ягкость, а на йотацию: "семя" -- "семья". Польский язык не знает таких пар букв, как наши А -- Я, О -- Ё. Казалось бы, тут и пустить в ход ń. Но польское правописание идет по другому пути: помещает между N и следующей буквой букву I. А для чего же тогда буква ń? Она бывает нужна либо в середине слов, перед согласными -- bańka -- банька, либо же на концах слов -- koń -- конь. Вот целая цепочка: konik -- koń -- koniarz (конек, конь, конюх) -- всюду мягкость "н" показана по-своему. Который же из перечисленных способов выражать мягкость и твердость "н" наиболее удачен? Вероятно, никакой. Все по-своему хороши, и у каждого есть свои недостатки. Читатель может спросить: а почему создалось такое странное соотношение формы между латинской пук-вой N и русской H? Кое-что я уже говорил об этом, рассматривая букву И, напоминающую зеркальное отражение N. Многое из того, что определило выбор начертаний для отдельных букв и западных и нашей азбуки, уже немыслимо сейчас восстановить. Не всегда можно разгадать древних алфавитистов: ведь они руководствовались не принципами нашей современной науки. И тем не менее... До начала книгопечатания форма каждого письменного знака зависела от личных вкусов и способностей переписчика. Соблюдая моду, все они придавали буквам все новые и новые начертания. Палеографы поставили себе на службу эту изменчивость почерков и довольно точно приурочивают тексты по начертаниям букв к тому или другому веку, а то и меньшему периоду. 2165 Так вот, по их разысканиям примерно с XIV века косая соединительная черта буквы N начинает все явственней приближаться к горизонтали. В результате Я, раньше походившее на "и оборотное", стало все ближе напоминать заглавный вариант греческой "эты" (она же "ита"), имевшей в классическом письме начертание Н. В Древней Греции знак "эта" выражал не только "э" или "и", но также и эти звуки со своеобразным "придыханием": "хэ", "хи". Мы, составляя славянскую азбуку, превратили греческое Н в свое "эн". Западные же народы, отправляясь от таких начертаний, как Hλios -- "гелиос" -- солнце, сохранили за латинским Н значение "ха", "аш", "эч", часто выступающих как придыхание. Вот так в результате действий отнюдь не единовременных и не единоличных возник парадокс: русская буква Н по форме совпала с Н латиницы, выражающей совсем иной звук. А русская буква И стала как вывернутое наизнанку N. В том, что я сейчас расскажу, никакого "научного значения" нет. И по многим причинам. Первое: я буду излагать нечто почерпнутое из "сказки", да еще не народной, а "авторской", современной. Второе. Мало того, сказку эту я буду2166 рассматривать не в подлиннике, на ее родном английском языке, а в переводе. Могу оправдаться: переводчик -- сам крупный и талантливый литератор, большой мастер языка и стиля. Очевидно, такой перевод даже в отрыве от подлинника может стать предметом языкового анализа. Я намерен рассмотреть один чисто фонетический (и графический) трюк, примененный в этом произведении переводчиком. Но ведь можно заглянуть и в подлинник и полюбопытствовать, насколько переводчик проявил "самовластие" или, наоборот, в какой степени он пошел по предуказанному автором стилистическому пути. Впрочем, все эти строгие замечания и защита от них были бы уместны, если бы моя книга была учебником, монографией по русской азбуке, исследованием. А ведь она -- только собрание многолетних наблюдений, скорее лирических, нежели академических, над русским "звуком речи" и русской буквой, "знаком этого звука". Это размышления не ученого-языковеда, а "болельщика" языка. Как болельщик, я вправе поделиться с читателем и этой любопытной историей, тем более что она как-то примыкает к нашим наблюдениям над буквой Н и звуком "н". Помните сказку Р. Киплинга о Слоненке? Помните; и я не буду пересказывать вам, какие экстраординарные беды претерпел этот "несносно любопытный Слоненок" за свое досадительное любопытство. В конечном счете Крокодил чуть было не съел Слоненка. Он ужасно, нестерпимо растянул его маленький и аккуратный нос, похожий на башмак. Но, так его изуродовав, Крокодил придал 2167 слону-крошке необходимейшую вещь -- хобот. Но и это в сторону. В отличном переводе сказки, выполненном Корнеем Ивановичем Чуковским, есть место, по поводу которого Слон-дитя обязательно задал бы автору один из своих раздражающих вопросов: "А почему?.." Слоненок уже спросил у Крокодила, кейфовавшего в сонной, зловонной, мутно-зеленой реке Лимпопо, что тот имеет привычку кушать на обед. И Крокодил пообещал дать ответ любознательному на ушко. А когда тот пригнулся, Крокодил мерзко схватил Слоненка за нос и, сжав нос изо всех сил челюстями, стал тянуть его в реку. И вот тут-то Слоненок -- в переводе Чуковского -- закричал и захныкал. И кричал он не то, что можно было бы ожидать: "Пустите меня, мне очень больно!" -- а кое-что другое: "Пусдиде бедя! Бде очедь больдо!" Крокодилу не хотелось отпускать простодушного, борьба длилась, и, наконец, Слоненок возопил в последнем отчаянии: "Довольдо! ОсдавьдеЯ больше де богу!" Конечно, в его печальном положении Слоненок при всем своем любопытстве не мог бы заниматься самонаблюдениями, а потому и не спросил, отчего переводчик, описывая эту душераздирающую сцену, так странно ошибся и написал совсем не те буквы, которым следовало бы стоять в Слоненковых горестных жалобах? Зачем он на месте обычных Н везде поставил не что-нибудь другое, а Д, а М повсюду заменил на Б? Если он хотел так выразить растерянность и испуг попавшего в беду Слоненка, он бы мог взять какие угодно буквы. Почему же он выбрал именно эти? 2168 Конечно, вопрос, который мы сейчас рассматриваем, -- вопрос скорее фонетический, нежели графический. Но мы уже знаем: "где звук, там и буква", и тут большой беды нет. Слоненок говорил так не потому, что испугался или пришел в отчаяние, а потому, что был вынужден говорить в нос. Уловите одну тонкость. Когда у живого существа плотно зажат или заткнут нос, в органах речи создается "носовой резонанс", и произносимые этим живым существом любые неносовые согласные приобретут "носовой оттенок". А в то же время "носовые согласные" не могут быть произнесены как должно именно потому, что выговорить их можно лишь тогда, когда носовой проход свободен. В русском (и многих других языках) существуют такие любопытные закономерно связанные пары звонких смычных согласных, носовых и неносовых согласных "н -- д", "м -- б". Если крокодил еще не схватил вас за нос, вы можете спокойно и с удобством произносить носовые согласные "м" и "н". Произнесите "н" и заметьте: чтобы сделать это, вы слегка опускаете мягкое небо, воздушная струя отчасти проходит в носовую полость, и... произносится звук "н" (или, при несколько другом расположении остальных органов речи, -- "м"). Но если не крокодил, а хотя бы просто сильный насморк заложил вам нос -- носовых согласных уже не получается, а неносовые приобретают носовой характер. Почему? Да потому, что благодаря закрытию свободного пути через нос носовой резонанс возникает теперь в ротовой полости. Хотите произнести "ж", а получается назализованный звук "б". Пытаетесь выговорить "н", выходит странный, с 2169 носовым оттенком звук "д". Попробуйте выговорить "Оставьте, довольно", и получится... Я вспомнил об этой переводчицкой и литераторской тонкости потому, что вообще "очедь люблю даблюдать" за хорошей, грамотной работой мастера. Языково-фонетическая чистота работы Чуковского и пленила меня. Казалось бы, ну зачем сохранять в переводе все эти фонетические соотношения? Ведь все равно большинство читателей никогда не узнает, как те же фразы звучат по-английски у Киплинга и наблюдал ли тот по отношению к ним такую же фонетическую точность на своем английском языке? Так стоило ли стараться? А ведь стоило! Перевод переводом, но перевод -- это же художественный текст. Попробуйте подставить на место измененных Чуковским букв какие-либо другие: "Добользо"... "Гзе очеп больпо"... Ведь не получится впечатления, что перед вами Слоненок с наглухо зажатым носом. Нацело пропадает радующий читателей (и не только ребят) "эффект присутствия": точно вы сами не только видите всю сцену, но и слышите, что говорят ее "актеры". И это естественно: есть отличный способ проверки. Читатель подносит руку к носу, зажимает нос рукой, говорит то, что хотел сказать милый Слоненок, а получается точно то, что написано у Чуковского: "Довольдо, осдавьде! Я больше де богу!" И мне захотелось посмотреть, какие же слова поставил в этих местах сам автор сказки, Киплинг. Вот что говорил подлинный киплинговский Слон-беби: -- Led (вместо "let") go! 2170 You are hurtig (вместо "hurting") be (вместо "me"). Эти слова, если их перевести буквально, означали бы: "Отпустите! Вы делаете мне больно!" Киплинг прекрасно учел, что с зажатым носом трудно произнести глухое "т" в глаголе "let", и на этом месте у него появилось звонкое "д". Он принял также во внимание, что носовое "н" формы "hurting" не прозвучит, раз нужный для него нос-резонатор зажат Крокодилом. И наконец, местоимение "me" у него превратилось в "be": вы уже знаете, что парным неносовым согласным к "м" будет именно "б"... В английском тексте сказки мы находим почти в точности то же, что есть и в переводе: У Киплинга Т превращается в D -- "led". У Чуковского Т превращается в Д -- "пусдиде". Киплинг делает В из М, превращая местоимение "те" в "be". Чуковский превращает М в Б и в местоимении "мне", звучащем у него как "бде", и в глаголе -- "де богу"... Все это, на мой взгляд, убеждает, что, помимо личного словесного, языкового чутья, подсказавшего переводчику, что в соответствующих местах литературных произведений становится приятной некоторая фонетическая игра, он имел в виду также и как можно точнее передать самый фонетический смысл именно той языковой шутки, на которой построил свою сцену Киплинг. Мы видим, что это ему отлично удалось. Педант скажет: "Это про звуки, не про буквы". Но мы помним, что единственный смысл существования букв -- в выражении звуков. 2171 Буква О уже защищала перед нами свои законные и незаконные права, выступая в ломоносовском "Суде российских письмен". Поэтому мы уделим ей, может быть, несколько менее внимания. Кириллица знала два "о" -- "он", из которого затем и была выработана для нужд гражданской азбуки буква О, по очертанию своему вполне совпадающая с такой же буквой латиницы, и "он великой", или "омега". Обе они фигурировали в греческом алфавите и были, можно сказать, механически перенесены в славянскую письменность -- не столько для ее собственной потребы, сколь для елико возможно точной передачи слов и имен, заимствованных из греческого языка. Греки различали первые звуки в словах ο̈γμος -- равный, и ώγμος -- стон. Славяне такого различения этих звуков не знали, но тем не менее по традиции, преимущественно церковной, их в своей азбуке сберегли. Понять, где в древнейших рукописях переписчики ставили "он", а где "омегу", трудно; для каждого почти слова с "омегой" можно подыскать разночтения и с обычным "оном". И все же упразднила этот совершенно никчемный знак только петровская реформа. Наша нынешняя буква О примечательна тем, что ей сравнительно редко приходится выражать "свой" звук "о". Происходит это с ней лишь под ударением. В первом предударном и в открытых послеударных 2172 слогах она звучит как "неясный гласный", обозначаемый знаком "ао", когда дело заходит о научном анализе текста. Там же, где буква О стоит во втором предударном и закрытых послеударных слогах, она приобретает характер еще более неясного и краткого звука. Изображают его знаком "ъ" -- "шопът". Как "о" в безударных слогах, буква О звучит лишь там, где русский человек окает, где можно услышать слова "корова" или "поросенок", произнесенные так, как если бы говорящий, подобно кибернетическому устройству, каждое начертанное О считал обязательным произносить именно как "о" и никак иначе. Диалектные навыки, впитанные в детстве, остаются у людей, даже переселившихся в акающую среду, даже у получивших отличное образование, даже у ставших мастерами русского слова. Горький заметно "окал" всю жизнь, и, надо сказать, это его добродушное или строгое оканье, своеобразно окрашивая его речь, производило очень приятное впечатление. Может быть, надо ему в этом плане подражать? Думается, нет, особенно если ты не великий человек; но и посмеиваться над "окальщиками" неумно. Вероятно, Ломоносов, всю жизнь защищавший "нежность" московской акающей речи, гневаясь или радуясь, тоже начинал окать. Утверждать не могу, но как литератор думаю, что так оно и было. Буква О не везде читается как "о". Но и наоборот: звук "о", бывает, выражается иногда не буквой О. Это происходит всюду, где мы видим букву Ё. Ее прямая задача -- передать на письме йотированный "о" или же "о" после мягкого согласного. То есть "елкой" -- "йолкой", или "мед" -- "мьод". Одна орфографически-орфоэпическая тонкость. Вот мы можем сказать, к примеру, "в течение времени" или "в воду". Прислушайтесь внимательно: не кажется ли вам, что здесь между двумя "в" слышится что-то подобное тому звуку, который несколькими абзацами выше я в слове "шепот" изображал через "ъ"? Помимо наших обычных двух форм сочетания слов, начинающихся на В с предлогом "в", -- "в воду" и "во весь голос", -- в дореволюционные времена существовало еще одно: "въ воду". Не кажется ли вам, что в этом никому не нужном "твердом знаке" могла еще сохраняться какая-то память о древнейших временах, когда он и звучал тут 2173 так, "средне" -- и не как "во", и не как "в", а именно как "въ". Русская буква О и О других языков далеко не всегда оказываются тождественными друг другу. Естественно, что другие письменности, в частности, построенные на базе латиницы, не так означают и близкий к нашему звук "о" и "о" иных оттенков, как это делаем мы. В английском языке, с его долгими и краткими гласными, все буквы О на письме выглядят одинаково, а произносятся в словах (hope -- "хоуп" -- помощь, hot -- "хот" -- горячий) различно, по особым орфоэпическим правилам. Бывает и так, что буква О употребляется для обозначения совсем на "о" непохожих звуков. Так, слово pool читается вовсе не "поол", а просто "пул". Зато, например, слово all -- весь, все произносится "олл": тут звук "о" передан буквой Л, а в слове money -- деньги, наоборот, звук, напоминающий наш "а", выражен буквой О. Орфографии почти всех языков мира (кроме эсперанто, но о нем нельзя говорить в одном ряду с природными языками) представляют собою нагромождение, нередко пребеспорядочное, всевозможных правил и обыкновений, из которых едва ли половина может быть хотя бы приблизительно объяснена. Своеобразна система знаков для выражения оттенков звука "о" и во французском языке. Там есть буква О, которая пишется и читается как наш звук "о", ну хотя бы в слове ottomane -- оттоманка. Но рядом с этим имеются и совершенно другие "о", допустим, в слове automate -- "отомат" -- автомат. Уже из его сравнения и с русским "автомат" и с греческим avrofiarog видно, что там и тут звуки "о" вовсе не одинаковы. Этот "о" изображается буквосочетанием AU -- "о долгое". Долгое "о" в других случаях может быть передано на письме через ô -- "о с гнутым ударением". Встречаются долгие "о", изображаемые как EAU. Так пишется слово "вода" (оно входит в наши слова "О-де-колон" -- кельнская вода, "О-форт" -- крепкая водка). Добавлю, что французский звук "о" может быть и открытым и закрытым, но это различие буквой не выражается. Рассказать про все разновидности знаков, 2174 обозначающих все "о" мира, мне, конечно, нельзя. Немецкая буква Ö ("о-умлаут") звучит, к примеру, несколько похоже на нашу Ё в словах "мед", "лед". Но, может быть, вам захочется посмотреть на О с еще более причудливым оформлением? Тогда адресуйтесь к любому шведско-русскому словарю. Там слов с такими О сколько угодно. П Наша буква П -- дочь кириллического "покоя". В старославянской письменности ему было присвоено численное значение 80. Звук, выражаемый буквой П, наука определяет как "губно-губной глухой взрывной". Задумавшись над этим определением, невольно отдаешь должное его точности и продуманности. Увидев в азбуках большинства народов знак О, кружок, мы почти уверенно читаем его как "о". А с П не так. Мы, русские, привыкли: П -- это "пэ", Р -- это "эр". Но вот я издали увидел на улице вывеску: "PHOTО". Не странно ли, что я, человек, знающий иностранные языки и латинский шрифт, не читаю этой вывески по-русски "рното", а сразу же произношу ее правильно: "ФОТО"? О том, как и почему получилось так, что очертания русской буквы Н и латинской Н, изображающих совсем разные звуки, совпали, я уже говорил. Как же получилось, что один и тот же знак стал на востоке Европы означать звук "р", а на западе звук "п"? И почему нашей русской букве П на Западе вроде как ничего и не соответствует? В различных западных азбуках пожалуй что и да, не соответствует. Но любой западноевропейский математик знает, применяет и произносит название числа 3,14159... именно как "пи". И пишет это название π, а ведь не Р и PI. Почему? 2175 Потому что именно так обозначался звук "п" в греческой азбуке. Оттуда его позаимствовали и мы. Мы -- позаимствовали. А народы Запада? Звук "п" в разные времена выражался в греческом алфавите то полным знаком П, а то как бы его упрощенной, вроде бы "ампутированной", одноногой формой. Она отчасти напоминала наш "глаголь" и, в свою очередь, возможно, происходила от финикийского "пе", тоже похожего на Г, но смотрящее влево. Римляне, взяв у греков их письмо, некоторое время спустя постепенно округлили, загнули и превратили в "животик" горизонтальную черту этой вариации греческой "пи", а сами греки много раньше добавили к финикийскому одноногому вторую ногу, превратив его в свое "пи". Теперь понятно, как из одного зерна развились в двух системах письменности два совершенно различных растения, обладающих, однако, одним и тем же если не "запахом", то "звуком". Тут таинственного мало. По-моему, куда сложней проанализировать, что происходит в мозгу человека, когда он, увидев на какой-то коробке кондитерского типа надпись "PAT", почти мгновенно понимает, что прочесть ее нужно как "ПАТ" (вид мармелада) и что она "напечатана не по-русски". Много лет назад, когда печать занималась "стилягами", в одной из ленинградских газет был напечатан смешной фельетон про обожающего все заграничное молодого человека, который гонялся за бритвенными лезвиями фирмы "НЕВА", читая это слово как написанное латинскими буквами и произнося его "хеба". Лезвия с таким названием он принимал за импортные. Мы в большинстве случаев "на лету" разоблачаем подобные "замаскированные под Запад" графемы. Да, надо сказать, они встречаются реже, чем можно было бы заранее предположить... Я уже говорил, что есть языки, в которых фонетическое отношение между парой звонкое "б" -- глухое "п" отлично от нашего. Разговаривая по-русски, представители этих языков путают, смешивают "б" и "п". Так, например, говорят по-русски не усовершенствовавшиеся в нашем языке немцы. 2176 Да, впрочем, почему "по-русски"? Вот какой занятной историей начинает немецкий писатель XIX века Людвиг Берне в своих "Парижских письмах" главку о французском языке, написанную, как все принадлежащее его перу, остроумно и язвительно. "Французы меня уверяли, что они узнают немца, сколько бы лет ни прожил он во Франции, только по одному выговору звуков "б" и "п", которых он никогда не умеет отчетливо различить. Когда немец говорит "б", француз слышит "п"; это тем печальнее для немца, что он не слишком-то различает и собственное "б" и "п". Я сам по этому поводу попал в затруднительное положение. Моя фамилия начинается как раз с буквы Б. Когда я в первый раз пришел во Франции к моему банкиру за деньгами, он пожелал узнать мою фамилию. Я назвал себя. Тогда он велел принести громаднейшую регистрационную кредитную книгу, в которой имена расположены в азбучном порядке. Конторщик начал поиски, но не обнаружил меня. Я, по счастью, заметил, что он искал меня слишком далеко от буквы А, и сказал: "Моя фамилия начинается не с П, а с Б!" Я напрасно старался: ничто не прояснилось. Патрон, пожав плечами, заявил, что кредит на меня не открыт. Видя, что дело пошло не на шутку и что недоразумение может вызвать весьма огорчительные последствия, я подошел к конторке, протянул нечестивую длань к священной кредитной книге, перелистал ее в обратном порядке до буквы Б включительно и, ударив по листу кулаком, сказал: "Вот где мое место!" Патрон и его клерк бросили на меня взгляды, преисполненные ярости, но я оказался прав и обнаружился в том месте, на которое указал..." Смешно? Но ведь, окажись на месте Людвига Берне какой-нибудь араб, которому потребовалось бы найти в Париже своего знакомого по фамилии Паран или Пуалю, его положение оказалось бы, возможно, еще затруднительнее: во многих диалектах арабского языка звук "п" отсутствует нацело. В некоторых случаях способность русского языка приглушать согласные звонкие на концах слов может даже создавать развесистые пучки связанных друг с другом новых словообразований... Возьмите два слова: "араб" и "арап". Есть, по-моему, 2177 все основания думать, что Б в первом из них появилось книжным путем и в более позднее время. Заимствуя первоначально общий этноним для смуглых жителей далекого юга и плохо разбираясь в их этнографических различиях, русские люди XVII -- XVIII веков во французском названии l`arabe, естественно, часто слыша это слово, но почти не встречая его в письменном виде, стали произносить его с глухим "п" на конце. Выговор "араБ" был бы совершенно невозможным. Позднее, с развитием книгочтения, мы узнали, конечно, что "аравитяне" именуются "араБами", но и для них допустили это звонкое "б" в произношении только в косвенных формах: "арабы", "арабу". Говоря же "араб -- пустыни житель", мы и теперь произносим на конце слова "п". Любопытно также происхождение слова "столп" рядом со "столб". Может быть, вы им займетесь? Р Я уже довольно много сообщил про эту букву, когда говорилось о ее старославянском наименовании "рцы". Но буквы -- такая уж вещь: сколько про них ни рассказывай, что-нибудь в запасе да остается, особенно поскольку говорить-то о них приходится, все время не выпуская из внимания их отношения со звуками. Мы уже и находили понятным, встречая в разных языках и тот же знак для одного и того же звука ("о"), и удивлялись, наталкиваясь на совершенно разные связи между буквами и звуками в разных языках (звучание нашей и латинской буквы Н). А вот теперь я попрошу вас обратить внимание вот на что. Мир латинских алфавитов. И внутри этого мира оказывается, что одна и та же буква R означает звуки настолько несхожие, что приходится долго заучивать наизусть, что все эти звуки -- разные "р". 2178 В самом деле. Вот во французском языке мы находим две разновидности звука "р". Переднеязычное "р" не слишком отличается от нашего "р". Но рядом с этим звуком в том же языке имеется и второе "р", увулярное ("увуля" -- латинское название язычка мягкого неба). Это "р", характерное для языка французских горожан, парижан прежде всего, начинает звучать, если вы сумеете заставить дрожать в глубине зева тот самый "маленький язычок". Увулярное "р" -- совсем особый звук, лишь в какой-то мере напоминающий "р" тех русских людей, которые "картавят", как Васька Денисов в "Войне и мире" с его "Гей, Ггишка, тгубку!" и "Ггафиня Наташа?". Было бы отлично, если бы французская азбука имела для своих звуков "р" два разных знака и вы знали бы, как в данном случае надо произносить букву R. Ничего этого нет, и каждая французская буква R может быть произнесена в Париже, Лионе и Руане -- "увулярно", а где-нибудь в Оверни или в Иль-де-Франсе -- "переднеязычно". Мой тайный совет вам: будете изучать французский -- не гонитесь за "увулярностью", парижским произношением славы вы себе не приобретете, а посмеиваться над вами будут. Чего напрасно стараться, если братья Гонкур неустанно умилялись "характерному русскому птичьему выговору" И. С. Тургенева, который и в детстве говорил куда больше по-французски, чем по-русски, да и взрослым человеком жил во Франции годами и десятилетиями. Теперь -- Англия. В английском письме мы снова видим старую знакомку, букву R. Но не доверяйте ей, не произносите их R как наше "р". Англичанам это не понравится. Их R в словах, подобных work -- работа, звучит так страшно слабо, так ужасно слабо, что, можно сказать, вовсе не звучит. Получается не "уорк", как следовало бы по написанию, а нечто невнятное, где звук "р" как бы превращается в некоторое продолжение звука "о", изобразимое только методами самой усовершенствованной транскрипции. Я рискну вам сказать (строгие ученые не одобрят моих слов и будут правы), что во всех таких случаях английская буква R изображает скорее отсутствие звука, нежели звук. 2179 В начале этого столетия нас, тогдашних младенцев, немецкие учителя заставляли все немецкие R выговаривать. Прошло чуть больше полувека, а добрая половина немецких R, особенно на концах слов, стала почти так же беззвучна, как R английские. Вот так за жизнь одного поколения круто изменяются произносительные нормы языков, причем, когда начинается изменение, его и заметить немыслимо; когда же оно овладело языком, начинает казаться, что "так всегда и было". Звуков "р" на свете неисчислимое множество, и я не стану рассказывать о них, главным образом потому, что, рассказывай не рассказывай, услышать, как произносятся все эти диковинные на наш слух звуки, особенно в восточных или в африканских языках, вам все равно вряд ли удастся. Но мне хочется почтительно вернуться к нашей русской букве Р: ведь до чего же непростой в произношении звук обозначается этой простой в написании буквой. Подумайте: очень мало не только взрослых, но и детей, которые затруднялись бы произнесением таких звуков, как "д", "п" или "н". А звук "л" доставляет неприятности многим. В детстве я и брат делили все человечество на "лошадей" и "уошадей". Я принадлежал к первым, он ко вторым. Самым удивительным мне казалось, что даже имя немецкой русалки "Лорелей" он умудрился переделать в "Уорелей"... Но еще труднее оказывается звук "р". Вспомним-ка: -- Гэй, Ггишка, тгубку! -- раз. -- Гэй, Гйишка, тйубку! -- два. -- Гей, Глишка, тлубку! -- три. Такое произношение, по-моему, свойственно детям. Я не видел ни одного взрослого, говорящего так... А вот "Гей, Гвишка, твубку!" -- картавость вполне взрослая. Я хорошо знал одну очень милую даму, которая жила под "непвевывным ствахом" произнести на свой манер какое-либо не подходящее для этого "вусское слово". Я говорю об этом мимоходом, чтобы подкинуть читателям-активистам некоторые темы для размышления. Во-первых, почему одни звуки бывают более трудными, другие более легкими для правильного их произнесения? Во-вторых, почему, картавя, люди очень ограничены в выборе заменителей для не подчиняющегося им 2180 звука? Ведь никто никогда не произносит вместо "л" -- "п", не заменяет "р" на "ж". А вот в разных концах земли русской живут мальчишки и девчонки, которые почему-то слышат и произносят эти "у" вместо "л", те "т" -- взамен "к"? В чем тут дело? Это уж вы сами пораскиньте умом! Что в русском языке существует звонкий звук "р", нет надобности доказывать. Не знаю, представляете ли вы себе, что такое глухое "р" и как оно звучит. Чтобы уловить на слух разницу между ними, вслушайтесь в произношение этого звука в таких сочетаниях, как "рот" и "во рту", "у Петра" и "Петр Первый". Но, во-первых, нужно уже, как говорили дореволюционные псковские мужики, быть "здорово привесивши" к таким опытам, чтобы уловить различие, а во-вторых, на письме обе разновидности этого звука выражаются одним знаком, универсальной буквой Р. Буква Р произошла от греческой "ро" -- ρ. Видимо, от этого же источника, но через посредство западногреческих алфавитов родилась сначала латинская буква (III-- IV века до нашей эры), а затем и более привычная нашему глазу прописная латинская R. Чем я кончу эту главку? Вот чем: после глухих согласных "р" либо теряет звонкость, либо превращается в согласный слогообразующий, что не редкость во многих славянских языках, но непривычно выглядит в системе русского языка. Вслушайтесь, как звучит слово "театр" или "психиатр", и вы согласитесь, что иной поэт не отказался бы пририфмовать к одному из них слово "гладиатор", а к другому "плагиатор"... Правда, слова все эти -- не русские... И все же в слове "театр" именно в русской речи это "тр" образует целый слог. Ну, скажем, "слогоид". 2181 Можете вы написать или произнести предложение: "В восторге мы с тобой побежали к краю обрыва..."? Конечно! Сколько в нем слов? Девять: предлоги "в", "с", "к" -- тоже суть слова. Отлично, но что тут удивительного? А по-моему -- вот что. И в родном своем языке, и в знакомых нам западноевропейских мы -- и я и вы -- наверняка можем указать немало слов, каждое из которых состоит из единственной буквы или звука; в данном случае пока я не настаиваю на строгом различении. Таковы русские "а", "у", "и", "о"; французские "a", "ou" -- оно хоть пишется в две буквы, но произносится как один звук; английское "I" -- это, наоборот, пишется в одну букву, но выговаривается как два звука -- "ай". В других языках можно указать пропасть подобных слов-коротышек. Однако подавляющее большинство слов, мною перечисленных, изображено 2182 буквами, которым соответствуют гласные звуки. А в то же время мы можем указать такие русские слова, которые представляют собой один согласный звук (одну букву) каждое. Это хотя бы три предлога -- "с", "в" и "к"... Предлог -- часть речи, член предложения, значит, уж -- из слов слово... Интересно, такие "согласные слова" характерны только для нашего языка или имеются в других тоже? Обратив как-то внимание на наличие в русском языке этих трех своеобразных "согласных словечек", я стал думать, как бы произвести проверку их обычности или исключительности для начала в русском, а затем и в главнейших европейских языках (распространить такое обследование на все две с половиной тысячи языков мира я не берусь). Значит, надо взять словарь каждого из языков и просмотреть его... Нет, не от слова к слову, а только обращая внимание на начала алфавитных разделов, на те места, где "слова в один согласный звук" могут встретиться глазу. Это понятно. Если во французском словаре статьи на букву В, не считая самого описания буквы В и некоторых ее переносных употреблений, начинаются прямо со слово baba -- кулич с коринкою, можно счесть установленным, что слова "b" во французском языке нет. Значит, дело просто? Просто, но не так, как хотелось бы. В каждом европейском алфавите (и словаре) есть 15-- 20 букв, означающих согласные звуки. В Европе -- десятка полтора языков. Придется проверить худо-бедно две -- две с половиной сотни отдельных "главок" в двух десятках солидных томов. Мне стало лень этим заниматься, и я уже собирался отложить свою затею до 2183 свободных дней, когда взгляд мой пал на стоящий на полке "Семиязычный словарь", изданный в Варшаве в 1902 году. Это своеобразный труд. Слова английского, голландского, итальянского, испанского, португальского, французского языков помещены в нем с их русскими переводами в порядке единого латинского алфавита. Это облегчило задачу в шесть раз. Сразу проглядеть все начала разделов на "согласные" в двух толстых томах куда проще, нежели копаться в шести томиках "в розницу". Сколько я ни искал слов, состоящих из одной только "согласной" буквы, их в моих источниках обнаружить почти не удалось. Ни в "Семиязычнике", ни в других мобилизованных мною "двуязычных" словарях. Но ведь дело-то это кропотливое, утомительное... Я мог и обмануться! Говоря прямо, я поначалу ожидал, что хоть в братских славянских языках это небольшое и несущественное "дело" обстоит, наверное, так же, как и у нас в русском. Вероятно, слова-согласные есть и у них, скорее всего -- те же самые. Ну уж в болгарском-то... А получилось не совсем так. Нет, скажем, у болгар предлога "к". Как это ни огорчительно, нет у них ни "ко", ни "къ", и нет в этом ничего естественней, потому что у нас "к", а у болгар -- "до". В польском языке есть, как и в русском, предлог "в"; он так и пишется "w" -- в одну букву. Есть там и предлог, равнозначный нашему "с", -- "z", который может иметь еще и форму "ze". А вот нашему "к" соответствует польский двухбуквенный предлог "ku". И, именно наткнувшись на это польское "ku" (прошу вас помнить, что изыскания эти я вел несколько 2184 десятилетий назад!), мне и подумалось впервые: "А, вот оно что! Вот откуда взялись в русском языке "односогласники"Очевидно, все они, некоторые за века, другие много быстрее, выросли (правильнее было бы "выменьшились") из двухбуквенных, точнее говоря, "согласно-гласных" слов". В самом деле, попробуйте, внимательно вслушиваясь, сопоставить между собою такие, скажем, три варианта одного и того же предлога: "Тому въ Полоцкѣ прозвониша заутреню... а онъ въ Кыевѣ звонъ слыша" ("Слово о полку Игореве"). "-- Бывал ли ты во Пскове, этом прекрасном древнем городе? -- Во Пскове нет, а в Новгороде -- приходилось..." Видите, как обстоят дела? В дальней древности нормальным употреблением было употребление предлога "въ" -- вот в такой именно "двухбуквенной" форме, с "ером" на конце. Мне уже случилось говорить, что "ер" когда-то выражал гласный звук неполного образования. Для других времен, пожалуй, можно было бы о нем сказать, что выражал он как бы "рудимент" гласного, как бы некоторый намек на то, что некогда тут гласный наличествовал. В дальнейшем в разных случаях и положениях "невнятный звук" этот мог претерпеть различные метаморфозы. В одних ситуациях он мог превратиться в "нормальный", ясно слышимый звук "о". В других мог окончательно исчезнуть, "яко воск от лица огня". Добудьте из собственной вашей памяти некоторое число примеров на предлог "к", "ко" -- старое "къ", и вы заметите, что там, где за ним следует скопление согласных, он устойчиво является в 2185 форме "ко": "ко мне", "ко всякой всячине". А где этого "многосогласия" нет -- "к моему дому", "к разной разности", -- там появляется сократившаяся до одного согласного форма "к". Можно без труда примеры на "во" и "ко" заменить примерами на "со". В дали времен все они были "двузвучными" словами; "односогласниками" их сделала прожитая долгая жизнь. Такого термина -- "односогласник" в науке нет. Я его придумал специально, чтобы обозначить эти "кратчайшие в мире слова". В самом деле, подумайте: какое же слово может быть короче состоящего из одного согласного? Из одного гласного -- уже длиннее! Те можно "тянуть", "петь". Попытайтесь-ка, говоря словами Ломоносова, на букве К "всех доле отстояться" во время пения!.. Что процессы эти были долгими, ясно. Уже в "Слове о полку Игореве" мы находим в зародыше в виде "въ" и наши нынешние "в", и наши "во". Что они были непростыми, свидетельствует разное протекание истории разных, по строению схожих, слов. Рядом с предлогами "ко", "во" у нас есть и предлог "по". Однако тщетно стали бы вы искать для него варианта "п". Его нет сейчас, не было в недавнем прошлом, да не существовало и в глубокой древности... И таких "двузвучных" предлогов немало в русском языке. Нечто формально сходное с подобными процессами (именно формально, внешне; полной аналогии быть тут, вообще говоря, не может) можно найти и в других языках. Французскому языку известен союз que; перед гласными звуками он, утрачивая конечную букву Е, превращается в двухбуквенное, но однозвучное словечко qu.2186 Звук -- один, буквы -- две... Не совсем то, что мы ищем. Есть во французском языке и другие сходные случаи. Предлог de, описываемый в словарях как "предлог, которому в русском языке соответствует родительный, винительный, дательный и предложный падежи", там, где за ним следует гласный звук, получает вид d': de Moskou á Paris, но d'Alger á Moskou. По законам французского произношения звук "е" на конце слова перед гласным звуком "элидируется", исчезает. Значит, перед нами и есть долгожданное "цельносогласное" слово?.. Нет, утверждение неточно! D здесь сопровождается апострофом, а его дело -- указать, что перед нами не целое слово, а только "кусок", обломок. Во французском словаре вы не найдете в разделена букву D статьи о слове "d". Вот статья о слове "de" на своем месте вам встретится. А ведь у нас рядом со статьей "во" вы обнаружите и статью "в"... По-видимому, если не притягивать за волосы разные примерно схожие явления, слов "величиной в один согласный звук" и в обозначающую его букву в европейских языках нет, в славянских немного, а в русском -- больше всего. Правда, причин для того, чтобы этим особенно чваниться, я, откровенно говоря, не нахожу. Но факт остается фактом. Разрешив этот вопрос, можно заинтересоваться следующим: а слов-гласных много ли и где они распространены? Гласных звуков в европейских языках много меньше, чем согласных. В русском языке, утверждают специалисты, в