ственницы. Если поедучая ведьма по случаю дождя отсиживается в избе и ждет погоды, тогда худо. Тогда молодцу волей-неволей придется вступить с ней в смертный бой ради жизни на земле, и неизвестно, чем этот бой закончится, потому что молодцу на грязи да мокрой траве скользко, а баба-яга может свободно летать вокруг него в ступе и лупить пестом по башке, по плечам, по всему, куда попадет. Если же окаянная старушка окажется в отлучке, облетая окрестности или гостя у кикиморы, или молодец все-таки сумеет сбить на лету ступу и успокоить ведьму черенком лопаты - тогда все в порядке. Тогда достаточно забросить лопату на крышу избушки - и дождь надолго прекратится. ...В здешних краях на крыше бабы-ягиной избушки лежала, должно быть, не одна лопата, а десятка два. Если не сотня. Потому что дождя тут, судя по всему, не было никогда. И быть не могло. А ежели какая влага и капала часом с неба, так испарялась, не успев долететь до раскаленной поверхности. - Предупреждать надо! - завыл богатырь, увидев, где очутился. Крутом, сколько глаз достигал, простирался беловатый мелкий песок. Над песком гулял ветер. Из-за этого песок воображал себя морем: покрывался где мелкой рябью, где покрупнее, а где громоздил высокие валы. Жихарь вздохнул, присел, достал из-за пояса Симулякр. Тот упал на песок, покрутился, указал направление, после чего превратился в зонтик наподобие того, что носил с собой славный побратим, бедный монах по имени Лю Седьмой. Надо было спасибо сказать и на этом. Потому что солнце здесь было раза в два крупнее, чем над Многоборьем, и жарило раза в четыре сильнее. Делать нечего - пришлось брести. Можно было считать шаги, можно было петь во все горло песни, покуда глотка не пересохнет, можно было рассказывать себе самому новеллы и устареллы. Ничего этого делать не хотелось, поскольку Жихарь мгновенно и неожиданно устал. Сразу захотелось пить, благо воды было в избытке, но он знал, что в походе нужно терпеть до последнего. Хотя раньше в пустыне ему хаживать не приходилось. Вот в безводной степи оказаться привелось. Вряд ли тут большая разница. Потом, когда солнце окончательно залютовало, он вспомнил, что знающие люди советуют в песках идти по ночам, а днем надо отсыпаться, зарывшись в песок. Увы, в этом песке было впору яйца запекать, но не собственные же! Ветер заносил песчинки под одежду, в сапоги, каждая складка сразу превратилась в лезвие, уязвляющее тело. Хорошо хоть, на любом привале есть возможность облить себя озерной водой. Он прошагал остаток дня, никого вокруг себя не видя и слыша только свист ветра. Дорог в пустыне не водится, есть, как и в степи, должно быть, караванные тропы, идущие от колодца к колодцу, но они видимы и ведомы только тем, кто здешние края знает столь же хорошо, как Жихарь многоборские леса. Может, и водится тут какой хозяин - Пустынник или Песчаник. Любопытно, как он выглядит? Такой же, наверное, белесый, как песок, высохший, злобный, как здешнее солнце. С таким не договоришься по-хорошему. Разве что в кости с ним сыграть на песок и весь его выиграть? Жихарь достал из мешка сухарь, размочил его водой, нацедив из уголка дареного платка, и сжевал. На зубах скрипело и хрустело. Ночь пала сразу, и стало неожиданно холодно. Тут и в горячий песок самое время спрятаться... Спал богатырь плохо и вполглаза, хоть и знал, что вместе со сном теряет силы. "И чего я степняка не прихватил? - сокрушался он. - Мало ли что Беломор положил запрет! На запрет ведь тоже можно кое-что положить, после чего он станет недействителен. Сочиняй пел бы свои бесконечные песни, я бы его всяко подначивал. Он бы высмеивал наши обычаи, я - ихние, и дорога показалась бы вполовину. Да и ночь можно было бы поделить, чтобы один сторожил на всякий случай..." Сторожить было не от кого. Правда, утром Жихарь обнаружил на груди пару скорпионов и небольшую змейку, но он хорошо понимал живую тварь и знал, что забрались они туда вовсе не с целью напугать или укусить, а просто захотелось зверюшкам погреться. Если бы змейка была побольше, он бы ее съел - дружинник в походе должен есть все, что шевелится, если другой пищи нет. Съеденной при этом обижаться не полагалось: чай, видела, куда лезла. К утру вернулось и чувство, что кто-то за ним смотрит, кто-то за ним идет. Богатырь долго озирал окоем из-под ладони, но на рубеже неба и песка воздух дрожал и зыбился: то ли есть кто там, то ли нету никого - неведомо. Все-таки старик знал, куда собирал богатыря: тонким полоскам вяленого мяса ничего не делалось и при такой жаре, а соли Беломор положил целый березовый туесок. "Сам бы я не догадался", - сказал себе Жихарь, хоть и знал, что соль из тела выходит вместе с потом и человек от этого в конце концов умирает. Кровь-то ведь соленая, а тут она становится жидкая и ни на что не годная. Вот и надо ее подсаливать из запасов. Наконец впереди что-то показалось. Дерево какое-то, потом второе, потом крепостная стена с башнями по углам... Возле ворот толпятся люди, верблюды и овцы, стражники поблескивают доспехами... - Вот и Вавилон, - сказал богатырь. - А я-то думал... Он взял зонтик-Симулякр и положил на песок. Меч-разумник сложился в прежнюю палку, покрутился - и показал совсем в другую сторону. - Не Вавилон, - сказал богатырь. - А я-то думал... Но дойти все-таки надо: верблюда, скажем, того... прикупить... И пошел, невзирая на то что Симулякр, обернувшись посохом, стал путаться под ногами и всячески мешать. - Такого уговору не было, чтобы пешком мучиться! - сказал Жихарь. - Вот добуду верблюда, тогда и пойдем в необходимую сторону. ...Город пропал в ту самую минуту, когда, казалось бы, должно было послышаться овечье блеяние и стражничья матерщина. Про пустынные мороки богатырь слышал, но сам никогда не видел, оттого и поверил. Всякое чудится путнику в песках. Может он увидеть даже море с большими кораблями под высокими мачтами, может узреть древний храм с позолоченными куполами, даже родную деревню, случается, люди видят - да только потом грызут с досады песок. Настоящий морок - это не какие-нибудь Мнимые Понарошки, которыми Жихарь пугал своего побратима Яр-Тура в предыдущем походе. В последующие дни мороки привязались к богатырю, как к родному человеку, и не оставляли его надолго. Сперва он увидел, что из песка торчит человеческая голова - бритая, смуглая и мычащая какую-то песню. - Здорово, - сказал Жихарь. - Надолго обосновался? Вместо ответа голова стала пухнуть, пухнуть, стала в три человеческих роста величиной, обросла густой бородою и увенчалась нарядным дорогим шлемом. Голова сделала губы дудкой и принялась с огромной силой дуть в сторону богатыря. - Заткни пасть, Мироедина! - рявкнул богатырь, с трудом удерживаясь на ногах. - Сейчас в ухо заеду! Голова испугалась, послушалась, как бы покрылась инеем и льдом, потом еще шире разинула пасть. Из пасти по ледяному языку поехали хохочущие ребятишки. Несмотря на жару, одеты они были по-зимнему. Доезжали до песка и пропадали. - Привидится же такое! - сказал Жихарь, хотя все еще было впереди. И точно - впереди кто-то двигался. Богатырь прищурился, напрягая правый глаз, и узнал зверя камелеопарда, сиречь жирафа. Такого он видел в зверинце при дворе то ли Нахир-шаха, то ли Елдым-хана. Только там жираф мирно пасся на лужайке, объедая с деревьев самые верхние листья, а тут бежал рысцой и при этом горел - с длинной пятнистой шеи срывались языки пламени. Следом за жирафом шел мужик, долговязый и с круглыми от удивления глазами. Усы у мужика загибались вверх красивыми колечками. Впереди себя мужик вел на цепочке громадного морского рака. Богатырь давно мечтал завести у себя на лице подобные усы, поэтому он побежал к мужику за советом. Но мужик давать совета не стал и сгинул вместе с жирафом и раком. Потом еще много кто попадался Жихарю на пути. Не все мороки пропадали сразу - иного можно было даже тряхнуть за грудки, но толку от этого все равно не было. Встречались в песках и кости - совсем настоящие. Много тут народу загинуло и скотины загубило. Возле высохшего колодца богатырь чуть не споткнулся об ящик. Ящик был глухой, с редкими дырочками. В ящике кто-то жалобно блеял. - Барашек! - умилился Жихарь и хотел было освободить пленника, но ящик тоже оказался мороком. Чтобы окончательно не спятить от бешеного солнца, богатырь стал вспоминать наставления Беломора. Во Времени Оном, учил старик, может быть всякое. Там и время идет по-другому: год за три. И обычному человеку задерживаться здесь никак не надо. И называть себя следует чужим именем. А вот проявлять себя как раз ничем не следует - прославишься каким-нибудь подвигом, вот Время Оно тебя к себе и прикует навечно, станешь древним героем и домой никогда уже не воротишься. "Как же мне тогда, дедушка, Вавилонскую башню-то порушить? - спрашивал Жихарь. - Это ведь, сам понимаешь, подвиг, а не что-нибудь там!" "Не знаю, - честно признавался Беломор. - Постарайся как-нибудь незаметно это сделать. Чтобы она сама, к примеру, рухнула..." Но до Вавилона еще следовало добраться. Незримый преследователь тоже не уставал, хотя явно и не показывался. В какой-то миг среди прочих призрачных видений Жихарь узрел и родной Столенград во всех подробностях. Княжна Карина стояла на крепостной стене и командовала дружиной, отбивавшей натиск кривлян. Кривляне на стену лезли неохотно. Богатырь Невзор почему-то был не в первых рядах защитников, а сидел у себя же в кабаке и за свой же счет угощался! Припасы в мешке подошли к концу. Пустыне же никакого конца не было. Может, его не будет и до края света... Неделю Жихарь шел или три - он сам не знал и не считал. И когда в очередную ночь увидел вдалеке огонь, то по привычке принял его за морок и только потом сообразил, что ночью мороки не ходят. Значит, огонь настоящий и разожгли его люди. Богатырь встал, напился воды и стал потихоньку подбираться к далекому огоньку. Пустыня и вправду кончилась. Полный месяц осветил высохшее русло реки. Даже кусты кое-какие торчали по берегам. И высохло русло сравнительно недавно, почва была еще влажной. До костра было рукой подать. "Не перепугать бы людей сдуру", - подумал богатырь, но тут его кто-то крепко обхватил сзади за плечи. Глава пятая Дом - не тележка у дядюшки Якова! Николай Некрасов Всякий дружинник знает, что состязаться в борьбе лучше всего со своим же братом-дружинником. Сегодня твоя возьмет, завтра - его, и никому не обидно. А вот связываться с кузнецом, к примеру, уже куда накладнее. Потому что сила бывает разная. И та, что нажита в непрестанных воинских упражнениях и укреплена в многочисленных походах, может уступить той, которая накопилась у наковальни. Можно, конечно, одолеть и кузнеца, если помнить, что у него левая рука куда слабее правой. Вот под нее и следует работать. Хуже всего обстоит дело с землепашцами, поскольку их сила исходит непосредственно из матушки сырой земли. Лядащий на вид мужичонко, бывало, повергал на землю опытнейших бойцов. Поэтому лучше сделать вид, что невместно дружиннику бороться с мужиком, - тогда хоть не опозоришься. Не всегда поможет против силы бойцовская ухватка. ...Сила, с которой столкнулся Жихарь на долгожданном краю пустыни, была как раз такая - мужицкая, земляная, цепкая, ухватистая, неистощимая. Еле видимый в тусклом свете тонкого месяца противник сопел, приговаривал что-то непонятное, силился повалить богатыря на песок. Поначалу-то, захваченный сзади, Жихарь собирался перекинуть напавшего вперед и грохнуть оземь - пусть-де его собственным весом пристукнет. Не вышло. Вот они и топтались туда-сюда, ломая друг другу плечи. - Чего тебе надо-то, человече? - время от времени спрашивал богатырь, но противник, видно, не понимал его и все бормотал по-своему. "Если до зари с ним не управлюсь - задавит он меня", - решил Жихарь, собрал все как есть силы, извернулся, ухватил противоборца за мощную ляжку и дернул изо всех сил. В дружине этот прием назывался "корчевание дубовное". Противник рухнул наземь, увлекая за собой богатыря. Они катались по песку, и незнакомец все что-то говорил, говорил. Покуда богатырь не начал кое-что понимать. Это был язык царя Соломона. - Не отпущу, покуда не благословишь! - вот что толковал незнакомец всю ноченьку. - Будь ты неладен, блин поминальный! - воскликнул Жихарь. - Так бы сразу и сказал - благослови! Благословляю! С этими словами облегчения он заехал незнакомцу в ухо. Тот разжал смертельные объятия, откатился в сторону и встал на колени. - И весь мой дом благослови, господин! - Благословляю, - согласился Жихарь. - Жалко, что ли? - Наречешь ли меня не Иаковом, но Израилем? - Сколько угодно, - сказал Жихарь. - Только зачем драться-то? - Буду ли побеждать человеков? - не унимался борец. - Будешь, - вздохнул Жихарь. - Тебя еще малость поднатаскать - равного в мире не сыщешь, хоть по ярмаркам бороться води. Ты с ума сошел, Яков, или как тебя там? Ведь я тебе, дураку, ногу мог из сустава напрочь выдрать - ты хоть это понимаешь? - Скажи мне, кто ты, господин? - Сперва давит, потом имя спрашивает, - проворчал Жихарь. Тут он вспомнил, что имени здесь называть не следует. - Я... - сказал он, - ну... словом, кто есть, тот и есть. Тебе не надо знать. - Я понял, господин! - в великой радости воскликнул Иаков-Израиль. - Ты Сущий еси? - Аз есмь маленько! - важно подтвердил богатырь. - Я не только сущий, правда, я еще и едящий, и пьющий - если поднесут в меру. Светает в пустыне быстро, и теперь Жихарь смог как следует разглядеть ночного супостата. Супостат был много постарше богатыря, в его красивой черной бороде густо переливалась седина. И в плечах он был пошире, и ростом повыше - как только Жихарь с ним управился? Он помог Иакову встать. Тот, прихрамывая, сделал несколько шагов. - Эх, дядя, дядя, - укоризненно сказал богатырь. - Покалечил я тебе ножку-то. А вольно ж тебе задирать кого ни попадя! И ведь не юнец, поди, семья небось есть? Семья у Иакова оказалась такая, что Жихарь присвистнул. Человек сто, не меньше, мужчин, женщин и детей повылазили из драных шатров, раскинутых вокруг костра. Это не считая многочисленных овец и верблюдов. Верблюды ревели, женщины тоже. Видимо, не чаяли больше увидеть Иакова живым. - Крепко живешь, - только и сказал Жихарь. - А кто над тобой княжит, кто защищает, кому дань платишь? - Никто надо мной не князь, - гордо сказал Иаков. - А защита моя - Господь мой! С этими словами он распластался перед Жихарем. Богатырь смутно почувствовал, что его тут принимают за кого-то другого. Ну да это неплохо. - Простри руку свою над домом моим! - потребовал Иаков. - Чего с рукой сделать? - не понял богатырь. Иаков досадливо крякнул, встал и показал бестолковому гостю, как надлежит простирать руку. - Благослови... - снова заныл он. Жихарь понял - пока тут всех как следует не благословишь, жрать не дадут. Поэтому он безропотно вытянул вперед обе руки и терпеливо ждал, пока Иаков подведет под Жихарево благословение весь свой многочисленный род. - Се - старшая моя жена Лия... Лия была такая страшная, что богатырь расхотел жениться когда-нибудь вовсе, даже на княжне Карине. - Се сыновья от нее - Рувим, Симеон, Левий, Иуда, Иссахар и Завулон... - Здоровенные у тебя сыновья, - сказал Жихарь. - Они и без благословения небось голодными спать не лягут - из зубов у кого-нибудь выхватят. - Се - любимая моя жена Рахиль... Рахиль несколько примирила богатыря с женским родом и очень выразительно глянула из-под платка. - Иосиф и Вениамин, Дан и Неффалим, Гад и Асир... Ну, последние четверо, правда, от рабынь. Жихарь рабства не любил и нахмурился. - Ну, это у меня не совсем рабы и рабыни, не как у фараона. Просто прибьется человек к моему дому - как откажешь? И равных прав с домочадцами ему тоже не полагается... Иаков долго водил гостя вдоль шатров, потом среди стада. Наконец был благословлен последний осел. Только тогда патриарх повел богатыря в свой шатер, где на ковре уже дымились многочисленные блюда. Жихарь ел, ел, ел, пока не уснул тут же, на ковре. Как с него снимали сапоги и укладывали - он уже не слышал. Во сне ему привиделась лестница от земли до неба, и не какая-нибудь там приставная, нет - основательные каменные ступени. По лестнице, вздыхая и вытирая мокрый лоб, поднимался Иаков. А сам Жихарь стоял наверху и обещал гостеприимному хозяину с три короба - и того, и сего, и пятого, и десятого. Обещал силу, могущество, долголетие, удачу... Во сне, известное дело, язык без костей, и за подобные обещания человек отвечать ну никак не может. Иаков же всему верил и кланялся болтуну на каждой ступени. "Хватит врать человеку", - подумал Жихарь и проснулся. Все семейство Иаковлево сидело у входа в шатер и молча, с великим почтением наблюдало, как богатырь открывает глаза, как потягивается с хрустом... Жихарю сделалось неловко - особенно после того, как потянула его природа куда-нибудь в сторону, в кустики... - Э! - хлопнул он себя по лбу. - Да ведь у меня еще собаки не благословлены! Он вскочил, промчался мимо, на ходу желая всем доброго утречка, - и прямиком бросился в кусты, где, по его мнению, и находились неблагословленные собаки. Потом ему поднесли умыться - две пригоршни воды в глиняной миске. - Ручей пересох, - объяснил Иаков. - Теперь придется сняться и следовать дальше, искать воду... - Не придется, - объявил Жихарь. Ему и в самом деле хотелось еще денек поваляться на коврах под опахалами, отдохнуть и отъесться как следует. - Я мастер воду добывать... Он снял с шеи наговоренный платок, наполнил огражденное камнями малое озерцо источника, потом велел подходить с бурдюками и кувшинами. - Если бы у меня был такой платок, - вздохнул Иаков, - я бы сидел себе спокойно на верблюжьей дороге и собирал серебряные сикли... - Я бы тоже сидел, - заверил его Жихарь. - Да времени нету. Нужно мне поспешать в город Вавилон... - Ой-ой, - сказал Иаков. - Лучше бы тебе, господин, обойти тот город стороной: нечестивы жрецы вавилонские и гордыни преисполнены. Всякого путника хватает конная стража, ставит ему рабское клеймо и отправляет строить дерзновенную башню. Построим, говорят, башню от земли до неба и сделаемся как боги... Еле ноги унесли мы из того Вавилона. - Я им настрою, - пообещал Жихарь. - Век моей работы не забудут... - А все же обойди его, и благо тебе будет, и долголетен будешь... - Не могу, - сказал Жихарь. - Пославший меня видит дальше меня. Кроме того, и слово богатырское дадено... Тем временем в жертву гостеприимству Иаковлеву принесли еще двух баранов. Жены и рабыни хозяина ухитрялись из одного и того же мяса приготовить два десятка не похожих друг на друга блюд. Были еще незнакомые сладкие плоды и напиток сикера, мерзкий как по названию, так и по вкусу. Больше всего он напоминал прокисшее пиво, но в голову ударял надлежащим порядком. Дождавшись, покуда гость насытится, Иаков начал рассказывать свою печальную историю о том, как некогда встретил у колодца маленькую Рахиль и сразу влюбился в нее, и нанялся к отцу Рахили, хитрющему своему дядюшке Лавану в работники, и волохал, как на каторге фараоновой, семь годочков, после чего ему привели страшноватую Лию и не велели жаловаться, поскольку старшую сестру выдают замуж вперед младшей. Жихарь сочувственно кивал. Он сам-то в батраках вроде и недолго проходил, а показалось за десятилетие. Следующие семь лет бедолага Иаков отрабатывал уже непосредственно за Рахиль, но подлецу дядюшке и этого показалось мало и работника терять не хотелось. К четырнадцати годам трудов праведных прибавились еще шесть - уже за приданое. Потом могучее терпение Иакова иссякло, и он бежал с женами, с добром и домашними богами... - Правильно сделал, - сказал Жихарь. - Зря только двадцать лет ждал. Я бы сразу девку в охапку - и ходу... - Так для чего же ты, господин, тогда мне этого не сказал? - простонал Иаков. - Сделал бы мне откровение во сне... Не стал уж богатырь говорить вечному трудяге, что двадцать лет назад ходил под стол пешком и никому ничего доброго посоветовать не мог. Но всю эту историю он уже когда-то слышал... Точно: во время гостевания у племени адамычей царь Соломон излагал свое бесконечное родословие, и в предках у него как раз этот самый Иаков и значился... И не одни труды за ним числились, были и неблаговидные, даже по Жихареву нестрогому разумению, поступки... - Какое тебе откровение, дядя, - сказал Жихарь, - когда ты родного брата обманул, дурниной его воспользовавшись? За чечевицу первородство купил? Эх, был бы у меня родной братец - я бы его почитал, берег от беды... Иаков поперхнулся сладким плодом и, кашляя, повалился на колени. - И батюшку слепошарого обманул, - продолжал богатырь свои обличения: приятно ведь и лестно молодому парню поучать и стыдить матерого мужика. - Вытянул из старика братнино благословение... Вот хлюзда на правду и вывела, нашелся и на тебя хитромудрый Лаван... - Все так, господин, истину вещаешь, - бормотал Иаков, не поднимая головы от стыда. - Ладно, - заключил Жихарь. - Дело прошлое. Грех да беда на кого не живет... - Один ты без греха! - возрыдал Иаков. - Один я, - охотно согласился богатырь. - Разве что когда выпить лишнего могу, а так - ни-ни... Бедный Иаков в своем раскаянии дошел до того, что полез в самый дальний сундук и достал оттуда запечатанный глиняный сосуд, в котором плескалась не поганая сикера, а настоящее крепкое и душистое вино. - Тако праведные поступают! - похвалил его Жихарь. - За это сделаю тебе некоторое пророчество: будет у тебя в потомках могучий и премудрый царь. Правда, тоже хитрован добрый... Жихарь вспомнил, как они с Яр-Туром, состязаясь в силе, таскали на плечах царя Соломона туда-сюда по дороге, и захохотал. - Строг ты, господин, но и милостив, - заметил Иаков. - Я отходчивый, - сказал богатырь. - А теперь растолкуй-ка мне, дядя, как добраться до Вавилона побыстрее? - А разве тебе не ведомы все пути земные? - удивился Иаков. Жихарь чуть не пронес чарку мимо рта. - Мне-то ведомы, - сказал он наконец. - Это я тебя испытываю - неужели не понимаешь? Иаков, наморщив лоб, начал на песке рисовать палочкой дорогу в Вавилон, но только сам запутался и Жихаря запутал - видно, во Времени Оном люди еще не научились толком создавать чертежи земные. - Дам тебе проводника, - решил Иаков. - Племя твое невелико, - сказал Жихарь, надеясь на указательные свойства Симулякра. - Каждый человек на счету. Нападут враги, так никакой меч не лишний... - Да нет, - вздохнул Иаков. - Есть у меня как раз такой, как бы сказать, лишний человек. Прибился по дороге. Выдает себя за пророка, а сам приворовывает помаленьку. Дурно влияет на младших сыновей - Гада и Асира. Отдаю его тебе головой и не скажу, что с кровью отрываю его от сердца моего... - А чего он пророчествует? - полюбопытствовал Жихарь. - Да как все пророки - всякую гадость! - махнул рукой Иаков. Потом хлопнул в ладоши и велел позвать своего лишнего человека. Искали его довольно долго - ладно хоть кувшин был объемистый. Наконец притащили и пророка. Нос у того был здоровенный, как у самого Иакова, зато остальное тело много мельче. Из-за этого пророк, если поглядеть сбоку, походил на небольшую виселицу. - Зовется сей муж обмана Возопиил, - сказал Иаков. - В бою на него надежды нет: помнится, когда настиг нас мстительный Лаван со своими людьми, так этот лайдак спрятался под бабьими юбками... - Учить мужеству будем... - сказал Жихарь. - Подкосятся колени ваши, - пригрозил Возопиил, размахивая носом. - Засохнет семя ваше, паутиной покроются мозги ваши, дети ваши вырастут пьяницами и хакерами, жены ваши раздерут одежды свои и облачатся в рубище от Кардена бар Диора... - Что-то я его плохо понимаю, - сказал Жихарь. - А мы вот такое вынуждены выслушивать каждый день! - всплеснул могучими руками Иаков. - Он много непонятных слов говорит: диаспора там, холокост... Прости, господин, что не могу отправить с тобой одного из сыновей моих. А этот, боюсь, будет тебя до Вавилона вести по пустыне сорок лет... - Это мы еще посмотрим, кто кого будет по пустыне водить сорок лет, сказал Возопиил. - Лысина покроет темена ваши, снидет мерзкая аденома на простаты ваши... Горе тебе, Вавилон, город крепкий! - А вот это он справедливо заметил, - сказал Жихарь. - Я тоже ничего хорошего для Вавилона не предвижу. - Иногда угадывает, - пожал плечами Иаков. - Да и то сказать: ежели все время накаркивать беду, непременно угадаешь... Господин, неужто ты на него вино собрался переводить? - Нам же с ним еще не один день шагать, - сказал богатырь. - Так полагается. Ты с ним по-доброму-то пробовал? - Их у нас, пророков, вообще-то камнями побивают, - ответил Иаков. - Обычай такой. Хотя без них тоже скучно. - Яков Исакич, - проникновенно сказал Жихарь. - Ни в жизнь не поверю, чтобы у тебя один такой кувшинчик был. Я хоть и не пророк, но чувствую, что до-олго мне теперь не придется погулять да посидеть с хорошими людьми... Тут в шатер ворвался мальчонка, подбежал к отцу и зашептал ему что-то на ухо. - Востроглазый ты у меня, Иосиф, - сказал Иаков. - Слышишь ли, господин: сын мой заметил всадника на горизонте. Показался, мол, всадник и скрылся... - Всадник? - вскинулся Жихарь. - Да нет, помстилось, видно... Всадник... Кто же по пустыне на коне мог проехать? - И я так думаю: кто? - сказал Иаков. - За тобой следует всадник! - торжествующе вскричал Возопиил и показал неумытым пальцем на Жихаря. - Неотвязно следует! Жихарь вспомнил черного отравителя, мнимого племянника Яр-Тура, и по спине побежали мурашки, прогнать которые мог только глоток доброго вина. Глава шестая Теперь ты будущее знаешь? Обаятель, я на костре велю сжечь тебя. Николай Полевой - Ты думаешь, почему тебя ночью не задушили из-за этого платочка? - сказал пророк Возопиил, когда они с Жихарем уже достаточно удалились от Иаковлева становища. - Потому что я караулил, вот почему! А то бы запросто задавили. Богатырь внимательно посмотрел на новообретенного спутника и проводника. - Это ты-то караулил? Да ты пьян без памяти валялся! Разве я не знаю, что ни в одном народе гостя не трогают? И охота тебе на людей напраслину возводить? Вот на дороге путника, пожалуй, ограбят запросто, а гостя нипочем. Я, считай, полмира прошел: имею понятие... - Люди все сволочи, - сказал пророк. - Поэтому я им и предвещаю всяческие несчастья. Дело верное! Перед уходом Жихарь еще раз щедро поделился с хозяином водой, которая в этих местах - стоила всякого вина, с благодарностью принял подорожные припасы и вообще расстался с Иаковом в самом лучшем расположении духа. Кроме всего прочего, Иаков пообещал присмотреть за таинственным всадником, буде он появится в становище, и, в случае чего, направить преследователя по ложному пути. Несмотря на мрачные вещания пророка, вдвоем идти было все-таки веселее, тем более что и дорога под ногами обнаружилась вместо надоевшего песка и мороки, несмотря на жару, более не привязывались: должно быть, Возопиил отпугивал их своими черными словами. Возопиил был еще не стар, обошел все окрестные города, перепробовал всякие ремесла, из которых самым непыльным признал прорицательство. Успел он, по его словам, даже послужить в халдейском войске. Во всяком случае устав этого войска он знал наизусть: - ...Статья десятая. Истинно говорю вам: ежели салага обманет дедушку, да снидет он в сортир зловонный с единою разве щеткой зубовной и там, во мраке и тьме кромешной, сугубо и трегубо оплачет юность свою окаянную! Статья одиннадцатая. Истинно говорю вам: ежели салага, мучимый гладом, пожрет дедушкину долю пальмового масла, да отдаст он потом триста шестьдесят пять долей своих в течение года! Статья двенадцатая. Паки и паки говорю вам, племя жалкое и презренное, салажней зовомое: скорее тигр подружится с ягненком, нежели дедушка наречет салагу равным себе. Статья тринадцатая. Ежели салага получит в каптерке новые ременные сандалии, да принесет он их дедушке и с поклоном пожертвует... Жихарь слушал с вниманием и пониманием: во всех дружинах, что в снегах, что в пустыне, одни порядки. - А далеко ли до Вавилона? - спросил он наконец, хотя вопрос этот следовало бы задать еще вчера. - Есть две дороги, начальник, - сказал пророк. - Одна длинная, зато почти безопасная - ну, разве что разбойники какие нападут, но мы же не купцы, взять с нас нечего. Другая - много короче, и проходит она как раз промежду Содомом и Гоморррю, городами-побратимами... Жихарь кивнул. Он снова вспомнил рассказ царя Соломона про эти нехорошие города, вспомнил и причину их нехорошести... - Слыхал о таких, - сказал он. - Им за безобразное поведение скоро воспоследует наказание. Но мы тихо-тихо проскользнем ночью, чтобы шума и драки не устраивать... - Ночью? - презрительно уставился на него Возопиил. - Да ночью там самое опасное время и есть! - Чего ж опасного? - удивился Жихарь. - Обыкновенные похабники, а такие в бою не опасны... - Ха! - сказал пророк. - Смотрите на него, люди добрые! Там, видишь ли, не только нравы - там и законы все превратные. Жихарь поежился. С некоторых пор он стал побаиваться законов. - И что за законы такие? - Да похуже, чем у царя Хаммурапи, начальник, - сказал пророк. - Гордыня и порочность обитателей этих городов происходят от изобилия. Собрались тамошние жители однажды и решили: хлеб идет из Содома с Гоморрою, отсюда же вывозятся золото, серебро, драгоценные камни и жемчуг. Для чего же, говорят, с какой радости нам пускать сюда странников, от которых один только убыток? Воспретим же посторонним вступать в пределы городов наших! И воспретили. И предрекаю, в будущем тоже возникнут такие города, и прозовут их в народе "закрытыми ящиками"... А законы там таковы, например: кто имеет вола, обязан пасти общинное стадо один день, а кто никакого скота не имеет - два дня. - Ну, бедняка везде обижают, - сказал богатырь. - Но не по закону же... - Нашелся умный парень и на этот закон, - продолжал пророк. - Послали его пасти стадо. Так он взял нож и весь скот переколол, а потом заявляет судьям: "Тот, у кого была одна скотина, получает шкуру одного животного, а тот, кто скотины не имеет, получает две. Это по вашим же законам следует". Ну, им возразить было нечего, только с той поры чужакам они совсем не доверяют. Есть там и такой закон: кто переходит реку по мосту, тот платит четыре монеты, а тот, кто вброд, - целых восемь... - С меня, положим, и четырех не получишь, - сказал Жихарь. - Да и какие у вас реки? У нас бы они ручейками считались. И те, гляжу, все пересохли... - На ночлег там оставаться тоже не следует, - сказал Возопиил. - Ну да ты не маленький, сам понимаешь. Если не надругаются, то обманут непременно. Вот один мой знакомый купец туда заехал. Всего добра у него было осел да ковер. Ковер, правда, дорогой, впору хотя бы и царю. Купец все деньги, считай, в него вложил. Вассанский ковер, загляденье, золотым шнуром перевязан. И остановился-то бедолага вроде у знакомого человека. Погостил, собрался дальше в путь. "Где ковер?" - спрашивает у хозяина. А тот ему: "Ковер? Какой ковер? А, тебе, наверное, приснился ковер... Яркий был ковер, говоришь, вассанский? И шнур золотой тебе снился? Это, милый человек, сон хороший, к добру: шнур означает долгую и счастливую жизнь, а многоцветье ковра - цветущий сад, хозяином которого ты вскорости станешь. Вот какой счастливый сон приснился тебе под моим кровом". Ну, купец и потащил его к здешнему судье. Судья выслушал обе стороны и постановляет: "Тот, кто оказал тебе столь радушный прием, издавна известен у нас как превосходный толкователь снов, и за толкование, да еще такое благоприятное, ты должен ему уплатить четыре серебреника - это не считая съеденного-выпитого". Купец видит, что правды не добиться, решил побыстрей унести ноги. Глядит - у осла ухо отрезано. Он опять к судье - надеется хоть сколько-то получить за ущерб. Ну судья и присудил хозяину-гостеприимцу держать осла у себя до тех пор, пока новое ухо не вырастет... - Н-да, - сказал Жихарь. - Но нам-то терять нечего - ни ослов, ни ковров... - А хуже всего, - вздохнул пророк, - там приходится нищим. Хлеба такому никто не подаст, зато подают монеты, и на каждой монете подающий выцарапывает свое имя. Когда нищий помрет с голоду, они подойдут и деньги свои назад разберут... - Решено, - сказал Жихарь. - Идем короткой дорогой. Что-то давно я за справедливость не ратовал, негодяев не лупцевал... - Да что мы против двух городов, начальник? - спросил пророк и посмотрел на Жихаря печально-печально. ...Мерзостные городки располагались на двух полукруглых холмах, и дорога пролегала как раз между ними. Чуть в стороне от дороги курился дымок. - Это под ними уголь горит, - объяснил пророк. - Угольный пласт. Они его и подожгли, чтобы даже зимой было тепло... - Так у вас и зимы бывают? - не поверил богатырь. - Бедному везде зима, начальник, - сказал Возопиил. Несмотря на злые нравы, караульная служба здесь была поставлена как надо. Путников уже ждали. Сразу перед городскими воротами. - Говорил я тебе, - заныл пророк. - Не отбиться нам, схватят и опозорят так, что лучше потом совсем не жить... Жихарь поглядел на местное ополчение и решил, что да, пожалуй, погорячился. Хоть и сил вроде бы хватает, и Симулякр под рукой, но он - вещь своенравная, чем-то прикинется? Ополченцы содомские оделись в тяжелые латы. Из-под шлемов поблескивали нетерпеливые глазки, оттененные для красоты сажей, румяные щечки, неприличные воину, были гладко выбриты... - К нам, к нам, противные! - послышались голоса. Жихарь остановился и достал Симулякр. Тотчас рука его согнулась под неожиданной тяжестью: Умный Меч превратился в толстую трубу с шестью дырками на торце. Сквозь трубу бежала стальная лента, снаряженная как бы толстыми медными костылями. - Хорошая дубина... - с сомнением сказал пророк. И закричал: - Горе вам, племя гордое и жестоковыйное! Горе вам, стоящим под стрелой, ибо обрушится стрела, и тот, кто стоял под ней, падет, а кто не стоял - пребудет в целости! Горе вам, неосторожно обращающимся с газовыми баллонами, ибо настанет день, когда разорвутся они и вас разорвут с собою! Горе вам, пренебрегающим резиновой обувью при высоком напряжении, ибо в руке его свыше тысячи вольт! Покуда Возопиил выкрикивал свои предупреждения, Жихарь торопливо пробовал разобраться с невиданным оружием. Потом все-таки нашел крючок наподобие арбалетного... И еле удержал трубу в руках - она с огромной силой задергалась и замоталась в разные стороны. Уши сразу заложило от грохота. Ополчение содомское разбежалось кто куда, теряя оружие, а городские ворота, окованные медью, разнесло в щепки. - Вот так-то, - сказал Жихарь. - Отдаю тебе, храбрый Возопиил, эти города на три дня на поток и разграбление - за то, что не убежал в опасный час. Пророк прочищал уши пальцами, надеясь выковырять застрявший там грохот. - Тут, начальник, - сказал он, - и десятерых праведников на два города не найдешь. Но один надежный мужик все-таки есть - старый Лот. Дочки у него ах! Один цимес! Тоскуют девки - женихов же тут не водится... Жихарь, правда, на этот счет не больно голодал - ночью его в шатре навещали две-три служанки Иаковлевы, - во все-таки не удержался. Да и Симулякр снова стал деревянным детским мечом в знак того, что опасность миновала. - Добро, веди к своему Лоту, - сказал он. ...Утром Жихарь наполнил свежей озерной водой давно высохший бассейн во дворе у старого Лота, и теперь они с пророком блаженно отмокали от дорожной пыли, покуда Лотовы дочки терли им пятки пемзой. Сам Лот сидел на краю бассейна с обнаженным мечом - то ли покой гостей охранял, то ли дочек запоздало стерег... - Я послал жену по соседям, - сказал старик. - Думаю, вы вчера так и легли спать голодными... - Да нет, благодарствую, - вежливо сказал Жихарь. - Не опомнились бы здешние от страху, - заметил пророк и поднырнул под одну из дочерей Лотовых. - Нет, - сказал старик. - Они принимают вас за ангелов, да и я, признаться, принимаю вас за ангелов. Теперь у меня будут внуки или внучки... - Не без этого, - согласился Жихарь. - А то у вас тут детей вовсе не видно... - На соседней крыше сволочь какая-то лежит - подглядывает, - сказал пророк. В ворота кто-то негромко постучал - лучше сказать, поскребся. - Это судья, - усмехнулся Лот. - Извиняться пришел. Судья Шакрурай. - Пусть извиняется, - разрешил Жихарь. Судья Шакрурай оказался неожиданно тощим, а румяные щеки делали его похожим на больного горячкой. - Смилуйтесь, посланники Неба, - сказал судья. - Мы вели себя неразумно... Наши законы несовершенны... Наши нравы достойны сожаления... Но у нас уже много лет не было доброго примера, вот вас и послали нам на вразумление... Говорить он говорил, а сам бочком-бочком подбирался к старику, у ног которого лежала одежда героев. - Эй, эй! - заорал Жихарь. Но было уже поздно: тощий подлец схватил платок княжны Карины и устремился к выходу. Ясно: подглядел его водоносные свойства, а дороже воды здесь ведь ничего нету... Жихарь, как был, выскочил из воды. Одна кожаная ладанка с оберегами и дорожной мелочью болталась на шее. - Возьми одежду, - крикнул он пророку, не оборачиваясь. - Да деревяшку эту береги пуще глаза... И голяком побежал по улицам содомским. Жители выглядывали из-за глинобитных стен с большим интересом. Вор-судья несся длинными, не по возрасту, прыжками. - Стой, скотина! - кричал Жихарь. - Сильно бить не буду, только отдай платок! Судья добежал до ямы, откуда струился дым, и заметался на ее краю. - Берегись, начальник! - донесся вопль Возопиила. Содомляне все-таки опомнились, решились подняться на голого и безоружного потихоньку стали вылезать из домов, размахивать копьями, потрясать мечами. Судья Шакрурай, видя поддержку, глумливо заплясал на краю ямы, помахивая платком. Жихарь не знал, что и делать - то ли доставать проклятого судью, то ли дожидаться пророка с мечом-разумником. Вот, блин поминальный, изменил княжне - и враз ее подарка лишился... Тут в воздухе раздался какой-то очень знакомый свист. Стрела попала судье Шакрураю в правый глаз, он коротко вякнул, зашатался и рухнул в дымящуюся яму. - Что за дела? - оглянулся Жихарь. Сзади никого, кроме пророка, не было содомляне снова попрятались по домам, да и не стреляют здешние луки так далеко и сильно... - Бежим, начальник! - кричал пророк. - Бежим, а то сейчас такое начнется! Жихарь тут сообразил, что обычно бывает от столкновения воды с огнем, но убежать уже никуда не успел. Земля под ним вздыбилась, заревела, ударили тысячи громов, и раскаленная могучая ладонь подняла богатыря высоко над землей и понесла куда-то... Глава седьмая Бог - человек мудрый. Он нас судит и пасет, Из-за него мы пачкаемся в грязном аду, В этой зловонной яме, откуда нельзя уйти. "Коронование Людовика" Честно говоря, начали строить Большой Зиккурат в Вавилоне уже довольно давно. Еще при царе Ур-Нин-Нгирсу. Потом его сменяли на троне государи Набу-мукин-апли, Набу-мукин-зери,