сла здорово раскачивает... - Но еще рискованнее спускаться по склону, особенно после спирта... Выручи, брат... Мне очень нужно быть внизу... А Ганса подержи у себя до утра, он мне понадобится только утром. И - не раньше. Если же и утром будет пурга - держи его здесь, пока не утихнет ветер, скажи, что движок не работает, да и вообще рискованно включать, трос может обледенеть, кресло, неровен час, соскочит. Ясно? Просьбы Штирлица здесь выполняли: он умел быть полезным людям, - месяц назад помог Эронимо составить прошение в суд по поводу перевода на его имя надела земли, оставшегося бесхозным после смерти двоюродного дяди на восточной стороне озера; просьба была составлена квалифицированно, адвокат за такое взял бы не менее двухсот ш т у к, а поди их заработай, месяц надо п а х а т ь, чтобы получить такую сумму; за ум - к глупому адвокату кто идет?! - положено хорошо платить, это тебе не лопатой махать, а думать, мозг сушить. Просьбу Эронимо удовлетворили; он предложил Штирлицу деньги, тот, посмеявшись, отказался: "Угости обедом, этого будет достаточно". До этого он вылечил Манолетте; старика скрутил радикулит, не мог двинуться; племянник лежал с инфлюэнцей, конец бизнесу, хоть закрывай бар, а самый сезон, турист ш е л густо, надо ловить момент, не перевернешься - чем платить налоги?! Что положишь на свой счет? Что пустишь на расширение д е л а?! Штирлиц сначала п о г р е л Манолетте ладонями, - он верил в животный магнетизм: если передавать свою энергию, которая есть тепло, другому человеку, он ощутит легкое жжение в том месте, где болит, наступит блаженная расслабленность; в это время надо сделать к р у т о й массаж, нащупать болевые точки, размять их, укутать человека в шерсть, дать немножко грога и заставить уснуть. В том, что магнетизм существует, Штирлиц лишний раз убедился на себе, в джунглях под Игуасу у Квыбырахи и Канксерихи, дай им бог счастья и долгих лет жизни; как все-таки ужасен консерватизм человеческого мышления! Их бы привезти в хороший институт, дать им лабораторию или же - чтобы не пугать городом - организовать маленький научный центр в джунглях, постараться понять п р е д м е т серьезно, а не отрицать огульно: этого не может быть, потому что не может быть никогда. Штирлиц поставил Манолетте на ноги за день; старик предложил открыть частную практику: - Здесь многие страдают от радикулита, знаешь ли... Даже шутят: "раздался страшный крик и стон, радикулит прервал пистон"... Хорошо мне, я уже над схваткой, женщина видится мне все больше в образе дочери, воплощение нежности и красоты, а те, кто помоложе?! Крах семье, измена... Женщина ведь не может жить без ласки мужчины, бесенеет, и я их понимаю, организм есть организм... Давай я внесу деньги, ты подбросишь чуток: "Курандейро Брунн, тайны Амазонки, гарантия излечения от радикулита". - Знаешь, сколько стоит частная практика? - спросил Брунн. - Нет. - Десятки тысяч. У тебя они есть? Аренда помещения! Страховка! Да и потом если с тобой у меня вышло, то с другим может не получиться, ведь все зависит от того, верит тебе человек или нет. - При чем тут "верит" или "не верит"? Мне жгло, когда ты стоял надо мной, расставив ладони, как епископ на молитве... Жгло, я же чувствовал, как в меня входило твое тепло. - А другой придет ко мне, будучи заранее уверенным, что такого быть не может. И точка. Знаешь, сколько на земле упрямых ишаков? Миллионы, сотни миллионов, поди их убеди... С сыном его племянника Сальвадором-Игнасио-и-Санта-Крусом, отстававшим по английскому и латыни, Штирлиц занимался недели три и подтянул парня. Он заставил его ходить с собою в горы и не отвечал ни на один вопрос, заданный по-испански, только английский, ничего, кроме английского: "Не можешь сказать, объясняй на пальцах, я тебе помогу, так легче запомнишь слово... Ты только представь себе, что тебе пришлось воевать против "гринго", ты у них в тылу и каждое твое испанское слово выдаст тебя, не сделаешь того, что должен сделать для республики; поэтому либо молчи, изображая глухонемого, либо говори по-английски - пусть даже с ошибками, вполне можешь представиться каким-нибудь итальянцем, а для этого мы подтянем латынь, янки уважают образованных людей, знающих историю". Штирлиц посидел в библиотеке (она помещалась в самом центре города, на первом этаже серого, сложенного из камня п-образного здания, построенного австрийцами в начале тридцатых годов, ни дать ни взять тирольский замок, принадлежавший какому-нибудь отпрыску Габсбургов), нашел две книги на латыни, пролистал их, снова вспомнил отца, который говорил, что культура невозможна вне латыни, - концентрированная мудрость государства, изжившего себя прилежностью к догме, - и приготовил для Сальвадора несколько новелл. - Смотри, парень, - сказал он, когда они поднялись на вершину проверить склоны, принадлежавшие Отто Вальтеру, - во время войны, когда Троя сражалась против италийцев, два юных героя - Эвраил и Нис - им, кстати, было всего на год больше, чем тебе, - пробрались в лагерь, где стояло племя рутуллов, и, воспользовавшись темнотой и внезапностью - двумя факторами, необходимыми для победы во вражеском лагере, - уложили пару десятков воинов... Но они потеряли дорогу, заблудились в проулках между палатками рутуллов, и один из них, Эвраил, был схвачен противником. Расправа во время войны коротка, никто не интересуется, отчего ты взял меч в руки - защищаясь или нападая, всеобщее безумие, чего ты хочешь... Рутуллы бросили Эвраила на землю, и палач, громадноростый, бритый наголо, с висящим брюхом, но мощными руками, занес над юношей свой меч. И тогда Нис, спрятавшийся в кустах, закричал: "Я здесь! Обратите ваши железы на меня, рутуллы!" А как это звучит на латыни?! О, ты только послушай: "Ме, ме, адсум, куи феси!" - Ме, ме, адсум, куи феси! - задумчиво повторил мальчик. - А его казнили? Штирлиц усмехнулся, подумав, что дело пойдет, мальчишка сдаст латынь по высшему баллу; интерес, да здравствует категория интереса, мир погибнет, если позволит владыкам лишить себя и н т е р е с а, что может быть прекраснее и интереснее ожидания подвига, удачи, любви?! Царство великой скуки никого еще до добра не доводило, Гитлер пытался сделать свой имперский "интерес" общим для нации; это только придуркам казалось, что фюрер достиг этого, поставив на шовинизм, который по своей природе слеп; отрицать право других на разум и поступок только потому, что они другие, возможно на протяжении крайне маленького исторического периода, потом все равно наступит крах. Так было со всеми деспотами, стоит лишь прочитать книги по истории человечества. А с падением деспота рушилось государство, а с ним и традиции, которые не имеют права быть окостеневшими; развивающийся мир не терпит статики, все вещи в труде. Выгнав Фейхтвангера, Манна, Брехта и Эйслера, фюрер одел немцев в баварские костюмчики и решил, что традиции нации спасены. А это и было началом краха нации, время китайских стен кончилось, когда американцы подняли в небо первый в истории человечества аэроплан... ...Эронимо проводил Штирлица до канатной дороги; ветер валил с ног: - Максимо, я бы не советовал тебе спускаться, это опасно. - А бог зачем? - Штирлиц вздохнул. - Бог помогает тем, кто знает свое дело. Открыв окно, чтобы вьюга была с л ы ш и м о й, близкой, Штирлиц набрал номер сеньора дона Рикардо Баума, торговца красным деревом, живущего здесь с тридцать девятого года, резидента Гелена; членом НСДАП - по словам Кемпа - не был, адепт великогерманской идеи, в Гитлере разочаровался после разгрома под Минском, в сорок четвертом, в разведке ведал вопросами военнотранспортного характера и экономикой, особенно интересовался развитием национального банковского дела Аргентины. Обмотав мембрану носовым платком, Штирлиц сказал три слова: - Дяде плохо, помогите. И сразу же бросился к автобусу, который шел в город; весь план он рассчитал, пока спускался вниз, шел в домик Отто Вальтера, кипятил чай, курил сигарету, рассматривал свои обломавшиеся во время спусков ногти и, закрыв глаза, делал упражнения, которые разгоняют соли в загривке. ...На вокзале - старом, точная копия баварских, длинный перрон красного цвета, изразцовый пол, даже столбы, на которых крепился навес, были скопированы с германских - Штирлиц зашел в туалет и приоткрыл окно: платформа, как на ладони; ну, иди сюда, дон Рикардо Баум, я готов к встрече, иди, милый... ...Баум приехал ровно через час, как и говорил Ганс; подошел к большой доске, на которой было вывешено расписание; отчего на маленьких узкоколейках, где бывает два-три поезда в день, особенно большие расписания? Господи, человечество сплошь соткано из комплексов: низкие мужчины льнут к высоким женщинам; нерешительные тянутся к тем, кто славится резкостью, слабые - к сильным; красивые женщины держат подле себя уродливых карлиц; толстые хотят похудеть; тощие мечтают прибавить пару килограммов; лысые тратят огромные деньги на мифические средства, которые гарантируют шевелюру; волосатые бреют руки и грудь, слишком животно, мир вступил в эру утонченности и неги; тьфу, пропади ты все пропадом! Штирлиц вышел из своего укрытия, подумав, что последние месяцы сортиры стали играть слишком уж приметную роль в его жизни: и в Рио-де-Жанейро он пытался уйти от Ригельта через окно туалета, и в самолете писал письма Роумэну и Спарку, зажатый дребезжащими стенками, с которых на него лупили глаза рыцари и кони, и в Игуасу он играл дурноту в туалете, прежде чем уйти к Грибблу, а теперь здесь, в Барилоче; горите вы огнем, чертовы сортиры! Он дождался той минуты, когда Баум повернулся, двинувшись в обратном направлении; догнал его, мягко ступая, тронул за руку и тихонько сказал: - Хайль Гитлер, капитан! Как я рад, что вы откликнулись на мою просьбу. Да здравствует резкая внезапность и юмор! Надо постоянно нарабатывать в себе два эти качества, - все остальное приложится, если знаешь, во имя чего живешь и чему служишь. Баум растерялся, лицо его побагровело: - Простите, вы обознались, кабальеро! Я приехал за билетом. - А кто поможет бедному дяде? Уезжаете, бросив несчастного старика? Ладно, господин Баум, будем говорить открыто, времени у меня в обрез, да и вы занятой человек... Я знаю, что вы не воевали, так что с этой стороны все обстоит благополучно, и даже членом партии не были. Но вам прекрасно известно, как ревниво относятся янки к своему коронному оружию - атомной бомбе. Они не потерпят соперников, где бы те ни объявились. Тем более, если эту бомбу рассчитывают наши с вами коллеги. Здесь. В Барилоче. Мой х о з я и н - Ганс вам докладывал о группе американцев, которая сюда приезжала, не так ли? - очень интересовался, что строят на острове, где сидят наши люди. Я дал ответ, который успокоил босса. Пока, во всяком случае. Я не мог поступить иначе, прежде всего каждый из нас немец! Вы делаете свое дело, я - мое, но мы оба служим будущему, нет? Чтобы окончательно успокоить босса, который выдает себя за туристского шефа, я согласился возглавить здесь новый оффис, открываю фирму по приему американских лыжников. Дело обещает быть крайне выгодным. Я не против того, чтобы вы в него - со временем - вошли компаньоном. Поэтому вношу предложение: вы звоните в свое бюро, предупреждаете, что должны срочно выехать на несколько часов, мы берем билет, едем в соседний город, оттуда я звоню в Штаты и сообщаю, что мы с вами заключили контракт. Вы же, в свою очередь, передаете мне ваш отчет о нашей встрече генералу Гелену, - если, впрочем, сочтете нужным ему об этом писать... Этот отчет - будем считать актом вербовки, договорились? - Я ничего не понимаю... Штирлиц дождался, пока прошел состав, проводил взглядом нескольких пассажиров и заметил: - Времени на раздумье у вас мало. Поезд уйдет через двадцать минут, господин Баум. Я дерусь за жизнь, и в этой драке нельзя жить без страховки. Я крепко подстрахован. Так же, как вы. Но мне терять нечего, я одинок, а у вас семья. Думайте. - Где Ганс? - Там, где ему следует быть. - Он жив? - Да. Кстати, вы уберете его отсюда, передислоцируете в другое место, я отныне не хочу его видеть... - Что он вам еще сказал? - Я отвечу. Но только после того, как мы вместе смотаем туда, где мои междугородные разговоры не будут слушать здешние любопытные телефонистки, которым вы платите премию за информацию. - Какова возможная прибыль от дела? - Не знаю. Пока не знаю. Но я рассчитываю принимать здесь не менее пятисот американских горнолыжников. Это - много. Это - деньги. - Сколько я должен буду внести в предприятие? - Гарантию моей жизни и нашу дружественность. - Что еще? - Ничего. - Но вы понимаете, что в Мюнхене вами заинтересуются еще больше, узнав, что вы в контакте с "гринго"... - Понимаю. Однако от вас зависит все: либо вы даете информацию Гелену, что ко мне выгодно и дальше присматриваться: "возникают интересные возможности, он нужен ж и в ы м", либо предлагаете выдать меня властям, выкрасть, устранить. Все зависит от вас. Если со мной что-то случится, помните - я подстрахован. Мое горе вернется к вам бумерангом. - Хорошо, а если я откажу вам? Штирлиц пожал плечами: - Ваше дело, господин Баум. Но отказ поставит под удар всю вашу ц е п ь. Я знаю ее... С самого севера. С Игуасу... И повинны в этом г р о м а д н о м провале будете вы. Именно вы. - Почему именно я? - Потому что ваши коллеги были благоразумнее. Они понимают лучше, чем вы, что мы - в конечном-то счете - делаем одно и то же дело. Пример с Гансом - явное тому подтверждение. О других я умолчу, это асы Гелена, я дорожу их дружбой. Мы дружим с ними, господин Баум. Они верят нам. - В таком случае назовите имя хотя бы одного из наших асов. - Ну, этого-то я никогда не сделаю. - Значит, блефуете. - Это самоуспокоение на десять минут. Потом наступит пора мучительных раздумий и раскаяния. Вам известен мой ранг в СД? - Да. - Вы понимаете, что я унес с собой определенную информацию из рейха, и на вас в частности: "нелегальный резидент гитлеровского вермахта в Аргентине с тридцать девятого года по девятое мая сорок пятого"? - Да. - Вы понимаете, что я могу распорядиться этой информацией и к своей пользе, и к нашей общей? - Понимаю. - В таком случае: что интересует Гелена - только в связи со мной? - Передвижения. - Еще? - Контакты. - С кем? - Со всеми. - И ничего больше? Баум закряхтел; растерянность на его лице была очевидна: человек попал впросак, мучительно ищет выход из трудного положения. - Ну, давайте же, время... - Повторяю: контакты. Все контакты... Особенно - с аргентинцами... Точнее, с одним аргентинцем... - Имя! - Штирлиц прикрикнул, чувствуя, что теряет ритм и натиск. И Баум сдался: - Сенатор Оссорио... Бывший сенатор, так вернее... - Кто его должен ко мне подвести? - Не знаю. Но - подведут. Ждите. У него есть материалы, которыми интересуется Центр. Это связано с работой комиссии сената по расследованию антиаргентинской деятельности. Люди Перона не смогли их получить, документы исчезли. Вы, как считают в Мюнхене, ищете именно эти материалы... - Значит, после того, как я их получу, вы должны убрать меня? - Не знаю. - Кто возьмет билеты? - спросил Штирлиц. - Вы. Из соседнего городка Штирлиц заказал три телефонных разговора: один с ФБР (в Кордове он не зря спросил у Джона Эра номер коммутатора), второй с Краймером, а третий номер был вымышленным. Когда ответил низкий голос: "Федеральное бюро расследований, доброе утро, слушаю вас", - Штирлиц попросил соединить его с мистером Макферсоном (от Роумэна знал, что этот человек, руководитель подразделения по наблюдению за европейскими эмигрантами, умер семь месяцев назад); бас пророкотал, что мистер Макферсон больше не работает в управлении: "Очень сожалею, может быть, соединить с кем-то еще из его группы?" Штирлиц поблагодарил, сказав, что он перезвонит в другой раз. Краймеру он сказал, что необходима ссуда, пара тысяч долларов, все остальное он берет на себя; "и, пожалуйста, отправьте то, о чем я вас просил; время; теперь я готов к встрече"; третьего разговора не стал дожидаться, вышел из кабины и попросил Баума: - Выкупите у барышни в бюро заказов бланк с номерами, не надо, чтобы здесь оставались те номера, я напишу ей другие... И Баум сделал это; Штирлиц порвал бланк, бросил в урну и вышел из почты; на улице Баум схватился за живот: "Сейчас я вернусь, это на нервной почве". Идет подбирать обрывки бланка, понял Штирлиц, очень хорошо, пусть, как раз в это время я и отправлю письмо Роумэну... ГАРАНТИРОВАННАЯ СВОБОДА ЛИЧНОСТИ (сорок седьмой) __________________________________________________________________________ 1 "Л"'. - Мистер Краймер, я пригласил вас для того, чтобы задать ряд вопросов, связанных с вашей поездкой в Аргентину. _______________ ' "Л" - псевдоним сотрудника ЦРГ Липшица. К р а й м е р. - Во-первых, представьтесь, во-вторых, объясните, отчего я вызван в Центральную разведывательную группу, в-третьих, будет ли наше собеседование носить такой характер, что я должен пригласить сюда своего адвоката? "Л". - Меня зовут Джозеф О'Брайен, я консультирую ЦРГ по вопросам Латинской Америки, где в равной мере опасны как бывшие нацисты, так и коминтерновские представители, готовящие путчи против законно избранных правительств. Это ответ на ваш первый вопрос. Соединенные Штаты не могут не проявлять оправданного беспокойства о своих южных соседях, - так было, есть, так будет. Поэтому ЦРГ внимательно наблюдает за происходящими в том регионе процессами. Это ответ на ваш второй вопрос. Полагаю, что приглашение вашего адвоката нецелесообразно, ибо против вас не выдвигают никаких обвинений, а хотят поговорить как с патриотом этой страны... К р а й м е р. - "Хотят"? В разговоре примет участие еще кто-нибудь? "Л". - Как человек, получивший филологическое образование да еще работающий в рекламе, то есть постоянно соприкасающийся со словом, вы очень тщательно следите за фразой. А я говорю с вами совершенно открыто, не придавая, видимо, отдельным словам должного значения... Приношу извинение... Говорить с вами буду я. Один. К р а й м е р. - Это если я соглашусь разговаривать с вами один на один. "Л". - Да, конечно, это ваше право, мистер Краймер. Вы можете пригласить адвоката... А можете и вовсе отказаться от собеседования, это право вам гарантирует конституция этой страны. К р а й м е р. - Все будет зависеть от того, как пойдет разговор... Я, знаете ли, читаю наши газеты, там печатают допросы, проводимые Комиссией по расследованию антиамериканской деятельности... "Л". - Вы находите в них какие-то нарушения конституции? К р а й м е р. - А вы - нет? "Л". - Бог с ней, с этой комиссией... Меня интересует другое... Во время поездки по Аргентине, финансировавшейся фирмой "Кук и сыновья", не приходилось ли вам встречаться с немцами или русскими? Случайно - в самолете, поезде, автобусе, отеле? К р а й м е р. - С немцами и австрийцами встречался... Кстати, австрийцы вас тоже интересуют? Я им не верю, как и немцам... Один язык, похожая природа, и не имели партизанских соединений... "Л". - Да, австрийцы тоже меня интересуют, особенно те, которые были связаны с наци... К р а й м е р. - Таких в Барилоче полно. "Л". - Барилоче? Что это? Город? Район? К р а й м е р. - Неужели не знаете?! Одно из чудес света! Прекрасные лыжные катания - с июня по октябрь... Это на границе с Чили, там невероятно красиво... В Барилоче много австрийцев... И немцев тоже... "Л". - Фамилии не помните? К р а й м е р. - Нет... Они для меня все "фрицы". "Л". - Странно, мы, американцы, называем немцев "Гансами"... Только русские называют их "фрицами". К р а й м е р. - Так это я у русских и научился! Наши полки встретились на Эльбе... Первыми... "Л". - Хорошо отпраздновали встречу? К р а й м е р. - О! Первый и последний раз в жизни я позволил себе пить три дня подряд... "Л". - С кем? К р а й м е р. - С русскими, с кем же еще?! "Л". - Фамилии не помните? К р а й м е р. - Все фамилии зафиксированы вашими службами, мистер О'Брайен. Как и наши - русскими. Я воевал начиная с Африки, с сорок второго года, не надо говорить со мной, как с мальчишкой. Если же вас интересуют фамилии немцев и австрийцев в Барилоче, отправьте туда ваших людей, деньги вам на это отпущены... Я бы, на вашем месте, отправил. "Л". - У вас есть подозрения против кого-нибудь? К р а й м е р. - Я же вам говорил: не верю ни одному "фрицу". "Л". - Увы, должен согласиться с вами... Я ведь тоже во время войны был в Европе... Ненависть к немцам трудно вытравить, вы совершенно правы... Скажите, в той фирме, что вас принимала, были немцы? К р а й м е р. - Да, был там один Ганс... "Л". - Это надо понимать - "фриц"? Немец? К р а й м е р. - Нет, именно Ганс. Из Вены... Но нами занимался американец, Мэксим Брунн, прекрасный инструктор горнолыжного спорта. "Л". - Он вам ничего не рассказывал о тамошних немцах с нацистским прошлым? К р а й м е р. - Нас с ним интересовали совершенно иные вопросы, Барилоче - поле для бизнеса. "Л". - Какого? К р а й м е р. - Нашего, мистер О'Брайен, нашего с Брунном, проблема не имеет отношения к собеседованию, бизнес есть бизнес. "Л". - Да, да, конечно, это свято... Но мистер Брунн там живет, значит, он много знает... Возможно, поделился чем-то с земляком? К р а й м е р. - Мы не земляки. Он из Нью-Йорка, а я южанин, из Нью-Орлеана... "Л". - Местные власти не мешают вашему и мистера Брунна бизнесу? К р а й м е р. - Какой им смысл?! Они получают с нас хорошие деньги, тот дикий край заинтересован в валютных поступлениях... "Л". - Вы оставили мистеру Брунну какие-то поручения? К р а й м е р. - Конечно. Когда начинаешь дело, партнер должен иметь право на свободу поступка. "Л". - А что за поручения мистера Брунна вы взялись выполнить здесь, в Штатах? К р а й м е р. - Насколько я понимаю, Брунн - американец... А вас интересуют нацисты, немецкие нацисты. "Л". - Для нас. Центральной разведывательной группы, факт проживания американца в тех районах, где, по вашим словам, много немцев, возможно, с нацистским прошлым, представляет немаловажный интерес... К р а й м е р. - Ну, в этом смысле вы, конечно, правы. "Л". - Лишь поэтому я и спрашиваю: какие поручения мистера Брунна вы взялись выполнить дома? К р а й м е р. - Никаких. Конечно, надо кое-что вложить в рекламу, но это моя забота, а не его, напечатать проспекты, хотя, повторяю, это делаю я, он в этих вопросах некомпетентен, он замечательный инструктор, умеет вести себя с людьми, прекрасно катает, знает уникальные места в окрестностях... Славный парень, он понравится вашим людям. Можете им назвать меня, пусть передадут привет от компаньона, Брунн не откажется помочь. "Л". - Вы не представляете себе, мистер Краймер, как мне важно это ваше предложение... А что вы можете сказать о Гансе? Мистер Брунн как-то характеризовал его? К р а й м е р. - По-моему, он относится к нему с юмором... "Л". - С доброжелательным юмором? К р а й м е р. - Да, именно так. Но в горах отношения между людьми особые... Там важно, кто как катает со склонов. Мистер Брунн непревзойденный мастер... Этот Ганс сосунок в сравнении с мистером Брунном... И потом он племянник хозяина той фирмы, где служит Брунн... "Л". - Кто хозяин? К р а й м е р. - Я с ним не встречался... Какой-то Вальтер... Отто Вальтер, австрийский социал-демократ, эмигрант... Брунн считает его порядочным человеком. "Л". - Брунн симпатизирует социал-демократам? К р а й м е р. - Мистер О'Брайен, в Австрии можно симпатизировать или национал-социалистам, или социал-демократам. По-моему, американец обязан симпатизировать последним. "Л". - Вы отвечаете, как режете, мистер Краймер... Все, у меня больше вопросов нет... Большое спасибо за ваше предложение отправить в Барилоче нашего человека к мистеру Брунну с приветом от вас, это очень важно... Как, кстати, там со связью? Мистеру Брунну легко до вас дозваниваться? К р а й м е р. - Легко, но дорого. Лучше телеграмма или письмо. "Л". - Власти Перона не лезут в переписку? Может быть, вам стоило придумать какой-то примитивный шифр? Перон, знаете ли, есть Перон. К р а й м е р. - Нам нечего скрывать. Кроме добра себе, нашим клиентам и Аргентине мы ничего не делаем... "Л". - Еще раз большое спасибо, мистер Краймер, извините, что я отнял у вас время. 2 Расшифровка беседы, проведенной с миссис Мэри Спидлэм осведомителем ФБР "Лиз", откомандированной в распоряжение м-ра Макайра (Центральная разведывательная группа). "Л и з". - Боже, какой у тебя загар, подружка! Ты совершенно коричневая! Но не такая, как мы, валяющиеся летом на пляже. У тебя - совершенно особый... М э р и. - Так я же вернулась из Аргентины... Вечно забываю название этого места в горах... Такая красота, Лиз, такое блаженство! "Л и з". - В Аргентине? Ты сумасшедшая! Это же черт знает где?! Зачем тратить безумные деньги?! Или ты получила наследство?! М э р и. - Наследство мы, увы, не получали... Просто Чарльз делает буклеты для фирмы "Кук", ну, те и предложили полет в четверть цены, это дешевле, чем отправиться на Майами. "Л и з". - Не жалеешь, что съездила? М э р и. - О, нет, что ты! Это незабываемо! "Л и з". - Неужели встала на горные лыжи? М э р и. - И еще как! "Л и з". - Кто тебя учил? Какой-нибудь индеец в шляпе из перьев? М э р и. - Меня учил Мэксим, подружка, американец, как мы с тобой... "Л и з". - Ну-ка, ну-ка, погляди мне в глаза! М э р и. - Нет, действительно, он поразительный тренер... Бородатый, крепкий... Настоящий мужик... "Л и з". - Ну, и..? М э р и. - О чем ты? "Л и з". - Напиши ему записку, представь меня, я тоже полечу в Аргентину... М э р и. - Нет. "Л и з". - Ой, ты влюблена! Он пишет тебе письма, а ты отвечаешь ему стихами! М э р и. - Между прочим, я бы с радостью стала писать ему письма... Но он какого-то особого кроя... Очень сдержан... Я таких мужчин раньше не встречала... "Л и з". - Каких? М э р и. - Ну, таких... Я даже не знаю, как объяснить... Если раньше действительно были рыцари, а их не придумал Айвенго, то он настоящий рыцарь... "Л и з". - Рыцарей придумывал Вальтер Скотт, дорогая. Айвенго был шотландским разбойником... Ну, хорошо, а в чем же его рыцарство? Расскажи, страшно интересно! М э р и. - Не знаю... Это трудно передать... "Л и з". - Скажи честно, он волочился за тобой? М э р и. - Говоря честно, я волочилась за ним... "Л и з". - Ну и? М э р и. - Видишь, вернулась. Живая и здоровая... И начала вести на календаре отсчет, когда я поеду в это самое... как его... Барилоче, вспомнила! Я мечтаю туда вернуться... Мечтаю, как девчонка. "Л и з". - Он тебя ждет? М э р и. - Я замужем, подружка, ты забыла? "Л и з". - С каких пор это мешает чувству? Особенно, если оно такое чистое... По-моему, именно новое чувство укрепляет семью, дает импульс былому, возвращает тебя в юность, ты начинаешь по-иному оценивать мужа, видишь в нем что-то такое, чего раньше не замечала... М э р и. - Ну, знаешь, это слишком сложная теория, такое не для меня... Представлять себе другого, когда спишь с мужем? Слишком утомительно, разрушает нервную систему... Я смотрю на мир проще... "Л и з". - Это как? М э р и. - Не знаю... Проще, и все тут... "Л и з". - А у этого самого инструктора есть семья? М э р и. - По-моему, нет. "Л и з". - Но ты хоть адрес ему оставила? М э р и. - Он не просил... "Л и з". - Вообще ни о чем не просил? М э р и. - Ни о чем. "Л и з". - Он образован? Умеет рассказывать истории? Знает стихи? М э р и. - Он молчаливый. По-моему, за ним - история, но он никому ее не открывает... "Л и з". - Очень скрытный? М э р и. - Да нет же... Он ничего не играет, понимаешь? Он сам по себе: "я вот такой, а никакой не другой, таким меня и принимайте, не хотите - не надо!" "Л и з". - Ну, хорошо, ты хоть поняла, что он любит, что ненавидит? М э р и. - Он очень любит горы... А ненавидит? Не знаю... Он про это не говорил... "Л и з". - Он всю войну просидел в этих самых горах? М э р и. - Кажется, он воевал... Да, да, он воевал, очень ненавидит нацистов, вот что он ненавидит по-настоящему. Он сказал Чарльзу: "Вы не знаете, что такое рейх, и молите бога, что вам этого не довелось узнать"... "Л и з". - А почему он так грубо сказал? У него были основания? М э р и. - Разве в этих словах есть бестактность? Я бы почувствовала, ты не права... "Л и з". - А он и по-испански хорошо говорит? М э р и. - Как по-английски... У него есть друг, хозяин бара Манолетте, тот уехал в Аргентину после того, как в Испании победил Франко, они вместе поют под гитару такие замечательные песни! Настоящие фламенко! "Л и з". - А отчего Манолетте уехал из Испании? Он красный? М э р и. - Откуда я знаю?! Он милый. Какое мне дело, красный он или нет! Он готовит замечательную парижжю... Знаешь, что это? "Л и з". - Откуда мне... М э р и. - Это когда на углях жарят мясо - печень барашка, почки, мозги, даже яички, это у них главный деликатес... Объедение! "Л и з". - Наверняка у этого твоего тренера есть какая-нибудь аргентинка! Уверена в этом... Или индианка... Ты была у него дома? М э р и. - Как я могла?! Он никого к себе не приглашал, он очень весел на склоне, а в баре сидит и молчит... "Л и з". - И ты с ним... М э р и. - Твой вопрос бестактен... "Л и з". - А я бы на твоем месте сохранила память обо всем этом. И ничего в этом нет постыдного. Если мужчинам все можно, то почему нельзя нам?! М э р и. - Между прочим, ты бы ему наверняка не понравилась,.. "Л и з". - Сначала надо решить, понравится ли он мне... Наверное, он от вас вообще не отходил ни на шаг, что ты так к нему привязалась... М э р и. - Да мы его упрашивали быть с нами! Мы! Я же говорю: он живет сам по себе! Ему интересно с самим собой и с его горами... "Л и з". - А кто вас к нему привез? М э р и. - Никто нас к нему не привозил. Он сам предложил свои услуги, там это у них принято... "Л и з". - Наверняка он предложил услуги именно тебе! М э р и. - Ничего подобного, Краймеру. Он наш руководитель, он все и решал. "Л и з". - А откуда твой красавец знал, что Краймер руководитель? М э р и. - Какая разница? Почему это должно меня интересовать? Просто я теперь отмечаю календарь каждый день, и это для меня счастье. 3 Г-ну Р. Макайру, ЦРГ. Уважаемый мистер Макайр! Во время командировки в Барилоче с группой туристов фирмы "Кук и сыновья" я познакомилась с интересующим ЦРГ Мэксимом Брунном. Произошло все в день прибытия, когда мы решали, где начать катания. М-р Брунн сам предложил нам свои услуги, и все мы согласились с его предложением, что вызвало неудовольствие у его конкурента м-ра Роберта (Локо), но большую радость хозяина фирмы австрийца Ганса. М-р Брунн более всего контактировал с м-ром Краймером и миссис Мэри Спидлэм; думаю, что между ними возникла близость, - так нежны были их отношения. Это возможно тем более и потому, что м-р Чарльз Спидлэм выключается после приема алкоголя, что позволяет его жене быть свободной всю ночь. Я не заметила ничего, что могло бы хоть в какой-то мере скомпрометировать м-ра Брунна как лояльного американца. В библиотеке Барилоче я поинтересовалась его формуляром. Беглое изучение показало, что м-р Брунн не заказывает левую литературу или журналистику, изучает в основном историю немецкого заселения Латинской Америки (Аргентина, Чили, Парагвай, Бразилия и Никарагуа), проявлял повышенный интерес к делу о похищении в 1931 году сына великого американского летчика Чарльза Линдберга, выписывал по этому вопросу газеты из Буэнос-Айреса на английском, немецком и испанском языках. С вопросом о деле летчика Чарльза Линдберга он также обращался в местную газету, но по какой причине - выяснить не удалось, поскольку тур был весьма кратковременным. У меня наладились вполне добрые отношения с м-ром Брунном, и в случае, если Вы сочтете целесообразным, я готова отправиться в Барилоче для более тесной работы с этим джентльменом. Ни с какими просьбами к членам нашей группы м-р Брунн не обращался, к вопросам политического или военного характера интереса не проявлял, его беседы с м-ром Краймером носили деловой характер и касались возможности создания в Барилоче филиала их фирмы. О м-рах Брехте, П. Роумэне и Г. Спарке разговор ни с кем ни разу не поднимался. О работе Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности - тоже. ...В районе озера ведется активное строительство какого-то комплекса, но что это такое - никому не известно. Хэлен Эрроу. Резолюция Макайра: В архив. Командировка X. Эрроу в Барилоче нецелесообразна. Работу по "Брунну" ведут "Организация" и лично Верен. РОУМЭН, СПАРК (Лос-Анджелес, сорок седьмой) __________________________________________________________________________ Спарк позвонил к нему ночью, в половине первого: - Я хочу, чтобы ты сейчас же, повторяю, сейчас же приехал к нам, Пол! Тот вскинулся с тахты, чувствуя, как сердце враз сделалось "заячьим хвостиком": - Господи, что-нибудь с детьми? - Нет, нет, с мальчиками все в порядке... Ты же выполнил условия договора... Я прошу тебя немедленно к нам приехать, речь идет о другом... - А кто выручит мою шоферскую лицензию? - Роумэн хохотнул. - Я слегка поддал, Грегори. Я не хочу ездить пьяным, этого только и ждут п а р е н ь к и, я чту законы страны проживания. - Вызови такси, я оплачу, останешься у нас, здесь и поговорим. - На подслухе у Макайра? - Роумэн снова хохотнул. - Ты хочешь порадовать начальника? - Не сходи с ума, Пол. У тебя здесь нет больших друзей, чем Элизабет и я. Не сходи с ума. Мне нужно тебя увидеть. - Ну так и приезжай в город. Пойдем в "Президент"... Там шлюхи съезжаются к полуночи, я покажу тебе самых роскошных потаскух... Там дорого, осведомители не пролезут, они же на бюджете, им нужно просить разрешения на траты, забыл, что ль? Там и поговорим, если тебе это так надо. - Хорошо. Я выезжаю. Встретимся в "Президенте"? Или заехать за тобой? - Нет, ко мне не надо, здесь все нашпиговано макайровскими штуками, я ж говорю, они записывают даже то, как я корчусь на унитазе после пьянки... - Думаю, у них сейчас есть работа поважнее, чем фиксировать твои стоны на унитазе. Я выезжаю. - Хорошо, я заказываю столик. Роумэн положил трубку на рычаг осторожно, словно боялся ее сломать, потом резко поднялся, походил по квартире, которая после отъезда Кристы сделалась похожей на его мадридское обиталище в дни, когда не приходила убирать Мариан, такой кавардак: разбросанные по полу ботинки, висящие на спинках кресла рубашки, пыль на книжном столе, заваленном рукописями сценариев; истинно холостяцкое жилье; даже спать он теперь ложился - если возвращался домой - на тахте возле балконной, во всю стену, двери; на кровати, которую купила Криста, - книги; каждое воскресенье Роумэн отправлялся по книжным лавкам, скупал все, связанное с прошедшей войной, историей разведки, сексопатологией, помешательством, мафией и атомной бомбардировкой Хиросимы; книги по бизнесу складывал на полу, возле батарей отопления, особенно часто листал пособие для начинающих предпринимателей "Как стать миллионером"; потешаясь, делал выписки, прятал их в стол, пригодится на будущее; почему бы, действительно, не стать миллионером; тому, у кого баки на счету, не страшно и ФБР; воистину, танцует тот, кто заказывает музыку. Роумэн снял рубашку, надел полосатую куртку и джинсы, бриться не стал, набрал номер "Президента", попросил забронировать столик на имя мистера Спарка: "Платить буду я, Пол Роумэн, да, да, не Раумэн, а Роумэн, это кто-то работает под меня, гоните его прочь, ах это тот самый Раумэн из Техаса, который держит скот? Очень хорошо, передайте ему привет, скажите, мы с ним братья, пусть подкинет пару сотен тысяч, я восславлю его в фильме, сниму верхом на жирафе с копьем в левой руке и в шляпе, формой похожей на древнеегипетское изображение фаллоса". - Что это такое? - деловито поинтересовался метрдотель, принимавший заказ; Роумэн посмеялся: у этого ума хватит передать мое предложение мистеру Раумэну, будет очень смешно, наверняка намылит мне морду, они в Техасе прыткие. - Про фаллос вы ему не говорите, не надо, а про жирафа можете, я буду через полчаса, до свиданья. ...Роумэн вышел на улицу, с океана задувал ветер; нет ничего прекрасней такой погоды, подумал он, все идет, как надо, сейчас меня хорошо проморозит, я буду готов к разговору, мы должны провести этот разговор, от него зависит все или почти все, это точно. Город уснул, главная улица была пустынной, только в барах слышны голоса и к о с т и с т ы е удары бильярдных шаров; именно в барах по ночам собираются либо счастливые люди, либо самые несчастные, которые бегут самих себя. В шикарном "Президенте" было светло, как в операционной, и так же холодно; нет ничего отвратительнее огромных гостиниц, какой-то случной пункт, никакого уюта, сплошная показуха, отчего людей так тянет на показуху, будь мы все неладны?! Войдя в бар, Роумэн спросил, не пришел ли мистер Спарк; мэтр ответил, что еще не появлялся, однако техасский Роумэн г у л я е т: "Я ему сказал про вас, он очень потешался, хотите познакомиться?" Роумэн оказался крошечным человечком в ковбойской одежде; хлопнув Пола по плечу, предложил выпить "хайбол", спросил, откуда он родом: "Нет, увы, мы не братья, я бы мечтал найти брата, меня раздавило дело, будь оно неладно, нет свободной минуты..." - Так остановитесь, - посоветовал Пол. - Набрали десяток миллионов баков - и хватит! Наслаждайтесь жизнью! Видите, сколько здесь прекрасных шлюх? Каждая стоит тысячу в месяц, - это если высшего класса. Сто тысяч за десять лет вперед - гроши. Я бы на вашем месте нанял тройку, завидую шейхам, нет ничего надежнее многоженства, жизнь в радость, никаких обязательств, одни наслаждения... - Я смущаюсь называть вещи своими именами, - сказал коротышка Роумэн, - тем более, когда речь идет о женщинах. - Наймите себе "паблик рилэйшенз офиссер"'... Возите его с собою, кивнете головой - "хочу вон ту девку", - он вам ее сразу же приволочет... _______________ ' Чиновник по связям (англ.). - Сколько хотите получать в неделю? - Нет, я не пойду, - Роумэн покачал головой. - Я дорого беру, зачем вас разорять... Если хотите какую из здешних красоток, укажите пальцем, я и без денег все организую. - Пальцем указывать некультурно, - сказал карлик назидательно, и Роумэн понял, что именно этим ограничивается его с