го выражает столько
эмоций, словно в доли секунды человек смог услышать сразу весь "Реквием"
Моцарта или прочитать "Шинель" Гоголя.
Каждому свое. Один в момент смерти переполнен яростью, другой - неутоленной
жаждой мести, третий вдруг понимает сладость смирения и умирает в блаженстве,
прощая врагов. Разные в людях чувства, но ясно Насте, что чувства убиваемых не
мимолетны. Время для них течет совсем не так, как для тех, кто пока остается
жить. За доли секунды, за самые последние доли убиваемые успевают прожить,
понять и прочувствовать больше, чем успели за долгие годы, а может быть
больше, чем за всю жизнь.
Заполнилась яма с одного края почти до самого верха. Там сразу и присыпали
землей.
     - Отстрелялись. Хорошо отстрелялись. Яма только не засыпана с другой стороны.
Ну это дело не трудное. Копать тяжело, завалить - не проблема.
Ширманов акт, составляет, дядя Вася - ведомость расхода боеприпасов.
Перекованные собирают последние бушлаты и ботинки. У самых шкафов.
Подписал Холованов акт. Поманил пальцем собаководов. Те знаки начальственные
без подсказок понимают - с собаками к шкафам.
     - Эй, ребята, - Холованов перекованным, - мы сегодня четыреста четыре
человечка утешили, а в плане вас четыреста семнадцать. Вас тоже ведь в план
включили.
Про то, что надо прятаться в шкафах, он не говорил. Сами понимать должны. Если
собак спустили, так прячьтесь. А их спустили. Собакам тоже практика нужна.
Быстро перекованные по шкафам попрятались. Собаки только троих изорвать
успели, да и то не сильно. Оттащили собак.
     - Покрасовались в новых бушлатах? Ботинки новые не жмут? Снимайте, ребята.
Мордами - круу-гом! Руки назад! В делах ваших написано, что встали на путь
исправления, а на мой взгляд, горбатого могила исправит.
Вой в кабинках железных, рев. Это ничего. Войте, визжите - на спецучастке
свобода. Хоть мяукайте, если нравится.
     - Тетя Маша, у нас еще двенадцать. Пострелять не хочется?
     - Да ну вас, охальники, смертоубийством заниматься. Кончайте скорее и
подходите водку пить.
Чем расстрел хорош?
Тем расстрел хорош, что романтикой веет. Как на Гражданской войне. Запах
костра, запах дыма порохового, шинель порохом пропахла. И чувство выполненного
долга душу греет. Хорошо.
Ликвидировали четыреста шестнадцать, а в списке четыреста семнадцать. Еще
один. Этот особый.
Это американский инженер, специалист по подслушиванию. Этого Холованов лично
стреляет.
Вот и все. И вечер.
Хорошо вечером на Волге. Лещ в плавнях плещет. Из-за реки песня плывет.
Пароход колесами шлепает. Бакены загорелись. Красные и белые огонечки.
Все в команде исполнителей любят массовые расстрелы. Потому как массовый на
свежем воздухе.
Когда десять, двадцать, тридцать клиентов в кремлевском подвале исполняют, то
романтики никакой. Отработал день и едешь усталым домой в трамвае среди таких
же уставших за день людей. А если больше сотни, так это на природе. Лес. Река.
Вечер у костра. После исполнения - по сто граммов. Это воспринимается как
медикамент. Как кисленькая витаминка после укола. Ста граммов не хватает. Душа
больше просит. Потому вечерами после расстрелов каждый свое достает.
Все - на общий стол. В такие вечера ранги не признаются. Все - свои. Все -
друзья. Все - певцы.
Что больше всего сплачивает людей? Совместная работа. Чем труднее работа, чем
ответственнее она, тем крепче дружба между теми, кто ее выполняет. Пылает
костер, жаром пышет, искры хороводом в небо, тушенка в банках, колбаса
копченая - не разрежешь. Дядя Вася-вязатель палочкой картошки печеные из огня
катает.
А водка горькая.

        ГЛАВА 12
     - Дракон, мне непонятно.
     - Объясняю; Допустим, Жар-птица, тебе надо разогнать миллионную толпу. Это
просто. Надо выдернуть из толпы любого, первого, кто попался под руку, и
молотить его ногами. Молотить на виду толпы так, чтобы рядом стоящим все
подробности были видны. Молотить до тех пор, пока брыкаться не перестанет.
Затем выдернуть из толпы еще одного. И молотить. Когда мы пойдем за третьим,
толпа побежит. Монолитная смелость толпы складывается из маленьких страхов
составляющих толпу единиц. Задача: раздробить толпу на единицы. Раздробить
единство на мельчайшие составляющие. Разделяй и властвуй. Примерно такая же
работа и у товарища Сталина. Только он контролирует не уличную толпу, а толпу
кабинетную, толпу хамов и проходимцев, дорвавшихся до власти. Если товарищ
Сталин не будет их стрелять, они сожрут все общество и пропьют все его
богатства. Чтобы управлять управителями, товарищ Сталин вырывает любого и
молотит ногами на виду у остальных.
     - Это мне ясно: дорвавшихся до власти надо стрелять, я это давно поняла. Но я
не понимаю другого. Если стрелять мало, то власть не удержишь... А если
стрелять много, власть потеряешь... Мне непонятно, как найти оптимальный
уровень террора?
     - Думаю, что этот уровень может быть найден только в повседневной практике.
Верю, товарищ Сталин интуитивно чувствует тот уровень террора, который надо
достичь, и тот рубеж, который при этом нельзя переступить.
     - Не кажется ли тебе. Дракон, что сейчас, летом 1938 года, чистка достигла
высшей точки, и ее пора сворачивать?
     - Товарищу Сталину виднее.
     - Не кажется ли тебе, что товарищ Сталин критическую точку уже проскочил и в
случае, если НКВД попытается взять власть, товарищу Сталину просто не на кого
будет опереться?
     - Ты переутомилась.
     - Можешь говорить, что тебе нравится, но однажды я сидела в монастыре и
смотрела на телефон.
     - Это ужасно интересно.
     - Я смотрела на телефон, и мне пришла в голову мысль, что самый простой способ
совершить государственный переворот - это отключить телефоны товарища Сталина.
Без связи нет управления, без управления нет власти. Отключить кого-то от
систем связи - значит, отключить от власти.
     - Совсем нелегко отключить системы связи.
     - Сейчас нелегко. Сейчас - одна столица и все линии связи сходятся к Москве,
но скоро будет запасная подземная столица в Жигулях... Один вождь на две
столицы. Скажи, Дракон, предусмотрел ли товарищ Сталин какой-то
предохранительный механизм, чтобы не позволить заговорщикам воспользоваться
одной из столиц в его отсутствие.
     - На эти вопросы я не отвечаю.
     - Тогда этот вопрос я задам товарищу Сталину.
     - Эй, девочка, ты рискуешь... Товарищ. Сталин занимает пост Генерального
секретаря уже шестнадцать лет. За эти годы ему никто вопросов не задавал.
В Москве - липкая духота.
Нечем в Москве дышать. Москва ждет грозы. Москва жаждет очищения.
Необычная обжигающая жара разлилась над Москвой, проникла во все закоулочки,
выжгла чахлые деревца. Истоптал траву народ московский. Пыль в лицо.
А в кабинет Народного комиссара внутренних дел Генерального комиссара
государственной безопасности Николая Ивановича Ежова жара доступа не имеет.
Старый прием: с раннего утра, еще до восхода солнца, надо плотными тяжелыми
шторами закрыть все окна. И не только в кабинете, но и во всех коридорах. Жара
сквозь толщу стен не проникает - она проникает сквозь окна. Жара раскаляет все
внутри. Но стоит окна плотно завесить... Вот почему во всех жарких странах
окна ставнями решетчатыми закрывают - не пустить прямые лучи солнца внутрь.
Вот и весь секрет. Так и в поездах. Довелось Николаю Ивановичу исколесить
Россию. Тот же рецепт: если в жаркое время во всем вагоне с самого утра
закрыть шторы, и так вагон весь день держать в полумраке, то он не раскалится
внутри. И сохранится прохлада.
Говорят, в Америке придумали машину в окно. Внутрь той машины набивают лед,
работает вентилятор и гонит горячий воздух через лед, воздух охлаждается и
холодная струя попадает в комнату. Лед в машине тает, и вода через трубочку
сбрасывается в канализацию. Как только весь лед растаял, нужно новую порцию
зарядить, и снова включай вентиляторы. Надо бы такую машину заказать в
Америке. А сейчас пока шторы спасают. Они закрыты. Только в уголках, где шторы
неплотно к стенам прилегают, чуть брезжит свет.
Прошел Николай Иванович Ежов вдоль стола. Пять минут от одного края до
другого. И пять минут - назад.
Прошел туда мимо пятиметрового портрета. Прошел назад мимо того же портрета.
На портрете - человек в сапогах, в солдатской распахнутой шинели, в зеленом
картузе.
     - Товарищ Сталин. Она намерена задать вопрос.
     - Товарищ Холованов, я, занимаю пост Генерального секретаря уже шестнадцать
лет, и за эти годы мне никто вопросов не задавал.
     - Она это знает, товарищ Сталин.
     - И тем не менее?..
     - И тем не менее...
     - Зовите.
Народный комиссар связи СССР, комиссар государственной безопасности первого
ранга Матвей Берман энергично козырнул сержантам государственной безопасности.
А сержанты, распахнув перед ним створки дверей, вскинули винтовки в положение
"На караул". Глубокий смысл в том приветствии: в наших руках оружие, но вам,
дорогой и любимый комиссар государственной безопасности первого ранга, мы не
препятствуем, мы не загораживаем ваш путь, винтовки наши устремлены в небо,
как шлагбаумы, поднятые при вашем приближении.
Улыбнулся товарищ Берман сержантам государственной безопасности. И сержанты
улыбнулись. На лице одного сержанта: "Когда вы были Начальником ГУЛАГа, я вас
охранял во - время поездки в Райчихинские лагеря. Вы помните меня, товарищ
Берман?" На лице другого: "Когда торжественно открывали канал Москва-Волга, я
был переодет перекованным вором и от имени перекованных подносил вам цветы. Вы
помните меня, товарищ Берман?"
Улыбается товарищ Берман: "Я все помню!"
Приятно сержантам. Ушел товарищ Берман из Народного комиссариата внутренних
дел в Народный комиссариат связи, но даже внешне остался верен огромному
зданию, гранитным подъездам и мраморным лестницам. Ушел товарищ Берман в
Наркомат связи, а ходит в форме чекиста, носит в петлицах по четыре ромба
комиссара государственной безопасности первого ранга. И этот дом не забывает.
Приятно сержантам: ушел товарищ Берман на повышение, а вроде и не ушел. Никуда
он не ушел. Просто Наркомат связи под его руководством еще крепче пристегнулся
к НКВД и стал неотделимой частью огромного мощного механизма.
Частый гость товарищ Берман. Да и не гость он совсем. Тут его дом родной, и
никуда он не уходил. Наш он.
Есть о чем Народному комиссару связи товарищу Берману поговорить с Народным
комиссаром внутренних дел товарищем Ежовым. Это ясно. И все же чувствуют
сержанты у двери, что как-то торжественно необычен этот визит.
Скоро. Совсем скоро что-то случится.
Великое и радостное.
     - Товарищ Сталин, ситуация, когда в одном государстве создается вторая
столица, мне кажется опасной.
     - Товарищ Стрелецкая, вы хотите сказать: один вождь на две столицы?
     - Именно это я хочу сказать, товарищ Сталин.
     - И вы хотите мне задать вопрос, предусмотрел ли я предохранительную систему,
которая не позволила бы заговорщикам воспользоваться узлами и системами связи
тайной столицы во время моего отсутствия?
     - Именно этот вопрос я и хотела задать.
     - Товарищ Стрелецкая, я предусмотрел такой предохранитель. Он называется
"Контроль-блок".
     - Спасибо, товарищ Сталин, я не знала только названия этой штуки, все
остальное я знаю.
     - Что вы знаете?
     - "Контроль-блок" заказан в Америке, на фирме "НУВ", это в Балтиморе, штат
Мэриленд. Он весит 15-25 килограммов, основной материал - золото и сталь. По
сложности он равен или превосходит лучшие шифровальные машины мира.
Долго Сталин в окно смотрел.
Потом как-то осторожно подошел к Насте и сел рядом. Руки на стол, на зеленую
скатерть. Взгляд немигающий - прямо ей в глаза. Страшно Насте, но взгляд она
выдержала.
     - Товарищ Стрелецкая, то, что вы сейчас сказали, знал только я. И еще -
Холованов. Я вам никаких подробностей про "Контроль-блок" не рассказывал.
Уверен, что и Холованов вам этого не рассказывал.
     - Холованов мне этого не рассказывал. Я потребовала встречи с вами, товарищ
Сталин, именно потому, что Холованов эту проблему обсуждать отказался.
     - В этом случае, откуда, товарищ Стрелецкая, вы знаете подробности?
     - Я их вычислила, товарищ Сталин.
     - Я бы, товарищ Стрелецкая, хотел получить более подробный ответ.
     - Товарищ Сталин, простите меня, но я мысленно поставила себя на ваше место.
     - Вот как?
     - На случай большой освободительной войны необходимо иметь командный пункт.
Подземный город в Жигулях у Куйбышева - самый удачный выбор. Но имея основную
и запасную столицы, вам необходимо иметь какой-то предохранительный механизм.
Если он будет простым и маленьким, то его легко будет подделать или чем-то
заменить. Если он будет большим и сложным, то его невозможно будет в
критической обстановке постоянно иметь с собой. Оптимальное решение: нечто
сложное, как шифровальная машина, но вполне носимое, нечто в пределах
обыкновенного портфеля или чемоданчика...
     - А откуда вы узнали, что "Контроль-блок" выполнен в основном из золота и
стали?
     - Золото - лучший материал для нужд электротехники. Этим материалом вы
располагаете в достаточных количествах. Но выполненный с ювелирной точностью
из мягкого золота уникальный прибор должен иметь очень прочный каркас. Я
предположила, что это будет сталь. Что-то вроде двух стальных пластин между
которыми золотая начинка.
     - А фирма "НУВ" в Балтиморе?
     - Я предположила, что такая штука спроектирована заключенными инженерами у нас
в монастыре или иностранными инженерами - тоже у нас в Монастыре. Но
производственная база монастыря не позволяет изготовить "Контроль-блок". Ни
одному отечественному заводу поручить такое дело нельзя. Столь необычном
заказе сразу станет известно в НКВД. Я предположила, что "Контроль-блок"
должен быть тайно заказан за рубежом так, чтобы изготовитель не знал
назначения этого агрегата. Лучше заказать такую вещь очень надежной, но
небольшой фирме. Я собрала сведения о всех, кто в мире мог бы выполнить такой
заказ. Таких фирм во всем мире оказалось мало - только семь. Одна в Японии,
четыре в Западной Европе, две - в Соединенных Штатах. Логично предположить,
что заказ размещать будет лично Холованов. Осталось вычислить его маршруты.
Кому-то со стороны уследить за Холовановым весьма трудно, но я работала с ним
рядом и считала, что контроль должен распространяться и на него. За последний
год он ни разу не был ни в Японии, ни в Западной Европе, но трижды - в
Америке. Из двух американских фирм одна находится на Западном побережье, в
Сиэтле Холованов ни разу на Западном побережье не бывал. Другая фирма, а
именно "НУВ", находится на Восточном побережье, в Балтиморе. Точных сведений о
том, где он был и что он делал, у меня нет, но. Сопоставила факты...
Поднял Сталин телефон:
     - Холованова ко мне.
Народный комиссар внутренних дел. Генеральный комиссар государственной
безопасности Николай Иванович Ежов думает о своем. Надо вернуться к делам. Но
трудно к делам возвращаться. Сел за стол, раскрыл красную папку. Такие ясные
цифры перед ним. Так просто делать выводы. Армию он под ярмо загнал. Чем выше
положение командира, тем больше вероятности попасть под топор. И партию он
истребляет ударным темпом.
По приказу Сталина-Гуталина.
Статистика увлекательна. Великая чистка направлена против всех. Но чем выше
положение человека, тем больше возможностей загреметь под трамвай пролетарской
справедливости. Обыкновенный советский человек за последние два года имел
возможность попасть под карающий меч НКВД с вероятностью 5%. Мелкий
беспартийный начальник - 7%. Член партии - 44%, член Центрального Комитета
партии - 78%. Если эту зависимость поднять на самый верх... на человека в
распахнутой солдатской шинели, в сапогах и зеленом картузе... то по статистике
выходит, что он станет жертвой НКВД с вероятностью в 100%. Так говорит
статистика. Надо проста уметь ею пользоваться. Да и как иначе? Руками НКВД
Генеральный секретарь партии товарищ Гуталин уничтожает свою партию. Уничтожит
партию и останется Генеральный секретарь без партии. На кого же ему опереться?
Только на НКВД. Но позволит ли НКВД на себя опираться? И на Народный
комиссариат связи товарищу Гуталину лучше не опираться. Опереться - на армию?
В армии все Ежова боятся. На правительство, на чиновников, на государственные
структуры? Всех Ежов в ежовых рукавицах держит. Товарищ Гуталин перебрал.
Товарищ Гуталин - голый король.
     - Товарищ Стрелецкая, не могли бы вы все, что мне рассказали, повторить
товарищу Холованову?
     - Конечно, могла. Но я хочу рассказать нечто совсем другое.
Не любит товарищ Сталин тех, кто действует вопреки его указаниям. Но улыбнулся
Сталин. И не понять: улыбнулся добродушно или угрожающе. Загадочной улыбкой
улыбнулся:
     - Ну так расскажите нам нечто совсем другое.
     - Товарищ Сталин, многое из того, что мы подслушиваем, мы не можем
расшифровать просто потому, что чекисты в разговорах между собой называют
людей не настоящими именами, а им одним известными кличками.
     - Какими кличками?
     - Ну, например, они часто говорят про некоего Гуталина.
     - Гуталина я знаю. Это они про меня.
Смутилась Настя:
     - А еще про Клуксика говорят, про Сигизмунда, про Карлу, Люфика, Ганика, про
Песта, Дурика, всех не перечислишь. Состав чекистов постоянно обновляется, те,
которые попадают на ликвидацию к нам в монастырь, на допросах выдают клички.
Но оставшиеся на свободе быстро изобретают новые клички, и вновь мы слушаем и
не понимаем.
     - Что вы предлагаете?
     - Предлагаю подвергнуть сведения о чекистских встречах статистической
обработке.
     - Вот как?
     - Именно так, товарищ Сталин. Мы часто не понимаем, о ком они говорят, или
понимаем превратно, но никто не мешает нам анализировать продолжительность
встреч. Официальных и неофициальных. Если непонятны разговоры, то надо
анализировать не их смысл, а статистические параметры. Все руководители НКВД
из республик и областей время от времени появляются в Москве по служебным
делам. Информации об их прибытии в Москву и у бытии у нас достаточно. Известны
гостиницы, в которых они останавливаются, рестораны, которые они посещают,
достаточно сведений об их визитах на дачи и в квартиры к московским друзьям.
Тут целая информационная река. Есть записи застольных бесед... Я решила
составить графики посещений высшими чекистами из провинции персональных
квартир и дач товарища Ежова.
Ничего не сказал товарищ Сталин, только свой стул к столу придвинул. К
графикам поближе.
     - Например, товарищ Лаврушин из Горького за десять месяцев был в Москве
восемнадцать раз. В шестнадцати случаях бывал в квартирах и на дачах товарища
Ежова. Общее время, проведенное в официальных учреждениях НКВД, - 21 час 10
минут. В личных домах и дачах Ежова - 69 часов 13 минут. В квартирах и дачах
других высших сотрудников НКВД - 12 часов 43 минуты.
     - Скажите, как интересно. И записи есть?
     - Есть. Но в записях ничего особенного. Они понимают, что на дачах и в
квартирах мы можем их подслушать. Но статистика интереснее разговоров. Вот
товарищ Литвин из Ленинграда посещал квартиры и дачи Ежова. Тут все собрано.
Вот товарищ Наседкин из Белоруссии.
     - А кто больше всего в гостях у Ежова засиживался?
     - Успенский из Киева.
     - Интересно, - сказал товарищ Сталин. Прошелся по комнате и повторил: -
Интересно.
Не идет работа. Отодвинул Генеральный комиссар государственной безопасности в
сторону отчеты и графики. Посмотрел на себя в зеркало. Красивая форма на нем.
Звезды на петлицах, как у маршала. Только Маршалы Советского Союза на парадной
форме носят еще и на шее бриллиантовую "Маршальскую звезду", а Генеральному
комиссару государственной безопасности такая не положена. Но почему бы не
иметь два звания: Генеральный комиссар государственной безопасности. Маршал
Советского Союза Н. И. Ежов? Пора в роль входить. Поднял телефон:
     - По какому кодексу сейчас Красная Армия живет?
     - Товарищ Генеральный комиссар государственной безопасности, Красная Армия,
как и весь советский народ, живет по Уголовному кодексу 1929 года - УК-29.
     - Что, они и воюют по Уголовному кодексу?
Замерла трубка на две минуты:
     - Товарищ Генеральный комиссар государственной безопасности, у нас в камерах
сидят военные. Разрешите проконсультироваться и доложить?
     - Хорошо, - великодушно разрешил Генеральный комиссар.
Телефон позвонил через четыре минуты:
     - Товарищ Генеральный комиссар государственной безопасности, Красная Армия
живет по Полевому уставу 1936 года - ПУ-36.
     - Немедленно мне один экземпляр.
     - Товарищ Сталин, мы все время прослушиваем и анализируем пустые разговоры, но
никто не додумался заняться статистикой. На графиках я наглядно изобразила всю
динамику посещений квартир и дач Ежова и особо выделила двадцать ведущих
посетителей.
     - Оставьте все тут, я с этим разберусь.
     - Это не все, товарищ Сталин. Я решила посмотреть на ситуацию и с другой
стороны. Интересно знать, кто чаще всего бывает в доме Ежова, но я решила
выявить и тех лидеров региональных органов НКВД, которые никогда в доме Ежова
не бывали.
Посмотрел товарищ Сталин на Холованова и ничего не сказал. Но Холованову
говорить ничего не надо. Холованов по взгляду читает. Тут двух значений быть
не может. Сказал сталинский взгляд: "Ого - эта девочка далеко пойдет".
Холованов Сталину взглядом: "Стараемся. Не абы кого в контроль подбираем".
Настя этих взглядов не видит. Она графики разворачивает.
Так бывает: никто мысль не высказывает, но она в воздухе носится. Такая
хорошая мысль, что всем она сама в голову приходит. И каждый улыбается, думая
о своем. И каждый улыбку на губах ближнего видит. И понимает, что ближний той
же мыслью возбужден, той же мысли улыбается.
А мысль проста: партия совершает самоубийство. Партия позволила себя
истребить. По низам прошел пожар слегка, но верхушки выжгло почти полностью. И
армия на коленях, и партия своей же кровью захлебывается. А кто остался?
Остались чекисты. Единственная сила. Товарищ Сталин - уважаемый товарищ, но он
Генеральный секретарь партии. А партии нет. Нет за ним силы. А НКВД...
И улыбается сержант государственной безопасности чему-то своему. Сокровенному.
И другой сержант. Такой же часовой у той же огромной многотонной двери
улыбается.
     - Получилась, товарищ Сталин, непонятная картина. Товарищ Ежов - большой
хлебосол. Любит компанию. Любит пьянки-гулянки. За неполных два года в его
доме побывали все начальники республиканских и областных управлений НКВД.
Всех, кого Ежов в НКВД не любил, он расстрелял. Все, кто остался, - его
друзья, его ставленники, его собутыльники. Во многих областях и республиках за
неполных два года Ежов сменил по два-три начальника НКВД. Старых
расстреливает, ставит новых, приглашает к себе, угощает, поит, кормит, потом
смещает, расстреливает, ставит новых, приглашает к себе, угощает... Есть
только одно исключение...
Вдавил Сталин пальцы в стол так, что ногти побелели.
     - Единственное исключение: ни в одной из квартир Ежова, ни на одной из дач
Ежова ни разу не был начальник Куйбышевского...
     - Бочаров.
     - Так точно, товарищ Сталин: начальник Куйбышевского управления НКВД старший
майор государственной безопасности Бочаров. Скажу больше. Анализ показывает,
что Ежов и Бочаров ни разу не оказались вместе в одном ресторане, в одном
театре, в одном санатории, в одном поезде. За полтора года Ежов расстрелял
тринадцать тысяч двести сорок кадровых чекистов. Если Ежов не любит Бочарова,
то зачем не расстрелял? Если Ежов не любит Бочарова, то зачем назначил на
такой ответственный пост?
Снова переглянулись Сталин с Холовановым.
     - И как вы, товарищ Стрелецкая, можете это объяснить?
     - Товарищ Сталин, это необъяснимая загадка...
     - Вы боитесь называть вещи своими именами! - взгляд Сталина вдруг стал жесток.

     - Боюсь. Боюсь, потому что у меня в руках только один факт. Из одного факта я
не хочу делать выводов... Может быть, все это случайные совпадения.
     - В НКВД случайных совпадений не бывает.
     - Если так, то вывод прост: между Ежовым и Бочаровым - тайна, известная только
им. Они решили показать, что между ними существуют только официальные
отношения, и переиграли. Все осталось бы незамеченным, но статистика
показывает, что таких чисто официальных отношений между Ежовым и его
подчиненными не бывает.
     - Вы можете свою мысль выразить короче?
     - Заговор.

        ГЛАВА 13
Начальник Куйбышевского управления НКВД старший майор государственной
безопасности Бочаров один в подземном коридоре. В коридоре власти. Над ним -
сто тридцать метров монолитной скалы. Тут, в подковообразной излучине Волги, в
Жигулях, будет столица Европы. Только вопрос: кто в этой столице будет
править? Сталин-Гуталин сам для себя могилу роет. Гуталин скоро истребит свою
партию и останется один. Кандидатов в правители после Сталина-Гуталина трое:
Ежов, Фриновский, Берман. Триумвират. И он - Бочаров. Трое в Москве возьмут
власть и общее руководство, но системы связи в недостроенном подземном городе
контролирует Бочаров.
Они там в Москве теоретики, а он со всего ГУЛАГа собрал экспертов по
правительственной связи. И подсказали эксперты: не может один вождь две
столицы без присмотра оставить. Стягивает Сталин линии связи к Жигулям,
значит, должен заказать какой-то предохранительный механизм, которым эти
системы отпираются и запираются.
Показал Бочаров экспертам тоннели жигулевские, набитые аппаратурой связи,
посмотрели эксперты и указали: вот то самое место в броневой плите. Сюда
Сталин будет вставлять электротехнический прибор, который по сложности не
уступает лучшим шифровальным машинам, а по форме будет напоминать большую
книгу. Вот щель в броневой плите - вставил в нее этот самый агрегат, и все
системы связи страны под его контролем. Вытащил - и никто, кроме него,
подземным городом в Жигулях для управления страной воспользоваться не сможет.
Осталось только Бочарову сообразить, кому и где Гуталин эту самую штуку
заказал... Конечно, не у нас в стране такая штука заказана. Есть у Гуталина
доверенные люди: Поскребышев-секретарь, Власик - начальник охраны. Но их
Гуталин из страны не выпускал и никогда не выпустит. Заказать в другой стране
такую штуку может только один человек - Холованов.
Осталось за Холовановым последить. Нелегко это. Холованов то нырнет, то
вынырнет. То возле Гуталина крутится, то пропадает бесследно. Но есть у
Холованова слабость. На девок слаб товарищ Холованов. Зело слаб. Девки знают,
когда и где он появляется.
Много золотых самородков отдал старший майор государственной безопасности
Бочаров за распутывание амурных историй Холованова. Много старший майор
государственной безопасности отдал бриллиантов. И не зря. Донесли девки: как,
где, когда. Из малых кусочков сложил Бочаров мозаику. Все в нашей жизни в
упорство упирается. Все нам доступно. Если упорство проявить. Проявил старший
майор государственной безопасности Бочаров упорство, которого сам в себе не
предполагал. Днями, ночами аресты, допросы, партийные конференции, еще
начальников ублажать надо, и снова допросы, расстрелы и партийные собрания, а
Бочаров каждую минуточку урезает для главного дела: из кусочков, из обломков,
из осколочков картину поездок Холованова складывает.
Не все Бочарову выяснить удалось, но многое.
Раскалило солнце граниты Ивановской площади так, что подковы на сапогах
охранников плавятся. С трофейных бонапартовых пушек того гляди капли бронзовые
капать будут. Разморило охрану. Взопрели часовые. Штыки мягкими кажутся.
Нет от жары спасения. Просочилась липкая жара и в сталинский кабинет.
     - Если я правильно понял, товарищ Стрелецкая, во всем руководстве НКВД есть
только один человек, с которым Ежов официально встречается, а неофициально -
нет.
     - Именно так, товарищ Сталин. Это Бочаров.
     - А что если теперь проверить связи Бочарова и выяснить, не избегает ли
Бочаров неофициальных контактов с кем-либо еще из высшего руководства НКВД,
помимо Ежова?
     - Товарищ Сталин, я это проверила.
     - Вот как?
     - Начальник Куйбышевского управления НКВД старший майор государственной
безопасности Бочаров, кроме Ежова, в неофициальной обстановке никогда не
встречался с заместителем Наркома НКВД Фриновским и Наркомом связи Берманом.
Он их просто избегает, как и они его?
     - Занятно.
Не спит подземный город в Жигулях. Вагонетки скрежещут на поворотах. Скрипит
электровоз тормозами. Где-то сваи вбивают, и по километрам подземных тоннелей
грохот отдается. Где-то вгрызается в скалы Метрострой, где-то откалывают, зэки
тысячи тонн рыжих дробленых камней, где-то ревут вентиляторы, вытягивая
непроглядную пыль из забоев. А в тоннеле К-66 уже тихо, уже светло, уже воздух
чист и свеж. Уже идет монтаж. Уже установлены бесконечным рядом серые шкафы,
уже провешены связки разноцветных проводов многокилометровой протяженности,
каждый толщиной со сноп, который бронзовая колхозница на Всесоюзной
сельскохозяйственной выставке торжественно и решительно вознесла над своей
металлической головой.
Тоннель К-66 - пять километров. Все пять аппаратурой забиты гудящей, поющей,
стрекочущей.
Сотни инженеров-зэков, словно жрецы подземного храма, совершают таинство
единения миллионов фрагментов в единую Систему.
Когда работа будет завершена, останется только в щель броневой плиты вставить
"Контроль-блок"...
Скорее бы монтаж оборудования в Жигулях завершался. Скорее бы.
Брызжет электросварка, тянут монтажники кабели.
Обещали монтажники к празднику. К седьмому ноября.
     - Товарищ Холованов, если наша Жар-птица смогла просто вычислить факт
существования "Контроль-блока", его назначение, примерный вид и вес и даже
фирму-изготовителя, то вполне возможно, что и товарищи в НКВД это смогли
вычислить. Им это сделать легче. Это под их руководством рубят тоннели в
жигулевских скалах, это под их контролем к Жигулям тянут линии связи, это они
следят за монтажом оборудования и аппаратуры. Им совсем легко додуматься, что
я не все отдал в их руки, а предусмотрел предохранительный механизм. Если они
об этом подумают, то и до всего остального додуматься можно. Я как Геракл чищу
авгиевы конюшни в полной уверенности, что никто мне не помешает. На Жигули я
пока не обращал много внимания - подземный город только строится, и ключ от
его узлов и систем связи у меня. Но выясняется, что строительство первой
очереди будет завершено досрочно, а ключ к его узлам и системам связи может
оказаться в руках НКВД. Что вы предлагаете делать, товарищ Холованов?
     - Немедленно арестовать Ежова, Фриновского, Бермана, Бочарова.
     - Нет, товарищ Холованов. Этого мы делать не можем. Не можем просто потому,
что у них больше сил. Все важнейшие объекты в стране, начиная с Кремля, под
охраной НКВД, то есть под контролем Ежова. Наркомат связи под контролем
Бермана. Пограничные войска под контролем Фриновского. Подземный город в
Жигулях строится руками заключенных, т.е, под контролем НКВД. Если товарищи из
НКВД украли и "Контрольблок", то выходить в открытую драку против них - это то
же, что выходить одному против Чингисхана со всей его ордой.
     - Что же делать, товарищ Сталин?
     - Есть другие пути. Товарищ Стрелецкая, кто в системе НКВД главный враг Ежова?

     - Товарищ Сталин, главный враг Ежова - это старый чекист, правда, сейчас он
формально чекистом не является. В последние семь лет с 1 ноября 1931 года он
на руководящей партийной работе...
     - Берия!
     - Так точно, первый секретарь ЦК компартии Грузии Лаврентий Павлович Берия.
Поднял Сталин телефон:
     - Дайте Ежова. Товарищ Ежов, в составе Советского Союза одиннадцать республик.
В девяти республиках мы с вами руководителей разоблачили и расстреляли.
Осталось двое: товарищ Хрущев на Украине, это очень хороший товарищ, и Берия в
Грузии. Мы тут с товарищами посоветовались, но решения окончательного принять
не можем: расстрелять Берия или нет? Что вы думаете по этому поводу?
     - Расстрелять, - не разбазаривая драгоценных мгновений на размышления,
ответила трубка.
     - А почему, товарищ Ежов? У вас есть на товарища Берия материал?
     - У меня на всех есть материал.
     - И на меня?
     - Хм. Нет, конечно, товарищ Сталин. На вас нет. Я неправильно выразился. У
меня есть на всех, кроме вас.
     - Это хорошо, товарищ Ежов. Срочно курьером перешлите мне копии материалов на
этого мерзавца Берия и ваши соображения об аресте. До свидания, товарищ Ежов.
     - Товарищ Холованов, нужно, не используя телефонов и других технических
средств связи, срочно и тайно вызвать товарища Берия из Тбилиси в Москву.
     - "Сталинский маршрут" слишком заметен. "Главспецремстрой", если нарушит
графики движения, может дойти до Тбилиси и вернуться за сутки с небольшим.
     - Не пойдет. Товарищ Берия - хороший товарищ, но я не намерен показывать ему
свою систему ремонтных поездов. Это моя тайна, товарищ Холованов, и прошу ее
хранить.
Вытянулся Холованов. Понимает, что уже столько ошибок нагородил, что пора
затылок под пистолет подставлять. Но товарищу Сталину нет сейчас времени
Холованова расстреливать и возможности нет. Дорог каждый человек.
     - Сделаем так, товарищ Холованов. Вы пошлите кого-нибудь из спецкурьеров в
Тбилиси, пусть он сообщит товарищу Берия лично, что надо срочно и незаметно
прибыть в Москву.
     - Жар-птица.
     - Нет, товарищ Холованов. Опять нет. Для Жар-птицы у меня более важное
задание.
     - У нас в монастыре достаточно спецкурьеров, товарищ Сталин.
     - Вот и пошлите одного. Незаметно. Переоденьте. Пусть кем-нибудь прикинется. А
сами вы, товарищ Холованов, забирайте свою команду и отправляйтесь в Америку.
В какой бы стадии готовности ни находился "Контроль-блок", его следует забрать
и доставить мне. Если "Контроль-блок" похищен...
     - Этого не может быть.
     - Все может быть, товарищ Холованов. Если
"Контроль-блок" похищен, сообщите мне телеграммой. Текст: "Нет. Дракон". Все.
Идите.
     - Товарищ Стрелецкая, когда я был в ссылке в Туруханском крае, то был у меня
хороший девиз: не хлюздить. Вы знаете, товарищ Стрелецкая, что означает это
слово?
     - Знаю, товарищ Сталин.
Остановился Сталин. Долго молча стоял, стараясь понять то, - что - услышал.
     - Вы и это знаете, товарищ Стрелецкая. Это хорошо. - Он прошел до конца
кабинета. Остановился. Постоял. Вернулся на прежнее место, остановился,
раскурил трубку:
     - Мы на краю. Столкнуть нас совсем легко. Системы и узлы связи в их руках,
охрана важнейших объектов в их руках, "Контроль-блок" может быть в их руках. В
НКВД - заговор. И все их боятся. Нам известна только вершина заговора. Мы не
знаем их сил и планов. Но сила у них есть. Выступить открыто против Ежова я
сейчас не могу, пока у меня нет уверенности в том, что "Контроль-блок" в моих
руках или по крайней мере он нейтрализован. Мы не знаем, когда они готовятся
выступить, но, будем надеяться, что до окончания строительства первой очереди
командного пункта в Жигулях выступить не решатся. Первая очередь должна
вступить к празднику, к 7 ноября. Если это так, то у нас еще есть время. Если
их не арестовывать и не стрелять, они захватят власть, а если их арестовывать
и стрелять, то они для самозащиты вынуждены будут захватить власть. Мы будем,
товарищ Стрелецкая, продолжать их арестовывать и стрелять. У них нет выхода, и
у нас нет выхода. Я вас посылаю на рискованное дело. Может, на смерть. Вы
поедете к Бочарову. В какой роли вы бы хотели туда поехать?
     - В обычной роли спецкурьера ЦК. Мне нужна будет официальная бумага со
множеством деталей для того, чтобы не сразу была понятна цель визита. Мне
только попасть на спецучасток Куйбышевского НКВД и иметь основания там
находиться несколько дней.
     - Бумагу я вам подготовлю. Я не ставлю вам никакой задачи. Действуйте по
обстановке. И не будем хлюздить, товарищ Стрелецкая. Идите и знайте, мы
устоим. Мы им шею свернем. Помните, я вас всегда выручу. Что бы ни случилось.
Вы теперь мой человек. Навсегда. Я своих не оставляю в беде. - Я своих спасаю.
Всегда.
Он повернулся лицом к окну и тихо повторил:
     - Всегда.
Ликует Америка.
Русские через полюс долетели до Америки. Один сверхмощный двигатель, длинный
хищный фюзеляж, невероятного размаха крылья и трое парней несгибаемого
характера.
Ликует Америка. Дождь листовок засыпает улицы. Открытый длинный "Бьюик",
обвитый гирляндами цветов, торжественно плывет сквозь восторг толпы.
Это совсем не просто - перелететь через полюс. Самолет создан только для
одного рекордного перелета. Никакая конструкция не выдержит снова такие
невероятные нагрузки. Потому краснокрылого красавца разберут на части и
пароходом вернут в Советскую Россию. Потому огромный советский грузовой
корабль "Максим Горький" ждет в порту Балтимора.
Встречать длиннокрылый советский самолет прибыла советская техническая
делегация, в составе которой знаменитый полярный летчик Холованов с группой
профессионалов высшего класса.
Растворил дверь сталинский секретарь товарищ Поскребышев и доложил:
     - Товарищ Сталин, Первый секретарь ЦК коммунистической партии Грузии товарищ
Берия Лаврентий Павлович по вашему приказанию прибыл.
     - Зовите. Заходи, Лаврентий, садись, дорогой. Как дела в Грузии?
     - Здравствуйте, товарищ Сталин. В Грузии революционный порядок.
     - Вот и я так думал, что революционный порядок в Грузии. У нас в Грузии всегда
порядок. Разве я ошибаюсь? А вот товарищ Ежов говорит, что у тебя Грузия в
полном беспорядке. Говорит, что сам ты преступник. Говорит, что ты разложился
в морально-бытовом отношении. Говорит, что у тебя гарем в Тбилиси, и еще один
     - в Сухуми, и еще один маленький - в Батуми.
     - Ну тот совсем маленький, товарищ Сталин.
     - Говорит товарищ Ежов, что ты деньги воруешь.
     - Кто же их не ворует, товарищ Сталин?
     - Говорит, что людей ты убиваешь по своей прихоти. Говорит, малолетних
совращаешь. Говорит, что в Кутаиси ты за школьницами охотишься вечерами.
Говорит, хочешь стать маршалом и повесить себе на шею бриллиантовую звезду.
Смотри, сколько доносов на тебя прислал. Тут - про твою половую распущенность
и половые извращения. Тут - про воровство. Тут - про твои незаконные дворцы.
Тут - все твое прошлое описано. Я эти гадости даже и читать не хочу. Забери,
дорогой, себе. А вот, Лаврентий, предложение товарища Ежова. Это именно то,
что он хочет с тобой сделать. Лично мне прислал. Печать НКВД и его подпись.
Пишет, что расстрелять тебя мало. Как тебе это нравится?
     - Значит так. Сыроежка. Вот фотография. Это мистер Стентон. Он владелец фирмы
"Фараон и сыновья", которая вербует американских инженеров для Советского
Союза. Кроме того, через мистера Стентона мы заказали в Балтиморе на фирме
"КУВ" одну очень важную штуку. Есть подозрение, что эту штуку у него, мягко
говоря, увели. С мистером Стентоном нам надо поговорить, но так, чтобы никто
не дознался, что мы с ним виделись. К концу рабочего дня я всех девочек,
которых с собой привез, ставлю к выходам его фирмы. Нам надо его не упустить в
толпе. Кроме того, я выставлю посты у его дома. Надо мистера перехватить. Как
только перехватят и поведут, я тебя на машине выброшу на его пути. Твоя задача
     - охмурить, сбить с панталыку и увести с пути истинного. Мы за тобой будем
смотреть. Как только отведешь в сторону, мы его и прихватим. Потолковать надо.
Ясно?
     - Ясно. Только я по-американски говорить не умею.
     - А тебе по-американски не надо говорить. Главное, чтобы ты по-русски не
заговорила. Ты ему мимикой информацию передавай. И жестами. Телом, так
сказать.
     - Ясно. А если он будет говорить?
     - А ты слушай и улыбайся.
     - Ясно.
     - Все. До вечера свободна. К вечеру оденешься завлекательно и мордочку
подрисуешь. У тебя это получается. Иди. Ширманова ко мне.
     - Товарищ Ежов, здравствуйте. Это я говорю, товарищ Сталин.
     - Здравствуйте, товарищ Сталин.
     - Товарищ Ежов, мы тут с товарищами посоветовались и решили, что товарища
Берия мало расстрелять.
     - Мало, товарищ Сталин.
     - Не будем его расстреливать. Его надо перевоспитать и исправить. Надеюсь, на
Лубянке умеют перевоспитывать.
     - Перевоспитаем, товарищ Сталин! Мы его на верный путь поставим.
Он тут у меня. Я Сейчас выделю охрану и отправлю его прямо к вам на Лубянку.
     - Лубянка давно по этому мерзавцу плачет.
     - Вы меня не поняли, товарищ Ежов. Мы решили товарища Берия послать к вам на
Лубянку не в камеры, а в кабинеты. Товарищ Берия назначен вашим заместителем.
Вы будете его начальником и постарайтесь своего нового подчиненного исправить
и перевоспитать.
Идет Люська Сыроежка под ручку с мистером Стентоном. Мистер Стентон Сыроежке в
ухо непристойности шепчет. Смеется Люська.
Отлип от стены некто в сером и мистеру рот зажал. И Ширманов рядом. В подъезд
дернули. В Вашингтоне подъезды на ключик закрываются. Но профессионален
Ширманов. У него в кармане, если порыться, ключи от всякого подъезда найдутся.

Дернули мистера Стентона так, что вроде бы и не было никогда такого мистера на
вашингтонских улицах.
Холованов фонариком в очи:
     - Здравствуйте, мистер Стентон. Как дела с известным вам изделием?
     - Великолепно, мистер Холованов.
     - Завершили?
     - Полный порядок. Завершили.
     - И когда?
     - Так неделю же назад.
Отлегло у Холованова. Улыбнулся:
     - А вроде к концу года обещали.
     - Именно так. Обещал. Но и вы обещали за скорость платить дополнительно.
Поэтому мы постарались и завершили досрочно.
     - И где изделие в данный момент?
     - Как где? Как это где?
     - А ты не вскипай! Где,