Василий Шукшин. Печки-лавочки --------------------------------------------------------------- © Copyright Василий Шукшин Подготовка электронного текста: библиотека Александра Снежинского --------------------------------------------------------------- Накануне, ближе к вечеру, собралась родня: провожали Ивана Расторгуева в путь-дорогу. Ехал Иван на курорт. К мо­рю. Первый раз в жизни. Ну, выпили немного -- разговори­лись. Заспорили. Дело в том, что Иван, имея одну путевку, вез с собой еще жену Нюру и двух малых детей. Вот о том и заспорили: надо ли везти детей-то? Иван считал, что надо. Даже обозлился. -- Вот что я вам скажу, уважаемая родня: пеньком дрему­чим -- это я сумею прожить. Я хочу, чтоб дети мои с малых лет развитие получили! Вот так. Не отдых мне этот нужен!.. Я вон пошел с удочкой, посидел на бережку в тенечке -- и все, и печки-лавочки. Отдохнул. Да еще бутылочку в кустах раздавлю... Так? А вон им, -- в сторону маленьких детей, -- им больше надо. Они, к примеру, пошли в школу, стали про­ходить море -- а они его живьем видели, море-то? Скажут, папка возил нас, когда мы маленькие были. Я вон отца-то почти не помню, а вот помню, как он меня маленького в Березовку возил. Вот ведь что запомнилось! Ведь тоже небось и ласкал, и конфетку когда привозил -- а вот ничего не запо­мнил, а запомнил, как возил с собой на коне в Березовку... -- А я тебе скажу почему, -- заговорил Васька Чулков, двоюродный брат Ивана. -- Это потому, что на коне. -- Что "на коне"? -- На коне возил, а не на мотоцикле. Поэтому ты и запо­мнил. Я вон своих вожу... -- Да это не поэтому! -- зашумели на Ваську. -- Это ерунда! Какая разница -- что на коне, что на мото­цикле? -- Сравнил козлятину с телятиной! -- Дайте мне досказать-то! -- застучал вилкой по графину Иван. -- Я для того и позвал вас -- выяснить... -- Да не пропадут! -- воскликнул дед Кузьма, храбрый старый матрос. -- Что, в Америку, что ли, едут? В Россию же. -- Да шибко уж маленькие, прямо сердце заходится, -- повернулась к нему теща Ивана, Акулина Ивановна. -- Чего уж так зазудело-то? -- Он же говорит чего. -- Блажь какая-то... -- Да с грудными и то ездют. -- Да с грудными-то легче. Его накормил, он и спит себе. А ведь тут, отвернись куда, они уж -- под колесами. -- Ну уж -- под колесами. Чего уж?.. Езжай, Ванька, не слушай никого. -- Нюр, -- обратились к жене Ивана, -- ты-то как? Чего молчишь-то? -- Да я прям не знаю... Он мне все мозги запудрил с этим морем. Я уж и не знаю, как теперь... Вроде, так-то, охота, а у самой душа в пятки уходит -- боюсь. -- Чего боисся-то? -- А ну как да захворают дорогой? -- Чирий тебе на язык! -- В сумку, чтоб сухари не мялись, -- в сердцах молвил языкастый Ванька. -- Ворона каркнула во все воронье горло. -- А захворают, вы -- так, -- стала учить Нюру и Ивана одна молодящаяся бабочка не совсем деревенского по­кроя, -- сразу кондуктора: так и так -- у нас заболели дети. Вызовите, пожалуйста, нам на следующей станции врача. Все! Она идет в радиоузел -- она обязана, -- вызывает по рации санслужбу, и на следующей станции... -- Ну, тут семь раз дуба врежешь, пока они там по ра­ции... -- Это все -- колеса. Ты, Иван, держи на всякий случай бутылку белой, -- стал по-своему учить Васька Чулков. -- Как ребенок захворал, -- ты ему компресс на грудку. Нюра, возьми с собой ваты и бергаментной бумаги. У меня вон... -- Я взяла. -- А? -- Взяла, говорю! Бергамент-то. -- Вот. Ты вон глянь, что у меня с горлом-то делается... Нет, ты глянь! А-о!.. О-о! -- Васька растопырил перед Нюрой свой рот. -- Меня же ангина, сволочь, живьем ест! У меня же гланды в пять раз увеличены... Ты глянь! -- Да пошел ты к дьяволу со своими гландами! -- рассер­дилась Нюра. -- Водку пить -- у вас гланды не болят. -- Так я потому и пью-то! Вынужден! Если бы не гланды, я бы ее, заразу, на дух не принял. -- Не, Иван, ты как приедешь, ты перво-наперво... Слышь? Ты как приедешь, ты... Слышь! Ваня, слушай сюда!.. Ты как приедешь... -- Ты дай сперва приехать, елки зеленые! -- все злился Ванька. А злился он потому, что говорили все сразу и никому до его забот не было дела, а так -- лишь бы поговорить. -- Приедешь с вами. -- А вот приехал тоже один мужик в город и думает: где бы тут подцепить?.. -- Чего подцепить? -- Не чего, а кого, это же одушевленный предмет. -- Кто? -- Ну, кто?.. Что, не понимаешь?.. -- Не, ну ты говоришь -- подцепить. Кого подцепить? -- Кралю каку-нибудь, кого. -- А-а. Ну, так. -- Ну слушай... -- Двое говоривших склонились лбами над столом. Тот, который хотел рассказать историю мужика в городе, был очень серьезен и даже намеревался взять соседа за грудки и подтянуть его ближе к себе, но сосед отпихивал руки, -- Ты слушай! -- Я слушаю, чего ты руки-то тянешь? -- Я не тяну. Слушай! -- Ну? -- Приехал и думает: где б тут подцепить? -- Да сколько же он думать-то будет? Все думает и дума­ет... Чего ты руки-то тянешь? В другом конце стола подняли тему -- как надо лечить язву желудка. -- Я и разговорись с им в автобусе-то, -- рассказывал худой мужичок с золотыми зубами. Обстоятельно рассказы­вал, длинно. Со вкусом. -- Да. Он меня спрашивает: чо, мол, такой черный-то? Не хвораешь? Да и хворать, мол, не хво­раю, но и сильно здоровым тоже не назовешь, это я-то ему. Язва двенадцатиперстной, говорю. Он говорит: я тебя научу, как лечить. За месяц как рукой снимет. -- Как же? -- Возьми, говорит, тройного одеколона -- флаконов пять сразу, слей в четверть. Потом, говорит, наруби мелко-мелко алоя -- и намешай... -- А почему одеколон, а не водку?.. -- Обычно же на спирту настаивают. -- А черт его знает -- обязательно, говорит, тройной оде­колон. -- Ну и по скольку принимать? -- А вон и Лев Казимирыч идет! -- увидел кто-то. -- Э-эй, Лев Казимирыч!.. По дороге с палочкой медленно и культурно шагал седой старичок, Лев Казимирыч. Застучали в окно, позвали в несколько голосов: -- Лев Казимирыч!.. Лев Казимирыч поднял умную голову в шляпе, посмот­рел на окна и свернул к воротчикам. Шагу не прибавил. И сразу все за столом заговорили об одном -- какой умный этот Лев Казимирыч, сколько он, собака, знает вся­кой всячины, выращивает даже яблоки и выписывает книги. -- Этто иду лонись мимо его ограды, он мне шумит из-за штафетника: зайди! Зашел. Он держит в одной руке журнал какой-то, а в другой -- яблоко. Вот, говорит, -- теория, а вот -- практика. Покушай. Ну, я куснул яблоко... -- А как он рой Егору Козлову посадил! Ведра, тазы, миски хватайте, кричит, чо попало -- стучите! Гром нужен! Я тогда в суматохе Нюрашке Козловой крынок штук пять расколол -- они сушились на плетне, я и пошел колышком по им -- гром делать... Засмеялись. -- Нюрашка-то по голове тебе гром не сделала? -- Рой сажал! -- тут не до крынок. -- Ой, и башка же у этого Казимирыча! -- А мы как-то... Вошел Лев Казимирыч... Снял шляпу, слегка -- с досто­инством -- поклонился честной компании. -- Мир дому сему. -- С нами, Казимирыча! -- Дайте стул-то!.. -- засуетились. -- По поводу чего сбор? -- спросил Лев Казимирыч, при­саживаясь на стул к столу. -- Да вот Ивана провожаем. На море едет... Лев Казимирыч слегка удивился. -- На море? -- Отдыхать. В санаторий. Да вот, Казимирыч, помоги советом: хочет детишек взять, Иван-то, а мы -- против, -- обратилась к умному Казимирычу Акулина Ивановна, теща Ивана. -- У меня сердце загодя мрет -- шибко уж маленькие дети-то! А он их потащит. На кой же черт? -- Зачем? -- спросил Казимирыч Ивана. -- Чего "зачем"? -- не понял тот. -- Детей-то? -- Позагорать... Море посмотреть. -- Ты в своем уме? За столом замерли. Все смотрели на Казимирыча. -- А что? -- спросил Иван. -- Ты хочешь оставить там детей? -- То есть? -- То есть у них там сразу откроется дизентерия... Если еще не по дороге. Папа... ничего умнее не придумал? -- Да? -- Да, -- спокойно сказал Казимирыч. Всем сразу стало как-то легко. Даже весело. -- Вот, Ванька!.. А ведь говорили ему! Говорили! Нет, уперся, дубина!.. Спасибо, Лев Казимирыч! -- Не за что. -- Выпьете, Лев Казимирыч? Махонькую... -- Нет, спасибо. Нельзя. -- Махонькую! -- Нельзя. Спасибо. -- Лев Казимирыч! -- полез к старичку с дальнего конца стола мужичок с золотыми зубами. -- А вот скажите мне на милость: если намешать алой с тройным одеколоном... -- Да не лезь ты со своим тройным одеколоном! Если уж хочешь знать, то я тебе скажу: "Красный мак" лучше. Лев Ка­зимирыч, у меня к вам другой вопрос: вот, допустим, у вас засорился жиклер... -- Так, -- сказал Лев Казимирыч, склонив набочок го­ловку. -- Засорился. Прекратилась подача топлива в цилинд­ры. Ну? -- А мотор работает! -- Мотор не работает. -- Работает! -- Значит, жиклер не засорился. -- Нет, засорился: идет натуральная стрельба. -- Значит, засорился, но не совсем. Логика. -- Споем, Лев Казимирыч?! В дальнем конце стола, где мужичок с золотыми зубами, услышали "споем" и запели: А сброшу кольца, сброшу серьги. В шумный город жить пойду... -- запела здоровенная курносая девица и скосила... опасный, как ей, должно быть, теперь казалось, глаз на молодого со­седа. Там назову себя цыганкой, Себя цыганкой назову. Раз я сидела и мечтала Да у открытого окна; А чернобровая, в лохмотьях, Ко мне цыганка подошла... Опасный глаз не встревожил молодого соседа. Он о чем-то задумался... Потом потянулся к мужику, у которого жик­лер засорился, а мотор работает. -- А дело в том, -- сказал он, -- что это не жиклер засо­рился! Понял?! -- А что же? -- Поршни подработались. Кольца. Ты давно их смотрел? -- Я их никогда не смотрел. -- Смени кольца! А горят свечи восковые; Гроб черным бархатом обшит. А в том гробу лежит девчонка -- Да и она крепко, крепко спит. Прислушались было к песне, но... петь вместе не умели, а чего же так сидеть слушать? -- не на концерт же пришли. А на коленях перед гробом Стоит изменник молодой... -- Зина! А Зин! -- едва остановили крупную девушку. -- Давай каку-нибудь, каку все знают. Давай, голубушка, а то уж ты шибко страшно как-то -- гроб... -- Эх-х!.. -- Сосед Льва Казимирыча, рослый мужик, се­рьезный и мрачноватый, положил на стол ладонь-лопату; Лев Казимирыч вздрогнул. -- Лев Казимирыч, давай что-ни­будь революционное! А? -- Спойте хорошую русскую песню, -- посоветовал Лев Казимирыч. -- "Рябинушку", что ли. И запели "Рябинушку". И славно вышло... Песня даже вышагнула из дома и не испортила задумчивый, хороший ве­чер -- поплыла в улицу, достигла людского слуха, ее не обру­гали, песню. -- У Ваньки, что ли?.. -- Ну. Провожают. Поют. -- Поют. Хорошо поют. -- На курорт, что ли, едет? -- На курорт. Деньги девать некуда дураку. -- Ваня, он и есть Ваня: медом не корми, дай вылупиться. Нюрка-то едет же? -- Берет. Хочет и детей взять. -- О-о!.. Знай наших! -- Ты поросят-то не ходила глядеть к Ивлевым? -- Нет. Я нонче не буду брать... Одну покормлю до нояб­ря -- и хватит. Ну их к черту. -- Почем же, интересно, Ивлевы-то отдают? -- Да почем?.. Двадцать пять, известно. Месячные? -- Месячные. -- Двадцать пять. -- Сходить завтра поглядеть... Я бы боровка взяла одного. Покормила бы уж, черт его бей. Тоскливо без мяса-то, тос­кливо. -- Знамо, тоскливо. -- Тоскливо. Утром Ивана с Нюрой провожали до автобуса. На тракт. Шли серединой улицы: Иван с Нюрой -- в центре, по бо­кам -- тетки, дяди. Иван при шляпе, в шуршащем плаще, торжественный и помятый после вчерашних проводов. Нюр­ка в цветастой шали, в черной юбке, в атласной бордовой кофте -- нарядная, как в праздник. Шел также молодой племянник Ивана с гитарой и гром­ко играл что-то нездешнее, с маху вколачивая по струнам. Встречные останавливались, провожали глазами группу и шли дальше по своим делам. Может, кому и доведется когда-нибудь уезжать из села -- так же вот пойдет с родней по ули­це, также будут все обращать внимание. Пришли на автобусную станцию... Иван с двоюродными братьями отошли в чайную. Жена Нюра и старшие в родне промолчали: положено. На дорожку. Скоро Иван и братья вышли из чайной -- красные, по­кашливали. Закуривали. -- Дай твоих, у меня мятью какие-то... -- Спал, что ль, на них? -- Сел где-то... -- Ваньк, дорогой-то не пей шибко. -- Да ну, что я?.. -- Ты пивко лучше. Захотел выпить, возьми пару бутылок пива -- не задуреешь, все будет нормально. -- Да ну, что я?.. Братья -- ребята все крепкие, кулакастые -- вместе кому хошь свернут шею. А города опасались. Иван слегка волно­вался. -- Не духарись там особо... -- Да ну, что я?.. Подошел автобус. Родные наскоро перецеловались... -- Иван, гляди там!.. -- Мама, ребятишек-то, это -- смотри тут за ими. На реку бы не ходили... -- Да ехайте, ехайте -- погляжу тут. -- А то у меня душа болит... -- Ехайте! Раз уж тронулись -- ехайте. Чего бы, дуракам, здесь-то не отдохнуть? Ехайте уж... -- Нюра, Нюр, -- подсказывали под руку, -- ты деньги-то под юбку, под юбку; ни один дьявол не догадается... Я сроду под юбкой вожу... Целеньки будут. -- Мам, ребятишек-то гляди... На реку бы, на реку -- гляди! -- Пишите! Иван, пиши! -- Все будет -- печки-лавочки! -- кричал уже из окна Иван. -- Мама, ребятишек... ради Христа!.. Поехали. Автобус двинулся. Поехали наши -- не робейте, держитесь! Привыкайте. Иван маленько в автобусе принахмурился; все глядел в окно, пока проезжали деревню, знакомые с детства места... Поскотину проехали, лесок... -- Первый раз? -- поинтересовался сосед Ивана, пожи­лой добрый человек. Иван отвернулся от окна и зачем-то бодро соврал: -- Да ну, что вы!.. -- И посмотрел на Нюру, и опять при­нахмурился, и отвернулся к окну. Посидел маленько, повер­нулся к соседу. -- Куда -- первый раз? -- В далекий путь-то. -- А вы почему догадались? -- Ну... видно: всей родней провожали. -- Нет, я в городе-то бывал, а так далеко не бывал -- пер­вый раз. -- А куда? -- К Черному морю. -- Хорошее дело. -- В санаторий. -- Хорошее дело. Билеты продавали снаружи вокзала, и была большая оче­редь. Иван устроил Нюру с чемоданом возле скверика, а сам побежал занимать очередь. Стал за каким-то человеком в шляпе -- шляпа за шляпой. Иван проявил какую-то странную, несвойственную ему го­ворливость. Вообще в городе он стал какой-то суетливый. Волновался, что ли. -- За билетом? -- спросил он человечка в шляпе. Человечек читал газету, оторвался на малое время, по­смотрел на Ивана... -- Нет, за колбасой. Иван не обиделся. -- Далеко? Человечек опять отвлекся от газеты, посмотрел на Ивана... -- В Ленинград. -- А я -- к югу. -- Хорошо. -- Да решил, знаете... Ну ее, думаю, все к черту -- поеду. Билетов-то хватит? -- Должно хватить. А там... Бог ее знает. Народу много. -- Да. -- Иван понизил голос, приблизил свою шляпу к шляпе человека с газетой. -- Куда, к черту, едут? Чего дома-то не сидится? Человек еще раз глянул на Ивана... И стал опять читать газету. Иван помолчал, посмотрел вокруг... Посмотрел на длин­ную очередь... Заглянул через плечо человеку -- в газету. -- Ну, что там? Человек раздраженно качнул головой, сказал резковато: -- В Буэнос-Айресе слона задавили. Поездом. -- Ох, о!.. -- удивился Иван. Еще некоторые удивились в очереди, посмотрели на че­ловека с газетой. -- А как же поезд? -- спросил Иван. -- Поехал дальше. Слушайте, неужели охота говорить при такой жаре? Иван виновато замолчал. Он думал, что в очереди, наоборот, надо быть оживленным -- всем повеселей будет. Посто­ял еще немного, потом молча поманил рукой Нюру... Та по­дошла. -- Постой маленько, -- сказал Иван. -- Я покурю. -- Иди к чемодану, там покури. Иван пошел к чемодану, а Нюра осталась стоять в очере­ди -- терпеливо, с пониманием, что надо стоять, долго надо стоять. Билетов всем хватило... Даже еще, наверно, остались лишние, так как в купе, кроме Ивана с Нюрой, был только один пассажир. Иван вошел в купе несколько шумно, покрикивал на Нюру. -- Вот!.. Здесь -- двадцать два, двадцать три. Давай сюда! Здравствуйте! У столика сидел уверенный человек, чуть даже наглова­тый, снисходительный, с легкой насмешечкой в глазу... За­писной командировочный. -- Ну, -- сказал командировочный, глядя на Нюру, -- бу­дем знакомиться? Николай Николаевич. -- Иван Расторгуев, -- сказал Иван. -- А это жена моя, Нюра. -- Так, так... -- И как-то сразу понял командировочный, что с этой парой можно говорить снисходительно, в упор их разглядывать, Нюру особенно, только что не похлопывать. -- Далеко ли? -- К югу. -- Иван старался быть вежливым, знающим. Николай Николаевич засмеялся. -- Вы что, перелетные птицы, что ли? К югу? Ивана обидел этот смешок, но он не подал виду. Вошел проводник. -- Постель будете брать? -- Мне не потребуется, -- сказал командировочный, -- я в Горске схожу. А им вот потребуется, конечно. Они -- к югу. -- И командировочный опять посмеялся, глядя на Нюру. -- Да, да, -- поспешно сказал Иван, -- нам, конечно, по­требуется. Тащите. Проводник принес два комплекта -- постели. -- Два рубля. -- Какие два рубля? -- не понял Иван. -- За две постели. -- Это... -- Иван почуял некий подвох с этими двумя руб­лями. -- А что, за постели отдельная плата? Командировочный и проводник переглянулись. -- Отдельная, отдельная. Давайте поскорей, мне некогда. -- Нюся, дай два рубля, пожалуйста, -- спокойно сказал Иван. -- Загороди меня, -- тихонько попросила Нюра. Иван стал так, чтоб загородить жену от мужчин. -- Счас мы свои рублишки достанем из чулочка... И отда­дим. -- Ивану страсть как неловко было, что деньги -- где-то у жены "в чулочке"... И он прямо, вызывающе-прямо посмотрел на ухмыляющихся проводника и командировочного и тоже улыбнулся, но зло улыбнулся. Если бы командиро­вочный посмотрел внимательней на Ивана, он бы перестал улыбаться. Но он смотрел невнимательно -- он улыбнул­ся. -- Жена у меня боязливая... возьмут, говорит, да своруют наши рублишки... А кому они нужны, наши рублишки? Верно? Нюра достала наконец пятерку... Подала кондуктору. Тот сдал трояк сдачи и ушел. -- Первый раз? -- весело спросил командировочный. -- Что? -- Едешь-то. Первый раз? -- Так точно! А что? -- Надо доверять людям... Вот вы едете со мной вместе, например, а деньги спрятали... аж вон куда! -- Командиро­вочный опять посмеялся. -- Значит, не доверяете мне. Так? Объективно так. Не зная меня, взяли меня под подозрение. А ехать вам далеко -- вы так и будете всем не доверять? Дере­венские свои замашки надо оставлять дома. Раз уж поехали... к югу, как ты выражаешься, надо соответственно и вести себя... Или уж сиди дома, не езди. А куда к югу-то? Юг боль­шой... -- На кудыкину гору. Слыхали такую? Там курорт новый открылся... Вот я туда первый раз и смазал лыжи. Нюра засмеялась. Невольно. Командировочного задело за живое. Особенно ему не по­нравилось, что Нюра засмеялась. -- А ты что это сразу в бутылку-то полез? -- А вы что это сразу тыкать-то начали? Я вам не кум, не... -- О-о! -- Командировочный удивился и засмеялся на­сильственно. -- Да мы, оказывается, с гонором! -- Вот так, дорогой товарищ... Я бы лично эти ваши ухмылочки не строил. Что, вы от этого сильно умный, что ли, стали? Нет же... -- Иван! -- вмешалась Нюра. -- Слушайте!.. -- посерьезнел командировочный. -- Вы все-таки... это, научитесь вести себя как положено -- вы же не у себя в деревне. Если вам сделали замечание, надо прислушиваться, а не хорохориться. Поняли? -- Командировоч­ный повысил голос. -- Научись сначала ездить. Еще жену с собой тащит... -- А что тебе моя жена? -- зловеще тихо спросил Иван. -- Что тебе моя жена? Нюра знала, что после таких вопросов -- так сказан­ных -- Иван дерется. -- Вань!.. -- Что тебе моя жена-то? -- То, что надо сначала самому научиться ездить, потом уж жену за собой возить. -- А твое какое дело? Я тебе что, на хвост нечаянно на­ступил? -- Да вы только не это... не стройте из себя припадочно­го. Не стройте. Видели мы и таких... И всяких. -- У команди­ровочного серьезно побелели глаза. -- Не раздувайте ноздри-то, не раздувайте! А то ведь -- как сел, так и слезть можешь. -- Это кто же, ты ссадишь? -- Ванька! Да перестань ты, Господи-батюшки!.. И вечно с им какие-нибудь истории! Командировочный весь встрепенулся, осмелел еще пуще. -- Так вот, чтобы историй этих больше не было -- мы по­можем ему... Ишь ты, понимаешь... -- Ну-ка, помоги. -- Сча-ас. Вот до следующей станции доедем и вызовем милицию. Может, с историями-то придется остановку сде­лать... суток на пятнадцать. Подумать, как вести себя в доро­ге. А то... -- Профурсетка в штанах, -- отчетливо сказал Иван. -- Он еще пугать будет... Сам у меня слезешь. Спрыгнешь... И -- по шпалам, по шпалам... -- Иван встал; Нюра вцепилась в него. Командировочный вскочил с места. Он сделал это по­спешно и сам же усовестился своей поспешности, гордо тряхнул головой. -- Ах, так? Ну погоди... -- И он пошел из купе, но в две­рях еще оглянулся. -- Счас ты у меня уедешь. -- И вышел. Нюра перепугалась. -- Опять!.. На кой черт потащил тогда, на самом-то деле, если с характером своим поганым совладать не можешь?.. -- Не гнуси. Я, что ли, начал? -- Ссадют, правда, на станции -- кукуй там... -- Счас -- ссадили. -- Он, может, начальник какой, откуда ты знаешь? -- Он дурак. Чего он начал ухмылочки строить? -- А ты что, с лица спал от этих ухмылочек? Строй он их!.. Как хорошо поехали -- нет, надо свой характер пока­зать!.. -- Не ори. И не пужайся, наоборот, держи теперь нос выше, а то, правда, не ссадили бы. -- Как хорошо поехали!.. -- горько горевала Нюра. Дверь в купе отодвинулась... Стояли два кондуктора, а за ними -- командировочный. -- Вы что тут? -- спросил кондуктор, который выдавал постели. -- Что? -- откликнулся Иван. -- Ничего. -- Чего шумите-то? -- Кто шумит? Никто не шумит. -- А кто меня из вагона выбросить хотел? -- спросил ко­мандировочный. -- Вы что-то перепутали, -- спокойно сказал Иван. -- Это вы меня ссадить хочете... А мне неохота -- слезать-то... Я затосковал. Кондукторы увидели, что пассажир -- не пьян, обрати­лись к командировочному: -- Перейдите в другое купе, места есть. Во втором есть два места. Командировочный взял свой портфель и, смерив Ивана презрительным, обещающим взглядом, сказал: -- В Горске мы еще увидимся. -- Давайте. По кружке пива выпьем... -- Ты это... не очень! -- прикрикнул на Ивана кондук­тор. -- А то выпьешь у меня. И они ушли. -- Вот так! -- сказал Иван. Встал, засунул руки в карманы и прошелся по свободному купе. -- А то будут тут мне... печ­ки-лавочки строить, понимаешь. -- Сиди уж!.. Герой! У самого небось душа в пятки ушла. -- У кого? У меня? Мне только на станции сидеть неохота, а то бы ему... сказал несколько слов. Зато вон как свобод­но стало!.. Хорошо! -- Иван полез в карман -- закуривать. -- Иди в коридор курить-то. Здесь нельзя, наверно. Иван вышел в коридор. В коридоре стоял молодой мужчина... Смуглый, нарядно одетый, улыбчивый. Морда -- кирпича просит. Иван похлопал по карманам -- в одном брякнули спич­ки... Но все равно смуглый, вежливо улыбнувшись, подста­вил свою папироску. Иван прикурил. -- Маленькое недоразумение? -- спросил смуглый, кив­нув в сторону служебного купе. -- Да один товарищ... начал чего-то -- ни с того ни с сего... -- Далеко?.. -- Еду-то? К югу. Надо, знаете, отдохнуть малость. На ку­рорт. -- Иван теперь решил быть вежливым со всеми подряд. -- Один? -- все расспрашивал смуглый, скорый. -- Нет, с женой. Смуглый вдруг протянул руку -- знакомиться. -- Виктор. -- Иван. -- Кроме вас, в купе есть кто-нибудь? -- Нет. Этот-то ушел... -- Я тогда перейду к вам... -- Виктор вошел в соседнее купе, вынес большой желтый чемодан. -- А то у меня там одни женщины... Пойдем в твое. -- Пошли. Вошли в купе. Виктор приветливо поздоровался и засу­нул чемодан под сиденье. -- Ну вот... -- сказал он облегченно. И улыбнулся Нюре. -- Ну, как там... в колхозе-то? -- Да ведь оно -- как? -- пустился в рассуждения Иван. -- С одной стороны, конечно, хорошо -- материально нас под­держали, с другой стороны... А вы кто будете по специальности? -- Я? -- Ну... -- Конструктор. -- Вот -- городской человек. Вот нам говорят: давайте сравняем город с деревней. Давайте! Значит, для вас в городе главное что, деньги? Ну, значит, давайте и для деревни так же сделаем -- деньги будут главными. А -- хрен!.. Так нельзя. -- Иван, -- сказала Нюра. -- Ну? Нюра притворно посмеялась. -- Ты с какими-то разговорами... Человек, может, устал, а ты... -- Нет, нет, я не устал, -- сказал Виктор. -- Ну, так -- деньги? -- Деньги. Я, например, тракторист, она -- доярка. Мы в добрый месяц зашибаем где-то -- две, две с лишним сотни. -- Да? -- удивился конструктор. -- Я думал, меньше. -- Да что вы! Иной раз до трех выходит!.. -- Вань... -- Чего тебе?! -- Ну, ну? -- любопытствовал дальше конструктор. -- Теперь, -- продолжал Иван, входя во вкус коренной беседы. -- Что получается? Если я не поленюсь, я эти свои сто двадцать рублей завсегда вышибу. Так? Буду вкалывать с утра до ночи... а то и ночи прихвачу... Так? -- Ну. -- Правильно! -- Иван всерьез волновался. -- Но один маленький вопрос: чем больше я получаю, тем меньше я бес­покоюсь, что после меня вырастет. Вот. -- А в чем вопрос-то? Это ответ. -- Ну, ответ. А вопрос еще хуже: спроси? -- Кого? -- Меня. -- О чем? -- Беспокоюсь я за пашню? Нет, я по-человечески, ко­нечно, беспокоюсь, как же. Но, все равно, это не то. Я вспа­хал, и моя песенка спета. Все? -- Все. -- Хрен!.. Это на заводе -- сковал я, допустим, ось, так она ось и нужна -- я все сделал... -- Но ось-то -- тоже для машины! На одной оси-то не по­едешь. -- Правильно! А машину потом соберет другой -- и за это тоже ему плати денюжку... -- Но ведь и у вас: ты вспахал, другой посеял... -- Я вспахал -- получил, он посеял -- получил, а хлеба, например, нету. А мы денюжку получили. Я к примеру го­ворю. -- Это какой-то Гегель получается... -- Да никакой не Гегель! -- Да почему хлеба-то нету? Неурожай, что ли? -- Да меня это не касается, вот штука-то! Не знаю, мо­жет, неурожай. Я пахал хорошо. И получил хорошо -- на ку­рорт вот поехал... Хватило. -- Вань... -- Не ванькай! Я ж за колхоз волнуюсь, а не... чего-ни­будь. Мне тоже понять охота. -- Значит, вы живете хорошо, -- подвел итог конструк­тор. -- Хорошо. Вон у меня ряшка-то -- с похмелья не... это... Она и у те... Да. Хорошо живем! -- А почему вы в город из деревни бежите? -- Это не вопрос, это -- семечки. Я же эти сто двадцать рублей везде могу заработать. Заработаю же я их в городе?.. -- Наверно. -- Заработаю! Силенка есть, и башка на плечах -- сумею. -- Сумеешь. -- Но в городе я на эти сто двадцать рублей... интересней проживу. В городе у меня все под боком: и магазин, и пром­товары, и парикмахерская, и вино... А у себя-то я со своим рубликом еще побегаю поищу -- где пальтишко девчонке ку­пить, где рубаху себе, где пальто демисезонное супруге... За любым малым пустяком -- в райцентр. А до райцентра -- семьдесят километров. Да еще приедешь, а там тоже нету. -- М-да. А куда сейчас-то? Место подбирать, куда бе­жать? Иван обиделся. -- Ать! -- поймал! Пойма-ал, конструктор... -- Посмеялся недобро. -- Что, есть на примете хорошее местечко? -- Обиделся! -- Конструктор тоже посмеялся -- доб­рее. -- Оби-иделся, пахарь. Не обижайся, я без всякого умысла. Куда едете-то? -- Я же говорил -- к югу. -- А, да. К югу -- это хорошо, -- похвалил конструк­тор. -- Я сам думаю махнуть скоро... -- И конструктор про­пел шутливо: -- "Там море Черное, песок и пляж, там жизнь привольная чарует нас!.." Да? Нюра засмеялась. Она была очень смешливая женщина. И смеялась как-то очень доверчиво и мило -- хотелось ее смешить. -- Так-так, -- сказал довольный конструктор. И поднял­ся. И достал из-под сиденья чемодан. -- Ну, что нам тут по­ложили? Собираешься вечно второпях... вечно торопишься... Ну, конечно, -- ключи забыл дома. На пианино. Вечная ис­тория! Ножик есть, Ваня? -- Есть. -- Да зачем же ломать такой добрый чемодан! -- встряла Нюра. -- Ничего. На наш век чемоданов хватит. Верно, Иван? -- Конструктор ловко поддел концом ножа блестящие замочки, и они один за другим отскочили. -- Вы не по тракторам конструктор? -- Нет. По железной дороге. -- А то бы я вам задал пару вопросов... -- Нет, лучше не надо, Иван. -- Конструктор с чрезвы­чайным любопытством рылся в чемодане, отвечал на вопро­сы нехотя. -- Я устал от вопросов... Ага -- коньячишко!.. КВК. Прекрасно. А тут что?.. Купюры. О мне эти интелли­генты: кто же деньги кладет в чемодан! -- Конструктор пере­ложил деньги из чемодана в карман. -- Что-то я не вижу здесь литературы. Обычно этого... М-да. Ну? -- Конструктор весело посмотрел на Ивана, на Нюру... И какая-то мысль влетела ему в лоб. Он достал из чемодана очень нарядную кофточку. -- Ну-ка, Маруся, встань. -- Нюра. Маруся у нас дома осталась. -- Ну-ка, Нюра, примерь... -- Зачем? -- Примерь, я посмотрю. -- Ой, да я сроду и не нашивала таких... -- Да примерь -- просют! -- воскликнул Иван. -- Ну, отвернись. Мужчины отвернулись. И, отвернувшись, поговорили малость. -- Какое отношение к коньяку? -- спросил конструктор негромко. -- У меня? Хорошее. -- Рюмочку -- не возражаешь? КВК. -- Что это, коньяк? -- Да. Генеральский. -- Не возражаю. -- Ну, глядите! -- сказала Нюра. Кофточка так ее краси­ла, так преобразила!.. Нюра покраснела под взглядами муж­чин. Засмеялась милым своим смехом. -- Идет вам. -- Это кому же вы такое богатство везете? -- спросила Нюра. -- Носите на здоровье, -- просто сказал конструктор. -- Да что вы! -- испугалась Нюра. -- Ничего, носите. Это так вам к лицу!.. -- Смугловатый джентльмен улыбнулся. -- У нас хватит. Ах, как она вам идет! Шик-блеск -- тру-ля-ля, как мы говорим, когда заканчиваем какую-нибудь конструкцию. -- У нас... это... -- растерялся и Иван, -- деньжонок в обрез... На дорогу только. А она ж дорогая, наверно... Конструктор укоризненно покачал головой. -- Не обижай, Иван. Деньги -- это бяка. Скажи лучше, чем мы закусим коньячишко? -- У нас огурцы малосольные есть... -- Нет, огурцы здесь не... Ага! -- Конструктор нашел в че­модане шоколад. -- Ах, молодцы! Все продумали. -- Заботливая у вас жена, -- сказала Нюра, желая сказать что-нибудь очень хорошее доброму человеку. -- Ничего... Немножко рассеянная. -- Работа, видно, такая. У нас на квартире жил один уче­ный -- такой умница, такой башковитый, добрый тоже та­кой, а ширинку вечно забывал застегнуть. -- Нюра засмея­лась. Конструктор тоже посмеялся. И Иван посмеялся. Все посмеялись, так всем что-то хорошо стало. -- Держи, Иван. Нюра дернула было Ивана за пиджак -- чтоб он не увле­кался коньяком-то, но Иван только ногой дрыгнул и досад­ливо, с укором поморщился. -- Вот так вот живешь, работаешь... а радости -- нет. Ра­дость -- на нуле. -- Конструктор чего-то вдруг взгрустнул. -- Настоящей творческой работы мало. Так -- мелочишка суф­фиксов и флексий... устаю. Все время в напряжении, все время нервы как струны натянуты, и я боюсь, что когда-ни­будь они лопнут. -- Железная дорога! -- понимающе сказал Иван. -- Тут так-то просто проедешь, и то голова кругом, а вам все время думать надо. Это же не печки-лавочки, понимаешь. -- Ну?.. -- Поехали... Они хватили по рюмочке дорогого коньяку, заели шоко­ладом. Конструктор закурил сигарету с золотым обрезом -- тоже из чемодана, вытянул ноги, чуть прикрыл глаза. -- Покой нам только снится, -- сказал он негромко. -- Но я вам так скажу, Виктор... -- Александрович. Друзья меня называют -- Виктор. -- А вам так скажу, Виктор, -- пустился в подхалимаж Иван, -- без вашей работы мы бы тоже далеко не уехали... -- Куда вы без нас! -- Вот я -- тракторист. Я поучился три месяца -- и готово дело: управляю. А ведь его же придумать надо было, скон­струировать! Сколько там всяких узлов, систем... -- Иван повернулся к Нюре, стал загибать пальцы. -- Система питания, система зажигания, система охлаждения... -- Молодец, хорошо знаешь трактор, -- похвалил Вик­тор. -- А вот нам, авиаконструкторам... -- Вы же -- по железной дороге. -- Нет, я по железной дороге, но с авиационным укло­ном. Мы сейчас разрабатываем систему игрек: железная до­рога без мостов. -- Как это? -- Так. Вот идет поезд, на пути -- река... А моста нет. -- Ну а как же? -- Очень просто: поезд пла-авненько поднимается в воз­дух, перелетает реку и снова опускается на рельсы. -- Где же у него крылья-то будут? -- тоже очень заинтере­совалась Нюра. -- Никаких крыльев -- воздушная подушка. Паровоз пус­кает под себя мощную струю отработанного пара -- и по пару, по пару... Иван засмеялся. -- Премию большую могут дать за такую механизацию! -- Могут дать, -- согласился Виктор, улыбаясь. -- Так что, правда, что ли? -- не поняла Нюра. Мужчины засмеялись вместе. -- Что ты, шуток не понимаешь? -- сказал Иван. Поезд стал замедлять ход, стал громко стучать на стыках. -- Это какая станция? -- встрепенулся Виктор. Иван выглянул в окно. -- Гор...ск. Горск. -- Сколько здесь стоит? -- Не знаю. -- Наливай по рюмочке... И продолжим мирно беседо­вать. -- Хватит бы вам, -- сказала Нюра. -- Виктор Александ­рович, выпейте один, а мой пусть пропустит. А то он счас по вагону начнет бегать. -- Зачем? -- не понял Виктор. -- А он всегда так: как выпьет, так... -- Да брось-ка ты! -- обиделся Иван. -- С коньяка не за­бегаешь! Это тебе не самогон. -- Зачем же он бегать будет? Мы будем спокойно си­деть -- беседовать. Вы на съезде колхозников были? -- Нет. -- Но какие вопросы... В это время дверь в купе отодвинулась: стояли милицио­нер, а за ним... командировочный. -- Вот, пожалуйста, коньяк сидит дует! -- брезгливо ска­зал командировочный. -- Он до Новосибирска не доедет. И эта -- тоже... куда с таким пьянчугой поехала! На куро-орт!.. -- Куда едете? -- строго спросил милиционер Ивана. -- К югу. А чего, я не понимаю?.. Вот билеты, вот пу­тевка... -- Тебе не на курорт надо, а в вытрезвитель, -- зло гово­рил командировочный. -- Еще жену за собой тащит... -- Минуточку, -- остановил его милиционер. Вниматель­но осмотрел билеты, путевку. -- Как же так: не успел отъ­ехать -- уже за бутылку? -- Тут недоразумение, товарищи, -- спокойно, чуть при­нахмурившись и негромко заговорил железнодорожный кон­структор. -- Товарища колхозника угостил коньяком я, и выпили мы -- вот, что видите, -- совсем немного. До этого он был совершенно трезв, я это утверждаю. -- Вы не заступайтесь за него, не заступайтесь, а то он от­благодарит вас, этот хам... -- Я не заступаюсь! -- повысил голос конструктор. -- Я констатирую (он выговорил -- консцацирую) факт: това­рищ был совершенно трезв и угостил его -- я. А вас... вам стыдно, товарищ, бегать по милициям и вносить дезинфор­мацию. Кляузами заниматься. -- Я же и кляузничаю! А это что у вас на столе? Боржоми? -- Это коньяк. КВК. У нас в стране нет сухого закона. Ясно? И не бегайте и не травмируйте людей. Люди едут на заслуженный отдых, а вы тут... -- А кто вы такой, собственно? -- ощетинился команди­ровочный. -- Это же самое я хочу спросить у вас; Где вы работаете, кстати? -- Конструктор вынул из кармана записную книжку, приготовился записать. -- А вы куда едете? -- спросил милиционер. -- В новосибирский академгородок, -- небрежно бросил конструктор. -- Так где вы работаете, товарищ? -- Не ваше дело. -- Хорошо. -- Конструктор спрятал записную книжку. -- Я постараюсь это узнать. Через Николая Сергеевича. -- Кон­структор посмотрел выразительно на милиционера. -- Это не составит труда. И тогда вы не мне, а в другом месте ответите, почему вы ходите и запугиваете колхозников. Почему вы им устраиваете проверку документов... и прочее. -- Вы же не слышали, как он тут обзывался... -- Это ваше мужское дело! -- Конструктор ни секунды не делал паузы, трудно было вклиниться в его речь еще с каким-нибудь вопросом, например. -- Вышли в тамбур и выяснили отношения. Нет, вы приводите милиционера, отвлекаете его тем самым от прямых обязанностей, да еще и внушаете ра­ботникам сельского хозяйства недоверие к форме уважаемых сотрудников общественного порядка... -- Спокойней, товарищи, спокойней! -- влез наконец милиционер со словами. -- Наше дело -- предупредить, что­бы товарищ... не забывался, что он в дороге, тем более что он не один. И вам, так же самое, -- совет: выпиваете, а без за­куски. А еще молоды, опыта в этом деле мало -- развезет, и сами не заметите как. Вон же есть вагон-ресторан, взяли первое, второе, ну и выпили. Но тогда есть уверенность, что не развезет. А так -- это же риск. Езжайте, никто вам ничего не собирается делать, никто вас не запугивает. Но опять же, мой совет, как старшего товарища: будьте с этим делом бди­тельны. Коньяк -- его ведь только пить приятно, но он свое берет. До свиданья. -- До свиданья. -- До свиданья. Дверь в купе задвинулась. Некоторое время все молчали. Конструктор откинулся на спинку дивана и прикрыл глаза. -- Валерьянка есть? -- спросил он. Он и правда поблед­нел. Нюра испугалась. -- Я схожу спрошу у этого... какой постели выдавал... У них есть, наверно. -- Нет, -- сказал конструктор. -- Не надо. Сейчас мы вот этих капель накапаем. -- Он налил себе полстакана коньяка и залпом выпил. -- Вот так. Пройдет. Поезд тронулся. -- Поехали? Ну, вот... а ты, дурочка, боялась... -- Кон­структора что-то кинуло в болтливость, с коньяка, что ли. -- Ты, Иван, спрашивал насчет системы игрек: только что, на твоих глазах, сработала система игрек. Мы же были в воздухе. Ты не заметил? -- Как в воздухе? -- спросила Нюра. -- Мы стояли. -- Мы были в воздухе. Пла-авненько поднялись и опусти-ились. -- Конструктор показал рукой, как пла-авненько поднялись и опусти-ились. -- Не знаю, кто поднялся, кто опустился, но сердце у ме­ня опустилось в пятки, это точно, -- признался Иван. Конструктор почему-то обрадовался. Даже засмеялся. -- Испугался? -- Испугался! Ссадют, думаю... -- А-а, вот так! И ссадили бы -- запросто. Да. Ну, хорошо с вами... но мне пора. -- Куда вы? -- Да пойду поищу тут товарища одного... -- Виктор затя­нул чемодан ремнями. -- Товарищ один должен ехать... тоже конструктор. -- Виктор взял чемодан в левую руку, правой еще пригубил на дорожку коньячку и раскланялся. -- Вы коньяк-то пробочкой заткните да в карман, -- по­советовал Иван. -- Товарища-то стренете -- будет что вы­пить. -- М