торых 35, первых всего 6. С буквами азбуки дело, разумеется, обстоит иначе. Мы обычно насчитываем 2187 среди них 20 букв, изображающих согласные, и 10 -- для гласных. Но и это ненаучно: фонетисты смотрят иначе. Они считают, что среди наших согласных нет звука "щ", а есть только долгое мягкое "ш". Они укажут на согласный звук "й" (впрочем, вспомним, что мы уже сталкивались с различными точками зрения на звук "й"; не будем тут пытаться разрешить эту сложную для нас дилемму). Наконец, фонетисты откажутся причислять к гласным "е", "ю", "я", да и "е" заменят гласным звуком "э", как чистым, свободным от йотации. Иначе сказать, они будут говорить не о звуках и, уж конечно, не о буквах, а о фонемах, а это особая статья. Мы же говорим о буквах, которые в школах еще недавно называли "гласными буквами"; их у нас числится в азбуке 10; скажем -- 9, отбросив спорную Й -- "и краткое". 6 знаков, соответствующих гласным звукам, мы видим в латинских азбуках. И теперь мы можем посмотреть, какие же "одногласные слова" существуют и в западных языках, и в нашем. Для удобства (а может быть, и для будущих ваших самостоятельных разысканий) я сведу все эти данные в следующую таблицу: А. В русском языке -- союз, междометие. В английском -- неопределенный артикль. Во французском -- форма третьего лица единственного числа от глагола avoir -- иметь. Во французском, испанском, итальянском, португальском -- ряд предлогов. Э. В русском -- междометие. 2188 Е. В итальянском -- форма третьегб лица единственного числа от глагола essere -- быть, союз "и". И. В русском -- союз, междометие. I. В английском -- местоимение "я". О. В русском -- предлог, междометие. В английском, голландском, испанском, итальянском, немецком -- междометие. В португальском -- местоимение со значениями: "этот", "эти", "его", "ему", "оно", "вы", "сам". У. В русском -- предлог. В испанском -- союз "и". U. Во французском -- наречие со значением "тут, там". В итальянском -- вместо местоимения ove -- где. В испанском -- взамен местоимения usted -- тебе, вам. В португальском -- вместо местоимения onde -- откуда, куда. Я. В русском языке -- местоимение. Теперь видите, насколько языки Европы богаче "одногласными" лексическими объектами (не принимайте этого неточного термина всерьез!). На этом фоне значительное число наших русских "односогласных" слов-букв выглядит еще импозантнее. А может быть, все это не стоящие внимания пустяки? Возможно. Но полезно в таких случаях не забывать слова Менделеева, сказавшего как-то, что глубокие истины нередко добываются путем изучения предметов, на взгляд малозначительных. 2189 С -- девятнадцатая, если, конечно, считать "необязательную" букву Ё, буква и у нас, и в классической латинице. Я сказал "в классической" потому, что народы Европы так энергично пополнили свои латинизированные азбуки всевозможными дополнительными письменными знаками, что указать общее для всех них азбучное место S немыслимо. В самом деле, у венгров S на 27-м месте. Удивляться нечему, поскольку венгерская азбука знает четыре вида разных "о", и каждая занимает свое место в алфавите. В чешской "абецеде" S -- на 29-м, в польском "абецадле" на 30-м. Любой из этих народов усложнял добрую старую латиницу не стесняясь... Кстати сказать, S венгерского языка вовсе не означает свистящего звука "с". Его произносят "ш"! Настоящее "эс" по-венгерски пишется в виде двух знаков -- SZ, словно бы назло тем пользующимся латиницей народам, которые сочетанию букв SZ придают звучание "ш", хотя бы тем же полякам. Латинская буква S произошла от греческой "сигмы" -- Σ, которую мы сейчас чаще встречаем в качестве одного из буквенных символов высшей математики... В старославянской азбуке буква С -- "слово", означала число 200. Звонкой парой к звуку "с" является наше "з". В латинских алфавитах "с" и "з" обычно выражаются одним знаком -- S. Читается он по-разному, в зависимости от 2190 его положения между другими буквами. Там S звучит, как наше "с" перед и после согласных, а также в началах слов. Впрочем, французы произносят слово "солнце" -- soleil -- "солей", а немцы Sonne -- "зоннэ". У французов слово stabilisme -- "политический консерватизм" произносится как "стабилизм", а немец свои вариант этого же слова -- Stabilismus -- прочтет как "штабилизмус": в немецком S перед "п" и "т" выговаривается как "ш"... Все это нам, русским, кажется довольно странным п заставляет пожать плечами: "Почему бы им, западным, не взять пример с нас. С она "с" и есть... Шипит, как змейка, и всюду одинакова..." Так ли это? Возьмите слово "просьба". Ведь иностранец тут непременно напишет З, потому что выговариваем-то мы ясно "прозьба", а пишем С лишь по той причине, что в глаголе "просить" слышно ясное "с". И в слове "сжечь" вы вовсе не слышите, хоть и пишете, "сж", а ясное "зж". А в "хочу сшить новое пальто" -- бесспорное "шш" -- "шшить"! Повторю в сотый раз: нет никаких оснований, имея дело с языками, грамматиками, правописаниями, произношениями, устанавливать "табель о рангах" и присуждать всем им степени и звания: "лучше", "хуже", "звучней", "неблагозвучней"... Все эти оценки крайне субъективны, а чаще всего так же мало соответствуют их реальным качествам, как, скажем, те оценки "звуков языка", сделанные Бальмонтом, которые я приводил. Чваниться своим письмом нам не к лицу, но и прибедняться тоже не пристало. Вот как охарактеризовал славянскую письменность большой советский ученый Л. Якубинский: "Этот алфавит, по единодушному мнению нашей и европейской науки, представляет собой непревзойденный образец в истории новых европейских алфавитов и является результатом необычно тонкого понимания составителем фонетической системы того языка, для которого он был составлен... Он не идет ни в какое сравнение с латинообразными европейскими алфавитами, в которых латинские буквы неуклюже приспособлялись для передачи звуков различных европейских языков..." Я не буду ручаться головой, что Якубинский был при этой оценке холоден и беспристрастен, как 2191 авгур, но в основном, кажется мне, с ней можно согласиться. У нас нередко случается, что маленькие русские дети, учась говорить, вместо "ш" произносят "с". Шепелявое "с", случается, остается в их речи и на долгие годы. В большинстве латиноазбучных языков буква S так или иначе принимает участие в образовании многобуквенных знаков для передачи звука "ш". Впрочем, об этом еще успеется поговорить подробнее, когда дело дойдет до буквы Ш. В старославянской азбуке буква С называлась "слово". Имя было по тем временам наипочетнейшее, поскольку "слово" было одним из имен-определений бога. Думается, однако, что и для нас, словесников (а я надеюсь, что три четверти читателей моей книги окажутся по вкусам и пристрастиям своим "словесниками"), это существительное звучит достаточно почтенно и благозвучно. Т Наша буква Т носила некогда упрямое имя "твердо". Я не скажу, какая именно игра мысли заставила наших далеких предков так назвать этот письменный знак: ведь было сколько угодно других слов, начинавшихся со звука "т". Буква Т произошла от греческой "тау". Она имела числовое значение 300. Ни в какое "слово-согласный" она у нас не превратилась, хотя и используется как "инициальное" сокращение: "и т. д." -- и так далее, "и т. п." -- и тому подобное, "тт." -- товарищи. Но это не слова. Такие обозначения возможны при каждой букве. Выговаривая русское "т", вы приставляете кончик языка к зубам. А у англичан кончик языка касается не 2192 самих зубов -- альвеол. Альвеолы -- небо непосредственно за рядом зубов. По этой причине английское "t" звучит совсем не так, как наш звук "т". В русской речи наблюдают еще один оттенок "т", который ученые усматривают в таких словах, как "тропа", "разбитной", определяя его как смычное "т", но мы в такие тонкости забираться не станем. Прописные Т и в русской, и в латинских азбуках совпадают по форме; что до начертания строчных, особенно рукописных, то оно представлено множеством вариантов. Я помню, как в гимназии я каждый год -- из озорства -- переменял строчное Т в своих письменных работах. Я начал с "m", потом перешел к "Т", наконец, выкопал в какой-то прописи образец вот "акой" формы, а на каждое возмущение преподавателей языка приносил в класс нужную пропись. Заниматься сейчас всеми этими "подвидами" нашей буквы Т я не буду -- место этому в специальных работах по графике. Так как я уже указывал на парность в нашей фонетической системе звуков "д" и "т", то не буду повторять случаи, когда буква Д в чтении начинает звучать как "т", а ограничу себя обратными примерами. Крикните громко "отдай!" -- услышите ясное "аддай", но на письме оставите здесь Т по причинам не фонетическим, а морфологическим. Мы все время оглядываемся, пи-шучи, на морфемный состав слова, а тут оно состоит не из "ад" и "дай", а из предлога-приставки "от" и основы "дай". У Каждому, кто впервые знакомится с латинской азбукой, бросается в глаза: их "игрек" как две капли воды похож на нашу букву У. Звуки же, которые эти две буквы выражают, весьма мало сходны. Откуда же тогда одинаковость начертания? Имя "игрек" по-французски означает "и греческое". 2193 Название это во Францию пришло вместе с самой буквой из латыни, потому что уже в языке римлян буква Y употреблялась лишь в словах заведомо греческого происхождения, там, где сами греки ставили свой "ипсилон". Взяв букву у соседей, римляне ненамного изменили ее, если говорить о начертании. А вот что до звука... "Ипсилон" у греков передавал особый звук, на наш слух напоминающий одновременно и "и" и "ю" (в слове "люблю"). Чтобы обозначить звук, подобный нашему "у", они применяли буквосочетание OU. Там же, где в начале слова стоял их "ипсилон", нам очень трудно подобрать примеры, чтобы хоть намекнуть на его произношение, тем более что нередко этот начальный "ипсилон" предшествовался еще и особым придыханием. Мы теперь пишем слова "гиперболоид" или "гипертония" через Г и И. Между тем оба они начинаются с греческого предлога υπερ -- над, который выговаривался вовсе не "гипер", но и не "юпер", а как нечто среднее между двумя этими возможностями. Создатели старославянской азбуки неохотно отказывались от букв и звуков, существовавших в языке Византии. Дойдя до буквы Ъ и узнав о "хомовом пении", вы поймете, как далеко может завести подобное преклонение перед "буквой священного писания". Позаимствовали они и двухбуквенное ОУ, хотя и У вполне было бы достаточно для славянского звука. Древнерусские грамоты понемногу освобождались от этого "лишнебуквия". Но только после реформы 1700-х годов в азбуке нашей остался один знак для звука "у" -- известная нам "игрекообразная" буква. Она была уже в кириллице достаточно похожа на наше нынешнее У, разве только несколько более остроугольное. В послепетровские времена она подгримировалась под модные европейские формы. Так произошло совпадение этих двух литер. Только начав с "полу-и, полу-ю", мир восточный и западней как бы разорвали один эталон на два: у нас "игрек" стал означать "у", в Западной Европе -- кое-где "и" особого оттенка, а кое-где и совсем другие звуки. Нельзя при этом упускать из виду, что и мы у себя дома переломили "ипсилон" пополам: из одной его половины мы сделали наше У, а другая долгое время 2194 жила в нашей азбуке под псевдонимом "ижицы". "Ижица" взяла на себя точную передачу тех греческих слов, в которых был "ипсилон". Народы же, принявшие "игрек" вместе с латиницей, стали тоже употреблять его в разных случаях с разным звуковым наполнением. Во Франции вы теперь встретите Y, скажем, в названии тибетского быка -- yak -- як, о котором греки и представления не имели. И понятно. Воспользуйся французы здесь "йотом", у них получилось бы слово jak -- "жак", которое звучало бы как имя Jaques -- Жак. Неудобно. Даже особой формы крючок из инструментария стекольщиков получил название y-grec, по-видимому, как раз за свою буквообраз-ную форму. Но появились и чисто французские слова, и даже состоящие из одной буквы Y: наречие "y", означающее "тут, там, туда"; относительное местоимение "y" -- употребляемое взамен "этого, того, что": Comment у remèdier -- "Как этому помочь?". Французское имя буквы Y -- "греческое и" исторически обосновано. Совсем другие причины заставили англичан наименовать эту же букву "уай". Впрочем, как "уай" она, по-моему, очень редко произносится, если только произносится вообще. Обычно ею означается начальный "йот" в таких словах, как yankee, yard. С таким же успехом, однако, Y означает звукосочетание "ай" в словах, подобных fly -- муха, как обычный "и" он звучит в редком этнониме ynka -- инка. Букве Y вообще повезло, если так можно выразиться о букве: в польском варианте латиницы она служит для обозначения звука "ы", услышав который в ужасе бежали бы и греки, и римляне. Финны использовали ее же для передачи звука "ю" (точнее, латинского "u"): уо -- ночь, yksi -- один. Ленинградцы привыкли читать на бортах туристских финских автобусов завершающие ряды длинных собственных имен фирм буквы OY, которые означают "акционерное общество", и именно буква Y есть начало слова "юхтие" -- общество. У чехов буква Y означает долгий звук "и", если над ней стоит диакритический клинышек; и краткий звук "и", если этого клинышка нет. Теперь про букву У "все сказано". Следует, может быть, еще добавить, какими способами выражают народы мира звук "у"? Но тут уж 2195 всяк молодец на свой образец в буквальном смысле этого слова. Французский язык, наподобие древнегреческого и старославянского, постоянно передает звук "у" при помощи двузначного OU; это не вызывает недоумения, поскольку U в одиночестве у них читается как "ю", а не как "у". Англичане, конечно, как и всегда, удивляют мир орфографической находчивостью. У них буква U произносится порою как "йу" -- так, скажем, слово modul -- "модуль" читается у них как "модйул". А "у" можно в Англии выразить либо через OO -- moon -- луна, а порой как OU -- mousse -- мусс. Английская орфография говорит сама за себя! Эту историю я рассказываю не в первый раз: мне она доставляет удовольствие. Мало сказать "удовольствие". Именно потому, что она случилась в 1927 году, я в 70-х годах являюсь писателем, пишущим о языке. Как так? В конце 20-х годов мы с приятелем вздумали написать авантюрный роман. Чтобы заинтересовать читателей, мы придумали ввести в него "зашифрованное письмо". Ввести так, чтобы оно 2196 было и зашифровано и расшифровано "у всех на глазах": уж чего увлекательнее! Письмо было написано: враги СССР, пробравшиеся из-за границы, извещали в нем друг друга, что надлежит уничтожить в пух и в прах три важнейшие отрасли хозяйства СССР: уголь, транспорт и нефть. Это-то письмо и надо было зашифровать. Я шифровать не умел, но мой друг делал это великолепно. Он предложил метод, при котором текст зашифровывается при помощи шахматной доски и заранее выбранной всем хорошо известной книги. Всюду легко добываемой. Допустим, вы выбрали бы Ломоносова, "Га и глаголь", и зашифровали свою записку по нему. Где нашел бы расшифровщик собрание сочинений Ломоносова? А стихи Пушкина всегда легко достать. Мы выбрали средней известности стихотворение: балладу "Русалка". Не пьесу, а балладу, имейте в виду... Мой друг, мастер шифрованья, взял у меня старенький, еще дореволюционный томик Пушкина и отправился домой с тем, чтобы к утру по телефону продиктовать результат. Но позвонил он мне еще тем же вечером. "Да, видишь, Лева, какая чепуха... Не шифруется по этим стихам... Ну, слово "нефть" не шифруется: в "Русалке" нет буквы "эф"... Как быть? -- Подумаешь, проблема! -- легкомысленно ответил я. -- Да возьми любое другое стихотворение, "Песнь о вещем Олеге", и валяй... Мы повесили трубки. Но назавтра он позвонил мне ни свет ни заря: -- Лева, знаешь, в "Песни о вещем..." тоже нет "эф"... -- Ни одного? -- удивился я. 2197 -- Ни единственного! -- не без злорадства ответил он. -- Что предлагаешь делать? -- Ну я не знаю... У тебя какие-нибудь поэты есть? Лермонтов? Крылов? Ну возьми "Когда волнуется...". Или "Ворона и лисица"... Нам-то не все ли равно? В трубке щелкнуло, но ненадолго. Через час я уже знал; ни в "Желтеющей ниве", ни в "Вороне взгромоздясь" букву Ф найти не удавалось... Вчера можно было еще допустить, что Пушкин страдал странной болезнью -- "эф-фобией". Сегодня обнаружилось, что и прочие поэты первой половины XIX века были заражены ею... Не представляя себе, чем это можно объяснить, я все же сказал: -- Знаешь, возьмем вещь покрупнее... Ну хоть "Полтаву", что ли? Там-то уж наверняка тысяч тридцать-сорок букв есть. При таком множестве весь алфавит должен обнаружиться... Мой покладистый шифровальщик согласился. Но через три дня он же позвонил мне уже на грани отчаяния: в большой поэме, занимавшей в моем однотомнике пятнадцать страниц в два столбца, страниц большого формата, ни одной буквы Ф он не нашел. Признаюсь, говоря словами классиков: "Пришибло старика!", хотя мне и было тогда всего 27 лет. Вполне доверяя своему соавтору, я все же решил проверить его и впервые в жизни проделал то, что потом повторял многократно: с карандашом в руках строку за строкой просчитал всю "Полтаву" и... И никак не мог найти Ф среди тысячи, двух тысяч ее собратьев... Это было тем удивительнее, что ближайших соседок Ф по месту в алфавите -- У, X, Ц, Ч -- не таких уж 2198 "поминутных, повсесловных букв" -- находилось сколько угодно. Первые 50 строк поэмы. В них: X -- 6 штук, Ц -- 4, Ч -- 4. А уж букв У так и вообще 20 штук, по одной на каждые 2,25 строчки. Правда, "у" -- гласный звук, может быть, с ними иначе. Но и согласных... Если букв X в 50 строках 6, то в 1500 строках всей поэмы их можно ожидать (понятия "частотность букв в тексте" тогда не существовало, до его появления оставалось лет двадцать, если не больше), ну, штук 160-- 200... Около 120 Ц, столько же -- Ч... Почему же Ф у нас получается ноль раз? Не буду искусственно нагнетать возбуждение: это не детектив. Мой друг ошибся, хоть и на ничтожную величину. Он пропустил в тексте "Полтавы" три Ф. Пропустил их совершенно законно. Возьмите "Полтаву" и смотрите. На 378-й строке песни I вам встретится словосочетание: "Слагают цыфр универсалов", то есть гетманские чиновники "шифруют послания". Вот это Ф мой друг пропустил непростительно: недоглядел. А два других Ф были совсем не Ф. 50-я строка песни III гласит: "Гремит анафема в соборах"; 20-я строчка от конца поэмы почти слово в слово повторяет ее: "...анафемой доныне, грозя, гремит о нем собор". Но беда в том, что в дореволюционном издании слово "анафема" писалось не через Ф, а через Ѳ, и друг мой, ищучи Ф не на слух, а глазами, непроизвольно пропустил эти две "фиты". Осуждать его за это было невозможно: я, подстегиваемый спортивным интересом, и то обнаружил эту единственную букву Ф среди 33 тысяч других букв при втором, третьем прочтении текста. Обнаружил, но отнюдь не вскричал 2199 "Эврика!" Одно Ф приходится на 33 тысячи букв. Это немногим проще, чем если бы его вовсе не оказалось. Что это за "белая ворона", это Ф? Что за редкостнейший бриллиант? Что за буква-изгой, почему она подвергнута чуть ли не удалению из алфавитного строя? Вы не додумались до решения? Хорошо бы, если бы кто-либо из вас -- ну хоть десять из ста читателей -- взяли в руки том Пушкина, развернули его на "Борисе Годунове" и прошлись бы по нему с карандашиком в поисках буквы Ф. Тогда бы обнаружилось вот что. В народных и "простонародных" сценах трагедии -- в "Корчме на литовской границе" или там, где боярин Пушкин, "окруженный народом", идет мимо Лобного места, -- вы ни одного Ф не увидели бы. Но, оторвавшись от этой "земли", вознесшись, скажем, в "Царские палаты", вы углядели бы, как царевич Федор чертит геограФическую карту и как порФира вот-вот готова упасть с плеч истерзанного страхом и совестью Бориса. Три Ф! Перемеситесь в помещичий, ясновельможный сад Вишневецких, и над вами тотчас расплещется жемчужный Фонтан. На "Равнине близь Новгорода Северского" русские воины говорят по-русски -- и ни одного "ф" нет в их репликах, а вот командиры-иностранцы роняют их одно за другим. Пять раз произносит звук "ф" француз Маржерет (один раз даже зря: фамилию "Басманов" он выговаривает с "ф" на конце). И немец Розен восклицает: "Hilf gott". И это совершенно законно: русский язык не знает звука "ф" одновременно и чисто русского, и выражаемого буквой Ф. Вот так: не знает! 2200 Мы постоянно произносим "ф", но пишем на этом месте В: "всегда", "в слове". Мы должны были бы писать "фторой", "крофь", но звук "ф" во всех этих случаях выступает под маской буквы В. Не надо думать, что он тут какой-то "фальшивый". Он ничуть не хуже любого "ф", выраженного этой буквой... Разница только в том, что по правилам нашего правописания, в котором сочетаются и фонетический, и морфологический, и исторический принципы, мы пишем В не только там, где слышим "в", но и там, где его должно ожидать по историческим и морфологическим причинам. "Федоров" -- потому что "Федорову", "в саду" -- так как "в зеленом саду" или "в осеннем саду"... Имя Пров мы пишем через В, а не через Ф лишь потому, что оно произошло от латинского слова probus -- чистый, а из латинского В русское Ф получиться не может. Вот почему буква Ф стоит у нас почти исключительно там, где налицо нерусского происхождения (хотя, возможно, и давным-давно обрусевшее) слово. Фагот -- из итальянского fagotto -- связка. Фагоцит -- греческое -- пожирающий клетки. Фаза -- из греческого "фазис" -- появление. Фазан -- греческое -- птица с реки Фазис (теперь -- р. Рион). Это слова с Ф в начале. А с Ф в конце? Эльф -- немецкое -- дух воздуха. Гольф -- английское -- игра в мяч. Сильф -- греческое -- мотылек, фантастическое существо. 2201 Шельф -- английское -- мелководное прибрежье океанского дна. Буфф -- французское -- комическое, забавное представление. Я не рыскал по словарям. Я взял слова почти подряд в любопытнейшем "Зеркальном словаре русского языка" Г. Бильфельдта. Вот слова с Ф внутри придется выбирать уже подряд, но среди слов, начинающихся на другую букву: Кафедра -- греческое -- седалище. Кафель -- немецкое -- изразец. Кафтан-- персидское -- род халата. Кафе -- французское -- ресторанчик... Словом, чисто русских слов с Ф в начале, середине или конце практически почти нет, не считая международного хождения междометий: "фу", "уф", "фи" и тому подобных. Теперь прояснилось, почему стихотворения наших поэтов-классиков так бедны буквой Ф, особенно в начале прошлого века? В те дни наша великая поэзия только рождалась; ее мастера гордились чисто русским, народным словом своим и по мере сил избегали засорять его лексикой салонной, светской, "франтовской"... "Но панталоны, фрак, жилет, всех этих слов на русском нет..." -- писал Пушкин в "Евгении Онегине". До слов же научных дело еще не дошло... Помню, меня не на шутку поразило, когда мне открылось, что найденное нами "отсутствие" Ф в стихах Пушкина, Лермонтова и других тогдашних поэтов было не случайностью, а закономерностью. Каюсь, я сообразил это не сразу, хотя и был уже второкурсником филологического вуза. Навсегда запомнив, как 2202 удивила, как обрадовала меня подсмотренная случайно в языке законообразность, я и принял решение когда-нибудь в будущем начать писать книги по "Занимательному языкознанию". Та, которую вы держите в руках, уже шестая в их ряду. По-видимому, впечатление оказалось "долгоиграющим"... А ведь возникло оно от случайного наблюдения над единственной буквой. Я ввожу эту главку после столь длинной интермедии почти что только для соблюдения порядка. Что еще расскажешь? Самое необходимое. Ф нашей азбуки носило в кириллице задорное имя "ферт". В финикийской "праазбуке" знака для звука "ф" не было, в греческой письменности соответствующая литера именовалась просто "фи". Вот я сказал: "задорное имя". А почему задорное? Что оно означает? Среди этимологистов и по сей день на этот счет нет согласия. Допускают, но далеко не все, что слово "ферт" взято у греков, где "фюртэс" значило "нарушитель спокойствия, озорник". Малоубедительная этимология; тем более что другие названия славянским буквам либо просто измышлялись 2203 заново, уже на славянской почве, и таких большинство, либо же переносились сюда именно как наименования греческих букв, скажем, "фита". Слово "фюртэс", насколько мы знаем, греческой буквы не называло. Совсем неправдоподобны поиски общего между "фертом" и готским руническим именем "Пертра". Может быть, всего более похоже на истину допущение, что слово "ферт" за отсутствием славянских слов, начинающихся на этот звук, было выдумано, как говорится, ad hoc -- именно для этого случая и чисто звукоподражательно. Найдутся читатели, которые подумают: "Перемудрил автор! Чего ж проще: название буквы "ферт" произошло от слова "ферт", означающего франта. Говорят же "стоять фертом"? А "ферт", "фертик" у нас вполне употребительное и не слишком одобрительное выражение". Представьте себе: тут все с ног переставлено на голову. Именно этот "ферт II", как пишут в словарях, происходит от "ферт I", названия буквы. И первоначально, судя по всему, означало именно "подбоченившуюся, ручки в боки" фигурку, а потом уже и франтика, ще-голька, бального шаркуна, нахала... Вспомним народные и литературные употребления этого образа: "Станет фертом, ноги-то азом распялит!" -- ворчит кто-то из героев Мельникова-Печерского. "Там я барыней (танцем. -- Л. У.) пройдуся, фертом, в боки подо-пруся!" -- похваляется Бонапарт в одной народной песне, цитируемой Далем. Я успел рассказать о междоусобицах между "фертом" и "фитою", но уж очень красочно подтверждает все мною сказанное один из эпизодов "Очарованного странника" Н. Лескова. "-- А потом я на фиту попал, от того стало еще хуже. -- Как "на фиту"? -- ...Покровители... в адресный стол определили справщиком, а там у всякого справщика своя буква... Иные буквы есть очень хорошие, как, например, "буки", или "покой", или "како": много фамилий на них начинается, и есть справщику доход. А меня поставили на "фиту". Самая ничтожная буква, очень на нее мало пишется, и то еще... кои ей принадлежат, все от нее отлынивают и лукавят; кто хочет чуть благородиться, сейчас себя самовластно вместо "фиты" через "ферт" 2204 ставит. Ищешь-ищешь его под "фитою", а он -- под "фертом" себя проименовал". Как почти всегда у Лескова, тут нет никакого преувеличения. И сегодня можно тысячею способов удостовериться в неравномерном распределении слов, имен, фамилий, названий городов по буквам алфавита. В дни выборов к некоторым столам стоят все "од-нобуквенные" граждане за получением бюллетеней с фамилиями на О, на П, на К. А поодаль, на других столах, вы можете увидеть объявления с двумя-тремя, а то и четырьмя-пятью буквами: Ш, Щ, Э, Ю, Я. Сюда будут стоят и Шапкины, и Щегловы, и Эрдманы, и Ясеневы, и все-таки их очередь кончится скорее, чем очере-реди "Н... вых" или "К... ных". Пожалуй, на этом я и закончу разговор о букве Ф, о добром, старом "ферте" кириллицы. Х Наше X, через букву в кириллице, именовавшуюся "хер", произошло от греческого "хи". "Хи" передавало звук, довольно сходный с нашим "х", но произносившийся с придыханием. Этимологи славянское название "хер" рассматривают как сокращение от древнего слова "керубим" -- так в иудейской, а затем и в христианской религии называлась разновидность "чинов ангельских" -- херувимы. Без всякой связи с этим "высоким" происхождением крестообразная форма буквы родила в русском языке новое слово "херить", "похерить" -- сначала в значении "крестообразно зачеркнуть", а затем и вообще "отменить", "упразднить", "уничтожить"... Мы и сегодня употребляем это слово, хотя и с некоторой осторожностью: вовсе не по его вине. Подчиняясь тому, что мы именовали "акрофоническим принципом", оно стало сначала в наших глазах эвфимистическим 2205 замещением непристойного слова, а лотом стало употребляться как его синоним. Но старославянские грамотеи даже и не предполагали возможности подобных нечестивых метаморфоз. Может быть, вас заинтересует попутно, почему латиница, усвоив греческое "хи", стала обозначать ею совсем другой, сложный греческий же звук "кс", для которого в греческой азбуке существовала причудливого вида буква "кси" -- ξ, в прописной форме выглядевшая совсем уж странно Ξ. Почему они не приняли ее к употреблению? Увидев свои слова "ксэнос" и "ксэрос" написанными на латинский лад через X вместо "кси", грек непременно прочел бы их "хенос" и "херос". Но римлянам это было совершенно безразлично, так как у них ничего похожего на греческое "кс" в языке не было, и букву X они употребляли исключительно в греческих словах. Для того же звука, который теперь, изучая латинский язык, мы называем "ха", римляне довольно естественно использовали греческую "эту", у греков передававшую звук "э" с придыханием. Именно поэтому имя греческой красавицы Ηλεγη мы теперь произносим как "Елена", а западные языки изображают его как Helene. Взаимная передача средствами латиницы русской буквы X, а средствами нашей азбуки -- европейской буквы H представляет затруднения. Посмотрите, как сложно и неточно передает французская письменность наше название Харьков -- то Cahrkow, то Harkoff, а то и просто как Karkof... Но и нам ничуть не легче правильно, с точки зрения самих французов, передать любое их слово, начинающееся с Н. Таких слов во французском языке уйма; масса и таких имен. Многие из них попадают в русскую речь и подвергаются ужасному искажению. Любители детективной литературы отлично знают француза сыщика Эркюля Пуаро, постоянного героя романов Агаты Кристи. Но мало кто догадывается, что Эркюль -- просто приспособление к нашей азбуке имени, которое по-французски пишется Hercules и во всех других случаях в России передается как... Геркулес. Русская буква X передает глухой фрикативный звук, парный тому звонкому, который послужил поводом для 2206 разногласий между Ломоносовым и Тредиаковским. Теперь никто из русских не пользуется звонким фрикативным "γ" при произнесении тех слов, в которых его встречали наши предки -- "боγ", "γосподь", "блаγо". Зато появилось обыкновение произносить этот южнорусский или украинский "γ" там, где он отродясь никогда не стоял и нормами русской литературной речи не предусмотрен: "γора", "враγам"... И буква Ф, и буква X могут выражать и твердые и мягкие звуки "ф" и "х". Но вот что любопытно: насколько обычно в нашем языке буквосочетание ФЬ, настолько невозможно равносильное ему ХЬ. В конце слов, если верить словарю Бильфельдта, мы можем указать всего одно слово с ФЬ -- "верфь". На ХЬ, по его данным, не оканчивается ни одно русское слово. Ц Буквы Ц и Ч обозначают аффрикаты. Аффриката -- сложный согласный звук, но не всякий, а лишь такой, который состоит как бы из двух согласных же звуков, образуемых при одном и том же общем положении органов речи. Чтобы произнести то, что выражала буква "пси" кириллицы, необходимо сначала сомкнуть губы для звука "п", затем разомкнуть и перевести их и язык в положение, необходимое для произнесения звука "с". Поэтому для русского языка "пс" не аффриката. Такое звукосочетание строится как бы в два приема, а аффриката -- одноступенно. А теперь произнесите "ц". При углубленном изучении "ц" тоже оказывается двухсоставным звуком -- "т" плюс "с". Но оба элемента рождаются в одном и том же месте полости рта, при нахождении кончика языка у передних зубов. Не надо прекращать одно из положений, чтобы начать приведение органов речи к другому. То же и со звуком "ч", только вторым составляющим здесь является не свистящее "с", а шипящее "ш". 2207 Постоянно случается, что пары звуков, внешне очень похожие, появляются без их объединения в аффрикаты: "отсадить" -- это одно: "воцариться" -- совершенно другое; "отшуметь" -- далеко не то же самое в фонетическом отношении, что "очуметь". В одних случаях перед нами некие звукосочетания, в других -- вроде бы те же звуки, но уже спаянные в аффрикаты. Русскому человеку, привыкшему слышать "ч" как единый и неделимый звук, разложение его на элементы представляется, пожалуй, даже какой-то схоластикой. Однако, встретясь с английским и итальянским звуком "j", который мы воспроизводим как "дж" -- jem -- джем, мы попервоначалу бываем убеждены, что в этом слове четыре звука, так как по-русски оно пишется в четыре буквы. Точно так же француз и немец считают, что в слове "чума" по меньшей мере шесть, а то и семь звуков: один его напишет -- tchuma, а другой так и вовсе -- tschuma. В итальянском и английском языках есть своя аффриката "ч". Англичане изображают ее через две буквы -- СН. Русскую фамилию Чернов они могут передать как Chernow. Итальянцы изобразят ее еще проще -- Cernov, потому что услышат в нашей букве Ч один звук. А вот французам название города Черновцы досталось бы не без труда: им пришлось бы превращать его в Tchernovtsi... Наше Ц происходит от кириллического "цы". Слово означало некогда наречие "разве", "или". "Еда есть пес цы луковый бес", то есть "обжорство -- дело собачье или бесовское", -- сказано в одном "Житии" XIII века. Но трудно теперь утверждать, что наименование буквы пошло отсюда. Вполне возможно, что, утомясь от измышления буквенных "значимых имен", наши предки к концу алфавита могли перейти и на более простой способ, как мы, называющие Ц -- "це" и Ч -- "че"... Мы уже видели, что на Западе наше "ц" выражают комбинациями букв Т, S, Z. Так как некоторые из них могут нести в разных языках неодинаковую функцию, то и прочтение иных слов, если переходить "из языка в язык", может вызвать недоразумение. В Париже вывеска над магазином, где продают животных -- Zoo, -- читается привычно для нас "зоо". В Берлине же точно так написанные три буквы должны быть прочтены уже "цоо". 2208 Но если еще в Германии человек, в конце концов, будь он французом или русским, привыкает произносить это слово на тамошний лад, то сложнее получается, когда оно, изъятое из своей языковой среды, переносится без особых предупреждений в другую, чуждую. У писателя В. Шкловского есть книга лирической прозы, названная именем Берлинского зоопарка -- "Zoo". Это заглавие крупными буквами печатается на обложке, но мне очень редко приходилось за последние полвека с момента выхода книги в свет слышать, чтобы кто-либо, кроме людей, бывавших в Германии или отлично знающих немецкий язык, называли ее "цоо". Большинство говорит "зоо", а о французах уж и упоминать нечего... Что до остальных европейских языков -- польского, венгерского, чешского, -- поинтересуйтесь сами в их словарях, как они расправляются графически с этими звуками. Не заглядывайте только в словарь финского языка. Ничего не найдете. И понятно: зачем финнам буквы С или Ц, если они таких звуков слыхом не слыхали?! Ч Кириллическая буква для звука "ч" выглядела как двурогий церковный подсвечник-дикирий -- Название ее было "червь". Только не следует думать, что слово это означало "червяк"; в древнерусском и славянском языках "червь" -- красная краска. Слово "червонное золото" означало, собственно, "красное золото". У двух аффрикат "ц" и "ч" немало любопытных свойств. Во многих говорах русского языка они, например, смешиваются. В ряде мест России слово "черт" произносится как "цорт", в других местах вместе "церковь" говорят "черква". Бывает, что одни и те же 2209 говорящие одновременно и "цокают" и "чокают". Иногда этот парадокс объясняется сознанием "неправильности" собственной речи: "цокающий" как бы перехватывает через край в стремлении избавиться от "цоканья" и начинает "чокать" там, где это явно противопоказано. Аффрикаты эти близки друг другу. Но в то же время в них много противоположного. "Ц" всегда звучит по-русски как твердый согласный. Слово "цилиндр" мы выговариваем как "цылиндр". А "ч" у нас не бывает твердым. Какие бы звуки ни следовали за ним, он звучит как "тшь", а не как "тш". Даже набрав "для убедительности", как было сказано у одного юмориста, слово "жирный" жирным шрифтом, а слово "черный" -- черным шрифтом, вы не заставили бы читателя прочесть тут твердое "ч" и мягкое "ж", "Э, нет! -- может сказать мне читатель дотошный и упрямый. -- А как же такие слова, как "дочь", "печь", "ночь"? Мы пишем "ночь" и рядом "мяч"? Есть же разница?" Нет разницы! Ь после Ч является пережитком, рудиментом тех времен, когда слова эти звучали с гласным неполного образования вслед за "ч". Ь, вставший на его место, мы храним теперь лишь как знак, что данные существительные являются именами