот переписал базу данных по клиентам-карточникам. Тот переписал, но не донес заказчику. Чему я и был свидетелем на Пушке. Затем конкурент, вероятно, собирался наделать по всему списку поддельных карт, включая, козел, и мою. Хотя, конечно, надо целое производство запускать. -- Да хрен-то, -- откликнулась Стрелка, -- никакого производства. Бери картонки и наклеивай на них магнитную ленточку. Для банкомата не надо ни пластмассы, ни голограмм. Он только ленту читает. И больше ничего. -- Значит, еще проще. А потом эти пятьдесят тысяч картонных подделок вместе с ПИН-кодами рассылаются по пятидесяти тысячам московских адресов. И дело в шляпе, а банк в дерьме по самые уши. -- Это почему же? -- Счастливчики, которым пришли такие письма, не думая ни о нравственности, ни о законе, бегут к банкоматам и начинают выгребать из них чужие баксы. Эта история, в которую вовлечены огромные толпы, попадает в газеты. Владельцы настоящих карточек бегут к банкоматам. И многие из них обнаруживают, что их счета обнулены. Тогда и они, и другие, кого пока еще не ограбили, бегут в банк и требуют вернуть им вклады. Понятно, что ни один банк сделать этого не в состоянии, потому что основные банковские фонды крутятся в виде инвестиций, кредитов, облигаций и прочих ценных бумаг. Налички у банка совсем немного. Начинаются судебные тяжбы. Но не с частными клиентами, а с учреждениями-кредиторами. И вскоре банк прекращает свое существование. -- Да, Танцор, ты -- голова! -- воскликнула восхищенно Стрелка. -- До сих пор ты блистал исключительно в танцах, в постели и с наганом в руке. А теперь, блин, могучий интеллект прорезался! -- Все точно, -- согласился Следопыт. -- Именно поэтому файл был закодирован в расчете, что его не сможет открыть только последний дебил. Видимо, решили, что если дискета не дойдет до заказчика, то человек, к которому она попадет, сможет наделать достаточно дубликатов, чтобы раздать их всем своим знакомым. Даже в этом случае, когда будет пара сотен обиженных, скандала не миновать. А любой скандал смертельно опасен для банкиров, которые могут жить исключительно за счет доверия к себе. -- При всем при том следует учесть, что это такая, блин, игра! -- подвел черту Танцор. -- Такая, блин, игра, поскольку к дискете имеет какое-то отношение этот блядский Сисадмин. Когда же мы его в конце-то концов замочим! На этом предварительное обсуждение проблемы закончилось. Продолжение мозгового штурма решили провести после двухчасовой сексуальной паузы, которую попросила Стрелка. Танцор дал Следопыту две сотни баксов, с тем чтобы горе-предприниматель, обманувший надежды вкладчиков "МММ", сел в такси, закупил пива и креветок где-нибудь не ближе Подольска и вернулся к назначенному часу. * * * Двадцатидвухэтажный небоскреб Трейд-банка, сверкавший зеркальными окнами и кучерявившийся античной лепниной, соединявший в себе два стиля -- а ля Уолл-Стрит и а ля Филадельфия, возвышался над купеческим Замоскворечьем абсолютно невозмутимо. Словно над ним не нависла страшная угроза. Еще более опасная, чем землетрясение или налет натовской авиации, способные превратить это чудо архитектуры конца XX века в гору строительного мусора, перемешанного с искореженными электронными приборами, офисной мебелью и изуродованными человеческими телами. На первом этаже банка, где производилось обслуживание клиентов, ничего тревожного также не ощущалось. Кассирши приветливо улыбались, принимая у вкладчиков солидные пачки рублей и долларов, с треском перелистывая их при помощи счетных аппаратов, либо выдавая по первому же требованию после идентификации личностей вкладчиков точно такие же основательные пачки. Клиенты были довольны жизнью, банком и кассиршами. И кассирши были довольны работой, зарплатой и клиентами. На третьем и на всех следующих этажах также царила безмятежность. Конечно, она не была расслабленной, это была целеустремленная безмятежность, которая владеет людьми, твердо стоящими на ногах, прекрасно осознающими цель жизни и понимающими, как ее достичь. На этажах с третьего до двадцать второго неустанно трудились люди. Трудились до такой степени напряженно и ритмично, что создавалось ощущение, будто они сообща издают высоковольтное гудение. И лишь на втором этаже, где по старинной советской традиции находились просторные кабинеты руководства банка, можно было уловить витавшие в простерилизованном кондиционерами воздухе флюиды тревоги и волнения. Исходили они, просачиваясь из-под двери, из кабинета председателя правления Трейд-банка Михаила Филипповича Илларионова, которого, как и руководителя Китайской народной республики, все звали Председателем. Председатель, впервые за несколько последних лет, которые вместили в себя и радости, и горести, и полосы продолжительного штиля, изменил своим незыблемым правилам, явившись в банк не выбритым. Более того, от него явственно доносилась легкая волна не вполне перегоревшего дорогого алкоголя, которую был не в состоянии погасить аромат одеколона, еще более дорогого, чем вчерашний алкоголь. Более того, чуткий нос смог бы уловить в этом букете еще и третий компонент -- неперегоревший дорогой алкоголь, принятый с утра, с похмелья, натощак. Что Председателю было несвойственно и в прежние -- молодые и бесшабашные годы, когда на его плечах не лежал груз ответственности за судьбу нескольких миллиардов долларов. Груз чудовищной ответственности. Внешний вид Председателя был таков, каковым он не только никогда в жизни не был, но и не должен был быть ни при каких обстоятельствах. Казалось, что даже бриллиант в его перстне потускнел и поблек, будучи не в состоянии сверкать в прежнюю силу из-за свалившихся на его хозяина обстоятельств. Однако внешняя растерянность Председателя в полной мере компенсировалась бушевавшей внутри злобой. Перед ним, за длинным столом, на краешках стульев сидели начальник службы безопасности и его замы по внешней разведке, по контрразведке, по диверсионной работе, по идеологии, по охране, по компьютерной безопасности, по ликвидации, по психотропной безопасности и командир сил быстрого корпоративного реагирования. Чуть поодаль обреченно стояли два рядовых бойца, повинные в срыве операции на Пушкинской площади. -- Ну что, говнюки, все собрались?! -- начал Председатель. -- Сколько еще можно ждать?! Уже третьи сутки по Москве гуляет дискета! Уже третьи сутки! И мы все чешемся! Мы все ждем, когда же она против нас сыграет! Когда все здесь, на хрен, к чертовой матери разнесет! Но учтите, козлы, тогда вам не поздоровится. Очень не поздоровится, на хер! Когда я, блядь, из тюряги выйду, то ваши кости уже, на хрен, сгниют, а дети с голоду поиздыхают, на хер! Уж я позабочусь! Ясно?! -- Так точно, -- уныло ответил начальник службы безопасности, носивший фамилию Котляр. -- Ладно, -- сказал Председатель, -- перейдем к делу. Докладывай. -- По сведениям, полученным внешней разведкой, -- начал Котляр, -- такого человека у них в штате нет. Проверили и все связи. Тоже никаких зацепок. Сейчас идет работа по линии бывших сотрудников ГРУ и по внешникам из ФСБ. Очень уж этот парень профессиональный: выдержка, самообладание, решительность. Как он этих кретинов, -- Котляр мотнул головой в сторону двух стоявших, -- вокруг пальца обвел! Очень непростой человек. -- А я вам, скотам, - снова начал возбуждаться Председатель, -- для чего такие бабки плачу?! Чтобы вы банк от всяких недоделков охраняли?! Какие варианты прорабатываются? -- Составили фоторобот этого самого Дисковода, как мы его условно назвали. Усиленный визуальный контроль по всему городу. Особенно вблизи банкоматов, которые работают с нашими картами. И самое главное -- внедрили своего человека в Петролеум-банк. Хоть и шестеркой, но он очень способный и глазастый. До Петролеума дискета не дошла. Это совершенно точно. -- Если бы дошла, то тебя, мудака, уже в живых бы не было! Но и сейчас опасности не меньше! Этот Дисковод, если он профи, вполне способен провернуть всю эту операцию! -- Да, но как? И зачем? -- И он у меня еще спрашивает! -- заорал Председатель. Его похмельный взгляд соскользнул с омерзительной рожи Котляра в поисках чего-либо, на чем можно было бы хоть слегка успокоиться. И наткнулся на еще более омерзительный объект -- на картину, которую пять лет назад в составе корпоративной коллекции банку впарила за десять штук Ассоциация искусствоведов. И которую Председатель, поверив прохиндеям, скрепя сердце позволил повесить в своем кабинете -- якобы для создания соответствующего имиджа. Момент для того, чтобы навсегда избавиться от этой уродливой мазни, был прекрасным. -- На хер, на хер отсюда этот сраный модернизм! Двое стоявших мгновенно все поняли, аккуратно сняли полотно с гвоздя и бережно вынесли в приемную. Председателю стало гораздо легче и покойней, словно у него из сердца выдернули занозу, истязавшую его долгих пять лет. -- Ладно, -- сказал он уже почти спокойно. -- Расклад тут может быть такой. Если ваш Дисковод -- человек умный, то он, получив по своим шпионским каналам нужную информацию, проанализирует ситуацию в банковском мире. И поймет, что мой банк выгодно завалить Петролеуму. И продаст Петролеуму дискету за два--три лимона. Они заплатят, с радостью заплатят. И тогда труба дело! -- А если он не просечет? Что тогда? -- спросил осмелевший Котляр. -- Тогда он может через кого-нибудь сделать штук пятьдесят дубликатов и разжиться несколькими тыщами гринов через банкоматы. Это вроде бы не страшно. Куда страшнее, если он окажется каким-нибудь, курва, репортером! Если статью захерачит. Вначале в желтой молодежной газетенке выйдет под шапкой "Карточки для онанистов"! А на следующий день в "Коммерсанте" -- "У Трейд-банка проблемы выше крыши"! Тут мы и приплыли. -- Да, -- решился вставить свое слово зам по компьютерной безопасности, -- но репортер не сможет открыть файл, не сможет его дешифровать. -- Будь спокоен, сможет, -- горько произнес Председатель, -- сам не сможет, найдет спецов. Он же понимает, что это очень дорогая дискета, раз за нее человека замочили. -- Нет, -- не согласился Котляр, -- никакой репортер не смог бы уйти так легко. Нет, это профи. -- От кого уйти, от этих отморозков?! -- Председатель тяжело посмотрел на двоих стоящих, которые под этим взглядом не сгорбились, а напротив, словно рядовые перед обходящим строй маршалом, выпятили груди и надули щеки. Именно с такой бравой бессловесностью рабы принимают побои от своего господина, чтобы, упаси Господи, не сморгнуть, не дрогнуть лицевым мускулом и тем самым не взъярить бьющего еще больше. -- Может, они, конечно, и отморозки, -- стремительно высказался решительный командир сил быстрого реагирования, -- но краповый берет за просто так не дают! Заслужили! -- Берет надо на голове носить, а не на жопе! В общем, решено, если через три дня Дисковод не будет найден, то этих в расход. Вопросы есть? Котляр, привыкший понимать Председателя с полуслова, все же, поскольку ситуация была неординарная, на всякий случай решил расставить все точки над i: -- А что с этим, с Дисководом? -- По полной программе. -- Значит, и его, и всех, с кем он за это время контактировал... Так? -- Нет, не так! Еще уничтожается вся записывающая аппаратура! Вплоть до утюга и чайника. Ну, и квартира выжигается дотла. И его. И тех, кому он мог передать копию. Так что работы до хрена и больше, а у вас еще конь не валялся! Все. Всем у меня, блин, землю рыть! И учтите, это вам для психологической уверенности: он только свою жизнь спасает сраную, а вы и жизни свои, и кучу бабок, которые я вам, козлам, плачу не за хрен! Ну, пошли, дармоеды! Все, задвигав по паркету подбитыми войлоком ножками стульев, встали и потянулись к выходу. Председатель, словно только что вспомнил что-то не столь уж и важное, но весьма существенное, негромко бросил вослед дармоедам: -- Да, Чика, а ты задержись на минутку. Тут еще одно маленькое дельце всплыло. Чикой звали зама по ликвидации. Эту кличку, острую и стремительную, словно лезвие ножа, он получил еще в юности, во время первой отсидки. Так она к нему и пристала на всю жизнь. И даже теперь, когда он был солиден почти до благообразности, имя Чика как нельзя лучше подходило ему. Чика медленно вернулся к столу, подождал, пока все выйдут, и спросил по-деловому, пытаясь угадать ход мыслей шефа: -- Насчет этих двоих недоделков, Михаил Филиппыч? -- Нет, -- ответил Председатель, -- эти никуда не денутся. -- И перешел на интонации, которые предполагали максимально возможную серьезность разговора. -- Сейчас я тебе дам фотографию. С головы этого человека не должен упасть ни один волос. Иначе ты будешь висеть вот на этой самой люстре! Председатель, неотрывно глядя в глаза Чики, ткнул указательным пальцем в потолок, где, кроме утопленных в фальшпанель галогеновых светильников, ничего не было. Сделав необходимую паузу, продолжил: -- Висеть будешь и в том случае, если хоть одна живая душа узнает о нашем разговоре. Поэтому -- сейчас я тебе дам до хрена баксов -- наймешь совершенно независимую команду. Лучше из другого города. Но не гоп-стопников, а профессионалов из частного бюро. Заплатишь так, чтобы они без страха и сомнений, если придется, ложились под пули. Понял у меня?! Если все будет сделано правильно, то самое большое через месяц будешь богатым. Очень богатым! И свою старую биографию выкинешь на хер, как старый двухсотбаксовый костюм, выходя из магазина для миллионеров. Все понял? -- Все будет сделано, Михаил Филиппыч! И Председатель протянул Чике фотографию Танцора. * * * Следопыт, выгружая из машины две коробки пива и три пакета с креветками, понял, что слишком поторопился. Из распахнутого окна четвертого этажа неслись Стрелкины вопли, заставляющие вскипать кровь в жилах невольных аудиосвидетелей, -- двух сексуальных часов этим двоим, неуемным и ненасытным, оказалось недостаточно. Он понял, что охотникам за дискетой, знай они такую физиологическую особенность партнерши Танцора, найти искомое было бы совсем несложно. Нанимай тысячу Гаврошей по баксу в день и посылай их ходить под московскими окнами и выслушивать неистовую песнь секса. А потом приходи с парой Узи, и дело в шляпе. Следопыт присел на скамеечку и закурил. И серьезно задумался о внезапно свалившемся нечаянном-негаданном будущем, которое уже обложило его со всех сторон и начало вползать в поры кожи, делая Следопыта своей неотъемлемой частью. И это настоящее-будущее хоть и сулило прекрасные возможности: обогащения, но было очень опасным. С одной стороны, он, конечно, помнил, как в прошлый раз Танцор со Стрелкой чудесным образом спасли его от неотвратимой смерти. И на них вполне можно положиться. С другой -- чудеса регулярными не могут быть по определению. Однако Следопыт был авантюристом, и, значит, его будущее было предрешено. Сигарета кончилась. Контрастный весенне-вечерний воздух начал вползать за воротник и струиться по позвоночнику по направлению к копчику. Следопыт встал, взял коробки с пивом и креветки и заорал в распахнутое окно, передразнивая Стрелку: "О! О, Мамочка! Ох! Мамочка! Блядь! Мамочка! О-О-О!" Крик на четвертом этаже затих. Дверь открыл озадаченный Танцор: -- А, это ты! А мы уж, блин, решили, что в городе началась сексуальная революция! Думаю, наши уже телеграф взяли и к телефонисткам подбираются! -- Ага, -- ответил Следопыт, -- меня ваши только что чуть не трахнули. Еле ноги унес. -- Ну, у тебя сегодня день такой. Вначале от эмэмэмовских стариков с костылями бегал, сейчас от революционных масс. Двое прелюбодеев привели себя в порядок. Следопыт разулся, вымыл руки и поставил вариться креветки. Сели пить пиво. И каждый молча и сосредоточенно думал о своем и об общем. Лишь булькало пиво, ходили мужские кадыки, и чуть слышно шлепалась на стол креветочная шелуха. Наконец Танцор на правах хоть и не самого умного, но самого старшего решил прервать молчание: -- Я так полагаю, что... Но тут запищал лэптоп. Танцор удивленно вскинул брови и грязно выругался. Поскольку это, несомненно, было письмо от Сисадмина. Какое-нибудь словоблудие. Так оно и оказалось. tancor! Сгораю от нетерпения поделиться с тобой удивительной мыслью! Это просто чудо! "Верные слова не изящны. Красивые слова не заслуживают доверия. Добрый не красноречив. Красноречивый не может быть добрым. Знающий не доказывает, доказывающий не знает. Совершешюмудрый ничего не накапливает. Он все делает для людей и все отдает другим. Небесное дао приносит всем существам пользу и им не вредит. Дао совершенномудрого -- это деяние без борьбы". Нет, дорогой Танцор, это не я. Это великий Лао-Цзы, его "Дао-дэ-цзин". Как подумаешь, что две с половиной тысячи лет назад жил и мыслил мудрец, равного которому так и не появилось за бесчисленные годы, которые прошли после его кончины, то дух захватывает! sisadmin Все сгрудились у лаптопа. Стрелка обернулась и дала Следопыту "Орбита", мол, освежи дыхание или ходи в противогазе. Все стали изучать мудрость Лао-Цзы, ища в ней подсказку. Через три минуты Танцор изрек: -- Все ясно. Совершенномудрый все отдает людям. Значит, этот хрен собачий намекает, что надо наделать карточек по этому списку и все их раздать. Людям. Совершенномудрый, то есть я, ничего не накапливает. Нормально, блин. Польщен, весьма польщен оказанной честью. -- Э нет, дорогой. Что значит раздать карточки людям? -- начал излагать свою версию Следопыт. -- Это значит обрушить банк. Ты же сам об этом говорил. -- Ну, говорил, -- взвился Танцор, -- и что с того?! Я теоретически говорил. Что мне, банк, что ли, жалко? Мне гораздо жальче, например, бомжей, которые побираются и мрут, как мухи. Вот я бы им и раздал карточки. А банк -- хрен с ним, с банком. -- Социалист ты у нас, блин, настоящий социалист! -- встала на сторону Следопыта Стрелка. -- Все отобрать у богатых и раздать бедным! А понимаешь ли ты, пустоголовый чечеточник, что тут бомжам и конец? Поскольку на девяносто девять процентов они изношенные алкоголики, то, получив деньги, немедленно выжрут столько, сколько смогут, и окочурятся. Ты просто какой-то волк -- санитар леса. -- Шакал, санитар города, -- ляпнул Следопыт и тут же понял, что перегнул палку, поскольку Стрелка имела право козлить Танцора как угодно, что не было позволено ему, не состоящему с Танцором в интиме. -- Ладно, давайте жить дружно. Давайте попытаемся понять, что надо этому козлу Сисадмину. -- Я думаю, -- сказала Стрелка, -- все дело в двух последних предложениях: "Небесное дао приносит всем существам пользу и им не вредит". И "Дао совершенно-мудрого -- это деяние без борьбы". Главное, Танцор, никому не навредить. Существует баланс между этим сраным банком и окружающим миром, и его нельзя нарушать. Иначе будет вред очень многим. Деяние без борьбы -- это значит, дискету надо стереть. И уйти от борьбы с киллерами, которые за ней охотятся. -- Вот чисто женская логика! -- вспылил Следопыт. -- Почему бы вам не стереть, когда баксов навалом? И что делать мне, с тремя талонами на троллейбус в кармане и компьютером, который я сегодня, рискуя жизнью, вынес из конторы? Конечно, стереть на хрен. Стереть и сохранить мировую гармонию, которой в Москве до хрена и больше! Танцор и Стрелка переглянулись. Было понятно, что жадность Следопыта способна погубить всех троих. Однако и голова у чувака была прекрасная, и машина отменная, и втроем было работать удобней и приятней. И не так страшно. В конце концов, было ясно, что и без жадности Следопыта неведомые силы во главе с Сисадмином готовят им массу романтичных приключений в патолого-анатомическом стиле. -- Ладно, не кипишись, -- сказал примирительно Танцор Следопыту. -- Мы тебя не бросим под забором с голоду помирать. Давай-ка попытаемся выяснить, на что этот козлина намекает. В косвенной, конечно, форме. Допил из горлышка "Старопрамен", подростковое воспоминание о дружбе советского народа с чехословацким, которое в материализованной жидкой форме частенько демонстрировалось советскому народу на Выставке достижений народного хозяйства. Сел к лэп-топу и настучал письмо: sisadmin! Какого хера ты лезешь со своими идиотскими, намеками? Не ты ли говорил, что не будет никакого вмешательства? Что я предоставлен сам себе. Что я сам. ищу, как ты выразился, "смысл жизни". Может, я чего не помял? Или тебя склероз прошиб?! Отвянь, sisadmin! Мне твои идиотские подсказки не нужны :( tancor Через три минуты бипнул буззер, и на жидкокристаллическом мониторе лэптопа выскочил ответ: tancor, dorogoy! Зря ты так горячишься! Я и не помышляю посягать на твою драгоцен