будоражили и ум, и чувства... Но что тут можно было поделать? Для него не было места во всей этой загадочной игре... Не было? Но ведь недостойно дворянской чести... А кто сказал, что недостойно? Ох, нехорошо... Но чем это отличается от обычной проказы? Так ничего и не решив для себя, он увидел в окно очаровательную Констанцию Бонасье, чинно шагавшую под руку с g`jnmm{l супругом, -- вот уж поистине красавица и чудовище... Это была очаровательная женщина лет двадцати пяти, темноволосая, с голубыми глазами, чуть-чуть вздернутым носиком, чудесными зубками и мраморно-белой кожей. Что же до г-на Бонасье... своей унылой персоною он мог бы заинтересовать, по глубочайшему убеждению д'Артаньяна, лишь ваятеля, искавшего модель для новых скульптур вроде тех, что украшали кровлю собора Парижской Богоматери... С тягостным вздохом д'Артаньян взял со стола выглядевшее совершенно ненарушенным письмо и торопливо пустился вниз, вышел из дома, столкнувшись с супругами Бонасье как раз в тот момент, когда они подходили к самым воротам. -- Рад буду оказать вам услугу, сударь, -- произнес он вежливо, обращаясь к г-ну Бонасье, но глядя главным образом на его молодую супругу. -- Мой слуга в мое отсутствие -- и в ваше тоже -- принял письмо, привезенное некой неизвестной ему особой, передавшей на словах, что адресат вам известен... Извольте! Он предпочел не упоминать о конверте, вскрытом им самим, надеясь, что такими деталями никто не будет интересоваться. Г-н Бонасье с опаской взял письмецо, словно ядовитую змею, а бегло прочитав надпись, вообще пригорюнился так, словно ему доставили на дом смертный приговор или по крайней мере повеление немедленно явиться в Бастилию своими ногами, не дожидаясь присланных за ним стражников. Никаких сомнений, ему и в самом деле был прекрасно знаком настоящий адресат -- и факт этот не вызывал у бывшего галантерейщика и тени радости. Его очаровательная супруга, наоборот, одарила д'Артаньяна ослепительной улыбкой и мелодичным голоском произнесла: -- Благодарю вас, шевалье... -- О что вы, какие пустяки, мадам, -- ответил гасконец, не сводя с нее глаз. -- В моем лице вы всегда будете иметь надежного квартиранта, готового к любым услугам... -- Не сомневаюсь, сударь, -- скромно опустив глаза, произнесла прекрасная Констанция и впорхнула в дом, как птичка, увлекая за собой унылого супруга, которому, казалось, уже все безразлично на этом свете, даже улыбки, расточаемые его женой юному гвардейцу. "Да на нем лица нет! -- подумал д'Артаньян. -- Краше в гроб кладут! Лопни моя селезенка, здесь точно какая-то тайна! А что, если это направлено против кардинала? Черт побери, вот способ исправить свои прежние прегрешения и оказаться полезным его высокопреосвященству!" Он старательно попытался втолковать себе, взбегая по ступенькам, что им движут именно эти соображения и никакого личного интереса тут нет -- исключительно забота об интересах кардинала-министра, как же иначе, господа! Д'Артаньян уже знал, что гостиная домохозяина расположена как раз под одной из двух занимаемых им комнат. Нимало не колеблясь, он выхватил кинжал из висевших на стене ножен и принялся разбирать паркет, поддевая острием дощечки. Буквально через пару минут дело было закончено, и от гостиной его отделял один лишь тонкий потолок. Распростершись на полу, гасконец приложил к нему ухо без малейших колебаний -- уж, безусловно, дворянская честь нимало не пострадает от того, что дворянин подслушивает разговор какого-то галантерейщика со своей супругой, принадлежащей к тому же невысокому сословию... Он отчетливо разбирал каждое слово. -- Сударь, -- послышался нежный и мелодичный, но исполненный железной решимости голосок очаровательной Констанции. -- Вы немедленно отправитесь на улицу Кассет и передадите письмо господину Арамису... -- Ни за что на свете! -- Что вы сказали, несчастный? -- Извольте, Констанция, я охотно повторю! Ни за что на свете! Довольно с меня этих писем! Пресвятая дева, каждый раз они мне жгут карман или пазуху, как раскаленные угли... Так и кажется, что каждый прохожий -- переодетый сыщик кардинала, а уж в особенности если это стражник или гвардеец в красном плаще с крестом... [Мушкетеры короля носили синие плащи-накидки с крестом, украшенным золотыми королевскими лилиями, мушкетеры кардинала -- такие же плащи, только красные, под цвет кардинальской мантии, и крест на них был без лилий.] Это поистине адские муки! -- Галантерейщик! -- презрительно бросила супруга. -- Вот именно, сударыня! Галантерейщик! И не стыжусь сего! Потому что покорно, со смирением прожил всю жизнь на месте, отведенном мне Провидением, никогда не пытаясь выйти за пределы, отведенные рождением и наследственным ремеслом! А вы... вы... Как вы себя ведете, Констанция? Вы очертя голову бросаетесь в интриги всех этих знатных господ, словно вы тоже герцогиня или по крайней мере маркиза... Опомнитесь, молю вас! Они вас не защитят в случае чего! -- Вы полагаете? -- Да уж, полагаю! Позвольте вам заметить, что рекомая белошвейка Мари Мишон, а на самом деле герцогиня де Шеврез... -- Без имен, несчастный! Уши есть и у стен! -- Ну хорошо, хорошо! Не забывайте, что она-то -- белошвейка только по названию, а на деле... Ее всегда защитит муж-герцог и многочисленная знатная родня... А что будет с вами, Констанция? Вы навсегда сгинете в каком-нибудь монастыре... -- Ну, это мы еще посмотрим... -- произнесла Констанция с невыразимым презрением к собеседнику и столь же явной гордой решимостью. -- Пока, во всяком случае, мне покровительствует сама королева .. -- Нашли покровительницу! Да она от вас отделается, едва почует для себя опасность, отречется от вас! -- Посмотрим... -- Да и смотреть нечего! Все эти знатные господа думают в первую очередь о себе! Вот увидите, едва запахнет жареным и кардинал прознает об очередном заговоре против него, они наперегонки помчатся каяться, выпрашивать прощение, предавать друг друга... а все шишки посыплются на мелкоту вроде вас! Констанция, опомнитесь! К чему вам влезать с головой в эти интриги? -- Вам не понять, старый вы пень! "Быть может, он и старый пень, -- подумал д'Ар-таньян, -- но нельзя отрицать, что рассуждает он здраво, хоть и галантерейщик, а на деле наделен нешуточной житейской мудростью..." Герцогиня де Шеврез! Вот оно что! Молодая супруга пожилого сановника, предоставившего ей полную свободу, придворная дама и наперсница королевы Франции Анны Австрийской, ее поверенная во всех интригах, направленных главным образом против кардинала, особа огненного темперамента, менявшая любовников, как перчатки... Очаровательная, бесстыдная и решительная Мари де Шеврез де Роган- Монбазон, она же -- скромная белошвейка Мари Мишон... Боже мой, куда это вас ненароком занесло, д'Артаньян? Да черт побери, на самые верхи! Разговор в гостиной тем временем продолжался. -- Вы знаете, Констанция, -- смиренно продолжал г-н Бонасье, -- я, честное слово, был бы рад, заведи вы себе попросту любовника... -- Да неужели? -- Да, так уж выходит... Дело, в конце концов, житейское. Мало ли в Париже рогоносцев? Конечно, мне не доставило бы особенного sdnbnk|qrbh, заведи вы любовника и украдкой бегай к нему... но, черт меня побери, есть же разница между словами "страдать" и "бояться"! Знай я, что ваши отлучки вызваны исключительно любовными делишками, я отчаянно страдал бы -- но и только! И только! Теперь же я боюсь! Ежедневно и еженощно! Боюсь разносить эти ваши письма, ходить по вашим поручениям, шарахаться от гвардейцев кардинала и сыщиков... Господи ты боже мой, кардинал умен и хитер, он обязательно расправится и с этим заговором... -- Молчите, жалкий вы человек! -- Жалкий, вот именно... Но я буду еще более жалким, если окажусь в тюрьме, а то и на плахе. Вам легче, вы как-никак женщина, зато я изопью свою чашу до дна... Кто будет церемониться с галантерейщиком? Есть разница меж монастырем и плахой... -- Судьба с вами сыграла злую шутку, -- преспокойно ответила его супруга. -- Вам бы женщиной родиться, трусливой бабой... -- Предпочитаю быть трусливой бабой, нежели мертвым героем! Уж если и знатные господа роняли голову на виселице или оказывались в Бастилии... -- Не тряситесь вы так! -- Легко сказать! -- Иными словами, вы не пойдете относить письмо? -- Вот именно, не пойду! -- ответил галантерейщик с неожиданным упорством. -- Довольно с меня этих поручений! А если там, на улице Кассет, уже ждет засада? Если вашего Арамиса уже отвели в Бастилию, чтобы не впутывался в заговоры? -- Жалкий вы трус! Собирайтесь немедленно! -- Увольте! -- Как вы смеете? -- Смею, сударыня, смею! Уж не посетуйте, но жизнь и свобода мне дороги, и потом, я слишком стар и слаб, чтобы вытерпеть все эти ужасы вроде испанского сапога или дыбы... Да меня и простой удар хлыстом приведет в ужас! Поручайте отныне все это кому-нибудь другому! -- Итак, вы отказываетесь? -- Бесповоротно! -- воскликнул г-н Бонасье с той смелостью, которую человеку вроде него придает лишь панический страх. -- Отныне я вам не помощник в этих делах! Найдите себе другого посыльного! Лопнуло мое терпение! -- Ах, вот как? -- вкрадчиво произнесла прекрасная Констанция. -- И вы полагаете, что я прямо сейчас примусь искать надежного посыльного? Где же мне его найти впопыхах? -- А это уж ваша забота! -- Письмо должно быть доставлено немедленно! -- А это уж ваша забота! -- отрезал расхрабрившийся Бонасье. -- За этим стоит сама королева! -- А это уж ваша забота! -- Вы понимаете, что я не могу подвести ее величество? -- А это уж ваша забота! -- Хорошо, -- произнесла красавица тоном, не сулившим ничего хорошего тому, кто навлек на себя ее гнев. -- Вы, стало быть, сударь, боитесь Бастилии... -- Как любой здравомыслящий человек. -- Прекрасно. В таком случае вы там окажетесь нынче же! Прямо сегодня! Еще до ночи! -- Не шутите так... -- А кто вам сказал, несчастный, что я шучу? Я настроена самым решительным образом. Дражайший господин Бонасье, мой незадачливый супруг, у вас попросту нет обратной дороги! Вы ввязались в игру, где дорога ведет исключительно в одном направлении... -- Я не ввязывался, благодарю покорно! Вы меня вовлекли... -- Да какая разница? В любом случае нет обратной дороги. Теперь вы не можете отказаться. Вы посвящены во многие секреты, чересчур опасные для их обладателей. Либо станете выполнять мои поручения по-прежнему, либо... -- Либо -- что? -- Либо я распахну окно и крикну дозор. А когда появится стража, я именем королевы прикажу отвести вас в Бастилию, которой вы так боитесь. И не сомневайтесь, вы задержитесь там надолго... Или вы сомневаетесь, что я это сделаю? Зря... Д'Артаньяну почудился шорох разворачиваемой бумаги. Какое-то время стояла напряженная тишина, потом послышался унылый голос галантерейщика, чей приступ решимости, судя по всему, прошел: -- Пожалуй, вы это сделаете... -- Без всяких "пожалуй"! Ну что вы решили? Кардинал, вполне вероятно, попросту не успеет заточить вас в Бастилию -- ни вас, ни кого-то еще. А я... я немедленно приведу в исполнение угрозу. Выбирайте, любезный муженек, между угрозой проблематичной и вполне весомой... Послышатся шумный вздох: -- Констанция, вы не оставляете мне выбора... -- Конечно, не оставляю. У вас есть только один выход. Немедленно отправляйтесь на улицу Кассет, к господину Арамису! -- Ну хорошо, хорошо... Дайте только выпить стакан воды, я совсем разбит, того и гляди удар хватит... -- Быстро пейте вашу воду -- и в дорогу! Звякнуло стекло -- судя по звукам, руки у галантерейщика отчаянно тряслись так, что горлышко графина немилосердно колотилось о край стакана... Д'Артаньян, нимало не колеблясь более, быстренько уложил назад дощечки паркета, притоптал их сапогами, чтобы легли ровно на прежнее место, надел перевязь со шпагой, сунул за пояс кинжал, нахлобучил шляпу и кинулся вниз по лестнице, совершенно не рассуждая, -- события увлекали его, словно могучий морской отлив, уносящий в океанские просторы неосторожного пловца... Оказавшись во дворе, он придал себе безразличный вид и, прислонившись к каменному столбу ворот, принялся поправлять свой наряд с тщанием гвардейского щеголя, направлявшегося искать светских увеселений. Вскоре показался г-н Бонасье, этакая аллегория Удрученности. Как ни в чем не бывало д'Артаньян воскликнул, словно бы невзначай заступив почтенному галантерейщику дорогу: -- Ба, что я вижу, любезный господин Бонасье! Вы тоже куда-то собрались со двора? Вот уж чего я не в состоянии понять! К вам в кои-то веки, оторвавшись от дворцовых забот, заглянула очаровательная женушка -- а вы припустили вон из дома, вместо того чтобы с пользой провести время самым приятным образом... Право, у вас в жилах не кровь, а водица! Взгляд г-на Бонасье был затравленным -- вполне возможно, истерзанный трусливыми и тревожными ожиданиями, он и в своем квартиранте подозревал шпиона кардинала. Он невольно прижал правую руку к груди -- где, под камзолом, надо полагать, и покоилось злосчастное письмо. -- Да вот, знаете ли, неотложные дела... -- с вымученной улыбкой пробормотал он. -- В вечернюю пору? -- деланно изумился д'Артаньян. -- А не намерены ли вы... ах, шалунишка! Это при красавице-жене, которую вы так редко видите? Ничего, можете быть спокойны, я вас не выдам! Гвардейцы короля прекрасно понимают такие вещи! -- Право, вы ошибаетесь .. -- Черт возьми, но какие могут быть дела вечерней порой? Что dn меня, то я честно готов признаться всему свету, что отправляюсь развлекаться. Да-да, вот именно! Сначала загляну на улицу Кассет, а уж потом... Неожиданно услышав неотрывно связанное с его вечными страхами название улицы, несчастный галантерейщик вздрогнул так, что это не укрылось бы и от менее внимательного наблюдателя, что говорит о д'Артаньяне с его рысьим взором... Убедившись, что птичка сама идет в силки, гасконец безмятежно повторил: -- Ну да, на улицу Кассет, к моему знакомому... Там живет Арамис. -- Мушкетер короля? -- вырвалось у Бонасье. -- Совершенно верно. -- Вы с ним знакомы, сударь? -- Ну разумеется, -- ответил д'Артаньян преспокойно. -- Мы с ним довольно тесно знакомы, мы даже ходим в одну книжную лавку... Самое смешное, что во всем им сказанном не было пока что ни слова неправды. "Ну, давай, черт тебя подери! -- мысленно поторопил д'Артаньян собеседника. -- Удочка закинута, аппетитная приманка на крючке, хватай же!" И с радостью услышал робкий голос Бонасье: -- Сударь, не будет ли с моей стороны неуместным просить вас о небольшом одолжении, о сущем пустяке... -- Что за вопрос! -- воскликнул д'Артаньян. -- Конечно, любезный хозяин! Коли уж я пользуюсь вашим гостеприимством... -- Не согласились бы вы передать господину Арамису письмецо? Вот оно, у меня с собой... -- В самом деле, сущий пустяк! -- бодро заверил д'Артаньян. -- Ну конечно же! Не впервые. Совершенно пустяковое одолжение, почему бы и не порадеть такому человеку, как вы... Давайте. -- Вот, сударь... Только, я вас умоляю, никому об этом не говорите... Понимаете, одна дама, написавшая это письмо, не желала бы огласки... Д'Артаньян серьезнейшим тоном сказал: -- Клянусь честью дворянина, любезный Бонасье, что я ни единым словечком не упомяну об этом письме ни единому человеку на свете! И о том, кто его отнес, умолчу! Совесть у него была спокойна -- эту клятву он собирался исполнять самым добросовестным образом, поскольку это отвечало в первую очередь его собственным планам... -- Ах вы, хитрец! -- воскликнул он, шутливо грозя домохозяину пальцем. -- Вы в свободное время еще и подрабатываете тем, что служите письмоносцем у знатных дам... -- О сударь... -- ответил Бонасье, почувствовавший явное облегчение, когда страшный конверт исчез в кармане д' Артаньяна. -- Маленькие люди вроде меня, экономные и расчетливые, не должны пренебрегать любыми побочными заработками... В самом деле, мне обещали несколько ливров за доставку... но у меня обострилась подагра, и ходьба причиняет невыразимую боль... Душевно благодарю вас... -- Не стоит, не стоит! -- радушно воскликнул д'Артаньян и преспокойно удалился в сторону улицы Кассет. Однако, оказавшись за углом, вне поля зрения застывшего в воротах галантерейщика, он изменил направление и зашагал в сторону улицы Вожирар... Остановившись, оглядевшись и убедившись в отсутствии нескромных глаз, он тихо повторил себе под нос запомнившуюся строчку из письма герцогини: -- И мы наконец-то увидим друг друга после столь долгой заочной переписки... Черт побери, очень похоже, господин Арамис, и вы, очаровательная герцогиня, что вы так и не сталкивались лицом к khvs, а следовательно -- или эрго, как выразился бы мой ученый латыни слуга, -- вы не знаете друг друга.. Вот и прекрасно! Позвольте уж выкинуть с вами веселую шутку! Это будет забавная шутка, разрази меня гром со всеми потрохами! Вы, герцогиня, никак не невинная девушка, а значит, совесть моя чиста -- вполне в духе "Декамерона"... И он уверенными шагами направился к цели со всей беззаботностью гасконской юности, не подозревая, что его судьба меняется вовсе уж бесповоротно...  * ЧАСТЬ ВТОРАЯ *  ТЕНЬ НАД КОРОНОЙ ФРАНЦИИ Глава первая Ночью на парижских улицах К дому на улице Вожирар д'Артаньян подошел, когда до назначенных девяти часов оставалось еще изрядно времени, -- но тут уж он ничего не мог с собой поделать, сжигаемый азартом и нетерпением. Теперь, когда он знал, что загадочная молодая дама была на деле герцогиней де Шеврез, он понимал, что этот крохотный домик на Вожирар был, конечно же, всего лишь уютным гнездышком для потаенных встреч, -- мимо настоящего дома де Шеврезов он до сих пор проходил не единожды, и тот роскошный особняк не имел ничего общего с курятником, притаившимся в тупичке... Уже взявшись за дверной молоток, он подумал: "Черт побери, что, если у нее превосходная память и она меня моментально узнает? Ну и что? Не убьет же меня ее челядь, а если попробует, шпага с кинжалом наготове. Не побежит же она жаловаться королю на то, что вместо одного любовника под его личиной пробрался другой? Его величество не одобряет нарушения супружеской верности, кто бы ни был в том замечен... Решено!" И он, словно бросаясь навстречу неприятельским клинкам, заколотил молотком в дверь. Появился мрачный слуга, сразу видно, одержимый подозрениями во враждебных замыслах касательно всего мира и всех его обитателей. Придерживая дверь рукой, он осведомился: -- Что вам угодно, сударь? -- Я пришел к даме, написавшей мне это письмо, -- сказал д'Артаньян, показав конверт. Во взгляде слуги что-то самую малость изменилось к лучшему: -- И ваше имя? -- Арамис, -- невозмутимо ответил д'Артаньян. -- Прошу вас, -- посторонился слуга. Д'Артаньян протиснулся в дверь, стараясь на всякий случай не поворачиваться к унылому церберу спиной. Слуга старательно запер дверь, гремя многочисленными цепями и засовами, после чего, почтительно шагая впереди с зажженным светильником, проводил д'Артаньяна в небольшую гостиную. Поставил светильник на стол и удалился со словами: -- Уж не посетуйте, придется вам немного обождать, сударь, вы явились задолго до назначенного времени... Оставшись один, д'Артаньян первым делом проверил, легко ли выходит из ножен кинжал и удобно ли висит на боку шпага, -- когда имеешь дело с герцогиней де Шеврез, одержимой очередной интригой, предосторожность отнюдь не лишняя... Он прошелся вдоль стен -- но нигде не заметил ни притаившихся злодеев, ни потайных дверей. Голоса и непонятная возня за тонкой перегородкой привлекли его внимание. Без особых церемоний д'Артаньян извлек кинжал, opnjnb{pk крохотную дырочку и незамедлительно прильнул к ней левым глазом. Его взору открылось не совсем обыденное зрелище -- по крайней мере, для недавнего провинциала. Давешняя горничная стояла, прислонившись спиной к стене, закрыв глаза и закинув голову, покорно уронив руки, а прелестная герцогиня де Шеврез, удовлетворенно щурясь, припала к ее губам долгим поцелуем, выдававшим большую сноровку. Платье служаночки было распахнуто самым откровенным образом, и унизанные перстнями ладони герцогини оглаживали пленительные выпуклости, с коими, по глубокому убеждению наблюдавшего эту сцену с отвалившейся челюстью д'Артаньяна, наилучшим образом сочеталась бы именно мужская рука. -- Ваша милость... -- пролепетала девушка, когда платье сползло с ее плеч окончательно под нетерпеливыми пальцами герцогини. -- Это так странно... -- Глупости, солнышко, -- отозвалась герцогиня. -- Ты не в провинции, а в Париже, привыкай к столичному обхождению, глупышка... -- продолжала она, не ослабляя натиска. -- Золотом осыплю, не трепыхайся... Какая талия, какие бедра, а вот это местечко у нас в Париже именуется Нидерланды, то есть Нижние земли... -- Ах, сударыня... -- Стой спокойно и не притворяйся, что тебе впервые в жизни задирают юбчонку. В своей Пикардии, надо думать, вдоволь навалялась на сеновалах? -- Но то были парни... -- Глупышка, я тебе докажу, что нет особой разницы, -- промурлыкала герцогиня ей на ухо, действуя так, что растерявшаяся девушка залилась краской. -- Скажу тебе по секрету -- мне приходилось этим заниматься с нашей возлюбленной королевой, и она осталась довольна, что уж ломаться пикардийской простушке... Я из тебя сделаю очаровательную и опытную маленькую шлюху, мое прелестное дитя, и, если будешь умницей, поднимешься гораздо выше из этого убогого домишки... -- Ваша милость, я так не могу... -- прошептала девушка, слабо попытавшись убрать целеустремленную ладонь со своего обнаженного бедра, но это привело лишь к тому, что другая рука герцогини овладела Нидерландами. -- Если может королева, можешь и ты, дуреха, -- жмурясь от удовольствия, довольно улыбаясь, проговорила герцогиня. -- Ну-ка, не болтай и подставь губки... Говорю тебе, будешь умницей, попадешь в Лувр, в спальню королевы... Наша бедная Анна обязана получать маленькие удовольствия, коли уж муженек ей достался недоделанный. Ну, не дури! В этих руках, говорю тебе, побывала королева Франции и многому обучилась, так что благодарила потом... "Черт побери, у нас в Беарне это не в обычае! -- подумал д'Артаньян оторопело. -- Да и в Париже подобные штучки вроде бы должны сурово караться... Интересно, врет она насчет королевы? Ох, чует мое сердце, нисколечко. Вот в чем, стало быть, секрет небывалого фавора нашей герцогини... Бедная девочка, вот-вот ее совратят окончательно, а ей, могу поклясться, гораздо более по вкусу бравые гвардейцы, нежели придворные дамы с их противоестественными привычками... Как бы ее выручить?" Однако в этот вечер служаночке явно не суждено было расширить опыт новыми впечатлениями -- в комнату довольно бесцеремонно ввалился давешний мрачный слуга и пробурчал: -- Вы велели напомнить, сударыня... Близится время... Мушкетер уже ждет в гостиной... -- Сучий прах! -- непринужденно воскликнула герцогиня, нимало не смущенная вторжением непрошеного свидетеля. -- Ты хоть додумался предложить дворянину вина, скотина? Нет? Я так и знала... Продам я тебя когда-нибудь туркам в евнухи, орясина, поскольку ни для чего dpscncn ты не годишься, мерзкая рожа... Иди и принеси в гостиную бургундского из дальнего угла подвала! Живо! -- И, с нескрываемым сожалением выпустив девушку из объятий, заботливо одернула ей юбку, натянула платье на плечи, потрепала по щеке. -- Ничего, когда выдастся свободная минутка, я еще займусь твоим обучением... А сейчас быстренько приведи себя в порядок и ступай к гостю. Заруби себе на носу -- этот дворянин мне крайне необходим. В этом доме он должен встретить самый теплый прием... -- Приятно слышать.. -- пробормотал д'Артаньян, стоя так, чтобы моментально отпрыгнуть от стены при появлении слуги. -- А потому будь с ним поласковей, -- продолжала герцогиня. -- Если, паче чаяния, ему вздумается прижать тебя в уголке, не вздумай изображать святую. Понятно? -- Понятно, -- прошептала служаночка. -- Но я думала, вы сами намерены им заняться... -- Намерена, -- мечтательно сказала герцогиня. -- Ох как намерена... Ну и что? Прикажешь ревновать к тебе? Чушь! Я вообще не ревнива, никогда не понимала людей, одержимых этим чувством... Брысь! Сообразив, что более он ничего интересного не услышит и не увидит, д'Артаньян отпрянул от проделанной дырки и чинно уселся за стол. И вовремя -- появился слуга с подносом. Добросовестно пытаясь придать себе услужливый и предупредительный вид, он налил гасконцу стакан, осведомился, не будет ли каких пожеланий, и убрался восвояси, пробурчав напоследок, что хозяйка "вот-вот изволят быть, ваша милость". На смену ему явилась очаровательная служаночка, все еще с пылающими щеками и с явственным следом от жемчужных зубок на шее. Притворившись, что не замечает ее смущения, д'Артаньян благодушно спросил: -- Когда же, наконец, появится твоя хозяйка, милочка? -- Обещала вот-вот спуститься, -- промолвила девушка, отчаянно трепеща длинными ресницами. -- Просила вас чувствовать себя, как дома. -- Малютка, а ты присоединяешься к этой просьбе? -- спросил д'Артаньян с самой обаятельной, как он надеялся, из своих улыбок. -- О да, конечно, сударь... Она была такая хорошенькая, молоденькая и свежая, что д'Артаньян с его здоровыми провинциальными вкусами не мог остаться равнодушным -- незамедлительно подошел, привлек к себе и поцеловал с присущей гвардейцам непринужденностью. Девушка, зажмурившись, после короткого колебания вернула ему поцелуй, по ее собственной воле затянувшийся надолго. Ободренный первым успехом, гасконец продвинулся далее, опять-таки не встретив сопротивления -- как ему хотелось верить, не только в силу полученных красоточкой распоряжений. Отстранившись наконец с сожалением, он оглядел потупившуюся девушку и спросил: -- Интересно, из каких уголков прекрасной Франции происходят такие красотки? Попробую угадать... -- и с видом провидца заключил: -- Ну конечно же, из Пикардии! -- Ах сударь! -- пролепетала пораженная служаночка. -- Вы так метко угадали... Вы просто волшебник! -- Что поделать, у меня есть немало несомненных достоинств, дар ясновидения в том числе, -- скромно ответил д'Артаньян. -- Но, конечно, исключительно в рамках, дозволенных нашей святой церковью... Как тебя зовут? -- Кати. -- Очаровательное имя, -- сказал д'Артаньян. -- И запомнить легко. -- Сударь... -- Да, милочка? -- Не нужна ли вам исправная и работящая служанка? Или, может, кому-то из ваших друзей? -- Что за черт? -- сказал д'Артаньян. -- Ты недовольна своим нынешним местом? -- Как вам сказать... Не совсем. "У этой девчонки еще сохранилась провинциальная добродетель, -- подумал гасконец. -- Как и у меня, признаемся втихомолку. Вот только этот беззастенчивый город прилагает все усилия, чтобы выбить из нас обоих все, что здесь добродетелью отнюдь не считается. И что тут прикажете делать? Как говорят в Беарне -- с волками бегать, по-волчьи выть..." Однако ему вовсе не хотелось оставлять это юное создание в бесцеремонных объятиях герцогини де Шеврез, хотя трудно сказать, что здесь было от сочувствия, а что -- от мужского эгоизма... Как бы там ни было, он сказал, понизив голос: -- Вот что, милая... Приходи как-нибудь на улицу Могильщиков, одиннадцать. Спроси слугу по имени Планше и попроси провести к хозяину... Не обязательно называть мое имя... лучше вообще его не называть, просто скажи Планше, чтобы проводил к своему господину, а уж я его предупрежу нынче же... Прелестная пикардийка вскинула на него глаза: -- Нынче вы, сударь, сдается мне, будете очень заняты другим заботами... С любопытством глянув на нее, д'Артаньян осведомился: -- Дитя мое, уж не хочешь ли ты сказать, что я с первой же встречи произвел на тебя неизгладимое впечатление? Нет, это за мной водится, конечно, чего уж там... Длиннющие ресницы порхнули, как бабочки на цветущих лугах Гаскони, а взгляд зеленых пикардийских глаз был определенно кокетливым: -- По-моему, вы хороший человек, сударь... -- И почему же? -- Вы не нахальничаете, вот что, -- расхрабрилась Кати. -- У вас есть уважение к бедной девушке... "Ба! -- сказал себе д'Артаньян. -- Уж не втюрилось ли, вульгарно говоря, в меня это цветущее дитя Пикардии? Мелочь вроде бы, а приятно, черт побери! Давно в меня никто невтюривался после той давней истории с крошкой Эжени..." -- Откровенно говоря, ты мне понравилась с первого взгляда, -- сказал он, в общем, чистую правду (особенно если вспомнить, в каком виде гасконец ее наблюдал в дырочку, чуть ли не купающаяся нимфа...). -- Вы мне тоже, сударь... -- опустив глаза, созналось юное создание. "Решено, -- подумал д'Артаньян. -- Нужно во что бы то ни стало спасти это очаровательное и восторженное создание от объятий герцогини, и как можно скорее..." -- Ты запомнила адрес? -- Конечно, сударь... Могильщиков, одиннадцать. -- Можешь быть уверена, что там тебя встретят со всем дружелюбием, -- заверил д'Артаньян, вновь привлекая ее к себе. И тут же отпрянул, разжав объятия: в дверях показалась очаровательная герцогиня Мари де Шеврез де Роган-Монбазон, супруга одного из виднейших сановников королевства, подруга, наперсница и, как негаданно оказалось, еще и любовница королевы Франции (интересно, а об этом пикантном факте известно ли кардиналу, которому, по слухам, должно быть известно все на этом свете и даже немножечко больше?). Она вошла величественно, во всем блеске горделивой осанки, lnkndnqrh и красоты, подкрепленных сиянием драгоценных камней и роскошью платья. Как ни прискорбно об этом упоминать, но при виде сей очаровательной дамы у д'Артаньяна моментально вылетела из головы пикардийская простушка, и он уставился на герцогиню, пораженный. -- Идите, Кати, -- ангельским голосом распорядилась герцогиня. -- Итак, любезный Арамис, мы, наконец, встретились после всех этих писем, после того, как мне все уши прожужжали о ваших пылких чувствах ко мне... Что же вы так долго медлили, глупый? По-моему, я никогда не давала поводов зачислять меня в монашки... Особенно когда речь идет о столь храбром, видном и прославленном дворянине, как вы... Ну почему вы так долго медлили, гадкий? Д'Артаньян, откашлявшись, хрипло сказал: -- Тысяча извинений, герцогиня... Королевская служба, да вдобавок дуэли... В Париже развелось столько нахалов, что порой невозможно спокойно пройтись по улицам -- пока доберешься из Сен- Жермена в кварталы Сен-Оноре, по пути придется проучить не одного задиру... -- Я слышала, что в последний раз вам не особенно повезло? -- Это случайность, милая Мари, -- сказал д'Артаньян поспешно. -- Ну разумеется. Этому проклятому беарнцу попросту повезло... Но вы его еще убьете, я не сомневаюсь! -- На части разрублю! -- грозно пообещал д'Артаньян. -- И каждый кусочек проткну по отдельности! -- Странно, -- сказала герцогиня в некоторой задумчивости. -- Мне вдруг показалось, что у вас у самого гасконский выговор... Хотя вы ведь родом из Оверни? -- Из Лимузена, -- браво солгал д'Артаньян, слегка встревожившись, хотя на деле представления не имел, из каких мест происходит этот чертов Арамис. -- Наш выговор так напоминает гасконский, что путают очень и очень многие... -- Да, должно быть... -- безмятежно сказала герцогиня, улыбаясь ему. -- Я никогда не была сильна в географии и окраинных наречиях, просто отчего-то показалось вдруг, что выговор у вас гасконский... Оставим эти пустяки. -- Охотно, -- сказал д'Артаньян, и сам страстно желавший любой ценой увести разговор от опасной темы. -- Не удручайтесь незнанием географии, герцогиня, к чему ее знать дворянам, если есть кучера? Они всюду довезут... Есть вещи, в коих вы несравненно более сильны... -- Вы полагаете? -- прищурилась герцогиня, улыбаясь ему нежно и загадочно, ухитряясь одновременно выглядеть наивной и искушенной покорительницей сердец (один бог ведает, как женщинам удается эти несовместимые крайности совмещать, но ведь удается же блестяще!). -- И в чем же я сильна, по вашему мнению? -- В несомненном искусстве одним своим появлением разбивать сердца, -- сказал д'Артаньян с воодушевлением. Он уже совершенно успокоился -- видел по поведению герцогини, что она не узнает в нем нескладного юнца из Менга, виденного мельком, искренне принимает за Арамиса. -- Бедный... -- протянула герцогиня с видом чрезвычайно наивным и в то же время соблазнительным. -- Неужели я, плутовка, не ведая того, разбила ваше бедное сердечко? -- С той минуты, как я увидел вас впервые... -- И где же, шевалье? Женщины -- существа впечатлительные, им приятно слышать такие подробности... Хорошо ей было требовать! А вот д'Артаньян при всей своей изворотливости оказался, пусть и в переносном смысле, приперт к стене: что, если Арамис, чтоб его черти взяли, по примеру иных влюбленных в письмах к предмету своей страсти подробнейшим образом описывал свои переживания? И упомянул-таки, где увидел герцогиню boepb{e? И если сейчас д'Артаньян назовет совершенно другое место и время... Он все-таки отыскал выход. Сказал многозначительно, пожирая ее восхищенным взглядом: -- Вы сами прекрасно помните, герцогиня, что же мучаете меня и требуете глупых подробностей? Какое они имеют значение теперь, когда вы ответили, наконец, на мои чувства... И, рассудив, что каши маслом не испортишь, он шагнул вперед с явным и недвусмысленным намерением заключить герцогиню в объятия -- для чего ему вовсе не пришлось делать над собой усилие. Неисповедимы пути мужской логики -- и д'Артаньян даже после подсмотренных им забав герцогини со служанкой чувствовал к красавице Мари не менее сильное, чем прежде, влечение -- а то и более разгоревшееся. Было в этом чувстве что-то от странной, опасной, безумной и чуточку извращенной тяги броситься головой вниз в бездну, которая порой охватывает человека, поднявшегося на вершину башни или горы... Сейчас, глядя в глубокие карие глаза, д'Артаньян вспомнил это чувство, иногда охватывавшее его на гасконских горных кручах... Красавица проворно вырвалась из его объятий, так и не сомкнувшихся. Встав в сторонке с видом смиренницы, она погрозила пальцем. -- Милый Арамис, вы торопите события... -- Мари, -- сказал д'Артаньян, ничуть не играя. -- Я без ума от вас, и мои чувства отчаянно ищут выхода, ответа... -- Арамис, разве я пригласила бы вас сама, если бы не намеревалась ответить на ваши чувства должным образом? -- Тогда... Герцогиня подошла к нему вплотную, глядя снизу вверх. Ее обрамленное черными вьющимися волосами личико было прекрасно, как пламя, а карие глаза в полумраке гостиной казались бездонными. -- Подождите минуту, Арамис, -- сказала она так серьезно и строго, что руки д'Артаньяна опустились сами собой. -- Всему свой черед. Я нынче же ночью отвечу на ваши чувства... но давайте сначала поговорим о делах. Чувственные узы только тогда крепки, когда к ним примешано еще и общее дело... Вы согласны? -- Безусловно. -- Я навела о вас справки, любезный Арамис, -- сказала герцогиня столь же серьезно. -- И узнала больше, чем вы сами о себе знаете... Вы -- младший сын из небогатой, пусть и родовитой фамилии. Одно время вы даже собирались стать духовным лицом, потому что тогда вам казалось, будто это наилучший способ сделать быструю карьеру. Но потом вы поняли, что на этом пути протекция и покровители не менее важны, чем на военной или государственной службе. И поскольку у вас не было ни первого, ни второго, вы отбросили мысли о сутане и благодаря ходатайству дальнего родственника были зачислены в королевские мушкетеры. Вы, бесспорно, умны. И очень быстро поняли, что снова оказались в тупике: даже при добром расположении к вам де Тревиля много времени пройдет, прежде чем вы станете чем-то большим, нежели теперь... У вас есть только ваша шпага, нерегулярно выплачиваемое жалованье... и яростное стремление воспользоваться первым же счастливым случаем, способным вознести высоко. Но как раз случая- то и не подворачивается... Я правильно излагаю? -- Абсолютно, -- сказал д'Артаньян совершенно искренне -- потому что все сказанное ею об Арамисе в точности подходило к нему самому. -- Мне известно, что вы не раз выражали вслух желание... о нет, не продать душу дьяволу, до этого пока не дошло, к счастью... но вы полны решимости поставить все на карту. Рискнуть по-крупному всем, wrn имеете, включая жизнь, лишь бы вырваться из нынешнего своего унылого состояния... Я права? -- Совершенно, -- сказал д'Артаньян. И это тоже в полной мере относилось к нему самому. На ее очаровательном личике появилась загадочная, влекущая улыбка: -- Так вот, милый Арамис... Ваш счастливый случай именуется Мари де Шеврез. Понимаете? Я говорю не о постели, где мы вскоре с вами окажемся -- это-то подразумевается само собой. Я вам готова предложить нечто большее, нежели очередное женское тело, -- шанс. Если вы рискнете его использовать, награда превзойдет ваши самые смелые мечты. Вы готовы? -- Да, черт возьми! -- Это может оказаться смертельно опасно... -- Наплевать. -- Все может при неудаче кончиться плахой или Бастилией... -- Значит, надо постараться, чтобы неудачи не было. -- Вы будете нашим душой и телом... -- Клянусь, -- сказал д'Артаньян. -- Вы все обдумали? -- Да, черт побери! -- сказал д'Артаньян решительно. -- Даже если вы мне предложите собственноручно заколоть кардинала. -- Вполне возможно... -- протянула герцогиня. -- Ну что же, пойдемте. -- Куда? -- Вы колеблетесь? -- Я чертовски любопытен, вот и все... -- В Лувр. Только сначала наденьте вот это... Она распахнула дверцу высоченного дрессуара -- тогдашнего громоздкого прародителя платяных шкафов -- и достала синий плащ с украшенным золотыми лилиями белым крестом. Плащ мушкетера. -- Быстрее же! Слышите, часы на башне пробили девять! Д'Артаньян быстро накинул плащ, а герцогиня тем временем накинула на плечи легкую мантилью и опустила на лицо капюшон. -- Идемте, -- сказала она, направляясь к двери. -- Сегодня в Лувре несут караул мушкетеры вашей роты, так что этот плащ послужит лучшим пропуском. Что до пароля, он мне известен. Они вышли на пустынную улочку, запитую светом полной луны. Из садов Вожирар наплывал аромат цветущих яблонь, на земле лежали удивительно четкие тени, все вокруг напоминало сон, и собственное тело показалось д'Артаньяну невесомым, как дым костра. -- Идемте, -- сказала герцогиня. -- Сейчас к нам присоединятся наши спутники. Вы будете идти сзади, охранять того из мужчин, кто пониже ростом. Вы и второй его телохранитель. С ним ничего не должно случиться, что бы ни произошло, понимаете? Он должен невредимым попасть в Лувр и столь же благополучно покинуть его до рассвета... -- Я понял, -- сказал д'Артаньян. -- А если случится какое-нибудь недоразумение в Лувре... Запомните накрепко одно: мы, две скромных королевских служанки, воспользовались удобным случаем, чтобы провести в Лувр своих любовников-мушкетеров, благо там достаточно укромных помещений для утех, а его величество, к счастью, в Компьене... Что бы ни происходило, держитесь этой истории... Когда они приблизи