.. заходите, пожалуйста! Наступая на полы длинного махрового халата, наброшенного на мощные окорока, Задница провел меня в гостиную и любезно усадил в кресло. -- Как погода в Лондоне? -- Слава Богу, он оказался англичанином с хорошими викторианскими замашками, всегда озабоченным превратностями климата, как-то слишком частые по сравнению с восемнадцатым веком дожди, ужасные смоги, усугубленные дымом из каминов, и общемировое потепление, грозящее придвинуть льды к Альбиону. Я не стал разбивать его привычные представления и сразу же вылил ему в душу ушат бальзама: -- Вполне приличная, хотя иногда мучат сильные смоги.-- Он сочувственно закивал головой, словно я глотал у него на глазах проклятую сажу.-- Вы давно были в Лондоне последний раз? -- Вы будете смеяться, но никогда! -- Значит, Задница принадлежал к когорте старых могикан, навеки осевших в бывшей колонии. -- Я работаю в сыскном агентстве.-- Я показал документы.-- Мы проводим розыск одного преступника...-- Дальше пошла вся мура насчет исчезнувшего мужа. -- Я сразу понял, что вы из полиции,-- бодро прореагировал Задница, радуясь своей догадливости. -- По некоторым данным, этот человек бывает в вашем доме, Это шатен, с крупным, чуть крючковатым носом..,-- Далее я точно воспроизвел все тонкие описания Центра. -- Что-то не припомню такого...-- Тут он просто стал вылитым Виталием Васильевичем в те минуты, когда я вытягивал из него все подоплеки кадровых перемещений на Застарелой площади и прогнозы на долгожительство Самого-Самого. -- А вы не знаете господина Смита, он тоже живет в вашем доме... -- Во всяком случае, он совершенно не похож на человека, который вам нужен... -- Извините, сэр, а чем он занимается? -- Честно говоря, я не знаю... мы не знакомы близко...-- Задница несколько окаменел и насторожился, -- А француженка этажом ниже? -- напирал я, как танк. -- Не знаю... Я не интересуюсь жизнью своих соседей. Он оторвался от кресла и встал. -- Спасибо за помощь! -- сказал я со скрытой ненавистью. О, этот кодекс джентльмена! О, проклятая порядочность! Он проводил меня до дверей и с удовольствием щелкнул замком, словно по носу следопыту Алексу. Я барахтался в океане неизвестности, никто не протягивал мне руки, не светились нигде зеленые огоньки надежды, беспредельно пусто и холодно было вокруг, ямщик, не гони лошадей, прощай, мой табор, пою в последний раз! Так разбивается вдрызг любая операция, так идут прахом все грандиозные расчеты и планы, утвержденные на Эвересте власти,-- все упирается неожиданно в маленькую незначительную деталь, в гвоздик, в винтик, в шуруп. О, Грандиозные Замыслы и Хилсмена, и Центра, крутитесь вы сейчас вокруг одной-единственной и важнейшей оси -- скромного человека с ровным пробором, застывшего в раздумье на лестничной площадке! Повернись он сейчас, плюнь по неизжитой привычке на пол и выйди навсегда из подъезда, и останутся Грандиозные Замыслы витать в синем небе, как обрывки призрачных облаков, пусть даже Самый-Самый бьется о стену дурной головой, кипя от гнева и требуя немедленного воплощения в жизнь "Бемоли". Но Алекс не из той породы, которая при первом же киксе вешает нос и опускает руки, не зря в Монастыре ставят в пример его настойчивость и изобретательность (кто бы еще выходил на запасные встречи с агентом по одиннадцать раз, не теряя надежды? и не напрасно, ведь оказалось, что агента хватил инфаркт и он отлеживался в больнице!). На этот счет у Риммы есть простое: "Ты упрям, как осел! Сколько раз я тебе говорила, что нужно закрывать хлебницу?! И когда наконец ты будешь вытирать ноги? Не могу же я целый день убирать за тобою песок!" -- И я твердой поступью сошел к двери распутной француженки. Вместо измученной наркотиками и сексом гризетки с сигаретой в размалеванных губах и выпирающим из платья измятым бюстом, передо мною предстала худосочная дама в круглых очках, что придавало ей удивленный вид. Грудь же выглядела вполне пристойно и весьма сексапильно. -- Извините, мадемуазель, что нарушаю ваш покой,-- начал я на своем французском, похожем на ковыляние клячи по неровным булыжникам дореволюционной Негрязки,-- не знаете ли вы, где находится мистер Смит, проживающий в этом доме? -- А разве его нет? -- Голос звучал по-юному, хотя прекрасному телу уже перевалило за бальзаковский возраст.-- Я видела его буквально несколько дней назад. Вам он очень нужен? -- Да... я приехал в Каир на несколько дней, у меня к нему небольшое дело... -- Ах, вы не местный...-- В ее глазах мелькнуло любопытство.-- И как вам нравится Каир? -- Не могу сказать, что я в восторге от него. К тому же очень мало европейцев, а это создает для меня сложности. -- Увы, но многим пришлось уехать. Все эти правительственные эксперименты пугают нас. Человек любит стабильность, а местный политический климат 2 к этому не располагает. Может быть, вы зайдете? Извините, что я в халате.-- На ней были белые одежды, именуемые галабеей, в которых ходит пол Каира, особенно эффектно они выглядят на толстозадых мужчинах, катящих на велосипедах; в этом случае концы халата связываются на животе, придавая нижней части особо выразительные формы. 2 Когда в устах женщины звучит "политический климат", ее невольно переносишь из одного класса в другой, Вороной жеребец помахал надушенным хвостом ("взгляд твоих черных очей...") и ступил золотыми копытцами в покои. На секретере стояли пишущая машинка с грудой чистой бумаги и тарелка с надкусанным кексом. Интеллектуалка Матильда тут же плеснула мне кофе из журчащего агрегата и удивленно (удивление, как улыбка Чеширского кота, не сходила у нее с лица) уселась напротив меня на соблазнительную кушетку из серии рекамье (по фамилии разнузданной мадам, которую обожал один из Людовиков). В воздухе вдруг забродили вредные флюиды, которые словно мухи забивали мне рот, лишь только я собирался сверкнуть фейерверком своих проверенных шуток. Мы молча пили кофе, и моя немеркнущая мысль судорожно искала спасительный рычаг, чтобы выйти из неловкой напряженности, и снова крутилась хрупкая ось, которая могла неожиданно лопнуть, снова Великий План завис в воздухе, как бумажный змей, и с неба слышались громовые слова Бритой Головы: "Да этот Алекс полный мудак! Сидит рядом с бабой, дует кофе, посматривает на нее, улыбается и не знает, как ему поступить! И зачем мы держим на службе таких кретинов? А вы еще предлагаете его на выдвижение! Посадите на его место моего денщика Петра, и он мигом решит эту задачу!" Благороднейшая Бритая Голова, высоковельможный и превосходительный мессер, святейший и блаженнейший отец, поверьте, думал нижайший Алекс и об этом варианте, взвешивал плюсы и минусы, pros and cons, не дураки же мы, ваше благородие! -- и Алекс допил кофе и встал, чего, конечно, никогда не сделал бы достопочтенный маэстро Петр. -- Благодарю вас за любезность. Кофе был превосходен. Очень рад был с вами познакомиться. -- Не стоит... мне было очень приятно,-- лепетала она. Уже в дверях я притормозил, как лимузин президента, и, выдержав прекрасную паузу, молвил как бы раздумчиво: -- Вы не обидитесь, если я задам вам один вопрос? Она напружинилась, как ракета перед взлетом, и выросла в такой гигантский вопросительный знак, что меня взял ужас. -- Не отказались бы вы поужинать со мною?3 3 Прием нехитрый, прямо скажем, что рассчитан на дурака, но ведь среди людей приходится работать, а не в салонах, где Монтескье и мадам де Сталь! Под удивленными очками задрожала недоуменная улыбка, но мяч уже прошел мимо ноги защитника прямо в ворота. Очки любезно кивнули, и, озаренный их лунным сиянием, осчастливленный Алекс сбежал вниз по лестнице. Визит в дом, беготня и нервотрепка стоили больших сил, кружилась голова и хотелось спать; я отъехал на другую улицу, откинулся на сиденье и закрыл глаза. Как это у Уильяма? Фраза, которой пользуется каждый, кому не лень? Весь мир -- сцена, и все мы -- актеры с нашими выходами и уходами! Боже, как я устал, как мне надоела, как ненавижу я свою роль! Чем я занимаюсь вообще? Сколько можно играть роль двуликого или многоликого Януса? Ради чего все это? Нужен ли я народу Мекленбурга и стране или она плюнет на меня и пригвоздит к позорному столбу? Неужели я лишь игрушка в руках бритых голов, дерущихся за власть ради власти? Нет, я не возбуждал добрые чувства своей лирой и не восславил в свой жестокий век свободу, я ничем не лучше обыкновенного филера, неутомимого топтуна, шаркающего под окнами, только я заграничный топтун, осетрина первой свежести! Бог с ним, с Совестью Эпохи, грехов его не сосчитать, но он движет прогресс, делает науку, корпит над своими трудами... его кирпичик хорошо виден в большом здании... А мой? Да есть ли он вообще? Ничего нет, я плыву в пустоте и совершенно одинок... Нет! нет -- успокаивал меня слабый голосок,-- тебя любят Римма и Сережка, сын гордится тобою и тем, что ты герой невидимого... тьфу! Сергей! Что ты знаешь обо мне и о моей работе? Ложь и еще раз ложь -- вот она, моя жизнь! Ах, если бы я мог начать все сначала, мог покаяться, если бы я верил в Бога! Я положил голову на руль, и в вымученное воображение пришел добрый человек с бородой, похлопал меня по плечу и успокоил -- похож он был немного на Зевса, немного на Льва Толстого. О Алекс! Что творится в твоей голове? Тебе ли травиться опиумом для народа? Представь округленные глаза Мани и упавшую на паркет челюсть Челюсти! Еще скажи, что ты не согласен с князем Владимиром и никогда не позволил бы сбрасывать Перуна в воды Днепра! Кто ты вообще такой? Мусульманин? Язычник? Христианин? Оставьте, леди и джентльмены, не вешайте ярлыки, я просто очень устал и хочу спать. Хорошо бы немного "гленливета"", но тут пьют зловонную араку и даже дезинфицируют ею воду перед тем, как хлебнуть из арыка. Постепенно я отдышался и по дороге в отель задействовал экстренный вызов, переданный мне Челюстью. На следующий день с газетой "Таймс" в кармане (заголовком наружу) и в темном галстуке в белую крапинку (опознавательный признак) я прохаживался около кинотеатра "Бронзовый жук". Мой контакт оказался оплывшим потным дядей, страдающим одышкой,-- после обмена паролями мы двинулись по улице сквозь толпы арабов. Мой визави сопел и посматривал на меня с явным неудовольствием. -- Буду краток,-- начал я.-- Вы можете помочь мне с установкой одного человека? Дядя подергался в своем парусиновом пиджаке (ему бы сейчас еще соломенную шляпу и в дачный поселок Грачи, что по Беломекленбургской дороге) и на секунду задумался. -- Я должен запросить Центр,-- родил он мышь. -- Зачем? Это же простое дело! -- Мы должны иметь санкцию Центра... Черт побери, бюрократия проела Монастырь, как моль: все страховались и перестраховывались, координировали и утрясали, стыковали и расстыковывали! Какая тут работа? Муть, а не работа! -- Но если Центр даст санкцию, вы сможете осуществить установку в два-три дня? -- Я еле сдерживал ярость. -- Боюсь, что нет,-- ответствовал пиджак,-- наши возможности сейчас серьезно ослаблены... -- Так какого черта вы мне морочите голову Центром?! Сказали бы прямо! -- Подвешивать таких нужно за одно место. -- Вы голос на меня не повышайте, я вам не подчиняюсь! -- Если бы вы мне подчинялись...-- Я плюнул в стену (хорошо, что не прямо в рожу пиджака), повернулся и ушел в никуда,-- пусть не подчиняется, очковтиратель, пусть возмущается и строчит на меня кляузу! Вот и вся цена помощи Центра, горите вы все синим пламенем! В тот же вечер я позвонил очкастой Матильде. -- Извините, мадемуазель, это тот человек, которого вы угощали прекрасным кофе... -- Кстати, вы забыли представиться... -- Петро Вуколич, или просто Пьер. Вы свободны завтра вечером? Не могли бы поужинать со мной? -- С удовольствием. В какое время? -- Вас устроит девять часов? Это не поздно? -- Каир в это время только начинает жить! -- В этом я не сомневался, уже в печенках у меня сидели эти гудящие толпы здоровенных мужиков, наводнявшие улицы с наступлением темноты. На следующий вечер ровно в девять я уже раскрывал дверцы "фиата" перед Матильдой (она же Грета Дормье), выглядевшей вполне съедобно в отлично сшитом белом костюме. -- Честно говоря, меня очень удивило, что вы из Югославии, Пьер. Где вы выучили французский? Я думала, что вы англичанин. -- Уже после войны наша семья оказалась за границей.-- Я вздохнул.-- Пришлось мыкаться по свету. Сейчас я живу в Англии, вы угадали... -- Меня всегда интересовали славянские языки...-- сказала она, и я напрягся: только еще не хватало, чтобы она кумекала по-сербски! -- Между прочим, вчера вечером я видела Смита. Он уезжал по делам в Александрию. Я сказала ему, что его разыскивает один симпатичный джентльмен. -- Благодарю вас, сегодня же ему позвоню.-- Я старался говорить как можно небрежнее, хотя так и подмывало послать ей последнее "адье" и взлететь одним махом на этаж мистера Смита. Ресторан для ублажения француженки я подобрал шикарный, словно заживо вынутый из славных колониальных времен, когда людоеды-цивилизаторы, славно поэксплуатировав днем несчастных феллахов, вечерами прожигали богатства в смешениях барокко и рококо: мраморные колонны и бронзовые канделябры на стенах, хрустальные люстры и персидские ковры, подлинники Буше (сплошные розовые спины и наоборот), юные арабки на сцене, распространявшие щекочущие запахи миррового масла и мускуса, лишь в черных чулках с красными подвязками, танцующие в компании двух слонят в попонах с бриллиантами. Целый час на нас обрушивались блеск и нищета куртизанок, звон бубнов, завывание труб и страстные придыхания В самом финале, когда танец превратился в смерч и экстаз достиг апогея, юная арабка сорвала красную подвязку и швырнула, раздувая ноздри, в зал. Хотела она этого или нет, но ветер Судьбы отнес бесценный дар на столик, где рядом с удивленными очками белел прославленный пробор. Зал посмотрел на меня с завистью, я же послал красавице воздушный поцелуй и заткнул ароматную подвязку в верхний карман пиджака, мысленно уложив туда и трепещущую амазонку. -- Где вы остановились, Пьер? -- неожиданно спросила меня Матильда. -- В "Шератоне". -- И сколько дней вы пробудете в Каире? -- Разве я вам не говорил? Несколько дней.-- Этот вопрос Матильда задавала второй раз, и от него попахивало старинной проверочной методой, рассчитанной на забывчивость, ибо, как известно, чтобы лгать, надо иметь хорошую память. В зале сидели одни арабы, но в дальнем углу я заметил европейца, уткнувшегося в газету, читал он ее слишком увлеченно, словно сводку с боев во время войны. Краем глаза (боковое зрение Алекса вполне покрывало полкабака) я видел, что, когда я отворачивал лицо, он высовывался из-за газеты и смотрел в мою сторону, вскоре он исчез, нет, не лежала моя душа сегодня к делам, мутноватые звезды светили с неба, расспросы Матильды нервировали, и все шло неладно, в таких случаях лучше сматывать удочки. Не была ли подвязка предупредительным знаком Свыше? Верил я в предчувствия и приметы, старался переносить дела на другой день, если дорогу мне перебегали черные кошки; и если бы по Лондону вдруг забродили бабы с пустыми ведрами, не высунул бы и носу из дома, лети трын-травой весь шпионаж! -- Вы чем-то расстроены?4 -- участливо спросила Матильда. 4 Дурацкий вопрос. Не встречал людей, которые сразу же после него не расстраиваются. -- Нет, нет! Вам показалось. Прекрасное представление, правда? -- Я вынул подвязку и от растерянности понюхал ее, выглядело это идиотски, и Матильда не смогла удержать улыбки. -- Интересно, чем она пахнет? -- Мирровым маслом. Помните, в Библии: "Целуй меня, твои лобзанья мне слаще мирра и вина!" -- Странно... Я слышала такой романс... кажется, мекленбургский. Или я ошибаюсь? -- Словно иглу в сердце вонзила мерзкая баба, действительно романс, и пел его Челюсть с придыханием, стоя на одном колене перед Большой Землей. -- Нет, это из библии! -- В Библии это так: "О, как любезны ласки твои, сестра моя, невеста; о, как много ласки твои лучше вина, и благовоние мастей твоих лучше всех ароматов и мирра..." Получил по носу прощелыга Алекс, и очень элегантно, но откуда она знает этот романс? Не попал ли я неожиданно для себя в новую опасную ситуацию? Может, вообще меня со всех сторон окружают американские агенты, ведущие проверку? Опасения зашевелились во мне, словно змеи вылезли из гадючника. -- Ваше здоровье! -- Я поднял свой бокал. -- Желаю вам успеха! -- любезно отозвалась Матильда. В течение нашей светской беседы мне удалось выяснить, что француженка приехала сюда из Парижа, живет на проценты с капитала, но занимается дома переводами с чешского и польского языков, изученных в Сорбонне,-- никаких интересных зацепок от этой рыбы в очках, одна тягомотина. Она почти не пила шампанское, я выдул бутылку один (почему я сразу не заказал себе виски? шипучие вина только надувают меня нервностью!) и зачем-то заказал вторую, снова воздержавшись от виски,-- типичный Алекс, мечущийся над грохочущей бездной. Наконец этот зануднейший вечер подошел к концу, и я довез веселую Матильду до дома. -- Может быть, зайдем выпить кофе? Перед вожделенным рандеву я надеялся на такое приглашение: плескался в ванне с ароматической солью, натирал себя лосьоном "ронхилл" (бей в барабан и не бойся беды, и маркитантку целуй вольней!) и завершил приготовления, сунув в карман пачку шикарных, антрацитового цвета презервативов "Черный Джек". Но тоска и недобрые предчувствия грызли душу, из головы не вылезал скользкий тип с газетой (проверяясь, в зеркальце машины я не видел ничего, кроме горящих фар), и этот романс... "лобзай меня...". -- Немного поздновато...-- попытался уклониться я. -- Что вы! -- Она вдруг прильнула ко мне и поцеловала в щеку.-- По чашке кофе, и я покажу вам свою библиотеку. Рыцарское самолюбие Алекса не выдержало столь сурового испытания, и, проверив, на месте ли "Черный Джек", я поплелся за нею, словно на свою собственную казнь. На лестнице пахло подгоревшими шашлыками, лифт не работал, и мы пешком поднялись к двери Матильды. -- Жаль, что я не знаю сербского,-- щебетала она, открывая замок,-- говорят, у вас очень интересная литература... Я перешагнул порог, чьи-то крепкие клешни сдавили мне голову и горло и, почти расплющив нос, прижали к лицу влажную вонючую тряпку. Сознание мгновенно покинуло меня. ГЛАВА ШЕСТАЯ, ИЛИ БЕСЕДЫ О ЖИЗНИ И СМЕРТИ МЕЖДУ ФАУСТОМ И МЕФИСТОФЕЛЕМ ЗА БУТЫЛКОЙ РЯДОВОГО "ДЖОННИ УОКЕРА", КУПЛЕННОЙ НА ПОСЛЕДНИЕ ДЕНЬГИ ОБОЛЬСТИТЕЛЬНОЙ МАРГАРИТОЙ "Столица Мекленбурга объявляет войну крысам Город осажден армией крыс, численность которой, по приблизительным оценкам, составляет 2 .миллиона, и кампания по их уничтожению, объявленная городскими властями, займет около трех лет. Стремительное размножение грызунов объясняется мягкими погодными условиями, установившимися в последние два года. На следующей неделе специа^гъно сформированные команды начнут закладывать крысиный яд в канавы канализации*". Из газет. Будильник на столе тикал и тикал, а мама все не приходила. В окна заглядывали крупные среднеазиатские звезды, от запруды, перегораживающей весело бегущие воды арыка, несло прохладой, а мама все не приходила, и напрасно я вслушивался в застывшую ночную тишину, вытягивая шею,-- стук ее каблучков я различил бы за километр. Вчера прямо около остановки бросилась под трамвай неизвестная женщина, я своими глазами видел кровавое месиво и красные лужицы у рельсов -- ее свалили на носилки и потащили к машине, а мужчина в белом шел за ними, держа в руках отрезанную ногу, большой палец был перевязан, бинт развязался и дрожал на ветру, как белый флажок. По вечерам в городе орудовали лихие молодцы, грабили и убивали не за понюшку табака, а днем торговали на барахолке краденым. И у нас во дворе собиралась мелкая шпана, играли в карты и лузгали семечки, а мы, пацаны, смотрели на все это с восхищением, смешанным со страхом. Мне покровительствовал двадцатилетний главарь с нашивками о ранениях и с золотыми фиксами, я доставал ему жмых и дарил немецкие зажигалки, присланные с фронта отцом; он рассказывал, что среди эвакуированных много богатеев, которые прячут горы золота, и что все это награблено у трудящихся и должно быть изъято. У мамы не было золота, и будильник тикал и тикал, а она все не шла и не шла. И тогда я начинал молиться, стыдясь своей слабости. Боже, думал я, я не знаю, какой ты, но ты есть, я никогда не буду плохо говорить о тебе, я знаю, что ты очень хороший и добрый и помогаешь людям, сделай так, чтобы мама пришла, чтобы пришла побыстрее, сделай так, чтобы она не попала под трамвай, чтобы ее не тронули, сделай так. Боже, это не так уж много и тебе ничего не стоит, прошу тебя, чтобы мама быстрее пришла. Так я молился, закутавшись в простыню и вслушиваясь в безмолвие душной ночи, которое изредка разрывал грохот трамвая,-- сейчас застучат ее каблучки! -- я знал, что веду себя постыдно и недостойно пионера, ибо передовые люди не верят в Бога, этим опиумом облапошивают дураков, но у меня не было выхода: никто не мог мне помочь, а я очень хотел, чтобы она вернулась побыстрее, и готов был на все, лишь бы она пришла. И раздавались наконец знакомые шаги, и она целовала меня разгоряченными губами, пахнущими духами, вином и папиросным дымом, и я возмущался, что она задержалась, а она зачем-то еще больше укутывала меня в простыню, и я радовался, что она пришла, и забывал о Боге до очередного вечера и новых минут отчаяния, когда меня бросали одного в жестоком мире, где резали людей трамваи и убивали бандиты. И еще я боялся скорпионов, которые водились в грудах саксаула, сваленного у стены комнаты, однажды один из них залез ко мне в постель, и я проснулся от скользящих по мне щупальцев и заорал на весь дом, а он в отместку укусил меня, и мама быстро сделала мне укол с противоядием. А на следующий день она снова уходила, и я снова ждал и ждал, и молился, уже зная, что Бог мне обязательно поможет... Я знал, что за ней ухаживал летчик-подполковник, лысый и похожий на щуку, который недавно ужинал у нас и пил из красивой заграничной бутылки,-- он подарил мне верблюжий свитер, привезенный из оккупированного Ирана, но я не надевал его, я ненавидел подполковника и писал отцу на фронт большими закорючками: "Отец, отец, мы победим, мы разгромим фашистских гадов!"" -- и обещал громить врага примерной учебой и дисциплиной. Но мама снова уходила, и я снова молился, и однажды, когда казалось, что все уже кончено и она никогда не вернется, встал на колени на своей железной кровати, и она тут же вернулась, и я радовался, что научился ее возвращать, и утыкался носом в ее теплую грудь, и просил лечь рядом, и прижимался к ней, и тут же засыпал. Жизнь крутилась, наплывала и уходила, щекотала нос и гудела морем. Витя шел по улице с дикторшей, предупредительно переводя ее за локоть через лужи, Маня проводил очередное совещание и с пафосом вещал о нерешенных задачах, а Челюсть сидел напротив него за длинным столом, крутил карандаш и одобрительно покачивал головой. Если он наклонится над пропастью, ты можешь его подтолкнуть; спасибо, друг мой сердечный, за добрый совет, я специально приглашу его погулять по крыше собора святого Павла. Или полюбоваться, как сверкают монеты на дне прозрачного колодца. -- Кажется, он приходит в себя,-- услышал я родную речь и не стал приходить в себя, пусть продолжается сон, но он не продолжался, голова разрывалась на части, теплая слизь обволакивала рот и к горлу подступала тошнота. -- Да, он приходит в себя,-- повторил мужской незнакомый голос на том же языке. Я открыл глаза и увидел Матильду и рядом с нею шатена с густыми волосами, сложения плотного, с крупным, чуть крючковатым носом и в очках. Я попытался встать и двинул рукой, но обнаружил, что мои запястья скованы наручниками. -- Прошу вас не предпринимать никаких действий, это повлечет за собой неприятности,-- сказал Евгений Ландер, он же "Конт", вполне дружелюбно.-- Все ваши документы находятся у меня. Тут же и ваша "беретта". Зачем, кстати, вы таскаете с собой такую громоздкую пушку? Вполне можно обойтись и браунингом. Итак, кто вы такой и как сюда попали? Я молчал, делая вид, что не понимаю ни слова. Он повторил вопрос, и я ответил по-английски, что ничего не понимаю. -- Ах, я совсем забыл, что вы большой любитель конспирации,-- сказал он на плохом английском.-- Что ж, продолжим наши игры. Итак, Петро Вуколич, гражданин Югославии... -- Если у вас все мои документы, то, наверное, ваши вопросы не имеют смысла. И снимите наручники, обещаю вести себя спокойно,-- попросил я. -- Только помните, что двери надежно закрыты и я хорошо вооружен,-- предупредил он и снял наручники. Я размял затекшие кисти. -- Почему же не имеют смысла? -- поднял он брови,-- В номере отеля "Шератон", где вы остановились, я обнаружил британский паспорт на имя Джона Грея и удостоверение на то же имя, выданное Скотланд-Ярдом. Там же в вашем "самсоните" найден баллончик аэрозоля с этикеткой дезодоранта "тобакко". Я опробовал его на кошке, и она тут же подохла. Интересно, зачем мистеру Джону Грею отравляющие вещества и оружие? Накрыли меня классно, заманили дурака Алекса в мышеловку на кусочек вонючего сала, легкомысленный болван, хорошо, что голову не проломили и не пустили плыть по великому Нилу на радость крокодилам! Играл принц Гамлет на флейте, играл и доигрался: сам влез, идиот, в капкан, выслеживал, поил шампанским, дундук, растекался по древу, морочил голову своими фиглями-миглями, а профурсетка оказалась на несколько порядков выше и роль свою провела -- что там Сара Бернар! Интересно, как он проник в "Шератон"? Впрочем, на этом восточном базаре любой европеец, более-менее прилично одетый, может попросить ключ у портье -- кто помнит в лицо всех клиентов в этом небоскребе? Классно взяли, ничего не скажешь... -- Ну, если вы настаиваете, моя настоящая фамилия действительно Джон Грей. Я сотрудник детективной фирмы и прибыл сюда для розыска важного преступника. "Конт" дико захохотал, даже его крупный нос пополз вниз и навис над раскрытым зевом. -- Что же это за важный преступник? -- Не совсем понимаю, почему я должен отвечать на ваши вопросы. Я иностранный подданный и нахожусь под защитой своих законов. Имейте в виду, что я уже был в британском консульстве, и именно сейчас они ожидают от меня телефонного звонка. Если его не будет, то начнутся поиски и у вас будут неприятности. -- Я могу позвонить в египетскую полицию,-- заметил "Конт".-- Она с интересом отнесется к личности Джона Грея, живущего в отеле по югославскому паспорту. Особенно сейчас, когда в каждом англичанине власти видят шпиона. -- Это ваше дело. Единственное мое преступление заключается в том, что я пригласил эту даму на ужин. -- Ну и фрукт! -- сказал он по-мекленбургски.-- Правда, Бригитта? Моя Мата Хари улыбнулась, кивнула головой и поправила белый халат -- галобею, которую не успел сорвать Петр. Я представил, как они хохотали до слез, вытряхнув из моего пиджака пачку "Черного Джека", и горькая обида захлестнула меня. -- Мне кажется, что Петро или Джон не будут обращаться в консульство. Зачем им обоим неприятности? Я думаю, мы можем поладить мирно...-- сказала Матильда по-мекленбургски с небольшим акцентом. Проклятая баба, бойся баб, они в нашем деле самый ненадежный элемент, говорил дядька в семинарии, они не только дома портят нам жизнь, они и как агенты вероломны и легкомысленны -- бойся баб! Закрутят голову и оставят с голым задом! -- Не будем зря тратить время, Алекс,-- вдруг сказал "Конт".-- Вас никто не собирается убивать или мучить, я хочу лишь узнать причину вашего появления в Каире и в этом доме. Если вы не хотите отвечать, то можете идти на все четыре стороны. Но в этом случае я немедленно звоню в полицию и сообщаю, что на меня готовится покушение и что вы являетесь кадровым сотрудником мекленбургской разведки. Чтобы окончательно поставить точки над "i", добавлю, что мне известно и другое ваше имя.-- Тут он произнес вслух святая святых, известное только узкому кругу лиц в Монастыре, -- словно обухом ударил по голове. -- Рита, дай Алексу чистое полотенце и приличный лосьон -- он ведь большой поклонник парфюмерии, я просто поразился, увидев у него в номере несметное число бутылочек... -- Ну, это не совсем так... но за лосьон спасибо, -- ответил я улыбчиво -- король оказался гол, факир пьян и фокус не удался. -- Вот и прекрасно.-- Он протянул мне руку с обкусанными ногтями.-- И давайте познакомимся! Евгений. Или лучше зовите меня Юджин. С тех пор, как я ушел, я вроде бы и имя свое там оставил... Пожав руку заклятого врага, я вышел в ванную, испытывая даже удовлетворение, что все стало на свое место. Мягко гудела электрическая бритва, услужливо предоставленная мне коварной Матильдой, я смочил свои аскетические щеки незнакомым арабским лосьоном и решил приобрести пару флаконов этой тысяча и одной ночи для своей коллекции. Голова с пока еще зигзагообразным пробором приходила в норму, и, поразмыслив перед зеркалом, я решил не играть в "кошки-мышки" и смело уйти под сень легенды, которую вдохнул в меня Великий Лыжник. Хотя попал я в замазку и нос еще чуть побаливал от ласковых прикосновений, ситуация, по сути дела, оборачивалась вполне благоприятно: целеустремленному Алексу удалось наконец установить контакт, ради которого его и забросили в опасный Каир,-- впрочем, не было ли это самоутешением подстреленного фазана, гордящегося тем, что из него на радость охотников сварили превосходный бульон? Источая благовонные ароматы, я покинул ванную, надеясь прямо у дверей увидеть бдящего "Конта", терзаемого опасениями, что я либо удушился на крючке для полотенца, либо нырнул в унитаз и поплыл прямо до любимого Мекленбурга. Но оба заговорщика мирно сидели в гостиной. -- Прежде всего я хочу извиниться перед вами. Если бы не "беретта" в кармане, я, конечно, не прибег бы к таким крайним мерам...-- заметил Юджин. Откуда он знал о "беретте"? Ох, легкомысленный Алекс, глупая голова, разве ты не помнишь, что во время первого визита к Матильде повесил пиджак с револьвером в прихожей? Ай да Матильда! Бой-баба, прощупала карман на ходу, молоток, когда приносила кофейные чашки! Поделом тебе, кочан капустный с пробором, еще клички развешиваешь и издеваешься, именно ты и есть Задница, причем первая по величине в книге Гиннесса! -- Я всегда ношу оружие, когда выезжаю в места, где орудуют террористы.-- Мы перешли на родной язык, и я чувствовал себя, как в ресторанчике, что у памятника незабвенному Виконту.-- Честно говоря, вы так хорошо знаете мою биографию, что невольно задумаешься, не занимались ли вы мною более плотно? За моим игривым вопросом скрывались весьма основательные подозрения, не перестававшие мучить меня: а что, если меня бросают в костер так же, как бросили Генри и его пассию? Тут уже страхами не отделаться, пахнет хорошим сроком, хватит времени на изучение Гегеля или языка племени мяу-мяу. Неужели и мною пожертвуют ради поимки зловредной Крысы? Или это проверка меня американцами'? Все это очень походило на монотонное блуждание между Сциллой и Харибдой с завязанными шелковым платком глазами -- не расплатиться бы потоками кровавых слез и выпущенными кишками, что ж, будем глядеть в оба, пусть каждый дергает за ниточки куклу-Алекса, не передергали бы только, не заигрались бы! -- Я вас не спрашиваю, зачем вы носите с собой оружие,-- улыбнулся Юджин,-- мне и так ясно, что вас направили сюда с совершенно определенной целью. Разве не так? Он заложил в рот свою пятерню, накрыл ее своим крючком и начал вожделенно грызть ноготь на мизинце, словно после месячной голодовки дорвался наконец до пищи. -- Не говорите чепухи, Юджин.-- ответил я спокойно,-- разве вам неизвестно, что мы уже давным-давно не проводим "эксов"? Разве вы не знаете, что все "эксы" запрещены? -- И вы хотите заставить меня в это поверить? Мы всю жизнь шумим на всех углах о том, что выступаем против индивидуального террора, а на самом деле... Бросьте, Алекс! Мы живем в царстве беззакония! Интересно тогда; зачем же вы пришли ко мне? Хотели пригласить на осмотр пирамиды Хеопса?1 Или попали в дом случайно, увидели Риту и влюбились в нее с первого взгляда? Как вы узнали мой адрес? 1 Интересно, сколько времени надо лететь с верхотуры вниз, пока не достигнешь любимой земли? -- Разве вы никому не оставляли его в Лондоне? -- подкинул я, как сказал бы Чижик, наводящий вопрос, -- Не был там никогда и не собираюсь! Игрок передо мною сидел класса экстра-люкс, на кого бы он ни работал -- на янки, на Мекленбург, на Израиль или на самого дьявола,-- метал карты смело и сейчас спутал все разом, с ходу отбрил Алекса: не был -- и все тут! А если у "Эрика" ночные галлюцинации на почве старческого маразма, то место ему в комфортабельной богадельне, пусть беседует там с привидениями и не поднимает на ноги сразу две секретные службы! -- Значит, не были? -- повторил я, ощущая свою беспредельную глупость. -- По-моему, вопросы задаю я. Мне не нравится, как вы себя ведете, Алекс! Вас взяли с поличным, а вы все крутите. Неужели мне придется вызывать полицию? Он многозначительно указал на телефон и сделал грозный жест. -- Не волнуйтесь, Юджин, я как раз собираюсь все вам рассказать. И забудьте о покушении! Какой идиот будет пользоваться в этом пчелином улье "береттой" без глушителя? Ведь на звуки сбежится весь квартал! -- А аэрозоль? -- Я же оставил его в гостинице. Я был до этого в Бейруте, там ночью опасно ходить без оружия. Кстати, заряд аэрозоля не смертелен, просто вам попалась кошка, которая только и ждала удобного случая, чтобы издохнуть. Я не скрываю, что искал вас. Мне поручено провести с вами беседу. -- Что это вдруг за ветры повеяли в Монастыре? -- удивился он.-- Неужели мы превращаемся в буржуазную демократию? Переговоры с перебежчиком? Это неслыханно! И все же я вам не верю! Волков нельзя превратить в овец. Только ради Бога не предлагайте мне вернуться на родину! Не говорите, что мне все простят! Не предлагайте искупить свою вину здесь! -- Он рубанул рукою воздух. -- Почему вы меня не слушаете? И я сомневаюсь, что вы отрезали все концы. Ведь у вас там семья...-- Я искренне сочувствовал ему, совсем вошел в роль. Он аж взлетел -- словно джинн вырвался из бутылки в небеса: -- Не напоминайте мне об этом! Вот мерзавцы! Я же вижу насквозь весь ваш сценарий: если вы не вернетесь, семье создадут такие условия... да? Сучьи потроха -- вот вы кто! Думаете провести на мякине старого воробья? А если обращусь в Международный суд, в Комиссию по правам человека ООН? Да если вы их хоть пальцем тронете, я такое устрою... я выплесну на страницы газет такое, что все вы позеленеете от злости! И не предлагайте мне никакого сотрудничества, и не обещайте златые горы! Тут не ошибался уважаемый "Конт", наши уста всегда пели сладко и стелили мы мягко -- много дураков клюнуло на эту удочку, иных уж нет, а те далече, как Сзади некогда сказал. Я уже сгорал от нетерпения, уже жаждал швырнуть на стол свою козырную карту и предложить ему союз со штатниками, и увидеть застывшие от изумления глаза над его крупным, чуть крючковатым носом! Но Матильда слонялась по квартире, и я не хотел втягивать ее в наши маленькие тайны. -- У вас нет виски? -- обратился я к ней, ласково поглядывая на мучительные колыхания груди под гапобеей. -- Я не пью,-- ответил за нее "Конт",-- а Бригитта иногда балуется кальвадосом, популярным у нее на родине, особенно до знаменитого добровольного присоединения к Мекленбургу. Я совсем забыл представить хозяйку дома. Для света она -- Грета, а в жизни -- Бригитта. Она эстонка. Новая оплеуха Алексу от француженки с гастонским акцентом, даже не заподозрил этого проницательный Задница с Ручкой, тешился, напевал "Где же вы, Матильда?", охламон! -- Увы, кальвадос не выношу, и хочется хорошего виски. Может, мы сходим вдвоем, если вы не боитесь, что я убегу...-- Тут я ностальгически вспомнил, как нам вечно не хватало одной капли во время тончайших бесед с Совестью Эпохи, одной капли, и мы, пошатываясь и придерживая друг друга, выходили вдвоем в магазин, залихватски шутили и с кассиршей, и с продавщицей, вступали в умилительные контакты с такими же ищущими и страждущими.-- В крайнем случае идите один, а я посижу под дулом пистолета вашей прекрасной Бригитты, Кстати, чудесный монастырь в ее честь около Пириты в Таллинне... Он с опаской поглядел на меня и задумался. -- Я дам вам денег,-- облегчил я его мучительные думы. -- Риточка, сходи, пожалуйста, за виски. Денег не надо, будем считать, что это компенсация за причиненный ущерб. Бригитта, не произнеся ни слова, тихо удалилась, и мы остались одни. -- Извините, Юджин, что я пошел на этот трюк, но я хотел поговорить с вами строго тет-а-тет, -- Я так и понял, ибо вы не похожи на человека, которому настолько претит кальвадос... Я проглотил эту колкость, хотя сделал в памяти еще одну зарубочку: "Конту" известны и некоторые, сугубо интимные особенности покорного слуги, хотя, конечно, глаз Матильды -- Маты Хари без труда мог зафиксировать количество шампанского, выпитое кавалером с "Черным Джеком" в кармане во время плясок слонов. -- Прежде всего я хотел бы развеять ваши опасения. Дело в том, что я уже не работаю в Монастыре. Некоторое время назад я попросил политического убежища и связал свою судьбу с американцами. Он встал и прошелся по комнате, пытаясь скрыть свое изумление. В наступившей паузе заголосили английские напольные часы, -- Как вы можете это доказать? -- Он даже охрип от неожиданности. -- В этих обстоятельствах подобные вещи недоказуемы. Даже если я предъявлю вам свое письменное обязательство работать на американцев, вы мне не поверите. Кстати, у меня точно такие же основания не верить и вам. А что, если весь ваш переход на Запад -- лишь умелая комбинация Монастыря? Я внимательно следил за его реакцией, хотя, конечно, не верил, что актеры такого класса прокалываются, как воздушные шарики. Он снова сел и улыбнулся милой, даже застенчивой улыбкой -- снова играл со мною бес, возбуждая симпатии к проходимцу. -- Что ж, пожалуй, вы правы... это несколько новый оборот дела. Вы хотите сказать, что направлены сюда американцами? -- Совершенно верно. Они просили меня установить с вами контакт. В этот момент хлопнула входная дверь и явилась бодрая Матильда с пластиковым пакетом, из которого торчало горлышко всего лишь восьмилетней выдержки пойла "Джонни Уокер", которое я брал в рот только в отпуске дома, застряв в безальтернативной сивухе. -- Я ведь раньше много пил, но после разрыва с прошлым решил поставить на этом точку. Слава Богу, смог это сделать без врачей. И чувствую себя прекрасно, совсем не тянет. Разве в нашем Мекленбурге нормальный человек может не пить? Что ему еще остается? Этого конька славно объезжал Совесть Эпохи, точно знавший, сколько ученых, арт